Текст книги "Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)"

Автор книги: lina.ribackova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– О чем, о чем? – Ферди выглядел так, будто не понял ни единого слова. Будто только что его окатили ведром ледяной воды, и он судорожно пытается сделать вдох. – О каком?

– О корсиканском, – повторил Шерлок. – Надеюсь, слово минет вы слышите не впервые?

Оправившись от легкого шока, Ферди изумленно воззрился на Джона: это он так прикалывается, твой сосед? Я впервые слышу слово минет?

Но Джону было не до Ферди и его изумления – в груди грохотало и рвалось наполненное бешенством сердце.

– Немедленно прекрати. Это уже не смешно.

– Я не сказал ничего дурного, и уж тем более не пытался кого-либо рассмешить, – холодно возразил Шерлок. – В чем дело, Джон? Опять придираешься?

– Джон, подожди. – Ферди выглядел неприлично взволнованным: ну ещё бы, пройдя сквозь огни и воды, обласканный сотней (а может, и больше) женских ладоней и ртов, он впервые узнал о существовании неизвестного вида орального удовлетворения. И это жестко ударило по самолюбию – щеки Ферда пылали кровавыми маками. – А чем, мать твою, корсиканский отсос отличается от, к примеру, британского?

– О-о… – многозначительно протянул Шерлок. – Разве их можно сравнить? Что такое британский минет? Слюнявые детские игры. А корсиканский – это почти на грани. Когда тебе делают корсиканский минет, гениталии превращаются в гудящую огненную ловушку: внутри бушуют адские вихри.

– Надо же. – В голосе Ферди кипели потрясение и откровенная зависть. – А вот я почему-то о таком ни разу не слышал.

Шерлок снисходительно усмехнулся:

– Допускаю. Удовольствие подобного рода мало кому доступно. Лишь мужчины определенных наклонностей способны его испытать, да и то далеко не каждому в жизни так повезет.

– Наклонностей? А каких?

– Ну… – начал Шерлок и внимательно посмотрел на Джона.

А Джон еле сдерживал ярость. Его бросало то в жар, то в холод: рано смирился, рано. Разнюнился, бдительность потерял и толкнул беднягу Ферди в пасть разверзнутой бездны. На чью порядочность понадеялся? На порядочность Шерлока? Святая наивность. А кальсоны? А блин на башке, превратившийся в роскошные локоны? А выпирающие сквозь черную майку соски? А торчащая из холодильника задница? Забыл?

– Заткнись. Слышишь? Просто заткнись.

– Почему? – холодно поинтересовался Шерлок. – Почему я должен заткнуться? Боишься?

– С чего бы? – воинственно набычился Джон. – Я ничего не боюсь. Надоел твой цинизм, и только.

– Врешь – боишься. Боишься смертельно. Весь вечер ты звенишь от напряжения: не дай бог Ферд узнает, что твой сосед – грязный, озабоченный педик. Ты готов убить меня, только бы я, не дай бог, лишнего не сболтнул.

– Это не так. И не в тебе дело, – слабо возразил Джон, вмиг растеряв всю воинственность. – Дело в Ферди.

– Ну ещё бы. – Шерлок презрительно фыркнул. – Я же чудовище без чести и совести. Завлеку несчастного Фердинанда, очарую, и он сгинет в моей богомерзкой постели. А ты не подумал, что, возможно, он вовсе не против?

– Подумал.

– Тогда какого черта ты лезешь? Может быть, мы сами решим, что для нас лучше всего?

– Стоп, парни, – вклинился в разговор Фердинанд. – Брейк. Вы снова тупо наезжаете друг на друга. Что происходит? О каких педиках идет речь?

– Обо мне идет речь, – просто ответил Шерлок. – Я – педик. Скажите, Ферди, по-вашему, гей – это настолько ужасно?

Ферди растерянно хлопал глазами. Расставаться с такой увлекательной темой, как корсиканский минет было, конечно, до чертиков жаль – он бы не прочь расспросить подробнее, как эта штука проделывается, какова техника исполнения. Но интимные откровения Шерлока в немалой степени его огорошили, и оставлять их без внимания было бы не очень красиво.

– Да мне, собственно говоря, начхать, – сказал он, пожимая плечами. – Гей так гей. Вы потрясающий малый, Шерлок, правда, и вправе трахаться так, как велит душа. Я только не понял, из-за чего Джон так психует.

– Думаю, он и сам не до конца это понимает.

Но Ферди вдруг встрепенулся и виновато взглянул на Джона.

– А вот я кажется догадался. В ресторане я неудачно пошутил… Джон, я ведь уже извинился. И потом, теперь я прекрасно вижу, что плевать ты хотел на Шерлока. Как на любовника, естественно. Ну, если бы он в самом деле им был. Но он явно не… он. И тебе явно… плевать. Короче, мою мысль ты уловил.

– Самое главное, вашу мысль уловил я, – бесстрастно заключил Шерлок. – Что ж, мнение со стороны – решающее. На том и закончим.

Больше он на Джона не посмотрел ни разу.

Джон и не претендовал.

– Ферди, думаю, вы не откажетесь от бокала сухого Шабли.

– Ещё бы! – радостно отозвался Ферди. – Чудесное завершение классной попойки. Между прочим, который час?

– Ночь, Фердинанд, – ответил Шерлок, снизив голос до мистически бархатистого рокота. – Глубокая и таинственная.

– Да? – поддавшись мистике, не менее низко пророкотал Фердинанд. И вдруг, нервно хохотнув и стрельнув в Джона слегка вороватым взглядом, решился на отчаянное признание: – Знаете, Шерлок… Черт… Ну да ладно… Ради корсиканского минета я бы и сам на часок педиком стал. Честно.

– Верю. И понимаю, – серьезно ответил Шерлок, и, помолчав пару минут и задумчиво рассматривая Фердинанда, вдруг предложил: – Послушайте, Ферди, а что если завтра я вас провожу? Не станете возражать? Почему бы нам не прогуляться по Лондону? Да, сегодня вы с Джоном успели стереть до мозолей ноги. Но это такой пустяк. Выспитесь, отдохнете, и к полудню придете в себя. Я покажу вам тот Лондон, которым особенно дорожу. Пообедаем, заедем за чемоданами, и – в путь.

– Превосходный план, – обрадовался Фердинанд. – Буду очень признателен, Шерлок. И дьявольски рад.

– В путь? – Джон подобрался, словно пантера перед прыжком. – Ты сказал – в путь?

– А это называется как-то иначе? – ответил Шерлок, по-прежнему глядя на Фердинанда – глаза в глаза, вызывающе и загадочно. – Я сказал именно так – в путь. В огромный мир, полный новизны впечатлений и свежести чувств.

Да пошли они все.

Накрыло Джона в считанные минуты – только что сидел за столом, по-возможности сохраняя осанку и свежий взгляд, давился Шабли, старательно игнорировал Шерлока, и вдруг поплыл в мороке сильнейшего опьянения. Да и что говорить – мало кто в состоянии осилить столь мощный алкогольный заплыв. Если только Ферди, бывало, выдерживающий и не такие жесточайшие горячительные шторма. Но это же Ферди. Он Великолепен во всем. А презренный лесной клоп – что с него взять? Его тщедушное тельце затянуто пьяным омутом… А завтра – суточное дежурство… А в голове – коньяк вперемешку с водкой… И эти чертовы шарики…

– Джон. Джон. – Сильные руки подхватили подмышки и куда-то поволокли – скорее всего, на ближайшую из помоек. Выбросить на хрен ничтожный хлам. Туда ему и дорога. – Держись. Я тебя отведу. Вот так… Осторожно, не стукнись виском.

– У меня есть висок?

– Всё у тебя есть. Ноги поднимай. Тяжелый как мамонт… Как же я тебя дотащу? Обними меня крепче.

– Ага. Разбежался. Может быть, сразу сделать тебе… этот твой… корсиканский?

– Было бы очень неплохо.

– Хрен тебе. Какая же ты сволочь, и как я тебя… ненавижу. Куда мы?

– Никуда.

В постель Джон падал долго – словно в бездонную пропасть. Летел, летел, и когда наконец долетел, тело охватило невиданное блаженство. Боже, боже, он так сильно устал. И так охуительно пьян.

– Мой друг… Ферди…

– Не волнуйся, я его уложу. Кажется, он тоже готов упасть. Если уже не упал.

– Не смей… его…

А вот и долгожданное дно – мягкое, безопасное, и розовые лепестки с тихим шелестом осыпаются на горячий лоб. Сказочный аромат.

– … его… трогать… Пожалуйста.

Один лепесток прохладно коснулся щеки, провел невесомо-ласково и тут же исчез.

– Хорошо. Не буду.

– И меня… не смей. Шерлок… Шерлок…

– Что, Джон?

– Ты… И я…

– Да, Джон. Ты и я. Спи.

========== Часть 13 ==========

Проснулся Джон от нескончаемого, разрывающего оргазма. Со спущенными трусами. С кулаком на члене. С кляксами семени на животе.

В ужасе уставившись на (хвала небесам!) плотно закрытую дверь, он резко выпрямился в постели, ещё сильнее стиснув пронизанный жаркими токами ствол, и на пальцы скатились последние скудные капли. По телу промчалась мощная судорога, завершившаяся откровенно бесстыдным стоном. В полном отсутствии соображения и контроля Джон сделал ещё несколько ритмичных движений, и отголоски пережитого блаженства сладостно разлились в паху.

О боже…

О боже?

Который час? Неужели снова проспал?!

Дверь испуганно содрогнулась. Два решительных, громких удара вспышкой мучительно острой боли отозвались в затылке. И без того неспокойное сердце подпрыгнуло едва ли не к горлу и забилось-затрепыхалось в груди.

– Поднимайся, Джон (удар). Тебе на дежурство (ещё один).

Внутри похолодело от ужаса – Шерлок всё слышал. Слышал несдержанный стон, выстраданный изнурительным воздержанием. А что он слышал ещё? Разве может Джон поручиться, что не издал ни звука, занимаясь бессознательным самоудовлетворением? У него так долго не было секса. Он так давно и так упрямо не притрагивался к себе, хотя раньше ничего зазорного в освобождающей мастурбации не находил. А тут… Напился и дорвался.

Натянув трусы и брезгливо морщась от соприкосновения с вязкой, густой субстанцией (целую лужу накончал, придурок), Джон поднялся с постели, пошатнувшись от наплыва головокружения и тошноты.

Влажные салфетки (воздержание воздержанием, а влажные салфетки в арсенале одинокого мужчины непременно должны присутствовать – на всякий случай), халат…

Голова болела нещадно – боль заливала не только область затылка, она свирепствовала повсюду. Кстати! При случае можно списать этот стон на приступ мигрени. Если, конечно, Шерлоку вздумается задать столь бестактный вопрос. И если, конечно, дроча во сне, Джон не оглашал квартиру позывными своей лунатической страсти, которые уж точно ни на какую мигрень не спишешь.

Соседа он обнаружил в кухне – спокойного и невозмутимого.

Слышал? Не слышал? О, боже…

– Проснулся? Как жизнь?

– Что ты называешь жизнью? Гадость во рту и мигрень? Голова того и гляди на куски разлетится. Я даже стонал, проснувшись, и не сразу смог подняться с кровати…

Вытянутый в струну позвоночник окаменел, в желудке застыл ледяной сгусток – что ответит дотошный и не в меру внимательный детектив?

– Стонал? Хм… Ничего такого не слышал.

Расслабление было вселенским – до слёз. Господи, спасибо тебе за милость: и подрочил, и кончил, и не опозорился.

– Джон, это проблема вполне разрешима, – продолжил Шерлок. – Душ, пара таблеток аспирина, горячий кофе, и ты человек.

– Да, ты прав. – Джон привалился к стене и закрыл глаза. – Суточное дежурство… Боги, о чем только я думал? Стоп!

Стоп. Стоп. Стоп. А где, мать твою, его Великолепие Фердинанд?!

Словно услышав беззвучный вопрос, Шерлок на минуту отвлекся от кофеварки и оглянулся.

– Он спит. В моей спальне.

– Где? ..

По коже понеслись тысячи муравьев, и каждый, сомкнув свои крошечные челюсти, безжалостно вцепился в плоть, добираясь до самого сердца. Джон задрожал. (Похмельный озноб – весьма неприятная штука). Детали вчерашнего вечера поэтапно всплывали в памяти – с садистской красочностью и отчетливостью. Запахи, звуки, взгляды. Слова. Такие слова, после которых сейчас у него не должно оставаться вопросов. Знал, предполагал, предвидел… (Боже, как болит голова. Как отвратительна эта долбаная собачья жизнь). И что, собственно, он может предъявить и тому, и другому? Оба взрослые, принимающие самостоятельные решения люди. О Холмсе и говорить не стоит – он своих замыслов не скрывал. А Ферди… А что – Ферди? Живой человек из плоти и крови. После, скажем так, весьма нервного брака его вкусы могли пусть не бесповоротно, но измениться, став более… прогрессивными. Почему, к примеру, в ресторане он о влюбленности Джона заговорил? С какой чертовой стати? И заговорил так непринужденно, словно втрескаться в своего соседа – вполне допустимый факт, словно все его знакомые мужики занимаются этим сплошь и рядом. Не потому ли, что сам далеко не прочь? Господи, да кто как не Ферди до смерти любит всякого рода неординарности и экстрим? А тут – новый вид сексуального наслаждения. (Корсиканский минет, черт бы его побрал. Даже Джон на секунду заинтересовался, что это за мерзость такая). И Шерлок в своем мефистофельском одеянии. Вот и от шариков его Ферди разомлел так, будто обыкновенный сыр с приправами – блюдо с ангельского стола. Всё логично. Но почему же тогда адская головная боль не идет ни в какое сравнение с тем, что творится в душе?

Под черепной коробкой что-то взрывалось и выло предсмертно. К такой активности мыслительного процесса страдающий жутким похмельем мозг явно не был готов.

– …В твоей спальне? – Скрыть тревогу и подозрительность у Джона не получилось бы даже за очень большие деньги – каждый нерв сотрясала дрожь. – Что он там делает?

– Я же сказал – спит. – Шерлок усмехнулся краешком рта. – Джон, я тебя умоляю. Ты снова готов обвинить меня в непорядочности? У тебя на лице написана каждая из твоих безумных идей. Пустое. Даже если бы я страстно захотел секса с твоим лучшим другом, к тому времени он вряд ли бы вспомнил, где находится его член. Кроме того, секс требует тщательной подготовки.

Джон облегченно вздохнул, стараясь сделать это по-возможности незаметно (и почему, черт возьми, это так сводит его с ума?), но голосу своему придал максимум насмешливой строгости:

– Да уж, имел счастье её лицезреть. Предстать перед нами таким уродом – к этому и в самом деле следовало подготовиться тщательно. Стоит признать – впечатлил. Зачем тебе это, Шерлок? Никак не наиграешься?

– Да, мне нравится так играть. Это весело, и будоражит кровь. Но вообще-то, говоря о подготовке, я имел в виду нечто иное. С твоего позволения, обойдусь без физиологических подробностей.

– Сделай одолжение. – О, как ненавидел Джон свое тело – предательство за предательством, черт побери! Вот и сейчас он вспыхнул как стеснительный юноша: кровь воспламенила лицо и шею, раскаленным потоком стекая к ступням.

– Кроме того, – добавил Шерлок будничным тоном (вот уж кого ничто на свете не заставит смутиться и даже слегка покраснеть), – гораздо важнее для меня был процесс перемещения ваших неподъемных тел. Тебя тащить было тяжеловато, да, но ростом ты невелик, и это ощутимо облегчало задачу. Другое дело – Ферди. Он такой огромный, такой монументальный…

– Мне плевать, – довольно грубо перебил его Джон, – кого и как ты тащил. Меня интересует только одно… Вернее, меня это совершенно не интересует, и мне совершенно на это плевать, но всё же – почему он в твоей спальне?

– А где ему быть? Ты всерьез полагаешь, что по законам гостеприимства я должен был кинуть бесчувственного Ферди на нашем старом диване?

– Эм…

– На диване спал я.

– Мне плевать.

– Не стоит повторять это снова и снова. Я прекрасно услышал это вчера.

– Просто… Он собирался ехать в отель.

– Собирался, да. Но не уехал. Его не отпустил я.

– Не отпустил Ферди? Не отпустил?

Не отпустить куда-либо пьяного Фердинанда было весьма опасно для жизни: будучи во хмелю, он свирепел при самом незначительном посягательстве на свою свободу, и уж если принял решение, даже самое нелепое и дурное, продолжал стоять на своем – насмерть. Что же могло так кардинально переменить его убеждения? Волшебные шарики действие возымели? Ну-ну.

Но даже в больную голову иной раз приходят здравые мысли.

– А-а… Понятно. К тому моменту он вряд ли мог тебе возражать.

– Почему? Ферди был вполне адекватен и до изумления бодр. Феноменальная сопротивляемость алкоголю! Я сказал ему: ты останешься здесь, и это не обсуждается. И он ответил: останусь. И остался. Что тебя удивляет, не понимаю?

– Ничего меня не удивляет, – ответил Джон. – Я в душ.

И поплелся в душ.

– Постарайся не очень шуметь, – раздалось ему вслед. – Думаю, не стоит его будить. Мы беседовали едва ли не до рассвета. Три бутылки Шабли располагают к душевному разговору.

– Три?

– Угу. Мы чудесно общались, а потом он, увы, сломался.

– А тебя, конечно же, сломать невозможно, – съязвил Джон, остановившись в дверях.

Шерлок пожал плечами.

– Ну почему же? Если ты примешься спаивать меня начиная с полудня, к ночи можешь делать со мной всё, что угодно.

– Очень нужно, – буркнул Джон, поворачиваясь, чтобы дойти наконец до ванной.

– И это я тоже хорошо уяснил, – бесцветно ответил Шерлок, и вдруг оживился: – А твой Фердинанд очень интересный мужчина.

– Он не мой, он твой, – едва слышно пробубнил Джон. – Кажется…

– Что? Прости, я не совсем хорошо тебя понял. Что ты сказал?

– Ничего.

Плевать.

– Знаешь, Джон, в принципе, я бы не возражал.

Чертово ты трепло!

Хлопнуть бы со всей силы дверью – так, чтобы зазвенели на кухне тарелки и чашки. Но Ферди спал очень близко, и было бы невежливо прерывать его отдых таким истеричным способом.

Душа болела, изнывая от стыда и (Джон хорошо это осознавал) нелепой обиды на Фердинанда. Бедный Ферди, дорогой друг, он спит, нахлебавшись кислятины (отныне и навсегда вкус сухого Шабли станет для Джона символом собственного поражения и мелочной зависти к чужому умению жить так, как велит свободное от условностей сердце), и не знает, какие гаденькие мыслишки копошатся в одуревшей голове его верного Джона.

Не думать, не думать, не думать. Облиться прохладной водичкой и постараться наконец-то прийти в себя. Хотя бы отчасти.

И без того есть о чем поразмыслить. О своем постыдном пробуждении, например…

Скинув халат, Джон с ненавистью посмотрел на живот – не осталось ли тех самых потеков. Нет, чисто. Потом его укоризненный взгляд опустился ниже – сколько тебе лет, шалунишка, чтобы устраивать подобные оргии? Проснуться в четырнадцать лет с кулаком в трусах – куда ни шло. Для пубертатного периода вполне допустимая норма. Но в тридцать восемь онанировать стихийно и безотчетно – это уже не шутки. Отвратительно. Грязно. Скорее под душ, чтобы грехом даже не пахло.

И вдруг его озарило: позвольте, а как, собственно, он оказался в этих самых трусах? И ни в чем больше? Где джинсы, рубашка? Где всё? Кто его… раздевал? О, боже… О, боже! Шерлок.

Джон стоял посреди ванной комнаты, беспомощно озираясь – словно призывая в свидетели окружающие его предметы. Видит бог, меньше всего он мечтал быть раздетым Шерлоком Холмсом. Да, если разобраться, ничего предосудительного в этом не было. Сосед помог не совсем трезвому соседу избавиться от одежды и отойти ко сну, так сказать, дружески позаботился о ночном комфорте – какая в этом беда? Но не так-то всё просто. Не в случае с Шерлоком.

«Он пялился на мой член. Будь я проклят. Не сомневаюсь. Воспользовался моментом. А вдруг… даже потрогал? Он никогда не скрывал интереса к моему стояку. В любом случае его руки там побывали – расстегивал же он мне как-то ширинку. И что? Даже не полюбопытствовал? Ни за что не поверю. На него это не похоже. А вдруг он… вдруг он и трусы снимал? Ах… А вдруг… Вдруг он… Блядь, я совсем уже спятил?! Какое, к чертовой матери, вдруг?! Это же надо – до такого додуматься. Я спятил к хренам собачьим! Совсем! К хренам! – Джон дрожал с головы до ног. Его кидало в жар и мутило. – О, боже, что это? Что со мной происходит?!»

Стянутое рывком белье обнажило ужасную правду: между ног медленно наливалось и зрело желание. Эрекция была слабой и робкой, но это была она.

О, боже…

Нельзя не признать очевидного: Джону снова хотелось кончить. Хотелось секса – горячего и живого. Влажных, засасывающих поцелуев на члене. Биения сердца рядом – грудь в грудь. Дыхания. Прижатых к спине ладоней – неотвратимых и властных. Хотелось…

Дверная ручка пришла в движение, и Джон едва не заорал диким голосом.

– Джон, ты чего там притих? Половина восьмого. Ферди проснулся.

Усталость тяжело опустилась на плечи. Опустошение и разочарование завладели каждым закоулком души. Противоречия рвали на части. Мысли ворочались в голове корявыми глыбами. И мир складывался карточным домиком.

========== Часть 14 ==========

С грехом пополам успокоив себя тем, что от похмельного организма можно ожидать самых невероятных сюрпризов (к примеру, совершаемая во сне подростковая мастурбация чем не сюрприз?), что вполне однозначная взволнованность его organa genitalia masculina* и весьма недвусмысленная реакция на глупейшие фантазии о соседе (Джон решил быть честным до конца, мужественно признав очевидный факт своего сексуального возбуждения при мысли о Шерлоке) – всего лишь взрыв захмелевших гормонов на фоне явно выраженной abstinentia** (сухая как крекер латынь помогала не удариться в панику, с научной точки зрения объясняя случившийся с ним конфуз) и идиотского отказа от женской ласки и нежности, Джон встряхнулся и решительно шагнул в душевую кабину.

Душ он принимал с космической скоростью. С такой же скоростью брился, чистил зубы (здесь скорость слегка поутихла, уступив место скрупулезности) и причесывался. Освежившись туалетной водой, он придирчиво осмотрел себя в зеркале: ну что ж, жить можно. И только потом вспомнил, что кроме помеченных спермой трусов и халата, другой одежды захватить не удосужился. Прах бы побрал это гребаное похмелье – черте что в голову лезет, доводя едва ли не до нервного срыва, а самое необходимое вылетает со свистом. Как теперь быть? Ну ладно, не велика беда. Придется обойтись тем, что есть. Кроме несвежих трусов, естественно, которые чистоплотный до маниакальности Джон не надел бы на чистое тело даже под страхом быть оскопленным, и которые сразу же яростно затолкал в бельевую корзину, будто именно они и являлись виновником его… нестабильного состояния.

«Ничего, до спальни как-нибудь доберусь, – думал он, натягивая на влажную кожу халат и радуясь, что так удачно всё сложилось с эрекцией: встал под холодный душ, пошипел сквозь зубы, и она послушно исчезла. – Сейчас быстренько прошмыгну мимо кухни, оденусь и…»

Но даже очень скромным мечтам сбыться не всегда суждено.

– Эй, Джон, – раздался раскатистый глас Фердинанда. – Куда это ты крадешься? Не хочешь со мной поздороваться для начала?

– Эээ… Привет, Ферди. Одну минуточку. Я сейчас.

– Какую минуточку, и что значит – сейчас? А обнять? А прижать старинного друга к груди? Мы выиграли очередной бой у белой горячки, и это повод для радости, не находишь?

– Да-да, я безумно рад, – бормотнул Джон, тем не менее не отклоняясь от намеченного маршрута. – Подожди немного.

– Подождать? Ты шутишь? Эй.

Джон нехотя обернулся.

Уж лучше бы он продолжал подниматься по лестнице, не реагируя на настойчивые призывы.

Недоуменно моргающий Ферд Коллинз возвышался в дверном проеме, позади него маячила стать Шерлока Холмса, и, глядя на них, до скрипа вымытый, причесанный, облитый туалетной водой Джон Ватсон показался себе не просто лесным клопом, он показался себе клопом раздавленным, дохлым – настолько потрясающей была эта парочка. Практически бессонная ночь и обильное возлияние оказались не властны над румяным обаянием одного и утонченным шармом другого. (Ну разве что чуть-чуть, самую малость). На трезвый глаз это выглядело ещё очевиднее. И конечно же на Ферди красовалась одна из бесчисленных пижам дорогого соседа (вагонами он их, что ли, покупает?) – кто бы усомнился в предсказуемости так мило начавшегося знакомства…

«Боже, ну почему похмелье меня не убило?»

– Он не шутит, – между тем спокойно заявил Шерлок. – Ему необходимо надеть трусы.

Джон едва не хлопнулся в обморок – неужели он в самом деле это услышал? В груди горячо плескалось и жгло. Нет. Господи, нет. Слуховая галлюцинация на фоне всё того же похмелья. Пугающий морок. Шерлок не может быть настолько безжалостным. Выставить его на посмешище так равнодушно и так жестоко? Но зачем? За что? Почему?

Немыслимо.

Новый взрыв боли потряс несчастную голову – никакой это не морок. И не галлюцинация. Сказал. Сказал, не изменив при этом скучающей мины, и даже сквозь сомкнутые губы зевнул.

– Ты… Ты сошел с ума? Ты…

– Надеть трусы? – перебил его Ферди, кинув на Шерлока возбужденно блеснувший взгляд и, кажется, не усмотрев в сказанном ни намека на оскорбление. – Это версия или доказанный факт? – Как видно, ночь, проведенная в обществе детектива, не прошла даром для жадно впитывающего все новое и интересное Фердинанда.

– Доказанный факт.

Кофейные очи заискрились хулиганским весельем: – Джон, дружище, ты разгуливаешь по квартире с голой задницей? Ну и ну. Как у вас всё интимно, однако.

– Перестань, – немного придя в себя, с досадой откликнулся Джон, и посмотрел на Шерлока убийственно тяжело. – А ты захлопни свой рот. И не бравируй больными фантазиями.

– Это не больные фантазии. Это наблюдательность и способность к логическим выводам. Нижнего белья на тебе нет, и отрицать это ты не можешь, как бы ни злился и ни буровил меня глазами. Я не прав?

– А ну-ка признавайся, дружище, что там у тебя под халатом? – продолжал добродушно скалиться Ферди.

Джон молчал, ещё больше закипая душой и не понимая, почему продолжает стоять перед ними, с каждой секундой чувствуя себя всё отвратительнее. И почему этот претенциозный мудак, этот пройдоха ни на йоту не приблизился к больничной палате.

А Ферди от нетерпения прямо-таки выпрыгивал из пижамы:

– Шерлок, поделись умозаключениями. Как ты это делаешь? Откуда узнал? А ты, Джон, дружище, не бычься. Мы ж свои люди.

Жаркое волнение в груди слегка унялось – дышать стало чуточку легче. Джон стоически решил испить чашу до дна, ведь бесхитростного Фердинанда занимало сейчас только одно: страстное желание поучаствовать в расследовании и узнать очередную тайну непостижимой дедукции Шерлока Холмса. Меньше всего он намеревался обидеть Джона бестактностью, и уж тем более над ним насмехаться. Ничего подобного в Фердинанде не было и в помине (открытое сердце, душа нараспашку), и вряд ли он успел за одну ночь заразиться всем этим дерьмом от своего нового друга. А вот на Шерлока полюбоваться неожиданно захотелось: увидеть истинное лицо человека, которому ещё недавно готов был довериться полностью, несмотря на его дурацкие, но в общем-то безобидные сексуальные подстрекательства и немалую степень занудства. Довериться так слепо и так наивно… Разве сейчас, в эту минуту Джон отважился бы с уверенностью заявить, что хорошо его знает? Не слишком ли мало времени прошло со дня их знакомства? И не слишком ли расслабился Джон возле чужого камина? Пришла пора очнуться от грёз. Да и этому свободному орлу не мешало бы поубавить пыл – того и гляди подпалит свои гордые крылья.

– С каких это пор он стал тебе настолько своим?

– Ну как… – Ферди пожал плечами. – С этой ночи, наверное.

– Мы выпили на брудершафт, – невозмутимо пояснил Шерлок.

– О, да, – рассмеялся Ферд, оглядываясь на него и лихо подмигивая. – Это было довольно пикантно.

– А с трусами всё очень просто, – сказал Шерлок, посмотрев на Джона прозрачно и долго. – Когда чуть больше четверти часа назад ты заглянул ко мне в кухню, карман твоего халата несомненно был пуст – он прилегал к телу плотно и плоско, никакой посторонней выпуклости я не заметил, а я, как ты знаешь, замечаю всё и всегда. Вряд ли ты уже был… гм… настолько готов к принятию водных процедур, чтобы разоблачиться у себя в спальне – ты консервативен во всем, подобная вольность не входит в свод твоих жизненных правил. (Единственное исключение – тот запоминающийся и довольно эффектный стриптиз, что ты устроил мне в первую ночь). И вряд ли ты решил не менять белья после столь бурного… столь активно проведенной ночи. Это на тебя не похоже. Значит, стремясь как можно скорее смыть с себя… бремя похмельного синдрома, ты забыл захватить из шкафа трусы. В ванной ты вспомнил об этом досадном промахе, но расстраивался недолго. И правильно делал, потому что нет ничего глупее, чем расстраиваться из-за пустяков.

– В кухне ты на меня даже не смотрел, – только и мог слабо возразить Джон, обмирая от каждого слова и прекрасно понимая каждый прозрачный намек, задыхаясь от стыда и бессилия, и мысленно кляня себя за то, что не только продолжает топтаться на месте, выслушивая унизительные подробности своей забывчивости, но ещё и предпринимает жалкие попытки что-то сказать в своё оправдание.

– Смотрел. Я всегда на тебя смотрю. Но тебе же плевать… Не будь таким недоверчивым, Джон. Никто здесь не собирается ставить тебя в неловкое положение. Ты дома, а значит, ты в безопасности.

– И всё? – разочарованно хмыкнул Ферди, выслушав речь детектива. – А я-то думал…

– И всё. – Шерлок слегка ему улыбнулся. – Увы, Ферди, в жизни мало по-настоящему интересных загадок. На самом деле, для меня существует только одна. Удивительная загадка. Вызывающая во мне дрожь. Но это слишком личное. – И снова взглянул на Джона: – Не пора ли тебе одеться и выпить кофе? Покрепче. Я приготовил сэндвичи. Хочешь, поджарю пару яиц? Или омлет? Горячий завтрак способствует улучшению самочувствия.

– Ты несказанно добр, – ответил Джон, поворачиваясь, чтобы уйти. – Несказанно.

– Джон… Я… Пожалуйста, поторопись.

– Да, дружище, – вторил Шерлоку Ферди, – напяливай побыстрее трусы и возвращайся к нам. Я поднялся в эту чертову рань только ради тебя. Сегодня я уезжаю, ты не забыл?

Сердце захлестнуло волчьей тоской.

– Не забыл. Через пять минут я буду готов обнять тебя и прижать к груди.

«Ничего-ничего, – думал он, заходя в свою комнату и зачем-то запираясь на ключ. – Ничего».

Рубашка и джинсы, в которых вчера начался его затяжной кутеж, аккуратно висели в шкафу. Джон снял их с плечиков, понюхал, морщась от яркого амбре алкоголя, кухни и пота, и быстро упаковал в мешок для белья – завтра он этим непременно займется. О том, кто позаботился о его одежде, думать Джон не хотел.

Облачившись во всё чистое, он посмотрел на часы – времени почти не осталось. Но если воспользоваться услугой такси, можно позволить себе выпить кофе и поговорить с Ферди хотя бы четверть часа. Насмотреться на улыбчивую, прекрасную рожу, напитаться солнечным оптимизмом. И пропади он пропадом, этот Шерлок, с его глумливым сердцем и задранным носом.

«Надеюсь, на сегодня запас его цинизма исчерпан, и он не будет меня доставать, – думал Джон, приглаживая перед зеркалом волосы. – Надо постричься. Ничего-ничего… »

В Шерлоке он был разочарован до чрезвычайности – болезненно и необратимо. Это наполняло душу муторным сожалением: всё-таки было время, пусть короткое и быстротечное, когда он наслаждался каждым днем, проведенным рядом с этим странным, но удивительным человеком.

Но удивление, похоже, достигло предела. Всё.

По лестнице Джон спускался, полный решимости заявить Шерлоку о невозможности их дальнейшего сосуществования в этой квартире.

Ферди в кухне не оказалось – как видно, он наслаждался утренним душем.

Шерлок стоял возле плиты, но сейчас эта картина не показалась Джону ни мирной, ни умилительной. Во всем ему виделась фальшь: и в бокалах на столе, и в молочнике, и в блюде с аппетитным холмиком сэндвичей. Шерлок, колдующий над колбами с ядом, выглядел бы куда органичнее, чем Шерлок, старательно взбивающий яйца для большого омлета.