Текст книги "Зверь (СИ)"

Автор книги: koreandre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Но воздух теплел, и лес внизу медленно переставал казаться сплошным темным пятном, приобретая все более четкие очертания. Орлы сомкнули ряды, едва не касаясь друг друга крыльями. Они снижались. Ланс теперь мог различить и маленькие фигурки животных, строем покидавших лес под присмотром волков и (сердце его екнуло) – огромных котов: тигров, барсов и пум. Сначала он видел только величественных лосей и грациозных оленей, но чем ниже они спускались, тем больше он замечал маленьких лесных зверьков, некоторых из которых видел в первый раз. Замерев, наблюдал он за белками, резво скачущими по ветвям. Каждая из них была похожа и в то же время не похожа на его милого Трескача.

С мягким толчком орлы приземлялись, воины спешивались и, поправив забрало, или перехватив поудобнее топор, исчезали в лесу. Там их встречали волки, которыми руководил Зверь. Лишь за пару часов он стал величавее и могущественнее, чем когда-либо и при взгляде на него ни у кого не оставалось сомнений в том, что перед ними – волчий Владыка. Он и Мьельн назначали людям напарников из своего народа. Тут же ходили и коты – их обязанностью было своей тяжестью ломать древесные ветки и следить за отходом лесных жителей, не спускаясь при этом на землю, ибо они не были властелинами здесь и Твари могли убивать их.

Орлы же должны были поддерживать отряды с воздуха, совершая стремительные влеты, чтобы выхватывать оказавшихся в опасности котов или уносить в своих лапах раненных, не способных к сражению людей. Кроме того, большая их часть улетела вглубь леса, чтобы помочь побыстрее добраться тем Маленьким Созданиям, которые шли из самых глубоких его уголков.

– Я рассчитываю, – подходя к Зверю, сказал Аластор, – что большую часть мы успеем вывести до наступления темноты.

Зверь бросил тревожный взгляд на небо. Вслед за орлами с гор пришли тучи, и сквозь них почти не видно было солнца, но и без этого, доверяя своим инстинктам, волк понимал, что до вечера оставалась всего лишь пара-тройка часов.

– Я, напротив, боюсь, – медленно произнес он, – как бы нам не пришлось задержаться здесь до следующего утра.

На лице Аластора отразился испуг, но он молча кивнул Зверю и зашагал к своим воинам.

– Поторапливайтесь! – крикнул он. – Давайте, ребят!

– Я и не думала, что в Лесу так много зверей, – сказала Аллайя, оборачиваясь к Динь. Тревога в ее глазах на время отступила, уступая место детскому восторгу. – Они такие милые!

Они стояли возле самого выхода из Леса, и мимо них шли и шли Маленькие Создания. Многие из них недоверчиво косились на людей, шепча что-то на ухо сородичам, многие просто проходили молча, опустив взгляд, но лишь двое белок, тех самых, которые говорили со Зверем, обратились напрямую к Лансу.

– Здравствуй, – сказала одна из них. Голос у него был чуть ниже, чем у Трескача, и Ланс понял, что это – самец. – Ты ведь Ланс, верно?

– Верно, – кивнул юноша, удивленный тем, что кто-то знает его по имени.

– Нам знаком твой запах, – пояснил зверек, – наш сын, навещая нас, приносил его в наш дом. И он много говорил о тебе, о твоей смелости и доброте…

Ланс почувствовал, как запылали его щеки.

– Он говорил еще, что ему очень повезло дружить с таким человеком, – продолжил белка.

– Но… – попытался возразить Ланс, но был прерван.

– Я знаю, он погиб. Но он умер как герой, – зверек посмотрел на Ланса так сурово, словно думая, что юноша начнет спорить с ним. – И он никогда бы не ошибся в своих друзьях.

– Спасибо, – пролепетал Ланс, совсем смутившись. Белки, кивнув ему, проследовали дальше, к скалам. Ланс же стоял, опустив голову и глубоко задумавшись о чем-то.

– Темнеет, – раздался встревоженный возглас молодого волка.

– Это лишь тучи… – прошептала Аллайя, прижимая руки к груди. Как бы ей хотелось, чтобы это и в самом деле было так. Но это были не тучи. Солнце зашло за горизонт, и на Лес опустился неприветливый зимний вечер. Люди засуетились, зажигая факелы. Коты, орлы и волки не нуждались в свете. И их острое зрение первым уловило шевеление деревьев.

Лес пробуждался. Ланс ни разу не видел его живым, Аллайя же видела, но лишь мельком, когда забирала умирающего Трескача возле опушки. И теперь они замерли от ужаса. Замерли и все люди, невольно подняв головы.

Воздух наполнился скрипом деревьев. Их ветви потянулись к небу, словно они разминали затекшие после дневного сна конечности. Затем стволы их стали накреняться, словно огромные великаны согнулись в поясе, чтобы рассмотреть что-то очень мелкое на земле. Та резвость, с которой они проделали это, подсказала Аластору, что деревья обо сем были предупреждены. Возможно, кто-то прошлой ночью рассказал им о планах людей, но скорее всего, они днем не засыпают, как казалось раньше, а наблюдают за всем и делают выводы.

– Что происходит здессь? – раздался насмешливый шипящий голос и звери замерли, словно под гипнотическим взглядом удава, не в силах даже бежать. – Что делает этот волк, среди своего народа? Что делают люди на моих землях?

Зверь чувствовал на себе пристальный взгляд всех деревьев, хоть и не мог бы сказать определенно, чем они смотрят. И следующий вопрос, заданный Лесом, был обращен к нему и только к нему:

– Ты привел мне на погибель все четыре народа, Хамфрод? Хочешь заслужить прощение?.. Или вернуть власть?

Подлость и лживость последних слов хлестнула волка как кнутом. Оскалившись, он проговорил, глядя вверх, туда, где, как он думал, у деревьев были глаза.

– Мне нет нужды заслуживать прощение – я ни в чем не провинился перед тобой! – за его спиной послышалось шевеление, это Динь, не растерявшись, потихоньку поторапливала Маленьких Созданий, и одни слова ее и ее присутствие словно дарили им силы справиться со страхом. Каждое из них на секунду смотрело волчице в глаза, а потом продолжало свой путь, тихо и осторожно, но чувствуя, как отвага пламенем разгорается в сердце. – И моя власть существует, лишь пока жив мой народ. Мы пришли сюда не умирать – с тебя достаточно нашей легкой крови. Мы пришли сражаться!

– Ссмело… – прошипел Лес, – но глупо…

Мрак сгустился окончательно и в неровном свете факелов все увидели зловещие длинные и черные тени деревьев, лежащие на снегу. А потом от этих теней потянулись другие – высокие, четверолапые, с горящими алыми глазами. Многие из жителей Леса, котов и орлов, и даже – некоторые волки впервые увидели Тварей.

– Разорвите их… – прошелестел Лес, – на куски…

И потянул свои сучья к бойцам.

Волки шагнули к людям и оскалили клыки. Люди подняли топоры над головами, готовые защищать волков и себя. В одно мгновение воздух наполнился свистом ветвей, воем, стонами и рычанием, шипением и шелестом. Волки рвали Тварей на части, но их становилось все больше и больше, все новые и новые порождения тьмы вступали в схватку. Они шли молча, и не обращали внимания на волков, упрямо двигаясь к людям.

– Не суетитесь, – крикнул Зверь, – хватайте их сразу за глотки и отгрызайте головы! Ломайте ребра и спины!

– Вот уж никогда не подумал бы, – сказал Аластор, замахиваясь топором и ломая протянувшуюся к нему осиновую ветвь, – что у этих Тварей вообще есть глотки, спины и ребра!

– Сзади! – коротко заметил Зверь, сдерживая натиск Тварей, желавших добраться до его двуногого друга. Мьельн был здесь же, и молча, сосредоточенно помогал своему правителю.

Аластор обернулся, но гибкая ветка уже захлестнулась вокруг его горла, раня кожу мелкими шипами. И в тот же момент она обломилась под весом огромной пумы с зелеными глазами.

– Полегче! – хмыкнул Аластор, потирая шею. – Ты мне чуть голову не оторвала!

– Не стоит благодарности, – холодно ответила кошка, и по голосу охотник узнал в ней Карану, начальницу дневной стражи. Грациозно, лишь слегка покачнувшись на обломке, она перепрыгнула на другую ветвь, круша и ее, и спасая какого-то волка от ее удара.

– Лес еще не вошел в полную силу, не тратьте времени на разговоры, – прорычал Зверь, – они пригодятся вам позже, когда все Твари соберутся здесь. Рубите! Рубите деревья! И побыстрее!

В общем, в битве царила такая суета, что сложно было даже представить в ней какой-то порядок. Однако порядок был. Люди и волки стояли в двух шеренгах по две стороны, а между ними, как по живому коридору, убегали оставшиеся жители Леса. Кошки и люди ломали и рубили ветки, которые, свистя над ними, пытались то схватить их, то помешать отступлению Маленьких Созданий. Волки же прикрывали их с боков и спины от свирепых Тварей.

Сквозь тучи пробился призрачно-зеленоватый свет луны, делая происходящее еще боле нереальным, как будто до этого было легко поверить в такую фантастическую битву. Воздух огласился воплями боли и ужаса – Лес, разъяренный битвой и опьяненный запахом крови становился все более и более жестоким. На фоне неба, вздернутые высоко вверх его ветвями метались люди и волки, и даже орлы, неосторожно опустившиеся слишком низко. Потом они словно складывались пополам и умолкали навсегда. Тогда дерево швыряло мертвого воина вниз и вцеплялось в следующего. В снегу шипели оброненные несчастными факелы, и огня становилось все меньше.

Чуть поодаль, на опушке, шла другая битва.

– Скорее, – кричала Динь, – ему еще можно помочь!

Ланс дрожащими руками расстегивал очередной доспех, Аллайя, бледная, словно смерть, вливала в губы воина обезболивающий отвар и он, глубоко и спокойно вздохнув, умирал у них на руках. Те же, кого удалось спасти и наспех перевязать, стонали или, что было хуже, остекленевшими глазами смотрели в небо, ничего не понимая и не чувствуя. Руки девушки были по локоть в крови и талом снеге, на ее плаще не было живого места, и сама она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не разрыдаться и не умчаться подальше от этих ужасов, или напротив, броситься в схватку, чтобы в пылу ее не задумываться ни о чем.

– Живее, девочка, живее… – мягко говорила Динь, – потом все успеется…

И Аллайя, касаясь флягой губ очередного раненного, совсем не верила в то, что «потом» когда-нибудь наступит.

– Этот, этот и этот, – указывала Динь орлам, и они, бережно подхватывая тела, уносили их к поселку. – Нет, этого не трожьте, он не переживет.

– Динь! – раздался внезапно крик Ланса, такой неестественно-тонкий, что и Аллайя и волчица сразу поняли, случилось что-то ужасное. Хотя и сложно было представить что-то ужаснее той бойни, которая на все голоса выла над ними.

Взглядом приказав Аллайе остаться рядом с другими раненными, Динь кинулась на голос.

Ланс стоял на коленях и пристально вглядывался в лицо какого-то раненного. Динь повела носом и вздрогнула, шумно вздохнув. Как и все животные, в первую очередь она полагалась на нюх, и запах этого человека был ей знаком.

– Как так? – Ланс повернул голову к волчице, в глазах его застыли слезы? – Как так?.. Я… я не верю…

Динь одним прыжком оказалась рядом с раненным. Внимательно и ласково она смотрела в его лицо – лицо предводителя всех людей гор. Аластор лежал спокойно, словно спал, но в руке его, сомкнутый судорожной хваткой был зажат огромный топор, а лицо исказилось от ненависти и боли.

– Может быть? – прошептала Динь, и склонилась к самому лицу воина. Нет, он не дышал. Она положила лапу ему на шею… Пульса не было.

– Я… – слова давались Лансу с трудом. – Я проверял… Он мертв, Динь! Почему, почему умирают все, кто мне дороги? Моя мать, отец… человек, который был мне как отец, мой лучший друг? Что за проклятие висит на мне? Почему они?.. Почему не я?..

– Ланс, – мягко позвала Динь, – мы нужны другим…

Но юноша не слышал ее. Он продолжал вглядываться в лицо человека, воспитавшего и вырастившего его, как родного сына. Продолжал вглядываться, словно надеясь, что он сейчас моргнет, слабо застонет, но главное – будет жив! Что его можно будет вылечить!

Но, к сожалению, ни в одном из миров не было лекарства от смерти. И осознав это в полной мере, Ланс с усилием разжал сведенные судорогой пальцы, и принял в ладонь тяжелый боевой топор. Затем поднялся, выпрямился, и не слушая окриков Аллайи, и других юношей, которые помогали целительницам, рванулся в лес, в самую гущу схватки.

Динь не пыталась его вернуть. Низко опустив голову, она шагнула к раненным.

========== Глава VI ==========

Комментарий к Глава VI

Приближается последняя часть, поэтому эта глава такая маленькая. Когда будет готова последняя глава, весь текст будет удален, вычитан, оформлен, возможно – переразбит на главы и отредактирован. Спасибо тем, кто еще, может быть, читает меня. Пожалуйста, оставляйте отзывы.

Мартин брел по лабиринту, придерживаясь рукой за стену. Она казалась ему странной на ощупь, слишком холодной и гладкой, пальцам зацепиться не за что, но в то же время все-таки живой. Иногда Мартину казалось, что она едва заметно покачивалась, словно в такт дыханию какого-то исполина. Эти мысли он конечно сразу же отбросил, боясь возвращения того безумия, которое терзало его несколько минут назад.

Царила какая-то абсолютно невозможная тишина, нарушаемая лишь тусклым лязгом – это Мартин использовал меч как трость, нащупывая острием дорогу, да шорохом шагов. Мрак не стал светлее ни на йоту. И Мартина беспокоил лишь один вопрос – что дальше?

Он прошел первое испытание лабиринта, это было очевидно. Так же он начал понимать, что обычного выхода он не найдет и за тысячелетия блужданий. Чтобы выбраться отсюда, надо было открыть какой-то секрет, узнать какую-то тайну. Может быть, нащупать какую-то тайный, рычаг, механизм, который откроет скрытую в стене дверь. Но подсказок было ждать не откуда, да и к черту их! К черту их, если вспомнить про недавние голоса в голове.

Блуждания его становились все более бесцельными, он не сколько стремился продвинуться вперед, сколько думал, сосредоточенно размышлял, под мерное постукивание меча. Через некоторое время ему пришло в голову, что рано или поздно он умрет от голода и жажды. Но, прислушавшись к себе, он понял, что не испытывает ни того, ни другого, а ведь должно было пройти уже несколько часов, а может быть и веков. А может быть, для этого лабиринта совсем не существовало времени…

Мартин ударил себя ладонью по лбу, но не почувствовал боли и не услышал хлопка. Впрочем, он не обратил на это внимания, подсознательно он ждал чего-то подобного. Тем более, в голову ему пришла куда более важная мысль, точнее – воспоминание.

«Ведь ты вне времени, – сказал ему Змей, гадко ухмыляясь. – Ты мертв».

И, раз он мертв, то ему нечего беспокоится о пище и воде, о воздухе… Ему вообще больше не о чем беспокоиться, кроме того, что он должен найти выход отсюда.

Он брел и брел, кругами, ведя рукой по стенам. Он чувствовал, что ответ где-то рядом, его почти можно ухватить пальцами в этой темноте, только нужно знать, куда совершить бросок.

«Я – мертв, – думал Мартин, стуча мечом по полу, – я мертв, и все-таки я двигаюсь и думаю… Я мертв, но я существую, я…»

Его внимание внезапно привлек звон меча. Он поднял его перед собой и принялся разглядывать так пристально, словно видел впервые в своей жизни. Точнее, разглядывать то место, где должен был находиться меч, ибо тот по-прежнему не светился.

– Я мертв… – повторил он, боясь спугнуть мысль, которая появилась в его голове, и боясь самой этой мысли.

«Ты можешь убить этим мечом тело – можешь убить душу…» – словно наяву услышал он голос старой целительницы.

– Если, – громко сказал Мартин, вслушиваясь в свои слова словно со стороны. – Если в теле можно убить жизнь, значит, можно убить и смерть? Может быть смерть – не отсутствие жизни, а присутствие смерти?

Он замолчал, перепугавшись эха, которое исказило его голос, и ему показалось, словно стены лабиринта стали сужаться, извиваясь. Но он был мертв, определенно, хоть и мертв как-то иначе, чем умирают там, наверху. В любом, случае, ему нечего было бояться быть раздавленным. И он продолжал думать, не обращая внимания на то, что пространство вокруг него неумолимо сокращается.

«Чего я хочу? – думал Мартин. – Чего я хочу больше всего? Выбраться».

Выбраться отсюда, вернуться к живым, вернуться наверх. Вернуться во время и вернуться вовремя…

– Я, – сказал он, и стены замерли, словно ожидая продолжения. – Убью в себе смерть.

Со всех сторон послышалось шипение, и оно было страшнее голосов, оно заполняло Мартина изнутри, заполняло таким страхом, какой был неведом живым. Но он не медлил ни минуты и, зажмурившись, из-за всех сил всадил меч себе в грудь.

И тут же вздрогнул, задышал, тяжело глотая ртом затхлый воздух лабиринта. Он и забыл, и не заметил, когда перестал дышать, блуждая. В груди саднило, живот скручивало от голода, язык еле ворочался во рту от жажды. Он понял, что стал жив, и на пороге смерти, а стены были все ближе. Они явно были полны решимости убить его, и на этот раз – убить окончательно. Тогда Мартин схватил меч – он лежал рядом и светился как и прежде, своим загадочным, голубо-серебристым сиянием, и воткнул его в стену. На пол хлынула черная смердящая кровь, от нее валил дым. А Мартин вонзал меч снова и снова, до тех пор, пока в стене не зазияла огромная дыра, а сквозь нее ворвался призрачный чистый свет и холодный, до боли в зубах, воздух.

– Ты! – услышал он над собой яростное шипение, но не испугался, словно убил страх вместе со смертью. – Как ты посмел?..

Огромная алая пасть дохнула на него зловонием, желтые длинные клыки уже готовы были сомкнуться на его шее, но за спиной Змея, Дементозарда, самой Тьмы послышался спокойный голос, который Мартин уже слышал когда-то очень давно.

– Договор выполнен, – и прямо сквозь чешуйчатый живот Змея, к Мартину шагнул серебристо-туманный конь.

– Ветер… – выдохнул он, но конь не обратил на него внимания.

– Ты не имеешь права, он прошел Лабиринт.

– Это не тебе решать, Стихия… – зашипел Змей, – помни свое место.

– Мое место, – все так же спокойно ответил конь, – рядом с моей Великой. И если ты хочешь, чтобы она сама пришла судить тебя, это легко устроить.

– Она не имеет права судить! – сказал Змей. – Она такая же, как я!

– Ты хочешь Высшего суда, Дементозард? – спросил конь, ударив копытом о землю. – Ты хочешь, чтобы мы разбудили Небытие и оно само судило тебя за твое коварство? Подумай, сколько ты потеряешь тогда, кроме этого мира. Возможно, ты потеряешься сам…

Из пасти Змея вырвалось шипение, он посмотрел на Ветер, и на Мартина, и снова на Ветер.

– Как ты посмел?.. – спросил он теперь у коня. Тот кивнул на грудь человека.

– Его оберег. Меня обязали помогать всем путникам, помнишь?..

– Передай своей Великой… – начал Дементозард, но Ветер перебил его.

– Это ни к чему. Она скоро вернется, и ты поговоришь с ней сам. Уже недолго осталось.

Змей растворился в сумерках, и Мартину показалось, что в Лабиринте наступил рассвет и вот-вот взойдет солнце.

– О чем вы говорили? – спросил он. Ветер легко подхватил его за воротник и закинул себе на спину, совсем как тогда, когда он был еще Номеном.

– Смертному не нужно об этом знать, – ответил он, но в его тоне не было упрека, и Мартин робко продолжил.

– Разве я все еще смертен? Понимаешь, ведь если это было бы так, я бы умер, воткнув в себя меч… – Мартин запустил руки в гриву Ветра, и тот легко тряхнул головой.

– Ты лишь убил в себе Лабиринт. Он, словно Топи, проникает в разум, и питает тело силой, но лишь для того, чтобы вечно удерживать пленника внутри себя. Ты не убил смерть, это невозможно. Но выбор сделал правильный. Хоть и не сразу.

– И теперь… – Мартин провел ладонью по своей груди, – и теперь, я по-настоящему жив?

– Да, это так, – сказал Ветер, – и тебе больше нельзя оставаться здесь. Держись крепче!

– Куда мы? – спросил Мартин, сжимая бока Ветра ногами. Как и прежде, ему казалось чудом, что конь был призрачным, и все же его можно было оседлать.

– Обратно! – ответил Ветер, и, сильно оттолкнувшись, рванулся вверх, серебристым потоком. И чем выше они поднимались, тем свежее становился воздух, и тем плотнее чувствовал себя Мартин. Именно плотнее, словно до этого он был призраком, а теперь снова обретал тело.

– Мои друзья, Ветер? – спросил он, перекрикивая свист полета.

– Им предстояла тяжелая битва, когда я покидал их, – ответил он. – И, к несчастью, я не скажу тебе, живы они или нет.

========== Глава VII ==========

Комментарий к Глава VII

Ну, вот и близится эпилог. Я и сама не ожидала, что это будет так быстро. Так странно. Уже почти прощаться с героями.

– Скучаешь? – Ланс подошел к серому силуэту, неясно маячившему за густой пеленой снега. Тот вздрогнул и повернул к юноше голову. Это был молодой волк. Оскалившись, он с презрением смотрел на приближающегося человека.

– Убирайся, – сквозь стиснутые зубы, прошипел Арлан, сын Рандарека, ныне мертвого регента волчьей стаи. – Убирайся прочь, человек.

Но Ланс и не думал уходить. В это тяжелое время он неосознанно искал общества, а осознанно – не хотел никого видеть. И его, измученному потерями разуму, угрюмый молодой волк казался лучшим собеседником.

– Я не могу уйти, – просто ответил Ланс, опускаясь на одно колено рядом с волком и ладонью счищая снег с темного камня. – Здесь мой отец.

Он сказал это твердо, однако в глазах защипало и буквы, высеченные мужчинами поселка на надгробии могилы Аластора, потеряли четкость.

– Я знаю, что здесь и твой отец тоже, – мягко сказал Ланс, не поворачиваясь к волку.

– Какое твое дело, человек? – едва сдерживая рык, спросил Арлан. – Какое твое дело до моих мертвых? Ты тварь, эгоистичная тварь, уже лишь потому что ходишь на двух лапах. Хочешь обмануть меня? Притвориться, что сочувствуешь, а потом… Что тебе нужно? Отвечай! – Арлан вскочил на лапы. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, клыки обнажились в оскале до самых десен, его трясло от ярости. Он смотрел на нежное горло своего заклятого врага, эту нелепую тонкую шею, выглядывающую из слишком широкого мехового воротника, и мечтал лишь об одном – вцепиться в нее, так, чтобы захрустела кость. Чтобы кровь, горячая кровь пролилась в горло, утоляя жгучую жажду мести. Арлан очень хотел мстить, но не знал, кому, и потому сейчас ненавидел каждого, кто встречался ему на пути. Особенно, из ненавистной двуногой породы людей.

– Поговорить, – сказал Ланс. Он счищал снег с букв пальцами, не чувствуя ни холода, ни угрозы от разъяренного волка рядом. – Ведь я знаю, как ты себя чувствуешь. Я чувствую себя так же…

Чуть подвинувшись в бок, он оказался напротив могилы Рандарека, едва не коснувшись плечом Арлана, и стал стряхивать снег и с нее.

Они все были похоронены здесь – воины Великой Битвы. Аластор. Рандарек. Отважная Карана. Многие другие, из тех, кто лишь полтора месяца назад еще дышали, чувствовали, радовались жизни. Могилы их были отмечены угрюмыми серыми камнями, коими был так богат этот край. На каждом надгробии высечено имя – чтобы не забыть никого.

– Не смей, – прохрипел Арлан. – Не смей сравнивать свои мелочные чувства с волчьими. Вы не умеете так любить. Вы не умеете так скорбеть! Ваша память слабее, чем память озерных рыб, и не далее, чем через пару веков вы будете прыгать на костях ваших мертвых, тогда как мы вечно будем чтить их!

– Не смей… – впервые с начала их разговора в голосе Ланса послышалась хоть какая-то эмоция, а бледные его щеки порозовели. – Не смей так говорить о нас!

Он вскочил на ноги и сжал кулаки, развернувшись лицом к Арлану.

– А то что? – волк ехидно осклабился. – Убьешь меня? Кажется, вы так решаете свои проблемы? Попробуй, подойди… – он понизил голос и почти прохрипел. – Попробуй, подойди, и ты узнаешь, насколько остры мои клыки!

– Арлан! – раздался строгий возглас. В один прыжок между Лансом и волком оказался Мьельн, отпихнув их друг от друга. Они оба свалились в снег и оба тут же вскочили, распаленные, почти готовые вступить в битву, и сдерживаемые лишь Советником Зверя, стоящим между ними.

– Вам мало крови? Мало смертей? – тихо спросил Мьельн. Грудь его тяжело вздымалась. – Мало?! – воскликнул он. – Посмотрите туда! Смотри же, чертов щенок!

Он схватил Арлана за шкирку и повернул его морду в сторону поселка. Ланс тоже посмотрел туда, хотя и знал, что он увидит.

Печальная процессия Маленьких Созданий несла своих павших в передних лапах или несла их на спинах. Это уже были не жертвы войны – это были жертвы голода. Страшного голода.

Ровно полтора месяца прошло с тех пор, как окончилась битва в Лесу. Стояла середина зимы и такой суровой зимы не помнили эти горы. Казалось, даже камни были скованы морозом, и ветер эхом бесновался и трещал в скалах, обрушивая в пропасти целые сугробы снега. Вьюгам не было конца, каждое утро возле дверей человеческих домов наметало сугробы, и дорогу к колодцу приходилось откапывать по два раза на дню. Но самое страшное было не это.

Замерзала и уходила к югу добыча, водящаяся в Дикоземье. Волки сбивали лапы в кровь об снег, но их охота все реже завершалась успехом. Зверь ходил хмурый, исхудавший, со впавшим животом и растрепанной шерстью. Всюду, тенью следовал за ним верный Мьельн. Кроме того, даже если бы все осталось по-прежнему, и зима не была бы такой суровой, горы все равно не смогли бы прокормить столько хищников.

Маленьким же Созданиям приходилось еще хуже. Все их зимние запасы орехов, грибов, ягод и другой снеди остались в Лесу. Самые отважные разведчики, товарищи Трескача по первости выбирались туда днем и приносили с собой все, что могли найти и откопать из под снега. Но вскоре и они пришли ни с чем – прознав о их вылазках, деревья отыскали и разметали, растоптали и раздавили все тайные хранилища. Можно было еще найти редкие остатки былых сокровищ, но уходило на это много времени, а дни становились все короче и холоднее. После того, как две неосторожные белки и барсук были разорваны на части ожившим в сумерках Лесом, Зверь запретил ходить туда.

Так начался Голод. Люди делили со зверьми свои запасы, но их было мало, ведь горы никогда не славились обилием плодородной земли. Хорошо было тем, кто впадал в спячку, они и не ведали о тех бедах и лишениях, которые приходилось терпеть их собратьям. Динь и Аллайя сбивались с ног, пытаясь травами и отварами поддерживать угасающие силы Маленьких Созданий, а те днями напролет копошились в сене, заготовленном для циринов, чтобы отыскать там немного семян, черных сухих ягод и жухлых травинок.

Все больше было погибших – их иссохшие тела хоронили в общих могилах, с трудом выдалбливаемых в промерзлой земле. Все меньше оставалось тех, кто верил, что доживет до весны. Не оставалось сил даже роптать – встречаясь друг с другом, исхудалые Маленькие Создания прятали взгляд, едва слышно здороваясь. Они считали, что все эти испытания посланы им за тот черный ритуал, который их предки совершили много веков назад.

Среди волчьей стаи тоже было тихо, но угрюмо. Все больше волков смотрели на проходящего мимо них Зверя с укором, но еще никто не осмелился высказать его ему, ибо выглядел тот как дьявол, и каждый понимал, что за любым неосторожно сказанным словом последуют клыки и смерти. Однако пока стая молчала из последних сил, Зверь старался поддерживать каждого и вселять надежду в свой народ, оказавшийся на черте гибели. Он сам выходил с охотниками, искал упорнее и дольше всех, а ел меньше всех, хоть и первым, ибо это было правом вожака, а теперь, после гибели Рандарека, Зверь стал вожаком.

В полной тишине Маленькие Создания прошли мимо волков и человека. Они едва стояли на лапах и поддерживали друг друга. Ланс закрыл глаза. Ему бы хотелось, чтобы все это было страшным сном. Арлан замолчал, и морда его болезненно скривилась.

– Что мне смотреть на это? – спросил он у Мьельна, пытаясь казаться безразличным. – Разве не сами они виноваты в этом? Разве не люди довели их до этой вины? И разве не лучше было бы оставить их в Лесу?

– Умирать? – глухо спросил Мьельн. – Без малейшей надежды на спасение?

Арлан дернул головой.

– Зато быстро! Кроме того, Лес не смог бы убить всех! Ему нужны слуги! Без них власть не сладка!

– Да? И ты бы выбирал, кто остался в живых? – Мьельн посмотрел на Арлана без ненависти и гнева, лишь удивленно и устало. – Ты и прихвостни из твоей шайки?

– Многие из них, – ответил Арлан, – пали в бою!

– Чем, несомненно, заслужили прощение, – сказал Мьельн. – Память о них теперь будет светла. Но ты – ты еще жив. И недалек от того, чтобы навсегда заклеймить себя позором. Ты скорбишь об отце – но, что ты можешь кроме скорби?

Арлан молчал. Он ненавидел этого волка за прямоту и всей душой радовался, что они здесь одни – Ланс ушел вслед за Маленькими Созданиями, чтобы помочь им похоронить своих павших.

– Ты кичился волчьей памятью перед человеком. Говорил ему, что будешь чтить своих мертвых вечно, и тут же хотел пролить кровь на их могилы. Кто учил тебя закону, Арлан? И почему ты не слушал этих уроков?

Волк молчал, с ненавистью глядя на Мьельна. Он хотел бы разорвать его, чтобы тот не стоял перед ним и не говорил этих правдивых тяжелых слов. И в то же время, в его душе словно что-то ломалось, будто лед, в который Лес заковал его сердце, таял, уступая место чему-то большему, пускай болящему ноющей болью, но настоящему и чистому.

И, сделав один широкий шаг, он мордой уткнулся в серое плечо Мьельна, скрывая свои слезы и трясясь от рычащего плача.

Мьельн стоял неподвижно.

– Довольно, – мягко сказал он, и Арлан выпрямился. В его взгляде больше не было ненависти. – Идем. Смеркается, и медлить нельзя. Нам не хватает молодых и храбрых охотников.

– Я оставлю тебя здесь, – сказал Ветер, бережно спуская Мартина на землю. – Дальше иди сам – здесь уже недолго.

– Ты вернешься к ним? – спросил Мартин. – А ко мне?

– Может лишь в самом конце пути, – ответил Ветер. – У меня много дел в других мирах.

И, тряхнув гривой, он исчез. Только тогда Мартин огляделся.

Здесь было очень светло – это первое, что бросалось в глаза после мрака Лабиринта.

Здесь гулял свежий морской ветер – Мартин понял это, когда полной грудью вдохнул просоленный воздух. Услышал он и гул волн, далеко внизу. Они рвались к скале, с разбегу ударялись от нее и отступали, поверженные, но непокоренные, брызжа желтой пеной. Отступали, лишь чтобы начать новый разбег. Это Мартин увидел, когда подошел к краю обрыва.

Он был на уступе. На каменном уступе, едва покрытым мхом. Заканчивался этот уступ острием. А на острие росло Древо.

Сначала Мартин просто увидел его черный мрачный силуэт, размытый в утреннем тумане. Он зашагал к нему, и, хотя шел он быстро, Древо, казалось, не приблизилось ни на шаг. Тогда Мартин побежал. Он побежал, потому что почувствовал сомнения. Нет, не страх – ему казалось, что страх он вырезал вместе с Лабиринтом из самой своей груди. А именно сомнения. Древо явно таило в себе угрозу, и хотелось сблизиться с ней как можно скорее, чтобы разгадать ее суть и суть волнения, поселившегося в сердце юноши.