Текст книги "Свет, сошедший на землю (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Наконец переправили всех.
Ахури крепко схватила дочь за руку, взглянула на мужа, и они одними из первых направились к дому Ра. В толпе своих все чувствовали себя уверенней.
Люди остановились на таком же расстоянии от пирамиды, как и Метен вчера.
Пирамида безмолвствовала.
Люди шагнули ближе. Они видели теперь квадратную дверь, которая вела в дом бога, и которая теперь была закрыта; к двери поднимался наклонный подступ. Все – каменное, неприступная божественная крепость. Селяне начали тревожно переглядываться. Ждет ли их здесь кто-нибудь?..
И тут, словно в ответ на их мысли, дверь в пирамиду плавно поднялась – не отворилась, а поднялась, слившись с потолком, вызвав изумленные возгласы. И дружное “ах” прокатилось по толпе при виде того, кто стоял в дверях.
Инени.
Инени, глаза которого горели, как солнца. Инени, облаченный в переливающееся всеми цветами одеяние, ниспадающее до пят. Инени с волосами, собранными в косу так искусно, как не умела причесываться ни одна щеголиха в деревне.
Инени поднял руку и шагнул вперед; и тут все ахнули снова. В узкой ладони юноши полыхнуло третье солнце.
– На колени! – рыкнул Инени, и его односельчане попадали на колени, а потом уткнулись лбами в землю. Не все понимали, как это вышло, но воля бога пригнула к земле всех.
Хат, лежавшей ничком рядом с родителями, казалось, что она сошла с ума. Впрочем, не ей одной.
Прозвучал приказ встать, и селяне встали, как один. Теперь их объединяло сильнейшее из человеческих чувств – страх.
– Слушайте мою волю, – рыкнул Ра. – Я – ваш правитель и бог. Пусть выйдет вперед старейшина Дуауф!
– Ты знаешь его имя, господин? – жалобно вырвалось у какой-то женщины; ее тут же ударил муж, чтобы она замолчала.
– Конечно, знает, он же бог!
– Прости глупую бабу, господин! – крикнул мужчина. Но бог был выше того, чтобы замечать промахи, порожденные человеческим несовершенством.
Медленно, с испуганным лицом – все расступались перед ним – к богу вышел Дуауф. Теперь на лице его не было и следа вчерашней властности.
– Господин?..
Ра протянул руку – ту самую, в ладони которой было спрятано солнце. Дуауф отпрянул, потом упал на колени.
– Не казни меня, господин!..
– Идем со мной, – сказал Ра, и возложил на плечо старейшине свою могущественную руку; старик вскрикнул при его прикосновении, точно его ударила молния. Впрочем, таури даже не подозревали, что в землях совсем рядом с ними бывают грозы. Эти дикари видели не дальше окраины своего курятника.
Дуауф, сжимаясь и подавленно всхлипывая, ушел вместе с богом. Дверь за ними плавно закрылась. Никаких больше указаний селяне не получили.
Некоторое время все стояли, не зная, что делать, что думать. Страх терзал сердца людей. Неужели Ра решил за что-то покарать деревню? За что он казнит их молчанием? Что он сделает с Дуауфом? Что сделал с Инени?
Селяне долго, долго оставались там, где стояли – только поняв, что ничего не дождутся, направились обратно. Это были уже далеко не те радостные люди, что приветствовали появление пирамиды, и даже не те, что с благоговением внимали словам Метена о боге, ожидая для себя в будущем всяческих благ и чудес. Это были почти готовые рабы – или готовые бунтовщики. Как повернется судьба завтра.
Хат сама не знала, как сохранила рассудок – наверное, едва-едва, как и все остальные. Инени! Она напридумывала себе всевозможных исходов для него – но в самых смелых мыслях не могла представить действительности. Зачем самый могущественный бог принял облик Инени? Или Инени был для этого предназначен – но почему именно он? Почему?
Дуауфа отпустили через час после того, как люди вернулись в деревню.
Это был уже не прежний властный рассудительный старец – это был полупомешанный от восторга и страха старик. Он никому не рассказал, какие чудеса видел в доме бога, клятвенно утверждая, что немедленно умрет, буде разгласит какие-нибудь тайны – но виденное им, говорил старейшина, так прекрасно, что превосходит всякое человеческое разумение. Дуауф говорил, что бог обещал даровать эти блага своему народу – и обещал страшную кару всем, кто воспротивится ему. При этом старейшина почему-то хватался за лоб, как будто вспоминал о пережитой жестокой пытке…
Бог оказался непостижимо могущественным, непостижимо благим и жестоким сразу. То, что бог предстал перед ними в облике мальчишки из их деревни, после рассказа Дуауфа только увеличивало страх и благоговение селян перед Ра. Воистину, не существовало ничего, что было бы живому солнцу не под силу.
Едва оправившись после пережитого потрясения, Дуауф передал всем приказы, полученные от Ра. Старик трясся и почти плакал, передавая волю бога, но теперь действовал не своею властью – властью бога…
Люди тут же бросились выполнять требуемое. То, что богу требовалась земная еда и одежда, удивило некоторых, но это быстро прошло: если бог решил принять обличье Инени, может быть, он решил взять и некоторые земные обыкновения. Как бы то ни было, не их дело задумываться об этом.
К вечеру этого дня к кораблю гоаулда отправился первый караван из многих и многих.
* Человека.
* “Ра” по-древнеегипетски и означает “солнце”.
* Энергетический минерал, который шахтеры Ра добывали на планете Абидос на другом конце Вселенной.
========== Глава 5 ==========
Ра требовал лучшие одежды, бывшие в деревне – нескольким зажиточным семьям, и прежде всего семье Дуауфа, пришлось расстаться с праздничными платьями своих сыновей. А также бог требовал все лучшие ткани. Деревня оставалась без нарядных платьев на долгое время.
Хотя поводов радоваться, похоже, еще долго не найдется. Кладовые селян сильно оскудели с первыми же поборами, назначенными богом; втайне некоторые даже начали надеяться, что бог соизволит заметить другие селения и распределить поборы между ними…
А самое страшное – бог требовал детей. Нет, не младенцев – мальчиков и девочек лет шести, детей, которые уже могут сознавать, что вокруг происходит… сознавать, перед чем они преклоняются. Нет, это была не жертва – во всяком случае, Дуауф отрицал, что Ра хочет смерти малышей: он говорил о каком-то учении, говорил, что это лучшая доля, которой может пожелать смертный. Как бы то ни было, ему было приказано так передать. Все видели, что Дуауф в это не верит.
Но что им оставалось делать?
Караван задержался до вечера именно потому, что решали, какие дети достанутся Ра. Немало слез было пролито, немало ударов получено от своих мужей обезумевшими матерями, ни в какую не желавшими расставаться с детьми. Но в конце концов все было улажено: жребий пал на двоих мальчиков и двух девочек подходящего возраста, наиболее миловидных и здоровых. Селяне надеялись, что эта жертва хотя бы временно ублаготворит Ра.
В сердцах некоторых вместе со страхом уже рождались проклятия. Прежде всего – в сердцах матерей. Но пока и сердца, и уста молчали.
Караван повел Дуауф, а с ним отправились несколько самых крепких и храбрых мужчин, в числе их Хапу. Хапу в эти минуты втайне радовался, что его шестилетняя Туйя оказалась недостаточно хороша собой, чтобы ее выбрали в жертву. Он вел сейчас за руку чужих детей – мальчика и девочку, которые хныкали и едва переставляли ноги, несмотря на все уговоры. Дети прекрасно чувствовали, что взрослые боятся не меньше их – и не меньше их ждут плохого.
С ними шли еще две женщины – две немолодые вдовы, искусные хозяйки, одна из которых была притом еще и матерью малолетней жертвы Ра. Богу требовались швеи и поварихи.
Из пирамиды к ним никто не вышел – но, как и утром, дверь бесшумно поднялась при появлении людей. Ра как будто приглашал их всех войти, и показывал, что смеется над самой возможностью угрозы с их стороны. Однако войти осмелились только Дуауф и двое других мужчин, которым пришлось едва ли не силком волочить за собой ревущих детей. Мужчины сами были в таком состоянии, что могли, пожалуй, взбунтоваться в этот миг.
Но тут из глубины дворца появился бог.
Мужчины немедленно преклонили колени, а дети… дети почему-то затихли. Никто не мог понять, почему Ра не вызывает у них ужаса. Вернее, взрослые это понимали – они боялись созревшим разумом, а дети боялись только сердцем; и каждое из этих маленьких сердец бог согрел и успокоил своей любовью. Любовью? Да, сейчас бог был добр, как могучее светило, живым образом которого он являлся…
Бог с мягкой улыбкой протянул малышам руки, и те тотчас же отцепились от людей и подбежали к своему новому отцу и господину. Хапу смотрел на это в ужасе… сердце говорило ему, что что-то не так. Ра взглянул на человека. Руки его покоились на плечах мальчика и девочки, которых привел Хапу.
– У тебя есть дочь по имени Хат? – безмятежно спросил он поселянина.
Тот кивнул.
Спохватился и упал на колени, склонив голову.
– Да, господин, Хат моя дочь. Только не причиняй ей вреда…
– Ей не будет вреда, если она будет послушна, – ответил бог с лицом возлюбленного Хат. – Я бесконечно благ. Ты забыл об этом, поселянин?
Хапу помотал головой и низко склонился.
– Пусть твоя дочь придет ко мне сегодня, – произнес Ра, и Хапу встрепенулся. – Она будет жить в моем доме. Она станет моей первой жрицей,* – закончил юный бог.
– Господин…
Хапу поперхнулся, вдруг осознав, какая это, должно быть, великая честь; он простерся ниц.
Бог поднял его так же, как Метена – и душа Хапу так же перевернулась при прикосновении Ра, как душа Метена…
Ра огладил своей узкой ладонью лицо раба и улыбнулся.
– Твоя дочь будет счастлива, смертный, – сказал он. – Две другие женщины будут заботиться о ваших детях вместе с Хат, а над всеми ними будет моя милость…
– Будь благословен, господин… – пробормотал ошеломленный Хапу.
Он понимал, что теперь соглашение с женихом Хат расторгнуто; но о каком браке для дочери может идти речь, когда ей предлагается такое невозможное счастье?..
Хапу еще раз отбил поклон, потом выпрямился. Он больше не смел ничего говорить.
– А сможем мы навещать наших детей? – вдруг осмелился спросить второй мужчина. Он, в отличие от Хапу, привел к Ра собственного сына. Ра не разгневался на дерзкий вопрос.
– Через три дня я отпущу ваших детей в деревню, повидаться с родителями – и тогда вы увидите, какой милости они удостоились…
Поселянин низко поклонился. Он, как и Хапу, был больше всего поражен тем, что дети сразу же успокоились и повеселели в присутствии бога. Хотя можно ли этому удивляться! Это же бог!
Трое мужчин поспешили домой, и каждый был погружен в свою думу – они и радовались, и сомневались, и боялись… Хапу думал, как скажет о желании Ра жене.
И матери.
Обе воспротивятся этому, вдруг отчетливо понял поселянин. Ахури будет плакать, горько упрекать его… мать же может сказать что угодно. Даже возвести хулу на бога. Хапу прикрыл глаза и заранее помолился о прощении.
Спустя час Хат, одетая в лучшее платье, бывшее в доме, в сопровождении отца покинула хижину. Ахури все еще плакала, теперь – беззвучно, покорно; Айя же высказала все еще в первые минуты после того, как услышала волю бога. Хапу до сих пор встряхивал головой и крепко ругал про себя мать, вспоминая, что она осмелилась говорить.
Хат же молчала, словно от потрясения – и Хапу был рад; хотя бы ее непокорство не пришлось одолевать. Она шла рядом с отцом, безгласная, опустив голову, но шла добровольно. Хапу хотел было заговорить с ней – но вдруг понял, что уже не смеет. Дочь принадлежала уже не ему, а Ра.
Ра в облике Инени…
Отец молча перевез свою подопечную на другой берег, потом так же молча они направились к пирамиде.
В сумерках дом бога казался почти зловещим. Хотя таким же неземным и прекрасным. Он словно сам по себе обладал волшебной силой.
Хапу опустился на колени перед дочерью. Хотел что-то сказать, но горло сдавили слезы; он молча раскрыл объятия, и Хат так же молча бросилась ему на грудь. Она коротко всплакнула, а отец поцеловал ее распущенные волосы.
– Хат, дитя, ты будешь счастлива…
– Я знаю, – неожиданно спокойно ответила Хат. Как будто была уверена не столько в своем счастье, сколько в своей избранности.
Пристально и серьезно посмотрела в глаза Хапу.
– Прощай, отец.
Он открыл рот, чтобы сказать, что они не прощаются – но понял, что подразумевала дочь, и снова прижал ее к груди и поцеловал. Он навсегда прощался с нею прежней.
Хат опустила кудрявую черноволосую голову и направилась к пирамиде. Хапу несколько мгновений провожал ее взглядом; потом сердце отца не выдержало и он торопливо пошел прочь, глядя себе под ноги.
Для Хат чудеса только начинались.
Она вступила под своды дворца бога, боязливо оглядываясь, пытаясь осознать, что теперь это ее собственный дом. Робко стянула на груди красное вышитое платье. Каким убогим оно сейчас казалось в сравнении с этим великолепием! И сердце готово было остановиться при мысли, что сейчас она увидит Инени – нет, бога в облике Инени… Возлюбленного, который обрел божественность…
Девушка до середины пересекла зал в одиночестве – а потом послышались легкие шажки. Это был не бог. В изумлении раскрыв глаза, Хат увидела двух соседских девочек, Исетемхеб и Джепет, совершенно не похожих на себя прежних. Мало того, что они сияли чистотой, были преискусно накрашены и причесаны – они казались счастливыми, нет, просто блаженствовали! И несмотря на это, в каком-то серьезном сознании своего нового предназначения дети взяли Хат за руки и куда-то повели; девушка растерянно засмеялась и немного испугалась. Ужас и восторг, вот что неизменно сопутствовало людям, соприкоснувшимся с божеством.
– Джепет! Куда вы меня ведете?
Маленькие служительницы не отвечали. Исетемхеб отдернула пурпурную занавесь, и Хат предстала великолепная ванна. Вернее, она даже не сразу поняла, что это такое. Кроме реки, ей до сих пор приходилось мыться только в лохани.
Джепет знаком показала, чтобы Хат сняла платье и забралась в эту ванну. Хат, не зная, не спит ли, освободилась от платья и вошла в ванну. Села, и девочки куда-то исчезли; а через несколько мгновений ванна начала наполняться водой. Хат, растерянно повертевшись, увидела, что вода бежит из блестящей трубы сверху. Каким образом устроен этот водосток – она не могла и не хотела сейчас определять…
Вода была божественной. Да, именно так – она была полна божественной силы и наполняла этой силой девушку. Хат закрыла глаза и улыбнулась. Нет, это сон, который сейчас кончится…
Потом она ощутила прикосновение к плечу – и, встрепенувшись, увидела Исетемхеб. За несколько мгновений Хат успела полностью разнежиться, отдаться воде, так что почти забыла о своем долге. Она выпрямилась. Девочка принесла натрон* и краски для лица; стоявшая рядом Джепет держала синее платье, самое красивое, какое Хат когда-либо видела.
Она покорно встала и позволила девочкам заняться собой – как это было странно и поистине божественно… еще вчера простые сельские девочки, теперь они превратились в жриц самого могущественного небесного бога.
Когда Хат закончила туалет, ей поднесли медное зеркало. Это зеркало было из дома старейшины, но девушке казалось таким же божественным, как и все остальное здесь.
Она увидела вместо прежней Хат красавицу, которая могла бы быть царевной – черные волнистые волосы, вымытые и умащенные, заблестели ярко, как никогда прежде, черные глаза стали больше из-за обводки, ну а наряд был просто сказочным. Щеки так и пылали от удовольствия, сделав лицо этой красавицы еще прекрасней.
Хат хихикнула и тут же прикрыла рот ладошкой. С удивлением и удовольствием поглядела на свои накрашенные ногти. Нет, с прежней жизнью покончено, в этом и сомнений быть не может!
Девочки-прислужницы за руки повели ее в другой зал, оказавшийся трапезной. Опять Хат раскрыла рот в молчаливом удивлении, пока они накрывали стол. Прибор поставили только один – значит, есть она будет одна?..
На столе были блюда, какие Хат доводилось пробовать только по праздникам: белый хлеб, жареная птица, вино. Конечно, она знала, что эти кушанья доставлены из ее деревни; но сейчас все это казалось девушке пищей богов. Пищей бога.
Приготовлено было превосходно – но Хат не смогла съесть много, потому что внезапно очень заволновалась. Она поняла, что все это только приготовления к чему-то главному.
Хат поняла, к чему, когда поела и встала из-за стола – маленькие жрицы тут же убрали остатки трапезы, но Хат уже не замечала детей.
В дверях зала появился ее возлюбленный и господин.
* Смесь пищевой соли и соды, употреблявшаяся вместо мыла.
* Др.-егип. “хат” – первая.
========== Глава 6 ==========
Хат не задумывалась, что ей сделать – подсказало сердце: она простерлась ниц. Несколько мгновений лежала ничком перед Ра-Инени, потом встала…
Она взглянула богу в лицо. Шевельнула губами, но не смогла ничего произнести. Это был Инени, и в то же время это существо было в тысячу раз прекрасней Инени. Черные волосы перевиты золотыми лентами, глаза подведены черной краской, на шее серебряное ожерелье… белое летящее одеяние до пят…
Но не это, вовсе не это отличало стоявшего перед нею юношу от Инени. Рядом с Ра сердце переполнял восторг, как будто смертный при жизни возносился в райские кущи. Это было похоже на любовь. Это и была любовь.
– Господин… – прошептала Хат.
Ра протянул руку и провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу. Ей захотелось выгнуться от наслаждения, точно кошке, или с блаженным стоном упасть к его ногам.
– Господин… Почему…
– Потому что я бесконечно благ, – прошептал бог. Когда он шептал, голос его был человеческим, а не рыкающим. – Я принял облик Инени, чтобы не смущать тебя, Первая служительница.
Рука его легла девушке на шею, притягивая ближе. Они были одни – маленькие жрицы давно оставили их. Хат должна была бояться того, что случится, но в сердце не осталось места для страха. Она закрыла глаза и ощутила, как руки юного бога обвили ее талию. Хат судорожно вздохнула и обняла возлюбленного за шею. Он был хрупок, как кипарис, но не возникало и мысли, чтобы он мог согнуться или сломаться…
А потом вдруг бог отстранился. Хат в изумлении открыла глаза. Инени улыбался, и глаза его теперь светились больше, чем у смертного – Хат внезапно стало страшно…
– Иди туда, – Ра кончиками пальцев коснулся ее спины, направляя ее вперед. – Иди и ложись.
Ей сейчас предстоит возлечь с богом!..
Нет, Хат догадывалась о том, что сейчас произойдет, но неожиданно ее снова одолела слабость. Пошатываясь, первая жрица направилась в душистый полумрак. По углам опочивальни горели курильницы, над широким ложем был раскинут синий, как небо, балдахин. Само же ложе было покрыто белоснежным покрывалом. Хат никогда и не мечтала лечь на такую постель.
Она робко приблизилась к ложу и легла в прохладный лен. Наверное, ей следовало снять платье, но сделать это было страшно – тогда она осталась бы полностью беззащитной перед божеством. Но ведь она и так полностью беззащитна перед ним. Он может убить ее, когда пожелает.
Но ведь он не сделает этого – он бесконечно благ…
Хат приподнялась навстречу возлюбленному – он улыбался, склоняясь к ней; они взялись за руки, а потом бог скользнул к ней на ложе. Обнял ее одной рукой и притянул к себе, так что она всем телом прижалась к юному жаркому и благоухающему телу бога. Никогда Хат и помыслить о таком не могла.
– Мой возлюбленный господин… – прошептала она со слезами наслаждения.
– Закрой глаза, – шепнул бог. Сейчас – почти человек, для нее, для своей маленькой рабыни. Хат послушалась, и тогда полностью перестала принадлежать себе. Бог снял с нее платье. Он ласкал ее, но мог бы и не делать этого – самая близость его была лучшей лаской, опьяняла без вина…
А потом пришла боль, резкая, как отрезвление. Хат вскрикнула, когда бог овладел ею, и он успокаивающе зашептал что-то, лаская ее нагие бедра, прижимаясь губами к шее. И боль прошла, осталась только любовь, переполняющая ее. Хат была драгоценным сосудом, который Ра наполнял своей благодатью. Без него она осталась бы навеки пустой… Первая жрица, удостоенная своего бога!..
Она плакала, потому что не могла иначе. Ра с улыбкой обнял благоуханной ладонью ее шею, склонился к Хат и поцеловал.
– Спи, – прошептал бог.
И удалился, только колыхнулись занавески.
Хат вдруг почувствовала себя покинутой, нет – обманутой. Она подтянула колени к груди. Как будто у нее сейчас забрали то, за что ей никогда не воздадут…
Потом девушка окинула взглядом опочивальню и яростно упрекнула себя в неблагодарности. Тысячи девиц, наверное, мечтали бы оказаться на ее месте! Да что там! Разве может быть положение выше этого!
Хат закрыла глаза, и ей предстало юное лицо Ра.
Лицо Инени.
“Мое тело было с тобой, но моя душа поглощена демоном, – прошептал Инени с упреком. – Как ты могла дать себя обмануть?..”
– Молчи, молчи! – прошептала Хат. Она повернулась на другой бок, и теперь ей предстало морщинистое лицо матери Айи.
“Тобой овладел демон, – горько прошептала она. – Лучше бы тебе было умереть во младенчестве”.
– Молчите все!..
Хат стиснула зубы и закрыла уши руками.
“Он один любит меня, и в нем одном – истина”, – подумала девушка.
Но заснуть она еще долго не могла.
Утром ее разбудили те же девочки. Исетемхеб и Джепет, ничуть не смущаясь, приветствовали Хат улыбками.
– Привет тебе, Первая служительница, – сказала Джепет, и Хат смутила торжественность этого обращения, совсем несвойственная прежней Джепет. Как будто душу забрали и у нее, не только у Инени…
“Грех, грех!”
Хат встала, ища взглядом платье. Она вдруг подумала, что на простыне должна была остаться ее кровь, и, вспыхнув от стыда, повернулась к ложу.
Девочка-жрица уже свернула простыню – семилетняя Исетемхеб, выросшая в многодетной семье, конечно, не была смущена таким зрелищем. А может, не показала этого; но вдруг при виде ее взрослой серьезности смутилась Хат. Как будто у Исетемхеб тоже забрали что-то, чего ей никогда не вернут…
– Пойдем, – Джепет опять предложила старшей жрице руку, и Хат рассмеялась.
– Я уж думала, вы здесь и говорить разучились!
Девочка не ответила.
Ее опять повели купаться, потом предложили другой изысканный наряд. Волосы Хат стянула золотистая лента, и она вдруг со сжавшимся сердцем подумала, что для того, чтобы обеспечить ей проживание в роскоши, пришлось опустошить дома ее родных и друзей. Но на то была воля бога.
Хат опять проводили в трапезную, и опять стол был накрыт для нее одной. Вдруг не выдержав этого одиночества, девушка попросила маленьких жриц разделить с ней завтрак. Те поколебались, но потом согласились. Хат была “своя”. Осененная милостью бога, посвященная… в отличие от остальных.
Вчера ее и простых, черных людей навеки разделила стена. Непреодолимая божественная воля.
Хат снова стало грустно, но поделиться этим она ни с кем не могла.
Закончив трапезу, она осталась в зале – ей не сказали, куда идти. Больше всего Хат сейчас хотелось бы вернуться домой, к семейному очагу. Дом бога был пустым и холодным в отсутствие властелина, как будто каждая вещь спрашивала ее: что ты делаешь здесь, чужачка, смертная?..
Хат хотела уже встать, но тут послышались шаги.
Ра-Инени. Нет – только Ра.
Девушка поднялась и совершила земной поклон. Ра нежно поднял ее – он, оказывается, ничуть не охладел к ней после вчерашнего. Хат робко улыбнулась.
– Что тебе угодно, господин?
– Я решил удостоить тебя величайшей милости, – медленно проговорил он. Теперь в полный голос. Этот рыкающий божественный голос как будто опять воздвиг стену между ними, и Хат поежилась.
– Ты станешь наставницей моих маленьких слуг и служанок, Первая, – произнес бог. Он вдруг положил ладони ей на виски и огладил ее голову, глядя девушке в глаза – мурашки побежали по коже от наслаждения.
Ра приподнял ее лицо за подбородок.
– Для этого вначале я обучу тебя сам.
Глядя в восторженное лицо юной женщины-таури, гоаулд испытывал желание рассмеяться. Как просто оказалось превратить их в рабов! И женщины подчиняются еще легче мужчин, почти как дети. Может быть, это их половая особенность, необходимая для сохранения вида – такая подчиняемость самцу?
Но половое общение у таури действительно приносит большое наслаждение. Иное, нежели то, что гоаулду случалось испытывать до сих пор. Ра знал, что его сверхспособности еще умножили способности тела его носителя к получению удовлетворения, обогатили их… а когда к нему полностью вернутся силы, удовлетворение возрастет еще. Конечно, тело его носителя не стало бесплодным, даже наоборот; но он сможет настроить репродуктивную систему землянки так, что она вообще утратит способность к зачатию.
Он нежно улыбнулся своей рабыне, глядевшей ему в в лицо, приоткрыв ротик. Она даже не смела спросить, что с ней сделают дальше.
Но нет – она все-таки решилась. Ра приподнял брови с насмешливо-сочувственным выражением.
– Господин, чему ты будешь учить меня?
Ра улыбнулся.
– Вначале я обучу тебя лучшему из искусств – божественной речи. Письму.
К своему удивлению, он обнаружил у этой низкоразвитой расы зачатки письменности. Его носитель Инени что-то слышал об этом: рисуночное письмо, наиболее наглядное и примитивное. Ра уже разработал их систему дальше, для его разума эта задача была в удовольствие. Но не следует слишком развивать ум людей. Иероглифика хороша тем, что трудна в освоении, поглощает много времени и внимания… но при этом не учит думать так быстро и гибко, как древний язык гоаулдов, совершенный уже давно…
Слишком умные рабы ему не нужны.
Он некоторое время будет самолично заниматься со своей маленькой наложницей, все больше подчиняя ее себе. Она же, в свою очередь, займет трудными уроками детишек, вселяя в них вложенный в нее саму трепет перед богом. Ра уже воздействовал на них психологически, но этого может оказаться недостаточно; уроки грамоты дадут ему время, чтобы как следует опробовать на детенышах таури ментальные техники. К своему удивлению, Ра обнаружил, что общение с таури дает неплохую энергетическую подпитку: вид энергии, неизвестный ему ранее. Какое-то время он сможет обходиться без новой партии наквада – то время, которое потребуется для формирования штата личных рабов и гвардии.
– Пойдем, Первая служительница.
Бог обнял Хат за талию и ощутил, что землянка готова воспарить от восторга. Ра еще раз улыбнулся девушке и повел ее туда, куда хотел.
========== Глава 7 ==========
Во дворце им дали другие имена. Детям, отданным на поруки Хат. На пятый день после того, когда она начала преподавать им священное знание, полученное от бога, Хат пришла в классную комнату – и при виде учительницы маленькая жрица Исетемхеб вдруг утратила свою важность и с восторгом сообщила, что теперь ее зовут Хатхор.
Это имя богини, хлопая от восторга в ладоши, сказала девочка, но великий Ра разрешил ей поносить это имя, пока она служит ему. Она, сказал бог, вырастет такой же прекрасной девушкой, как Хатхор…
При этом сообщении Хат впервые стало не по себе. Да, она была счастлива, она была очарована; но ей было уже не семь лет, как малышке Исетемхеб, а почти четырнадцать… Лишать детей имен? Но ведь имена священны, так же священны, как души… Это знал каждый сын Та Кемет…
– А вас как зовут? – спросила девушка, желая испытать остальных детей.
– Анубис, – встав и ударив себя в грудь, заявил семилетний Ипувер.
– Хор, – шестилетний Ани с гордостью повторил жест своего друга.
Хат покачала головой.
Почему ей не дали другого имени? Должно быть, потому… потому, что она уже выросла! Она уже понимает, что это странно!
“Великий бог, прости меня”, – подумала девушка. Она, должно быть, невольно согрешила. Конечно, бог жил на земле, он имел обличье Инени, но это был самый могущественный бог из всех… Она не смеет судить его дела…
– А я тоже Хатхор, – вдруг вмешалась шестилетняя Джепет и засмеялась. – Великий Ра сказал, что нам с Исетемхеб будет достаточно одного имени на двоих… Это так весело!
Исетемхеб молча насупилась – ей явно не казалось, что очень уж весело; напротив, она ревновала свое новое высокое имя. Хат же при этом известии помрачнела окончательно.
– Все, довольно! – резко приказала старшая жрица, хлопнув ладонью по полированному столику, на котором лежали глиняные таблички: материал, с помощью которого бог обучал ее письму. – Садитесь, начнем урок!
“Маленькие боги” послушно сели. Конечно, называться Хатхор и Анубисом очень почетно, подумала Хат, но ведь это не сделало их богами взаправду! Такое поименование словно лишило их их истинной души…
Хат нахмурилась и приказала всем слушать ее, не отвлекаясь. Нараспев девушка стала произносить слова, написание которых детям следовало выучить; “маленькие боги” хором повторяли. У нее оказались неплохие способности учительницы, а у детей – неплохие способности к учению. Хат быстро провела очередной урок и раздала детям задание: упражняться в письме, выписывая божественные знаки, пока руки не онемеют. Снова она почувствовала благоговение перед мудростью бога. Дать людям такое прекрасное и полезное искусство!
Когда детишки разошлись делать уроки, Хат смогла остаться наедине со своими мыслями. Раньше, когда она была простой селянкой, у нее не было привычки много задумываться над устройством жизни – среди деревенских жителей это не поощрялось. Пусть думает старейшина, ему положено… А прочим людям задумываться – пустое занятие, да и грешно; надо заботиться о хлебе, да о детях, а высокие помыслы оставить тем, кто для этого предназначен. Мир таков, потому что так создан богами. Что может быть ясней?
Теперь у Хат появилось время на раздумья и побуждение к этому.
Бог проводил с нею немало часов – но довольно часто оставлял Хат одну, позволяя бродить по своему великолепному дому, точнее, по тем помещениям, которые были доступны его избранным слугам. В первые три дня Хат только и делала, что любовалась домом Ра. Он был достоин бесконечных восторгов. А сейчас… сейчас, когда она узнала такое…
Даже дом бога на время перестал казаться ей прекрасным; да и первоначальное восхищение несколько остыло. Жизнь в эти залы вдыхал ее возлюбленный господин. А в его отсутствие Хат начинали посещать новые… непозволительные, должно быть, мысли.
К чему бог готовит детей, которых забрал у родителей и лишил имен?
Он отпускал их домой два дня назад – и Исетемхеб-“Хатхор” с гордостью рассказывала учительнице, что ее родители были счастливы тем, что она живет в милости у бога. Все родители были счастливы!
А может, подумала Хат, только говорили, что счастливы… Она не знала, о чем теперь говорят ее односельчане в своих домах, тайком собираясь во дворах – Хат была отрезана от прежней жизни.
А еще родители маленьких жрецов не успели узнать, что им сменили имена. Ра сделал это после того, как они вернулись обратно.
Хат опустилась на колени, молясь божественному солнцу, чтобы бог вразумил ее. Она не понимала, что происходило со всеми ними.
