Текст книги "Мне нужен герой! I NEED A HERO!"
Автор книги: lovedvays
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
В ее облике сквозила дерзость и смертельная уверенность в себе. "Бедный Глеб", – подумала я. Даже если он в чем-то не угодит ей, у него не будет ни единого шанса. Она сразит его наповал.
Сегодня ее выбор пал на черную плиссированную юбку в сочетании с черными колготками и бордовым лонгсливом с кокетливым вырезом в зоне декольте. Образ завершали замшевые ботфорты на небольшом каблучке. Покрутившись перед зеркалом, она щедро оросила себя моими духами и, послав мне воздушный поцелуй, упорхнула на свидание, оставив меня наедине со своими размышлениями.
А может, в этой симпатии и не нужна логика? Вдруг это и есть та самая любовь с первого взгляда?
Духовка и телевизор умолкли, и я принялась сервировать небольшой столик, уютно вписанный в барную стойку. Сегодня отец обещал заехать, а это означало неминуемую встречу с неловкими вопросами. Еда – вот лучшее средство заставить его молчать. И мне спокойнее, и родитель сыт.
Ароматы свежей зелени, вина и сочного, хорошо прожаренного мяса окутали студию, пробуждая голодный рокот в животе. Едва положив последний прибор, я услышала звонок в дверь. Пунктуален, как всегда. Отец выработал эту привычку, отточенную бесчисленными собраниями и встречами. Распахнув дверь, я увидела высокого, статного мужчину, тронутого легкой сединой у висков. "Постарел", – промелькнуло в голове. Последний раз мы виделись четыре месяца назад, на моем выпускном, но казалось, что прошла целая вечность. В руках он сжимал внушительную стопку больших бумажных пакетов.
– Папа! – я бросилась его обнимать.
– Привет, дочь, – сказал он, пытаясь ответить на мое крепкое объятие, но груз привезенных "даров" ему мешал.
Освободив одну его руку, я подхватила три пакета и внесла их в квартиру, пропуская отца внутрь. Он, лихо сбросив лакированные черные туфли и поставив покупки на пол, прошествовал в середину комнаты и с довольным видом окинул взглядом мое жилище.
– Ну, молодец, глянь, как красиво все обустроила! Не на том факультете учишься, – засмеялся он, вызвав лишь мой закатившийся взгляд.
Разговор о моей "предрасположенности" к дизайну интерьера отец заводил не впервые. Он видел мой вкус, чутье и чувство гармонии, но дело было не только в этом. Я могла бы стать его партнером, оформляя квартиры в его строящихся домах для состоятельных клиентов. Работа в паре, горы денег и бесконечные придирки в случае малейшего промаха – вот что я услышала от мамы в ответ на его попытки уговорить меня перевестись в другой институт. Не желая снова поднимать эту тему, я сразу усадила отца за стол, где его уже ждала тарелка с аппетитным стейком.
– Надеюсь, не хуже, чем в ресторане, где ты обедаешь, – сказала я, усаживаясь напротив.
– Да разве у тебя может быть невкусно? – засмеялся он, отрезая сочный кусок мяса. – У тебя ко всему талант! Даже готовишь не хуже шеф-поваров. Вот какую замечательную дочь мы воспитали! – с гордостью произнес отец.
– Как работа? И, кстати, где Михаил Дмитриевич? – спросила я, вдруг вспомнив о старом отцовском друге и его бессменном помощнике.
Отец, методично разрезая сочный стейк на аккуратные кусочки, ответил:
– На работе все идет своим чередом. Есть интересный заказ на строительство целого пассажа в центре города. Сейчас решаем, браться за него или нет. А у Михи жена родила, поэтому я решил дать ему бессрочный отпуск. Пусть побудет с семьей, пока ребенок не подрастет и супруге не станет полегче. А пока его заменяет молодой.
– И где ты откопал этого молодого? – поинтересовалась я, запивая ужин прохладной водой с лимоном и мятой.
– А, это Глеб, сын одного из моих партнеров. Тот попросил устроить ему что-то вроде стажировки, чтобы парень опыта набрался.
– А… понятно, – протянула я без особого энтузиазма.
Остаток вечера мы посвятили обсуждению моей учебы. Отец живо интересовался моими делами, внимательно слушал рассказы о новых друзьях. Лишь при упоминании Дани он заметно напрягся. Отец был человеком старой закалки, и ему сложно было принять его некую манерность. В его понимании мужчина должен быть как скала, а в его гардеробе не должно быть ни единой цветной вещи.
– Он хороший, правда. И, между прочим, твой подарок ему очень понравился, – сказала я, указывая на браслет Cartier на моем запястье.
– Ну… ладно, пусть, – уклончиво ответил он, на что я невольно рассмеялась, наблюдая за его растерянным видом. – Ну а нормальный парень у тебя есть?
– Пап! – возмущенно воскликнула я.
– Ну а что? Одной жить тяжело. Нужна мужская рука. Я ведь не всегда могу приехать что-то починить, а у тебя на тумбочке дверца вон разболталась.
– И как ты только все замечаешь? – улыбнулась я, доедая стейк. – Кстати, а что в пакетах?
Вытерев губы салфеткой, мужчина поднялся со стула и направился к дверям, за пакетами. С самого детства эта сцена превратилась в некую странную традицию: отец, появлявшийся в моей жизни лишь несколько раз в год, словно стремился компенсировать свое отсутствие охапками подарков, покупая все подряд, без разбора. Так, среди моих кукол Барби нет-нет да и затесывался какой-нибудь футуристический робот, чуждый этому розовому миру.
И по сей день отец продолжал одаривать меня при каждой встрече, только на смену детским игрушкам пришли элегантные украшения, роскошные платья и прочие женские радости.
Тяжелой поступью отец подошел к пакетам и водрузил их у подножия кровати, словно приглашая меня к своеобразному ритуалу. «Что же он приготовил на этот раз?» – промелькнула мысль, когда я приблизилась к нему. В ответ отец начал вытряхивать содержимое пакетов на плед, пока на нем не образовалась целая гора шелковых и кружевных тканей.
Отец лишь кивнул на это богатство, приглашая к ознакомлению, а сам присел на край кровати, машинально поправляя свой строгий синий галстук.
– Пап! Ты, наверное, скупил половину магазина, потратив целое состояние? – смущенно спросила я, разглядывая пестрящие бирками платья, на которых красовались внушительные цены.
– Теперь могу себе позволить, тем более, неизвестно, когда еще увидимся, – виновато произнес отец, опуская взгляд. Я молчала, ожидая объяснений.
– Получил выгодный контракт на строительство элитного жилого комплекса, за границей, – мужчина искал в моих глазах реакцию, но я, давно привыкшая к его отъездам, лишь слегка улыбнулась и кивнула.
– Это же прекрасно! Раз тебя приглашают за границу, значит, ты востребован, – ответила я, откладывая в сторону очередное платье, расшитое крупными золотыми пайетками.
– Да, но это может занять целый год. Как же ты будешь здесь одна?
– Пап, я уже не маленькая девочка, не стоит так переживать. Тем более, я не одна: у меня есть друзья и мама, которая обещала почаще приезжать, – объяснила я, кладя руку на плечо отца и слегка наклоняясь к нему.
– Я знаю, дочь, просто переживаю за тебя. Ты так молода и красива, не хочу, чтобы ты оставалась без защиты.
– Все хорошо, пап, – я постаралась улыбнуться как можно шире, и отец ответил мне тем же. – Интересно, куда же мне столько одежды? – засмеялась я, снова переводя разговор в шутливое русло.
– Для разбивания мужских сердец, и чтобы поскорее нашла мне зятя!
– Ну, пап! – снова возмутилась я, вызвав у отца громкий, искренний смех. Вскоре после этого он снова уехал, оставив меня наедине с горой подарков. Пока я разбирала привезенные сокровища, на телефон пришло уведомление о поступлении крупной суммы на карту с прикреплённым сообщением:
«Проведи это время в университете весело! Отец».
Глава 13
Вероника
– А потом мы пошли в океанариум, потом в кафе, потом он отвез меня домой на машине и ждал, пока я помашу ему из окна рукой, чтобы он спокойно смог уехать. Ну разве не романтично?
– Очень романтично, – в один голос с Даней протянули мы, подперев подбородки руками.
Уже полчаса мы внимали восторженному рассказу Лилии, которая пела дифирамбы Глебу, какой он замечательный.
– Я уверена, что понравилась ему, теперь жду ответных действий, – твердо заявила подруга, завязывая волосы в высокий хвост.
– Ну хоть у кого-то в личной жизни просветление, – с расстроенным голосом ответил парень, поправляя непослушные каштановые пряди.
– Ничего-ничего, мы и вам кого-нибудь подберем!
Подруга сегодня была необычайно вдохновлена, иначе и не объяснишь ее внезапный визит в университет. Она примчалась сюда лишь для того, чтобы поделиться новостями о свидании, и вовсе не планировала идти на пары. Ведь сегодня у нее «очень важная» репетиция с группой, как она выразилась. Поэтому, завершив свой бурный рассказ, Лиля закинула свой рюкзачок в форме гробика на плечо и упорхнула из столовой, оставив нас с Даней наедине.
– Меня тошнит, – призналась я, чувствуя неприятное скручивание в животе.
– От Глеба? – с хитрой усмешкой поинтересовался однокурсник.
– От запаха.
Удивительно, но в университетской столовой пахло хуже, чем в моей школьной, а ведь это заведение славилось на весь город. Как можно здесь находиться, не говоря уже о том, чтобы есть? Теперь понятно, почему такие низкие цены, а тарелка супа стоит всего тридцать рублей. «С заботой о студентах», – вспомнила я цитату ректора, сказанную им в каком-то контексте, когда он принимал мои документы на поступление.
Что ж, день обещал быть тяжелым: четыре пары не самых интересных лекций по не самым интересным и относящимся к психологии предметам. Зачем психологу нужно изучать историю? Я не знала и, если честно, не хотела знать, но ничего не оставалось, кроме того, как смиренно терпеть и слушать скучные лекции преподавателя, чтобы показать, что я прилежная студентка ради автоматического зачета.
Пока я, прикованная к последнему столу в конце аудитории, сверлила взглядом неподвижные стрелки часов над доской, Даня, обреченно вздыхая, листал фотографии в Tinder. Неугомонный эстет, он отбраковывал кандидаток по малейшей детали в одежде, словно археолог, отсеивающий пустые породы. Я тоже вздыхала, но не от томительного ожидания конца пары, а от нерешенного вопроса.
В перерывах между лекциями я пыталась перехватить Марка Викторовича, чтобы обсудить это… эту досадную неловкость, но, как назло, то ли его не было в университете, то ли он благополучно от меня ускользал.
– Все свободны!
Слова прозвучали как долгожданный приказ, словно спуская с цепи голодных псов. Студенты, на ходу запихивая тетради в сумки, ринулись к выходу.
– Никусик, до завтра, – чмокнув меня в щечку, Даня убежал домой, где, со слов его соседа по квартире, с которым он ее снимал напополам по объявлению, сорвало кран.
Как-то друг мне рассказывал о нем, ну как рассказывал, двумя словами охарактеризовал квартиранта: «Типичный ботаник». Но, видимо, он не настолько был умным, раз не знал, как починить кран самому, и поэтому Даня поспешил к нему на помощь.
Все разбежались по своим делам, а я медленным шагом брела по улице между домами с мыслью: «Может, мне найти хобби?». Хотя я уже давно подумывала о том, чтобы купить большую картину по номерам и, раскрасив ее, украсить свою небольшую студию, и пока у меня было достаточно времени перед сессией, я решила не затягивать это дело.
По пути в канцелярский магазин меня настиг звонок мамы. Её голос звенел восторгом, когда она рассказывала о стремительном преображении её будущего салона. Она растворилась в этом проекте, отдавая ему всю свою энергию и страсть, мечтая, чтобы её творение стало известно не только в тесных рамках родного города, но и далеко за его пределами. Казалось, у всех вокруг жизнь била ключом, все были в неустанном движении, и лишь я, словно заколдованная, топталась на месте, и в прямом, и в переносном смысле. Пока мама, жадно ловя мои советы о ключевом цвете интерьера, металась в творческих муках выбора, я разрывалась между двумя полотнами: «Красные розы в огне» и «Лунная соната над морем». Вторая победила. Видимо, сама натура моя была ближе к спокойной созерцательности, нежели к яростному пламени страстей. Пока продавец бережно упаковывал мой огромный холст, мама, попрощавшись и извинившись, что в следующем месяце не приедет, отключила звонок, а я, вооружившись внушительной покупкой, зашагала домой по вечерним проспектам незнакомого города.
Вечер мой прошел в стиле классической одинокой холостячки: я зарылась в кровать под теплым пледом, обложившись пачкой чипсов, и отдалась просмотру низкопробного фильма ужасов, транслируемого по телевизору. Завтрашний день я ждала с особенным нетерпением. Решив больше не допустить ситуации, когда моего преподавателя увели прямо из-под носа после пары, я задумала подкараулить его у университета. Чтобы уж наверняка, без шансов на отступление! Все гениальное просто! Пока я мысленно потирала руки, предвкушая, как он будет сыпать извинениями, телефон взорвался звуком входящего сообщения.
В групповом чате красовалось фото от Лили: два огромных ведра с попкорном, водруженные на столе, сопровождались лаконичной подписью и интригующим смайликом – «С Глебом».
Кажется, у них все налаживается. Хоть я до сих пор и удивлена всему происходящему. Как бы быстро все это не закончилось, также как началось. Но я была искренне рада за подругу.
Вслед за Лилей прилетела фотография ведер с водой и тряпок, где Даня оставил комментарий: «Очкарик не знал, как перекрыть стояк, я в шоке». Да уж, веселый вечерок выдался у парня, ничего не скажешь. Я решила не отставать. Сфотографировав пачку чипсов на фоне какого-то чудовища с экрана телевизора, я отправила в чат, подписав «Морально разлагаюсь», на что друг тут же отреагировал смеющимся смайликом.
На город опустилась ночь, а это значит, что новый день непременно принесет что-то новое и непременно хорошее. Ну правда же?
На удивление, я быстро проснулась от звона будильника, даже не попытавшись выторговать у утра лишние двадцать минут сна. Университет гостеприимно распахивал свои двери в семь, и я должна была быть там в это время, ни минутой позже. Узнав расписание, я запомнила, что первая пара у Марка Викторовича была у второго курса. Она начиналась в восемь, а значит, он непременно приедет заранее. И я должна его перехватить. Однако вид за окном омрачил мое предвкушение.
Стена ливня обрушилась на город. Но это не сломило моего боевого духа. Белая дутая куртка, словно облачко, черные ботинки и верный прозрачный зонт – и вот я уже не боялась ледяных брызг, готовая к решительному шагу.
Ради этой цели я не пожалела денег на такси: в такую рань автобусы наверняка будут забиты под завязку, а поездка на крыше с каждой остановкой не входила в мои планы. И вот я стою неподалеку от главных ворот, чувствуя, как холодные капли с зонта, предательски стекают на куртку, и наблюдаю, как черный Ford въезжает на парковку.
Она располагалась прямо напротив университета. Преподаватель припарковался, развернув машину лицом к зданию, и я уже могла видеть его недовольное выражение. Кажется, он даже выругался сквозь зубы, если я правильно прочитала по губам. Злорадная улыбка тронула мои губы.
Мужчина торопливо выскочил из машины, сжимая в руке черную кожаную сумку. Его тщательно уложенные волосы мгновенно намокли и покорно прилипли ко лбу. Без зонта он почти бегом бросился к спасительным дверям университета. Перебегая дорогу, он тщетно пытался укрыть голову под полой пальто, глядя под ноги. Я сделала пару шагов навстречу и едва не заставила преподавателя врезаться в меня, чуть не сбив с ног.
– Доброе утро, Марк Викторович, – с лучезарной улыбкой я смотрела на него снизу-вверх, пока он пытался понять, что происходит. Решив не терять ни секунды, я перешла в наступление. – Мне нужно с вами срочно поговорить.
Хватило минуты, чтобы пальто преподавателя промокло насквозь. Но он, видимо, решил, что его еще можно спасти, приблизился и встал ко мне под зонт, сократив дистанцию до минимума. Теперь я в замешательстве пыталась понять, что происходит, передавая инициативу сопернику.
– Благоволина, – со злостью он прошипел мою фамилию, переминаясь с ноги на ногу под жалким подобием зонта, который лишь отсрочивал неминуемое намокание. – Что такого стряслось, что об этом нужно разговаривать на улице в такую погоду?
Он попытался прошмыгнуть под защиту университетских стен, но я преградила путь, встав стеной и ловя в его взгляде растерянность.
– Поговорим о вашем профессионализме, – выпалила я, впиваясь в него серьезным взглядом и наблюдая, как зрачки его медленно расширяются. Он изучал мое лицо, словно карту незнакомой местности, а на скулах плясали желваки. Вблизи он казался еще суровее, чем за кафедрой. Никто из нас не собирался отступать. Каждый его шаг вперед натыкался на мою непреклонность, и я не смогла сдержать победную ухмылку. Он же стоял, чуть склонив голову набок, находясь на грани своего терпения.
– В мой кабинет! – прорычал он.
Его голос охрип – то ли от ярости, то ли от пронизывающего холода, но по моей коже на мгновение пробежали мурашки от этой мужской хрипотцы. Пока я наслаждалась мимолетным впечатлением, преподаватель уже скрылся в здании, оставив меня позади.
"Один из двух", – подумала я. В мужчинах я обожала две вещи, и это был мой маленький фетиш: голос и запах. Поставленный, четкий, с приятной хрипотцой и нотками грубости – именно таким был его голос, и это вызывало во мне странное волнение. Но сейчас не время для мечтаний. Встряхнув себя, я побежала следом за Марком Викторовичем, на ходу складывая зонт. Длинные ноги в черных брюках уверенно вышагивали по знакомому маршруту к ненавистной аудитории на третьем этаже. По пути, возле деканата, он коротко кивнул какому-то мужчине, вероятно, коллеге, и продолжил свой путь, а я семенила следом, пытаясь собраться с духом и не растерять остатки уверенности. Нельзя показывать слабину, иначе он, словно вампир, почует ее и воспользуется этим.
Добравшись до кабинета, он распахнул дверь и пропустил меня вперед, словно я пришла на его лекцию. Закрыв дверь, он прошел мимо меня к стулу и, сняв мокрое пальто, принялся вешать его на спинку. Я же продолжала стоять у его стола.
– Слушаю, Вероника, – бросил он, не оборачиваясь.
– Вы несправедливо поставили мне тройку за устный опрос, – начала я твердо. – Один из ваших вопросов не освещался на лекциях, и я могу это доказать.
Он медленно повернулся, а его бровь поползла наверх.
– И какой же вопрос мы не осветили?
– Вопрос о разработчике методики нейропсихологического исследования. Я могу предоставить лекции всех ребят из моей группы, и вы увидите: ни у кого нет записи на эту тему. Следовательно, вы не говорили об этом, – я скрестила руки на груди, торжествуя, и замерла, ожидая извинений.
На лице Марка Викторовича отразилось неподдельное удивление.
– Ты пришла сюда под дождем, чтобы оспорить оценку?
Он шагнул ко мне медленно и без слов, заставляя попятиться и упереться спиной о стол. Мужчина стоял в двух шагах. Промокшая рубашка облегала его тело, словно вторая кожа, вырисовывая рельеф мышц. В пальто я не чувствовала, но теперь меня обдало волной аромата —сладкая груша с терпкой мятой, смешанный с запахом дождя. Я судорожно глотнула воздух.
– Два из двух, – прошептала я, словно в трансе. Эта мысль оглушительно врезалась в сознание.
Он нахмурился.
– Что?
– Что? – переспросила я, когда зрение вновь обрело ясность.
– Я спрашиваю, что значит "два из двух"? Не совсем понял. – В его взгляде мелькнула тревога, будто он усомнился в моей адекватности.
– Ничего, – быстро сориентировалась я. – Два ваших промаха. Вопрос и… поведение.
Марк Викторович прищурился, явно поняв, что я что-то скрываю. В его глазах появилась опасная искра, а зрачки заметнее стали шире.
– Исправьте оценку, – строго сказала я.
Марк Викторович засунул руки в карманы брюк и продолжал сверлить меня взглядом. Под его пристальным взором становилось невыносимо. Сама мысль о том, что мы одни в пустой аудитории, давила на виски, заставляя нервничать.
Но спустя несколько томительных секунд, он устало выдохнул, словно выпустил сдерживаемый вздох, и наконец, выдавил из себя ответ.
– Не могу. Оценка стоит ручкой в журнале.
На удивление, в его голосе не было привычной холодной отстраненности. Он звучал устало. Даже почти… по-человечески. Я вдруг увидела перед собой не строгого преподавателя, а мужчину – мокрого, уставшего и немного нервного.
Он был подавлен, и почему-то на долю секунды мне безумно захотелось сделать шаг вперед, сократить эту мучительную дистанцию, но, конечно же, я не могла. Я просто стояла, словно зачарованная, и смотрела на этого сломленного мужчину, уже совершенно позабыв о никчемной тройке, пока его голос снова не вырвал меня из оцепенения.
– Но ты права, этот вопрос мы должны разобрать сегодня. Твой балл, можно перекрыть другим. Авансом.
Я удивленно хлопнула ресницами, словно просыпаясь.
– И каким же?
– Тем, который ты заслуживаешь, – мужчина с этими словами резко опустился в кресло за своим массивным столом и принялся перебирать какие-то бумаги. – Можешь идти, – бросил он сухим, отстраненным голосом, не поднимая на меня глаз.
Я медленно побрела к двери, готовая уже покинуть этот внезапно ставший холодным кабинет, когда он вдруг произнес:
– Вероника… надеюсь, это не очередная попытка со мной сблизиться, – его голос снова стал колким и язвительным. Он сидел, не отрывая взгляда от меня, и смотрел с издевкой. Во мне снова вспыхнула ярость.
– Что вы, Марк Викторович… Нужно быть сумасшедшей, чтобы захотеть узнавать вас ближе. А мы, к счастью, не в психушке, – с этими словами я самодовольно усмехнулась и покинула кабинет, понимая, что мне снова придется здесь оказаться спустя две пары.
Пока я спускалась на первый этаж, где должна была проходить моя первая пара, сердце колотилось как бешеное. Он совсем невыносим, и, кажется, его мнимая мысль, что я за ним бегаю, доставляет ему огромное удовольствие и тешит самолюбие. Я бы с большим удовольствием перестала посещать его лекции, но бегством ничего не решить. Я просто сяду на галерке, буду смотреть сквозь него, как через стекло. Лиля была права, постараюсь просто избегать его и не контактировать с ним.
«Это будет не так уж и сложно», – думала я до завтрашнего вечера субботы.
Глава 14
Марк
Я устало потер виски. Головная боль, терзавшая меня с самого утра, усилилась, как только за Вероникой оглушительно громко захлопнулась дверь. Этот звук отпечатался где-то внутри. Юная студентка, с дерзостью и уверенностью, не подобающей ее возрасту, указала на мою оплошность, и впервые за три года работы я почувствовал неловкость. Я прекрасно понимал, что был виноват. Не мог сосредоточиться на лекциях, мысли скакали, как бешеные кони. А в день устного опроса, увлекшись нашей с ней словесной дуэлью, зашел слишком далеко – в рамках учебного материала, разумеется – и сам себя загнал в ловушку. Она молодец: смелая, стойкая, не побоялась прижать меня к стенке, пусть и метафорически. И этот ее неукротимый нрав, если честно, вызывал во мне восхищение, граничащее с изумлением.
И вот теперь я смотрю на строчку в журнале и понимаю: правила, которым я следовал за всю мою работу преподавателем, начинают рушиться. Я не должен. Не могу. Но беру ручку и рядом с тройкой аккуратно рисую пятерку. Убедительную. Подчеркнуто красивую. Проклятье!
Я перешел черту и даже не почувствовал сопротивления. В мою преподавательскую рутину она вносила дерзкую нотку, пикантную изюминку, к которой я начинал привязываться. А недавно меня посетила крамольная мысль: я с каким-то странным предвкушением жду пары у группы «В». Ведь она обязательно что-нибудь выкинет, что-нибудь скажет или просто испепелит взглядом. И это… забавляет.
Все утро я пытался выгнать из головы мысль о ней. Безуспешно. Две пары прошли на автомате, и я с нетерпением ждал третью – у группы «В» первого курса, потягивая остывающий чай в деканате в прикуску с огромной таблеткой анальгина.
Сегодня в деканате было на удивление оживленно. Все, словно сговорившись, за месяц вперед обсуждали новогодние подарки и праздничные угощения. Да, я понимал, что время летит неумолимо, и его остается все меньше и меньше для выполнения наставления моего друга, который советовал принять важное решение до праздников. Мне и самому хотелось бы встретить Новый год с легким сердцем, но пока что… имеем то, что имеем.
– Марк! – высокий мужчина хлопнул меня по плечу, отвлекая от тягостных дум. – Вот, конвертик, бумажка и ручка – обязательно поучаствуйте! – ректор, лукаво улыбнувшись, направился к группе коллег, что-то оживленно обсуждавших.
Я снова улетел в облака и пропустил, чего от меня хотят. Напротив сидел Станислав Борисович и красивым, каллиграфическим почерком выводил что-то на маленьком клочке бумаги черной гелиевой ручкой, а закончив, с торжественным видом сложил его пополам и спрятал в конверт.
– Надеюсь, в этот раз повезет, – пробормотал он себе под нос и, прихрамывая, проковылял к тумбе, на которой рядом с раскидистым фикусом возвышался Рождественский мешок.
Кажется, это была чья-то причудливая выдумка, традиция, по которой преподаватели, словно дети, писали свои заветные, но скромные материальные желания на бумажках и прятали их в конверты. А затем, за несколько дней до праздника, ректор, в шутовской роли Деда Мороза, доставал из того самого мешка три заветных желания. Мне нравилась эта наивная затея, хотя в прошлом году удача обошла меня стороной, зато улыбнулась тем, кто пожелал огромный набор цветной пряжи, новое кресло в кабинет и сертификат в книжный магазин.
Я знал, чего хотел на самом деле, но эта мысль казалась слишком сокровенной, слишком личной и слишком неподобающей, чтобы просить об этом ректора. Это было связано с моим внутренним состоянием, с тем, что терзало меня изнутри. Поэтому, не питая особых надежд, я написал первое, что пришло в голову, что хоть как-то соприкасалось с психологией: "Метафорические карты". Подписал конверт, бросил его в общую кучу в мешке и поплелся на третий этаж, ощущая странные перемены в своем настроении.
Чем ближе я подходил к аудитории, тем сильнее волновался, и в то же время необъяснимое спокойствие окутывало меня. Я крутил связку ключей на пальце, подходя к двери, и выискивал взглядом среди студенток группы "В" лишь одну.
Она стояла у окна, как всегда, в компании Сизовой и Литвинова. Спокойная и, как мне показалось, слегка отстраненная, уже без былой дерзости, без ее огненного взгляда. Моя студентка не смотрит на меня, и почему-то от этого становится тревожно. Она молча проходит мимо, почти скользит, и лишь на долю секунды до меня доносится ее запах, сложный и загадочный, как она сама: черная орхидея с примесью дождя. Меня бросает в дрожь. Я замираю, пытаясь как можно дольше насладиться этим запахом, но он так же быстро растворяется в воздухе, как и она сама, усаживаясь на самых верх трибуны. Как будто она хочет стереть все утреннее, снова стать обычной студенткой. И все же… я ощущаю ее. Физически. Острым подреберным чувством.
Я снова здесь, в нескольких шагах от нее. Продолжаю читать очередную лекцию, украдкой наблюдая за ней. Материал летит, как из автомата, а сам я продолжаю впиваться в нее взглядом, наблюдая за каждым движением: как она убирает волосы за ухо, как что-то зачеркивает и переписывает в тетради, как хмурится, как прикусывает губу и как касается рукой своей родинки на шее. И чувствую, как меня накрывает волна. Черт.
Я не щадил ни себя, ни Веронику, ни других студентов, чьи взгляды, полные немого вопроса, скрещивались в аудитории. Читал материал с огромной скоростью, заваливая студентов незнакомыми им тезисами, определениями и фамилиями. Да так, что те еле успевали за мной записывать. Когда же осознал, что творю, – замер. Горло сдавило сушью, а в аудитории – ни капли влаги. Я уподобился марафонцу, добежавшему до финиша, но вместо триумфа вкусил горечь поражения. Ужасающая мысль пронзила сознание: я теряю контроль. Пока измученные студенты облегченно выдыхали, откладывая ручки, Вероника сверлила меня взглядом, от которого по спине пробегали мурашки. Нужно что-то срочно делать. Не вставая, я порылся в сумке и извлек черную папку с листами. Голос должен звучать четко, спокойно, сталью.
– Тест, – поднял я листы А4, привлекая внимание аудитории. – Оценочный. Пятнадцать вопросов. Десять минут. Отметьте ручкой и подходите по одному.
С этими словами я вручил листы старосте, сидевшей в первом ряду. Она принялась передавать их дальше, а я, наконец, выдохнул и опустился в кресло, открывая журнал. Хорошо, что всегда имел про запас тесты, самостоятельные и прочие варианты контроля. Сейчас это оказалось, как нельзя кстати. Все это было логично, но то, что происходило со мной, не поддавалось никакому рациональному объяснению. Неужели я настолько одичал, что так реагирую на невинную студентку? Хотя, возможно, и не совсем невинную. Она умела показать свои коготки и давать отпор, и, черт побери, это мне нравилось. Нет, это меня… заводило…
Первые «зубрилы», те, кто гнался за красным дипломом, как выяснилось из разговоров в деканате, начали подходить минут через пять. Бегло просмотрев ответы, я ставил первые пятерки. Слишком быстро и слишком щедро, но это меня сейчас мало волновало. В голове все еще звучали ее слова о том, что для сближения со мной ей нужно сойти с ума. Эта фраза почему-то веселила. Возможно, она хотела меня уколоть, задеть, но лишь раззадорила, сама того не подозревая, вновь явив мне свою наивную дерзость.
Больше половины студентов получили свои оценки, прежде чем я услышал легкие и уверенные шаги. Вероника молча положила тест и отвернулась к окну, не удостоив меня взгляда. Что ж… Я вновь пробежал глазами по ответам, которые меня совершенно не удовлетворяли. Четыре ошибки из пятнадцати. Неряшливо, поверхностно, будто заполняла без души. И это злит. Потому что я хочу, чтобы она досконально знала мой предмет, чтобы сидела над моими лекциями, заучивала их, перечитывала и даже… восхищалась? Нет, это не про нее. За справедливость она борется отменно, а вот за хорошую оценку, видимо, нет. Кружочки вокруг букв небрежные, словно она ставила их наотмашь, не вдумываясь, просто для галочки. Отчего моя профессиональная сторона, как преподавателя, немного всплакнула.
Я снова бросил взгляд на нее. Она застыла неподвижно, словно изваяние, скрестив руки на груди и буравила взглядом оконное стекло, лишь мимолетно косясь в мою сторону. Рядом с утренней пятеркой я поставил четверку и слегка придвинул журнал, словно подталкивая ее к мысли, что я сдержал свое слово, поставил высший балл. Но она даже не подошла, даже не посмотрела. Просто ушла обратно, как будто я – пустота. И в этот момент во мне что-то оборвалось. Не потому, что она равнодушна, а потому, что я веду себя сейчас так, словно зависимый от ее внимания. Мои пальцы непроизвольно сжали ручку так сильно, что пластик затрещал. Это неправильно. И то, что я пережил сегодня, не должно меня сбивать, поэтому я снова надел, ну или постарался надеть на себя маску безразличия и вернулся домой к своей новой жизни и невесте.
