Текст книги "Свет, сошедший на землю (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
И тут Метен увидел портал.
Он сделал круг! Они сделали круг, уведя врагов за собой!..
Метен, как безумный, сгреб в объятия жену, которая могла умереть от любого неосторожного движения – если уже не умерла; молодой воин помчался вперед, отдав все силы и внимание этому последнему усилию. Метен какой-то частью сознания услышал топот позади и выстрел, но не осмыслил этого. Он прыгнул к порталу, следующим прыжком оказался внутри круга; ноги у него подкосились под весом Хат, и он упал, уронив раненую женщину. Она не издала ни звука. Метен налитыми кровью глазами увидел звероголовых чудищ, которым его жена уже не достанется – ни живая, ни мертвая; он нажал на кнопку на перчатке как раз тогда, когда один из этих “богов” выстрелил прямо ему в лицо.
Но слишком поздно: перемещение осуществлялось мгновенно.
Метен оказался в храме перехода, а сверху на него навалилось тело, которое менее часа назад было Хат, лучшей, единственной из женщин.
Метен забыл и о врагах, и о боге – он упал рядом с нею на колени, слезы текли у него из глаз, затуманивая зрение. Прекрасное лицо жены казалось спящим. Метен поднес руку к ее губам, но не ощутил дыхания.
“О Хат!.. Я бы убил эту тварь еще раз!..”
И тут неожиданно включился портал – раскрылся над головой Метена, излив на него поток голубого света. Метен задохнулся, отпрянув. Он совсем забыл о преследователях. Воин поднял тело жены на руки и попятился назад, потом повернулся и очертя голову бросился к выходу. Метен выбежал наружу и зажмурился от яркого света – солнце было в зените. А ему казалось, что они вошли в храм очень давно…
Его вимана все еще стояла у входа, но Метен смотрел на нее, точно внезапно потеряв всю решимость, всю сообразительность. Зачем бороться?..
Метен услышал за спиной шаги, и это подстегнуло его волю. Он забрался в кабину, безжалостно встряхивая Хат; хотя зачем жалеть мертвое тело?
Метен опять плакал. Он стремился умчаться отсюда; и так же сильно хотел, чтобы кто-нибудь сейчас выбежал из храма и застрелил его…
Из храма выбежали стражники, и Метен резко дернул пульт управления. Вимана взмыла в воздух, раскрывая крылья. Птица бога уносила прочь его убийц.
Снизу выстрелили, но Метен был уже слишком высоко.
Один из стражников бога оказался сообразительнее и восприимчивее других – тех, что бросились в погоню за врагами. Те просто еще не осознали случившегося огромного несчастья. Или, может, думали, что, когда они схватят мятежников, что-нибудь изменится? Бог восстанет? Глупцы!
Воин наклонился над окровавленным телом – он задыхался от священного трепета. Невозможно было поверить, что Ра мертв. Что бог может умереть. И одновременно стражник сознавал, что должен сделать что-нибудь… помочь?
В душе человека совершался не менее страшный переворот, чем тот, который только что произошел в его стране. Помочь богу! Спасти от смерти – бога!..
– Господин, – прошептал воин. Он опустился на колени, не смея прикоснуться к телу бессмертного фараона, хотя и видел его ужасную рану, от которой пропитались алой кровью отягощенные драгоценными каменьями алые одежды…
Бог приоткрыл глаза, испускавшие слабое сияние; голубоватый отсвет лег на бледные щеки. Его верный раб в этот миг чуть не умер от радости. Жив!..
– Кто? – шевельнулись уста.
– Перед тобою твой раб, повелитель, – сказал стражник, прижав руку к сердцу, словно Ра из своего положения мог увидеть и оценить это движение. – Что ты прикажешь мне сделать?
Гоаулд даже в предсмертной муке ощутил презрение к этому существу. Выполнять приказы… все, на что они способны. Его живые куклы.
– Саркофаг, – прошептал Ра. Глаза его снова закрылись; он знал, что существо, стоящее перед ним на коленях, сделает все, что ему прикажут, если только у него хватит на это соображения.
– Мне нужен саркофаг, – повторил гоаулд. Сейчас, с голосом, упавшим до шепота, он выглядел как человеческий юноша – раненый царевич, слишком слабый и изнеженный, чтобы защититься от смертельного удара. А потом он почувствовал, как его подняли могучие руки. Ра отдался воле человека, зная, что даже сейчас имеет над ним полную власть – может, большую, чем когда-либо… Раб понял его, и больше ничего не имело значения.
Стражник бегом понес господина в зал воскрешения. Он знал о нем, как и о том, что Ра часто подолгу возлежит в саркофаге; зачем ему это устройство, раб не понимал и не смел спрашивать.
Воин бережно, точно мать – дитя, уложил своего повелителя в сияющую раковину. Ему казалось, что неподвижный бог сам засиял внутри нее, как перл. Человек смотрел на своего идола, не смея дышать. Он снова ждал приказаний.
Ра снова открыл глаза – они смотрели не на раба, а в потолок; но теперь горели, точно им передался свет саркофага.
– Покинь зал и скажи, чтобы никто не смел сюда входить, – своим прежним, возлюбленным людьми и устрашающим рыкающим голосом проговорил солнечный бог.
Стражник преклонил колено перед существом, которое презирало человеческие жесты преданности. И уж тем более, не могло из своего положения увидеть этот жест. Потом человек поднялся, стараясь как можно меньше шуметь, и вышел за дверь. Его руки и грудь были все еще перепачканы кровью Ра, но воин гордился этим больше, чем гордился бы царским знаком отличия…
Он стал на страже у дверей в зал воскрешения, готовый застрелить первого, кто потревожит покой повелителя.
========== Глава 47 ==========
Метен летел сам не зная куда – прочь от врагов. Только бы подальше от врагов! Он не сразу понял, что его никто не преследует.
Голова Хат соскользнула с его плеча, и Метен остро осознал себя – как тогда, когда возродился в саркофаге; он только что родился для новой мучительной жизни… Ра мертв… Но разве это что-то значит?..
Метен направил виману к земле. К темной полоске берега, на которой рос папирус и камыш; в стороне виднелась пальмовая роща, но никаких признаков человеческого жилья. Но сейчас ему было не разбирать.
Едва приземлившись, Метен вытащил из кабины жену. Он бережно уложил ее на землю.
Жива ли? Жива ли?..
Больше ничего не имело значения.
Метен прислушался к ее дыханию; потом, ругая себя последними словами за то, что не подумал об этом сразу, стал искать, куда она ранена. И нашел – платье на груди, у плеча, все пропиталось кровью. Метен сорвал с плеча Хат одежду и в ужасе уставился на рану.
Такая же, как та, которую он сам нанес Ра… Смертельная…
Метен упал рядом и в отчаянии прижался ухом к сердцу Хат.
И услышал слабое биение…
А потом Метен ощутил, что Хат горит! Она была жива! Какой он глупец – как только не подумал, что мертвые не горят, а остывают!..
И тут жена застонала – Метен дернулся к ней, как будто мог что-то сделать. Хотя мог, конечно. Он схватился за ее юбку и оторвал от нее полосу – перевязать рану. В этот миг Метен был счастлив не меньше, чем стражник Ра, спасший свое божество.
– Метен, – проговорила Хат, словно в бреду. Едва ли она понимала, кто с ней и где она.
– Я здесь, здесь, – проговорил Метен, отчаянно надеясь, что услышит ответ. Но Хат опять замолчала и, казалось, перестала дышать…
Метен, как мог бережно, перевязал ее рану. Но он же не знал, что у нее разрушено внутри!.. Хат даже не стонала, когда муж приподнимал ее и стягивал повязку – лишилась чувств. Метен чуть не плакал снова. Он совсем не умел лечить. И не знал, как добудет пропитание для жены и для себя.
Воин выпрямился и огляделся, точно надеялся найти помощь. Никого, только песок и вода…
Метен, стиснув зубы, поднял бесчувственную Хат и снова понес ее к вимане. В этот миг он благословлял высшие силы, даровавшие ему такое преимущество – Метен не подумал, что получил свою машину от Ра. Как и о том, что все свое искусство получил от Ра. И о том, что Ра больше нет…
Он думал только о том – отчаянно, как голодный хищник – как вернуть жизнь жене и найти для них двоих пристанище.
Вимана снова взлетела над землей, все еще ничего не знавшей о том, что случилось с ее богом.
Метен нашел прибежище в одной из деревень – слишком голодной, чтобы возмутиться появлением своего угнетателя, и слишком забитой, чтобы задать ему какие-нибудь вопросы.
Метена впустила в свою хижину одинокая старуха. У нее не осталось никого, за кого она могла бы бояться – и весь вид Метена говорил о том, что и он сейчас не опасен. Во всяком случае, безоружен. Хотя вполне способен насмерть пришибить такую, как она, старуху ударом кулака…
– Начальник прогнал. Поссорились из-за жены, ранили ее, – сказал Метен, указывая на Хат.
Старуха кивнула. Спрашивать дальше она не решалась, конечно.
Если бы только она поняла, что в действительности совершили эти двое…
– У меня есть нечего, господин, – боязливо предупредила женщина.
Метен усмехнулся.
– Рыболовная снасть от мужа осталась? – спросил он. – А раненых лечить ты умеешь?
Старуха обрадованно закивала. Она даже не подозревала, что принесли с собою ее нежданные высокие гости.
Стражники вернулись в пирамиду ни с чем. Они были настолько потрясены, что не знали, что говорить друг другу, даже не могли смотреть друг другу в лицо. Хотя они и так не смотрели друг другу в лицо, будучи на посту – одна чудовищная морда видела другую чудовищную морду. И слышала голос нелюдя, отвечая таким же голосом…
Бог убит. Ра убит. Как такое может быть?
Небеса должны были обрушиться на землю, светило погаснуть, погрузив страну в первозданную тьму*. А солнце сияло в полную силу, как и прежде. Не в одном из сердец людей, ставших свидетелями неосуществленного конца мира, в этот миг зародилось сомнение насчет природы своего властелина…
Начальник дворцовой стражи, “Анубис”, первым выступил из портала. Он двигался, точно оглушенный. Что теперь будет?
Воин малодушно оглянулся на своих подчиненных, точно ожидая ответа от них; потом пошел вперед. Туда, где произошло немыслимое. По пути “Анубис” нашарил кнопку на маске и открыл смуглое лицо, теперь пепельное от ужаса. Черная обводка глаз растеклась от пота. Этот могучий человек, лишенный своего бога, сейчас был поистине жалок.
Люди сами не заметили, как нужда в божественной длани, созидающей порядок на земле, потребность в ясных речениях небес подменила их собственную волю…
Стражники нестройной группой вернулись в зал, где был застрелен Ра. Они и ожидали, и страшились того, что найдут там; но, к их изумлению, там не было ничего… никого.
“Анубис” расширенными глазами смотрел на кровь на полу. Это была кровь бога. Все они видели, как она пролилась… но, может, то было наваждение?
– Что здесь случилось? – человеческим голосом спросил он своих демонических солдат.
Один из них, подражая своему начальнику, сложил маску. Он был так же бледен, как и его командир, а боялся еще больше.
– Может быть… бог воскрес? – наконец выговорил стражник.
– Воскрес? – скрывая за яростью свой страх, обрушился на него “Анубис”. – Разве великий бог может умереть? Болван!..
“Мы все видели, как он был подстрелен”, прозвучало в уме у каждого из стражников; но ни один не произнес этого вслух.
“Анубис”, решившись выяснить, что произошло, направился дальше, а его люди последовали за ним. Они прошли несколько пустых залов, пугаясь этой неизвестности еще больше, чем вида окровавленного тела Ра. Что случилось? Не вознесся ли господин, в самом деле, на небо, покинув своих верных слуг?..
И у дверей одного из залов солдаты наконец наткнулись на стражника-“Хора”, стоявшего там, точно на часах. На нем не было маски, но копье он держал наперевес. При виде товарищей воин мгновенно подобрался, сверкнув глазами; копье уставилось в грудь начальнику стражи.
– Ты с ума сошел? – спросил “Анубис”, застыв на месте. – Что ты делаешь?
Четыре копья прицелились в этого безумного часового, но он не дрогнул. Напротив, на лице его выразилась какая-то предельная решимость.
– Ни с места, – прорычал солдат. – Там, в зале, возлежит Ра! Он покоится в саркофаге!
Копье угрожающе щелкнуло. Этот воин действительно был готов застрелить своего начальника, если тот шагнет ближе. “Анубис” онемел.
– Ра? – наконец выговорил он. – Как наш повелитель оказался в саркофаге? Отвечай!..
– Он лежал смертельно раненый на полу, и я перенес его туда, – сказал стражник. И тут же понял, что произнес невероятную вещь: глаза его противников выкатились из орбит. У “Анубиса” отвисла челюсть.
– Что ты болтаешь? – сказал он. – Ты умрешь за это под пытками!
Солдат резко двинул копьем. Он побледнел от такой угрозы, но сознания долга не лишился.
– Уходите отсюда! – сказал часовой. – Не смейте тревожить покой господина!
“Анубис” стремительно шагнул к нему, и копье так же стремительно взлетело, в упор прицелившись в его незащищенную грудь. Обезумевшие взгляды встретились и, казалось, накалили воздух между “богами”…
Миг противостояния мог кончиться страшно; но он миновал.
“Анубис” огромным усилием воли заставил себя отступить, хотя все существо его рвалось узнать истину. Он заставил себя поверить этому солдату – грудь и руки которого были окровавлены…
Но так солгать этот стражник не решился бы. Даже он сам не решился бы. “Я прикажу содрать с него кожу, если он сказал ложь, – подумал начальник стражи. – Если он что-то сделал повелителю!”
И тут же мысли оборвались, точно ухнули в пропасть: что-то сделал повелителю? Богу можно повредить?..
“Анубис” словно сам, вместе с такими мыслями, падал в пропасть… Тонул и замерзал в темных водах, над которыми погасли последние лучи надежды.
“Анубис” уставился в окно-щель, точно кто-то вздернул его голову за косу.
Ослепительное желтое солнце будто насмехалось над священной особой повелителя.
Начальник стражи резко махнул рукой своим солдатам и, круто повернувшись, направился прочь. Его люди молча последовали за ним: они так и не посмели вмешаться в происходящее.
Ра, покоившийся в своем саркофаге, казался беспомощным и бессильным. Но пока его бывшая наложница стонала и металась в бреду, как пламенем, охваченная своей болезнью, тело бога полностью восстановилось. Над Хат сидел ее муж – человек, осмелившийся подняться против бога; и этот человек ничем не мог помочь своей женщине. Ра был один. Но он ни в ком и не нуждался.
Гоаулд лежал, смежив веки, но не спал ни минуты – разум его бодрствовал и был необычайно активен. Ра восстанавливал свою информационную матрицу, как восстановил энергетическую, работая над своей памятью и ментальными навыками. Ненужные впечатления, особенно эмоционально окрашенные, блокировались. Нужные, необходимые для выживания и полного контроля над ситуацией, восстанавливались. Эмоциональная память – необычайно долгая – освобождалась от лишней нагрузки и приводилась в рабочее состояние. Ра становился очень… эффективен, когда восставал из саркофага.
Он забывал ненужные события и ненужных… людей. Да, сейчас его окружали люди, таури… почти не заслуживавшие внимания.
Ра регулярно очищал свой разум, проходя циклы восстановления. Он жил так долго, что не выдержал бы груза всех своих воспоминаний. Потому что он, представитель очень высокой расы, все же не был чистым свободным разумом или существом с иного плана… Ра был живущим и смертным…
И рассчитывал существовать в такой форме очень, очень долгое время. По меркам таури – вечно. И никто из людишек ему в этом не помешает.
Восстановление завершилось – бог сел в саркофаге. Пораженная копьем грудь была целой и невредимой. Ра улыбнулся с восторгом, с силой втянул носом земной воздух. Каждый такой цикл был как новое рождение.
И, как рожденный заново, Ра каждый раз становился первозданно эгоистичен и первозданно неспособен оглянуться на свой духовный опыт.
* Одна из стихий, существовавших прежде сотворения мира (по представлениям древних египтян).
========== Глава 48 ==========
Стражник, осмелившийся угрожать смертью своему начальнику, простоял на посту до позднего вечера. Он чувствовал, что вызвал общий гнев и подозрение… но все это было мелко рядом с тем, что происходило за дверями, которые охранял воин.
Там возрождался к жизни бог.
Гнев начальника в сравнении с этим – как жужжание мухи в солнечном пламени. Солдат Ра верил в всесилие Ра – заставлял себя, когда вера колебалась: кто, как не он, видел, насколько светоносный бог уязвим…
“Если бы я не отнес его в саркофаг, он бы умер”.
Стражник холодел и покрывался потом, молясь о прощении за богохульство. Но он никогда еще не нес такой тяжкой службы, как в эти часы, когда не знал, чего ждать от небес или от людей. До Ра человеческая жизнь была… темна. Она была полна страха, только изредка освещаемого изнутри любовью и мыслью. Теперь же божественная любовь и мысль царствовали над всем, упорядочив мир – рука бога подхватила избранных им людей, став им опорой. Воин Ра не мог себе представить, как люди когда-то жили без Ра.
Или представить, что уверовал в ложного бога…
Наконец стемнело; никто по-прежнему не нарушал покоя Ра – и никто не показывался из его покоев. Стражник устал, проголодался и все больше преисполнялся страха и сомнения. В голову его начали закрадываться совсем непозволительные мысли – вторгнуться в зал воскрешения и увидеть своими глазами, что там происходит, или же покинуть свой пост…
И как раз тогда, когда это желание едва не одержало верх, двери зала воскрешения отворились.
Бог вышел, мягко ступая и шелестя длинными алыми одеждами – и воин повергся на колени в порыве любви и восторга. Ему захотелось прижать к губам край мантии Ра, но он не посмел. Только простерся ниц. Ра был жив, он был вечен – и мир и свет снова воцарились во всем мире и в сердце слуги.
– Поднимись, – негромко приказал бог.
Стражник вскочил, готовый разорваться от преданности. Он вытянулся, сжав свое копье, сожалея, что не может выразить всей полноты своей любви и счастья при виде повелителя. Ра чуть улыбался, глядя на раба своими темными глазами ласково и немного устало.
– Где остальная стража? – спросил он.
– Испугались и ушли, повелитель. Я прогнал их, чтобы они не тревожили твой покой. Осмелюсь доложить, – поспешно закончил воин.
Ра слегка наклонил голову, все так же улыбаясь, ласково и укоризненно – точно родитель, раздумывавший над поведением непослушного дитяти. Человек, смотревший на гоаулда с обожанием, ни в малейшей степени не подозревал, какие мысли скрывались за этим гладким лбом, за кукольным лицом.
– Позови ко мне моих жрецов, – наконец распорядился бог.
Он решил, что не будет устраивать казней среди приближенных сейчас – когда вера в него пошатнулась. Но только по той причине, что это было для него невыгодно.
Прошло то время, когда таури с их преданностью могли вызвать его симпатию… если это время когда-нибудь было. Сейчас гоаулд защитил себя от эмоциональных ловушек подобно той, в какую по собственной неосмотрительности попался, прилетев сюда… Он даст дикарям то, чего они единственно достойны.
Больше никаких фаворитов. Только рабы.
Ра снова скрылся в своих покоях, а воин поспешил выполнять распоряжение. Он не знал, здесь ли маленькие слуги бога; но если нет, их доставят так скоро, как только возможно.
Исетемхеб, ее двое товарищей и двое новых детей-жрецов находились во дворце – и ничего не успели услышать о том, что произошло с их господином. Никто и не собирался им ничего рассказывать. Им просто приказали как можно скорее отправляться в пирамиду.
Дети были испуганы, но достаточно хорошо знали свое дело, чтобы исполнить свой долг. Они помогли богу совершить туалет, подали ужин, а потом исчезли. Юные слуги Ра чувствовали, что от них что-то скрывают – но уже давно были приучены держать язык за зубами.
Ра во всем своем великолепии явился в тронный зал пирамиды – эту ночь он проведет здесь. И часть ее посвятит допросу стражников, оказавшихся неспособными уберечь его божественную особу. Гоаулд испытал знакомое, но оттого ничуть не меньшее удовольствие – скользя взглядом по виноватым лицам могучих людей.
Все эти мощные руки – его руки. Он укротил этих животных подачками и кнутом. Так знакомо… и на каждой новой планете, с каждым новым видом неразвитых зверей по-своему.
Ра опустил руки на подлокотники, наслаждаясь ощущением этих рук – их утонченности, тяжести драгоценных перстней. Он был бог, и он был совершенен.
– Кто из вас видел лица мятежников? – спросил гоаулд. – Ты?
Взгляд его остановился на “Анубисе”.
Начальник стражи потупился. Он не смел спрятать лицо за маской. Ра с удовольствием смотрел на его страх… человек ждал кары! Человек ждал кары за то, что на какой-то миг усомнился в его власти!..
Глаза гоаулда начали светиться – он стал накаляться гневом; но тут “Анубис” заговорил.
– Я видел, повелитель. Это мужчина и женщина.
Он не успел закончить, как Ра резко встал… нет, вскочил с трона.
– Что? – рыкнул он, потеряв самообладание.
“Анубис” смотрел на господина со смесью недоумения и страха. Бог несколько мгновений стоял, неподвижный и тонкий – светясь, как раскаленный медный прут; потом резко сел обратно. Он часто, глубоко дышал, ноздри раздувались. Его грозная стража смотрела на это с ужасом – на слабого юношу, на огненного юношу.
Наконец гоаулд овладел собой.
– Опишите их, – приказал Ра.
Он откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза, точно потеряв всякий интерес к словам своих слуг. Но в действительности он пытался сохранить самообладание, которое каждый миг грозило ему изменить.
На него покусились те самые… Приближенные рабы…
“Анубис” рассказывал, невольно прерываясь от страха – когда засматривался на огонь, полыхающий в прикрытых глазах неподвижного повелителя. Сам бог, однако, его не прерывал. До тех пор, пока не остановил его речь властным жестом.
– Все убирайтесь прочь, – приказал Ра.
Люди преклонили колена и вышли.
Бог так и остался сидеть на троне – прикрыв глаза, опустив руки на подлокотники, бледный, точно мертвец, которого усадили в кресло и представили живым. Он был полон здоровья и энергии, одет в новое изысканнейшее платье, причесан и надушен… но сейчас, как никогда отчетливо, он воспринимал себя глазами этих таури, которые оба принадлежали ему, но сбежали, чтобы спариться в своей родной грязи и показать ему свои клыки и когти…
Этим таури он казался куклой на троне. Воплощенным злом. Неведомой силой. Чем угодно, кроме того, чем он в действительности являлся – богом, одарившим их своей милостью…
Чего еще ожидать от диких зверей?
И это были лучшие из таури – лучшие представители их вида, обоего пола. Ра, оказывается, их и переоценил, и недооценил… что ж, он исправит свою ошибку. Он бессмертен. Людишки очень недолговечны. А без него и его силы – слабы и слепы…
Гоаулд улыбнулся. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза – в сознании своего могущества. Людишки дорого расплатятся за этот плевок. Расплатятся тем, чего им, в отличие от их господина, никогда не вернуть…
Жизнью.
“Я прикажу немедленно начать розыск, – подумал Ра. – С помощью виман мои солдаты быстро прочешут деревни. Мой запас наквада огромен. Я дам моим слугам столько оружия и машин, сколько нужно, чтобы найти их. Женщина, скорее всего, мертва…”
Тут он с сожалением прервал свою мысленную речь. Мертва! Это то, чего Ра хотел бы меньше всего. Он хотел бы убить их обоих – самолично, глядя в глаза… На глазах друг у друга…
И он это сделает.
Они узрят силу бога перед тем, как умереть.
========== Глава 49 ==========
Хат несколько часов была на краю смерти, потом пришла в себя.
Метен, сидевший над нею с тоской и отчаянием в глазах, широко улыбнулся и порывисто склонился к жене, ловя ее взгляд, движение губ. То, что Хат очнулась, было большим счастьем в мире без Ра – в том мире, где каждая пустячная болезнь могла кончиться смертью. Старуха, пустившая Метена на постой, понимала в ранах не больше него самого: только и могла, что предоставить больной соломенный тюфяк и пытаться поить ее, когда сиделке чудились проблески сознания.
– Метен, где мы? – спросила Хат, повернув голову к мужу. Метен ужаснулся этому обращению, но слово уже вылетело. Хотя зачем прятаться сейчас?
Кто найдет их в предначальной тьме – вновь спустившейся на землю, чье солнце погасло?..
– Мы у друзей, – сказал он жене.
Метен уже и не помнил, когда в последний раз мог назвать другом кого-нибудь, кроме Хат…
Но умница поняла – замолчала. Метен смотрел на жену с наслаждением и страхом. Если она снова соскользнет в беспамятство, он ничем не сможет вернуть ее.
– Госпожа, оставь нас, – неожиданно попросила Хат старуху.
Та, польщенная и изумленная таким обращением, поклонилась и проворно покинула дом. Метен придвинулся к жене ближе, догадываясь, что она хочет говорить.
– Что, любимая? – спросил он, коснувшись ее мягких курчавых волос. Хат улыбнулась. Щеки горели, она вся была так горяча, что рядом с ней было жарко сидеть.
– Тебе нельзя говорить, – прошептал Метен, испугавшись.
Хат качнула головой.
– Метен, ничего еще не кончилось. Мы сделали намного хуже, – шепотом сказала юная женщина. – Мы ничего не изменили для Ра – но сделали намного хуже нам…
– Как это ничего не изменили? – так же шепотом, с ужасом и неверием спросил Метен. – Я же его убил…
Хат мотнула головой. Она опустила веки, и из-под ее черных ресниц покатились слезы.
– Нет, – сказала раненая. – Ты его только… обновил. Я сейчас говорила с матушкой Айей… там.
– Во сне? – изумился Метен. – Это же пустое!
– Да, во сне, – подтвердила Хат. – Бабушка мертва, но когда я засыпаю, я вижу ее. Бабушка сказала мне, что Ра жив – твой выстрел для него был как разлив для полей… Он уже воспрянул, муж мой, и он жаждет мести.
Метен провел рукой по лбу, не зная, что отвечать на это. Молодой воин был далеко не так красив, как когда-то – с изможденным долгим бдением лицом, подточенный ненавистью, грязный… переваливший через свой последний час, каким он считал убийство Ра. Метен никогда не думал, что будет делать потом.
– Хат, это, должно быть, бред. Горячечная греза, – сказал он. – Как ты можешь знать, жива или мертва старая Айя? Как ты можешь знать, что случается с мертвыми?
– Что случилось с Ра, я знаю. Он жив, – спокойно ответила Хат. – И он уже разыскивает нас, брат. Ты должен стать нашими ногами и нашей волей… и рассудить, глупа ли твоя жена, говорящая такое, – с легкой улыбкой закончила она.
Вдруг Хат закашлялась, надрывно, застанывая. Метен вскочил и застыл на месте, в бессильной муке глядя на эти муки. Но наконец кашель прекратился. Хат хрипло дышала; но крови на губах Метен, к счастью, не заметил.
Такое он когда-то давно видел у насмерть раненных охотников своей деревни…
– Тебе нужно уснуть, – сказал Метен, бережно беря руку жены в свою.
– Да, нужно, – сказала Хат. – А тебе нужно прямо сейчас решить за нас, что делать – ты теперь и тело наше, и голова… Нет времени медлить…
– Хорошо, – сказал Метен.
Ему было страшно. Так страшно, что хотелось разрыдаться, как ребенку. И никому нельзя было это показать…
– Воды дать? – спросил он.
– Дай, – ответила Хат.
Метен вскочил и взял глиняный кувшин и чашку, стоявшие прямо на полу. Никакой мебели в этом доме не имелось. Дрожащими руками Метен налил жене воды, не поднимая глаз; он чувствовал себя так, точно его, наконец-то посчитавшего себя в безопасности, вдруг обложили со всех сторон – и страх за жизнь жены и собственную увеличился десятикратно…
Он никак не мог знать, права ли жена – свершилось ли чудесное воскресение Ра. Но он знал, что Хат права.
Когда он поднес к губам Хат чашку, она жадно выпила и попросила еще. Выпила еще одну и опустилась на постель; Метен едва успел поддержать ее голову, чтобы уберечь ее от лишних сотрясений.
– Удивительно, как он силен. Он ведь так слаб, – прошептала Хат.
Не было нужды спрашивать, кого она подразумевает.
– Слаб? – сказал Метен.
Хат кивнула. Поморщилась от боли.
– Ра был… слабее тебя, когда ложился со мной, – сказала она.
Метен от неожиданности распахнул глаза и выпрямился, уставившись в ее лицо. Хат лежала неподвижно и казалась спящей – после таких слов. Хотя не могла не понимать, что господину ее жизни очень неприятно услышать напоминание о днях, когда его жена принадлежала другому…
Но Хат была из тех женщин, кто не боится вызвать недовольство мужчины.
Он вышел, стараясь двигаться тихо, и пригласил в дом хозяйку, покорно сидевшую за дверью.
Метен сел за порогом, обхватив голову руками. Он был в таком смятении, так измотан, что появление стражников Ра сейчас, наверное, было бы облегчением. Чем отличаются здешние люди от людей в небесном царстве бога? Ничем. Как он поднимет их на борьбу? Если это правда, что Ра жив…
Метен закрыл лицо руками и уткнулся лбом в колени. Он чувствовал себя ребенком, выброшенным в мир без всякого ободрения, без всякой надежды. Его родители были такими же детьми перед лицом жизни, как и он сам… и они были принесены в жертву тому, кого Метен на короткое время счел своим истинным отцом. Слишком прекрасно было то, что обещал Ра…
А потом оказалось, что это ложь.
“Боги есть. Никогда не позволяй себе извериться, брат мой”, – говорила Хат.
“Если боги и есть, они очень злы… или равнодушны, – подумал Метен. – Мы приносили им жертвы, молились, полагая на них всю свою надежду – а они, должно быть, только смеялись над нами”.
Метен встал, с выражением таким же опустошенным, каким было его сердце. Он отправился к реке, смыть с себя грязь и усталость. Может быть, их действительно разыскивают… может быть, его увидят. Ну и что?
Метен погрузился в прохладную воду, со вздохом, закрыв глаза – ощутив обманчивую защищенность, точно его снова приняло в себя лоно матери. Он мог привлечь крокодилов. Ну и что?
Молодой воин долго мылся, нырял, освежая свой разум и отдавая воде всю ту мерзость, что принес на себе из боя. Ра приучил его тщательно соблюдать чистоту. Он облагородил его во всем. Будь он проклят!..
Метен вышел из воды – с каждым шагом песок и земля облепляли его босые ноги все гуще – и пошел обратно к своей жене. Он решил за них, как Хат и хотела. Он никуда не пойдет – Хат никуда нельзя переносить, а ему, с таким бременем, никуда нельзя двигаться отсюда. Кто знает, как его встретит другое селение? И чем оно будет отличаться от этого? В Черной Земле Ра они везде как на ладони… Метен видел свою землю с божественной высоты, и не заблуждался на этот счет.
Метену негде было спрятать виману, и ее нельзя было оставлять на глазах у селян – и он в конце концов решился на отчаянный шаг: отвел машину в рощу неподалеку. Там ее хотя бы прикрывали кроны деревьев. Хотя сверху все равно можно было разглядеть аппарат.
Несколько дней прошли однообразно… в подавляемом страхе: так люди боятся бедствия, которое не могут отвратить. Песчаной бури… Нашествия саранчи… Ра был так же необорим. И намного ужаснее, потому что обладал не только жестоким, а еще и расчетливым умом.
