Текст книги "Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)"

Автор книги: lina.ribackova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Но сначала был вечер, проведенный с Майком Стенфордом в пабе. Не виделись они довольно давно, хотя и созванивались регулярно – Майк живо интересовался подробностями их с Шерлоком дружбы и радовался воцарившемуся взаимопониманию. Сам Майк был всё так же упитан и всё так же удручен изменами своей ветреной половины. Жизнь его не менялась и веселее не становилась. Но он не жаловался и даже иронизировал над своим положением мямли и подкаблучника. Посидели они недолго, да и выпили скромно – по три пинты эля с жареными колбасками и ржаными хрустящими снеками. Майка поджидала супруга, несмотря на свободолюбивый нрав ревновавшая своего толстячка даже к столбу.

Шерлок встретил Джона доброжелательно, допросов с пристрастием не учинял, а узнав, где и с кем тот завис, посетовал, что не позвали с собой, но, кажется, не обиделся. Погнал в душ и велел отдыхать, что Джон и сделал, жалея лишь об одном – о кружке горячего чая с сахаром и молоком. Он крепко уснул, впервые по-настоящему отпустив напряжение и расслабившись до состояния невесомости. И приснилось ему нечто невообразимое.

С настойчивостью альпиниста он карабкался на Лондонский огурец**, соскальзывая с гладких стеклянных стенок, жарко обнимая чертову башню (во сне его руки приобрели аномальную способность беспрепятственно обхватывать столь гигантский для них объем) и стремясь во что бы то ни стало добраться до цели – до острой вершины громадного сооружения. Он карабкался и карабкался, вжимаясь в поверхность пахом и бедрами, и сходил с ума от возбуждения и радости предстоящей победы, в которой почему-то не сомневался. Но до вершины не дотянул – проснулся с намокшим бельем и адским желанием вцепиться в собственный член. В паху горело огнем, медлить было нельзя, и Джон удовлетворил себя, издавая протяжные стоны, наплевав на то, что может быть уличен вездесущим Шерлоком. Только бы кончить – таков был его девиз на тот безумный момент. Почему ассоциации сработали таким удивительным образом, почему этот сон напрямую был связан с Шерлоком, Джон сказать не умел, но работал он кулаком и кончал с одной только мыслью: хочу, хочу, хочу… И не кого-то там, а того, кто спал этажом ниже, не догадываясь, что стал вдохновителем сказочного оргазма.

С этого начались нешуточные проблемы – так малодушно Джон называл свою одержимость другом. Он внушал себе снова и снова, что без спонтанной эрекции обходятся только скопцы, что с ним и раньше такое случалось, да и пикантные сны (хотя, что пикантного в Мэри-Экс?) ему снились отнюдь не впервые. Но сейчас всё выглядело совершенно иначе, и каждое свое сексуальное возбуждение Джон воспринимал как личную драму. А уж когда у него колом встало на Шерлока – конкретно на Шерлока, а не на эротические фантазии о достопримечательностях города Лондона, – Джона едва не хватил удар. Ничего необычного, и уж тем более, из ряда вон выходящего – всего-навсего смс с абсолютно невинным текстом: «Джон, мне слегка нездоровится, так что, если возникнет необходимость, найдешь меня в спальне». Джон заволновался, тут же начал названивать, но телефон Шерлока оказался отключенным, злорадным голоском сообщив, что абонент недоступен. Недоступен для тебя этот абонент, чертов придурок, недоступен.

Нервничал Джон ужасно, но вскоре взял себя в руки и принялся представлять, как приедет домой, как найдет спящего Шерлока в спальне… (а может быть, к тому времени тот уже будет бодрствовать, что тоже неплохо)… как будет его лечить, ставить градусник, щупать лоб, как потребует открыть рот по возможности шире и заглянет в горло по возможности глубже. Горло конечно же окажется красным и воспаленным, губы – обветренными и сухими, влажный лоб будет жарко пылать, а Шерлок почему-то стонать… Стоял у него при этом так крепко, что Джон дрожал, задыхался и покрывался потом. Спас его пациент, прогнусавивший «можно, доктор?» и разразившийся таким оглушительным кашлем, что эрекция Джона испуганно дрогнула и быстро пошла на убыль. Но забыта им не была. Да и как забудешь, если с того момента Джон бредил Шерлоком день и ночь – маялся снами, фантазиями, жестко дрочил, ненавидя себя, свою глупость и свою чертову жизнь.

Это было мучительно, это было постыдно. Джон извелся и спал с лица. Он любит Шерлока. Он хочет Шерлока. И он гей, во всяком случае, в стенах этого дома. И если ужас не довел его до состояния черной депрессии, то лишь потому, что Джон до конца не верил, что это происходит на самом деле, и что он находится в пугающей близости к тому, чтобы залезть к мужику в штаны.

А тут как раз нашлось время для детектива, заброшенного на самом увлекательном месте. Точнее сказать, нашел время Шерлок, позвонив Джону ближе к окончанию смены и поинтересовавшись: – Надеюсь, сегодня ты никуда? (Явно намекая на маловразумительное свидание с Сарой).

– Никуда.

– И я – никуда. Проведем вечер по-домашнему, тихо, и досмотрим тот пошлый примитивизм. Не возражаешь?

Ещё бы Джон возражал.

Дома его ожидали наскоро приготовленный ужин и накрытый журнальный столик. Ожидала его и бутылка Dalmore – любил, любил Шерлок покрасоваться дорогими напитками.

– Живее, – подстегивал он, и Джон поспешил в ванную.

Там до него и дошло, что, судя по тому, как многозначительно придвинут столик к дивану, Шерлок собрался со всеми удобствами расположиться на нем. Вместе с другом. А как иначе? И что в этом необычайного? Не сидеть же по разным углам гостиной… Представить Шерлока так одуряюще близко было до чертиков страшно. Измученный эротической пыткой Джон не мог бы поручиться за выдержку своего организма. С некоторых пор само присутствие Шерлока вызывало прилив крови к самым неподходящим местам. Вот и сейчас Джон взволнованно опустил глаза – всё ли в порядке. Когда было такое? Когда он доходил до того, чтобы опасаться за порядок в собственных брюках? Безумие.

Как и предполагалось, Шерлок сидел на диване и уже что-то жевал. – Включаю? – спросил он, поднимая на Джона глаза. – Садись, я уже плеснул по глотку.

Джон примостился рядом и поднял бокал. – Помнишь, на чем мы остановились? Там было…

– Да помню я эту чушь. – Шерлок коротко стукнул бокал о бокал и уставился на экран. – Потрясающая бессмыслица.

– А мне нравится, – набычился Джон, залпом выпивая налитый виски. – И хотелось бы знать, чем всё закончится. Так что, если тебе не трудно, заткнись.

Шерлок примирительно поднял ладони и откинулся на спинку дивана, задев Джона плечом. – Умолкаю.

Всеми силами Джон старался смотреть на экран и не смотреть на Шерлока, особенно на его слегка раздвинутые колени и выступающий бугорок застежки. Но всё это было так близко, что глаза поневоле обращались к запретному месту, и в них вспыхивали подозрительно яркие искры.

– Отличный детектив, – упрямо нахваливал он, отвлекая себя от нарастающего возбуждения и поглощая виски почти не закусывая. Алкоголь приятно согревал пищевод, горячо плескался в желудке, и вскоре, как и следовало ожидать, мощно ударил в пах, панически быстро устремляясь к головке. Джон не смел опустить глаза, хотя какой в этом смысл, и без глаз было ясно, что творится в недрах его штанов. Капля за каплей предательский виски вытекал из уретры, член болезненно упирался в ширинку, и Джон обреченно ждал, когда это безобразие станет заметно другу. И что он на это скажет.

И Шерлок сказал: – Да-а… Лучше сто раз убить самому, чем вести следствие так, как этот дурак, этот недотепа, этот…

– Чего ты к нему прицепился?! – заорал Джон, содрогаясь от нестерпимо сладкой, умопомрачительно жаркой вибрации в гениталиях. – Мужик как мужик, только что на тебя не похож, так не все же, блядь, такие неподражаемые красавцы и гении!

– Джон…

– Да, я Джон! Джон Ватсон! А ты Шерлок! Шерлок, мать твою, Холмс! И что дальше?!

На всякий случай Шерлок слегка отодвинулся. – Что с тобой?

Голова Джона пылала, в паху бесновалась страсть, мошонка каменела и ныла, и он продолжал орать, дрожа от выброса адреналина и размахивая опустевшим бокалом: – Ничего со мной! Никакого хуя со мной, ты понял?! Я в полном порядке, ты понял?! Сижу вот сейчас с тобой рядом, смотрю эту ебаную муру и чувствую, что я в ебаном полном порядке! Всё?!

– Д-да. А что – всё? – обескураженно помаргивал Шерлок.

– Всё – всё! Я – всё! Я… – Джон отбросил бокал и закрыл руками лицо. – О, боже, Шерлок, я абсолютно всё. Мать твою.

– Джон, подожди, – взволнованно заговорил Шерлок, снова придвинувшись ближе. – Я чем-то тебя обидел? Это всё из-за детектива, да? Но он в самом деле не очень…

– Я знаю, – глухо пробормотал Джон. – Знаю.

– Ну и? – продолжал волноваться Шерлок, наклоняясь и обдавая дыханием его импровизированное забрало. – Убери руки, что ты как маленький.

Джон понимал, что это предел, что если сейчас он не сделает с этим хоть что-то, ему не жить. Да, вот так просто – не жить. И он сделал – отнял от лица руки, схватил ладонь Шерлока и вдавил в свою вышедшую из подчинения плоть, с гибельным наслаждением чувствуя, как вздрогнул от неожиданности его потрясающий друг. Упоительно сладкая боль пронзила и растеклась под кожей, и Джон выдохнул – господи, наконец-то. Ладонь, такая крупная, такая горячая, легла на него идеально: полностью накрыла греховный стояк. Откинув голову и зажмурившись, он принялся жадно ласкать себя этой долгожданной ладонью, сопровождая каждое движение глубинными стонами – о, боже, да, да, да, да, эти прикосновения выстраданы им сполна. Разум вопил, грозя Джону лишить его себя самого, но Джону было на разум плевать – он кружился в кипящем водовороте и неминуемо шел ко дну. И это было восхитительно. Потрясающе хорошо. Он метался по дивану, едва не сползая на пол, и, вцепившись Шерлоку в руку, исступленно тер ею собственный член, вскрикивая и обливаясь жаром. Воздуха не хватало, сердце проламывало грудину, в ушах грохотала сумасшедшая кровь. Губы пылали от ожидания – пожалуйста, пожалуйста, пусть он меня поцелует, пусть заткнет поцелуем эти блядские, развратные стоны, пусть сожрет эти губы, этот мерзкий язык, который каждым своим рецептором жаждет почувствовать вкус падения. Но Шерлок всего лишь прижался к его дрожащему боку, прильнул к шее запылавшим лицом и прошептал: – О, Джон…

Голос, полный мучительного облегчения, мгновенно его отрезвил. В диком ужасе Джон отшатнулся, движимый одним лишь намерением – убежать. Мчаться, не разбирая дороги. Сдохнуть, навсегда исчезнуть от этих проницательных глаз, которые смотрят в самую душу и видят там все его извращенные тайны. Но нет сил даже двинуться с места. И так тянет вновь оказаться поближе к ладони…

Да и Шерлок бдительности не терял – испуганно зачастил «нет-нет-нет», рванул на себя, обхватил руками, и Джона вновь поглотила вселенная, в этот раз забросив его на самую огненную из планет. Вместо солнца там испепеляющее горнило, вместо рек несутся потоки расплавленной лавы, и Джон тонет в ней с наслаждением, и рассыпается в пепел, потому что всё это – Шерлок, который обнимает его за плечи и возобновляет ласку совсем неласково, с отчаянно дерзким напором, яростно и нетерпеливо. Джона подбрасывает снова и снова, в паху беснуются и свиваются в кольца жаркие плети. – Господи, Шерлок, – стонет он, вжимая пальцы в готовый к эротическому катарсису член, – как у меня стоит… о, мать твою… Шерлок… я кончу сейчас… Шерлок… Шерлок… господи, Шерлок… помоги же мне…

– Как? Джон, что мне сделать, скажи? – Шерлок совершенно очевидно растерян, весь его восьмикратный опыт однополого секса летит к чертям. – Что?

– О, господи, – ужом извивается Джон. Всё, что он чувствует сейчас, бесподобно, но такой ласки ему уже недостаточно. На грани оргазма, подступающего короткими всполохами зарниц, но в любую минуту готового обернуться бурей с громом и молнией, этого уже недостаточно. И ему всё равно, как это выглядит со стороны. – П-пожалуйста, помоги… помоги мне… их расстегнуть. – Он уже умоляет, совершенно беззастенчиво подаваясь навстречу Шерлоку пахом. – Я должен… подрочить хоть немного… я… о… о, мать твою… о, блядь… о-о-о…

– Да-да, я сейчас… сейчас помогу… Подожди минуточку… Мы справимся… справимся… – Шерлок лихорадочно возится с пуговицей его штанов, и, утешительно поглаживая огнем пылающий член, раздраженно дергает молнию. – Да что с ней такое? – бормочет он, и это испуганное бормотание вихрем проносится по планете, взметая оранжево-алые искры.

Лава выходит из берегов, обильно заливая планету густыми потоками. Джон всхлипывает, дергаясь раз-другой, и замирает, привалившись к Шерлоку всем своим догорающим телом. – Не надо… – Ему кажется, что прямо сейчас он умрет от стыда. За эту безобразную вакханалию, за корчи и выкрики на диване, за полное помрачение разума, за сперму, что выстреливала из него под ладонями Шерлока. Он жалок, он отвратителен со своими заляпанными трусами, со своими холодными пальцами, которым никогда уже не согреться. Бежать. Бежать. Бежать. Жар заливает глаза и щеки. Превозмогая накатившую слабость, он делает неуверенное, короткое движение – подняться, уйти, умереть. И Шерлок целует его. В губы. Так страстно и вместе с тем так благодарно, будто это именно он, а не дрожащий и стонущий Джон, только что распадался на атомы от нечеловеческого наслаждения.

Джон задыхается, из глаз его катятся слезы, а в груди горит невиданная любовь. – Делай со мной всё, что захочешь. Я твой.

– Я просто тебя люблю.

* Да, автор любит сны и сновидения) Грешна…)

Комментарий к

**https://caloniedoesart.files.wordpress.com/2011/07/7350834.jpg

========== Часть 21 ==========

В тот вечер между ними не было ничего, кроме невинных (по сравнению с тем, что происходило в их постели потом) ласк и прикосновений. Правда, при виде возбужденного Шерлока и его вставшего члена Джона снова едва не швырнуло за орбиту Земли, но в узде он себя удержал, почему-то постеснявшись сразу же сорваться на сумасшедший галоп – удовлетворял беспрерывно стонущего любовника вдумчиво, заботливо, нежно, и только поняв, что тот близок к сексуальной истерике, что вдумчивость и забота сейчас не сказать чтобы очень уместны, и требуется Шерлоку не стеснение, а нечто совершенно иное, рыкнул отчаянно и отдрочил так, что сперма рванула фонтаном, а Шерлока скрутило дугой. Но на этом всё. Они привели себя в порядок (целомудренно отправившись в душ по одиночке), доели ужин, досмотрели фильм (боже, как банально и пошло окончилась столь захватывающая интрига!), убрали со стола, немножко поцеловались на кухне (глубоко, страстно, но не доводя себя до пароксизма) и легли спать. Вместе. В комнате Шерлока. И всю ночь жались друг к другу так, словно боялись, что придет кто-то страшный и отнимет нежданное и такое невероятное счастье. Проснувшись едва рассвело, набросились друг на друга с голодной жадностью, превратив постель в ворох вспененных простыней, и Джон впервые кончил Шерлоку в рот. Что с ним было! Как он метался под опьяняющими губами! Как последним усилием воли сдерживал стоны и крики! И как всё-таки не сдержался – застонал-захлебнулся, не в силах постичь тот ошеломляющий факт, что Шерлок сейчас высосет его до последнего сперматозоида.

– Черт, черт, черт… – задыхался он, охваченный лихорадкой оргазма, – как же я люблю тебя, Шерлок… Ты потрясающий, удивительный, самый лучший… Корсика может тобою гордиться. – И целовал, вылизывая сладко-соленый смеющийся рот.

*

Я сошел с ума, думает Джон, но жалеет лишь об одном – почему, господи, почему это не случилось хотя бы на месяц раньше?! Лишний месяц такого безумия им бы точно не помешал. Они дарят друг другу много фантастических ласк руками и ртом, не переходя только последней грани. Но то, что происходит за дверью их спальни, настолько бесстыдно и чувственно, настолько изнуряет обоих, что пока этого более чем достаточно для того, чтобы считать их секс полноценным. Скажем так, даже чересчур полноценным. (У Джона слабеют ноги, сладкие спазмы накатывают тихим прибоем и колом стоит от одних только воспоминаний). Шерлок переворачивает его на живот, ставит на колени, и, нежно раскрывая смуглые половинки, со стонами ласкает губами, проникает внутрь языком, совершая им движения, мало чем отличающиеся от фрикций. Наслаждение обостряется с каждой секундой, Джон дрожит, прогибается в пояснице, облегчая Шерлоку проникновение, мастурбирует в бешеном темпе и кончает в кулак, на последних минутах не вполне осознавая, кто он, и где находится. Он ложится на Шерлока и целует в губы. А потом целует всего – с головы до ног: шея, плечи, грудь и живот, упругие бедра, колени и щиколотки. Раздвигает ему ноги, и, подхватив ладонями прохладные ягодицы, втягивает в рот налитые силой яички, зная, что скоро, очень скоро жарким усердием своего языка он освободит их от сладостной тяжести. Он стонет. Он кричит во время оргазма. Без счету признается в любви. Умоляет Шерлока отсосать ему так, чтобы сдох. И ему нисколько не стыдно – он сам готов умереть за него в любую минуту. И, что совершенно естественно, отсосать.

Джон хорошо понимает, что это угар, что они слишком поглощены друг другом сейчас, и что охлаждение, увы, неизбежно. Но так же хорошо он понимает, что произойдет это ох как не скоро. Лично себя охладевшим он представить не может. Как? Сидеть рядом с Шерлоком и не испытывать страстного желания расстегнуть ему брюки? Абсурд. Да и Шерлок не выглядит готовым потерять интерес к его члену в ближайший десяток лет.

Понятие абсолютного счастья больше не является для Джона чем-то непостижимым.

*

– Можно тебя спросить?

Они сидели рядышком, прикасаясь плечами и бедрами, на диване, который теперь назвать *диваном Шерлока Холмса* можно было с большим натягом – да, Шерлок частенько возлежал на нём, уютно вдавившись в углубления и вмятины, давно, казалось, принявшие форму его прекрасного тела, но стоило только в гостиной возникнуть Джону, как его тут же хватали, сажали (или укладывали, что случалось гораздо чаще) нетерпеливые руки. Вот и сейчас Джон заглянул в комнату безо всякого умысла – с вполне бытовым вопросом о чаепитие, но неведомо как оказался в крепком захвате с горящими от поцелуев губами.

– Конечно, можно. Если ты о чае, то буду. Непременно. И к нему желателен сэндвич размером с твой член.

– О, боже!

Джон долго смеялся, шутливо выворачиваясь из объятий, а потом неохотно сдался – в конце концов руки Шерлока не помешают продолжить начатый разговор. Скорее, наоборот. – Я вот всё думаю… – И спохватился: – Сэндвич – само собой, только боюсь с размерами ошибиться.

– Не ошибешься, – заверил Шерлок. – В крайнем случае, я рядом, и всегда смогу подсказать. Так о чем ты хотел узнать?

Джон смущенно откашлялся, мысленно ругая себя – вряд ли его идею можно назвать удачной, а этот разговор уместным. Но, так или иначе, его это потихонечку грызло, и, спрашивается, зачем надо мучиться? Вот же он, Шерлок, который ответит на все волнующие вопросы и разрешит все загадки. – Мне не дает покоя один момент. Глупость, конечно, и тем не менее…

– Ну-ну?

На секунду замявшись, Джон ринулся с места в карьер: – Что случилось с одеждой Ферди? Тогда…

Шерлок вдруг заметно напрягся, обнимающие Джона руки предательски дрогнули, и всё это потрясло Джона до глубины души – оказывается, не так уж и безобидна терзающая его тайна. – Тебя интересуют подобные пустяки?

– Не думаю, что это могут быть пустяки. – Ревность вцепилась в сердце стальными челюстями – того и гляди вырвет кусок. Душа уходила в пятки. Грудь горела от предчувствия катастрофы. – Тебе придется ответить, Шерлок.

– Нет.

Это отрывистое, короткое «нет» пронзило Джона насквозь – господи, неужели?

– Почему? За этим кроется что-то…

– Ничего опасного для тебя, – прервал его Шерлок и отстранился. – И тем не менее я не отвечу.

Джон молча поднялся и вышел в кухню. Его трясло, мысли путались. Что такого могло случиться, неопасного, но при этом категорически не подлежащего обсуждению между людьми, ближе которых и представить нельзя? Шерлок вошел следом и в замешательстве замер в дверях.

– Джон…

– Всё нормально. Не хочешь, не говори.

– Я хочу. Но не могу.

– Почему? – Джон обернулся и даже трястись перестал – настолько жалобно смотрел на него Шерлок. – Неужели есть что-то такое, чего я не имею права услышать?

– Получается, да. Но мой взгляд, полная чушь, только вот Ферди… Ферди это показалось едва ли не поводом для самоубийства. Я долго его успокаивал и поклялся никогда не рассказывать о произошедшем тебе. А клятвы свои я держать умею. Знаю, что произвожу впечатление человека беспринципного и далекого от сантиментов, но это не так, и потому твой вопрос предпочту оставить открытым. Очень надеюсь, что ты не пустишься по проторенному пути и не уложишь нас с Ферди в одну постель. Даже на пять минут. – Шерлок вздохнул и добавил: – Я чист перед тобой, Джон.

Чист? Джона словно током ударило. Ну конечно! Боже, какой я осел, с облегчением думал он. В памяти тут же всплыла картина: им с Ферди чуть больше семнадцати, и они, беспечные и молодые, напропалую веселятся на одной из забойных вечеринок. Впереди учеба и свобода, большие города и возможности, дороги, убегающие в безбрежную даль. Воображение уносит их на вершины самых роскошных песчаных замков, они много пьют и много смеются. А потом, как наяву, Джон увидел их обоих в тускло подсвеченном фонарями сумраке, сквозь который, надрываясь и матерясь, он волок бессознательно пьяного Ферди, надеясь что этот слабак, этот желторотик не ткнется мордой в один из бордюрных камней. И как того выворачивало у каждого мало-мальски густого кустика. И как дрожал Ферди от слабости, площадно кроя весь белый свет и пытаясь сорвать с себя загаженные рубашку и брюки. И как утром, белее мела и зеленее первой весенней листвы, требовал с Джона клятву, что «ни одна живая и даже дохлая душа не узнает об этом стыдобище», и как клялся сам, что скорее перережет себе горло, чем позволит ещё хоть раз тупо нажраться и дойти до такого позора.

Как видно, с Шерлока тоже была взята подобная клятва. Ах, Ферди, Ферди… И всё-таки ты чертовски великолепен. А ещё более великолепен потому, что не позарился на корсиканский минет.

Джон улыбнулся и посмотрел на Шерлока с нежностью. – Хочешь сказать, что сам за ним убирал?

– Всё-таки ты догадался. – Шерлок старательно изображал досаду – как плохо, как отвратительно плохо, что страшная тайна Ферди раскрыта! Но Джон-то видел, какое овладело им облегчение. – Надеюсь, наш Фердинанд не узнает об этом? Он этого точно не переживет.

– Наш Фердинанд не узнает, – продолжал улыбаться Джон. – Хотя, как сказать. Думается, в последнем разговоре мы поняли друг друга не совсем правильно, говоря, как нам казалось, об одном и том же, а на самом деле… В общем, он это уже пережил. А теперь покажи, и желательно как можно точнее, какого размера сэндвич ты хотел бы засунуть в рот.

– Как можно точнее? С удовольствием, Джон…

Не только постельными безумствами жили они, хотя, получив вседозволенность и свободу, выпустив на волю свои желания, отдались страсти сполна. Между ними было нечто гораздо большее, чем эрекции и оргазмы, оральные ласки и массаж простаты, от которого оба одинаково сходили с ума, между ними было столько тепла, что в нем легко растворялись любые недоразумения.

Так поначалу виделось Джону.

А потом прилетела «первая ласточка».

*

Кончил Джон очень сильно – руки-ноги тряслись, в голове звенело. Сегодня Шерлок снова пустил в ход язык, и хотя происходило такое довольно часто и, по сути, было уже не ново, в который раз ошеломление достигло своей наивысшей точки, и в этой точке Джон отказывался поверить, что это Шерлок делает с ним такие невозможно интимные вещи, доставляя удовольствие, равного которому он не знал. «Какое счастье, что я стал геем… или кем там… в общем, неважно… и, черт возьми, я бы с радостью кончил ещё разочек», – думал он, прижимаясь щекой к подушке и с наслаждением ощущая сердцебиение распластанного на его спине Шерлока – такого же обессиленного, такого же удовлетворенного.

И неожиданно для самого себя бормотнул: – Вот я и стал девятым.

Шерлок завозился, но остался лежать, вжимаясь влажным лобком в его такие же влажные ягодицы. – Что значит, девятым? – проурчал он. – Ты первый. Единственный.

Слышать такое было бесконечно приятно, и можно было бы остановиться, довольствуясь пусть и коротким, но ёмким ответом, да только, к несчастью, разговор уже завязался. – Почему первый? А эти твои… – Впервые Джон заговорил об этих. Заговорил без ревности и душевного трепета. Сказать, что это его волнует и уж тем более гложет – ни боже мой. Шерлок так полон страсти, так жарко отдается отношениям с ним, что о ревности думать по меньшей мере неблагодарно. Слова эти вырываются сами собой, но становятся роковыми. – Как же они?

– Боже, – фыркнул Шерлок ему в затылок – тепло, уютно, очень приятно, – нашел, о ком вспоминать. Если ты думаешь, что кому-то из них я вылизывал зад, то ошибаешься гораздо глубже, чем проникает в тебя мой язык.

Джону не очень понравилось, как прозвучали его слова – пренебрежительный тон, насмешка, да и сам текст резанул по слуху. Но согретый губами затылок не способствовал четкости мысли, и эту «ласточку» Джон отогнал, посчитав птицей хоть и нахальной, но безобидной.

И черт же дернул его пуститься в постельные разговоры. Лучше бы развернулся, схватил в охапку и приступил к чему-нибудь более стоящему – например, к поцелуям, которыми насытиться так и не смог, хотя в кровати они провели скоро как три с половиной часа.

– И всё-таки, Шерлок, восемь романов…

– Никаких романов, – отрезал Шерлок, обхватив его плечи и встряхнув с ощутимой силой. – Обыкновенный чувственный опыт, необходимый в работе и оказавшийся увлекательным. Тебе не тяжело?

– В работе? – Джон изумленно приподнял голову. – То есть?

Шерлок скатился с него и улегся рядом, обнимая за талию и прижимая к себе. – Всё очень просто, – начал он. – Было одно дело, в котором я тупо плавал. Злился до зубовного скрежета, и всё равно не мог проникнуть в самую суть. Казалось бы, всё более чем очевидно, а картинка не складывается. О, Джон, как это было ужасно, и как я себя ненавидел! Расследовалось преступление на сексуальной почве, практических навыков у меня не было никаких…

– Что-что?! – ещё больше изумился Джон. – Уж не хочешь ли ты сказать, что дожил до тридцати с хвостиком и ни разу не… гм… не применил в действии собственный член?

– Только ради снятия напряжения и, насколько ты понимаешь, без посторонней помощи.

– Иисусе. Поверить не могу.

– Придется. Некоторым куда важнее голова, её трезвость и ясность, разум и мысль, чем сексуальные игрища и комфорт собственных гениталий.

– Я не об игрищах. Я о другом. – Вторая «ласточка» остро клюнула и упорхнула следом за первой, но в груди осела горькая взвесь. Не то говорил Шерлок, не то. И хотя знать, что ни один из романов не оставил в его сердце следа, что оно досталось Джону нерастраченным и полным эмоций, было несомненно приятно и очень лестно, самодовольные речи отдавались в душе болезненным эхом. – Так или иначе, чувства…

– Чувства? – подскочил Шерлок, усаживаясь на пятки. – Какие чувства, Джон? Работа! В процессе расследования я вынужден был признать, что такого рода познание жизни, увы, неизбежно, а поскольку речь шла о гомосексуальной стороне полового влечения, я решил в подробностях изучить данный предмет, и, разумеется, изучить его на себе. Что в этом странного? Знал бы ты, до какой степени я был измучен собственной некомпетентностью! И по завершении следствия, в чем тоже не вижу ничего необычного, бросился восполнять пробелы, ведь не исключено, что новое дело так или иначе будет связано с отношениями между полами. Я доходчиво объяснил?

Отношения между полами… Джон смотрел на него и никак не мог осознать – он что, на полном серьёзе считает, что ради определенного опыта можно играть сердцами и душами? Быть этого не может. Шерлок, теплый, стонущий, так откровенно зависимый, с мольбой в голосе и дрожью в пальцах, и этот ментор, вещающий о чувствах с таким же равнодушием, как о ценах на молоко – всё это одно и то же лицо?!

А «лицо» продолжало добавлять масла в огонь: – Я всегда относился к сексу, как к атавизму – брезгливо, а к так называемым отношениям, замешанным на привязанностях, – недоуменно. Все эти слёзы и ревность, желание захватить в личное пользование… Никогда не понимал стремления человечества к добровольному рабству. Но сам процесс… я имею в виду интроитус, коитус, эякуляцию… неожиданно мне понравился. К тому же это пригодилось в выборе ориентации – без сомнения, в качестве партнера я всегда предпочту мужчину.

Джон слушал про коитус и застывал всё больше и больше. Холодно, как же холодно, думал он. И пусть тело любимого было близко, пусть оно по-прежнему истекало жаром, колючая изморозь медленно покрывала мурашками кожу. Что происходит? Кто из них двоих внезапно сошел с ума? Хотя, почему внезапно? (Сердце потерянно сжалось – какой жалкий самообман!). Шерлок выглядел так, будто всё, что он сейчас говорил, не было неожиданным озарением (или, напротив, затмением), а являлось его истинными, неоспоримыми убеждениями. Жизненным кредо, если хотите. Горло парализованно онемело, и Джон еле выдавил: – А если завтра для дела понадобится половой акт с женщиной, что ты сделаешь? И как поступишь со… со своей ориентацией?

– Теперь уже никак, – ответил Шерлок уверенно. – Это исключено. Но в принципе… – Он на секунду задумался. – В принципе, не вижу ничего страшного. Это просто тела, Джон. Приятные в употреблении. И, по логике, тебя должно удовлетворить подобное объяснение моих романтических приключений.

Джон невесело усмехнулся. – Я удовлетворен. Сполна. Но все эти… романтические приключения… все эти… тела… – ему страшно хотелось подняться, одеться, сделать хоть что-то, способное отгородить его от бездушных речей, от этих гомонящих птиц, что остервенело долбили его прямо в темя. Но он продолжал лежать, словно и в самом деле примерз к простыне, – …они… они наверняка любили тебя.

Шерлок пожал плечами: – Возможно. Скорее всего. Во всяком случае, им было со мной хорошо.

– А когда ты уходил? Когда бросал их, как им, по-твоему, было?

– Откуда я знаю? Скорее всего, им это не нравилось. – Самодовольство сквозило в каждом оттенке голоса: да, Джон, несомненно, им это НЕ нравилось, расставаться с Шерлоком Холмсом им НЕ нравилось, но разве это вообще может кому-то понравиться? Скажем, тебе? – Разрыв вряд ли способен улучшить настроение и самочувствие. Ну и что? – Но, как видно, он наконец-то почувствовал, что с Джоном происходит что-то не то, и поэтому запальчиво повторил: – Ну и что? Любовь – всегда так или иначе риск. Безумие. Боль. Жестокая битва, в конце концов. Гарантий и страховок не предоставляется, и остаться инвалидом может каждый из нас.