Текст книги "Мне нужен герой! I NEED A HERO!"

Автор книги: lovedvays

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Солнечный свет, пробиваясь сквозь серые низкие тучи, упал на кровать, осветив полоску на его лице. Он невольно зажмурился, и его рука инстинктивно крепче прижала меня к себе. Хранить его сон получилось недолго.

– Доброе утро, – прохрипел он, а губы коснулись моей макушки, даже не открывая глаз.

– Доброе утро, – ответила я, прижимаясь к нему сильнее, вдыхая его тёплый, сонный запах.

– Как ты? – спросил он, и в этом простом вопросе было всё: и забота врача, и тревога мужчины, и нежность любящего человека. – Снова проснулась раньше меня? Тебя всё ещё тревожат мысли?

– Нет, просто, кажется, за последний год я переродилась из совы в жаворонка, – ответила я, и он улыбнулся, не открывая глаз, проводя рукой по моим волосам. Его пальцы медленно расчесывали пряди, и от этого по спине бежали мурашки.

– Это я так на тебя влияю, – пробормотал он с лёгкой, самодовольной усмешкой. – Успокаивающе. Как ромашковый чай, только лучше.

– Ромашковый чай не храпит еле слышно, – парировала я, целуя его в подбородок.

– Я не храплю, – он приоткрыл один глаз, в котором играла насмешливая искорка. – Я... создаю фоновые вибрации для улучшения качества сна.

– Ага, конечно, – рассмеялась я, кусая его за плечо. – Особенно вчера ночью твои «вибрации» были просто симфонические.

Он наконец открыл оба глаза, и в них отразилось утреннее небо за окном – серое, зимнее, но бесконечно дорогое.

– Тебе же нравится, – заявил он, переворачиваясь на бок и притягивая меня к себе так, что мы оказались нос к носу. – Признайся.

– Может быть, – сделала я вид, что задумалась, целуя его в нос. – Но только если ты сейчас встанешь и сделаешь мне кофе. С корицей.

– Торгуешься? – он приподнял бровь. – Наглеешь с каждым днём, Благоволина.

– Ты сам виноват, – парировала я. – Избаловал.

Он тяжело вздохнул, с преувеличенной скорбью в глазах, и отстранился, чтобы встать с кровати. Передо мной открылся вид на его спину – сильную, широкую, с рельефом мышц и… с теми самыми шрамами. Несколькими отметинами, уже затянувшимися, но всё ещё заметными. Напоминанием о той ночи, о боли, которую он принял, сражаясь за меня.

Всё веселье мгновенно ушло из меня. Сердце сжалось. Бездумно, повинуясь внезапному порыву, я поднялась с кровати и подошла к нему сзади, пока он потягивался.

– Марк... – прошептала я.

Он обернулся, с вопросом в глазах. Но я не дала ему ничего сказать. Я просто обняла его со спины, прижалась к его теплой коже и закрыла глаза. Потом губы сами нашли первый шрам – между лопатками. Я прикоснулась к нему легко, почти невесомо.

Он вздрогнул и замер.

– Вероника... что ты...

– Молчи, – тихо попросила я, перемещаясь к следующему шраму. – Просто молчи.

И я начала целовать. Каждую отметину. Каждый шрам, оставленный на его теле нашим общим кошмаром. Мои поцелуи были лёгкими, как дуновение, полными такой нежности и такой горькой благодарности, что в горле встал ком. Я целовала их, как заклинание, как просьбу о прощении, как благодарность за то, что он пришел. За то, что он здесь.

Под моими губами его спина напряглась, дыхание стало глубже. Я чувствовала, как бьётся его сердце – уже не спокойно, а часто и громко.

– Это всего лишь шрамы, – наконец проговорил он, и в его голосе была попытка быть рациональным, отмахнуться, но она дрогнула.

– Нет, – возразила я, целуя последнюю, самую длинную полосу. – Это не шрамы. Это доказательство. Доказательство того, что ты остался. Что ты сражался за меня. За нас.

Я обняла его крепче, прижалась щекой к его спине, чувствуя тепло его кожи.

– Ты мой герой.

В тишине комнаты эти слова прозвучали громко и четко. И пока он молчал, я думала о том, что он – мой герой не потому, что ворвался в тот амбар, хотя это безусловно героический поступок. А потому что он был рядом всегда, каждый день, когда моя душа и тело были разбиты. Он не дал мне сломаться, когда я сама уже была готова сдаться. Он терпеливо, шаг за шагом, без единого упрёка, собирал осколки моего «я», возвращая меня к жизни. Это было тихое, ежедневное геройство, которое никто не видел, но которое значило для меня всё.

Он медленно повернулся в моих объятиях. Его глаза, тёплые и немного насмешливые, изучали моё лицо.

– Так значит, твой герой – это обычный преподаватель клинической психологии? Не слишком ли скромно для героического эпоса, Благоволина? Где же плащ и суперспособности?

Я рассмеялась, тыча пальцем в его грудь.

– Твоя суперспособность – находить самые болезненные точки в психике и тыкать в них пальцем до тех пор, пока они не перестанут болеть. А плащ... – я сделала паузу, притворно задумавшись, – плащ ты, кажется, забыл в аудитории после последней лекции.

– Ах, так вот куда он подевался! – он хлопнул себя по лбу с комичным озарением.

Мы стояли, обнявшись, и смеялись – тихо, по-домашнему. Этот смех был таким же исцеляющим, как и его молчаливая поддержка. Он стёр остатки напряжения, развеял последние тени тех тяжёлых мыслей.

– Но если серьёзно, – его голос стал глубже, а взгляд – мягче, он прикоснулся к моей щеке, – я не герой. Я просто человек, который будет делать всё, чтобы ты была счастлива. Даже если для этого придётся слушать истории Дениса о задержаниях до трёх ночи.

– Это и есть настоящая жертва, – вздохнула я с пафосом, закатывая глаза. – Героизм чистой воды. – Я клюнула его в щеку и, выскользнув из объятий, направилась в сторону кухни. – Кстати, сегодня как раз тот день, когда ты сможешь мне продемонстрировать этот подвиг. Твои друзья обещали зайти.

Марк улыбнулся, идя за мной, а затем усмехнулся, зачёсывая непослушную чёлку назад.

– А твои не обещали, а грозились, что явятся, – за эту реплику я толкнула его бедром, и он рассмеялся, ловя равновесие. – Мне всё ещё трудно привыкнуть, что по сути я теперь выпиваю со своими студентами. Это же неправильно и непрофессионально! Я нарушаю педагогический кодекс.

– Этот год – последний, когда ты преподаёшь у нас свою дисциплину, – напомнила я, открывая холодильник. – Так что расслабься немного. Они хорошие, они ведь хранят нашу тайну, а это дорогого стоит.

– Да уж, от Сизовой действительно удивительно такое наблюдать, – покачал он головой, засыпая зёрна в кофемолку. – А Литвинов знает, что ему не поздоровится, если проболтается.

Я наблюдала, как он ловко управляется с кофеваркой, и на душе стало тепло и немного щемяще-грустно.

– А мне… если честно, немного грустно, – призналась я тихо, подходя к нему и заглядывая в глаза. – Что в следующем году ты не будешь вот так стоять передо мной в аудитории, читать свои заумные лекции и делать вид, что я тебя абсолютно не интересую.

Он отложил ложку, повернулся ко мне и притянул к себе. Его руки обняли меня за талию.

– Ничего, – прошептал он, и его губы коснулись моих. – Такие лекции я могу тебе устраивать и дома. С практическими занятиями. И без лишних свидетелей.

За окном зашумел ветер, но на кухне было тепло и уютно от его слов, от запаха свежего кофе и от понимания, что самые важные лекции в жизни только начинаются. И проходить они будут далеко от университетских аудиторий.

К вечеру квартира Марка наполнилась другими, не менее прекрасными ароматами – томлёного мяса с травами, хрустящей картошки с розмарином, свежего хлеба и различных салатов. Мы готовили вместе, плечом к плечу, в лёгкой борьбе за разделочные доски и лучший нож. Это был наш танец – слаженный, привычный, исцеляющий.

Медленно, но верно за большим деревянным столом собирались его друзья. Первым пришёл Пётр с супругой Ириной – милой, круглолицей женщиной с лучистыми глазами. Она сразу обняла меня, прижала к себе и, поцеловав в щёку, протянула домашний пирог с черникой.

Затем появился Денис. Он вошёл с привычной для сотрудника полиции уверенностью, но в глазах читалась лёгкая неуверенность, будто он боялся нарушить хрупкий мир этого вечера. Он тоже обнял меня, коротко и по-мужски, похлопал по плечу.

– Всё в порядке? – спросил он тихо, и я кивнула, понимая, что он спрашивает не о физическом состоянии.

Ярик нервно сидел за столом, вертя в руках салфетку и поглядывая на часы, пока мы с Ириной совершали последние приготовления. Его нога подрагивала под столом.

– А твои друзья же тоже придут? – спросил он, и в его голосе слышалось напряжение.

– Конечно, Даня обещал заглянуть, – ответила я, наблюдая, как на его лице сменяются эмоции: надежда, страх, разочарование и снова надежда.

Когда с балкона вернулись Марк и Денис, обсуждающие что-то своё, мужское, в дверь наконец позвонили. Я бросилась открывать, и коридор мгновенно наполнился громкими, перекрывающими друг друга голосами.

– Никусииииик! – проорал Даня, вваливаясь внутрь и заключая меня в свои объятия, пахнущие морозом и его любимым парфюмом. Он чмокнул меня в щёку. – Мы купили вино! – он триумфально протянул красивую бутылку, но его взгляд упал на Марка, и его энтузиазм мгновенно испарился. Он побледнел. – Но мы пить, наверное, не будем... – он буквально выхватил бутылку из моих рук и протянул её Марку, опустив глаза. – Марк Викторович, это вам.

В воздухе повисла напряжённая пауза. Все замерли, наблюдая, как Марк медленно, с притворной суровостью рассматривает и бутылку, и перепуганного студента. Я мягко коснулась его плеча, и его лицо смягчилось.

– Спасибо, Литвинов, – произнёс он, и в его голосе зазвучала знакомая лекционная интонация, но с лёгкой насмешкой. – Но если это взятка за зачёт по клинической психологии, то ты попал.

Всеобщее напряжение разрядилось взрывом смеха. Бедный Даня, вешая куртку, наклонился ко мне и жалобно прошептал на ухо:

– Похоже, я никогда не сдам твоему тирану клиническую психологию.

– Ничего, – успокоила я его, проводя всех на кухню. – Я помогу.

За большим круглым столом началась рассадка. Ярик, заметив Лилю, подскочил с места и с галантностью отодвинул стул.

– Лилия, прошу, садитесь, – произнёс он, и в его глазах читалась настоящая мольба.

Но та лишь бросила на него холодный, оценивающий взгляд и уверенно заняла место слева от меня.

– Нет, спасибо, – парировала она с лёгкой, язвительной улыбкой. – Я со стороны невесты, – пошутила она.

Ярик грустно улыбнулся и опустился на свой стул, но я поймала его взгляд и подмигнула, давая понять, что не всё потеряно.

В итоге с обеих сторон меня окружили Лиля и Даня, создав живой барьер. Марк, желавший занять место рядом со мной, лишь тяжело вздохнул с комичной беспомощностью и устроился напротив. Даня театрально прижался ко мне, делая вид, что ищет защиты от "грозного преподавателя", что вызывало новые взрывы смеха. Эта лёгкая, дурашливая атмосфера была лучшим лекарством – она стирала последние следы напряжения и напоминала, что жизнь, настоящая, шумная и чудесная, продолжается.

Кухня гудела от смеха и оживлённых разговоров. Бокалы наполнялись вином, мужчины ухаживали за женщинами, и когда всё было готово, Марк, на правах хозяина квартиры, первый встал с места, призывая всех к вниманию.

– Хочу предложить тост, – его голос, обычно такой собранный и профессорский, сейчас звучал тепло и расслабленно. – За эту встречу. За то, что мы все здесь собрались. За то, что самые тёмные дни остались позади, а впереди... – он посмотрел на меня, и в его глазах вспыхнула тёплая искорка, – впереди только светлое. За нас!

– За нас! – хором подхватили гости, и в звоне бокалов было столько надежды и радости, что по коже побежали мурашки.

Атмосфера была на удивление лёгкой и по-домашнему уютной. Денис и Пётр оживлённо спорили о футболе, Ирина и я обменивались рецептами, а Даня, окончательно освоившись, отпускал шутки, заставляя всех смеяться. Даже Марк, обычно сдержанный, хохотал, откинувшись на спинку стула.

Именно в этот момент Ярик, слегка навеселе и явно воодушевлённый общей атмосферой, обвёл всех весёлым взглядом и произнёс:

– А знаете, что? Так хорошо сидим. А вам не кажется, что было бы здорово встретить вместе и Новый год? Осталось-то совсем ничего!

Его взгляд скользнул по лицам и остановился на Лиле, в котором читалась немая надежда.

Подруга, в этот момент как раз откусывая нежный кусочек мяса, подняла на него холодные глаза. Она положила вилку и нож на тарелку с изящной медлительностью.

– У меня на Новый год приезжает вся родня, – произнесла она ровным, не оставляющим пространства для дискуссий тоном. – У нас запланирован большой семейный ужин. Очень... традиционный.

Ярик, не сдаваясь, улыбнулся во всю ширь своего добродушного лица.

– А что, я не против познакомиться со всеми сразу! Сэкономить время, так сказать.

Он не успел договорить, как взгляд Лили стал таким ледяным и пронзительным, что, казалось, воздух вокруг неё покрылся инеем. Она медленно подняла со стола свою вилку, не как угрозу, а просто как бессознательный жест, и внимательно её рассмотрела.

– Понял, – быстро выдохнул Ярик, откидываясь на спинку стула и поднимая руки в шутливой защите. – Слишком рано для знакомства с семьёй. Принято.

Его комичный жест вызвал новый взрыв смеха вокруг стола. Даже серьезный Денис фыркнул, а Пётр похлопал Ярика по плечу.

Тема, однако, была подхвачена.

– А мы с Ириной улетаем в Финляндию, – сказал Пётр, обнимая жену за плечи. – В домик у озера. Кататься на лыжах и в баню, пока ребенок с бабушкой будет.

– Я дежурю, – вздохнул Денис. – Так что встречать буду в участке, с коллегами. С шампанским и оливье, само собой.

– А я... – Даня мечтательно взглянул в потолок. – Возможно, навещу Мишку в деревне, ну и маму заодно.

Все взгляды невольно переместились на нас с Марком. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся, а его нога коснулась моей под столом.

– А я как раз хотел посоветоваться с Никой, – начал он, и его голос притих, став более интимным, хотя его слышали все. – Куда лучше махнуть сразу после сессии? Например, я думал про горнолыжный курорт в Альпах. С камином и глинтвейном. Или... – он прищурился, глядя на меня, – рвануть на край света. В Исландию, смотреть на северное сияние. Ну, что думаешь, Благоволина? Горы или льды?

Все затихли, с интересом ожидая моего ответа. Даже Лиля отвлеклась от своего стейка. Я сделала вид, что глубоко раздумываю, постукивая пальцем по краю бокала.

– Глинтвейн, конечно, звучит заманчиво, – начала я, и увидела, как в глазах Марка вспыхивает победа. – Но... – я протянула паузу, наслаждаясь моментом, – я никогда не видела северное сияние. Миллионы звезд в красивом зеленом свечении… Разве это не волшебство?

Марк смотрел на меня, и его улыбка стала мягче, задумчивее.

– Исландия, значит, – кивнул он. – Значит, берём тёплые пуховики, штативы для фото и... обещание не ссориться из-за карты маршрута.

– Обещание не даю, – парировала я с лёгкой ухмылкой. – Но готова на компромисс. За право выбора музыки в дороге.

– Договорились, – он протянул мне руку через стол для рукопожатия, но вместо этого поднёс мои пальцы к своим губам и легонько их коснулся. Этот простой жест заставил меня покраснеть и вызвал одобрительный гул гостей.

– Ну вот, теперь и планы на Новый год есть, – подвела итог Ирина, поднимая бокал. – За новые горизонты! И за то, чтобы они были счастливыми!

– За новые горизонты! – снова прозвучал дружный хор, и в этот момент, в тепле дружеской компании, с рукой Марка в своей, я почувствовала, что самые лучшие путешествия – это те, что только начинаются. И они точно будут прекрасными.

Мы просидели до глубокой ночи в тёплой, дружеской компании. Марк, как и обещал, терпеливо выслушал все байки Дениса с работы, искренне вникая в каждую историю, и не забывая поглядывать на меня – будто проверяя, всё ли со мной в порядке, всё ли мне комфортно. Ярик, к всеобщему удивлению, добился-таки того, что Лиля снисходительно позволила ему проводить себя до дома. А Даня, прощаясь, хитро подмигнул и пошутил, что, похоже, Марк уже приковал меня к себе на цепь и отпускать не собирается. Но, поймав его грозный, хотя и наигранный взгляд, мгновенно ретировался, крикнув на прощание: «До свидания, Марк Викторович!»

Когда квартира наконец опустела, погрузившись в благословенную тишину, мы остались еще немного сидеть за столом. Свеча догорала, отбрасывая тёплые, танцующие тени на стены. Мы разговаривали уже не так громко, перейдя на более личные, интимные темы – о страхах, о надеждах, о мелочах, которые важны только вдвоём.

– Знаешь, – начал Марк, отставляя в сторону свой бокал и придвигаясь ко мне ближе. Его пальцы мягко переплелись с моими. – Сегодня всё было так... правильно. Так, как я всегда подсознательно хотел, но боялся даже представить. Словно все разрозненные части пазла моей жизни наконец-то встали на свои места. И главная из них – это ты. Но есть ещё кое-что, что сделает этот вечер по-настоящему идеальным.

Я посмотрела на него, затаив дыхание, всем существом предчувствуя важность следующего момента. И он произнёс те слова, которых я ждала и одновременно боялась услышать, потому что они навсегда меняли всё.

– Я люблю тебя, Вероника. Всем сердцем люблю.

Воздух застыл в моих лёгких. Мир сузился до его лица, до его глаз, смотрящих на меня с такой беззащитной нежностью и надеждой, что сердце взлетело к самым небесам. Это было первое признание. Долгожданное. Окончательное. Искреннее. Я знала, что люблю его, я знала это намного раньше, чем он, но не могла произнести первой, давая ему время дойти до этого самому. И сейчас, глядя в его глаза, полные любви и немого вопроса, я наконец смогла выдохнуть то, что так долго хранила в самом сердце.

– И я тебя люблю, Марк.

Его лицо озарилось таким счастьем, таким всепоглощающим светом, что стало светло даже в полумраке комнаты. Он не сказал больше ни слова. Он просто притянул меня к себе, и наши губы встретились в поцелуе – медленном, глубоком, бесконечно нежном, в котором было всё: и боль прошлого, и радость настоящего, и обещание будущего. Это был поцелуй-клятва. Поцелуй-дом.

Потом он бережно, легко, как перышко, поднял меня на руки и понёс в спальню, не прерывая поцелуя. И мир за стенами перестал существовать. Остались только мы – два человека, нашедших друг друга сквозь хаос и боль, и тихий шепот догорающей свечи, свидетельствующий о нашей любви.

А за окном, как по волшебству, повалил густой снег – тихий, торжественный, словно сама природа решила укутать город в белое покрывало, чтобы никто и ничто не потревожило наш хрупкий, новорожденный мир.

Наша история была далека от идеальной – она была испачкана грязью, пропитана болью и оплачена слезами. Но она была нашей. И именно это делало её прекрасной. И я знала: какими бы ни были будущие бури, мы встретим их вместе. Потому что мы нашли друг друга. И этого было достаточно для самой лучшей из возможных сказок.

Эпилог

Ритмичные, почти гипнотические щелчки затвора сливались с отдалённым городским гулом, создавая причудливую симфонию момента. Ослепительный свет софитов бил в глаза, заставляя щуриться, но я ловила себя на том, что смотрю не в объектив, не в панорамы города, не в игру света – а только на него. Только его спокойные, тёплые глаза, в которых отражалось закатное небо и всё это невозможное, сбывшееся счастье.

– Bellissima! Прекрасно! – с темпераментным акцентом кричал фотограф, неутомимо меняя ракурсы. – Задержите этот взгляд! Magnifico!

Марк послушно придвинулся, его плечо коснулось моего обнажённого плеча. Его рука лежала на моей талии, и это было единственным твёрдым и реальным ощущением в этом парящем над миром волшебстве.

– До сих пор удивляюсь, как ты смогла убедить меня на всё это, – тихо, так, чтобы не слышал никто, кроме меня, произнёс он. В его голосе слышалась глубокая нежность.

Я улыбнулась, не отводя от него взгляда, позволяя легкой ткани моего платья трепетать на ветру.

– Потому что это красиво... – так же тихо ответила я, а затем наклонилась к его уху, чувствуя, как по его щеке пробегает лёгкая дрожь. – И ты красивый. Невыносимо красивый. А еще я вижу, что тебе тоже это нравится.

– Amore! Шёпоты – это очень романтично, но взгляд в камеру, per favore! – взмолился Паоло, но в его голосе слышалось одобрение.

Марк рассмеялся – тихим, счастливым, немного смущённым смехом, который знала только я. И в этот самый момент раздался очередной, решающий щелчок затвора.

– Bravissimo! – Паоло, кажется, подпрыгнул от восторга. – Capolavoro! Шедевр! Не двигайтесь!

Мы замерли, всё так же глядя друг на друга, и весь мир – шумный город, душистый ветер, уходящее солнце – сузился до пространства между нами. До его руки на моей талии, до моего дыхания на его щеке, до тихого счастья, которое уже не нуждалось ни в каких доказательствах. Оно просто было. Звучало в щелчках камеры, парило в розовом воздухе и жило в его влюблённом взгляде.

– Достаточно! – раздался наконец довольный голос Паоло, нарушая зачарованную тишину. Он опустил камеру, сияя улыбкой во всё лицо. – Все готовы к видеосъемке? Оборудование уже готовят внизу. Идемте, нас ждут!

Он сделал нам знак следовать за ним, уже деловито проверяя отснятый материал на дисплее. Его ассистенты проворно принялись собирать софиты и отражатели, их движения отточенные и быстрые.

Марк нежно коснулся моей руки, его пальцы мягко сомкнулись вокруг моих.

– Готовься к новому раунду, синьора Милеева, – прошептал он, и в его глазах плескалась тёплая, весёлая искорка. – И запомни этот момент. Именно так я буду всегда тебя любить. На вершине мира. В лучах заката.

Он бережно поправил сбившуюся фату, его взгляд скользнул по моим губам, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот поцелует меня прямо здесь, перед всем городом. Но вместо этого он лишь улыбнулся – обещающе, счастливо – и предложил руку.

– Пойдём? Нас ждёт наш праздник.

И под аккомпанемент последних щелчков убираемой аппаратуры и восторженных возгласов Паоло, мы пошли к лестнице, спускающейся вниз, в шумный, полный света и смеха мир, где нас ждали самые важные люди в нашей жизни.

Вид, открывавшийся с бесконечной террасы виллы Чимброне в Равелло, был подобен ожившей фреске. Мы стояли на краю света, на самом острие Амальфитанского побережья, и Италия раскинулась у наших ног во всей своей ослепительной славе. Лазурная гладь Тирренского моря, пронзительная и бескрайняя, сливалась на горизонте с пастельным небом, уходя в сияющую, золотую дымку заката. Воздух был густым и сладким, напоённым ароматом лимонных рощ, цветущих олеандров и горного разнотравья. Тишину нарушал лишь далёкий, убаюкивающий шум прибоя, поднимавшийся с многометровой высоты, да счастливый смех, уносимый лёгким бризом. Это была не просто красивая картинка – это была сама Италия, вечная и прекрасная, затаившая дыхание в нашем самом главном дне.

И вот, запечатлев этот момент вечности, мы, взявшись за руки, двинулись вниз, навстречу нашему шумному, живому, настоящему счастью.

Внизу, на мостовой виа-Сан-Франческо, царило радостное столпотворение. Наши гости толпились у украшенных лентами машин, шампанское текло рекой, а воздух звенел от смеха и поздравлений на русском и итальянском. Когда мы вышли, нас снова встретили улюлюканьем и аплодисментами.

Пока я отряхивала с фаты лепестки роз, ко мне тут же подскочили Лиля и Даня.

– Ну наконец-то! Я уже думал, ты решила остаться жить на той крыше! – засмеялся Даня, по-дружески обнимая меня. Как сосед и старый друг, он позволял себе эту лёгкую фамильярность.

– Предлагал организовать спасательную операцию с верёвкой и альпинистским снаряжением, – с ухмылкой добавила Лиля, поправляя мою фату. – Выглядишь как самая счастливая невеста с обложки глянцевого журнала!

– Чувствую себя ею, – честно призналась я, глядя, как Марк в нескольких шагах от нас разговаривает с моим отцом.

Рядом с ним так же заботливо поправляла ему рубашку Надежда Павловна, о чём-то беседуя с моей мамой. Отец Марка стоял рядом с моим и тоже оживлённо участвовал в разговоре, попивая шампанское из бокала. Тем временем мой отец, заметно растроганный и сияющий, положил руку на плечо Марку.

– Ну, сынок, – сказал он немного хрипло. – Теперь она твоя забота. И твоя головная боль. – Он обнял Марка, похлопал по спине и посмотрел ему прямо в глаза. – Люби её. И всегда помни, какой силой нужно обладать, чтобы выдержать её характер. Я горжусь, что ты теперь часть нашей семьи.

В этот момент к нам подошёл взволнованный фотограф.

– Простите! – взорвался энергичный Паоло, врываясь в центр нашей компании. – Время пришло! Всё готово, пора! Украдём невесту и жениха! – Он сиял, как ребёнок, придумавший гениальный план. – Снимаем шикарное видео на закате! На мотоцикле! По серпантину, по пути к вашему ужину в ресторане! Гости едут сзади на расстоянии, чтобы не испортить кадр. Потом будете отмечать, все по машинам!

Он схватил меня за руку и потащил через толпу гостей, которые расступались со смехом и одобрительными возгласами. И тут я увидела его.

Марк уже сидел за рулём блестящего классического чёрного мотоцикла, и картина, которую я увидела, заставила моё сердце пропустить удар. Луч заката золотил хромированные детали, создавая вокруг него сияющий ореол, но это было ничто по сравнению с тем, как он выглядел. Я не могла наглядеться на него с самого утра.

На нём был идеально скроенный чёрный костюм, который сидел на нём так, будто был сшит именно для этого момента. Ткань, благородная матовая шерсть, подчёркивала ширину его плеч и стройность талии. Под пиджаком виднелась тонкая шёлковая рубашка цвета слоновой кости, расстегнутая на два верхних пуговица, выдавая его лёгкий бунтарский дух даже в такой торжественный момент.

Но больше всего меня поразил цветок у его сердца. К лацкану пиджака была приколота единственная, идеально белая эустома. Её нежные, бархатистые лепестки, похожие на шёлк, казались хрупкими и бесконечно смелыми рядом с этой брутальной мощью мотоцикла. Этот цветок был как обещание – обещание нежности посреди бури, тишины внутри хаоса, любви, которая сильнее любых обстоятельств.

В одной руке он держал свой шлем, а другой протягивал мне мой, с тем самым игривым и немного безумным блеском в глазах, который я так любила.

– Ты сумасшедшая, – сказал он, но его голос был полон обожания. – Но я так тебя люблю.

Я замерла на секунду, приняв решение. Вместо того чтобы взять шлем, я быстрыми шагами подошла к Лиле. Она смотрела на меня с широко раскрытыми от восторга глазами.

– Это тебе, – прошептала я, снимая изящную заколку с фатой и вставляя её в её тёмные волосы, собранные в высокую причёску. – На счастье. – Я подмигнула ей и стоявшему рядом Ярику, который улыбался так, будто это и его собственный праздник.

Лиля – девушка, которая не смогла спасти ни свою первую любовь, ни Глеба, обрела того, кто спас её саму. Музыка стала её убежищем и путеводной нитью: она нашла группу, с которой играла инструментальный рок. Их композиции быстро разлетелись по интернету, собирая всё больше поклонников. Ярик терпеливо ждал своего часа – шаг за шагом завоёвывал её доверие, а общая любовь к музыке связала их крепче любых слов. Он с упоением записывал их треки в собственной студии, превращая каждый звук в признание. И вот уже как два года они официально встречались – мужчина всё-таки добился своего, а Лиля... буду честна, она крутила им как хотела, а тому было только в радость ей угождать. Это ли не секрет счастливых отношений?

Затем я стремительно развернулась и подбежала к Марку, но Паоло уже нёсся ко мне с длинным белым шёлковым шарфом в руках.

– Aspetta! Подожди! – Он ловко обмотал шарф вокруг моей шеи. – На ветру будет смотреться бомбезно! Perfetto!

Тем временем гости рассаживались по машинам, настроение было предельно весёлое и возбуждённое. Даня, проходя мимо, с отцовской заботой поправил складки моего платья, чтобы оно красиво легло на сиденье мотоцикла.

– Покажись там, красотка, – подмигнул он и отошёл к своей машине. Сегодня он тоже был великолепен – в идеально сидящем тёмно-коричневом костюме, с изящной серьгой в ухе.

Его природное чувство стиля наконец нашло применение: после очередной фотосессии, на которые мы стали выбираться втроём, Лиля тайно отправила его снимки в несколько модных журналов, которые проводили конкурс, и вуаля! Его заметили! Теперь мой друг был успешной моделью, амбассадором популярного ювелирного бренда. Он сиял так же ярко, как и я, только в своей, особой стихии. А что касается личной жизни, то в ней тоже были перемены. Как только мой друг стал часто мелькать на обложках глянцевых журналов и на билбордах, его фанатский клуб начал множиться, и, как оказалось, в нём были даже его одноклассницы, которые раньше не принимали его сущность. Теперь же они обрывали ему телефон с просьбой встретиться, но Даня поступил как истинный однолюб. Он купил огромный букет цветов и поехал в другой город, чтобы наконец встретиться и поговорить лично с той самой девушкой, которую любил еще со школьной парты. Со временем их чувства обрели новую силу, а та призналась, что и сама была влюблена в Даню и даже ждала от него действий, но… получилось, как получилось. Зато теперь сквозь года они наконец воссоединились, и мой друг был очень счастлив.

– Внимание! – скомандовал Паоло. – Едете не спеша, не гоните! Сверху вас дрон снимает! Вероника, девочка моя, играй на камеру! Посылай воздушные поцелуи, целуй своего жениха и будь счастливой! Мы едем сзади! Включим музыку на всю громкость для атмосферы, колонка прикреплена к крыше! Я потом всё смонтирую! Всё понятно?!

– Понятно! – крикнули мы в ответ, удобнее усаживаясь на мотоцикл. Сердце бешено колотилось от восторга.

– Perfetto! – завопил Паоло. – В путь!

Марк повернул ключ зажигания, и мощный рёв мотора взорвал тишину амальфитанского вечера. Он обернулся ко мне, его глаза сияли сквозь забрало шлема.

– Пятиминутного видео будет достаточно?

– Что-то уже задумал? – подозрительно сузила я глаза, хотя сердце уже подсказывало ответ.

– Хочу украсть свою жену, – признался он, смотря на меня с такой любовью, что перехватило дыхание.

– Но у нас заказан ресторан! – засмеялась я, хотя его безумная идея уже зажигала меня изнутри.

– Подождут, – беззаботно бросил он, и мы тронулись вперёд, навстречу закату, оставляя позади облако пыли и счастливые лица наших близких.

Позади нас грянул знакомый бит – тот самый, от которого всегда закипала кровь в жилах. Трек Don Toliver – «Lose My Mind» (feat. Doja Cat) оглушил тишину серпантина итальянского вечера. И это было чистое безумие. Сладкое, пьянящее, абсолютное.

Марк плавно отпустил сцепление, и мотоцикл рванул вперёд с низким, уверенным рыком. Я вжалась в его спину, чувствуя сквозь ткань пиджака каждый мускул, каждое движение.

Ветер мгновенно подхватил нас. Он ворвался под подол моего платья, заиграл фатой, но главным действующим лицом стал тот самый белый шёлковый шарф Паоло. Он взметнулся позади меня как живой, поймал поток воздуха и превратился в развевающееся знамя, в крыло, в чистое воплощение свободы. Длинные концы трепетали на скорости, сливаясь в ослепительно белый шлейф.