Текст книги "Тринадцать жертв (СИ)"

Автор книги: Lillita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Глава 36: Дом, где не было счастья

После убийства близняшек Ингрид переместилась в башню. Окровавленная рука прижимала к груди осколки, ещё хранившие тепло юных хранительниц. Она достала из шкафа тяжёлую мраморную миску, покрытую магическими символами, и перенесла на стол, положила в неё осколки. У близняшек было много общих воспоминаний, поэтому можно было обойтись одним ритуалом.

Сфера имела свойство вбирать в себя воспоминания владельца. Раньше – духа, ныне – хранителей. Но чтобы воссоздать сферу, надо избавить осколки от чужой памяти, иначе вместо личности духа получится помесь личностей хранителей. Это не имело смысла. Очищение от памяти прошлых поколений Ингрид провела в прошлые жизни, сейчас надо было убрать только следы этого витка цикла. К сожалению ведьмы, во время очищения она узнавала чужие истории. Потому что она была в этот момент проводником между осколком и душой, которой принадлежали воспоминания.

Ингрид наполнила миску водой, достала из другого шкафчика флакон с недавно приготовленным зельем. Немного мутная жидкость напоминала светящийся лунный камень – такой когда-то была и сфера Хенбетестира. Сфера, которую она уничтожила в непростительном порыве эмоций. Ингрид опустилась за стол и добавила несколько капель зелья в воду, что была красноватой из-за крови. Краснота рассеялась, сменяясь лунным свечением.

Белые руки с серебряным кольцом на безымянном пальце легли на края столь же белого мрамора. Холодного, покалывавшего магией. Ингрид закрыла глаз, который так пугал людей, и зашептала слова заклинания. Сознание начала обволакивать пелена чужого прошлого.

***

Со стороны эта семья казалась чуть ли не образцовой, вызывая зависть и у знакомых, и у случайных свидетелей. Муж – Вальдемар – наследник успешной торговой компании, прекрасно продолжающий семейное дело. Жена – Эйра – тоже из семьи торговцев, хорошо разбирающаяся в деле, прекрасная опора для супруга и в работе, и в быту. А ещё – милейшие дочки-близняшки, обе одаренные талантами: у одной был столь дивный голос, что своей песней она могла очаровать любого, другая же была очень способной художницей, по работам которой нельзя было сказать, что их написал ребёнок.

Эта картина семейной идиллии была столь же прекрасна, сколь и лжива. Родители никогда не любили друг друга, их брак – сделка двух торговых домов, взаимовыгодный союз, от которого страдала Эйра, ведь была разменной монетой, у которой было два варианта: или согласиться выйти замуж, или быть изгнанной. Ведь она не была наследницей, а семье этот контракт был слишком важен. Важнее, чем она.

Первые годы супруги просто спокойно жили вместе, больше походя на партнёров и соседей, но нужны были дети. Рождение близняшек обнажило то, насколько хрупок был покой в этой семье. Насколько Эйра ошибалась, однажды позволив себе мысль, что этот брак не так уж плох, если быть просто сожителями и коллегами.

Эйра только недавно пришла в себя после родов, о чём сообщили Вальдемару. Она робко улыбнулась супругу, когда тот вошёл в комнату, скрывая за этой улыбкой страх. Во время беременности его поведение постепенно менялось, он стал обращать больше внимания на жену, только вот внимание это выражалось в недовольстве, замечаниях, придирках. Чем дальше – тем хуже, разве что до рукоприкладства не доходило.

– Доброе утро, Вальд… – Эйра не договорила, голова дёрнулась в сторону от удара.

– Почему?! – в гневе закричал Вальдемар, всё ещё держа руку поднятой. – Почему девчонки?! Ещё и две! Ты сдурела? Мне нужен от тебя наследник, а не бабский выводок!

Эйра смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, оцепенев, не зная, что сказать. В чём она виновата? За что получила пощёчину? Разве она решала, кто родится? Могла на это как-то повлиять? Эйра невольно дёрнулась, когда Вальдемар снова поднял руку, но он лишь зачесал назад волосы и одарил супругу холодным презирающим взглядом.

– Уж постарайся теперь сделать так, чтобы мне не стыдно было появляться на людях с девчонками.

Вальдемар ушёл, громко хлопнув дверью, а Эйра приложила ладонь к покрасневшей щеке и тихо заплакала. Сердце чувствовало, что это было только начало, а дальше станет хуже. Особенно когда супруг узнает, что больше детей она иметь не сможет, а потому наследника точно не родит. Ей было больно и обидно не только за себя, но и за дочерей: с таким отношением со стороны отца им не суждено узнать, что такое полноценная и любящая семья. Что же, тогда Эйра постарается дать девочкам всё, что будет в её силах.

Старшую назвали Дикра, младшую – Сюзанна. Казалось, что через некоторое время Вальдемар немного остыл, принял тот факт, что у него дочери. Он продолжал относиться к Эйре пренебрежительно и грубо, но больше не бил.

Ситуация снова ухудшилась, когда стало ясно, что у близняшек тёмные волосы и бордовые глаза. Ни у кого в роду такого не было. На самом деле виной были осколки, девочки родились гораздо позже, чем переродился в этом поколении Мастер, так что осколки повлияли на них в первые дни жизни. Только вот родители этого знать не могли, поэтому Вальдемар начал подозревать жену в измене. Эйра была в растерянности. Она не знала, чем объяснить внешность дочек, но всеми силами пыталась доказать, что дети у неё могли быть только от Вальдемара. Она же всегда была либо дома, либо у него на виду! Он не желал её слушать. Со временем голос разума снова ненадолго победил, но ссоры уже стали регулярными гостьями в этом доме.

Близняшки были чудесными детьми. Дикра – не по годам разумной и с малых лет проявила свой талант, словно родилась с ним. Окружающие называли это божьим даром, отец – проклятьем чужой, грязной магической крови (но это наедине, а среди людей как будто гордился дочуркой). Сюзанна же была очень спокойной, послушной и прилежной, быстро училась, особенно пению. В душе Эйры искренняя любовь к дочкам и желание позаботиться о них тесно переплелось с обидой за то, как портило её жизнь появление детей.

Это тоже было из-за влияния осколков. Близняшки ещё совсем не могли их контролировать, даже не осознавали своих сил, а потому могли спонтанно влиять на людей. И если влияние Сюзанны успокаивало… В присутствии Дикры все конфликты обострялись.

Дома Вальдемар относился к детям, словно они были чужими. Придирчивый, строгий – мог отругать за любой неверный писк, любая ошибка переводила в его глазах близняшек из разряда не оправдавших ожидания помех в разряд ничтожеств. И, конечно, он никогда не хвалил их за успехи. Эйра тихо молилась о том, чтобы муж не срывался на детях, принимая весь удар на себя. Она очень любила дочек. Возможно, потому что они были единственными, кто любил её. Эйра очень хотела сбежать от мужа-тирана, но против неё была даже собственная семья, а Вальдемар слишком жёстко её контролировал. Запрещал выходить на улицу одной, под страхом смерти наказал прислуге тоже следить за Эйрой. Несмотря на отношение к жене, ему нужен был этот брак. Потому что без него пришёл бы конец и сделке. Он слишком ценил всё, что касалось работы.

Поэтому хуже всего было в те дни, когда на работе что-то шло не так. Вальдемар становился ещё раздражительнее, часто со злости напивался. Когда Эйре удавалось заранее узнать, что у мужа пошла не по плану какая-то сделка, когда он не заключил контракт, получил плохой товар… Когда она знала, что он будет зол, то просила близняшек закрыться в комнате и тихо-тихо сидеть там, ни в коем случае не показываясь. Всё для того, чтобы Вальдемар не вспомнил о девочках и не переключил своё внимание на них.

Они, конечно, выполняли просьбу матери. Садились обычно на одну кровать, и Дикра начинала тихо читать вслух книгу, чтобы отвлечь себя и Сюзанну от криков и грохота. Они обе боялись того, что слышали, но Дикра старалась подавить, скрыть свой страх, отчего-то ощущая ответственность за сестру. Она ведь была старше, а потому должна была помочь успокоиться Сюзанне. Обнять, утешить, убедить, что скоро всё стихнет. Утереть так и не проступившие слёзы. А после этого помочь уснуть. Ведь Дикра лучше всё осознавала, поэтому и должна была стать той, кто больше поддерживает и заботится.

Или, может, это до сих пор отзывалось прошлое, когда Дикра не смогла защитить младших детей? Когда выжила ценой их жизни?

Что бы ни было причиной, близняшки всегда старались держаться вместе, быть друг для друга опорой и утешением. Они ведь тоже были жертвами контроля, а потому не могли завести детей. У них были только они сами и любящая, но очень грустная мама. Эйра улыбалась только на людях, но как бы она ни старалась, в этой улыбке всё равно можно было углядеть неестественность, натянутость. Если Вальдемар замечал, что Эйра и дети недостаточно хорошо изображали счастливую семью, то дома им перепадало за это. Ради этой иллюзорной красивой обёртки он даже бил Эйру так, чтобы следы можно было легко скрыть за одеждой. А если срывался так, что последствия побоев оказывались слишком заметными, Эйре приходилось сидеть дома, притворяясь больной, если вдруг кто-то приходил в гости и хотел с ней поздороваться.

Время гостей было для девочек хорошим и страшным одновременно. С одной стороны, это было единственное время, когда дома отец вёл себя спокойно и дружелюбно, с другой же – они должны были изо всех сил показывать себя с лучшей стороны, вызывать у гостей одобрение и восхищение. Если гости часто хвалили близняшек, то день заканчивался спокойно, они просто снова становились пустым местом для Вальдемара, когда всё заканчивалось. Если же отец считал, что дети проявили себя недостаточно хорошо… Они слушали о своей ничтожности, о том, что вообще не должны были появляться на свет.

Бывали моменты, когда Вальдемар замахивался на детей, но так как Эйра должна была быть рядом, то успевала закрыть их собой, увести или дать время самим уйти и спрятаться. С каждым годом Вальдемар становился всё жёстче. Чаще пытался ударить. Со злости оставлял без еды на день или несколько, запрещал видеться с мамой. Дикру он мог заставить в сжатые сроки написать определённое количество картин, Сюзанну нагружал домашними делами, хотя обычно для этого хватало сил прислуги.

Очередной переломный момент случился, когда близняшкам было семь лет. Из-за провала на работе Вальдемар вернулся пьяным и очень злым. Эйра как всегда попросила девочек закрыться в комнате, но крики и грохот в этот день были настолько громкими, что даже отвлечься на чтение не получалось.

– Мне страшно за маму, – прошептала Сюзанна, тяжело сглотнув.

– Скоро станет спокойнее… Мама заглянет к нам, скажет, что утром мы сможем спокойно выйти. Скоро… – Дикра не знала, кого она больше старалась убедить в этот момент – себя или Сюзанну.

Сердце было не на месте и не верило, что в этот раз обойдётся. Что-то кололо и болело в груди, и грызло чувство, что Дикра очень повинна в происходящем, что слишком велик её вклад в эту ужасную атмосферу в доме. Потому что с появлением Дикры становилось хуже. И чем больше она боялась и переживала, тем больше накалялась обстановка, даже если Дикра старалась никак не проявлять эти эмоции, если пряталась в этот момент за стенкой.

Это чувство вины побудило её встать с кровати, когда снова донёсся грохот, после которого наступила подозрительная тишина. Дикра подошла к двери, прижалась к ней ухом. Ничего. И это только больше пугало.

– Я пойду и посмотрю, как они там, – сказала она Сюзанне, отпирая дверь.

– Но ведь мама просила нас ни в коем случае не выходить, – робко возразила Сью.

– Знаю. Но сейчас мне слишком тревожно. Я должна пойти, а ты подожди здесь. Вдвоём легче попасться.

Не дав сестре времени, чтобы придумать ответ, Дикра выскользнула из комнаты и поспешила вниз. Судя по звукам, сегодня конфликт разразился в столовой. Дикра притаилась у входа. Всё ещё было слишком тихо, поэтому она осторожно заглянула.

Эйра сидела на полу. С разбитого подбородка капала кровь, на щеке наливался синяк, у блузки был почти оторван рукав, а правой рукой Эйра, придерживая, прижимала к груди левую. Мама затравленно смотрела на отца, а он, постукивая по раскрытой ладони ножкой стула, глядел так, словно ждал ответа. Отнюдь не терпеливо ждал, готовый в любой момент снова ударить.

Вальдемар сплюнул.

Замах.

– Мама! – в отчаянии крикнула Дикра и бросилась вперёд.

Удар пришёлся в голову. Дикру дёрнуло в сторону, в падении она стукнулась о стол.

Бесчувственное тельце лежало на полу. Родители были ошарашены, дезориентированы, но Вальдемар, в чьи планы не входило добивать, просто откинул ножку, пнул Эйру и ушёл. Эйра же подползла к Дикре. Левая рука у неё была сломана и каждое движение вызывало сильную боль, поэтому пришлось обходиться правой. Только нащупав пульс и уловив дыхание, Эйра смогла облегчённо выдохнуть. Дикра была жива – большего в этот момент она желать не могла.

Все считали, что виной всему был удар по голове, но на самом деле в момент столь сильного испуга сильно оказалось и возмущение осколка. Когда Дикра пришла в себя, она стала… Ребёнком. Казалось, что её навыки и интеллект не изменились, но стало куда более детским поведение. Дикра стала беспечнее, непостояннее, ребячливее. Она отказывалась воспринимать реальность, категорически не желала взрослеть и даже боялась этого. Пряталась от мира в творчестве и фантазиях. Её память часто блокировала травмирующие моменты, особенно те, что были связаны с отцом. Если Дикра долго не видела отца, то могла даже не узнать его. Просто не хотела воспринимать его, всё чаще рисуя в воображении нормальную семью и счастливое детство.

С того момента стала «старшей» Сюзанна. Она поняла, что теперь её очередь заботиться о сестре, защищать, отгораживать от того, что пугало. Вскоре Сюзанна осознала, что своим пением она действительно могла успокаивать. Не так, как все прочие люди. Это была некая магия, природу которой Сюзанна не могла понять, но старалась использовать. Старалась успокоить отца, тем самым заботясь не только о сестре, но и о маме. Было прекрасно, когда у неё получалось. Было ужасно, когда нет. Когда осколок не проявлял себя, Сюзанне доставалось от отца за неуместное пение. Однажды чуть не убив Дикру, Вальдемар словно почувствовал новый уровень власти и в приступе злости бил детей. Точнее, Сюзанну. Эйра уже не всегда успевала защитить дочек, но Сюзанна всегда закрывала Дикру. Она слишком сильно боялась потерять сестру. Слишком сильное впечатление произвела на неё бессознательная Дикра. Влияло ли также то, что из-за внешней схожести Сью легко представляла на месте сестры себя, и просыпался страх собственной смерти? Возможно, но всё же главным мотивом было желание защитить самого близкого человека.

Из-за того, что Дикра впала в детство, её контроль над осколком, в отличие от Сюзанны, стал только хуже. Это проявлялось и в том, что конфликты стали ещё острее, и в том, что сама Дикра иногда начинала теряться. Чаще – в пространстве, реже – во времени. Прежней она осталась только в творчестве, да в любви к сестре и маме.

Эйре с каждым годом становилось всё невыносимее. Она жила ради детей, понимая, что без неё Вальдемар полностью переключится на них, но душу всё сильнее и глубже отравляла обида. Сил жить оставалось меньше и меньше, даже осознание последствий не помогало при выходе из дома натянуть улыбку. Эйра стала словно заводной куклой, которая на автомате делала любые дела. Даже детей она обнимала уже без чувств, потому что сил не было уже и на них. Давно уже не успевали хоть немного пройти старые травмы, как появлялись новые, давно уже не было ни слёз, ни голоса. Эйра увядала до тех пор, пока не осталось сил даже просто жить.

– Сью… – Дикра потрясла сестру за плечо, чтобы разбудить. – Сью, я не чувствую маму, – пробормотала она испуганно.

– Что такое? – Сюзанна сонно потёрла глаза, пытаясь понять, что происходит. – Что случилось, Дикра? О чём ты? Растревожило что вдруг тебя?

Да, в двенадцать лет Сюзанне уже сложно было говорить нормально. Какая-то сила словно заставляла её всегда пытаться петь.

– Я не знаю… Но мама… Мама плопала. Я всегда чувствовала, когда она лядом. Но… Сейчас не могу. Надо пловелить маму!

Сюзанна ненадолго задумалась, а потом согласно кивнула. Стоило заглянуть в мамину спальню – родители всегда спали раздельно. Дикра легко терялась сама, но других действительно чувствовала хорошо, поэтому её тревоги стоило проверить.

Держась за руку, близняшки дошли до маминой комнаты. Они обе дрожали от страха, но Дикра – ощутимо сильнее, чем ближе была спальня, тем тяжелее давался каждый шаг. Сюзанна осторожно проверила дверную ручку. Обычно мама закрывала на ночь дверь, но сегодня та оказалась открыта. Страх ещё крепче вцепился в тревожно стучавшее сердце. Сюзанна толкнула дверь.

И еле успела зажать рот себе и Дикре.

Мама. Их любимая милая мамочка покачивалась на верёвке. У близняшек самих земля ушла из-под ног, они осели на пол, с трудом осознавая то, что видели. Сюзанна прижала к себе Дикру, не давая и дальше смотреть на мёртвую мать, а сама пыталась найти в себе силы встать и уйти. Больше ведь им ничего не оставалось. Нельзя было идти будить отца, чтобы рассказать о произошедшем. Он будет очень зол, а значит, может стать на два трупа больше.

Случившееся совсем выбило Дикру из колеи. С того времени её время совсем пошло назад, и она начала терять навыки. О том, что именно случилось с мамой, Дикра через некоторое время забыла. Знала только, что та мертва. Маму теперь отчасти заменяла Сюзанна. Она многое делала дома, принимала на себя срывы отца. Приходилось тщательно прятать следы побоев, чтобы не беспокоить Дикру – она принимала всё близко к сердцу, а от сильного стресса опять начинались проблемы с осколком. И памятью. Отца Дикра забывала ещё быстрее.

Через год после смерти мамы близняшки начали слышать зов. Они понимали, что должны уйти, но как? Вальдемар теперь обращал на них не только весь свой гнев, но и тягу к контролю. Раньше они могли иногда ненадолго выскользнуть на улицу. Например, под предлогом сходить за покупками для творчества. Теперь их без присмотра не выпускали никуда. А так хотелось сбежать, вырваться из этой клетки! Не только из-за зова, но и из-за страха. Страшно и тяжело было находиться дома. Казалось, ни в каком другом месте не придётся испытать столько ужаса и боли, сколько они переживали тут.

И всё же они готовились к побегу. По большей части, конечно, готовилась Сюзанна, а Дикра помогала по мере сил, в основном исполняя просьбы сестры. Они знали, что должны любыми силами покинуть дом. Зов становился всё навязчивее, преследуя и в реальности, и во снах. Было сложно думать о чём-то другом, в сознании прорисовывался замок и дорога к нему. Что это за место? Зачем им туда? Тогда близняшки ничего не знали, только имели цель.

Несколько попыток побега оказались неудачными. Близняшек ловили, а потом наказывали. За их комнатой теперь даже ночью следил кто-то из прислуги. Оставался только один выход – в окно. Дикра и Сюзанна смогли взять под контроль свои силы. Первая дезориентировала тех, кто был дома, а вторая успокоила настолько, чтобы все почувствовали невыносимую сонливость. И пользуясь шансом, который мог закончиться в любой момент, они сбежали.

Неведомая сила так сильно тянула хранительниц в замок, что они совсем не запомнили дорогу туда. Словно просто покинули дом, а вскоре уже пришли в себя на пороге замка, где наконец избавились от навязчивого влияния зова.

Сюзанна, привыкшая к работе по дому и любившая её, взяла на себя организацию быта, а Дикра пыталась сделать это место чуточку ярче. Несмотря на то, что пугали и замок, и отмеченная проклятьем судьба, в этом месте близняшки чувствовали себя спокойнее. Словно обрели тот самый дом, где есть уют, любовь и крепкая дружная семья.

И верная, неминуемая смерть.

Глава 37: Пленник туманного леса

После разговора с Сюзанной Исаака не покидало навязчивое чувство тревоги. Её слова… Они словно ставили на чём-то точку. Подводили итог. То время… Что она имела ввиду? Догадки были очень смутными, основанными на обрывистых, туманных видениях. Да, тумана в них было много. И это вызывало необъяснимый, подсознательный страх. Кажется, страх раствориться в тумане был гораздо древнее, чем казалось Исааку. Быть может, это даже был не его страх?

Исаак был бы не против поразмышлять над этим, но сейчас его мысли занимало другое. Слишком напрягало это ощущение завершённости. Когда этап завершён, что-то ведь обязательно должно произойти. В их случае – ничего хорошего. Но ведь вторая жертва ещё жива… Иронично, но хранитель лжи правду знал, поэтому был обременён куда меньшим количеством ложных надежд.

Казалось бы, беспокойство и желание поскорее встретить Сюзанну, чтобы успокоить граничащее с паранойей предчувствие беды, должны были совсем отогнать сон, и Исаак был обречён провести очередную ночь, не сомкнув глаз. Реальность оказалась иной. И на него, и на Лауге после ужина накатила непреодолимая сонливость, не оставляя выбора. Пришлось ложиться. Но простой ли сон столь настойчиво требовал внимания?

***

Кругом был туман. Такой плотный, что в нём терялись собственные руки. Исаак сделал усилие и попытался разогнать туман. Получилось ненадолго, но этого хватило, чтобы разобрать путь до дома. Плохо дело. Собственное творение почти перестало его слушаться.

Исаак бежал к дому, словно тот мог пропасть в любой момент. Так и было. Белая пелена в любой момент могла затянуться обратно, и не было никакой надежды, что получится разогнать её вновь. Исаак споткнулся о торчавший из земли корень, но тут же вскочил и в несколько широких прыжков преодолел оставшееся расстояние.

Этот затерянный в лесу домик был единственным его убежищем, пусть даже нёс на себе отпечаток вечный скорби, оставшийся единственной памятью о прошлой хозяйке. Как же её звали? Исаак даже этого не смог узнать, но зато всё ещё мог почувствовать следы, свойственные его роду. Он знал только об одной из Халльгеров, кто навсегда ушёл из Кольнема в Валлерал. Королева-ведьма Изольда. И также Исаак знал, что она погибла в замке, который располагался в другой части этого леса. Даже королева не спаслась от слепой ненависти церкви.

Исаак заскочил в дом и привалился к двери, будто боялся, что туман может прорваться в дом. Он знал, прекрасно знал, что однажды поплатится за содеянное, только столкнуться с этим всё равно оказался не готов. Исаак улыбнулся и тихо рассмеялся. Не было ни единого повода для такой реакции, просто ещё одна вышедшая из-под контроля затея.

Оттолкнувшись от двери, Исаак прошёл дальше и повалился на старую скрипучую кровать, обнял свалявшуюся подушку. Он чувствовал себя выжатым, измотанным. Зачем он продолжал делать то, ради чего и поселился в этом лесу, если это больше не приносило удовольствия? Жизнь стала такой же пустой, как и ложь, из которой она состояла, а оборвать или изменить её не хватало ни сил, ни смелости. Исаак понимал, что всегда был слабаком. Только слабак мог выбрать путь лжи.

Стук в дверь оказался столь неожиданным, что Исаак бы точно подпрыгнул, если бы не лежал. Кто вообще смог найти этот дом? И с чего вдруг решил постучать? Это место не похоже на жилое, а ближайшие жители, к тому же, прекрасно осведомлены, что если в этом лесу кто-то и обитает, то лучше с ним не пересекаться. Что же, как бы то ни было, но любопытство взяло верх, поэтому Исаак встал и подошёл, чтобы открыть.

Первое, на что он обратил внимание – голубой рог и золотистые глаза незваного гостя. Маг. Это немного объясняло, как он дошёл до дома, но не вносило ясности в то, зачем пожелал войти. Или не совсем маг… Серые, лишённые зрачков глаза чувствующего были способны заметить некоторые странности: обрывистость магических потоков, узлы, соединявшие со сторонними линиями, несколько слишком толстых и натянутых нитей-основ. Незнакомец не принадлежал этому миру, но оказался вписан в него.

– Это место не сильно изменилось… И снова обитаемо… – пробормотал незнакомец, рассматривая Исаака. – Впрочем, именно вас я и хотел сейчас встретить.

Исаак застыл, когда гость посмотрел ему в глаза. Долгий, пронзительный взгляд, не оставлявший возможности отвести глаза. Отвлекавший от того, как зашевелились магические нити, оплели заклятьем, до самого сознания, самой сути. Гость прервал зрительный контакт, мягко улыбнулся, и в этот момент Исаак почувствовал, что совсем не против пообщаться с ним, и что сейчас может… Говорить правду. Любую. Свободно. Когда он мог такое в последний раз?

– Не знаю, зачем вы искали со мной встречи… Но проходите… – Исаак отошёл в сторону и кивнул в сторону стола.

Там стоял только один стул, но Исаак приволок из угла табуретку, на которой валялось несколько старых книжек и всякая мелочёвка – это было закинуто на кровать. Возможно, стоило извиниться за беспорядок дома, но ведь это была простая вежливость, а на самом деле Исааку всё равно. И раз он мог не врать, то и не делал этого.

– Кто же вы? И для чего я вам? – спросил Исаак, когда они оба сели.

– Странник. Хенбетестир. Хожу по миру, узнаю истории разных людей. В этом нет какого-то особого смысла, просто образ жизни. Сюда я пришёл, чтобы узнать о том, кто зачаровал этот лес туманом.

– Зачаровал лес, значит… И что же вам ещё известно? – спросил Исаак с прищуром.

– Ничего, – без промедления ответил странник. – Я даже не был уверен, что это вы, просто это был самый вероятный вариант: найти создателя чар в месте, подобном этому. На самом деле, я слышал, что никто не знает правды об этом месте.

– Действительно. Откуда же взяться правде, если её не может рассказать единственный, кто её знает?

Исаак сдавленно рассмеялся. Когда-то он любил смеяться, но чем дальше, тем чаще делал это либо через силу, либо против своей же воли. Наверное, он был бы даже рад разучиться смеяться, чтобы уж точно больше не делать этого никогда.

– Исаак… – тихо сказал Хенбетестир и кивнул сам себе. – И что же вам мешает рассказать правду? Это такой большой секрет?

– Ох, нет, если бы… Точнее, когда-то, думаю, секретом это было, но сейчас нет смысле делать из этого тайны. Я чувствую, скоро мне будет всё равно, узнает её кто-то или нет. Просто… Не знаю, что произошло сейчас, что и как вы сделали, но обычно… Я разучился не лгать. Я не смог сказать правду даже тогда, когда это было нужно, когда очень этого хотел.

– Значит, сейчас вам ничто не мешает рассказать правду о себе и об этом месте?

– Значит, да, – пожал плечами Исаак. – Не могу сказать, что в этой истории будет много приятного и интересного, но раз вас интересуют разные люди, то вот он я. Я происхожу из одного древнего рода, родина моя отнюдь не в этих слепо слушающих церковь местах. Возможно, вы слышали про Кольнем. Может даже бывали там. Когда-то давно наша принцесса стала женой местного короля, такое вот заключение союза между королевствами. Не буду о ней рассказывать, если вы достаточно любознательны, то уже знаете историю Изольды. И то, что местные церковники убили её за попытку помочь гонимым магам. Я не потомок самой Изольды, но из того же рода.

Исаака с детства отличала любовь к выдумкам, проказам и розыгрышам, а ещё – любопытство. Ему было очень интересно побывать там, где погибла самая смелая представительница рода – ведь действительно надо иметь завидную храбрость, чтобы, будучи ведьмой, предложить союз правителю королевства, где очень плохо относились к магам. Так что ничего удивительного, что однажды Исаак сбежал в Валлерал. Почти по тому самому пути, который когда-то спасал магов.

Здесь Исааку очень пригодилась способность ловко врать. К нему и так относились настороженно, когда опознавали мага (а это сложно не сделать, ведь в почти белых глазах очень заметно отсутствие зрачков), а если бы узнали, что он из Кольнема – быть беде, если не сразу гибели. Так что Исаак рассказывал о себе всё, кроме правды. Если честно, ему очень нравилось врать, примерять раз за разом новые личины. Был в этом интерес, азарт. Однажды «придумав себя» сложно было остановиться. Исаак понимал, что даже если бы мог без опаски рассказать о себе, то не стал бы этого делать. Потому что быть собой скучно, потому что сам он был далеко не так интересен, как созданные образы.

– Ложь прекрасна уже тем, что гораздо легче заставить поверить в неё, чем в правду, – заметил Исаак с улыбкой, в которой читалось явное отвращение. – Все врут. Просто одни играют в благородство, другие врут неосознанно. Я же просто не скрываю от себя того, что ложь – неотъемлемая часть жизни. Что лучше других я разве что качеством лжи.

Пару лет Исаак просто странствовал и по возможности узнавал больше о событиях прошлого. Так он узнал слухи о том, что в лесу есть какой-то заброшенный дом, где жила раньше дева, чьё имя давно забыли. А ещё, так как Исаак мог видеть больше прочих, он заметил, что среди жителей прилегавших к лесу земель были и потомки тех, кто убил всех магов в замке. Эти потомки часто были очень горды поступками своих предков.

Для начала Исаак решил найти тот дом, чтобы поселиться в нём. У него уже созрел план, чем заняться дальше. Любовь к проказам опасно сплелась с жаждой отыграться на людях за то, что было совершено в прошлом. Это желание стало только сильнее, когда в обнаруженном доме Исаак почувствовал знакомые следы. Он посчитал, что это знак, что сама судьба привела его в это место.

Исаак заколдовал часть леса, теперь его мог в любой момент заволочь плотный туман, вне зависимости от погоды. Опасное явление, ведь в этой местности много болот. Из-за тумана в эту ловушку природы стало слишком легко угодить. Этого Исаак и хотел.

– О, как забавно было заставлять людей плутать по лесу! Так было весело наблюдать за тем, как они с искажёнными страхом лицами пытались найти дорогу! Я просто не мог сдержать смеха, когда наблюдал за ними. Особенно весело то, что в этот момент они были бы рады получить руку помощи даже от самых заклятых врагов. Даже от магов. Даже святоши.

Многих Исаак отпускал, когда ему надоедала эта игра. Просто рассеивал туман, а там уж судьба человека была в его руках. Но далеко не всем так везло. Были и те, кого забавы Исаака заводили прямиком в болото. Он смеялся, наблюдая за тем, как умирали потомки тех, кто с таким же безумным восторгом убивали его собратьев, прикрываясь божьей волей и очищением мира от скверных магических тварей. Особенно приятно, когда в ловушку попадали служители церкви. Их Исаак особенно долго дурачил перед тем, как оставить умирать.

Выходя к людям, Исаак продолжал рассказывать небылицы. Во многих местах именно он пустил слух о том, что во всех бедах, которые обрушивались на зашедших в лес, виновата болотная ведьма.