Текст книги "И лицо твоё в пламени вижу...(СИ)"
Автор книги: Мануэлла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
–Слышать?– переспросил тот.
–Да,– подтвердила девочка – Это как будто я понимаю, что они хотят. Или что пытаются сказать. Не словами...
–И больше никакого зла?– перебил ее Глава Ордена, продолжив спектакль лишь для окружающих. Сам он прекрасно понимал, что силы нет у ребенка, не доросла ещё, да инициации не прошла.
–Нет, клянусь вам. Клянусь!– с отчаянием в голосе почти выкрикнула маленькая ведьма.
–Что же...У нее есть семья? Где вы её нашли?– обратился он к мужчинам.
–Нет, дан Рейвен, она – сирота. В приюте жила королевском, там и приметили дар её. А как увидели, что она смогла узнать у вороны, куда та унесла браслет одной из наставниц, так и отправили за нами.– ответил Охотник, высокий темноволосый мужчина, Грац. Среди других он нравился Рейвену немногим больше остальных. Одно то, что ребенка не тронул и пальцем, не обидел, уже говорило о том, что Грац больше других готов к переменам.
–Что же, Грац, определим девицу...На конюшню. На первое время пускай помогает там.– с ухмылкой отметил, как вытянулось лицо брата Гавриила при этих словах, и добил его окончательно – А ещё нужно одежду для нее справиться, пускай приедет швея, да учителей нанять. И, Грац, за её безопасность отвечаешь головой.
Грац кивнул, кажется, даже не сильно -то и удивившись. А вот Гавриил хотел возразить, но едва глянул в разгорающиеся красным глаза Рейвена, то счёл необходимым отступить к двери, скрывшись за ней со скоростью молнии.
Ну а вскоре и случилось то, что Рейвен желал проверить. Грета, первая подопечная Ордену ведьма, освоилась, стала действительно помогать на конюшне – лошади стали спокойнее, одному жеребенку Грета и вовсе спасла жизнь, верно определив, отчего тот не может принимать молоко матери. Пересказала симптомы конюшему, а тот и смекнул, чем бы это могло быть. Так вместе и лечили его, Грета подскажет, а Доврич, конюший, лечит.
И вот в один день в Орден прибыл новый брат. Мальчик с отметиной Охотника. Когда Грета увидела его, пробегая мимо с ворохом тряпок в руках для кобылы, что собиралась вот-вот ожеребиться, она так и замерла. Замер и новоприбывший, Архим, что вот уже две недели находился в качестве послушника в Ордене. Так и поедали они глазами друг друга, точно молча вели беседу, чужим ушам неподвластную. А после подружились, точно родные.
Глядя на эту чистую невинную детскую дружбу даже самый чёрствый Охотник не мог не поверить в то, что говорилось в книгах, найденных Рейвеном. У каждого Охотника веда своя есть. Ведьма, то бишь. И призван он ее защитить, а не охотиться. От зла. В том числе и от себя самой.
А дальше стали Охотники ведьм приводить в Орден, да обучать по тем самым книгам, да и вместе с ними обучаться. Жить, миру новому. И ведьмы не противились, понимая, что там, среди людей, ныне опаснее им, нежели здесь, в Ордене. Бывало иные всплакнут о семье или о детках, но упрямо сжимают руки, запрещая себе плакать. Ибо знают – вернутся, так и детей под удар поставят. Не Охотники – сами люди накажут за ведьмовство и ведьму, и семью её.
Смело и люди потянулись в Орден, за помощью ведьм. Раньше, оно ведь, также ходили, да скрываться приходилось, а ещё боялись. До дрожи боялись ведьм, а теперь народ видел, что под защитой Ордена, стало быть, они, просители, находятся. Разве какая ведьма зло рискнет причинить им прямо в стенах Ордена?
Потянулась в Орден и знать, своим примером ещё больше уверив народ в том, что время гонения ведьм подходит к концу. Непримиримые ко всему простонародному и грубому, стали знатные дайны и даны ведьм ведами называть, а следом и народ подхватил.
43
Танита уже несколько седмиц жила в Озерном крае. Новообретенные сестры наперебой (кроме Мары, той, что в первый день отказалась идти со всеми к озеру) старались помочь ей освоиться. Объясняли о силе, об умениях своих рассказывали. Но и о горестях тоже. Танита, оглушенная услышанным, несколько дней пыталась свыкнуться с поистине ужасающими подробностями их пленения.
Так Агнешку продал Ордену собственный муж. За мешок со звонкими монетами поехал он в город да и рассказал местному осведомителю, что де жена его ворожбой занимается. Сам он видел, как душу вдохнула обратно в умирающего соседского мальчишку, а ещё заговорила от пьянства мужа лавочницы так, что несчастного тошнило, стоило лишь слово сказать про выпивку -то. К слову, муж лавочницы и был приятелем Агнешкиного ненаглядного по неумеренным возлияниям. А за несколько дней перед тем, как в город поехать, сильно они оба с женами поругались – те снова заставляли благоверных бросить пить. Лавочница на крайние меры пошла, а Агнешка своего жалела, считала, что сам одумается. А оно вон как вышло...
Женщину в годах, Уллу, невестка выдала. То ли глаз положила на сундук с украшениями, что в семье переходил от старшей женщины рода к младшей ( так ведь, все равно ей досталось бы. У Уллы один только сын и был). В тот день Фредерика, невестка, веселой да сговорчивой на диво была. Обычно она характер показывала, стоило что не так сказать или сделать, но Улла терпела, видя, что сыну та люба. А в этот же день соловьём разливалась юная Фредерика, точно чувствуя, что скоро станет всё так, как она того желает. В этот день к вечеру в их дом Охотник вошёл. Странно, что ни одного слуги не было– видно, невестка всех отослала, зная заранее, что не поверят они наветам ее, защищать добрую хозяйку, которой годами служили, станут.
А Охотник хитрый был– пришел как проситель. Будто в дружине купца богатого он, да ранили его на тренировке, лезвие заговоренное– рана не заживает. Пожалела тогда Улла мужчину, с помощью заклинаний и трав вылечила огромную рваную рану на груди его. А тот ее рябиной-то и опоясал в ответ. А когда к выходу тащил, показалось Улле, что сын родной с верхнего этажа смотрел, да выйти не решился, жене перечить. Та вот даже сильнее духом оказалась– прямо у порога стояла да с улыбкой смотрела, как ненавистную свекровь словно скотину на убой ведут.
Сорчу мачеха привела сама к Охотникам привела, едва о тайне её узнала, даре ведовском. Солгала, будто бы платья едут заказывать аж в столицу, ко дню рождения готовиться. А сама слуг подкупила– обставили всё так, с помощью Ордена, будто напали на на экипаж их разбойники, ограбили да похитили девицу. Когда измученную заточением девицу перевозили в логово Ордена, удалось ей заметить на столбе объявление – ищет её отец! Награду обещает тому, кто пособит дочь найти.
Навия– та, которой руки обожгли, когда мать пытали Охотники. Единственная, кто путь сюда искала сама, долгое время. Чей зов Градарика слышала сильнее остальных.
Илию сами деревенские, свои же соседи, пытали да топили, привязав рябину к связанным веревкой запястьям. Узнать хотели, ведьма аль нет, прежде чем с Охотниками связываться. Да едва жизни не лишили, и было оставили уже, развязать несчастную хотели....Глядь, а следы-то на руках от рябины.
Рыжеволосую Лорию богатый молодой сын местного Князя приметил. Долго ходил, сватался. Да все не верила она, зачем дочь простой пряхи да кузнеца нужна ему. А он настойчивым оказался, даже отца уговорил, что тот лично в их деревеньку пожаловал, с дарами богатыми да свитой. То-то тогда народу на улицу повыскакивало– бросили деревенские все дела, глядеть побежали, что ж творится такое. Лории тогда все девицы местные завидовали. А она, хоть и сомневалась, но решила– не в полночь ведь на к реке на свидание зазывает, а при всем народе руки просит– знать, и правда влюбился. Да и согласие дала. Свадьбу пышную сыграли, он даже мать с отцом ее не постеснялся позвать, да нескольких деревенских. Так и сидели те, смущаясь высокородных гостей да своего неумения себя за столом держать. А гости высокородные с лёгким оттенком презрения на них взглянули лишь раз, да и стали делать вид, что нет их. Княжескому сынку же все равно было– такими влюбленными глазами на Лорию смотрел, что она таяла просто.
Вот только первая брачная ночь в ней силу-то и пробудила. Силу, о которой сама девушка не знала, никогда и отблесков не было до этого. А тут она полилась через край, подняв в воздух все, что в покоях княжеских было, включая их самих вместе с кроватью. А затем все резко упало. Разлетелись на осколки вазы из тонкого фаянса, набок рухнула большая тумба у кровати, да и сама кровать, заскрипев, лишь чудом не перевернулась.
Испуганная произошедшим Лория потянулась было к мужу, но тот лишь злобно оттолкнув её, стал кричать о том, как его подлая ведьма провела, околдовала, вокруг пальца обвела. Наспех оделся, не глядя на плачущую, ничего не понимающую жену, да вылетел из покоев, громко стражу позвав, велел им охранять покои.
Когда же, спустя время, послышались шаги мужские, Лория, уже немного успокоившись, решила поговорить с мужем, объясниться. Он ведь просто от неожиданности так себя вел. А на самом деле-то любит, она видела – глаза лгать не могут. Но едва двери покоев отворились, вошёл суровый мрачный Охотник. А за его спиной муж с ненавистью смотрел на неё. Ненавистью и злобой, и даже капли любви в том взгляде не было. Так и не пошевелился он ни когда жену связал Охотник, ни когда рыдающую и молящую помочь мимо протащил как куклу сломанную.
Радуница дольше всех дар скрывать смогла. Ее бабка сильной ведой была, видела внучкин дар спящий, оттого-то и обучать начала девочку рано, даже дар не открылся ещё. Особливо тому, как от людей скрыться, спрятаться, да от Охотников. Да беда, оказалось, рядом ходила, выжидала. По нраву пришлась она чужому жениху. Да так сильно, что помолвку тот разорвал – почитай, невесту опозорил навсегда. Это у богатых да знатных такое пустым считалось – много таких помолвок отмененных было. А для бедноты– все, клеймо на девице. Считалось негласно, что или хворь какая– работать не сможет, или характер скверный раньше времени открыла, или вообще, ленива да не быту обучена– были и такие, за которых всё глупые матери делали, не понимая, что лишь худо дочерям творят. Как она потом с домом своим управляться станет? С хозяйством. Разве кто за красу ее во дворец возьмёт? Нет, быть такой бедняжке женой простого виллана*. Вот так и с той девицей– слухи поползли сразу, но то полбеды ещё. Донесли потом ей подружки заклятые, что ходил -де Дмитро ее свататься к Радунице. Смекнула тогда девица, в чем дело. Да обозлилась не на жениха пуще, а на Радуницу. Со зла к старосте поехала, да и сказала, что Радуница– ведьма, ее жениха приворожила, да ещё всякого наговорила, чтобы уж точно ведьмой выставить. Да потребовала, чтобы он Охотников позвал. Староста мужиком смекалистым был– разом догадался, чего девка-то о Радунице так "печётся ". Отругал ту, да велел домой ступать. " Нечего"-говорит– " Тебе, девица, напраслину на других возводить, коль не люба ты, так хоть всех девок в округе изведи– а все равно не полюбит он тебя".
Но девица не отступилась. Через несколько дней она с телегой в город поехала, да там в дом городничего-то и пробиться смогла. И уже ему выложила эту историю, снабдив подробностями новыми, все более жуткими. Тот, нахмурившись, выслушал. А потом велел гонца послать в столицу. Ну а спустя две седмицы и Охотник в деревню приехал.
Софру, стройную темноглазую женщину, в деревне хоть и побаивались, но не трогали. А уж тайком к ней почти каждый бегал, на край деревни-то, в дом. Просить помощи. Вот только не все с добрыми делами шли к ней. Однажды пришла старосты дочка– приворожить чужого мужа хотела. Уж и просила, и сулила много всего, а Софра ни в какую. Таким темным ведовством не занималась она. Да и девице сказала, что от огня, который темные силы разожгут в груди того, кому не мила, сама девица и пострадает– Тьма никогда не даёт ничего просто так . Разгневалась тогда девка, да и в сердцах бросила:" Ну и гореть тебе в огне!". Слова-то, оказалось, не просто так были– Охотникам и выдала девка её. Да для жути рассказала такого, глупая, что и половину деревни забрали – за то, что дела с ведьмой имели. Сказывали, что ночью и повесилась девка, когда ненавидеть да проклинать всяк сосед стал её– почти в каждом доме кого-то да и забрали Охотник и подоспевшая стража городская. Но то Софра краем уха лишь услышала из разговора двух деревенских, когда на следующий день рано поутру увозил Охотник её саму.
Одна лишь Мара не была столь словоохотливой, как остальные. Ни историей своей делиться не спешила, ни просто общества Таниты искать. Ходила она, мрачная, хмурая, изредка бросая странные быстрые взгляды на гостью новую. Будто изучала её, не составив пока определенного мнения.
А вот Огрэст оказался действительно большим и добрым парнем, да к тому же очень трудолюбивым. И воды принести мог, едва просили, и дрова рубил так, что полно было их в небольшой пристройке сбоку дома. Вот только веды его, отчего-то не жаловали. Нет, не обижали, но и считали кем-то навроде скотины рабочей. Таните даже жаль его стало, ведь он так старался всем услужить. Но веды упорно видели в нем грубоватого и нелюдимого полуогра.
Однажды заметила она, что на раскрытую книгу заклинаний смотрит он, жадно так, картинки да буквы глазами поедает.
–Ты не умеешь читать?– спросила Танита, и тут же поняла, какую глупость сказала. Кто бы его учил? Здесь и вед часть не умела, заклинания лишь по символам да картинкам понимая. Да и говорил-то он с трудом.
Огрэст помотал головой:
–Эээ...эээ...рррр– невнятный рык вырвался из его груди. Он печально аокачал головой и развел руками.
–Вот, смотри, это– буква " ар", она означает " землю", вот это – " о", начало, круг, всего живого круговорот...
Огрэст, как ни странно, с удовольствием слушал, глядел на буквы, даже иногда промычать их пытался, скаля клыкастые зубы. Так и пошло у них– каждый вечер поздний выходила Танита во двор, не обращая внимания на беззлобные смешки остальных вед, в одной руке лампу несла, в другой– книгу. Садились они с Огрэстом на большой валун, что притащил он прямо к подножию холма, на котором стоял дом, да и в тишине да покое то буквы изучали, то просто точно дитю малому сказки сказывала. А уж каким счастьем глаза его блестели. Да как он аккуратно, стесняясь, стелил на камень большой кафтан верхний свой. И жестами показывал, чтобы Танита первой садилась. А после, весь подобравшись, усаживался сам. И сидел ровно, боясь даже малейшим движением спугнуть ту, что не стала чураться, дружбу предложив.
С сестрами девушке тоже было хорошо, спокойно. Понимали они ее, хоть из разных слоев, а беда одна. То, что Градарика внушала каждой– дар это, великий да могучий, не каждая принять и оценить может, было лишь словами. А на деле же каждая пострадала из-за него. Приняла– не приняла, разницы нет. Да и сила у всех была слабая. Зелье или заклинание лучше всего у Радуницы выходило, природу слышать могла да зверей, погоду– маленькая Сорча. Улла больше лекаркой была да травницей хорошей. Софра могла в делах удачу накликать да иногда, если руны того желали, в будущее заглянуть. Лории хорошо удавались заговоры. Навия с Агнешкой успехи делали в омороках да нави . Раньше никто из них особо силой не владел, так, "верхушничали* лишь", как сказала однажды Улла. У Мары чары получались темные, ей самой подчас неподвластные– то душу неупокоенную призовет ненароком, то будто разом счастье и радость исчезнут из тихой обители, оставив вед печалиться. Оттого и запретила Градарика ворожить да силу пробовать Маре. Пока, до поры, до времени. И та лишь с проскальзывающей во взгляде завистью глядела на то, как веды друг дружку обучают или Градарику слушают.
Навь*– наведенное видение.т.е., вы видите то, что пожалает ведьма, верите в это.
Верхушничали*– собирали верхи. Т.е., из всего объема знаний и умений лишь мелочь сверху удавалось ухватить.
Виллан*– крестьянин
44
Нравилось Таните в Озерном крае. Все хорошо и спокойно, кабы не напасть одна– по ночам сон то не шел к ней . Под утро лишь приходил рваными урывками, принося одни кошмары с собой. А иногда в глубокое тяжелое забытье проваливалась, без сновидений. С рассветом же всё одно – поднималась уставшая, разбитая, сил еле хватало ноги в мягкие гамаши всунуть, чтобы не мёрзли на холодном полу.
Да ещё Охотник– сколько ни пыталась забыть его веда, а лишь больше погружалась в мучительные раздумья. А что если он действительно не знал о том, что приедет Глава Ордена? Нет, это невозможно. Зачем пытаться обмануть себя – он не только знал, но и ждал их. Ждал, пока не натешится с ней. Он ведь– такой же мужчина из плоти и костей, как и мужья да женихи сестер её новых. А что сперва ненавистью да презрением брызгал– так то, видно, с собой боролся. Охотник, все же. Но мужское начало перевесило, оттого и решил напоследок вот так...
Иногда, во сне, видела она его темную фигуру. Из-под капюшона глаза сверкают, но вместо лица лишь темный дым клубится – точно и не человек вообще. Протягивал к ней руку в черной кожаной перчатке, словно схватить силился, но лишь воздух меж его пальцев струился. Тогда звал он, странные слова говорил – будто, не так всё, как прежде. Будто Охотники на самом деле рождены для защиты вед. У каждой веды Охотник свой– так Бог истинный завещал. Да сами веды нарушили волю его.
Молил Рейвен поверить ему, довериться Ордену. Просыпалась веда, сетуя на слабость да сны мучительные, невозможные. Видно, то, что сердцу её так желанно, разум ночами во сны впускал. Мир между ведами и Охотниками, да Рейвена....Отчего он так нужен ей? Отчего так стремится к нему душа её, пока тело спит?
***
Часто задумывалась Танита и о том, что не вечно ей здесь находиться. Спрашивала о том старую Градарику, а та лишь усмехалась в ответ и как-то расплывчато отвечала, что всё от нее самой, от Таниты, зависит, сколько здесь пробудет. Может, и вечность, а, может, и миг.
Часто у озера гуляли, и вот что, поняла Танита, смутило ее в первый раз как там оказались– ни зверя лесного, ни птицы. Тишина да спокойствие у озера. Ни рыбьих всплесков не слыхать, ни звуков леса, ни птичьих трелей– едва только к озеру подходишь, как все замолкает, будто в безвременье попадаешь. Веды объяснили это тем, что сила великая сокрыта в озере– вот и сторонится ее природа, боится да уважает.
Одинокими вечерами, когда другие девицы шумно болтали в передней* , уходила Танита в спальню, прихватив с собой книгу из того небольшого количества, что как драгоценность хранила старая Гардарика в чулане, переделанном под небольшую библиотеку. Иногда Мара к ней присоединялась– хоть и молчаливо, рядом на кровать пустую садилась да то вязала, то куколок странных из ткани шила, а отчего-то рядом с ней спокойно было княжне. Так, в тишине, проходили вечера, когда Огрэст работал в поле или огороде.
****
–Зачем ты с ним возишься?– непонимающе взглянула на Таниту рыжая Лория– Даже Градарика– и та перестала пытаться. Дурной он, да и все тут.
Танита, отставив кружку со взваром, покачала головой:
–Разве это– повод ему в тепле человеческом отказывать?
Лория лишь хмыкнула в ответ, принявшись размазывать по тарелке холодную кашу. Танита, потерпев рукой ноющие виски, устало наклонилась над тарелкой.
–Тебе плохо?– тонкий голосок Сорчи будто пила по металлу прошёлся по воспаленному сознанию. Да что же это такое?! Боль и слабость стали усиливаться. Почти каждый день Танита мучилась, а сестры и помочь не могли– не действовали ни заговоры, ни отвары. Может, это сила так нарастает? Но отчего тогда не проявляется никак?
–Немного голова болит,– кивнула Танита, ощущая новый приступ боли.
–Ты ....-Сорча помедлила, точно раздумывала, сказать или нет– Ты бы пару дней с нами-то не ходила, полежала немного, в себя пришла.
–Ты что мелешь?!– неожиданно рявкнула на нее прежде немногословная и тихая Навия, удивив такой вспышкой Таниту да и нескольких наиболее чувствительных вед. Ее светло-голубые глаза со злостью вперились в испуганное личико Сорчи. И тут же, охнув, Навия, вскинув руки, взлетела с места, а потом с силой впечаталась спиной в деревянную стену позади стола.
–Что происходит?!– визжала она, дёргая руками и ногами. Но так и висела почти под самым потолком. Веды тотчас бросились к ней, все, кроме Сорчи и Градарики. Первая испуганно замерла, сжимая побелевшими пальцами скамью, а Градарика, прищурившись, разглядывала Таниту. Та встала, пошатнувшись.
–Отпусти её.– сурово нахмурив седые брови, приказала Гардарика.
Танита повернулась к старой веде:
–Вы считаете, что это я?– она не могла понять, отчего Гардарика так решила.
–Отпусти. Подумай о чем-то хорошем, о том, что тебе дорого. Вспомни счастливые времена – уже мягче велела веда, точно ни капли не сомневаясь, что висящая в воздухе Навия– дело рук Таниты. Остальные веды, прекратив попытки снять Навию со стены, с интересом наблюдали за происходящим за столом.
Танита, все ещё плохо соображая, кивнула. Хорошо, она сделает это. Голова трещала так, что она готова была сделать что угодно, лишь бы её отпустили. Она должна выйти, какое-то странное чувство гнало девушку прочь из дома, на улицу, где свежий воздух, лёгкий ветерок.
Вспомнив, как она впервые увидела деда– такого доброго, такого любящего, Танита вдруг ощутила, как боль понемногу уходит. К этим воспоминаниям веда прибавила те драгоценные минуты с мамой, когда они что-то готовили вместе или же занимались небольшим огородом, выпалывая сорняки или сажая семена
Послышался гулкий стук– это Навия упала оземь точно мешок с картошкой. С ненавистью взглянув на Таниту, она отпихнула от себя руки других вед, что пытались помочь ей встать. А затем гордо направилась к выходу, хлопнув напоследок дверью.
–Даже накидки не взяла...– грустно вдруг констатировала Сорча.
–Ничего, не замёрзнет.– отрезала Градарика– Ее такой огонь внутри греет...– хитро усмехнулась старуха. А затем повернулась к сестрам– Собирайте ужин и пора вечорничать*. А ты– повернулась она к Таните– Пойдем со мной.
Когда Танита шла за старой Градарикой к двери, то услышала, как вскрикнула Сорча. Нервно обернувшись, она хотела было вернуться, но её провожатая остановила:
–Перенервничала девка. Будет, сейчас с сестрами посидеть да и отойдет. Пойдем.
Градарика привела Таниту на второй этаж, где располагалась лишь она одна. В одной комнате была ее спальня, а в другой хранилось все, что нужно для ворожбы. Туда не допускала Градарика никого, разве что изредка убраться, но только Навию отчего-то.
А сейчас она вела Таниту прямо туда.
***
" И почему не пускала никого прежде?"– невольно мелькнула мысль у княжны, когда она увидела, что комната ничем не отличается от простого ведовского жилища, о которых и в книгах Градарики много говорилось, да картинок несколько было, и веды другие рассказывали, особенно Радуница– как у них с матушкой все было устроено. Что и где держать надобно было, какие травы да принадлежности хранить требовалось определенным образом.
В комнате сверху свисали пучки трав да самоцветов сухих. На двух больших столах склянки, кувшины, банки с разной жидкостью или берестяные короба с неизвестным содержимым. Тусклый свет из большого окна, затянутого рыбьим пузырем, освещал большие клочья паутины по углам– точно борода домового, что не успел с наступлением дня спрятаться в стене, да так и остался замурованным солнцем наполовину.
На нескольких шкафах лежали разные и не особо приятные ( да и понятные) вещи и предметы, видно, тоже для ворожбы надобные. Танита горько усмехнулась – могла ли она раньше представить, стоя в изысканном платье посреди бальной залы, что когда-то будет вот так жить, с ведами, постигать ведовство. Что сама станет помогать и по хозяйству, и по дому? Нет, скажи кто ей раньше подобное– сумасшедшим сочла бы...А вот оно, как причудливы дороги судьбы.
–Садись,– кивнула ей Градарика на лавку подле стола. Танита послушно присела-Скажи, что особое чувствуешь? Помимо слабости да боли?– и тут же, не дожидаясь ответа, принялась что-то выискивать в горшках да коробах.
–Нет. Если вы о силе– не ощущаю я её. Вообще. И там...с Навией...
–Ты это!– резко обернулась Градарика– Ты действительно Истиннорожденная!– повторила старая вела слова Главы Ордена – Тебе сила подчинится без заклинаний, без жертв, без всего. Просто ты не можешь принять её. Себя отторгаешь– оттого и мучаешься!– припечатала словами, вновь продолжив что-то искать.
–Но я...Как же, разве я не приняла того, что теперь – веда? Живу здесь, учусь...
–От безысходности!– буркнула Градарика, поднимая наверх маленький прозрачный пузырек с синеватой жидкостью внутри. Чуть встряхнув, она с прищуром наблюдала, как оседают вниз крохотные серебристые хлопья внутри жидкости– А так ты все по прошлому горюешь. Отпустить не можешь. Оно и понятно– среди нас всех ты самой знатной была. Такое забыть трудно– усмехнулась она, доставая из короба...лягушачью лапку.
Танита отвернулась, чтобы не видеть, что с этой самой лапкой наставница будет делать дальше.
–У каждой веды сила своя. Есть внутренняя, она небольшая, развивать стоит ее. Не сила даже – дар. Вот я– Слышащая. Я могу сестер своих слышать. Особливо, когда в беде те. Но...– грустно вздохнула Градарика– Не всегда и не всех. Да и часто ничего уж не поделать– разве могу я спасти кого из огня или застенок Ордена? Ты вот силу мне дала, но ты– Истиннорожденная. А другие ...так они, слабые.
–Как вы оказались в доме?– задала Танита так долго мучивший её вопрос.
–Сила твоя помогла, говорю же. До этого приходилось мне к другим ведам целое путешествие совершать, да обратно плелись. Лишь с Навией получилось как с тобой. Сильна у неё...– замялась Градарика – Сила у нее большая тоже– исправилась.
–Отчего я– Истиннорожденная? Что это такое? В ваших книгах ничего нет об этом.
Градарика каркающе рассмеялась:
–Ты, девка, насмешила. Мои книги– так, шелуха. Книги тайные знания хранящие все давно изничтожены. Или хранятся там, где не достать их никому, хоть самой могущественной веде аль самому богатому властелину. А Истиннорожденная – это сказание древнее, неужто не говорили тебе?– она, казалось, была искренне удивлена.
Танита, с тоской глядя на рваные края пузыря в окне, покачала головой:
–Нет. Некому было.
Градарика сочувственно зацокала языком:
–Эх...Ну, древнее сказание, что однажды в мире все жили. Веды, Охотники, люди. Да и не были те Охотники такими как сейчас. Уж и не помню точно, что да как, но мир и согласие царило. Пока кто-то большего не захотел. То ли богатства, то ли власти, то ли силы. Веда одна, решила она призвать на помощь Тьму. Пообещала той все, что пожелает, а взамен просила силу себе такую, чтобы всех сестер ею превосходить. Тьма одного из своих мрачных созданий, древних богов, направила к той веде в ответ на призыв. Сделку заключили они, впустила в себя веда Тьму. Да и стала ...– голос Градарики стал глухим, точно ей было больно о подобном говорить– Сестер истреблять, чтобы силу забрать. Да угодное Тьме зло творить взамен. Ну а люди стали тогда против вед подниматься. Коли они им зло – так ответить надобно, истребить вед– так считали они. Ну а дальше ...Сами веды сестру свою изловили, Тьмой помеченную. Зло изгнали из неё. Вот только вместо молодой веды стояла перед ними древняя старуха– так разрушительно действует зло на того, кто осмелится его впустить.
Но люди все равно желали ведам лишь смерти, ибо боялись. Страх был столь велик, что создали Орден. Ну а дальше....ты знаешь. Разделились веды по всему свету, не доверяя и друг другу. Но гласит сказание, что придет когда-то веда, в которой будет сила большая, да вернёт мир к тому времени, когда согласие да дружба были...Но так это, слова...На, выпей,– вдруг обернулась к Таните Градарика, протягивая кружку с дымящейся жидкостью– Пей, не бойся,– не отравлю.
Танита приняла кружку, тихонько, по глотку отхлебывая горячий отвар. Почти сразу стало немного полегче, голова перестала болеть, да и силы немного прибавилось. Хоть не шатает больше – и на том спасибо.
–Ну так вот,– вернулась к столу Градарика– Стало быть, Истиннорожденную почувствует любая мало-мальски сильная веда. Знаком это будет, что новые времена начинаются.
Передняя*– аналог гостиной сейчас, в простых домах – сквозная комната сразу от двери, заканчивалась небольшим коридором, по обе стороны которого спальня, комнаты. В передней и трапезничали, посередине нее обычно стоял большой стол с лавками по бокам, куда и гостей приглашали.
Кухня обычно находилась позади дома.
Вечорничать*– сидеть вечером дома, рассказывать истории, заниматься своими делами вроде рукоделия, петь песни или просто общаться всем вместе.
45
-Ноги?– Танита, стараясь не показывать и капли сочувствия, чтобы не задеть Огрэста, силилась разобрать те рисунки, что он, с трудом зажав в огромной руке ветку, неаккуратно вывел на влажной после дождя земле.
Огрэст тихо зарычал, кивая головой, с которой свисали мокрыми сосульками мышиного цвета волосы. " Но-но"– "Гииии"– выдал он, заглядывая в глаза девушке. Наконец, с отчаянием во взгляде, Огрэст махнул рукой в сторону леса.
–Ноги...идти? В лес?– нахмурилась Танита, переведя взгляд на уже исчезающий рисунок. Огрэст стал сердито трясти головой, так, что брызги с волос стали разлетаться во все стороны.
–Я должна пойти в лес?– но снова мимо. Огрэст, вытянув перед собой большой палец, на удивлением легко ткнул им в грудь Таните. А потом перевел его на область над лесом.
–Я должна полететь туда? Но у меня нет крыльев, как видишь.– чуть повернувшись, шутливо бросила Танита, решив его немного развеселить. Уж очень угрюм огр был сегодня, а ведь девушка так радовалась, что угрюмый и нелюдимый огр начал оттаивать благодаря общению.
–Огрэст! Где тебя носит?! Градарика послала за тобой!– раздался недовольный крик Навии со стороны дома. Великан, вздрогнув, замер. Вытянув шею, он некоторое время всматривался в горизонт, а затем, зарычав, хлопнул себя по коленям да вскочил так проворно, что Танита едва не упала с другой стороны бревна. И , не оборачиваясь, зашагал обратно, в сторону дома.
Танита же осталась ещё немного посидеть. В дом возвращаться не хотелось – Навия то и дело стреляла в нее недовольным взглядом, Сорча едва в стену не вжималась, стоило ей завидеть Таниту. Градарика как-то странно просматривала, точно ожидая чего.
Любуясь лесом, Танита вдруг вспомнила Вацлава. Вот бы действительно сила к ней пришла– тогда бы она, ни мгновения ни медля, направилась его спасать. И не важно, что могла погибнуть, обнаруженная Орденом– главное, его найти и в мир людей вернуть. Не заслужил он такой горькой судьбы!
И так тоскливо, так гадливо на душе стало. Никому она и не поможет, и ничего не сделает. Останется век куковать в этом странном месте. Где непонятно, что происходит. Как и на что живут веды, если Градарика может смело заплатить деревенским за то, что те к подножью гор целую повозку со снедью притащат, которую потом Огрэст разгрузит да переносит. Что веды делают, если учат они отнюдь не то, что торопливо порой объясняет им всем Градарика. Несколько раз замечала Танита– словно замирали все, стоило ей войти в дом. А, может, ей уже казаться начинает? С ума сойти можно, силу отторгая– так, кажется, говорила Градарика? Но разве можно отторгать то, чего и не ощущаешь?
