Текст книги "Тринадцать жертв (СИ)"

Автор книги: Lillita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Она начала своё обучение с низов, среди простых солдат. Договорилась с отцом, что если там покажет себя ничуть не хуже других, то тогда и можно метить выше. Конечно, Фрейе пришлось скрывать свою личность, чтобы получить равное со всеми отношение. Если начать свой путь с поблажек, потом ими будут попрекать.

– Тебе поддавались и берегли, потому что ты принцесса, – передразнила Фрейя предполагаемого недовольного. – Да, что-то такое мне и пришлось бы выслушивать от тех, кто считает, что моё место за мужем. С этими, правда, всё равно сталкиваться приходится, поэтому куда важнее то, что если я хотела быть не хуже других, то и тренироваться должна как все. А не с урезанными кругами, лёгким мечом и поддавками.

Фрейя показывала одни из лучших результатов, тем самым доказав отцу, что физически уж точно не слаба, но, конечно, не могла и дальше идти путём простого человека. Если она собиралась однажды стать главнокомандующим, надо получить соответствующее образование. То самое, которого чурался брат. Военную теорию он изучал без всякого энтузиазма, просто потому, что заставили, и разбирался также посредственно, как Фрейя в этикете. То есть только на том уровне, которого требовали учителя.

С учителями тоже возникли трудности. Стараясь сохранить уважительный тон, они всеми силами пытались намекнуть Фрейе, что она, видимо, уроки попутала, музыкальная комната этажом выше. Фрейя в свою очередь демонстрировала, что из неё тут толку выйдет куда больше, чем из брата, у которого, кстати, и музыкальный слух лучше, и любви к искусству больше. А её удел – искусство войны, которому Фрейя уделяла почти всё свободное время. О тренировках она также не забывала, искала на роль учителей лучших мечников.

Реакций разных повидать пришлось немало. Одни на отрез отказывались (некоторых удавилось переубедить посредством дуэли), другие соглашались, но вели себя очень снисходительно, не веря в серьёзность намерений Фрейи. Меньше всего было третьих – тех, кто соглашался учить и воспринимал всерьёз.

Валлерал воевал мало, главной проблемой долгие годы являлось появление обезумевших магов с пустошей. Фрейя много об этом знала, что и зародило в ней неприязнь к магам. С ними в королевстве и без того ситуация была напряжённой из-за радикального настроя церкви, полностью игнорировать голос которой король не мог. Но также король не мог позволить изгонять и истреблять магов, ведь на самом деле они приносили обществу пользу и вносили большой вклад в защиту границ у пустошей. Пока что удавалось балансировать между двумя сторонами, но однажды это равновесие должно было нарушиться.

Тем временем брат влюбился в принцессу соседнего королевства. Отец не мог ничего сказать против этого союза даже с политической точки зрения, да и Фрейя радовалась, что брак брата будет держаться не только на выгоде, только вот… Избранница оказалась ведьмой. Это настораживало.

– Я не слышала, чтобы среди одичавших были ведьмы, но всё же… Я не могла не беспокоиться за брата, который решил связать жизнь с такой потенциально опасной женщиной. И всё же… Я смирилась, когда пообщалась с ней. Просто поняла, что мы чем-то похожи. Она ведь согласилась жить в королевстве, где на неё многие будут косо смотреть из-за связи с магией. Где придётся терпеть нападки церкви. Где постоянно придётся доказывать, что занимаешь своё место по праву, а не подстроила всё при помощи чар. Она знала, на что идёт, и не собиралась отступать. Пусть и ведьма, но заслуживающая уважения.

Фрейе тоже не удалось избежать брака, да она и не старалась, ведь главное, чтобы муж не пытался запереть дома. В её союзе не нашлось места любви, только выгода и взаимное уважение. Большего и не требовалась. Так Фрейя стала Гвалгвен. Мужчины этого древнего и знатного рода испокон веков посвящали себя войне, а женщины – целительству. Конечно, Фрейя не стала вдруг лекарем после свадьбы, она всё также прикладывала все силы во имя достижения мечты, а муж её в этом поддерживал.

У мужа была младшая сестра. На самом деле, Фрейя сначала познакомилась именно с Элли. Фрейю серьёзно ранили, когда участвовала в сражении на границе, а Элеонора почти вытащила с того света и помогла встать на ноги. Они быстро нашли общий язык, подружились, а когда Фрейя жаловалась, что ей настоятельно рекомендуют поскорее найти мужа, пока отец не сделал это сам, Элеонора познакомила её со старшим братом.

– Собственно, родной сестры у меня никогда и не было, – с улыбкой развела руками Фрейя. – Просто Элли стала мне близка, словно сестра. Пожалуй, она куда больше была для меня семьёй, чем муж. Да, я им дорожу, но… Нет, не могу поставить его на один уровень с Элли. Даже сейчас, – тяжело сглотнув, добавила она, и посмотрела в сторону могильного камня.

Ситуация на границе с пустошами стала гораздо хуже, когда среди сумасшедших магов появились древние. Они были несравненно сильнее, требовалось собрать все силы даже не для того, чтобы защитить людей на границе – те были обречены, с этим оставалось только смириться, – а просто чтобы не дать пройти дальше и если не уничтожить, то отогнать обратно в пустоши. Фрейя и рада бы броситься в бой, но занималась подготовкой армии.

Зато к границам отправили Элли. Точнее, она сама вызвалась, не слушая ни брата, ни Фрейю. Да, там не хватало воинов, но ещё хуже дела обстояли с целителями. Те, кто выжил, оказались серьёзно ранены, много детей пострадало и осиротело. Фрейя была против, очень хотела оставить Элеонору в более безопасном месте, но понимала – тогда она станет ничуть не лучше тех людей, которые хотели сделать из неё примерную принцессу, что никогда даже близко не подойдёт к полю боя.

– И всё же я чувствовала неладное… Я не привыкла поддаваться мнительности. Нельзя постоянно прятаться, проиграв трусости и малодушию. Нельзя отсиживаться в безопасном месте, предав свой долг. Но в тот раз… Мне было слишком тяжело отпускать Элли. Она обещала, что вернётся домой… – голос Фрейи дрогнул, она сжала руки в кулаки, сминая штанины.

Лечебница, в которой заботились о детях Элли, располагалась именно здесь. Сначала казалось, что она достаточно далеко от границ, но одичавшие дошли до этого места быстрее, чем воины. Многие лекари погибли, спасая людей. Элли тоже.

– Мы даже тело её не смогли найти, чтобы похоронить. Только медальон с бабочками. Её любимый, с которым она никогда не расставалась. Его и вернули домой, чтобы хоть что-то положить в могилу на семейном кладбище. Ни о какой лояльности к магам я теперь не могу говорить, но брат всё ещё пытается унять гнев церкви. Совершенно справедливый гнев, как видите! – гневно воскликнула Фрейя, сдержав порыв вскочить на ноги. – От магов слишком много бед. Потерь. Даже самые безумные из людей не способны принести столько разрушений за такое короткое время.

За восемь лет удалось достичь относительного мира. Древние ещё не были побеждены окончательно, но их удалось изгнать в пустоши. Теперь древних старались находить по одному, чтобы был шанс уничтожить. Церковь с каждым годом всё сильнее настаивала на необходимости устроить охоту на магов, но король – уже новый, брат Фрейи – пока находил способы не поддаваться. То, что его жена – ведьма, делало ситуацию ещё более шаткой.

– Этот мир не продлится долго. Лет пять, не больше. Церковь точно найдёт способ образумить брата. Мы должны избавить Валлерал от магов. Я должна отомстить за Элли.

– Вы бы хотели, чтобы она осталась дома? Не приезжала сюда? – вдруг спросил Хенбетестир. Фрейя посмотрела на него с непониманием и отрицательно качнула головой.

– Может быть, но это не совсем то, чего я желаю. Моё желание не должно идти наперекор её. Поэтому… Я бы хотела защитить Элеонору. Если бы я была здесь, я бы стала её щитом. Тогда она смогла бы вернуться. И, на самом деле, не только здесь… Будь такая возможность, я бы всегда защищала её. Перестала бы бороться с теми упрямцами, которых оказывается на моём пути всё больше, по мере того, как я перевожу армию под своё начало. Если бы так я могла защитить самых близких людей, это бы того стоило. Но… – Фрейя посмотрела наверх. Кажется, она пыталась сдержать слёзы. – Но Элли умерла. Мне остаётся только идти к своей цели. И когда брат изменит решение, я обязательно помогу расправиться с магами.

Хенбетестир ещё раз присмотрелся к Фрейе. Он мог бы сказать, что уничтожение магов совсем не порадует покойную сестру, что судьба ещё может дать шанс, пусть и не в этой жизни, встретиться вновь и стать защитником для столь дорогого сердцу человека. Мог бы, но, во-первых, в перерождениях были уверены в первую очередь маги, поэтому так он раскроет себя, во-вторых, какие у него шансы переубедить женщину-военачальника в патриархальной стране? Она была слишком тверда в своих убеждениях. Вместо этого Хенбетестир ещё немного расспросил о том, что на данный момент отделяет Фрейю от должности главнокомандующего, а она охотно рассказала.

Вскоре они разошлись, чтобы больше не пересечься. Фрейя снова вернулась на поле боя в конце лета, в годовщину смерти Элеоноры. Привычно опустившись перед могильным камнем, она с удивлением обнаружила рядом осколок. Голос разума опоздал лишь на мгновение, которого хватило, чтобы дотронуться до бледного камня. И тот исчез, оставив лишь короткий угол в сердце.

«Показалось? – растерянно подумала Фрейя. – Тут и не такое привидеться может».

***

Фрейя дёрнулась так резко, что чуть не свалилась с кровати. Как она могла поддаться сну? Не стала ли эта слабость роковой? Фрейя посмотрела на Нору и выдохнула с облегчением – та всё ещё спокойно спала, была в полном порядке.

«И будет. Пока я жива, я буду делать то, что не смогла тогда. Я буду защищать тебя. Даже ценой своей жизни».

Глава 44: Сестра-милосердие

На душе у Элеоноры было очень тяжело и неспокойно. Когда Исаак рассказал правду, когда Фрейя накричала на Мастера, Нора вспомнила нечаянно подслушанный разговор, о котором пообещала никому не рассказывать. Тогда она ещё несколько дней задалась вопросом, почему они обсуждали ведьму так, словно больше остальных знали, кто она и чего от неё ждать. Теперь поняла.

Страх и сомнения вгрызлись в сердце. Правильно ли она поступила, что сдержала обещание? Стала ли она из-за этого сообщницей, невольным хранителем мучительной тайны? А стало бы лучше, если бы рассказала? Помогло бы это спасти хоть кого-то? Жаль, так жаль, что в жизни нельзя отмотать время назад, посмотреть альтернативный вариант развития событий и выбрать лучший. Но если такого варианта нет? Если решающий выбор был сделан так давно, что до него уже не домотаешь?

Хотелось кричать, но горло сдавливали рыдания, не давая даже ровно дышать. Не только сомнения о верности собственных поступков легли на душу могильной плитой. Неправда, что силы хранителей совсем не действовали на ведьму – они только навредить не могли. В момент той короткой встрече в комнате у осколка Элеоноры случился энергетический всплеск, и она невероятно сильно ощутила чужую боль. Это продлилось лишь несколько мгновений, но поглощённое потрясло, поразило так сильно, что Элеонора потеряла связь с реальностью до того момента, как проснулась после снотворного.

Несомненно, хранителям стало плохо из-за потери друзей, но их чувства не могли ударить с такой силой. В те мгновения Элеонора узнала, какой многовековой груз был на душе у Мастера и Ингрид. Даже если сейчас они что-то не чувствовали, что-то забыли, даже если время притупило боль, создав иллюзию, что раны превратились в шрамы, прошлое продолжало терзать душу, не выпуская из холодной, тёмной и липкой пучины. Да, Элеонора не могла не сочувствовать. Ни тому, кого годы сделали безразличным к судьбе хранителей, ни убийце, которая намерена довести дело до конца.

Всё чаще при взгляде на нож, который дала Фрейя для собственного успокоения, Элеонора видела спасение, освобождения от сочувствия, о котором она не просила, от чувств, которыми не могла управлять. Вот только храбрости и эгоизма не хватало, не настал ещё тот предел, после которого станут незначительными любые поводы не обрывать свою жизнь. Сейчас главным поводом жить была Фрейя. Её сердце ведь не из гранита, у неё почва из-под ног уйдёт, если самый дорогой человек, ради которого она готова на всё, сам себя убьёт. Быть смыслом чьей-то жизни – большая ответственность.

И всё же, сидя одна во время перерыва на работе, Элеонора присматривалась к остро наточенному лезвию, прикладывала, словно примеряясь, к запястью. Да, она знала: чтобы умереть, резать надо не здесь и не так, но можно ли заглушить физической болью душевную? Элеонора видела людей, которые так делали. Они говорили, что это ненадолго помогало. Только вот порезы от Фрейи скрыть не удастся, у Норы же не было привычки заматывать руки для цельности образа.

«А если у неё…» – размышляя о том, как скрыть если что порезы, Элеонора вдруг подумала, что бинты Фрейи отнюдь не часть образа. Что, может, они тоже скрывали что-то болезненное. Но Фрейя точно не из тех, кто будет вредить себе, значит, с ней что-то сделали другие.

«В этом тоже может быть моя вина», – со страхом предполагала Элеонора, теряя веру в то, что хоть раз поступала в этой жизни правильно.

Элеонора была благодарна Фрейе, что теперь та оставалась рядом даже ночью. Нет, она не ведьмы боялась, а себя, собственной слабости. Когда рядом была сестра, важнее было не то, что она не позволит себе навредить, а то, что в её присутствии становилось спокойнее. Потому что Фрейя всегда была сильной и надёжной, и так легко себя обмануть, убедив, что сестра способна защитить от любой беды. Как всегда защищала.

На ночь приходилось принимать снотворное, хотя сегодня сон прекрасно шёл без него. Да, хранителям больше не нужно спать, но Элеоноре было просто необходимо отдохнуть, отвлечься от реальности. Засыпая, она прямо как в детстве, держала Фрейю за руку – тёплую и грубую от работы.

***

В нос ударил знакомый запах трав и медикаментов, но быстро отошёл на второй план, уступив место свежезаваренному чаю с мятой и чабрецом. Элеонора устало вздохнула и обхватила чашку, пытаясь отогреть пальцы. Сегодня не её очередь дежурить, но сон всё равно не шёл, поэтому она пришла на кухню за чаем.

В голове было слишком много мыслей. О детях, которых пытались спасти, вылечить, которые были вынуждены стать свидетелями ужасных сцен, осиротели. О том, насколько безопасно в лечебнице. Элеонора понимала: маги доберутся и до этих земель, но не было возможности организовать лечебницу ещё дальше от границ. Её и сейчас нет, точнее, для этого нужно дождаться подкрепления. Если бы речь шла просто об эвакуации людей… Однако здесь было слишком много раненых, некоторые до сих пор в тяжёлом состоянии, в том числе и дети. И не было сил их переправить.

Элеонора коснулась медальона, который был скрыт под бежево-серым платьем лекаря. Она уже чувствовала, что не сможет сдержать обещание. Можно было воспользоваться положением и самой перебраться в безопасное место, но Элли не могла оставить тех, о ком заботилась. И даже не потому, что работа и долг, просто сердце болело за каждого подопечного.

Чай ещё был слишком горячим, чтобы пить, поэтому Элеонора решила подышать прохладным ночным воздухом на пороге церкви. Иногда это помогало освежить голову. Рядом с церковью росли цветы, которые очень сладко и душисто пахли в ночи, но сегодня их перебивала сырость – лило так сильно, что порадоваться можно было только ветру: он дул в противоположную от порога сторону. Элеонора поёжилась. Ей нравился дождь: и запах, и звук, только вот стоило накинуть что-нибудь потеплее.

Она уже собиралась зайти внутрь, когда услышала торопливые шаги. По мере приближения всё чётче становился силуэт высокого незнакомца, укутанного в плащ. Он почти бежал, и Элеонора решила его дождаться. Нельзя же оставлять человека на улице в такую погоду.

– Пожалуйста, проходите, – попросила она, открыв дверь и поторопив жестом.

Сначала надо было завести в тепло, а уже потом выяснять обстоятельства, приведшие к церкви-лечебнице в такую погоду. Элеонора отвела незнакомца на кухню, повесила сушиться плащ, с которого ручьями стекала вода, наказала сесть возле огня, а сама стала снова греть воду для чая. Элеонора даже бровью не повела, заметив рог у внезапного гостя, когда он снял капюшон. Зато сбегала за полотенцем, чтобы можно было вытереть волосы, и собственным шерстяным платком.

– Вам повезло с плащом, здесь сплошь дети и женщины, сложно было бы найти сухую одежду, если бы ваша промокла, – покачала головой Элеонора, заливая кипятком заварку.

– Спасибо за заботу. Я удивлён, что вы так просто пустили к себе мага, учитывая не столь давние события…

– Если непогода заставляет искать кров, как обычного человека, то маг или нет уже не имеет значения, – пожала она плечами. – Если вы простынете, то страдать от болезни будете, как любой из нас или даже хуже, магам сложно сейчас обратиться за медицинской помощью.

– Кажется, вы очень сострадательны, – по-доброму усмехнулся незнакомец и принял чашку.

Элеонора взяла свою уже едва тёплую кружку и села поближе.

– Может даже слишком. Мне часто такое говорят, но я не вижу в этом ничего плохого. Чем лучше я понимаю пациентов, тем легче мне им помочь. Я не буду слишком любопытной, если спрошу, что привело вас сюда? – осторожно поинтересовалась Элеонора.

– На вашем месте я бы спросил это ещё до того, как впустил. Я Хенбетестир – странствующий маг, но о последнем беспокоиться не стоит. Я никому не причиню вреда и уйду, как только закончится дождь. Ливень разразился, когда я был в пути, далеко от всякого укрытия… Поисковые чары вывели меня сюда, но я не мог постучаться в какой-нибудь дом, ведь люди сейчас особенно нервно воспринимают магов. Помимо того, что многие должны были сбежать из этих земель. Поэтому я решил попытаться счастье в церкви. Даже не знаю, чем в тот момент думал, – покачал головой Хенбетестир. – Служители веры никогда нас не любили, но я просто слышал, что здесь организовали лечебницу. А у лекарей легче снискать милосердия.

– Обычно да, но сейчас сёстры тоже на взводе, а больные могут очень нервно отреагировать, – вздохнула Элеонора, но тут же ободряюще улыбнулась: – Однако на кухню никто не должен зайти, так что если мы посидим здесь, то всё будет в порядке. А если нужно будет выйти, можно просто прикрыть вашу голову. Ох, точно! – воскликнув, она смущённо отвела взгляд. – Как невежливо получилось-то… Меня зовут Элеонора, приятно познакомиться.

– Взаимно. И ещё раз спасибо, что приютили, – с улыбкой ответил Хенбетестир.

Минут пятнадцать они просто молча пили чай. Когда дело не касалось работы, Элеонора чувствовала себя неловко в присутствии малознакомых людей, прямо как сейчас, но то ли чай так действовал, то ли к Хенбетестиру оказалось так легко привыкнуть – точно не сказать, просто очень скоро стало спокойнее.

Элеонора вздрогнула, услышав стук в дверь. Она быстро отставила чашку, накинула полотенце Хенбетестиру на голову и подошла, чтобы открыть. На кухню робко заглянула маленькая заплаканная девочка. Она тут же обняла Элеонору и жалобно всхлипнула.

– Тётя Элли, мне кошмар приснился… – пискнула, когда Элеонора подняла её на руки.

Прижимая к себе девочку и поглаживая ту по голове, она начала покачиваться и шептать что-то успокаивающее, пока девочка не перестала всхлипывать. Тогда Элли опустила ребёнка и сказала возвращаться в кровать, пообещав скоро подойти с тёплым молоком и внимательно выслушать.

К сожалению, в лечебнице по пальцам можно было пересчитать детей, которых не мучили бы кошмары. В основном им снилось что-то из увиденного: жестокие смерти родственников и друзей, маги, превратившиеся в чудищ, горящие дома, тучи насекомых, хищные лианы… Такое травмировало психику даже взрослым, что уж говорить о детях, но многие лекари были слишком вымотаны, в том числе эмоционально, у них не хватало сил на эмпатию. Поэтому утешение детей лежало на Элеоноре. У неё слишком болело за них сердце, чтобы суметь проигнорировать страдания, не попытаться их разделить, уменьшить. Дети очень любили тётю Элли, а она любила детей.

– Извините, она правда очень долго засыпала. Неудивительно, после такого-то сна… – почти оправдываясь пробормотала Элеонора, когда вернулась и села на прежнее место.

– Всё в порядке, ей была необходима ваша помощь, – понимающе кивнул Хенбетестир. – Но часто ли к вам приходят среди ночи?

– В последние дни чуть реже, но поначалу дети совсем плохо спали. Иногда приходилось дремать днём из-за этого.

– Вы так стараетесь ради них и, кажется мне, совсем себя не бережёте. Скажете, как вы стали лекарем? – спросил Хенбетестир, заглядывая в глаза. Элеонора затаила дыхание, заметив, как подчёркивал блеск пламени их необычный золотистый цвет. – Пожалуйста, расскажите о себе.

Элеонора медленно, словно зачарованная, кивнула и начала рассказ. Её судьбы была предрешена в тот момент, когда она родилась в семье Гвалгвен. Вне зависимости от желаний, она должна была стать целителем, ровно как старший брат, будущий глава семьи, воином. В этой семье к делу жизни детей начинали готовить с самых малых лет, фактически лишая детства. Элеонора помнила, как пытался по этому поводу бунтовать брат. Сейчас это вызывало улыбку и ностальгический смешок, а тогда Элли искренне восхищалась его смелостью. У неё духу не хватало сказать что-то против, хотя очевидно было, что такому человеку не место в лазарете.

Дело в том, что обострённое сострадание Элеоноры было заметно с детства. Она так близко к сердцу принимала чужую беду, словно свою собственную. Мать беспокоилась, что если с возрастом эмпатия Элли не притупится, то она слишком быстро перегорит на работе. Все это понимали, но закон семьи не обойти. Да и сама Элеонора того не хотела.

– Конечно, меня пугало то, с чем придётся столкнуться. Я в детстве начинала плакать, случайно наступив на хвост кошке. Или пыталась в любой мелочи помочь брату, если он возвращался с тренировки с синяками. Ну какой тут лазарет с оторванными ногами и теми, кто умирает в агонии? – горько усмехнулась Элеонора. – Мне становилось тяжко за людей даже от подобных мыслей. Вот только… Ещё тяжелее было на душе, если подумать, что кто-то мог умереть, потому что именно меня не оказалась рядом, ибо я струсила и пожалела себя. Нет-нет, спокойствие одной меня не стоило тех жизней, которые я могла спасти. Да и не была бы я спокойна.

Несмотря на знатное происхождение, Элеонора обладала очень тихим, кротким нравом. Впрочем, от неё, как от девушки, другого и не ждали. Боишься возразить, высказать своё мнение, обидеть случайным словом? Прекрасно! Будь тихой, послушной и делай то, что от тебя хотят, тогда и за тебя семье не будет стыдно.

Честно говоря, Элеонора старалась соответствовать ожиданиям, потому что не хотела никого расстраивать или, того хуже, вызвать гнев. Ей от конфликтов становилось физически плохо, поэтому она не отстаивала свою позицию, даже если точно была права. Доказательство правоты не стоило того, чтобы продолжать конфликт, да и собеседник мог расстроиться, узнав, что его позиция была неверной. А если так, то и Элеонора удовлетворения не почувствует. Она в любом случае будет ощущать себя проигравшей, но лучше, когда это собственное чувство, а не чужое.

С возрастом, конечно, пришлось стать немного твёрже, ведь нельзя всегда потакать пациентам, нельзя бояться сделать больно, если это необходимая часть лечения. В этом Элеонора научилась выбирать меньшее из двух зол, однако в обычной жизни оставалась слишком мягкой. Повезло, что при возможности брат защищал её и не давал в обиду. Отношения между ними были хорошие, пусть и не очень близкие, к чему Элеонора относилась с пониманием. Сложно обращать внимание на человека, который очень старается его не привлекать, так что брат часто просто не замечал присутствия Элли. Вот и не складывалось общение.

Работать в лечебнице Элеонора начала с двенадцати лет. Сначала, конечно, под надзором старших, но в четырнадцать ряд задач она уже должна была выполнять сама. Речь шла именно о лечении, потому что для «грязной» работы всегда имелись люди более скромного происхождения.

– Я помню, как у меня впервые умер пациент… Совсем молодой парень, у него вся жизнь впереди была, он обещал своей девушке сыграть свадьбу, когда вернётся… Попал под магическую атаку. Чары постепенно уничтожали его лёгкие, мы когда потом его вскрыли, там остались два рыхлых чёрных сгустка чуть больше грецкого ореха… – Элеонора сжалась, вспоминая это. Ей потребовалось успокоиться, чтобы продолжить. – Знаете, раньше мы нередко прибегали к помощи магов. И в битвах, и в лечении, это сейчас начинают думать, что от них потенциального вреда больше, чем пользы. В тот раз даже приглашённый маг сказал, что заклятье слишком сильное и слишком глубоко обосновалось. Ничего нельзя было сделать, мне оставалось только приложить все силы, чтобы облегчить его страдания. Когда он умер… Конечно, с этим тяжело было смириться, но уже ничего не изменить. Он больше не мучился и это, наверное, лучше, чем продолжать жить в том состоянии. Да, – Элеонора кивнула сама себе и криво улыбнулась, – он даже сам сказал, что ждёт смерти, как избавления, что будет рад ей. Но… Мне нужно было как-то сообщить его родственникам, что он умер. А у меня горло сдавливало уже от мысли, как больно я сделаю им этой новостью. Но это тоже часть работы. Я потом осталась утешать невесту. Просто поняла, что её нельзя оставлять сейчас одну. Она выглядела так, словно смысл жизни потеряла, а вслед за этим могла потерять и жизнь. Я подумала, что чувствовала бы себя так же, узнай, что брат умер. Мне нужен был бы кто-то, кто утешит, побудет рядом, пока я не смогу мыслить достаточно ясно, чтобы осознать: да, я потеряла очень важного человека, но это только часть моей жизни, даже если очень значительная, но моя жизнь будет иметь смысл до тех пор, пока я жива.

В отличие от многих знакомых лекарей, Элеонора так и не смогла привыкнуть к страданиям, смертям и необходимости о них сообщать. Она всё ещё слишком сопереживала и пациентам, и их близким. По этому поводу о ней переживал брат, но Элли уверяла его, что не считает свою эмпатию помехой. Ведь находились те, кому помогало сочувствие.

В семнадцать Элеонору перевели работать в лазарет. Многие попадали туда только для того, чтобы всё равно умереть на поле боя, но немного позже. Такая безнадёжная работа, беспросветная череда дней, страшно похожих друг на друга. Элеонора могла бы вернуться в городскую лечебницу, даже брат уговаривал сделать это, но она считала, что нужнее здесь.

– Всё так тянулось, что я потеряла счёт времени. Мне часто говорили, что я выгляжу не лучше некоторых пациентов. Да, наверное, так и было. Тогда казалось, что жизнь стала затянувшимся кошмаром, от которого у меня не было сил очнуться. Моральных сил. Они все уходили на больных. Матушка, конечно, была права… – вздохнула Элеонора. – К счастью, в девятнадцать лет я встретила человека, который помог вырваться из сна. Напомнил, что я-то ещё жива. Я очень удивилась, когда к нам доставили женщину. Она не была пострадавшим полевым медиком, она была воином. Это уже стало очень ярким пятном среди одинаковых дней, но ещё больше меня потрясла новость, что на самом деле Фрейя была принцессой. Я восхищалась в детстве братом, который мог поспорить с родителями, но тогда я встретила человека, который не только бунтовал, но и пошёл против уготованной судьбы. Если бы я была хоть немного такой же сильной…

Однако восхищения восхищениями, а Фрейю надо было спасать. И на это Элеоноре хватило сил, а когда состояние стало более стабильным, она отправилась в столицу вместе с Фрейей, чтобы продолжить лечение. Всё же член королевской семьи не тот человек, которого можно не долечить и снова отправить на поле боя. Проведённое с Фрейей время помогло Элеоноре вспомнить, что есть жизнь вне лазарета, что есть не только боль и страдания. Она впервые за два года улыбнулась и заплакала от облегчения.

Конечно, когда Фрейя поправилась, пришлось вернуться к прошлой работе, но новая подруга не позволяла больше погрузиться в работу настолько сильно. Если Фрейя приходила и заявляла, что нужно отдохнуть, по переспорить её не было возможности. Особенно кому-то вроде Элли. Рядом с Фрейей ей было хорошо, потому что, перенимая её чувства, она перенимала уверенность и желание бороться за своё счастье. Поэтому, когда Фрейя согласилась выйти замуж за брата, Элеонора была счастлива.

– Я стала звать её сестрой, а она и не была против. Даже не знаю, чем объяснить тот порыв. Просто, кажется, даже от брата я не получала столько заботы. И слов поддержки. Фрейя никогда не говорила, что мне стоит найти занятие поспокойнее, зато утверждала, что я тоже сильная, раз продолжаю возвращаться в лазарет. И она первая поддержала меня, когда я решила отправиться сюда.

Элеонора сделала паузу и перевела взгляд на огонь. В свете пламени её слегка рыжие выбившиеся из-под косынки волосы казались ярче, солнечнее. С огнём Элли никогда не сравнивали, говорили, слишком мягкая для этого, зато иногда проводили параллель с рассветным солнышком.

– Когда я узнала, что здесь много раненых и мало лекарей, то просто не могла поступить иначе. Даже если это очень опасная зона, до которой в любой момент могут добраться одичавшие, а защиты у нас почти никакой, – она удручённо покачала головой. – И всё же… На самом деле… Я бы хотела вернуться домой. Нет, не сбежать. Просто суметь вернуться, исполнить обещание. Я всё ещё верю в эту возможность, пусть и осознаю, насколько малы шансы.

– Но всё же, пока вы живы, шанс есть.

– Да. Но если вдруг передо мной встанет выбор: спасти или спастись, я выберу первое. Каким бы сильным ни было моё желание вернуться, я не исполню его ценой чужой жизни. Моя судьба всегда была предрешена…

Хенбетестир не знал, как приободрить притихшую Элеонору. В отличие от многих, её желание ещё могло исполниться, но только не будь Элеонора собой. Взгляд, поза, – во всём читались смирение и готовность умереть. Он даже слышал, как на любые доводы выбрать себя, Элеонора отвечает, что у других вся жизнь впереди, но только если её сохранить. Да ведь ей самой было не сильно больше двадцати! Она сама жить так и не начала!

Как и обещал, Хенбетестир ушёл, стоило только дождю закончиться. Тогда уже почти начало светать. Элеонора попыталась уговорить его остаться подольше, отдохнуть, но была вынуждена проводить до дверей. Она смотрела страннику вслед, пока тот не скрылся из виду, а сердце сдавливала тоска. Хенбетестир выглядел таким одиноким, странствовал просто потому, что пытался найти то, о чём сам не помнил. И хотя он говорил, что привык к такой жизни, что бесцельны путь его не тяготит, Элеонора очень хорошо чувствовала – это ложь. Это на сердце у странника была тоска, но он не знал, чем та вызвана.