Текст книги "Вас ожидают, мистер Шерлок (СИ)"

Автор книги: lina.ribackova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Что знает? – Джон склонился ухом едва ли не к самому его рту. – Что? А, черт…

Он ринулся к лестнице и заорал пожалуй громогласнее, чем мог бы это сделать сам Шерлок.

– Миссис Хадсон!!!

Дверь внизу тоненько всхлипнула, лестница заскрипела-запела под частым, взволнованным топотком.

Побледневшая домовладелица ворвалась в гостиную, тяжело дыша и прижимая ладони к груди.

– Святые угодники, Джон, я думала, мне послышалось. И вы туда же? .. О, господи… Шерлок… Ты весь в крови.

– Да. Это точно. Но жив. И даже вполне здоров, – поспешил заверить её Шерлок, с трудом приподнимаясь и опираясь плечами о подлокотник дивана.

Миссис Хадсон строго сдвинула брови.

– Снова начались твои ужасы? Сколько можно? Вот и милого доктора напугал.

– Какие ужасы? Все его ужасы дома. – Джон кинул метущийся, растерянный взгляд на кухонный стол. – И колбы, и микроскоп, и… Что происходит, черт бы вас обоих побрал?

– Не кричи, Джон. Голова сейчас лопнет.

Джон перевел дыхание и заговорил с профессиональными интонациями, надеясь что формула «доктор-больной» сработает, и он наконец-то узнает, от какой беды спасать этого идиота.

– Просто ответь – что с тобой приключилось? Где болит? Что беспокоит? И я тут же отстану.

– Умоляю тебя, прекрати. От этого гибрида Гиппократа и Фрейда вот-вот стошнит. Ничего у меня не болит за исключением головы, мышц и костей. Но это от двух бессонных ночей и… эм… не совсем удобного положения. Я раскрыл одно очень сложное дело, и только.

– Дело? Какое дело? – Джон беспомощно оглянулся на миссис Хадсон. – Это бред?

Та неопределенно пожала плечами.

– Я детектив.

– Кто-кто?

– Детектив. Помогаю полиции. Иногда. Если дело особенно запутанное и интересное.

Джон пытался соображать быстрее, а когда все же сообразил, с преувеличенной досадой хлопнул себя по бедрам.

– Что б я сдох! Только этого мне не хватало. Ты детектив?

– Ну да. – Шерлок утомленно вздохнул. – Надеюсь, ты не повторишь свой вопрос ещё раз пятнадцать. Я с трудом ворочаю языком.

Джон скрестил на груди руки.

– Значит, ты детектив… И поэтому похож на черта, выпрыгнувшего из преисподней?

– Пришлось повозиться. Знаешь ли, преступники не всегда дислоцируются в роскошных пентхаусах. Бывает, их среда обитания мало похожа на человеческую. Где я только ни побывал… Миссис Хадсон уже привыкла. И ты, надеюсь, привыкнешь.

Джон изумленно обернулся в сторону миссис Хадсон.

– Вы знали? Всё знали и не рассказали? Но почему, миссис Хадсон? Я три дня как на иголках. Схожу с ума. А вы…

– О! – удивленно воскликнул Шерлок. – Сходишь с ума? Интересно.

– Заткнись, – коротко бросил Джон и вновь обратился к домовладелице. – Миссис Хадсон, ну как же так? А ещё липовый цвет предлагали…

Женщина сердито тряхнула кудряшками.

– Ну знаете ли. Конечно, я в курсе всех его… увлечений. Как же иначе? Но предпочитаю, чтобы люди рассказывали о себе сами. Кроме того, это вы с ним живете. И это вы ни о чем никогда не спрашивали. Ни его, ни меня. Видимо, вас это мало интересовало. И вообще, может быть, Шерлок вовсе не собирался откровенничать с вами. Откуда мне знать? Так что претензии необоснованны, доктор.

– Вот ты уже и не милый, – саркастично прошелестело с дивана. – Джон, я смертельно устал. Полежу пять минут и – в душ. Буду рад, если поможешь раздеться. Тело совсем не слушается. Наклонись… – И когда Джон послушно склонился, Шерлок с силой, неожиданной для сраженного смертельной усталостью, вцепился в его ладонь и притянул к себе так темпераментно, что Джон едва на него не свалился, с трудом удержавшись на подломившихся в коленях ногах. – Твои пальцы замечательно пахнут – домом. – Он поднес эти самые пальцы, но не к носу, как полагается всем, желающим насладиться привлекательным ароматом, а поднес их почему-то к губам. Очень близко. Почти вплотную. Сухое дыхание коснулось каждого нервного окончания, воспаленным жаром лизнуло кожу. – Замечательно… Посиди со мной рядом… Немножко… А потом…

И замолчал, опустив ресницы.

Джон продолжал склоняться над ним, с каждой минутой чувствуя всю нелепость и театральность своей неудобной позы.

Миссис Хадсон не издавала не звука.

– Шерлок, – шепотом позвал Джон. – Эй, Шерлок. Кажется, отключился.

Он осторожно освободил ладонь и выпрямился, смущенно пряча руки в карманах.

– Всего лишь заснул, – холодно констатировала миссис Хадсон. – Не тормошите его. Пусть отдыхает.

– Господи, – Джон повел носом и брезгливо поморщился, – чем от него несёт? Он что, провел все это время в сточной канаве?

– Вполне вероятно. Я бы сказала, скорее всего. Видели бы вы его пальто. Самой мне с этим жутким кошмаром не справиться, снесу-ка я его утром в чистку.

– Да этого… детектива самого хоть в чистку неси.

Джон бесшумно отошел от дивана.

Миссис Хадсон одернула платье, поправила волосы.

– Да. Ну так что, я пошла?

– Конечно. Простите, что я так орал. И вообще… Простите.

– Ну что вы, доктор. Мои уши не такое сносили. Но вам о многом стоит подумать. Во всяком случае, не мешало бы.

Она развернулась и вышла, негромко щелкнув замком.

Шерлок спал три часа, и все эти три часа Джон сидел рядом, боясь лишний раз шевельнуться и время от времени нюхая пальцы. Смотрел на измученное, но полное удовлетворенной неги лицо. Впадал в легкую дрему. Просыпался, вздрагивая всем телом. Снова смотрел. Как распоследний, самый распоследний кретин. И думаете, это его хоть чуточку волновало?

К концу своего верноподданнического бдения он, как видно, заснул по-настоящему крепко, и очнулся от неправильного прикосновения горячих ладоней.

Шерлок сидел перед ним на корточках, положив руки на подлокотники кресла – похоже, неправильные прикосновения были лишь частью короткого сна.

Чисто вымытый, посвежевший, но всё ещё изможденный, он был так опасно, так мучительно сексуален, что Джон по-возможности незаметно отодвинулся, поплотнее вжавшись в кресло спиной. Самым пугающим было ощущение неизбежности, кольнувшее сердце остро и сладко.

– Я спал?

– Да. И на всю квартиру сопел, – улыбнулся Шерлок, поднимаясь и поводя плечами.

– Ты, кстати, уже вполне на человека похож.

– Принял душ, побрился. Да и отдохнул на славу. Ты так и не ушел?

Джон откашлялся:

– Как видишь. – И поспешил уточнить: – Тоже решил отдохнуть.

– Это хорошо. Спасибо.

– Да не за что. – Тело срочно требовало движений: встать, потянуться со стоном и хрустом – мышцы деревянно сковало тянущей болью. Но по какой-то странной причине Джон никак не мог на это решиться, и продолжал оставаться на месте, чувствуя, как от длительного сидения копчик и кожа ягодиц наливаются муторным жаром. – Расскажешь мне о своей… профессии?

Шерлок остановился напротив – серьезный как никогда. И в чем-то даже торжественный.

– Это не профессия, Джон, это Дело Жизни.

– Тем более.

– Расскажу. Непременно. Если накормишь. И сваришь кофе. Поднимайся.

– С удовольствием.

Наконец-то можно хорошенько размяться.

Джон бойко подхватился, готовый горы свернуть и обратить реки вспять. И неожиданно притормозил.

С чего вдруг он это решил? Почему посчитал, что обязан сделать это прямо сейчас? Как будто больше не окажется подходящего случая… Что за излишне сентиментальный чертяка потянул его за язык?

Кто знает… Но Джон сказал, проникновенно и растроганно глядя на Шерлока:

– Мне очень нравится наше соседство. Очень.

– Признаться, мне тоже. – Едва уловимая тень самодовольства промелькнула и скрылась на дне засиявших глаз. Шерлок тихо вздохнул.

– Не ожидал, что ты окажешься таким приятным в общении.

– Лестно слышать.

– И даже если завтра ты примешься извергаться лавой… – Вот тут он запнулся, всей кожей почувствовав двусмысленность сказанных слов: вряд ли Шерлок был в курсе, и, скорее всего, даже предположить не мог, что причислен Майком Стемфордом к разряду наиболее бурных земных катаклизмов. Как видно, именно поэтому и выглядел сейчас таким – крайне заинтересованным и удивленным.

– Извергаться лавой? – приподнял он брови. – Что ты имеешь в виду?

– Забудь.

– Отчего же? Прозвучало весьма любопытно.

Джон с досадой чувствовал, что краснеет.

Черт. Обязательно надо ляпнуть?

Он продолжил маршрут в сторону кухни, небрежно махнув рукой.

– Неудачная аллегория. Видимо, я ещё не совсем проснулся.

Шерлок двинулся следом.

– Она удачна. Вполне. Мне понравился твой тонкий намек.

– Никакого намека. Дурацкая оговорка и только.

Они остановились по обе стороны кухонного стола. Постояли, помолчали. Джон, естественно, мысленно крыл себя нецензурно и называл безмозглым ослом. Что происходило в голове Шерлока, не известно, хотя догадаться вполне возможно.

Потому что он обошел стол и вырос перед соседом с явным намерением разговор продолжить – уж больно по вкусу ему пришлась эта неудачная аллегория, эта дурацкая оговорка.

Но вопрос, что он задал сбитому с толку Джону, к огнедышащим вулканам и выбросам вязкой, кипящей массы никакого отношения не имел. Во всяком случае, прямого и непосредственного.

– Представь, что я умираю. Смог бы я в таком случае рассчитывать на поцелуй?

– Нет, – мгновенно выпалил Джон, да так громко, что сам испугался.

– Поспешность отказа наводит на мысль, – усмехнулся Шерлок. – И все же – один поцелуй умирающему. Такая ничтожная малость.

В голосе послышалась едва уловимая горечь, и Джон недоуменно всмотрелся в осунувшиеся черты, ставшие вдруг загадочно незнакомыми.

– Ты же не умираешь.

– Как сказать… Смог бы я рассчитывать на поцелуй? Просто ответь.

– Уже ответил – нет.

– Почему?

– Не знаю.

На данный момент Джон и вправду не знал. Одарить прикосновением губ, например, ко лбу или щеке – и в самом деле сущий пустяк. Тем более что для него это не являлось проблемой. Да что там – Джон никогда не предавался тягостным раздумьям на подобную тему, и если надо было обнять кого-то из близких и ободрить дружеским поцелуем, делал это легко, не заботясь о половой принадлежности ободряемого и этике собственных побуждений.

Но с Шерлоком всё становилось иначе: приобретало туманный подтекст, ударяло в голову, сбивало с ног. А с чего, собственно? Что такого невероятного сейчас происходит? Слова – они и есть слова. Ну не полезет же Шерлок к нему целоваться, в самом-то деле. Соскучился человек по своим легкомысленным подстрекательствам. Так они же совсем безобидны и в чем-то даже приятны. Джон тоже по ним соскучился. Побалагурят от души и приступят к позднему ужину. Наверное.

Между тем Шерлок не выглядел человеком, готовым в любую минуту весело прыснуть и, подмигивая, хлопнуть по плечу или спине – не расслабляйся, когда я так близко, иначе попадешься на удочку. Он был сконцентрирован и напряжен далеко не шуточно: волны ожидания ударяли о Джона физически ощутимо – до мурашек и вздыбленного затылка.

– Тебе противно?

– Мне… Нет, не противно.

– Тогда почему? Дай хоть раз вразумительный и честный ответ.

– Не хочу.

– Не хочешь меня?

Внутри всё сжималось и разжималось с частотой метронома. Да и с честностью было не так-то просто – в данный момент ни «нет», ни «да» не являлись правдивым ответом. И это очень бесило.

– Шерлок, черт побери, – решил осадить его Джон и вернуть на установившийся путь приятельства и добрососедства. – Сразу видно, что тебе стало лучше. Морочишь голову и получаешь от этого кайф? Зачем?

Но Шерлок раздраженно отмахнулся от справедливых упреков.

– Ответь.

И Джон разозлился – да что же это такое? Пропал на несколько дней, приполз едва дышащий, изгваздал диван, а теперь ещё и душу выворачивает наизнанку.

– И не подумаю. Иди на хер. Надоело отбиваться от твоих псевдоэротических домогательств. По-твоему, это забавно? А по мне так несусветная глупость. Ты же взрослый мужик, Шерлок. Не пора ли остановиться?

Он не знал, что и без того не отличающаяся яркостью кожа его соседа может стать до такой степени обескровленной. Перед ним маячила меловая маска, и только глаза полыхали на ней изумрудно сгустившейся зеленью – бедовой и пагубной.

– Ты в самом деле так думаешь? Что ж… Будем считать, что ты совсем не проснулся. Ничего не было, Джон. Ничего. Я и в самом деле выгляжу дураком. На сегодня наш ужин, увы, отменяется. Извини.

Джон сидел за пустым столом и смотрел прямо перед собой. Они что, снова поссорились? Снова квартира наполнится молчаливым холодом, и Шерлок будет скользить по ней равнодушным фантомом? Ну что за мать-перемать?

Вечер испорчен. Жизнь испорчена. И никакого просвета.

Но, как ни странно, утром Шерлок встретил его с улыбкой. Вежливая, дежурная, но всё же это была улыбка. От сердца, конечно, не отлегло, но вдохнулось чуть легче.

Джон повеселел и с энтузиазмом взялся за приготовление завтрака.

От завтрака Шерлок не отказался – жевал активно.

Расстались слегка натянуто, да, но в достаточной степени дружески. Мило.

И побежал день за днем – в привычной сутолоке событий, по устоявшимся правилам и законам.

Но черная кошка вилась у ног, ластилась невидимой тенью, не давая сблизиться с прежним теплом и прежней непринужденностью.

Теперь они и в самом деле были только соседями. Хорошими соседями – без ссор и взаимных претензий, без настойчивого грохота в дверь ванной комнаты («У меня есть шанс отлить, или это совершенно невыполнимо, мать твою? Ты там дрочишь, что ли?»), без обоюдных, милых сердцу подколок и шуточек.

Предупредительность и корректность – мечта совместного проживания. Не каждому так повезет.

*

Рано утром раздался звонок, и Джон едва не подпрыгнул от радости. Не может быть. Этого просто не может быть. На денек-другой – полюбоваться изменившимся Лондоном, а заодно и увидеться, – приехал, говоря языком Шерлока Холмса, его захолустный дружок. Друг беззаботного детства и озабоченной юности. Старина Ферди. Ферд Коллинз. Фердинанд Великолепный. Самый яркий мужчина их небольшого, мирного городка. Красавец, сластолюбец и сердцеед. Восхитительно сумасшедший. Охренительно привлекательный. Трижды женатый. Трижды разведенный. Свободный, как ветер, и такой же опьяняюще свежий. Улыбчивый, добродушный и всегда готовый к любым авантюрам.

Его нежданный приезд, а в большей степени – поспешный отъезд изменили жизнь Джона Ватсона навсегда.

========== Часть 11 ==========

На сообщение Джона о приезде лучшего друга Шерлок отреагировал равнодушно: бровь дернулась, губы дрогнули – вот и весь отклик. Но бурной радости Джон от него и не ждал.

– Надеюсь, твой лучший друг не собирается поселиться у нас?

У нас тепло тронуло сердце, но тон, с которым был задан вопрос, вызвал желание нахамить. Но желание Джон героически обуздал, лишь ответил подчеркнуто сухо:

– Надеюсь, что собирается.

Бровь снова взметнулась, губы изобразили нечто настолько невнятное, что Джон даже задумываться над этим не стал. Загадочные гримасы Шерлока Холмса можно изучать до скончания дней, и всё равно останется пяток-другой, никакой физиогномике не подвластный.

– Он кто?

– Самый прекрасный человек на Земле.

*

С Фердом Коллинзом Джон был знаком уже тысячу лет. Бесподобную тысячу лет. Незабываемую. Сколько событий она вместила, сколько дорогих сердцу воспоминаний.

Щенячьи годы с футболом и вестернами, мороженым, кока-колой и содранными коленками (и даже одним выбитым зубом), взбучками от родителей и беспричинным смехом – до икоты, до колик под ребрами. Голенастое взросление с ненавистными прыщами, порнографическими картинками и ночными поллюциями. С настоящим утренним стояком и желанием прикоснуться к себе по-взрослому, с оргазмами до изнеможения и пылающими от стыда ушами («Я гребаный онанист. Если отец узнает…»), но невозможностью остановить прорванную плотину. Мятежная юность с первыми и последними в жизни усами – жиденькой порослью, которой было отдано столько кропотливых стараний (волосок к волоску), на которую было вылито столько дешевого одеколона, и которая в минуту неожиданного прозрения была безжалостно уничтожена со стонами ужаса и отчаянного недоумения: «Какой же я, блядь, идиот! Как мог я носить на морде этот позор?!» Вечеринки и жаркие поцелуи со всеми подряд, лишь бы утолить проснувшийся и лишивший покоя голод падких на удовольствие губ. Безумное влечение к сорокалетней соседке и признание в этом мучительном сексуальном грехе бесшабашному Ферди («Да в чем проблема, дружище? Покажи ей свой член, и она твоя»). Учеба в Лондоне (Джон) и в Центральном Вашингтонском Университете (Ферди). Довольно длительная разлука и счастливое воссоединение в милой сердцу провинциальной глуши. Оба, не сговариваясь, вернулись в родной городок, не в силах разорвать связь, оказавшуюся нерушимой и вечной. Настоящая дружба с неизменной мужской солидарностью и искренней верой: я всегда на твоей стороне, даже если Господь плюнет в твою наглую рожу и презрительно отвернется.

Среди жизненных аксессуаров Джона Ватсона розовых очков отродясь не водилось. Воспринимая свое место под солнцем с немалой долей здорового реализма, он никогда не считал себя человеком успешным. Но Ферд Коллинз – другое дело. Успех был естественной составляющей его существа: бурливо несся по кровеносной системе, насыщая эритроциты веселой игристостью, гнездился в костях и суставах, придавая его величавой стати несгибаемости колосса. Грудная клетка Ферди шумно качала воздушный поток, поглощая и излучая частицы удачи, и потому рядом с ним даже воздух казался вкуснее и чище, и самая неосуществимая мечта приобретала абрис надежды. Каждому хотелось придвинуться чуточку ближе и окунуться в этот животворящий водоворот, а женщины тянулись к Ферду как подсолнухи к жарким лучам. Они приходили в его жизнь и постель, грелись, насыщаясь щедрыми ласками, а потом уходили, получив сладчайшую дозу и унося эти яркие вспышки в свои черно-белые будни. Никто не был в обиде – это же Ферди. Наш Фердинанд Великолепный. У кого есть моральное право удерживать его подле себя?

Правда, трем счастливицам это всё-таки удалось. Браки были недолгими, полными театральных страстей (ревность, рыдания, битая посуда), а последний и вовсе оказался трагичным: маленькая сучка Аннет взорвала благонравный городок тонким, аккуратным надрезом на бледном запястье. Ферд от ужаса чуть не умер, и, дождавшись полного выздоровления неблагодарной суицидницы, скоренько с ней развелся, на целых полгода погрузившись в глухой целибат. Он осунулся, подурнел, жаловался Джону на головную боль и импотенцию («Даже подрочить не тянет, представляешь?»), вяло ел, плохо спал. Одним словом, угасал на глазах, и только личная драма самого Джона вывела его из мрачного ступора.

Ферд оживился и накинулся на Джона с яростными упреками:

– Почему ты меня не слушал?! Сколько раз я намекал тебе, что эта жаба ищет тину погуще?

– Она не жаба. Она красивая женщина…

– … сиганувшая в чужую постель. Жаба. Самая настоящая прыгучая жаба. Чтоб ей захлебнуться.

Ферд оказался не только хорошим другом, но и здравомыслящим человеком. Именно он помог Джону пережить позорный матримониальный провал, вмиг позабыв собственные страдания и настойчиво вытаскивая его из омута безнадеги.

– Хватай свой член в охапку и беги из этой дыры, – сказал он в конечном итоге.

Джон кисло взглянул.

– А ты? Как ты тут без меня?

– Охренел? Неужели тебя в самом деле это волнует?

– Конечно. А как же иначе?

Ферд растроганно стиснул его понурые плечи.

– Спасибо, Джон. Обо мне не думай, я в полном порядке. Себя спасай.

Это было в самом деле очень своевременно и разумно. Дельный совет пришелся как нельзя кстати, и Джон воспользовался им в полной мере: спасся в квартире на Бейкер-стрит…

*

И вот Ферд Коллинз приехал, и это событие явилось для Джона настоящим Подарком Небес.

Выглядел он, как всегда, потрясающе: оправившись от супружеского удара, распрямил мощные крылья и вновь воспарил над миром горделивым, свободным орлом.

– Черт возьми, я и забыл, как зверски ты обаятелен и красив, – выдохнул Джон, увидев его на перроне. Яркого, цветущего, смуглоликого бога в длиннополом плаще и мягкой фетровой шляпе. С ослепительной улыбкой глумливого беса (о, миссис Хадсон, что бы вы на это сказали?) и ямочками на сытых, эластичных щеках.

– Да ладно тебе. По-моему, я растолстел… Как думаешь?

– Если только самую малость, но это делает тебя ещё охренительнее.

Ферди довольно хмыкнул и подмигнул.

– А уж если при этом и член стал чуточку толще, расстраиваться было бы глупо, да?

– Да, – рассмеялся Джон, сразу почувствовав себя молодым и сильным – ничего не изменилось, Ферди остался верен себе. И это лучшее, на что можно было в этой жизни рассчитывать. – Я очень соскучился.

– А я? Без тебя дома всё стало неинтересно, и не будь я так крупно повязан семейным бизнесом… – Он вздохнул. – Эх.

– Дела идут хорошо?

– Не продохнуть. Но так вдруг к тебе потянуло, что я плюнул на всё и рванул на вокзал. Два дня безделья бизнесу не помеха, и они наши, если не возражаешь.

Джон порывисто обнял нежданного, но оттого ещё более бесценного гостя.

– Спрашиваешь. Я чертовски счастлив, и даже успел оформить отгул. Правда… – Он на миг погрустнел. – Правда, день у нас с тобою всего лишь один – завтра суточное дежурство, и его, как ты сам понимаешь, не отменить.

– Черт, обидно. Очень обидно. – Но грусть длилась недолго. – Это же завтра, Джон. Завтра. Стоит ли думать и переживать об этом сегодня, когда в запасе у нас весь день и вся ночь? Вперёд. Оставлю вещи в отеле и…

– Ты решил поселиться в отеле? – удивился Джон. – Но почему?

– Странный вопрос. Предлагаешь к тебе на голову рухнуть? Ненавижу доставлять даже самые незначительные неудобства. Кроме того, я привык к независимости, и ты прекрасно об этом осведомлен. Но вот в гости завалиться не откажусь. Ты, кажется, говорил, что неплохо устроился.

И Джон ужаснулся тому, как давно они не созванивались, как надолго потеряли друг друга из виду, и как много с той поры произошло перемен…

– Да-да, завалимся обязательно, – пробормотал он не слишком уверено.

– В чем дело, Джон? – Ферди притормозил, разворачивая его за плечи лицом к себе и внимательно заглядывая в глаза. – Проблемы?

– Да нет… Всё нормально… – продолжал бормотать Джон. – Только вот… Одним словом, я уже не один.

– Как?! – воскликнул Ферд, и, шмякнув Джона по спине с такой силищей, что ствол позвоночника сотрясла штормовая волна, расхохотался на весь перрон. – Вот это я понимаю! А ведь умирал от любви и печали. Ну, Джон… Так это же замечательно. Тем более ты должен меня пригласить – если снова что-то не так, мой меткий глаз тут же увидит неладное. – Он на минутку состроил серьезную мину. – Или боишься, что уведу подружку? Джон, ты же знаешь меня – никогда и ни за что я не откушу от пирога лучшего друга. К тому же, если твоя лондонская штучка такая, если клюнет, пусть катится…

Джон поднял ладонь в протестующем жесте.

– Остановись. И успокойся, ради всего святого. Я имел в виду совершенно другое. Это вовсе не женщина.

– Не женщина? То есть? – Глаза Ферди вспыхнули нескрываемым интересом. – Погоди-погоди… Боже. Я и не думал, что стресс так… гм… неожиданно на тебя повлияет. Что ж, – примирительно заключил он, – ничего удивительного. Жизнь не стоит на месте, и такого рода связями уже никого не шокируешь. Конечно, меньше всего я ожидал подобного от тебя, но… Черт! Это даже лучше: мужчины не по моей части, и в этом смысле Фердинанд Великолепный тебе не опасен. Правда, я могу растеряться и не сразу понять, что за фрукт тебя охмурил…

При слове охмурил Джон наконец-то очнулся и вынырнул из пучины философско-дружеских рассуждений Фердинанда Великолепного.

– Ты ох*ел?! Что ты плетешь?

– А что?

– Мать твою, это просто сосед. Он… Мы с ним… Короче, хватит торчать на вокзале, поехали в твой отель, а по дороге я всё тебе расскажу. – Джон намеренно больно ткнул Ферда под ребра. – Выдумщик. Совсем мозги набекрень?

– Ох, Джон. – Облегчение друга было столь очевидным, что Джон рассмеялся. – Если честно, ты до дохлых чертей меня напугал.

*

Избавившись от довольно внушительного баула (Джон не преминул отметить, с каким вызывающим шиком устроился Ферди на жалкие пару ночей, какой приличный выбрал отель – видно, финансовые дела его поцелованного ангелом друга и в самом деле неуклонно шли в гору), они неспешным шагом тронулись в сторону Пикадилли, благо погода стояла вполне терпимая: хоть обессиленное осенью солнышко и упаковали хмурые тучи, с неба, слава богу, не сыпалась унылая морось, а легким туманцем дышалось легко и приятно.

Прогулка затянулась – так много воспоминаний нахлынуло разом, и несколько месяцев вдали друг от друга превратились вдруг в целую вечность. Они с удовольствием воскрешали в памяти незатейливые события своей жизни – недавние и полузабытые, приятные и не очень, и каждое из них теперь было окрашено по-новому ярко, и вкус его был по-новому остр.

«А помнишь? ..» «Тогда мы здорово развлеклись…» «У тебя от ужаса даже глаза дрожали…» «А у Энти в гараже? О, боже… Разве можно быть такими придурками? ..» «Бедняжка Одри, как она в тебя втюрилась. Ты был настоящим ослом, Джон, такую славную куколку проморгал…»

Они шли и шли, не замечая времени, не зная усталости, прихлебывая из бумажных стаканчиков горячий Inencо и жмурясь от удовольствия, болтали, перебивая друг друга, но прошлое отступать никак не хотело. И только жалобно застонавшие ноги и жестокий голодный спазм прервали их затянувшийся марафон. Да и небо недаром хмурилось – редкие дождинки зябко обожгли разгоряченные лбы и щеки.

Первый попавшийся на пути ресторанчик показался обоим едва ли не вожделенной Меккой.

– О, боже, – Ферд рухнул на стул, откидываясь на удобную спинку и блаженно закрывая глаза, – боже… Я горю с головы до ног. Джон, по-моему, нами установлен какой-то новый рекорд. Интересно, сколько миль мы проколесили?

– Страшно подумать. Сильно устал? – озабочено хмурился Джон.

– Безумно. Но скажи мне сейчас: Ферди, прогуляемся до Антарктиды, и я отправлюсь с тобой, не задумываясь. Как давно мы не виделись, Джон… Как давно не чесали языками вот так… Наверное, я старею, но мне страшно этого не хватает. У меня никого нет ближе тебя.

– И у меня нет, – ответил растроганный Джон и виновато моргнул – хоть чуть-чуть, но душой он всё-таки покривил: у него появился Шерлок, и если место Фердинанда Великолепного он занять пока не успел, то рядышком уже примостился, это не подлежит сомнению. Потому что великолепен не меньше. И вообще…

– Что закажем? – Ферди внимательно изучал меню. – Я голоден и иссушен жаждой крепкого алкоголя. Надеюсь, ты настроен решительно?

– Весьма. – Джон оглянулся по сторонам. – Мне определенно здесь нравится. Да и за окном, посмотри, черт знает что такое. – (По стеклам уже обильно лило – дождь быстро набирал полную силу). – Вовремя мы сюда занырнули.

– В таком случае, пьем и едим всё подряд. Не возражаешь, если нашим меню озабочусь я? Что касается выпивки…

– Как всегда. Мои вкусы не изменились.

– Водка?

– Конечно.

– Слава Богу. А я вот в последнее время пристрастился к несерьезным французским винам.

– Пижон.

– Идиот. И главное – водка мне нравится куда больше. Жить от неё хочется, Джон, и никакой изжоги.

Заказал Ферд с ожидаемой щедростью. Джон подумал было о скромности своего состояния, но думал недолго – разве подобные пустяки важнее сияющих глаз цвета кофе с молоком, взирающих на него с такой ненасытностью? Ферди… Солнечный Фердинанд закатился в далекий Лондон, потому что соскучился. Какие сомнения, мать твою? А выкручиваться Джону Ватсону не привыкать. Да и с кем ещё он может вот так напиваться под шум осеннего ливня, и объедаться деликатесами? Вряд ли это повторится в ближайшее время. Главное, чтобы денег хватило – не хотелось бы облажаться перед дорогим гостем.

Но Ферд наклонился и прошептал:

– Если ты сейчас примешься накручивать свою любимую шарманку, я разозлюсь.

– Какую шарманку? – удивленно вскинулся Джон. – Ты о чем?

– О твоих идиотских принципах. Сегодня я угощаю, и попробуй только мне возразить.

– Нет, – отрубил Джон. – Этому не бывать.

– Я же сказал – разозлюсь, – напомнил Ферди сурово, но тут же смягчился: – Джон, пожалуйста, доставь мне это маленькое удовольствие. Разве я о многом прошу? Не думаю, что твой доход…

Джон разозлился.

– Вы что, сговорились исследовать мой доход? Какого хера?!

– Сговорились с кем?

– Не важно. С таким же гребаным выскочкой. Ферди, не обижай меня, хорошо? И не порти радости встречи.

– Черт с тобой. – Ферд с досадой опустил кулак на белоснежную скатерть. – Родятся же на свет такие кретины!

– Полные кретины, дружище, полные, – примирительно улыбнулся Джон. – Пойми меня правильно, Ферди. Я что, не мужик?

– Ты самый-самый из всех мужиков, – горячо отозвался Ферди. – Самый-самый. Ну ладно, потом разберемся. А сейчас мы выпьем, и ты подробно расскажешь мне о соседе.

– …Они все в него влюблены, понимаешь?

– Все? Кто это – все?

– Ну, все… Поголовно.

Джон был восхитительно пьян. Не тяжело и мрачно, когда вот-вот провалишься в небытие, очнувшись потом в полнейшем непонимании происходящего и со слабым представлением о собственной жизни. Он был пьян именно восхитительно: весело, бесшабашно. Когда все по плечу, и каждая звездочка на небосводе подмигивает доброжелательно и многообещающе.

Ферди слегка качнулся на стуле.

– А по-моему, влюблен именно ты.

– В кого?

– В соседа своего, в кого же ещё?

Джон непонимающе хлопал глазами.

– Я? Влюблен? В Шерлока? Ты спятил?

– Ничуть. Давай-ка выпьем ещё…

Они выпили, и Ферди продолжил: – Сколько часов мы здесь пьем и едим?

– Не знаю, – растерянно отозвался Джон и взглянул в окно. – Дождь перестал. Стемнело.

– Дождь давно уже перестал. И стемнело не две минуты назад. Но я не об этом. Всё это время так или иначе наш разговор вращается вокруг твоего замечательного соседа. О чем бы ни заходила речь, итог неизменно один – Шерлок, и все, что он делает или говорит. Ты даже жалуешься на него… нежно.

– Неужели?

– Отсохни мой язык, если вру.

– Я не жалуюсь, – пробормотал Джон. – Просто объясняю, какой он… каким он бывает сложным. И непонятным. Например, недавно. Он вдруг пропал, и я…

– Ну-ну…

– Что – ну-ну? – Джон осекся, сильно заволновался и даже чуточку протрезвел. Неужели он и в самом деле настолько зациклен на Шерлоке Холмсе?

– Вот-вот.

– Что – вот-вот, мать твою? Не надо передергивать, ладно? И искать в моих словах какой-то блядский подтекст тоже не надо. Что за глупости в самом-то деле?! – горячился он, затравленно поглядывая на Ферди. – Шерлок – мой… Мой…

– Друг?

– Да. В общем-то да.

– Допускаю. – Ферд выразительно поднял указательный палец. – Но! Я ведь тоже твой друг, правда?

– Ты ещё спрашиваешь?! – возмутился Джон и неожиданно всхлипнул. – Лучший. Близкий. Я… я тебя обожаю, Ферди. Обожаю.

– А ты хоть раз рассказывал обо мне своему соседу?

Джон потрясенно застыл. Да ему даже в голову это не приходило. – Я… У меня не было времени.