412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » lovedvays » Мне нужен герой! I NEED A HERO! » Текст книги (страница 24)
Мне нужен герой! I NEED A HERO!
  • Текст добавлен: 9 октября 2025, 16:31

Текст книги "Мне нужен герой! I NEED A HERO!"


Автор книги: lovedvays



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Марк... – моё имя на её устах звучало как молитва и заклинание одновременно.

Наш следующий поцелуй был уже не таким нежным. В нём проснулся голод – тот самый, дикий и всепоглощающий, что бушевал в нас ночью. Он снова разжёг пламя, которое, казалось, только-только начало тлеть. Мои руки скользнули под футболку, нащупав знакомые изгибы её тела, и она прижалась ко мне, отвечая с той же жадностью.

Воздух снова зарядился электричеством. Мы дышали в унисон, тяжело и прерывисто, забыв о рассвете и о времени. Казалось, ещё мгновение – и мы рухнем на пол, утонув в этом море ощущений.

Но вдруг она мягко отстранилась, положив ладонь мне на грудь. Её дыхание всё ещё сбивалось.

– Стой... – прошептала она, и в её глазах читалась смесь страсти и лёгкой паники. – Мне нужно в душ.

Я замер, пытаясь перевести дух. Желание кричало протест, но её искренность была сильнее.

– Хочешь, я приготовлю кофе, пока ты... – начал я, но она покачала головой, и на её губах появилась смущённая, озорная улыбка.

– Нет… я хочу с тобой…

Сердце пропустило удар. Такая просьба – и такая цепляющая. Я не сказал ни слова. Просто подхватил её на руки – она вскрикнула от неожиданности и обвила меня ногами вокруг талии – и понёс в ванную, где пар от горячей воды должен был скрыть нас от всего мира ещё на немного.

Под струями душа мы просто стояли, обнявшись, позволяя воде смыть остатки ночи. Это было не страстно, а невероятно интимно – мыть друг друга гелем, заботливо проводя ладонями по скользкой коже, обмениваясь ленивыми, солёными от воды поцелуями. Мы смеялись, когда пена попадала в глаза, и молчали, глядя друг на друга сквозь пелену пара, понимая, что эта простая бытовая близость волнует куда сильнее.

Затем мы вышли на кухню. Стоя у кофемашины, я наблюдал, как она хлопочет на моей, всегда безупречно чистой и безжизненной кухне. Её босые ноги шлёпали по прохладному полу, и даже простая походка казалась завораживающей. Моя футболка свисала с плеча, едва прикрывая тело, и я ловил каждое движение, каждую улыбку, будто они были сокровищем.

Она сидела на стуле, оживлённо жестикулируя и рассказывая забавную историю про друзей. Солнечный свет играл в её влажных волосах, а на щеках горел румянец. Я смотрел и думал, как естественно она заполнила собой всё пространство, словно всегда здесь была. Даже воздух стал другим – пахло кофе, моим шампунем и чем-то неуловимо домашним.

Я поднёс к губам чашку, но не мог оторвать от неё взгляд. Она была прекрасна в этой утренней небрежности. Я протянул руку и большим пальцем аккуратно стёр крошку с уголка её губ. И в этот момент она вдруг подпрыгнула.

– Ой! – слишком громко воскликнула Вероника, поджав ноги. – Что-то мягкое коснулось меня!

Я наклонился и увидел Рафаэля, лежащего под столом и смотрящего на меня недовольным взглядом. Да, вчера мы его не замечали, были заняты другим, и теперь он вальяжно выползал, изучая мою гостью.

– Это Рафаэль, мой сожитель, – произнёс я, смеясь и наблюдая за её ошарашенным лицом.

Вероника опустила голову, встретилась взглядом с котом и расслабилась.

– Фух… Он напугал меня, – облегчённо сказала она, протягивая к нему руку. – Какой красивый, я не думала, что у тебя есть кот.

– Осторожно, он может... – но не успел я договорить, как она уже трепала кота за ухом, а тот и не думал сопротивляться. – ...поцарапать, – закончил я с лёгким удивлением.

– Кто? Он? – ворковала она. – Он же такой милый… Разве он может кого-то поцарапать, а, пушистик?

Рафаэль блаженно жмурился, опровергая все мои предостережения своим мурлыканьем. Я наблюдал за этой сценой, и по телу разлилось тёплое, странное чувство. Всё было слишком правильно, слишком мирно. Я вспомнил, как Ангелина пыталась с ним подружиться – заваливала игрушками, лакомствами, на которые он брезгливо не смотрел. Рафаэль был строг к людям и не каждого к себе подпускал. Ярик до сих пор жалуется на порванные шторы и царапину на руке, оставшуюся после попытки согнать его со свежевыглаженного белья. А вот Вероника... С ней он вёл себя как ручной котёнок. Ещё один кусочек пазла, идеально вписавшийся в картину моей жизни.

Когда с ласками было покончено, я наконец вернул её внимание. Вероника, попивая из кружки, смотрела на меня весёлыми, сияющими глазами.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросил я, касаясь её руки. – Завтра же первое сентября. Обычно второй курс в этот день в универе не появляется, предпочитая отмечать.

Вероника вздохнула, но улыбка не сходила с её лица.

– Мы уже отметили вчера, заранее, так сказать. Поэтому сегодня нужно привести себя в порядок – погладить вещи, собраться, настроиться на учебный лад... – она сделала паузу и лукаво посмотрела на меня. – А ты? Будешь разбивать сердца новеньким студенткам?

В этом сарказме чувствовались собственнические нотки, и от этого стало приятно. Ревность всегда приятна, разумеется, в разумных пределах.

– То, что они разбиваются при одном моём виде, – не моя забота. Я ведь ничего для этого не делаю, – ответил я, насмешливо приподняв бровь. – Но, если серьёзно – да, мне нужно быть в университете, уладить дела в деканате, согласовать учебный план... – я взял её руку в свою, ощущая хрупкость пальцев. – А потом... потом я собирался планировать наше с тобой первое официальное свидание. Что скажешь насчёт четверга? Не хочу долго ждать.

Её глаза засияли, губы расплылись в счастливой улыбке.

– Четверг – идеально. Только мне нужно будет быть дома до двенадцати, – она сделала серьёзное лицо. – У меня на следующий день пары у строгого преподавателя, который считает каждый пропуск. Или... – она лукаво прищурилась, – у меня теперь есть особые привилегии?

С этими словами она со смехом поднялась со стула, а я лёгким движением усадил её к себе на колени.

– У тебя есть весь я, – прошептал я ей на ухо, чувствуя, как она замирает в моих объятиях. – А это значит, что все привилегии твои. Но пропускать пары из-за меня не советую.

Она рассмеялась, пытаясь вырваться, но я крепче прижал её к себе, вдыхая запах волос.

Позже, хотя никому из нас не хотелось, пришлось собираться. Мой взгляд упал на её платье, брошенное на кресле, – с оборванными бретельками. Волна воспоминаний нахлынула, а следом – лёгкое чувство вины.

– Давай я заеду в магазин и куплю тебе новое, – предложил я, виновато глядя на неё.

Она стояла, скрестив руки на груди, с хитрой улыбкой.

– Не надо. Я прихвачу твою футболку – сегодня как раз в моде oversize. К тому же... – её взгляд стал томным, – она пахнет тобой. Я буду в ней спать, а ты... будешь представлять меня в ней.

Хитрая лиса. Но я был не против. Готов был отдать все свои вещи – лишь бы этот запах оставался с ней, напоминая о нас.

У её подъезда мы сидели в машине ещё целую вечность, целуясь так, словно расставались не на день, а на годы. Нас прервала лишь пожилая соседка, которой машина мешала пройти к мусорным контейнерам. Мы расстались со смехом, а я, полный невероятной энергии и светлых планов, поехал домой – планировать самое важное свидание в своей жизни.

Глава 51

Вероника

Когда я вернулась домой, меня встретила пустота. В прихожей не стояли разноцветные кеды Дани, а в комнате всё осталось так же, как после наших сборов в клуб. Я застыла на пороге, вслушиваясь. Тишина. Ни единого звука.

«Странно», – проскользнула мысль.

Я прошла в студию, бросила ключи на тумбу и достала телефон. Ничего. Ни звонков, ни сообщений, ни даже записки. Его забота всегда была ощутимой, а теперь превратилась в оглушительное отсутствие. Может, он тоже не ночевал дома? Эта мысль заставила меня улыбнуться сквозь нарастающую тревогу.

Я не стала снимать чёрную футболку Марка. Её ткань, пропитанная его запахом, согревала меня в этой пустой тиши. Я опустилась на диван, уставившись на пакет с платьем, а после достала его. Бордовый гипюр мерцал в свете солнца, как застывшая кровь. Я провела пальцами по ткани, чувствуя подушечками шов там, где оторвалась бретелька. Да, платье было прекрасным. Но сейчас оно было больше, чем просто тканью. Оно было доказательством и свидетелем. Я могла бы отнести его в ателье, могла попросить пришить всё так, что и следа не останется. Но я не хотела исправлять то, что было для меня бесценным следом его страсти, его потери контроля.

Я аккуратно сложила его обратно в пакет и убрала в дальний угол шкафа, как самую дорогую реликвию. А затем, вернувшись на диван, включила телевизор для фона, устроилась поудобнее, подтянув к себе колени и укутавшись в футболку. Запах Марка обволакивал меня, и я быстро провалилась в сон – сладкий, томный, чувственный. Мы снова были в его квартире, в полумраке, и я чувствовала не кожей, а каждой клеточкой, что мы – одно целое.

А когда я проснулась, то долго не могла понять, почему я здесь и почему за окном темно. Телевизор всё так же мерцал, освещая комнату какой-то очередной рекламой. Я села, пытаясь сообразить, который час. Оказалось, я проспала больше десяти часов.

Тишина всё так же давила. Следов Дани по-прежнему не было. Ни чашки в раковине, ни смятого диванного покрывала. Паника, тихая и холодная, подползла к горлу. Я резко вскочила и, схватив телефон, набрала его номер.

Трубку взяли почти сразу.

– Алло-о-о? – пропел в телефон знакомый, слишком игривый голос.

– Лиля? Слава богу. Даня с тобой? Он не ночевал дома, я… я начинаю волноваться.

– Я взяла его в заложники, – объявила она трагическим шёпотом, а затем рассмеялась своей же шутке.

– Лиль, пожалуйста, не шути так, – мой голос дрогнул. – Я и так на нервах.

– Да? Странно… – в её тоне появилась задумчивость. – А я думала, Марк Викторович хорош, и ваш секс-марафон ещё не закончен, – произнесла она слегка расстроившимся голосом.

– Боже… – я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам растекается предательская улыбка. Подруга была в своём репертуаре и, как всегда, красноречива.

На заднем фоне послышались шорохи, недовольное ворчание, и, наконец, долгожданный голос.

– Никусик… – пропел Даня, и в его голосе читалось и смущение, и облегчение. – Я… я у Лили остался ночевать. Решил, вдруг вы… ну, ты и Марк… захотите побыть одни в твоей квартире, и чтобы не мешать и не быть лишним…

Его трогательная забота, его желание уступить мне пространство для моего счастья, даже ценой собственного неудобства, тронули меня до глубины души. Тревога уступила место тёплой, щемящей нежности.

– Даня… – перебила я его. – Возвращайся домой. Я очень сильно волновалась.

– Хорошо, я уже вызываю такси, – послышался его покладистый голос, и я буквально физически ощутила, как камень тревоги падает с плеч.

Но прежде чем я успела что-то ответить, на заднем фоне ясно и звонко прозвучал голос Лили:

– А в универе жду все подробности! До последней мелочи! С предисловием и эпилогом!

Я расхохоталась, представляя её возбуждённое лицо, а затем, услышав какую-то возню, поняла – Даня отвоевал свой телефон назад.

Откинувшись на спинку дивана, я наконец позволила себе полностью расслабиться. Тишина в квартире больше не давила, а казалась мирной, предвкушающей скорое возвращение жизни и смеха.

Телефон всё ещё был зажат в моей руке, и я снова посмотрела на экран. Пальцы сами потянулись к номеру Марка – мне безумно хотелось услышать его голос, тот низкий, бархатный тембр, что звучал то по-преподавательски строго, то по-мальчишески смущённо. Но я остановилась.

Мне внезапно стало интересно – а каким будет его следующий шаг? Напишет ли? Позвонит ли первым? Эта мысль зажгла во мне маленький, азартный огонёк. К тому же, после почти бессонной ночи, в которой он подарил мне столько внимания и тепла, он наверняка спит. А будить его... будить его мне не хотелось.

Я улыбнулась, представив его спящим – с разметавшимися по подушке тёмными волосами, с разгладившимися морщинками у глаз, которые появлялись, когда он сосредоточенно о чём-то думал. Таким, каким видела его сегодня утром. Я отложила телефон, решив подарить ему и себе это маленькое ожидание. Оно было сладким и трепетным, как обещание.

А через полчаса ключ повернулся в замке, и дверь открылась. На пороге стоял Даня, немного взъерошенный, с огромным бумажным пакетом с эмблемой нашей любимой кондитерской в руке и своей обычной, немного виноватой улыбкой.

Я не сдержалась – сорвалась с дивана и подбежала к нему, обняв так крепко, что он даже ахнул от неожиданности.

– Эй, Никусик, ты чего? – рассмеялся он, но его руки тоже обняли меня, крепко и по-братски.

– Просто я рада тебя видеть, – прошептала я ему в грудь, чувствуя, как последние остатки тревоги растворяются в этом знакомом, надёжном объятии. – Больше никогда не исчезай так надолго без предупреждения.

– Девочка моя, – он вздохнул, гладя меня по голове. – Это тебя украл наш преподаватель, не меня.

– Ты волновался? – спросила я, повернув голову набок.

– Честно? Мм… нет, – рассмеялся он, наконец отпуская меня. – Во-первых, я видел, как он на тебя смотрел все эти месяцы. Буквально пожирал глазами, хотя и делал вид, что просто следит за дисциплиной. – Даня подмигнул, направляясь к кухонному гарнитуру. – А во-вторых… Ну, это же Марк Викторович. Он не маньяк. Максимум – зануда с патологической тягой к стерильной чистоте. Хотя… – он обернулся, оценивающе окинув меня взглядом с ног до головы, – судя по твоему помятому виду и этой футболке, которая явно на три размера больше… его сдержанность оказалась сильно переоценена.

Я фыркнула, чувствуя, как заливается краской.

– Даня!

– Что? Я ничего! – он невинно развёл руками, доставая заварные пирожные с кремом. – Я просто констатирую факт. Давай поспорим, Лиля не выдержит и дня, и завтра же примчится сюда, чтобы выведать все подробности.

– Скорее всего. Тогда, чтобы не повторяться дважды, подождём до завтра, – сказала я и демонстративно укусила пирожное из рук соседа.

– Кстати… зрелище в клубе было восхитительным, надо же, как звёзды идеально сошлись, – он сказал это так заговорщицки, словно я ещё на месте не поняла, что всё это было подстроено.

– Ага… звёзды, как же… – закивала я, не отрывая пристального взгляда от его слишком невинного лица.

– А чем я не звезда? – поиграл бровями он, а затем, взяв свои домашние вещи, удалился в ванну, оставив меня с лёгкой улыбкой на губах.

На следующий день, как и предполагалось, в мою студию ворвалась Лиля. Она уже по-хозяйски сама поставила чайник, заварила себе чай и устроилась на диване рядом с Даней в позе самого внимательного слушателя. И я рассказала. Я делилась ощущениями, смеялась, снова краснела, но самые сокровенные, самые интимные подробности оставила при себе – те, что были только моими, те, что хотелось хранить в тишине собственного сердца.

Но, как оказалось, теперь, когда наши отношения с Марком были понятны, мы перестали быть самой осуждаемой темой на наших посиделках. Теперь наше место занимала другая создаваемая парочка, и мы с Даней не переставали подкалывать подругу.

– Не говори так! – отмахнулась Лиля, и на этот раз в её голосе не было и тени кокетства – только искреннее, обжигающее раздражение. – Какая парочка! Он меня бесит! – она с силой раздавила в пальцах крошащееся печенье. – Этот Ярослав… Он не отстаёт! В клубе ко мне прилип, не давал больше даже ни с кем знакомиться – угощал какими-то мудрёными коктейлями и читал лекцию о битах! А потом ещё и проводить нас вызвался!

– А по-моему, он ничего, – философски заметил Даня, подливая всем чай. – Вы друг друга дополняете. И внешне красиво смотритесь – оба темненькие, оба немного брутальные, неформальные...

Лиля фыркнула, скрестив руки на груди.

– Брутальный? Он? Этот ходячий справочник по музыкальной теории? Он мне предлагал... – она сделала паузу, стараясь сохранить негодующий тон, но в её глазах мелькнул проблеск интереса, – ...записать мою игру на пианино в его студии. Говорит, акустика там идеальная для камерной музыки.

Мы с Даней переглянулись – наконец-то хоть что-то, кроме критики!

– Вот видишь! – я не удержалась. – А это разве не круто? Профессиональная запись для портфолио!

Лиля потупилась, разглядывая узор на своей чашке. Гнев постепенно уступал место деловой заинтересованности.

– Ну... если честно... это действительно неплохая идея, – она выдохнула, сдаваясь. – Это стоит немалых денег, а в консерватории требуют качественное демо. И его студия... – она сделала паузу, стараясь говорить нехотя, – да, она серьёзная. Я гуглила.

Даня торжествующе поднял бровь.

– Значит, всё-таки признаёшь, что от «ходячего справочника» есть польза?

– Польза – может и есть, – Лиля снова насупилась, но уже без прежней горячности. – Но это не отменяет того, что он невыносим! Я дала ему номер только для того, чтобы связаться с ним по поводу записи, а он теперь пишет мне всё, что ему вздумается.

Однако было ясно – предложение записать музыку задело её за живое. Ярик, сам того не понимая, нашёл самый верный ключик к её профессиональному самолюбию.

– Ну, так что? – я подалась вперёд. – Будешь записываться у него?

Лиля тяжко вздохнула, как будто ей предложили подписать кабальный договор.

– Придётся. Но только строго по делу! Никаких лишних разговоров! И если он хоть раз поправит мой арпеджио – я возьму и уйду. Сразу же!

Мы с Даней снова переглянулись, на этот раз с улыбкой. Его «проводы» и коктейли, похоже, были не такими уж и бесполезными. А её протесты – не такими уж искренними. Кто знает, может, сейчас зарождается новая love story…

Глава 52

Вероника

Дни летели безумно быстро, подхваченные вихрем лекций и тайных встреч. Золотистый, пропитанный медом и солнцем сентябрь, с его романтикой новых начинаний и надежд, постепенно сдался под натиском пронизывающих ветров. Его сменил прохладный, местами серый и безучастный октябрь, срывавший последние листья-напоминания о лете и закутывавший город в сырую, тонкую пелену тумана. Казалось, сама природа настраивалась на более сокровенный, интимный лад, шепча о том, что пора прятать тепло внутри. В это время у каждого из нас кипела своя жизнь.

Лиля, скрепя сердце, всё-таки записала своё демо в студии Ярика. И не одно. Её грозные заявления о том, что после этого она «оторвёт ему голову и прекратит всякое общение», оказались пустым звуком. Ярик не отпускал её, находя всё новые предлоги для встреч: то «нужно подправить звучание педали», то «появилась новая идея для аранжировки». Лиля ворчала, но шла. И я замечала, как в её глазах всё чаще мелькает не раздражение, а заинтересованность, когда она рассказывает о его «профессиональных навыках».

А Даня… Даня этой осенью заболел. Я никогда не видела его настолько гриппующим: раскрасневшийся, закутанный в плед, с горой использованных салфеток рядом. Но, как истинный король дивана, он умело пользовался ситуацией: литрами пил чай с лимоном и пересматривал любимый сериал, с видом мученика требуя заботы и внимания.

В это же время мы с Марком наслаждались друг другом и совместно проведенным временем. В тот четверг мы всё-таки сходили на свидание. Он ждал меня у моего подъезда, у машины, непозволительно красивый в простой тёмной водолазке и чёрном пальто, и с таким взглядом, от которого перехватывало дыхание. На капоте лежал огромный, роскошный букет фиолетовых роз, от которых в холодном воздухе веяло тёплым, пьянящим ароматом.

Мы сели в машину, и он повёз меня не в центр, а на окраину города, к самому лесу. Теперь нам действительно приходилось быть осторожными. Университет жил сплетнями, и одно неверное слово, один неосторожный взгляд могли разрушить всё. Наши встречи превратились в тайные свидания на окраинах, в поездки в соседние города, в тихие вечера в его квартире с закрытыми шторами. Это было сложно, но оно того стоило. Потому что в его глазах я читала то же, что чувствовала сама – это была наша общая тайна.

Среди оголённых октябрьских деревьев прятался старинный особняк, превращённый в ресторан. Внутри пахло дымом, воском и грибами, горел камин, а столик для нас был накрыт в самой дальней, уединённой нише.

Ужин был прекрасен. Мы говорили обо всём и ни о чём. О детстве, о семьях, о смешных случаях в школе, о предпочтениях в еде, о любимых цветах и книгах. Мы узнавали друг друга шаг за шагом, и это было самым волшебным приключением. Потом Марк отвёз меня в ботанический сад, который оказался огромным зелёным лабиринтом, и мы бродили по его дорожкам, теряя счёт времени. Всё было идеально. Мы учились доверять друг другу. И если ему я доверяла, то некоторые обстоятельства нашей жизни продолжали тихо сводить меня с ума, и я была бессильна что-либо изменить.

Сегодня, идя по университетскому коридору на его же пару рядом с Лилей, я поймала обрывок разговора двух первокурсниц.

– ...и сегодня Марк спросил меня на семинаре, а я просто потеряла дар речи, когда он впился в меня своим серьёзным взглядом! – щебетала блондинка с розовыми кончиками волос, размахивая руками. – У него такие пронзительные глаза!

– Ты ему определённо нравишься, точно говорю! – с уверенностью поддержала её подруга. – Иначе зачем бы он выделял именно тебя

Меня будто окатили ледяной водой. Кровь ударила в виски, а в груди что-то едкое и колючее сжалось в тугой комок.

– Марк? – прошипела я, обращаясь к Лиле, но не сводя глаз со спины тех двух. – С какой стати эта... девушка позволяет себе так его называть? Без отчества? Как какого-то... мальчика с соседнего двора!

Лиля лишь покачала головой, с лёгкой усмешкой наблюдая за моей реакцией.

– Ну, вообще-то, он для них и есть «Марк», – пожала она плечами. – Молодой, харизматичный преподаватель. Естественно, они мечтают. Расслабься. Пусть помечтают. Всё равно им ничего не достанется. – Она толкнула меня локтем в бок, лукаво подмигивая. – Марк Викторович, если что, уже давно и безраздельно у твоих ног. Буквально.

Но её слова плохо доходили до моего сознания. Я шла, яростно сжимая ремень сумки с огромной силой. Каждый их смех, каждое непринуждённое «Марк» отзывалось внутри меня мелкой, ядовитой дрожью. Это была иррациональная, дикая ревность, против которой не было лекарства. Я злилась на них – за эти взгляды, за этот фамильярный тон. И злилась на него – за то, что он был таким... таким доступным для их восхищённых вздохов. И больше всего я злилась на себя – за эту неспособность взять себя в руки, за эту детскую, унизительную слабость.

Мы зашли в аудиторию. Он уже был там, что-то писал быстрым почерком в журнал с той сосредоточенной точностью, что сводила меня с ума. Его взгляд скользнул по мне – мгновенный, молниеносный, но за эту секунду в нём промелькнуло всё: узнавание, тепло, тайная усмешка и то самое безмолвное понимание, что было только между нами. И на мгновение я успокоилась. Но лишь на мгновение.

Правила. У нас были строгие, нерушимые правила. Никаких взглядов, никаких намёков, никакого общения, выходящего за профессиональные границы. В стенах университета мы были строго преподаватель и студентка. Но сегодня... сегодня что-то щёлкнуло внутри. Я часто ловила разные сплетни или обрывки разговоров о «самом сексуальном преподавателе в мире», вот только он был МОИМ. И я, как бы ни хотела, не могла заявить об этом на весь университет, но могла сделать то, за что явно потом придётся заплатить.

В октябре погода сменялась непредсказуемо: то прохладно и туманно, то вдруг жарко, словно лето вернулось. Сегодня был как раз второй случай. Окна были закрыты, а от ревности и бессилия моё тело пылало изнутри. Пара шла своим чередом. Марк, как обычно, восседал на краю стола, монотонно диктуя сложные тезисы о патологической реактивности. Его руки были скрещены на груди, взгляд устремлён в окно. А я, как на зло, надела свою белую рубашку в синюю тонкую полоску и кожаную короткую юбку-солнце.

Я лениво выводила в тетради абстрактные узоры, зная, что дома он всё равно не откажет мне в просьбе поделиться конспектом. Потом подняла глаза и поймала его спокойный, отстранённый взгляд. Медленно, почти театрально, мои пальцы потянулись к верхней пуговице.

– Боже... как же душно... – прошептала я, обращаясь к Лиле, но ровно настолько громко, чтобы он услышал. Да, моё место на первом ряду неподалёку от его стола теперь твёрдо закрепилось за мной.

Он не вздрогнул, не обернулся. Но через пару секунд, не прерывая диктовки, он отошёл от стола, прошёл к окну, распахнул его настежь и так же молча вернулся на место. Ни одного взгляда в мою сторону. Ни одного намёка на реакцию.

Что ж... Ладно.

Мои пальцы потянулись ко второй пуговице. Небольшая, едва заметная ямочка у начала груди приоткрылась, а он продолжил читать, и его голос не дрогнул ни на полтона.

Лиля, сидевшая рядом, подавила смешок и незаметно подтолкнула ко мне свой карандаш, подмигнув. Вызов был принят. Я принялась катать карандаш по столу, будто от скуки, а затем легонько толкнула его, и тот со звоном упал между моим столом и столом Марка.

И вот он – мой ход. Я наклонилась через стол, якобы чтобы посмотреть, куда же укатился мой карандаш, позволив краю рубашки отъехать в сторону. Расчёт был точен: только он мог видеть открывшийся вид – вздымающуюся грудь и очертания кружевного белого бюстгальтера.

Воздух в аудитории застыл. Марк замолчал на полуслове. В наступившей тишине было слышно, как за окном кричит ворона.

Прочистив горло, Марк остановился, давая передышку моим однокурсникам, а сам подошёл к карандашу, взял его и, глядя мне в глаза, положил на мой стол. Его глаза сказали мне всё. В них была и страсть, и одновременно ярость. Да. Я знала, на что шла, знала, что сейчас нарушаю наши согласованные правила, но ничего не могла с собой поделать. После слов той девицы мне хотелось ещё раз удостовериться, что он только мой. И пусть это было по-детски, мне всё равно. Сегодня вечером я уезжала к маме на три долгих дня, и теперь я уеду со знанием, что он точно не забудет этот урок.

Остаток пары я сидела смирно, тихо торжествуя и надеясь услышать те самые слова, на которые так намекала. И я их услышала.

– Благоволина. – все замерли на полпути к выходу. Он стоял у кафедры, не глядя на меня, перекладывая бумаги. – Задержитесь, – сказал он очень… очень строго и серьёзно, так что по рукам сразу пробежался холодок.

Дождавшись, когда последний студент скроется за дверью, он щёлкнул замком. Звук прозвучал оглушительно громко в внезапно наступившей тишине. Марк медленно повернулся ко мне. Его лицо было невозмутимым, но в глазах бушевала настоящая буря.

– И что это было? – его голос был низким, обволакивающим и опасным. Он сделал шаг вперёд, заставляя меня инстинктивно отступить к столу. – Публичная демонстрация? Проверка границ? Или просто неудачная попытка саботажа моей лекции?

Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела и едва уловимый запах его парфюма, смешанный с запахом старой бумаги.

– Мне было душно, – выдохнула я, пытаясь сохранить на лице невинное выражение.

– Душно, – он повторил за мной, и в его голосе зазвучала ядовитая усмешка. Он сделал ещё шаг, и теперь между нами не оставалось совсем никакого пространства. – И для решения этой проблемы потребовалось расстегнуть аж две пуговицы и устроить трюк с падающим карандашом?

Его рука легла на моё бедро, чуть выше колена. Касание было лёгким, почти невесомым, но от него по всему телу пробежали мурашки. – Ты играешь с огнём, Вероника.

– А вы боитесь обжечься, Марк Викторович? – томно прошептала я, глядя ему прямо в глаза, бросая вызов.

Его пальцы начали медленно, почти лениво двигаться вверх по моему бедру, скользя по капроновым колготкам и забираясь под короткую юбку. Каждое прикосновение было обжигающим и властным.

– Я не боюсь огня, – его голос стал тише, гуще, приобрёл бархатистые, интимные нотки. – Я просто предпочитаю управлять им. А не позволять маленьким, непослушным искрам устраивать пожары там, где это совершенно неуместно.

Его ладонь скользнула ещё выше, сжимая плоть у самого края белья, и я непроизвольно вздохнула, чувствуя, как ноги подкашиваются.

– Это... это было неуместно? – мне с трудом удалось выжать из себя хоть что-то связное.

– Крайне, – он наклонился так, что его губы оказались в сантиметре от моего уха. Его дыхание обожгло кожу. – Потому что теперь я не могу думать ни о чём, кроме того, как наказать тебя за это... непослушание. И как вознаградить за ту дерзость, что сводит меня с ума.

Его пальцы впились в мою ягодицу, властно и уверенно, и по всему телу прошла волна жара. В кабинете пахло книгами, строгостью и нарастающей, запретной страстью, которая вот-вот должна была взорвать всё вокруг.

– Но сейчас я должен быть на собрании в деканате, так что тебе повезло, – произнёс он, внезапно отстраняясь со сдержанным смешком. Воздух, секунду назад густой от напряжения, снова стал обычным. Он направился к своей сумке, движения вновь стали собранными и профессиональными. – Подожди меня в машине. Это минут на двадцать, а потом я отвезу тебя домой и на вокзал, – сказал он, ухмыляясь. 1:1.

Он протянул мне ключи. Встав на цыпочки, я быстро, почти неслышно чмокнула его в губы – дерзко, быстро, по-воровски – и, не оборачиваясь, выскользнула из кабинета, оставив его наедине с огромным желанием.

Машина Марка была для меня уже настолько родной, что в ней даже были мой бальзам для губ и резинка для волос. Удостоверившись, что на парковке нет никого, я быстренько разблокировала её и села за руль. Двадцать минут? Чёрт… это слишком долго, учитывая, что я очень хотела пить, да и не отказалась бы от еды. В этот момент мой взгляд упал на ключи в замке зажигания. Идея возникла мгновенно. Я подключила телефон к Bluetooth, включила свой плейлист и, аккуратно озираясь, вывела машину с парковки, а затем резко дала по газам и поехала в противоположную от моего дома сторону, где находился «Макдональдс».

Припарковавшись у яркой жёлтой вывески, я рывком выскочила из машины и ринулась в сладкое царство ароматов жареного картофеля и расплавленного сыра. Мой желудок взвыл от восторга, и я, как завороженная, набрала целую гору вредностей: двойной чизбургер себе сейчас, сэндвич с курицей Марку (я уже знала его вкус до мелочей), вегетарианский сэндвич Дане и две порции наггетсов «на дорожку» в поезд.

С огромным шуршащим пакетом я, довольная, вышла на улицу, и тут же по спине пробежал ледяной холодок. Ощущение было знакомым, противным, липким. Кто-то смотрел. Снова. В последний месяц это преследовало меня постоянно – на улицах, в университете, у магазина. Я списывала это на паранойю, на стресс, на страх потерять своё хрупкое счастье, как говорил Марк. Но сегодня чувство было особенно острым, почти осязаемым.

Я ускорила шаг, почти бегом направляясь к машине. Ключи были в моей руке. Я нажала на кнопку разблокировки, и машина ответила мне коротким миганием фар. В этот момент неподалёку что-то грохнулось – глухо, словно упал тяжёлый учебник. Я инстинктивно обернулась на звук.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю