Текст книги "Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)"
Автор книги: lina.ribackova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Женщина пожала плечами.
– Что ж, получается, не судьба. И вам, конечно, виднее. Надеюсь, на этот раз Шерлок сделал достойный выбор, и с тем бесподобным мужчиной у него всё сложится как нельзя лучше. Насколько я поняла, это ваш старый друг очаровал Шерлока за одну ночь?
В груди неприятно ёкнуло – а вы не совсем тактичны, уважаемая миссис Хадсон.
Но ответил Джон с ободряющей, теплой улыбкой:
– Да, вы поняли правильно – Фэрди мой старый друг. Он замечательный, так что, будьте покойны, ваш дорогой Шерлок в надежных руках. Надеюсь, это вас хоть как-то утешит.
– Вот и славно. Счастлива за него. За них.
Но ни счастливой, ни утешенной миссис Хадсон не выглядела. Было понятно без слов, что её куда больше устроили бы другие, не менее надежные руки. Дверь за нею тихо закрылась, и по спине Джона пробежал холодок – привычный щелчок замка на это раз прозвучал едва ли не скорбно. Но через минуту дверь вновь распахнулась, и взволнованный голосок догнал его уже на ступеньках:
– Постойте. А Шерлок? Что сказал вам сам Шерлок? Чем объяснил свой отъезд?
– Ни чем не объяснил, – ответил Джон, продолжая подниматься по лестнице. – Он мне даже не позвонил. Не соизволил этого сделать хотя бы по-приятельски. Или по-соседски. И сомневаюсь, что на кухонном столе меня поджидает записка.
– Не позвонил? – изумленно переспросила домовладелица. – То есть?
Джон остановился и обернулся через плечо.
– По-вашему, это не похоже на Шерлока? Насколько подсказывает мне небогатый опыт общения с ним и проживания на одной территории, это абсолютно в его духе – смыться вот так, по-английски. И разве с вами он поступал как-то иначе?
Джон понимал, что, возможно, давит сейчас на её больную мозоль, и все-таки удержаться от мелочной подковырки не смог.
Но миссис Хадсон как будто не слышала – она довольно долго молчала, вперив в пространство задумчивый взгляд. А потом многозначительно произнесла:
– Так я и знала – влюбился. Влюбился и очень страдает. Бедный мальчик.
– Само собою, влюбился. Только почему же он бедный? И с чего бы ему страдать? Кажется, он нашел то, что так упорно искал. Вы же видели Фердинанда – не каждому так повезет. Кроме того, мы с вами это уже обсудили, вполне вероятно, что именно с ним Шерлок обретет настоящее счастье. (И наконец-то перестанет бросаться с члена на член).
– Вы болван, – отчеканила женщина. – Олух. Слепец. В вас он влюбился. В вас. Потому и сбежал. От вашей холодности и равнодушия. И от вашей иной плоскости – тоже.
На этот раз ничего скорбного в звуке запираемой двери не наблюдалась – она захлопнулась резко и гневно. Сердце откликнулось на это негодование жарким, испуганным стуком, и, чертыхнувшись сквозь зубы (неугомонная!), Джон поспешил наверх – отдышаться. А заодно и проверить, нет ли в самом деле записки.
Записки, естественно, никто не оставил.
В квартире было чисто и пусто. В окна втекал серый утренний сумрак – снова тянуло дождем.
Вот и отлично. Спать буду как убитый.
Он поднялся к себе, неспешно разделся, аккуратно развесил вещи в шкафу (вечером разберусь, что нуждается в стирке), и, захватив пижаму, как был, в трусах (некого теперь пугать своими увесистыми гениталиями), отправился в душ. Там он долго и тщательно мылся, фыркая и отплевываясь, чистил зубы и брился – наводил суровую, мужественную красоту. Оделся и прямиком двинулся в кухню.
На том месте, где когда-то под предводительством микроскопа празднично сияли разномастные химические приборы, покоящиеся сейчас в тепле и пыльном уюте чуланчика, одиноко притулилась жестянка с остатками нежнейшей шотландской сдобы – как видно, свой утренний кофе новоявленные любовники решили подсластить не только страстными поцелуями.
Джон ухмыльнулся: что ж, можно считать эту ополовиненную коробку тем самым прощальным посланием от дорогого соседа. Вот спасибо – о завтраке заботиться не придется. Бодро закинув в рот печенюшку, он занялся кофеваркой. Голода Джон не чувствовал, и решил обойтись только кофе и этим даровым лакомством, которым друзья так щедро с ним поделились.
По оконному стеклу несмело забарабанил дождь.
«Уехал? Чудесно, – рассуждал Джон, разглядывая прозрачные водяные нити и потягивая кофеёк. – Теперь можно смело подумать о будущем и заняться, наконец, личной жизнью. Надоело играть в неприступность – это же смеху подобно. Онанировать во сне здоровому тридцативосьмилетнему мужику, чьим эрегированным органом можно орехи колоть, даже уже не позор. Это попахивает чем-то омерзительно сальным. Пристраститься к столь необременительному роману с самим собой – плевое дело, а что потом? К психологам бегать и от дрочки себя отучать? Этого только не доставало. И вообще, довольно идиотского самоуничижения – кларнетист я не из последних. Из-за одной подлой жабы ставить крест на своей мужской состоятельности – дураком быть. А Сара очень мила. И сразу видно – по хорошей встряске изголодалась. Вот я её и встряхну. Завтра же. Или послезавтра. Посмотрим…»
За подобными приятными думами он съел всё печенье, допил кофе и, сладко зевнув, поднялся из-за стола.
Вспомнились обличительные слова миссис Хадсон, но Джон тряхнул головой, решительно их отгоняя – меньше всего ему хотелось сейчас рассуждений на тему мифической влюбленности Шерлока Холмса. Влюбленные не уезжают с первыми встречными, не бросают тех, кого они… Тьфу, бред какой-то. Одурманенная однополым счастьем неизвестных Эндрю и Стивена, миссис Хадсон ошиблась в сделанных выводах и Джону голову заморочила. Шерлок же ясно сказал, что все его первоначальные поползновения были всего лишь нелепой ошибкой, и что в своей постели милого доктора он не может даже представить. Да и кому нужны в постели жалкие лесные клопы? Смешно… Он снова тряхнул головой: поддался-таки на провокацию подсознания, ударился в ненужное самокопание. Да и мысли пошли куда-то совсем не туда: слишком уж быстро свернули они с праведной гетеросексуальной дороги. Вот ведь зараза Шерлок. Слава богу, что снова сбежал. А то ведь, не ровен час, и до падения недалеко – взять хотя бы немалое сексуальное возбуждение, что неожиданно прокатилось по обнаженному телу вчерашним похмельным утром, в ванной… Тьфу.
Джон не знал, чего в нем сейчас больше – злости или облегчения. Во всяком случае, всё в нем непривычно кипело, и чтобы кипение не вылилось во что-нибудь неожиданное, он решил придать своему уставшему (уставшему от всего, черт побери!) телу горизонтальное положение и наконец отоспаться.
Но думы не давали уснуть.
«Да что такое в самом-то деле?! – возмущался он, лежа в постели. – Чего от меня хотят? Чего ждут? Что за миссию на меня возложили? Уверен – не сегодня завтра примется названивать Майк, жалуясь, что в Лондоне снова нечем дышать. Посоветую ему хороший ингалятор. Или пошлю…»
Джон прислушался к шуму дождя – ну чем не природная колыбельная? Так какого праха он ворочается в постели, как грешник на раскаленных углях, добивая свой и без того израненный мозг?
«Хватит. Не собираюсь об этом думать. Жизнь не остановилась. А, может быть, наоборот – началась. Завтра же приглашу Сару на ужин. И трахну, черт бы меня побрал».
От принятого решения несвойственная ему ажитация понемногу сошла на нет, а следом и сон навалился тяжелым, бесцветным пологом.
*
Дневной отдых после дежурства Джон старался по-возможности контролировать: ни к чему сбиваться с привычного ритма – ночь впереди, отоспится. Конечно, бывали дни, когда четко установленные принципы отступали перед элементарной усталостью, и отдых затягивался далеко за полдень. Джон просыпался разбитым и раздраженным, и остаток потерянного дня проводил в бессмысленном времяпрепровождении перед телевизором.
Сегодня он своих правил не нарушил даже на полминуты – проснулся в половине второго, бодрый и освеженный. Снова принял водные процедуры, напился чаю, потеплее оделся, взял зонт и спустился в прихожую.
– Миссис Хадсон, – крикнул он, зашнуровывая ботинки, – я в магазин. Холодильник пустой. Что-нибудь на вашу долю купить? Хлеба или молока?
– Молока было бы неплохо, – ответила леди, показываясь в дверях. – И, возможно, немного хлеба. Дождь, кажется, зарядил, и моё бедро…
– Не беспокойтесь, я всё куплю.
На выходе он поежился – воздух тяжело пропитался холодной сыростью. Отсыпаться под размеренный перестук дождинок – одно удовольствие, а вот тащиться куда-то в эту туманную морось, скользя каблуками по мокрой брусчатке… Но, дело есть дело. Джон раскрыл зонт и решительно шагнул за порог – как-нибудь добежит. Да и укрытие у него надежное, в непогоду выручало не раз.
Продуктовую тележку он заполнял осмотрительно – куда ему одному? Взял только самое необходимое, без излишеств (слава богу, напировался досыта). Но о домовладелице позаботился от души: купил и хлеба, и молока, и баночку черничного джема, и пакетик сахарной пастилы, и упаковку слоеных творожных палочек – к чаю. Не то чтобы он хотел подлизаться… Нет, конечно. Просто решил сделать приятное хорошему человеку, у которого к тому же проблемы с бедром. Да и отношения обострять ни к чему. Шерлок-то усвистал в свою очередную новую жизнь, а им с миссис Хадсон ещё вместе век коротать.
Домой Джон добирался в такси. Не сказать, чтобы два небольших пакета настолько сильно оттягивали ему руки, но погода к пешим прогулкам не располагала. Хотелось как можно скорее попасть в сухое тепло – к камину и удобному креслу. Кроме того, и о горячем питании подумать не помешает – одним печеньем сыт не будешь, каким бы сладким и рассыпчатым оно ни было.
Миссис Хадсон растроганно благодарила, с удовольствием поглядывая на принесенные Джоном сладости.
– Черничный джем? Как мило.
Она пригласила его на чай, но Джон отказался, сославшись на промокшие ноги и общую утомленность всего организма. Леди особенно не настаивала. Как видно, после недавней размолвки она чувствовала небольшую неловкость и, отдав дань общепринятой вежливости, поспешила с Джоном проститься: чаепитием можно насладиться и в одиночестве, черничный джем от этого хуже не станет, и свежайшие творожные палочки – тоже.
Джон поспешил избавиться от ботинок, которые хоть и были относительно сухи внутри, снаружи влагой пропитаться успели. Избавился он и от покрытой мелкими брызгами куртки. Подбросил угля в камин. Разобрал покупки. Переоделся в домашние брюки и старенький кардиган, уютно растянутый на локтях. Спрятал озябшие ноги в носки толстой вязки. Замечательно.
Время приближалось к шести, и желудок, о котором позаботиться так и не удосужились, громко и недовольно буркнул. Небольшая куриная грудка, сдобренная хорошей порцией овощей, прекрасно утолит голод, решил Джон, и спешно занялся приготовлением раннего ужина.
Скоротать вечер в обществе сочного мяса и наивного, но доброго фильма оказалось более чем приятно. Сытое тепло разливалось по телу благодатной осоловелостью, и Джон, недолго сопротивляясь, задремал прямо в кресле – под киношные страсти несчастных влюбленных.
Проснулся он в половине девятого, но отдохнувшим себя не чувствовал (напротив, затекшее тело неприятно поламывало), и, понимая, что наиболее правильным будет решение немедленно улечься в постель, выключил бормочущий телевизор и нехотя покинул нагретое кресло. Он прибрался на кухне, выпил стакан воды, потушил свет и поднялся к себе. Немного постояв у окна и посетовав на разбушевавшуюся стихию (за время его забвения в кресле к дождю успел присоединиться пронзительный ветер), разделся и нырнул в одинокую прохладу кровати. Медовые локоны Сары Сойер промелькнули перед глазами густой, ароматной волной, и Джон удовлетворенно зажмурился – хороший знак. Грядут, грядут перемены, и это прекрасно. Конец бестолковым клятвам, не несущим с собой ничего, кроме телесного неудобства и постыдных ночных эксцессов. Впереди много приятных часов и минут: свидания, нежные прикосновения, робкие взгляды и многообещающие улыбки. Джон всегда это любил, получая удовольствие от периода ухаживания даже больше, чем от жарких эротических откровений, когда всё уже ясно, когда робкие взгляды влажно темнеют, превращаясь в раскаленные стрелы, проникающие прямо под кожу, а нежные прикосновения перерождаются в неистовую пляску истомившихся по тактильному наслаждению рук.
Теплые всплески в паху вызвали томный вздох, и Джон перевернулся на живот, вдавившись в постель медленно твердеющим членом.
«Если сильно захочется, подрочу», – решил он, на этот раз не видя в здоровой мастурбации ничего предосудительного: в преддверии будущих отношений с очаровательной женщиной помечтать о ней и сладостно поиграть со своей эрекцией – явление совершенно нормальное, и ничего грязного в этом нет и не может быть.
Но подрочить Джону было не суждено – ожил его телефон, и он едва не свалился с кровати, рванувшись посмотреть, кто вспомнил о нем в эту пору.
Фердинанд.
Друг доложил, что нога его ступила в родную пыль, что он утомился в дороге, что небо затянуто тучами, что он уже соскучился по Джону и мечтает снова увидеть его недовольную рожу. Напомнил об их договоре («Ни о чем мы не договаривались, сумасшедший»), сказал, что желание уехать отсюда к чертям собачьим стало ещё настойчивее и сильнее. Пожелал спокойной ночи и обещал вскорости позвонить. Шерлоку привета он предсказуемо не передал. Да и зачем передавать привет тому, кто молчаливой струной застыл за твоим плечом?
– У меня завтра свидание, – вдруг выпалил Джон, уже попрощавшись и пожелав другу успеха в его начинаниях. И добавил совершенно ни к месту: – Трахаться буду. С одной… С женщиной в общем.
– Да ты что?! – оживился Ферди. – Ну Джон, ну секретник! И не рассказал. Ясное дело, что с женщиной. Не с козой же… И что, хороша дамочка?
– Восхитительна. Так что, вряд ли вы… ты дождешься меня в Вашингтоне. Я уж тут как-нибудь. Может быть, даже женюсь.
– Не спеши, – мудро осадил его Ферди. – Присмотрись получше. На этот раз. Но если она достойна тебя, буду счастлив. – Он помолчал и тускло добавил: – Хотя бы один из нас двоих нормальным окажется.
Сердце Джона наполнилось грустью.
– Ты нормальный, Ферди. Нормальнее меня в тысячу раз. И… с ним… с ним у тебя всё получится, вот увидишь.
– С кем?
– С… Вашингтоном.
– А-а… Не сомневаюсь. Ну, ладно. Спокойной ночи, дружище. И, пожалуйста, не раскисай. Понимаю, что тебе без Шерлока скучновато, но раз у тебя такие серьезные намерения… Получается, ты теперь не один. Я рад. Бесконечно рад. Трахни её хорошенько, Джон, чтоб закачалась.
– Закачается, будь уверен.
Вот так. Без Шерлока тебе скучновато. Что ж, можно считать это раскрытыми картами и снятыми масками. Тебе скучновато, зато мне очень весело. Вот так.
Да ну вас всех.
Всех. Всех. Всех.
Джон снова улегся, укутался потеплее, прислушиваясь к переливчатым завываниям в каминной трубе, и на удивление быстро заснул.
Утром звонок Ферди казался фрагментом продолжительного и сумбурного сна, а собственные слова о предполагаемой женитьбе лишь добавили ему фантастичности. Но желание срочно куда-нибудь пригласить Сару Сойер стало ещё острее. Тишина квартиры давила на барабанные перепонки и рождала под сердцем тревогу – Джон больше не хотел одиночества. После Шерлока, после его сумасбродств и неуправляемой взбалмошности образовавшаяся вдруг пустота казалась невыносимой. И коли уж Холмс пристроился самым наилучшим образом под бочок к Фердинанду Великолепному, то почему бы и под бочком у Джона кому-нибудь не пристроиться? С шелковистыми длинными волосами и гладкой кожей внизу живота. Весьма неплохо для приближающегося сорокалетия. И почему бы в самом деле не подумать о браке? Что в этом страшного? Даже таинственные Стивен и Эндрю, любимчики миссис Хадсон, по её словам, узаконили свои… пикантные отношения.
Джон приводил себя в порядок с особой тщательностью, и остался результатом доволен: отдохнувшая кожа матово сияла на скулах, глаза подсвечивал призывный синий огонь, ранняя седина искрилась и отливала благородной платиной. Очень интересный мужчина. Налитые нетерпеливой силой мышцы так и играли на груди и бицепсах, по бедрам пробегала нервная дрожь – хоть сейчас беги и исполняй задуманное. И даже легкая эрекция не вызывающе, но весьма привлекательно заполнила новые джинсы. Красота.
На встреченную в коридоре Сару он посмотрел так, что бедняжка едва не споткнулась.
Джон улыбнулся, спросил, как дела, как спалось и что снилось, а потом, озорно подмигнув, предложил пообедать вместе, чем ввел отчаявшуюся уже женщину в состояние приятного шока.
Невыплеснутые соки бурлили горячо и мощно, и за обедом Джон превзошел самого себя – обаяние его вышло из берегов, затопив ошеломленную Сару.
– Джон, – пролепетала она, когда обеденный перерыв подошел к концу, – может быть, мы…
– У тебя прекрасные волосы, – сказал Джон. – И глаза. И улыбка. Я хочу любоваться ими… (день и ночь, хотел он сказать, намекая на свои намерения более чем прозрачно, но вдруг запнулся) … даже после обеда.
И покраснел от досады – что за черт?
– Даже после обеда? – рассмеялась девушка. – Чудесно. Но и после ужина мои волосы выглядят довольно приятно. Убедиться не хочешь?
– Хочу, – выдохнул Джон. – Очень хочу. – И снова его понесло черт знает куда – необъяснимо, нелогично и потрясающе глупо: – Но не сегодня. Сегодня у меня… стирка, – выпалил он, ненавидя себя за иррациональный ужас, вдруг охвативший его с головы до ног – даже ладони вспотели. – Но совсем небольшая, – поспешил он добавить, борясь с новым приступом ненависти к собственному малодушию.
– Хорошо, – сказала Сара, заметно сникнув, но, кажется, не потеряв азарта. – Совсем небольшую стирку я переждать согласна. И очень надеюсь, что кое-что погладить тоже входит в круг твоих хозяйственных интересов. – Она лукаво взглянула и тронула пуговичку на блузке.
– О, да, – заверил её Джон. – О, да.
Так замечательно начавшийся обед провалился с треском, и Джон готов был повеситься из-за бог весть откуда взявшейся трусости. Голова кружилась от переизбытка вопросов. Что с ним такое, мать твою? Он совсем уже охренел со своим воздержанием? Неужели комплексы так быстро и глубоко им завладели? Отчего у него поджилки трясутся? Оттого, что красивая женщина давно готова исполнить любое его желание? Тупица. Мямля. Чертов дурак. Из ширинки того и гляди дым повалит – какая, к лешему, стирка? Боже, боже, почему ты создал меня таким идиотом? Завтра же. Завтра.
Но завтра не наступало – вот уже скоро неделя, как Сара кидала на него обиженные и недоуменные взгляды, а Джон всё медлил с решением полюбоваться её волосами в мерцании вечерних огней.
Он метался по опустевшей квартире, не зная, чем занять бесконечный вечер. Прочитал три бестселлера, путая сюжеты и имена главных героев. Навел в гостиной и кухне такой спартанский порядок, что самого затошнило. Готовил обильные ужины и объедался перед телевизором. Два раза наведался в комнату Шерлока с твердым намерением на днях перебраться в шикарные апартаменты. Осматривался, принюхивался… И уходил. Дух Шерлока был всё ещё так силен, что занять его место казалось непростительным узурпаторством.
Джон скучал, и не признавать этот столь очевидный факт было бы по-детски смешно. Да и сила воли уже не справлялась с нагрузкой, отступала перед иной силой – силой звериной тоски одного человека по другому, и Джон раз за разом откровенно во всем себе признавался. В том, что непродолжительное соседство с Шерлоком было самым лучшим периодом его в общем-то заурядной, не богатой на события жизни. Самым ярким и ни на что не похожим. В том, что появись он сейчас на пороге, радости Джона не будет границ. Радости и облегчения, что наконец-то всё встало на свои места, и жизнь вновь обрела потерянный смысл – эту чертову, затасканную философскими изысканиями доминанту, без которой, как ни старайся, не обойтись. Шерлок. Улыбающийся или хмурый, восторженный или всем недовольный, молчаливый или болтающий без остановки, своевольный и беспардонный, мягкий и доверчивый – разный, он заполнил его собой слишком мощно. Ни с кем и никогда Джону не было так интересно. И так хорошо.
Жаль, что так получилось. Жаль. Но, с другой стороны, могло ли быть что-то другое? То, что так быстро и так легко получил Шерлок от Фердинанда? Боже, нет. Конечно же, нет.
Мчатся поезда, рассекают облака самолеты, унося от нас наши горести и печали – далеко-далеко…
Время сотрет остроту, притупит гнетущую боль. Шерлок сделал свой выбор, а Джон обязательно сделает свой. И дружба, начавшаяся так странно, постепенно забудется – поблекнут сочные краски, потускнеет блеск. Однажды и Джон уедет из этой квартиры, начав новую жизнь, полную приятных хлопот (Сара, как ни странно, терпеливо ждала и улыбалась хоть и натянуто, но очень тепло) и сладостных перемен. И всё будет прекрасно. Видит бог, Сара славная девушка, и будет ему верной, надежной спутницей. Что ни делается, то к лучшему – спорить с этим бессмысленно. В конце концов, провести всю жизнь рядом с мужчиной – нонсенс. Разве это нормально? И уж точно такого рода сожительство никогда не входило в список его насущных приоритетов. Может быть, для каких-то там Эндрю и Стивена это в порядке вещей, да. Но точно не для Джона Хэмиша Ватсона.
Борьба с собственными противоречиями подходила к логическому завершению.
Шерлок уехал, и вряд ли вернется. Даже миссис Хадсон, а уж ей, конечно, виднее, поняла это, увидев его новое увлечение. Долгой и крепкой дружбы не получилось, и как бы не сжималось от этого сердце, пора примириться с действительностью. Обидно, конечно, что во второй раз его так безжалостно бросили, но разве в жизни всё происходит только по нашему, гладковыбритому сценарию? Такие житейские заросли приходится преодолевать, что только держись, и отъезд Шерлока – не самая непроходимая чаща. Как-нибудь продеремся и сквозь эти колючки.
Джон снова пообедал с Сарой, посмеявшись вместе с ней над своей так глупо затянувшейся стиркой. Потом они пили в ординаторской кофе, ведя непринужденный, ни к чему не обязывающий разговор, и Джон наслаждался простотой и правильностью (ах, Ферди…) происходящего. Губы Сары ярко пылали в предвкушении будущих поцелуев.
«Удивительная, – думал Джон, – просто сокровище. И я в самом деле ей нравлюсь. Надо быть идиотом, чтобы упустить такой редкостный шанс. Да и будет ли когда-нибудь новый».
Мила, неглупа и… доступна. Что тоже немаловажно в жизни мужчины, чьи сны превратились в сплошной эротический бред, а нижнее белье по утрам – хоть выжимай.
«Решено, – думал Джон, лежа в постели и глядя в темнеющий потолок. – Завтра наступит завтра. Приглашу её прямо сюда».
Он вздохнул, перевернулся на правый бок и закрыл глаза, на миг ощутив себя маленьким мальчиком, которому за убранные игрушки и послушание обещано горячо любимое лакомство…
Посреди ночи он широко распахнул глаза, едва не захлебнувшись придушенным криком. Грудь ходила ходуном, и по ложбинке между сосками бежал ручеек горячего пота. Сердечный ритм напугал бы даже самого нерадивого кардиолога, таким сумасшедшим он был.
Джон резко выпрямился в постели, слепо озираясь и вслушиваясь в ночные звуки. Что? Что могло его разбудить и вызвать такое мучительное сердцебиение? Ничего нового. Привычные вздохи уснувшего дома. Негромкий дуэт дождевых капель (непогода так и не отступает от Лондона, вымачивая улицы и дома в затянувшихся ливнях) и ветра. Тишина, сдобренная естественными шорохами и поскрипываниями. Ничего нового.
И тем не менее внизу кто-то был, и этот кто-то обнаруженным быть не хотел.
========== Часть 17 ==========
Посвящается каминам)))))
Вцепившись пальцами в одеяло и чувствуя себя абсолютным болваном, Джон напряженно вслушивался в едва уловимый звук. Если, конечно, это и в самом деле был звук – вряд ли Джон отважился бы сейчас поклясться на Библии, что говорит правду и только правду, настолько невнятным было то, что он услышал сквозь сон, и что разбудило его в такой адемонии* тела и духа. А может быть, не услышал? Может быть, вообразил? Интересно, во сне воображение продолжает работать? Черт его знает.
Он снова насторожился, стараясь уловить отголосок чужого присутствия в привычной звуковой гамме квартиры, и с облегчением перевел дух: фу ты, господи, конечно же, показалось. Откуда бы взяться на Бейкер-стрит чужаку? Тонкая, эфемерная вибрация застоявшейся атмосферы – вот что это такое. Слуховая галлюцинация перевозбужденного подсознания. Невесомый полет ночных легкокрылых фей… Если только ночные легкокрылые феи могут так смачно, так вкусно зевать, потому что тонкая эфемерность вдруг обернулась протяжным, вполне узнаваемым а-а-в-ф – неизменным и вечным позывным утомленного организма. Джон удивленно моргнул и вытянул шею – это ещё что такое? Кожа мгновенно покрылась мурашками, а волоски на предплечьях затопорщились как колючки испуганного ежа.
«Ну и долго ты будешь торчать на постели растрепанным истуканом, доктор Джон? Осталось только обмочиться от страха. Да и не боюсь я, что за глупости, черт побери…»
Он свесил ноги с кровати и перед тем, как окончательно разобраться с происходящей фантасмагорией, принялся рассуждать.
Злодей-убийца? Вор? Смешно. Кого убивать, и что воровать? Даже бесценная стеклотара покоится в неприступном чуланчике домовладелицы… Стоп. Миссис Хадсон? О, боже, Джон, приди наконец в себя – пожилая леди с больным бедром решила вдруг посреди ночи взобраться на второй этаж и, позевывая, осведомиться, как обстоят дела у её постояльца. Не будь таким потрясающим недоумком. И вообще, что за чудачества? Никого там нет и не может быть – это всего лишь ветер в каминной трубе заблудился…
Новый зевок, ещё более громкий, хотя явно приглушенный прижатой ко рту ладонью, сбросил Джона с кровати, и он, шлепая босыми ступнями, ринулся вниз.
– Кто здесь?
Гостиная встретила его теплым отсветом тлеющих угольков, туманным свечением фонаря за окном и безмолвием.
На диване темным призраком восседал Шерлок Холмс, и обомлевший Джон затрепетал с головы до ног – не может этого быть… Решительно и бесповоротно не может. Как видно, проказницы-феи резвятся, обволакивая его разум обманчивой дымкой. В последнее время он слишком часто предавался раздумьям о дальнейшей судьбе, и вот результат.
– Очередной стриптиз? – раздался тихий, бесцветный голос. – Удивительное пренебрежение пижамами, Джон. Я бы сказал, извращенное. Уверен, в следующий раз ты выскочишь ко мне без трусов, красуясь своим атрибутом. Имеется в виду член, если вдруг ты не понял.
А вот это уже похоже на правду – вряд ли фантомы бывают столь фамильярны и откровенны в своих высказываниях.
Будь я проклят, это все-таки он. Он. Вернулся. И снова за старое…
– А ты… ты по-прежнему интересуешься тем, что у меня пониже пупка, – продолжая сотрясаться от дрожи и всеми силами стараясь эту проклятущую дрожь усмирить, ворчливо констатировал Джон. И вдруг застыл от внезапно окатившего ужаса. А что, если Шерлок скажет сейчас: «С чего ты взял? Нисколько не интересуюсь». А что, если скажет: «Да, очень интересуюсь». Что делать тогда? Что говорить? Как встать? Как сесть? Куда сесть? Боже, боже…
Неуместная в данном случае мысль показалась Джону настолько важной, что в ожидании ответной реплики он готов был взорваться от напряжения.
Но Шерлок молчал. А потом снова широко и сладко зевнул и лишь после этого соизволил произнести:
– Прости. Не хотел тебя разбудить.
И ни слова об интересе.
Джон почувствовал себя дураком, кретином и идиотом одновременно. О чем он думает, господи? Что за безумие поселилось в его извилинах?
– И поэтому зевал, как гиппопотам**, – стараясь придать голосу по-возможности больше невозмутимости, буркнул он, переступая с ноги на ногу, чтобы хоть немного унять чертову пляску, устроенную его взбесившимися конечностями. – Что ты здесь делаешь?
– Странный вопрос, – откликнулся Шерлок. – Полагаю, живу. Или уже не живу? Не хотелось бы оказаться в положении бездомного в очередной раз. Надеюсь, моя спальня свободна, и ты не успел подвергнуть её насилию, поселив в ней себя и свою подружку, что так настойчиво прикармливает тебя калорийными сэндвичами.
– Твоя спальня свободна, я и не думал на неё посягать, – позволил себе Джон невинную ложь, попутно изумляясь проницательности и небывалому красноречию Шерлока – подвергнуть насилию, надо же. – У меня нет подружки, и меня никто не прикармливает (ложь, ложь). Что за вздор ты несешь? А Сара… Она просто…
– Значит, всё-таки Сара. Хорошо. – Глаза Шерлока полыхнули демоническим блеском. – Хорошо то, что по крайней мере моя постель оказалась свободной, потому что уже… – он вскинул руку и посмотрел на часы, – …ого, половина четвертого. Не самое подходящее время для разговоров, ты не находишь?
Джон беспомощно обернулся – вот ведь зараза! Феноменальный талант перевернуть всё с ног на голову и перетянуть на себя одеяло. Не прошло и четверти часа общения с ним, как Джон уже готов жалко оправдываться, доказывая профессиональную целомудренность и чистоту отношений с Сарой Сойер, и едва ли не извиняться за причиненные неудобства, будто это не Шерлок приперся домой под утро, и будто это именно он стоит сейчас полуголый и беззащитный под таинственно мерцающим взглядом.
Зараза пошевелилась на своем излюбленном лежбище и сказала без тени заботы в голосе:
– По-моему, ты замерз. Не хочешь надеть хотя бы халат?
Халат. Ну конечно, халат! Как он сам не додумался?!
Оторвав от пола заледеневшие пятки, Джон поспешил в сторону ванной, где на красивом декоративном крючке (недавнее приобретение) висело его спасение – практически новый халат, теплый, мягкий и очень уютный.
– Не хочешь снять хотя бы пальто? – парировал он на ходу. – Или ты заскочил на минутку? (Господи боже, не допусти!)
– Я заскочил навсегда. Никак не могу согреться – на улице сырость и мгла.
– Подбрось угля в камин. Включи кофеварку. (Не сиди истуканом. Ты дома, сукин ты сын). Я скоро.
В ванной Джон тяжело привалился к двери – ноги едва не подломились в коленях, такая в них образовалась вибрация. Черт бы побрал всё на свете, давно его не штормило по десятибалльной шкале! Глаза слезились от яркого света. Голова пылала. Ладони неприятно холодила испарина. Дыхание с присвистом рвалось из горла. И ко всем этим физиологическим неудобствам вновь добавилась непререкаемая уверенность, что никакого Шерлока в комнате нет, и быть не могло. Потому что это слишком хорошо, слишком невероятно, а каждому слишком с некоторых пор Джон предпочитал не доверять так безоглядно, как это было когда-то. Давным-давно. Сейчас он вернется в гостиную, и убедится: его сумасшедшая радость (не будем кривить душой, милый доктор, вы так отчаянно рады, что едва удержались на грани приличий) – глупый самообман, навеянный нежным потрескиванием прозрачных слюдяных крылышек невидимых ночных чаровниц. Будет тоскливо угасать никем не разожженный камин, и пустынная тишина растекаться по одиноким углам гостиной…
