Текст книги "И лицо твоё в пламени вижу...(СИ)"
Автор книги: Мануэлла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
****
Рейвен измерял шагами комнатку, что отвел ему лекарь– ещё один мешок с золотыми поубавил страхи старика, сделав его чуть более покладистым.
По лестнице раздались шаги, Рейвен сразу определил, что поступь женская. Чуть позже в дверь робко постучали. Затем, скрипнув несмазанными петлями, дверь открылась. На пороге стояла все такая же испуганная прислужница, державшая в руках поднос с дымящимся тарелками, парой кусков черного хлеба и кружкой.
–Я...поесть принесла, дан,– она не решалась войти, а по всему виду женщины было заметно, что больше всего на свете хотелось бы ей бросить поднос да убежать куда подальше.
–Поставь на стол,– велел Рейвен.
Женщина, косясь на него, словно бы он мог в любой момент накинуться, прошла к столу, поставив поднос. И тут же поспешила обратно. Уже у самой двери её настиг вопрос:
–Как она?
Прислужница, обернувшись, попыталась найти в ничего не выражающем взгляде мужчины хоть каплю жалости. Но лишь уверилась в первом своем мнении об этом странном незнакомце– нет у него сердца.
–Господин сказал, что два дня следить нужно. Завтра ночью должно решиться всё...– она замялась, вспомнив, какой хрупкой и безжизненной была та бедная девочка, что принёс этот страшный человек. И волна ненависти окатила женщину помимо воли. Что за злодей? И ни капли такую юную не жаль?! А затем, вдруг вспомнив, как отцы или мужья за жен или деток своих переживая, слезы прятали, пытаясь не показывать слабости своей другим, устыдилась своих предубеждений, решив, что просто этот мужчина вот так горе свое переживает, в себе. Ни единой душе человеческой не желая показывать того, что творится в его собственной. И взгляд её против воли потеплел:
–Если ночь вторую переживёт – жить будет. Она молодая, справится,– добавила она, желая утешить. Не получив ответа, кивнула, а затем еще раз поклонившись, вышла.
23
Рейвен вот уже второй день упорно, до отвлекающе тянущей боли в мышцах, тренировался в поле за деревней. Это помогало ему и уйти от рыжей ведьмы, отголоски странной привязанности к которой он все еще ощущал, и занять день, так тоскливо тянувшийся к закату. Каждое утро лекарь неизменно докладывал о состоянии больной. В это мужчина, хмурясь, сообщил ещё раз, что исход должен быть ночью. Что решил Бог Истинный, чьи пути неисповедимы: дарует ли жизнь недостойной дочери своей или заберёт за кромку Тени?
Рубанув мечом воздух, Рейвен увернулся от невидимого противника. Солнце клонилось к закату, алыми лучами окрашивая кроны деревьев в лесу неподалёку, золотые колосья пшеницы мерно шевелились, покачиваясь словно многоликое немое войско. Наступала пора идти обратно. Непонятная сила, названия которой мужчина и сам не знал, толкала его в дом, тянула к мечущейся в бреду девушке. Он мог лишь надеяться, что то бесновался внутри Охотник, не желающий дать ведьме уйти от суда справедливого.
, ,
Рейвен оплатил лекарю несколько прислужниц из местных. Одни беспрестанно готовили отвары из трав, висевших под потолком одной из комнат, на которые мясистым пальцем указывал лекарь, да таскали ведра с чистой водой. Другие то и дело обтирали смоченными в той самой воде полотенцами стройное тело девушки, разметавшееся на постели. Хоть и рады были деревенские возможности заработать, а всё же при его виде робели, старались улизнуть бесшумно в людскую. Но Рейвен знал ещё со времен обучения – люди глупы. Они верят глазам больше, чем истине. Вот и сейчас они больше сострадали юной ведьме, а его, их защитника, того, кто осмелился встать меж силами зла и человечеством, боялись словно самого темного мага. Глупцы!
Правда, были и несколько деревенских, что старались лишний раз мимо дома лекаря пройти в надежде чуднОго всадника воочию застать, чтобы потом длинными холодными вечерами, сидя у жарко натопленной печи рассказывать на вечерьях*, как же выглядел тот самый Охотник из Ордена, заглянувший как-то в их деревню с огненноволосой девицей на руках.
Танита! Что за насмешка судьбы? Почему именно она?! Почему та, что пленила его со страшной силой? Даже сейчас, когда она лежала при смерти, чары её развеиваться не желали. Тянулось его сердце к ней. Желал он вместо лекаря да прислужниц длинными ночами у кровати ведьмы проклятой сидеть! Потому-то и изнурял себя тренировками до одурения– чтобы слабого тела дух перебить, усмирить хоть ненадолго. А вот над разумом, увы, был невластен – в мучительных грёзах приходило ему нежное лицо княжны, улыбалась она ему. Так улыбалась, как никогда в реальности. С нежностью, а не затаенным страхом во взгляде. С любовью. Так, как на своего золотоволосого смотрела!
А с ним же она ...С ним вела себя так, словно бы сызмальства знала, что ожидает её. Готовилась.
Молча приняла она свою участь. Не пыталась молить как другие, или сулить богатства да власть. Не пыталась извернуться, дескать, не она вовсе, морок на него навели, показалось. Нет. Молча выносила она то, что уготовано было. Ни разу за все время пути даже не пошевелилась. Словно каменное изваяние, а не человек. А на поляне, глупая, замерзнуть предпочла, нежели ворожбу использовать или просто попросить его.
Уже в дома Рейвен почувствовал мучительную обреченность, что молчаливо повисла в воздухе – теперь прислужницы сновали мимо, то и дело бросая на него то сочувствующие, то озлобленные, то задумчивые взгляды– видно, каждая думала, что же связывает Охотника и эту умирающую незнакомку на кровати? Ведьма? Невеста? Жена?
Лекарь нашёлся в его кабинете, нахмурившись, нервно листал он книгу, стоя у одной из небольших полок. Услышав шаги позади, он повернулся. Поклонившись Охотнику, он начал без предисловий, более смело, чем обычно. По одному его поведению Рейвен понял– это конец:
–Я должен сообщить вам, дан, что я не всегда жил вот так. – обвел старичок чуть трясущейся рукой вокруг себя– Я был единственным сыном довольно богатого человека. Но жили мы в небольшом городке, где даже будучи богат, ты не сможешь купить того, что действительно необходимо. Так, однажды, моя матушка заболела, а отец истратил множество денег, приглашая к нам лекарей, оказавшихся или шарлатанами, или едва знающими своё дело проходимцами. Когда же он, отчаявшись, решился везти её в столицу, она не вынесла пути,– осенил себя знамением Истинного Бога лекарь, вздохнув,-И тогда отец поклялся, что не допустит подобного более. Он лично оплатил тем горожанам, что пожелали учиться, обучение в столице. Многие тогда вернувшись, стали больных принимать у нас, доброта отца спасла многие жизни. Я же...– он устало прислонился плечом к полке– стал пьянствовать, не желая ничего. И меня отправил на обучение отец, вот только учиться я совсем не желал, предпочитая оправдывать своё желание разгульной жизни скорбью по матери да обидой на весь свет. А когда отец заболел, то решительно отказался от всех лекарей, кроме меня. " Я не зря сына на обучение послал!"– гремел тогда он на весь дом. А я...Я не смог, тогда я не обладал и толикой тех знаний, что обладаю сейчас. Он умер, успев сорвать с моих уст клятву, что я стану достойным человеком, пройду обучение, и стану помогать тем, кто не может себе позволить хорошего лекаря. – минуту помолчав, собираясь с силами, лекарь продолжил– Я продолжил пить и веселиться, спустив почти всё отцовское состояние. Пока однажды не очнулся посреди большой телеги, в окружении трупов. Как я не сошел с ума от ужаса в тот день– он развел руками – оказалось, в городишке, куда занесла меня любовь к выпивке и доступным женщинам, свирепствовала эпидемия. И, считая, что бедным не нужно ни лечение, ни сама жизнь, прежний король вместо лекарей отправил туда стражу. Полуживых людей вытаскивали из домов, сгружая на телегу, везли к большой яме, куда сбрасывали тела.... Меня спасло лишь чудо– одного стражника удалось уговорить помочь мне. С собой у меня было мало золота, но он знал моего отца, согласился помочь ради него.... Ну и за те монеты, что я пообещал ему после спасения.
Когда я уже был в относительной безопасности– лежал в телеге, прикрытый старыми мешками да сеном, я видел и слышал стоны несчастных, что живыми сбрасывали в яму.
Пережив подобное, я изменился. Как бы то ни было, я исполнил данное отцу обещание. Я стал учиться, много учиться. Я переехал жить и учиться в столицу, богатым и успешным лекарем я стал. А потом я стал жить по маленьким городам да деревням, помогая местным, пока не осел здесь. Поэтому, я скажу вам честно– я обладаю довольно большой долей знаний, практики. И...– он обошел гостя, проходя к столу. Едва уловимый аромат вина обдал Рейвена, заставив сжать кулаки– что несёт этот пьяница?! Что хочет сказать ему?! К чему это неуместное затянувшееся самобичевание?
–Она не проживет долго. Она обречена, еще несколько ночей– и все кончится, – наконец, выдавил из себя лекарь, устало опустившись на стул– Ни в городах, ни в столице, нигде вы не найдете того, кто бы помог. Это....за гранью человеческих способностей!– его голос сорвался на вскрик.
Рейвен почувствовал, как кровь внутри закипает. Взять бы этого старикана, что вещает– Танита умрёт, да сдавить его дряблую шею руками! Едва успокоив вспышку гнева, Рейвен подошёл ближе, нависнув над столом:
–Ты ведь знаешь, кто я?– бросил он, пристально всматриваясь в старика. Но тот взгляда не отвел, не задрожал– не лжёт. Уверен в своей правде.
–Знаю, дан, – кивком подтвердил мысли Рейвена лекарь.
–Значит, догадываешься, и кто она?– продолжал Рейвен.
Чуть подернув плечами, словно бы от холода, лекарь вновь кивнул:
–Ведьма?– едва слышно выдавил он из себя, словно одно это слово могло заставить Охотника обезуметь.
–Ведьма,– вторил ему Рейвен, хищно приблизившись к лекарю, он лениво и нарочито медленно провёл пальцами по пуговицам на грязновато-сером сюртуке старика– А ты знаешь, что бывает, когда пособничаешь ведьме? Например, бежать? От наказания справедливого. И не важно, на этом свете или на тот?
Старик весь сжался, испуганно отпрянув назад:
–Помилуйте, дан! Но разве ж я властен над жизнью или смертью? Кто я– всего лишь лекарь простой...
–А мгновение назад ты убеждал меня, что – самый лучший лекарь,– ядовито бросил Рейвен, любуясь тем, как изменился в лице лекарь.
–Но я ведь...я ведь...не могу, не обладаю....Как я... Помилуйте...– запричитал лекарь, отстраняясь всё дальше.
–Спаси её!– вдруг бросил Рейвен, почти с отчаянием в голосе. "Спасти! Выдернуть из цепких лап Смерти! Спасти"– набатом в его голове бились мысли.
–Как, как, господин?! Я ведь невластен над жизнью и смертью! Это под силу разве что Богу Истинному! Или сестрам её, самым сильным! Навроде старой Дотцы – задыхаясь, пытался отцепить пальцы Рейвена от своего горла старик. Рейвен, с удивлением взглянув на то, что бессознательно творил, разжал ладонь, отступив.
–Дотцы?– хрипло переспросил Рейвен, отступая назад. Он, как оказалось, не контролировал себя, когда речь заходила о Таните. И те, кто оказывался в эти мгновения рядом , могли пострадать от несдержанности его. Того, кто годы на тренировки да самоконтроль потратил
Лекарь, испуганнно потирая шею, не решался отвечать. Видно было, что разум его мечется между страхом разозлить Охотника ответом или молчанием.
–Говори, Тень тебя забери!– рявкнул Рейвен, теряя терпение.
–Дотца, за лесом живёт. Ведьма она! – бросил косой взгляд на Охотника лекарь, но увидев, что тот не изменился в лице, уже намного охотнее продолжил – Она, говорят, помогает, когда человек уже у кромки. Помогает не всем – многие, кто ходил, вернулись ни с чем. Но у некоторых получалось...
–Что получалось?!– зарычал Рейвен, недовольный медлительностью лекаря.
–Ну, близких своих вернуть...– отступил тот назад, затравленно взирая на Охотника. Лекарь дрожал, не решаясь больше говорить– вдруг на страшные муки обрекает деревенских? Придут за ними Охотники да испросят за то, что с ведьмой спанибратились местные.
Вот как?! Да здесь целая деревня к ведьме бегает?! И почему о ведьме этой никто не знает, Орден, например?
Как ни странно, но эти вопросы мелькнули и тут же погасли в мозгу. Главным было то, как это поможет спасти ведьму, что сейчас угасала на больший кровати наверху.
–Как её найти?– выдавил из себя Рейвен, хоть вся суть его и противилась. Еще бы, годами обучаться тому, как без жалости ловить и предавать Огню ведьм, а теперь – искать с одной из них встречи, да не просто так, а ради спасения другой
–Я не знаю! – затряс головой лекарь – Те, кто ходил к ней, никогда в том не признаются. Даже близким своим.
–Тогда откуда ты это знаешь?!
–Я...ммм...– облизнув пересохшие губы, лекарь признался – Был у меня больной один. Мальчишка совсем, ещё усов даже не проклюнулось. На лошади отцовской без спроса катался– та и сбросила. Не жилец совсем, принесли, а я и не в силах помочь уже– синий он весь, дыхание едва слышно. Отец его " к Дотце пойду"– слышу, цедит так, сквозь зубы. Потом мне велел за сыном глядеть, ушел сам. А как пришел, спустя два дня – ровно той ночью лучше парню стало. Как из Тени вернулся – и дышит, и глаза открыл, и есть требует – усмехнулся старик воспоминаниям– Жадно так, говорит, неси все, что есть. Его отец мне денег ещё дал, да велел собирать сына. Я говорю как же, слаб ведь ещё, да и лечение нужно. Но он лишь ухмыльнулся, да говорит:" Вылечил я его уже, долго жить будет". И забрал. И правда – жив до сих пор парнишка тот, уже степенный отец семейства. До вот его самого отец, тот, что к Дотце ходил, помер. Через год в реке утонул, как у меня были... А про то, как найти старую– лишь посмеялся отец-то в тот вечер, да сказал мне:" Нужно желать отчаянно этого, а уж она сама найдет, по силе желания".
Рейвен уже не слушал его, выйдя из кабинета, он бросился наверх. Значит, судьба такая у ведьмы этой? Сгореть, но не в Огне Очищающем?
Прислужница, что отирала лоб Танита сложенной вдвое влажной белой тканью, испуганно замерла при виде Охотника. Не зная, что делать, она осторожно поклонилась, а затем, кажется, облегченно вздохнула, когда тот отослал её.
Вечерье*(авт)– аналог русского « вечорки». Когда собирались в одной избе или доме, да развлекали друг друга сказаниями да полубылью, песнями.
24
Ведьма лежала на кровати, тонкие веки её подрагивали, грудь еле заметно поднималась и опускалась, силясь вобрать в себя побольше воздуха.
Сам того не заметив, Рейвен оказался у кровати, опустившись на колени. Сжал он своей большой рукой ее тонкую нежную руку, глядя на княжну. Чувство несправедливости происходящего затопило душу– почему она не была обычной женщиной? Той, что можно взять в жены? Той, с которой можно создать семью. Но ведь и он не был простым человеком – Охотник. Лишь единицы из них создавали семьи, остальные же ,зная, какое будущее бы ожидало их близких, предпочитали перебиваться случайными ни к чему не обязывающими связями. Как и сам он раньше. До той поры, пока эта зеленоглазая не ворвалась то ли лучиком надежды, то ли самым жутким из ночных кошмаров в его жизнь.
Сейчас она выглядела гораздо хуже– бледная кожа, пересохшие от жара губы, разметавшиеся волосы, прилипающие тут и там рыжими завитками к лицу. Тень болезни сделала ее красоту мертвенно-жуткой, почти призрачной.
Но вот так, вблизи, Рейвен остро осознал, насколько важна ему жизнь ведьмы. Зачем? Это следующий вопрос, а он как Охотник привык делать всё поэтапно, чтобы не дать глупым и ненужным сомнениям одолеть решимость.
Ласково погладив её щёку, Рейвен встал с колен, поправив тряпицу на горячем как плита лбу княжны.
***
Заплатив лекарю вперед, Рейвен направился за конём, оставив мужчину гадать в недоумении– что же происходит с Охотником. То ли он волнуется о ведьме, то ли – боится, что из Ордена выгонят, увидев, что не справился с задачей своей, не доставил ведьму живой на суд.
****
Рейвен обыскал лес и его окрестности вдоль и поперек– ничего, даже отдаленно напоминавшего жилище ведьмы и в помине не было. Охотник еле слышно выругался– поверить старому пьянице, невесть что выдающему за воспоминания, а не грёзы затуманенного вином разума. Но какая-то часть разума упорно не желала сдаваться – Рейвен ведь знал людей. Знал благодаря годам своей работы, мог полагаться на первое суждение о них, что почти всегда оказывалось безошибочным. Вот и сейчас он знал, что лекарь по крайней мере не лгал– он действительно верил во всё, что говорил. Да и ведьмы обладали колдовством, разным. Темным и могучим, что могло творить дела разные, страшные да великие. Конечно, часть из них была лишь выдумкой людской, но часть– правдой.
Спешившись, Рейвен бродил у кромки леса. Ничего. Никого. Развернуться и ехать обратно? Просто ожидая, как лихорадка забирает жизнь Таниты, капля за каплей?
Охотник горько усмехнулся, направляясь обратно в лес, – Танита. Он сразу стал называть её по имени, хотя бы в мыслях, напрочь запамятовав одно из основных правил Ордена– не делать подобного. " Не стоит отродье Тьмы равнять с человеком – тем и против воли Бога Истинного согрешите, и наделите ведьму человеческими качествами, коих лишена она!"– важно вещал когда-то наставник, брат Тихон,– " Оттого и вам станет жаль её".
Жаль? Если то грызущее, тянущее чувство в груди, что поселилось с недавних пор в его груди– жалость, то он– самый чувствительный человек во всем королевстве! Опутала чарами проклятая ведьма!
Рейвен представил себе лицо отца, узнай тот, что сын сейчас слоняется по лесу в поисках одной из тех, с кем Орден боролся многие годы, да не просто так, а чтобы спасти жизнь другой.
Непонятная тревога лишь подстегивала, заставляя отметать прочь мысли о том, что Дотца может оказаться всего лишь нелюдимой или выжившей из ума старухой, сторонящейся людей– таких досужие языки вмиг записывали в дочери Тьмы. Или Дотцы давно уж нет на свете– столько лет прошло, даже у ведьм есть свой час. Возможно, именно в эту минуту и юная дана испускает свой последний вздох.
Сцепив зубы, Рейвен обмотал вокруг лица кусок ткани, затем, взяв в руки факел, ударил куском стали о трут, отчего возникшая искра мгновенно воспламенила смолу. Освещая себе путь, Рейвен снова и снова исследовал лес и его окраину.
Где-то вдалеке гулко заухал филин, ему вторил волчий вой. Деревья угрожающе закачали кронами, увеличившись почти вдвое. Молчаливой темной массой нависали,не желая пропускать странного путника. По небу медленно плыла луна, окруженная молочно-серыми облаками, цепляющимися за высокие макушки исполнинских деревьев.
Вдруг Рейвен ощутил чьё-то незримое присутствие, будто бы сам лес молчаливо наблюдал за ним. Он остановился подняв кверху руку с зажатым в ней факелом. Тот чадил, освещая лишь пару поваленных стволов, поросших мхом, деревья и кустарники.
–Что потерял, Охотник? Или что ищешь? – раздался намешливый старческий голос.
Рейвен крутанулся вокруг себя, но только лес был вокруг– угрюмый, нелюдимый. Будто недовольный тем, что простой смертный потревожил его покой ночью, когда самое сердце леса просыпаясь, жило своей жизнью. Голос, казалось, звучал отовсюду.
–Мне нужна помощь!– крикнул он, застыв в ожидании. Спустя несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, на поляну вышла старая сгорбленная женщина, одетая в домотканную грубую рубаху, поверх которой был накинут платок. Седые длинные волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся до пояса. В одной руке она держала корзину, из которой свисали травы и соцветия.
–Ты не лжешь, – с интересом разглядывая его бросила ведьма– Сперва я было подумала, что пробил мой час. Орден пожаловал в гости. Но теперь вижу,– засмеялась ведьма каким-то лишь ей известным догадкам– пламя, что бушует внутри тебя, гораздо реальнее того, в котором когда-то суждено сгореть мне.
Она шагнула вперёд, щёлкнув в воздухе пальцами – и факел тотчас погас, а вокруг стало гораздо светлее.
Рейвен опустил ткань с лица, внимательно глядя на ведьму – Охотник внутри него бесновался, требуя крови. Он не понимал, как можно договариваться с ведьмой, как можно вообще считать ее кем-то иным, кроме отродья зла? Он желал лишь увидеть, как беспомощная ведьма волочится по земле, скованная серебром.
–Значит, ты ищешь помощи?– медленно обошла вокруг него ведьма. Остановившись, скрестила руки на груди, тихо засмеявшись,– Помощи ведьмы? Разве вас не учили тому, что ведьмы– зло? – приподняла она одну бровь – Что мы не помогаем никому, кроме себя и Темных сил?
Рейвен не ответил, ведьма, покачав головой, продолжила:
–Я бы никогда не вышла к тебе, но я многое вижу. Многое.
–Что ты видишь?– спросил он, следя глазами за тем, как она вновь взмахнула рукой.
–То, что ты сейчас на перепутье. И это правильно– только так ты сможешь узреть истину.
Перед глазами Рейвена в воздухе заискрились полупрозрачные картинки, вспыхивая и угасая – ведьмы на поляне танцуют под полной луной. Их волосы распущены по спинам, а тела наги. Вдруг из-за деревьев выходят мужчины, тоже обнажённые. А вот молоденькая ведьма в мужском наряде сражается с несколькими воинами. Уже обессилевшая, она падает на колени, а один из воинов заносит над её головой меч, но тут же его удар отражает мужчина, невесть как появившийся перед ней. С молниеносной скоростью он сражается, защищая ведьму. Его темное одеяние, сливаясь с темнотой ночи, становится сплошным черным пятном, мелькающим перед глазами. Чуть позже являются ему двое, старик в темной одежде, да старуха в рваном домотканом платье. Седые как снег волосы старика всклокочены, взгляд полубезумный. Прикрывает он собой женщину, что обречённо опустила взгляд. И тут Рейвен будто его глазами увидел– перед ними стоял Охотник. Молодой, глаза злобой горят, рука нетерпеливо сжимает меч...
Наконец, образы угасают, оставляя лишь лёгкую дрожащую дымку, а затем и вовсе исчезают, словно бы и не было.
Рейвен встряхнул головой:
–Что это?
Ведьма приподняла брови в удивлении, мало похожем на притворное:
–Ты о чем, Охотник?– она, казалось, искренне не понимала, о чем речь. Тут же мощная рука Рейвена выбросилась вперёд, ухватив шею женщины. Ведьма взвыла от боли – острые серебряные шипы с внутренней стороны перчаток вонзились в кожу, заставляя корчиться от боли.
–Хватит игр, ведьма!– зарычал Рейвен – мне нужна твоя помощь!
Он и сам понимал, насколько безумно выглядит со стороны – требует помощи той, чей род истребляли веками. Никогда ведьма не поможет Охотнику, да еще насильно, разве что по доброй воле.
Отпустив Дотцу, он сделал шаг назад. А она, прижав морщинистую руку к шее, лишь хрипло рассмеялась – и исчезла в воздухе.
Идиот! Глупец! Он упустил последний шанс! Охотник внутри метался– найти и за седые волосы протащить прямиком в Орден! А вторая пускай умрёт – наверно, ещё силу не обрела. Не сможет вырвать свою жалкую душонку у Тени.
***
После нескольких часов бесцельного брожения по лесу, Рейвен уселся на землю, прислонившись спиной к стволу большого раскидистого дуба. Он проиграл, пора это признать. Перед глазами возникло бледное личико княжны, а глаза защипало от странной влаги.
–Неужто мне довелось быть свидетелем слёз Охотника?– раздался из-за поваленного и заросшего мхом дерева вперед насмешливый голос ведьмы.
Рейвен не шелохнулся, равнодушно глядя перед собой.
Дотца, вновь появившись перед ним, обошла дерево, с интересом разглядывая его:
–Вот теперь ты почти готов, пойдем!– она подошла ближе, а затем развернулась и побрела вперёд. Рейвену ничего не оставалось, как последовать за ней.
Освещаемая призрачным светом луны небольшая тропка меж деревьев привела их к маленькой избе, бревна которой подгнивали от старости. Дверь сама собой открылась, приветствуя хозяйку. Дотца, не оборачиваясь, бросила Рейвену:
–Зайди и сядь у стола.
Внутри убранство избы было скромным– большой деревянный стол, печь с поеденной молью занавесью, маленькая давка, натужно заскрипевшая под непривычным для нее весом Охотника. Напротив– большая лавка, видно, служившая ведьме кроватью. Под потолком на длинных нитях висело множество трав, ягод и корений. На полу и самодельных полочках на стенах– множество склянок и утвари, одни были пусты, другие наполнены разноцветными жидкостями.
Рейвен еле мог сдерживать Охотника, что не желал находиться в ведьмином логове.
–Вот !– бухнула перед ним на стол Дотца резной ковш с приторно пахнущим питьём – Хочешь её спасти– пей.
Рейвен нахмурился– что еще ведает ведьма? Откуда столько известно ей? Принюхавшись, отпил небольшой глоток. Дотца усмехнулась:
–Не бойся, я не из чёрных.
О чёрных ведьмах ходило множество легенд– и что детей из колыбели похищают, чтобы потом творить самое темное колдовство; и что юных дев своему Господину темному дарят, одурманивая да лестью соблазняя; и что на крови все чары их замешаны. И как ведьмы людей с пути истинного сбивают– сулят многое, призывая души Тьме подарить взамен. Да только горькой полынью отдают их медовые речи– не принесет счастья то, что у такой ведьмы взамен на душу бессмертную выменял. Правда, и шли к ним лишь самые отчаянные. Ну, или отчаявшиеся. Те, у кого пути больше не было много.
Рейвен выпил залпом остальное, поморщившись от горьковатого привкуса.
Пока Дотца, ни слова ни говоря, хлопотала по избе, переставляя склянки да развешивая новые травы, Рейвен хмуро наблюдал за ней. Его самочувствие становилось всё хуже– озноб пробежал по телу, казалось, сама кровь по венам стала бежать медленнее. Глянув на свои посиневшие руки, он тряхнул головой, попытавшись прийти в себя. Но от этого мир вокруг лишь завертелся, закружился с немыслимой силой.
–Отравила, ведьма!– захрипел он, силясь дотянуться до Дотцы. Убить проклятую, утащив с собой в Тень! А та лишь засмеялась в ответ:
–Не отравила, глупый. А дала то, чего хотел!
Рейвен, собрав последние силы, опрокинул стол, рванувшись к ней– и с грохотом упал бездыханным.
–И запомни– не подпускай её к воде!– несся вслед каркающий голос.
25
Рейвен пробирался по стылому осеннему лесу. Увядшие рыжие листья облетали с деревьев, кружились в волшебном танце, опадая под ноги. Холодный стылый воздух дрожал призрачным маревом. Прозрачные капли росы дрожали под редкими солнечными лучами, отражая в себе кусты и травы. Неподалеку журчала вода. Рейвен, выпустив легкое облачко пара изо рта, с удивлением огляделся. Он не умер? Где он сейчас? Это явно не тот лес, где лишь недавно искал Дотцу.
Внезапно его вниманием привлекла тихая песня, нежный женский голос что-то нежно мурлыкал. Рейвен аккуратно, стараясь, чтобы пожухлые листья не хрустели под сапогами, направился на звук.
Картина, что предстала перед ним, была на первый взгляд довольно обыденной: молодая девушка с длинными белыми как молоко волосами, в простеньком темно-зеленом платье, сидела на камне спиной к лесу и что-то стирала в небольшом озере. Рядом с ней стояла большая плетеная корзина, полная мокрого белья, Рейвен успел заметить, что в ней лежала довольно разная одежда– и детские рубашечки или штаны, и взрослые платья да рубахи.
Девушка, продолжая напевать, расправила в руках тонкую ночную рубашку, принадлежавшую явно какой-то степенной дородной дане– множество оборок, длинные рукава, вышивка и пышный ворот. Вот только теперь посередине этого одеяния расплывалось большое алое пятно, похожее на кровь. Оно на глазах увеличивалось, отвоевывая всё больше ткани. Девушка же только удовлетворенно хмыкнула, пару раз сильно встряхнув рубашку, а затем, довольная, положила ее в корзину. Когда странная незнакомка это делала, то повернулась так, что Рейвену стало видно её лицо– это лицо принадлежало не девушке, а ужасной мёртвой старухе. Ее подернутые белесой плёнкой безжизненные, некогда синие, глаза равнодушно скользили вокруг себя. Мертвенно-бледный рот искривился точно в посмертной судороге, крючковатая рука с синими венами подоткнула платье так, что стали видны ноги– худые, с синими ручейками вен, а вместо ступней у этого чудовища были большие красные лапы, точно утиные – с перепонками меж пальцев. Выудив откуда-то сбоку, из вороха вещей, лежащих прямо на камне, светло-голубое платье, она вновь наклонилась вперед, к воде, на удивление чистым девичьим голоском затянув новую песню.
Рейвен , глядя на то, как она поднимает и опускает небесную ткань в прозрачную воду, вдруг вздрогнул– это было платье Таниты! То, в котором он впервые её увидел тогда, на приёме! И по нему тоже теперь расползалось отвратительное красное пятно.
Не успев обдумать своих действий, он бросился вперёд, ухватив чудовищную Прачку пятерней за волосы. Та взвыла, пытаясь извернуться, забила своими ледяными лапами по скользкой поверхности камня, зашипела змеёй, зарычала рассерженным диким зверем.
–Отпусти, смертный! – сотни тысяч голосов были в ее рычании. Будто души тех, чьи одежды стирала она, обрекая тем самым на смерть, силились наружу вырваться– Отпустиии!
–Нет!– Рейвен лишь сильнее ухватил её, чтобы не сбежала – Отдай мне платье! – он будто каким-то внутренним чутьем понимал, что нужно делать.
Но Прачка лишь захохотала, меняясь в лице– теперь перед ним стояла совсем юная девушка. Но все также мертвенно синие глаза с обжигающей ненавистью глядели на него, а волосы её стали ещё белее– словно снег зимний.
–Путник, разве ты не знаешь? – грустно и торжественно начала она– Я лишь исполняю волю Бога Истинного. Те, чьи одежды я стираю, обречены.
Она мотнула головой, попытавшись избавиться от его хватки, но это было бесполезно. Тогда Прачка разжала руку так, что платье упало вниз, а поток стал уносить его всё дальше и дальше.
Рейвен не знал, что делать– нужно ли броситься в воду? Или же взять с этой твари обещание не причинять зла княжне? Впрочем, разве оно, обещание, не будет сродни ведьминскому?
Прачка захохотала, вновь приняв свой старушечий облик. Уставившись немигающим взглядом в область его груди она захохотала:
– Я чувствую как горит твоё сердце! Жар его опаляет, согревает мои замерзшие члены,– легко коснулась она своей костлявой рукой его груди– Я не могу вернуть душу, что обречена. Это нарушит равновесие. Но я– она поиграла пальцем с отворотом его рубашки– Могу заменить её другой. Редко, но это позволено. Мало кому дарю я такую возможность, мало кому....– она вдруг стала белеть, точно инеем покрылась. Руку Рейвена стало нестерпимо жечь от холода – ее волосы превратились в льдинки, даже поверхность озера – и та покрылась тонкой коркой льда. Рейвен сжал руку ещё сильнее, с угрюмой решимостью глядя на Прачку.
–Одна жизнь на другую...– она шутливо описала в воздухе круг своим кривым пальцем– Но жизнь чистая, безвинная. Я могу дар и не сейчас принять– вернёшься, отблагодаришь. Вот только тогда убить своими руками придется, ты готов? – осклабилась она, вытирая мокрые руки о платье.
