Текст книги "Мне нужен герой! I NEED A HERO!"
Автор книги: lovedvays
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Мои пальцы сами собой набрали в поиске его имя и выдали уже знакомую мне страницу. Я нажала на нее, даже не задумываясь, и замерла.
Первое, что я увидела, – «онлайн». Одно простое слово. Но оно сжало сердце, как тиски. Я не могла оторвать взгляда. Сердце застучало чаще.
И тут я увидела ее – строку под его именем. Статус, транслирующий, что он сейчас слушает музыку. И это была не просто музыка. Это была та самая песня, что играла тогда в клубе, когда он обнял меня сзади, когда его руки были так близко, что я забыла, как дышать. Когда казалось, что это – навсегда.
Неужели он... помнит?
Мои пальцы судорожно потянулись к кнопке «написать сообщение». Но в последний момент замерли, будто парализованные.
Стоп. Что я делаю?
Я ведь так долго пыталась вычеркнуть его из жизни. Дни, недели, слёзы. Заново собирала себя по кусочкам, отказывалась от привычек, запахов, воспоминаний. Я пыталась выжить. А теперь стоило мне остаться одной – и я снова тянусь к нему?
Нельзя.
Я убрала руки от тачпада, сжала пальцы в кулак и просто уставилась в экран. Пять минут. Десять. Песня не менялась, словно она была зациклена. Он слушал ее снова и снова. Или просто оставил – чтобы я увидела?
Может, это всё совпадение. А может… не совсем.
Я смотрела, почти не моргая. Внутри всё горело. Но стоило мне на секунду отвести взгляд, как в графе статуса снова опустело, а он вышел из сети, оставляя и экран моего монитора, и меня потухшими.
Глава 34
Вероника
Я лежала на кровати, уставившись в чат мессенджера, куда только что отправила сообщение отцу. На кухне возился Даня, напевая себе под нос что-то несерьёзное и весёлое – может, песню из старого фильма, а может, придуманный на ходу мотив. В голове всё ещё крутился разговор с Лилей. Её тревожный голос звучал в ушах даже сейчас: «С ним явно что-то происходит». Отец оставался единственным, кто хоть как-то мог помочь, – и я изо всех сил надеялась, что он не оставит этот вопрос без внимания.
– Никусик, ты чего зависла? Опять загрустила? – Даня неожиданно возник передо мной, протягивая круассан. – Жуй. Солнце, воздух, птички поют, а ты тут сидишь с лицом, как у одинокой чайки на крыше многоэтажки.
– Я не грущу, – отозвалась я, отстраняясь, но всё-таки принимая выпечку. – Просто думаю.
– И о чём же, если не секрет?
– О просьбе нашей пианистки, – ответила я, крутя в руках телефон.
– А, ты про Глеба. Да, задачка та ещё, – он понизил голос до шёпота, будто за стенкой могли нас подслушать. – Ты видела, у него на щеке новая ссадина появилась? Я заметил, когда он приезжал за Лилей на «Весну студенческую». И вообще... вид у него неважный.
– Да... что-то с ним определённо не так, – начала я, но не успела договорить: телефон завибрировал в ладонях, и на экране всплыло входящее сообщение от отца.
«Доченька, сейчас не могу говорить, но вечером, часов в девять, наберу тебе по видеосвязи».
Я подняла взгляд на Даню.
– Папа позвонит вечером. Спросим, как там у Глеба на работе, – сказала я.
– Вот и правильно! – с энтузиазмом воскликнул Даня и с грохотом плюхнулся рядом со мной на кровать.
– Но это потом. А пока расскажи, как у тебя с Инной дела?
Даня тяжело вздохнул. Всё веселье тут же исчезло с его лица.
– Не знаю… всё совсем не так, как я себе представлял, – тихо проговорил он, потупив взгляд. – В тот день, когда мы пошли гулять, мы случайно встретили ее друзей из труппы. И она... она не представил меня им. Даже наоборот – вела себя так, будто я просто её знакомый. Ни намёка. Ни касания.
– Может, она просто застеснялась? – попыталась я смягчить удар, хоть и сама уже понимала ее поведение, оно было очевидным еще тогда, при нашей встрече.
– Тогда почему она не стеснялась целовать меня до этого? – Даня нервно размахивал руками. – А перед друзьями вдруг стыдно стало? Да, он весёлая, обаятельная, классно шутит, одевается, целуется… но всё это теряет смысл, если она стыдится меня.
Он резко замолчал. Я молча положила телефон под подушку и легла ему на грудь, прислушиваясь к его ускоренному, взволнованному сердцебиению. Даня обнял меня, положив ладонь мне на спину, и прижал к себе чуть крепче, словно ему тоже не хватало тепла.
– Всё было бы проще, будь я… – он замолчал на мгновение. – …нормальным, – добавил он почти шёпотом, будто слово резало по губам.
– Даня… – я подняла голову и заглянула ему в лицо. – Ты прекрасен. Такой, какой есть. И тебе не нужно себя винить или пытаться переделать себя. Ты достоин любви – настоящей, открытой, честной. И ты обязательно еще найдёшь человека, который это оценит по достоинству.
Он слабо кивнул, и я почувствовала, как его тело немного расслабилось, а сердцебиение стало ровнее. Руки больше не дрожали.
– Я буду плохим человеком, если брошу её? – вдруг спросил он, глядя в потолок, будто ища там ответ.
– Нет. Ты будешь честным человеком. Откровенность – это не жестокость. Это забота. И о себе, и о ней. —Кстати…– я, изменив тон на более заговорщеский продолжила. – Лиля только обрадуется этой новости и поддержит тебя, ведь Инна с самого начала ей понравилась, так что…
Он не ответил, но я почувствовала: он улыбается. Совсем немного, уголками губ. Но по-настоящему.
– Я это сразу понял.
Закатное солнце уже почти скрылось за горизонтом, комната постепенно погружалась в мягкий полумрак. Не знаю как, но мы оба заснули в объятиях друг друга. И впервые за последние недели моей мучительной бессонницы я спала спокойно. Не одна, не в тишине, а рядом с тем, кто по-настоящему знал меня.
В глубокой ночи телефон разрывался от входящего видео звонка так сильно, что мы оба подскочили. Даня тактично ушёл в душ, чтобы не мешать разговору, а я, поправив волосы, ответила на звонок, замечая, что часы показывают половину одиннадцатого ночи.
– Привет, дочь, не смог раньше позвонить – работа затянулась. Я тебя не разбудил? – голос отца прозвучал мягко, но в нём ощущалась усталость. На экране он выглядел, как всегда: собранный, аккуратный – тёмный пиджак, короткая, чуть тронутая сединой щетина. За его спиной, на белой стене, висели схемы и чертежи – вероятно, тот самый проект.
– Нет-нет, всё нормально, – я уселась поудобнее, укутываясь в плед и устраивая телефон на подушке. – Ты как там? Как самочувствие? Работа? Выглядишь выжатым.
Отец провёл рукой по лицу и чуть улыбнулся.
– Проект на Кипре требует повышенного внимания, – ответил он, отпивая из чёрной массивной кружки. – Вот и засиживаюсь допоздна. Кстати, о Кипре...
Он повернул камеру телефона, и та ненадолго выхватила на его ноутбуке заставку рабочего стола: размытое изображение уютного домика на фоне пляжа.
– Вот, здесь я сейчас живу. Не смотри, что он маленький – нам втроём вполне хватит места.
– Втроём? – переспросила я, слегка нахмурившись. – В смысле?
– Ну, я, ты и Глеб, конечно. Он должен привезти мне документы, а заодно сопроводить тебя. Он разве ещё не оформил вам билеты?
Мир будто на секунду застыл.
– Нет… Он ничего не говорил. Совсем, – протянула я озадаченно.
Отец не придал значения моему тону.
– Странно. Может, закрутился. Я ему поручил заняться организацией вашей поездки, думал, вы уже всё обсудили.
– Пап, – я осторожно приподнялась на локтях, – у вас на работе с ним всё в порядке? Ну, он не попадал в переделки? Может, проблемы какие?
Отец потёр виски – жест, который он делал всегда, когда начинала болеть голова.
– Да вроде нет, – сказал он очень удивлённо, но уверенно. – У него сейчас минимум обязанностей, пока я на Кипре. Может, устал просто, или в личной жизни что-то. Бывает. Развеется – море, солнце, тёплый песок… – он попытался улыбнуться, но получилась усталая гримаса.
– То есть проблем точно нет? – уточнила я, не отрывая от отца взгляда.
– Нет. Всё идёт по плану. Тьфу-тьфу-тьфу, – он привычно «сплюнул» трижды и постучал по столу. – Я напишу Глебу, чтобы он заехал к тебе, оформил билеты по твоему паспорту.
– Не надо, – перебила я быстро. – У меня есть его номер. Я сама с ним свяжусь.
Отец кивнул, заметно обрадовавшись, что я беру инициативу в свои руки.
– Вот и отлично. Приезжай скорее. Тебе здесь понравится. Я очень соскучился, Ник.
– Я тоже, папуль. Береги себя, ладно? – сказала я, улыбаясь, хотя внутри всё сжалось в тугой комок.
– Скоро увидимся, – тихо ответил он и, махнув рукой, завершил звонок.
Экран погас, оставив после себя тишину и гул в голове. Я долго сидела неподвижно, вглядываясь в собственное отражение на чёрном дисплее.
Теперь у меня был официальный повод поговорить с Глебом и решить сразу два вопроса: первый – почему он ничего мне не сказал о том, что едет со мной, и второй – раз на работе всё хорошо, что же с ним происходит? Не теряя времени, я сразу написала ему сообщение с просьбой встретиться и принялась ждать ответа.
Глеб ответил через несколько минут – коротко и сухо: «Заеду завтра в 6 вечера». Никаких объяснений, никаких вопросов. Как будто он заранее знал, что я напишу.
Днём на парах Лиля не унималась, сыпала теориями и тактиками допроса, но мне они были не нужны – я уже знала, с чего начну.
Вечером Даня, будто почувствовав момент, ушёл на серьёзный разговор с Инной, оставив нас наедине, – за что я мысленно поблагодарила его.
С Глебом мы за полгода хоть и сблизились, находясь в одной компании, но до настоящих откровений было далеко. Он всегда держал дистанцию – не грубо, а скорее осторожно. Будто внутри у него было что-то, что нельзя показывать. Сейчас же он казался почти чужим.
В шесть ровно раздался звонок в дверь. Я открыла – Глеб стоял на пороге в тёмной футболке, джинсах, руки в карманах, глаза потухшие. На щеке – не ссадина, нет. Настоящий синяк: тёмный, плотный, будто от сильного удара.
– Привет, – выдавил он с наигранной, слишком широкой улыбкой. – Вызывала?
– Привет, заходи, – кивнула я, отступая в сторону. – Кофе будешь?
– Да нет, спасибо, – он прошёл в гостиную, но не сел, остался стоять у окна, как человек, который не собирается задерживаться. Или... готов к побегу.
– Ты в курсе, что у нас скоро сессия? – начала я издалека, наблюдая за его реакцией. Хотела дать ему шанс самому заговорить. Может, вспомнит о билете, о поездке, о Кипре.
– Конечно, – он кивнул, глядя в окно. А потом вдруг тяжело опустился на диван. – Чёрт…
Он достал телефон, принялся лихорадочно что-то искать. Я молча подошла и протянула ему паспорт. Его глаза на секунду вспыхнули: удивление, вина и что-то ещё – будто я застала его с поличным.
– Ник, я совсем забыл про билеты. Прости, правда. Я сейчас всё оформлю, могу использовать твой ноутбук?
– Конечно, – я кивнула в сторону своего письменного стола.
Пока он устраивался, я заметила на его руках следы старых синяков, тонкие шрамы, сбитые костяшки. Он быстро спрятал ладони под стол, но было поздно – я уже всё увидела.
Устроившись за столом, он достал свой паспорт, открыл и положил рядом с моим, а затем принялся быстро вбивать данные в информационные поля на сайте авиакомпании. Я решила действовать с помощью метода, который в психологии называется элиситация, – простыми словами, скрытного выуживания информации.
– Отец сказал, ты везёшь ему какие-то документы. Значит, мы там ненадолго?
– Вообще-то… на несколько недель. Может, на месяц, хотя хотелось бы подольше. Там, знаешь, солнце, море… отличная возможность отдохнуть от всего. – Он выдал это бодро, почти весело. На лице мелькнула улыбка. Но она была не к месту. Слишком неестественная.
– Да уж, неплохой способ спрятаться от реальности, – подметила я и сделала шаг ближе. – А с лицом что? Опять спортзал?
Он фыркнул, усмехнулся и даже слегка покачал головой.
– Сорвался с турника. Как первокурсник, честно. Даже самому смешно. Стыдно, но... весело, если подумать.
– А руки? – не унималась я, кивая на его сбитые костяшки.
– А, это? – Он развёл ладони, как будто показывал фокус. – Дрова колол на даче. Топор соскочил. Ну, бывает.
Он пытался превратить всё в шутку. В каждую рану, в каждый синяк он вставлял историю, приправлял иронией, чтобы я не копала дальше, чтобы всё казалось незначительным. Но эти истории были слишком гладкими, будто приготовленными заранее. В итоге я не выдержала.
– Глеб… – начала я серьёзно.
Он тут же резко встал, словно испугался тона.
– Всё в порядке, Ник. Честное слово. Просто неудачная неделя. У всех бывает, верно? – он выдал это с такой «искренней» улыбкой, что на миг я даже поверила. – Может, на Кипре вытащишь меня на пляжный волейбол, – добавил он. – Там я точно синяков ещё поднаберу.
Он похлопал меня по плечу – легко, как старший брат, и направился к двери. Походка его была расслабленной, даже немного нарочито лёгкой.
Но когда он наклонился, чтобы завязать шнурки на кроссовках, я заметила, как его лицо исказилось от боли. Он быстро выпрямился и поймал мой взгляд. В глазах на долю секунды мелькнуло что-то – страх? отчаяние? – но тут же исчезло.
– Всё хорошо, – снова повторил он. – Не парься, Ник. Правда.
Дверь за ним закрылась. А я осталась одна, сидя на краю дивана, глядя в экран ноутбука, на котором уже мигала кнопка подтверждения покупки билетов.
Он пытался делать вид, что всё нормально, но всё было иначе. Внутри меня скреблось ощущение, что он только что соврал мне самым искусным способом, который знал. И самое пугающее – он почти заставил меня поверить.
Почти.
Глава 35
Вероника
К концу мая университет погрузился в привычный хаос: сессия подбиралась незаметно, но беспощадно, и каждый спасался, как мог. Одни лихорадочно переписывали пропущенные лекции, другие метались между преподавателями, выбивая себе «автомат» за красивые глаза и активность на семинарах. По коридорам с озлобленным видом носились старшекурсники с недописанными курсовыми и дипломами, и только первокурсники всё ещё вальяжно шагали сквозь этот апокалипсис, словно всё это их не касалось и никогда не коснётся.
Наша компания всегда находила время, чтобы насладиться теплом и обществом друг друга. Сегодня, например, мы выбрались на террасу небольшого ресторана, где подавали исключительно блюда из морепродуктов, – отдыхать, дышать, ловить момент.
Был ли сегодня праздник? Формально – нет. Но у каждого из нас был свой личный повод поднять бокал и сказать: «Ну, за это».
Даня всё-таки порвал с Инной. К счастью, времени на привязанность было слишком мало, поэтому на моём плече он почти не плакал. Вместо боли он выбрал зрелость: принял всё как опыт и решил больше не бросаться в отношения ради самих отношений. «Уж лучше честное одиночество, чем фальшивые отношения», – сказал он, и я поддержала.
Лиля, напротив, готовилась к полному погружению в мечту: летние гастроли с театральной труппой, куда её взяли на испытательный срок. Если она вольётся в их коллектив и покажет свои способности на максимум, то они станут её второй семьёй, а такие путешествия по городам – частью жизни. Она, по её словам, была готова к любому исходу событий. Если всё получится, то ей придётся перевестись на заочное отделение, так как посещать лекции она физически не сможет, а если её не примут, то будет пытать счастье в других труппах, которые, с её слов, хоть и не настолько популярны, но ничем не хуже.
Разговор с Глебом немного её успокоил, но не развеял тревогу до конца. Возможно, она просто накрутила себя? А может, и правда совпадение – те синяки, порезы, странное поведение? Ведь он стал спокойнее, ссадины исчезли, новых не появлялось, голос стал ровнее, взгляд – чище. Словно кто-то нажал внутри него на кнопку «нормальность», и он стал прежним. Или хотя бы тем, кем мы хотели его видеть.
Я пыталась убедить себя, что всё в порядке. Что он и правда сорвался с турника или неловко упал. Что Лиля просто слишком впечатлительна. Что Глеб не врёт. Но моя интуиция – этот тихий, упрямый голос внутри – шептала: сейчас только затишье перед бурей. И она, как выяснилось, не ошиблась.
Пока что мы наслаждались почти летним тёплым вечерним воздухом, запахом йода и лимона. За нашими спинами шелестели листья пальм, посаженных в кадках по периметру террасы. На столе образовался хаос из морских деликатесов: ракушки, щупальца, панцири, лимоны, бокалы с прозрачными напитками, прохлада стеклянных кувшинов с водой и мятой.
Лиля сосредоточенно, с видом опытного шефа, орудовала щипцами для крабов, словно на мастер-классе. А вот Даня – с выражением пятилетнего ребёнка, впервые попавшего в океанариум, – осторожно тыкал вилкой в панцирь, как будто ожидал, что тот вот-вот оживёт и ущипнёт его за нос.
Я смотрела на них и улыбалась.
– Смотрите, дети мои, как профессионал разделывает краба! Никаких лишних движений – только точность и грация, – с гордостью провозгласила подруга, с хрустом разламывая клешню.
Брызги сока полетели в сторону Дани, и он взвизгнул, отпрянув назад.
– Моя рубашка! – Он с ужасом осмотрел пятно на дорогом белом шёлке. – Это же Comme des Garçons, между прочим! Ну теперь хоть пахну, как настоящий матрос. – Он театрально понюхал себя и скривился: – Дорого-богато.
Глеб, сидевший напротив меня, тихо рассмеялся. Его движения были точными и аккуратными – ни одной лишней капли, ни одного неловкого жеста.
– Ты бы ещё начал утверждать, что это новые духи, – сказал он, ловко извлекая мясо из лапки. – «Аромат океана»: верхние ноты – водоросли, шлейф – слёзы матросов.
– Точно! – подхватила Лиля, поднимая бокал. – Выпьем за нашего Данечку – единственного человека, который превращает ужин в модный показ!
Я засмеялась, указывая на его тарелку:
– И это при том, что он единственный, кто до сих пор не понял, как есть устрицы.
Бедный моллюск выглядел так, будто пережил средневековую пытку. Даня с достоинством поднял ракушку к уху: – Я просто изучаю её анатомию. Может, она мне стихи прошепчет... или хотя бы признание в любви.
– Если услышишь «съешь меня» – это не она, – невозмутимо заметил Глеб.
Лиля так сильно захихикала, что чуть не подавилась креветкой, а Даня с преувеличенной обидой положил ракушку обратно: – Ну и ладно. Зато я хоть не путаю щипцы для крабов с хирургическими инструментами! – он бросил многозначительный взгляд на Лилину «операцию».
– Ой, извините, профессор морской кухни, – парировала Лиля, закатывая глаза. – Может, ты ещё и рыбу будешь учить плавать?
Глеб поднял руки в защитном жесте:
– Стоп, стоп, а то он действительно попробует... и потребует, чтобы мы хлопали.
Мы все рассмеялись, а Даня, довольный произведённым эффектом, с преувеличенной важностью взял вилку и начал есть, изображая аристократа XVIII века. Даже проходивший мимо официант не смог сдержать улыбки. И всё шло хорошо и прекрасно, пока…
Мы как раз поднимали бокалы за очередной глупый тост Дани, когда за спиной Глеба промелькнула знакомая фигура. Это был тот самый парень с «Весны студенческой», который всеми силами пытался получить мой, так сказать, автограф. Он явно был уже «навеселе» и, увидев нашу компанию, решил подшутить.
Я только успела открыть рот, чтобы предупредить всех, как…
– ТЫ! – раздался оглушительный крик прямо за спиной Глеба.
Что произошло дальше, я осознала лишь спустя секунды. Глеб вскочил так резко, что его стул с грохотом упал на плитку. В одно мгновение он развернулся, схватил парня за воротник рубашки и прижал к ближайшей колонне. Лицо Глеба исказила какая-то животная ярость, которую я никогда раньше не видела.
– Глеб! – вскрикнула Лиля, первой опомнившись.
Мой знакомый, бледный как мел, беспомощно поднял руки в защитном жесте. Его стеклянные глаза выражали чистый ужас.
– Ч-Чувак... я просто... – он заглотал воздух, – шутка ж…
Глеб словно очнулся. Его пальцы разжались, и он резко отступил на шаг, проводя рукой по лицу.
– Извини, – глухо произнёс он. – Мне показалось... Неважно. Мне пора.
Он быстро поднял свой стул, бросил на стол несколько купюр и, даже не взглянув на нас, направился к выходу. Лиля, не раздумывая, бросилась за ним, оставив нас троих в гробовой тишине.
Парень тяжело дышал, всё ещё прислонившись к колонне. Даня первым нарушил молчание:
– Молодой человек, что ж вы так орёте?
Я машинально поправила салфетку на столе, пытаясь осмыслить произошедшее. Все мои подозрения о Глебе вдруг обрели жутковатую реальность. Это не была просто нервозность – это была реакция человека, который привык к опасности.
– Он... он что, серьёзно мог меня прибить? – прошептал мой знакомый, всё ещё не отходя от колонны.
Даня вздохнул и налил ему бокал воды:
– Дружище, думаю, тебе сегодня крупно повезло. Выпей и иди домой. И в следующий раз... может, не будешь так орать.
– Я всего лишь хотел поздороваться с девушкой с брачным договором. Салют, солнышко, спасибо, что не дала меня в обиду! – немного отойдя от шока, произнёс он, подмигнув.
Я смотрела в сторону, куда ушёл Глеб, и чувствовала: сейчас произошло что-то гораздо большее, чем просто вспышка агрессии. Мозг лихорадочно пытался осмыслить увиденное. Это была не просто вспышка. Это была реакция. Рефлекс. И теперь, после этого инцидента, молчать об этом и делать вид, что всё нормально, становилось всё сложнее.
Ужин был окончательно испорчен. Мы с Даней молча допили вино, расплатились и пошли домой, будто нас выгнали из собственного праздника. Даже воздух казался густым и тяжелым, как после грозы, которая так и не разразилась. Виновник шутки, всё ещё бледный, бормотал что-то о «ненормальной реакции» и быстро ретировался, будто боясь, что Глеб вернётся и закончит начатое.
Уже дома я только и успела переодеться, как в дверь резко постучали.
– Открой! Это я… – донёсся сдавленный голос Лили.
Даня, отвлекшись от телефона, бросился к двери. На пороге стояла Лиля – точнее, её тень. Растекшаяся тушь чёрными ручьями стекала по щекам, губы дрожали, а в глазах стояла такая боль, что у меня сжалось сердце. Она была всё в той же одежде из ресторана – видно, даже не заезжала домой.
– Он... он бросил меня, – выдавила она, шатаясь на пороге.
Мы втащили её в квартиру, усадили на диван. Даня тут же побежал за мицеллярной водой и ватными дисками, а я – на кухню.
– Он сказал... что потянет меня на дно, – Лиля сжала кулаки, глотая слёзы. – Что с ним я не буду в безопасности. Что это вообще всё значит?!
Я молча поставила перед ней стакан с водой, пока Даня аккуратно вытирал ей лицо, приговаривая:
– Он не объяснил, что это было в ресторане?
– Нет, – Лиля резко встряхнула головой. – Он... Он просто снова закрылся. Опять эти дурацкие тайны, опять «не твоё дело», опять «я не могу тебе рассказать».
Она с силой стукнула кулаком по подушке.
– Мне надоело! Надоело выбивать из него каждое слово, как будто я следователь, а он – преступник!
Я села рядом, обняв её за плечи. Она дрожала, как в лихорадке.
– Я не собираюсь больше это терпеть, – сквозь слёзы закричала она. – У меня в прошлых отношениях было достаточно боли и секретов. Хватит!
Она резко подняла голову, и в её глазах появилось что-то новое – не боль, а злость.
– Я уеду на гастроли. Вольюсь в труппу. Буду играть, пока пальцы не заболят. И забуду его нахрен. Навсегда.
Даня вздохнул и обнял её с другой стороны, смотря на меня грустным взглядом.
– Может, всё ещё наладится? – с надеждой сказал друг, поглаживая её по волосам.
– Нет, мне надоело, что попадаются только проблемные парни, как будто у меня своих проблем нет! Я не спасла бывшего в прошлом, он не хотел этого, и не собираюсь спасать Глеба, который молчит постоянно, значит, ему тоже это не нужно, и мне плевать, чем была обусловлена его эта выходка в ресторане! Да, плевать! – Лиля кивнула, сжав губы.
Но я-то видела, как она сжала в кулак подол своей юбки. Знала – забыть Глеба ей будет не так просто, как она уверяла. Есть люди, которых невозможно вычеркнуть из сердца усилием воли. И я знала это по себе. Видела, как много он значил для неё – и, уверена, до сих пор значит.
Этой ночью мы втроём – Лиля, Даня и я – сидели в тишине, каждый со своим разбитым по-своему сердцем. Без лишних слов. Без утешений, потому что слова не могут собрать по кусочкам то, что развалилось внутри.
Жизнь – удивительная штука. Недаром её сравнивают с зеброй. Только недавно у каждого из нас был рядом человек, который дарил свет, тепло, ощущение полноты… А теперь – пустота. Ощущение потери, словно изнутри вырвали что-то важное, необходимое для дыхания. Чёрная полоса накрыла нас троих с головой, но ведь по всем правилам за ней должна прийти белая. Вопрос только – когда? И принесёт ли она ту же радость? Или всё снова будет понарошку, как в репетиции, где никто не готов выйти на настоящую сцену?
Каждому из нас боль причинил тот, кого мы любили больше всего. И каждый теперь носит внутри этот невидимый шрам. Он не кровоточит, не зудит – просто живёт там и иногда напоминает о себе в самых неподходящих моментах. Возможно, когда-нибудь мы будем вспоминать этих людей с благодарностью. А может, с горечью. А кто-то – с ненавистью. Но не сейчас.
Мы были как три раненые кошки, прятавшие царапины под шерстью и по очереди зализывавшие друг другу раны. Даня успокаивал Лилю, а в итоге сам, тихо, незаметно, уснул рядом с ней на моей кровати. Я накрыла их пледом, а сама устроилась на диване.
Сегодня снова сон решил не посещать меня, испытывая на прочность. Мысли снова вернулись к Марку. К его жестам, к его рукам, к его голосу и даже запаху. Прошло полгода, а я всё никак не могу переключиться и забыть его.
«Сколько ещё времени должно пройти, Марк? Сколько ты будешь мучать меня?» – спросила я в своей голове.
В ответ – тишина. Только скупая слезинка тихо скатилась по щеке, оставляя после себя солёный след. Я делаю вид, что живу дальше, что справляюсь. Но внутри всё так же пусто, как в ту новогоднюю ночь, когда всё оборвалось.
Я пролежала, смотря в окно несколько часов, пока не начало расцветать. За окном – предрассветная синева, та самая, в которой стираются границы между «было» и «есть». Скоро наступит утро, и мы все сделаем вид, что вчерашние слёзы – просто недоразумение. Но я-то знаю: некоторые люди остаются с тобой навсегда. Даже когда их нет. Даже когда они этого не заслуживают.
Дни медленно текли и стеклись к неделе летней сессии. Университет гудел, как растревоженный улей. Студенты метались между аудиториями, нервно листая конспекты, а преподаватели с каменными лицами ставили оценки, словно выносили приговоры.
Я получила автоматы почти по всем предметам. Казалось бы, надо радоваться – вот она, свобода, вот оно, долгожданное лето. Но вместо облегчения я чувствовала лишь странную пустоту.
Параллельно с подготовкой к зачётам я покупала вещи для поездки на Кипр: новый купальник, солнцезащитный крем, сандалии и прочие очень нужные девчачьи вещи.
Глеб прислал на мою электронную почту билет – просто файл с пометкой «Рейс 14 июня, 10:45». Больше он не появлялся. Ни в университете, ни в нашем общем чате, ни даже в соцсетях – будто растворился.
А Лиля… Она всеми силами показывала, что у неё всё отлично. Громче всех смеялась на парах, активнее всех отвечала на семинарах, даже записалась на дополнительные репетиции с труппой. Но я видела, как её взгляд автоматически скользит по дорогам в поисках знакомой фигуры и машины. Как пальцы сжимают телефон при каждом уведомлении.
Даня её поддерживал как мог. Как, например, сейчас, когда показывал нам на своём телефоне какое-то очередное смешное видео, пока остальные ребята из нашей группы засыпали, сидя у аудитории 304. Да, сегодня у нас зачёт по клинической психологии, только в этот раз не было этой тревожности и нервозности, ведь каждому из нас был предоставлен выбор: либо сдавать зачёт, либо получить оценку, соответствующую сумме всех оценок, полученных на семинарах.
– Смотрите, это же шедевр! Кот пытается украсть тост у чайки – эпик фэйл! – с восторгом комментировал Даня очередной, с его слов, смешной видеоролик.
На экране и правда разворачивалась комедийная драма: пушистый хулиган в прыжке хватался за хлеб, а чайка с возмущённым криком взмывала вверх, утаскивая его за собой. Лиля фыркнула, я закатила глаза, но всё равно рассмеялась.
И в этот момент стало… слишком тихо. Словно кто-то нажал на паузу. Все вокруг – шумные студенты, гудящие разговоры, шелест листов, звон смеха – всё это исчезло, словно кто-то выдернул звук из мира. Даже Даня замер с телефоном в руках, его рот остался приоткрытым, будто слова застряли где-то на выдохе.
Я не сразу поняла, что происходит. Пока Лиля не вцепилась в манжеты моей блузки. Пока не потянула меня, как будто хотела сказать: «Смотри» – но не нашла слов. Улыбка сразу исчезла с моего лица, когда взгляд зацепился за серые, как туман, глаза.
Его глаза…
Глава 36
Марк
В маленьком приморском городке, куда меня отправили в командировку, мои дни проходили почти одинаково – с утра и до позднего вечера я пропадал в исследовательском центре. Шесть дней в неделю, целых полгода.
Это было тяжело. Но оно того стоило.
Во-первых, меня заметили. Не только коллеги, но и люди с серьёзными учёными степенями – те, чьё одобрение – значит больше, чем аплодисменты в актовом зале. Я стал «тем самым молодым специалистом» из педагогического университета. Слышал, как декан, находясь за сотни километров от этого города, потирал руки от гордости.
Во-вторых, я открыл для себя многое. Работа с людьми, которым жизнь выдала сложную карту, изменила меня. Их истории, их борьба, их взгляд на мир… всё это наталкивало на новые размышления, заставляло пересматривать своё. И я делал всё, что было в моих силах, чтобы облегчить их путь.
И в-третьих – я отвлекался. Хоть немного, но отвлекался.
Жизнь в большом, немного старом, но всё ещё живом общежитии при лабораторном корпусе имела свои плюсы. Вокруг постоянно были люди: коллеги, аспиранты, лаборанты. Кто-то постоянно смеялся в коридоре, кто-то обсуждал биохимию за кофе. Это не давало мне провалиться в бездну мыслей.
Но ночью…
Ночью всё замирало. И в этой тишине снова выныривали воспоминания.
Я перевернулся на спину и уставился в потолок. Монотонный белый прямоугольник, ставший уже почти другом. Он молчал, как и я.
Чёрт.
Одна только мысль, что я увижу её скоро, заставляла всё тело вздрагивать. Да, я хотел этого. Даже не просто хотел – жаждал, мечтал. Каждую ночь перед сном я мысленно прокручивал её голос, взгляд, лёгкую улыбку. Сидел, как идиот, глядя на её фотографии в соцсетях. Пальцы замирали над кнопкой «позвонить», но так и не нажимали. В телефоне до сих пор её номер. На полке – чуть истрёпанный доклад по моему предмету с её почерком.
Иногда я думал: а может, я просто струсил? Убежал из города, сбежал от чувств. Придумывал себе оправдания – работа, стажировка, шанс, который нельзя упустить. Но все эти слова рушились внутри меня при одном честном взгляде в зеркало. Я ушёл, не попытавшись остаться. Я молчал, когда должен был кричать. Теперь это надо принять.
