Текст книги "Эклетика. Часть первая. Полуденные тени (СИ)"

Автор книги: Kitty Lui

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

И теперь Йонсу Ливэйг появилась в его жизни снова, то ли как луч света, то ли как предвестие конца.

– Что такое? – Селеста явно заметила, что принц стоит в каменной позе перед дверью и не решает ее открыть.

– Новая придворная дама, – выдохнул Михаэль. Нужно прийти в себя.

– Новая дама? – шепотом переспросила Ленрой, приподнимаясь на кровати.

– Тихо, – процедил тот.

«Мой муж еще не вернулся?» – чуть дрожащим голосом спрашивала Мариэль по ту сторону двери. «Нет», – отвечал Спэйси. Михаэль был готов поклясться, что Ленрой-младший снова прожигает его жену взглядом – насколько это можно ожидать от воплощения флегматичности. Семнадцатилетний юноша еще не понимал, кто такой принц-наследник и почему с ним не стоит создавать конфликты. Четвертый год Спэйси продолжал заигрывать с Мариэль. Та отвечала вежливым безразличием.

«Жаль. Пошли, Йонсу», – произнесла Мари, мысленно обозвав мужа козлом, что Михаэль не мог не уловить. Тень улыбки снова тронула его губы. Судя по шагам, Ливэйг и Мариэль продолжили подниматься по лестнице. Скорее всего, к Правительнице.

– Буду вечером, – сказал Михаэль и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор. Спэйси еще стоял около своей двери, провожая взглядом посетительниц. На плечах сына Эрродана Ленроя красовалась простыня. Михаэль просто прошел мимо него в сторону второй лестницы, которой мало кто пользовался. Она предназначалась для обслуги: за последние десять лет численность смертных в замке резко сократилась. Михаэль не верил никому. Сирса с радостью уничтожала все его подозрения призрачным огнем на главной площади.

Поднявшись на два этажа, принц оказался в просторном коридоре, увешанном портретами императорской семьи. На самом видном месте, разумеется, висела картина, изображавшая Правительницу, леди Астрею Аустенос. Следующий Михаэля не интересовал. Он остановился около своих родителей.

– Зачем вы туда поплыли? – вслух произнес он. Михаэль больше походил на мать, и леди Астрея не уставала этим унижать. Астрея всегда ненавидела Адору, сколько он себя помнил. Она ненавидела каждую женщину, осмеливающуюся испортить чистоту императорской крови.

Следующий – он, и портрет – точно зеркало. Равнодушно скользнув взглядом по отражению, Михаэль сделал пару шагов вперед.

Аделайн.

Любимая жена стояла на побережье устья Нойры, на фоне Каалем-сум, который сын построил для них. Однако задний план в виде золота и белизны не интересовал Михаэля. Не интересовало и небо. В мрачном расслаблении он смотрел на тонкую фигурку Аделайн, отмеченной милостью Темного короля. Властелин Синааны подарил ей бессмертие, от которого она отказалась после смерти сына. Когда писали портрет, Вердэйн был еще жив: потому Аделайн улыбалась на полотне и глаза ее сияли, как в жизни.

Она умерла при нем, на веранде в Каалем-сум, на обеде. Сердце просто остановилось, будто поняв, что должно было сделать это давно. Эльфы не живут вечно: принцесса Аделайн могла бы стать исключением, если бы не отказалась от бессмертия в тот час. Стакан с водой выпал из рук, разбился на полу от падения. В тот день Валентайн Аустенос, его внук, первый и последний раз плакал, как ребенок. Даже в самом нежном возрасте старший из сыновей Вердэйна сохранял наигранное самодовольство, которое не позволяло показывать слабости. Михаэль же… Он не помнил, вырвались ли у него слезы или нет – какое это имело значение? Аделайн ничего не успела сказать ему. В памяти остался только разговор последнего вечера.

«Это несправедливо», – убеждала она тогда, и два слова предупредили судьбу Михаэля.

Нельзя об этом думать так открыто…

Вздрогнув, принц отошел от портрета Аделайн. Следующим висело изображение Вердэйна. Леди Астрея долго порывалась его убрать, однако столкнулась с такой волной недовольства убитых горем родителей, что Вердэйна Аустеноса, в отличие от его жены и старшего сына, оставили в галерее почета. Михаэль заявил, что уничтожит себя в озере Вэйль далеко на востоке, если с единственным изображением любимого сына что-нибудь случится. Угроза подействовала.

На полотне Вердэйну едва исполнилось семнадцать лет. Он уже не был мальчиком, но еще не стал мужчиной. Леди Астрея говорила, что на Вердэйне императорская кровь окончательно испортилась: юноша оказался смугл, и невозможно было понять, настоящий ли это цвет кожи или вечный загар путешествий, темноволос и кудряв. От отца он взял разрез глаз и очертания носа. Остальное Михаэль с трудом мог признать своим. Разве важно, как он выглядел? Его больше нет…

Гнев ударил в голову Михаэля, едва он вспомнил про жену сына. Подлинная двуличная змея, которой нет прощения. Нет прощения и старшему внуку – полнейшее разочарование, сведшее Аделайн в могилу. Оба портрета Михаэль собственноручно сжег дотла. Выдохнув, точно рассерженный зверь, чью рану снова потревожили, принц отвернулся от полотна, не в силах больше смотреть на него. Остальные его не интересовали. Остальные мертвы. В живых остались только две Кэтрин, обе из которых никогда не родят ребенка. Валентайн изгнан из Империи. Единственная надежда рода – Сэрайз.

Сэрайз. При мысли о любимой дочери гнев утих, дыхание успокоилось. Малышка Сэрайз.

Он так и не увидел ее вчера.

Михаэль и Мари знали, на что идут. Они знали, что двойное проклятие Мариэль не даст им родить ребенка. Восемь раз пыталась забеременеть жена наследника, и только четыре раза это получилось сделать. Первая беременность прекратилась на втором месяце; следующая – завершилась выкидышем облученного уродца; третий ребенок родился мертвым калекой; и только с четвертой попытки родилась девочка, которой дали имя Сэрайз. Первые годы они боялись, что малютка не выдержит окружения, что она больна. Однако прошло девять лет, а Сэрайз Аустенос еще жива и не испытывает никаких проблем со здоровьем. Единственное исключение – вампиризм.

Она родилась такой. Мариэль рыдала навзрыд, когда узнала: они надеялись, что императорская кровь возьмет вверх. Первые года Михаэль и Мари старались никому не давать дочь в руки, ведь та могла укусить и открыть тайну. Вампиры – презренная раса. Им нет места в Анлосе. Изредка кто-то понимал, кем является Сэрайз. Тогда Михаэль безжалостно уничтожал свидетеля, по этой же причине опустел замок. Шли годы, и тайна все-таки оставалась тайной. Сэрайз росла, становилась всё краше. Леди Астрея даже смирилась с ее существованием.

Что уготовано Сэрайз? Михаэль боялся думать. Наверное, то же, что и всем им…

Принц поднялся по лестнице до нужного этажа и сразу же постучал в комнату дочери. Сэрайз – ранняя пташка, и встает с первыми лучами солнца. Совсем не как он.

Наверное, Сэрайз будет вынуждена выйти замуж за какого-нибудь высокопоставленного ублюдка, развратного и алчного принца провинций или островов, мешка с деньгами, нужного Империи. Михаэль невольно провел параллель с самим собой. Аделайн, будучи в возрасте тринадцати лет, явно не грезила подобным. Пока Сэрайз слишком молода, чтобы выдавать девочку замуж, но война может внести внушительные коррективы.

– Открыто! – крикнула дочь из комнаты.

Она лежала на кровати, что-то рисуя в альбоме. Сэрайз любила рисовать. Ее часто можно было увидеть в саду, на берегу реки, в библиотеке и других прекрасных, живописных местах. Грифель ласково скользил по бумаге, намечая будущий рисунок. Карандаши, мелки, пастель, акварель, гуашь, масло – юная художница перепробовала всё. Малышка родилась одаренной. Михаэль вызвал художника с Аливьен-иссе, чтобы тот научил Сэрайз рисовать. Частицы серебристой крови позволили освоить ей эту сложную науку так быстро, что старый эльф разводил руками от потрясения. Он никогда не сталкивался с подобным.

В ее возрасте Михаэль предпочитал валяться на кровати с девушками, а не с разноцветными акварельными карандашами.

– Я не вовремя? – ласково окликнул он, нерешительно входя в спальню. Каждый раз Михаэля мучило чувство вины перед дочерью. На что он ее обрек? Милосерднее было бы не давать ей рождаться, но разве он понимал это тогда…

Сэрайз подняла большие темные глаза – такие же, как отца в молодости.

– Как ты можешь прийти не вовремя? – звонко спросила она ответ. Светлые с золотинкой кудри спускались по ее плечам. «Ангел, – подумал Михаэль. – Подлинный ангел». Он окинул взглядом комнату, светлую, чистую, залитую солнечным светом, аккуратно убранную. Могло ли кому-то прийти в голову, кем является его дочь? Михаэль присел на кровать.

– Что рисуешь?

– Рассвет, – произнесла Сэрайз.

Она обречена на смерть. Такова судьба всех, кто родился в мире Мосант. Такова каждой пешки, направляемой Правительницей и Темным королем. Сколько лет он отрицал это? Сколько лет обманывал сам себя? Только со смертью Аделайн пришло окончательное осознание. Тогда Михаэль не решился идти против основ мира – тот сокрушил бы его. Но время шло, а вера крепчала. Смерть касалась рук Михаэля каждый день. Иногда пытались убить его, иногда – убивал он сам. Двенадцать миллиардов лет – не пустой звук.

Никто не властен над судьбой в проклятом мире Мосант. Каждый умрет тогда, когда ему предрешено. Никто не может повлиять на исход. Осознание беспомощности сводит с ума. Вот что приводит меморий в темницы Анлоса. Не рука Темного короля, вовсе нет. Оно приходит со временем, когда паутина лжи соединяется до конца.

Потому храм Альфираци называется храмом блаженства. Знание истощает разум. Адепты Альфираци не просто целительницы. Каждый месяц вместе с омоложением мемория получает свою дозу обмана. Блекнут, стираются воспоминания, разрушается паутина. Очевидное проходит мимо всех жителей Мосант – они всего лишь пешки, обреченные на смерть, когда того пожелает Король.

Разве мог Михаэль смириться с такой судьбой, уготованной Сэрайз?

Судьбой, уготованной всем?

– Завтра сходим в храм Альфираци, – сказал Михаэль. – Я хочу показать тебе кое-что.

========== Глава 8 Китти III ==========

Ничто так не тяготит, как преданность.

Агата Кристи

Кэтрин Вилариас никогда не участвовала в боевых действиях. Она не совсем понимала, почему Лойра и другие придворные дамы жались к стенам, подальше от широких окон; почему спешно закрываются ворота, ведущие непосредственно в сам город; почему со стен снимают картины, большей частью пейзажи и натюрморты, а портреты оставляют, забрав только два – леди Астреи и её блистательного правнука. Почему все мечи и алебарды с копьями с тех же стен спешно выбрасывают куда-то в окно, хотя Китти знала, что они давно стали непригодными для боя и являлись чистым декором. Уж явно не для помощи гвардии, собравшейся на площади у моста во взволнованное море, ощерившееся оружием, как гигантская игольница.

Война всегда обходила её стороной. Ни в молодые годы, проведенные за Гранью, в мире смертных, ни в самой Мосант ужас кровавых баталий никогда не касался Китти. Как аристократка, во время боевых действий она должна была сидеть за толстыми стенами замка – Анлоса ли, Верберга или Каалем-сум, не смея и носа высунуть наружу. Сегодняшний день не стал исключением.

Лорд Танойтиш аргументировал это так:

– Если ты пострадаешь, меня живьем сожгут, – заявил он, отдав приказ спустить леди Вилариас, как и всех остальных, в зал, находящийся на первом этаже. Дополнительная внутренняя стена защищала это место от ядер пушек, но то, что происходит в устье Нойры, им было прекрасно видно. Их отвели туда, чтобы беспрепятственно собрать ценное имущество для эвакуации, без помех в виде перепуганных женщин под ногами. О контратаке речи пока не шло: Китти не видела ни одного корабля под белыми парусами с золотой каемкой, направлявшегося в устье. Флот Синааны продолжал беспрепятственно расстреливать города, не встречая никакого сопротивления.

Глядя на корабли врага, она не понимала, почему Лойра Танойтиш рыдает, взывая к силам, в которые Китти давно не верила. Чем им могли помочь Звезды? Чем им мог помочь Бог? Она видела его. Бог находился по ту сторону Сирмэна, и это его корабли расстреливали прибрежные города. Бог был под знаменем горящей в призрачном пламени луны. Ее пламени.

Поднимался ветер, высокие волны лизали причалы и береговую линию, бились о набережную там, где дома подходили прямо к воде. Нижний город опустел, горожане хлынули вглубь острова, надеясь найти спасение. Все военные силы были брошены на площадь перед мостом, что вел в центр, где формировалось основное ядро защиты. Китти прислонилась к арке окна. Вода все прибывала, заливая камни, небо быстро наливалось подступавшей глубокой чернотой. Стекло покрыл искусный рисунок мороза, из рта девушки вырывались белые облачка. Китти поплотнее укуталась в плащ, спасаясь от холода. Она догадывалась, кто стал причиной столь резкого перепада температуры, но не хотела об этом ни говорить, ни думать.

С улицы стали доноситься особо близкие пушечные залпы, вслед за ними послышался грохот обвалившейся где-то на востоке крепостной стены. Видимо, один из кораблей подобрался прямо к городу, благополучно миновав линию первой обороны – закрепленные в воде якорями деревянные понтоны (1) с установленными на них пушками. Можно было не сомневаться, что их команды сняты меткими выстрелами с кораблей, а понтоны потоплены.

– Мы так проиграем, – с иронией произнесла Китти, переведя взгляд на гвардейцев, беспомощно толпившихся у моста. Латы их потускнели, длинные золотые хвосты, выглядывавшие из-под шлемов, растрепались. Гвардейцы совершенно бесполезны в бою, не в состоянии оказать достойное сопротивление наступающим. Наряженные в блестящую сталь и роскошные перья чванливые пустышки, не нюхавшие пороха и знавшие, с какой стороны следует держать меч, только на уровне интуиции. Вокруг стаи павлинов, мнящих себя до недавнего бравыми воинами, металось несколько офицеров, выкрикивавших противоречащие друг другу команды и вносившие еще большую сумятицу в ряды подчиненных. За десятилетнее отсутствие лорда Михаэля сменилась вся гвардия, и новобранцы ни разу не участвовали в боевых действиях. Они стали ими только благодаря смазливой внешности.

Из-за истерики леди Лойры Китти никто не услышал.

Слуги спешно собирали со столов и из пузатых шкафов сервизы, посуду из драгоценных металлов и хрупкой керамики, стаскивали в открытые сундуки одежду господ. Как только сундуки наполнялись доверху, их сносили вниз. Коридоры постепенно пустели. Лорд Танойтиш приказал забрать даже ковры – что уж говорить о деньгах? Было слышно, как в открытых хранилищах звенят монеты, ссыпаемые в кожаные мешки. Китти знала, что где-то внизу, в тайной гавани, её, как и других аристократов, ждет судно, готовое увезти на запад. Обратно, в до противного идеальный мир, где ничто не должно было омрачать беспечное существование высшего класса.

– Тише, миледи, – шептала престарелая служанка своей истерившей госпоже. – Они не посмеют тронуть вас.

Это заявление, полное беспочвенной уверенности, вызвало у Китти лишь улыбку. Лойра Танойтиш не была драгоценной пленницей, представляя ценность только для самой себя. Синаана убьёт её без раздумий. Китти помнила прошлую войну: помнила, как вместе с сестрой и Михаэлем Аустеносом пришла в отвоеванный Палаис-иссе, чтобы увидеть там лишь гору трупов. Леди Ситри, уходя во Тьму, уничтожила и жителей замка, и жителей наземного селения карриолов, распяв их на железе. Бывшая генеральша Света не пожалела даже маленьких детей, которых вполне могла бы забрать с собой, чтобы сделать рабами, но не стала этого делать. Что говорить о сварливой дочери лорда Танойтиша, которая одним своим присутствием могла отравить существование живущих рядом?

Сама Китти была уверена, что её, члена семьи Аустенос, не тронут. Валентайн не позволит причинить ей вред. Слишком близки они были, живя в Анлосе. Хотя, возможно, думая так, она мыслила довольно наивно… Китти была уверена, что на город нападает именно Валентайн. Девушка знала, как сильно жаждет мести тот, кого окрестили «полуночным рыцарем». Будучи на его месте, Вилариас поступила бы так же.

Кроме того, она под защитой стен города и какой-никакой, но армии.

Внезапный порыв ветра ударил по створкам огромного окна и разбил одну из них. Китти отпрянула назад. К счастью, посыпавшиеся осколки пролетели мимо нее: стекло обрушилось на толпу женщин в богатых одеждах. Раздались крики, стоны тех, кто не успел убраться из-под водопада осколков, как Китти. Внимание перешло к пострадавшим, и девушка, воспользовавшись общей суматохой, проскользнула в дверь балкона и спряталась за колонной. Ледяной ветер дул в лицо, забрасывая пряди волос на плечи и спину, жалил глаза.

Не слишком ли много холода для одного дня?

Кэтрин Вилариас вновь обратила взгляд на толпу гвардейцев. Внизу явно что-то происходило, раздавались громкие крики. Она не понимала и половины долетавших до неё слов, но, видимо, по какой-то причине задерживался подход войск, которые действительно могли оказать действенное сопротивление врагу. В одиночку Торнтон, капитан гвардии, переводить своих подчиненных не решался.

Корабли, среди которых, к своему удивлению, Китти не заметила ни одного «светлого» (всё было создано на верфях Синааны), тем временем подошли к самому берегу. Некоторые продолжали обстреливать Каалем-сум из тяжелых орудий громадными ядрами из камня и железа, устрашая армию и горожан, которых не торопились выводить из осажденного города из-под обстрела. Скорее всего, нападавшие решили разобраться с крепостями по очереди, не давая армии южного города пойти на помощь северному.

Повернув голову на восток, Китти увидела дым, оставляемый орудиями кораблей после каждого выстрела. Воздух был насыщен резковатым ароматом серы и гари, доносимой до Каалем-сум. Хлопки ударявших в стену ядер были слышны и на расстоянии. Приглядевшись, девушка смогла увидеть, что деревеньки, находящиеся у лесов озера Вэйль, уже объяты пламенем пожаров. На севере, со стороны Реймир-сум, все пока было тихо, но атака наверняка велась и там. У островов покачивались на легких волнах вражеские корабли. Стало чуть теплее, но ветер продолжал жалить неестественным холодом.

Реймир-сум молчал, ничем не отвечая на атаку. Его защитники или копили силы, или были совершенно деморализованы, чтобы оказать сопротивление. В любом случае Китти считала, что пора бы начинать защищаться. О том, что расправившись с эльфийским городом, нападавшие начнут целенаправленно осаждать Каалем-сум, она почему-то не думала. К осаде она относилась как к игре, зная, что не может стать проигравшей стороной. Эта война никогда не будет иметь победителя – она это знала. Нападавшие не посмеют тронуть ее, представительницу рода правителей Империи, если у них есть хоть капля разума. К сожалению, не все слуги Темного короля обладали разумом, но Валентайн имел точно. Ведь демон-оборотень сам выходец из ее рода.

Тем временем на стороне Реймир-сум начало происходить что-то интересное. Несколько гражданских судов и лодчонок, взявшись ниоткуда, смогли отчалить с внутреннего порта города и попытались прорваться на соседний остров, к Каалем-сум. Прямо на глазах Китти самое крупное из судёнышек, спасавшихся бегством, было потоплено одним-единственным метким выстрелом с вражеской галеры. Пара быстрых вражеских баркасов бросилась остальным беглецам наперерез.

От наблюдений за бегством отчаявшихся жителей Реймир-сум её отвлекли барабаны, заигравшие внизу. Кажется, конница, которую так ждали Торнтон и гвардейцы, все же вышла на помощь. Решив посмотреть на это действо поближе, Китти опасно свесилась вниз, перегнувшись через парапет. Совсем рядом была крыша беседки, покрытая тонкой пленкой изморози.

– Стой! – крикнула какая-то женщина.

Её предупреждение запоздало, Китти не удержалась на парапете и не слишком грациозно рухнула на покрытие беседки. Крыша оказалась скользкой. Больно ударившись о металл, Китти, безуспешно пытаясь затормозить каблуками, скатилась по ней и приземлилась прямо на пожухлую траву лужайки сада. Роскошный сад, гордость Каалем-сум, превратился в лужу. Где-то вверху разбилось второе окно. Девушка услышала, как кто-то подбежал к краю балкона.

– Стой, дура! – донесся вопль Лойры. – Что я скажу леди Астрее?

– Что меня тут не было! – крикнула в ответ, не глядя на нее, Китти.

Девушка, поднявшись, отряхнула платье с плащом и подбежала к заграждению. Сад обрывался прямо на набережную, но на нее Китти сойти не спешила. Вилариас почувствовала, как по лицу забили холодные соленые капли. Соленые? Откуда в Нойре соль? Китти опустила взгляд. Вода поднялась на пару метров, забегая волнами на мокрый камень. Внезапным порывом ветра девушку отбросило на пару шагов назад. Тучи на небе засверкали разрядами в новом приступе злости; Китти ухитрилась схватиться за фонарь. Было больно открывать глаза, брызги кололи кожу, в ушах свистел ветер. С балкона донесся истошный визг леди Лойры; крайняя шеренга гвардейцев, воспользовавшись тем, что командиров тоже отбросило к оградам, ухитрилась сбежать. Про себя девушка обозвала их трусами. Новый порыв ветра вызвал волну, окатившую набережную. Китти прижалась к фонарю еще сильнее, вцепившись в столб так, что побелели пальцы.

Погода портилась стремительно. Откуда-то с востока тянуло новые тучи, черные, сливающиеся с потемневшими водами пролива, будто созданные из пепла. В глубине обсидианового покрывала то и дело виднелись короткие вспышки света, и уши пронзал новый гром. Гром напоминал о Кестрель. Ураган уносил черепицу с домов, выламывал стекла, срывал с набережной камни, опрокидывал статуи, украшавшие парк, крушил стены. Судна, оставшиеся в порту Каалем-сум, засосало в бушующее море, посрывав с якорей. Китти сумела приоткрыть глаза. В отличии от изнемогавшего от стихии Каалем-сум побережье у Реймир-сум непогода не тронула – там было тихо, и корабли противника, двигаясь в спокойных водах, продолжали методично обстреливать стены. Мимо носа девушки прошелестели оборванные листья.

Оставшиеся на площади гвардейцы дрогнули вслед за сбежавшими. Стена из людских тел прогнулась, словно натянутый до предела лук, затрепетала испуганными голосами, гримасами лиц, доведенными до предела своего запаса мужества, и вдруг рассыпалась, бросив людей в разные стороны. В этот момент откуда-то из недр замка раздался гонг, и начали медленно открывать ворота. На мощенные улицы вступил первый ряд конников на рослых, крепких лошадях. Закованные в клепанную кожу и блестевшие панцири воины горделиво сидели в седлах, с суровыми лицами, сухо поджатыми губами. Большинство из них носили бороды, под стать ехавшему впереди командиру. Эти воины в отличии от «игрушечных гвардейцев» прошли не один десяток боев, хотя в последнем им удалось побывать много весен назад. Торнтон тем временем куда-то исчез. Новый командир мгновенно стал главным не только фактически, но и формально.

Как только первый конь ступил на мост, новая вспышка грозы озарила устье Нойры. На миг Китти показалось, что она ослепла. Оторвав руку от фонаря, она начала отчаянно тереть глаза, пытаясь убрать яркие пятна, что, казалось, отпечатались на внутренней части века, и почувствовала под ступнями разлившуюся дрожь земли. Подслеповато щурясь, Китти взглянула перед собой. Мост покачнулся: опоры, державшие его, с громким стоном треснув, надломились. Мутные воды забурлили; в бесчисленные круговороты Нойры посыпались камни опор. Ветер, поднявшийся не на шутку, скрыл Реймир-сум за завесой морских капель и прибрежного песка. Китти не могла не испытать восторженного благоговения перед мощью стихии: подобного шторма она не видела за всю свою долгую жизнь. Устье реки обуял сумрак.

Конники в растерянности столпились у основания полуразрушенного моста. Падения опор, простоявших века, не ожидал никто. Лошади истерически заржали, гарцуя на месте в плотно сбившейся куче. Командир попытался организовать строй, отвести людей от опасной близости к полуразрушенному мосту и перестроить порядок. Выкрикиваемые команды слышала лишь часть людей, ехавших впереди. С два десятка конников постарше, отделившись, попытались принять указанное положение по краям моста. Несколько воинов, спешившись, осматривали оставшиеся стоять боковые опоры перехода, пытаясь оценить повреждения и то, выдержат ли остатки моста прохождение по нему целого отряда.

Командир, приподнявшись в седле, принялся зычно выкрикивать команды, которые передавали дальше старшины конницы. Выстроив конницу изломанным полукругом, командир со старшинами собрались вместе обсудить дальнейшие действия. Лица их надеждой не окрыляли. Каждый из них понимал, что оговоренный заранее план придется менять в строчном порядке. Мост следовало обойти, попробовав проложить новый маршрут, времени на который они не имели. Следующий мост был в трех милях пути.

– Госпожа Рейн! – раздалось в толпе.

Китти, забыв про ветер, торопливо свесилась с ограды, держась одной рукой за фонарь. Внизу, среди солдат, металась высокая женщина в гвардейской форме. Треуголку унес ветер, обнажив короткие белокурые волосы. Шторм крепчал.

Рейн Кайцер и Кэтрин Вилариас знали друг друга давно, со времен бурной юности за Гранью, в мире смертных. Именно Рейн была послана, чтобы найти потерявшуюся родственницу леди Астреи – и Йонсу Ливэйг, что аналогичное задание провалила. Впоследствии пути женщин разошлись. Рейн стала генералом Империи, сделала блестящую карьеру, а Китти, устав от жизни в Анлосе и замучив свою венценосную родственницу, ушла в храм Антареса. Впрочем, Вилариас хотелось не столько дружеского общения, сколько просто удивления Рейн. Мало кто знал, что она не в храме.

Китти начала внимательно следить за происходящим, уже не обращая внимания на обстрел Каалем-сум и ядра, разрушавшие стены за ее спиной.

Рейн Кайцер бежала к остаткам моста по узкому коридору, что образовали солдаты, вежливо отступившие перед ней. Сразу вслед за женщиной они вновь смыкали свои ряд, переговариваясь вполголоса, хмуря лица.

Делая пассы руками, она спрыгнула с набережной. Следившие за ней воины охнули. Вода, завиваясь в крученный столб с пенистой шапкой, поднялась над проливом и подхватила тело женщины, не давая упасть вниз. Рейн застыла над остатками моста, прикрыв глаза и сосредоточившись на чём-то, что не было понятно большинству жителей Мосант. Вода, подчиняясь неведомым силам, поднималась. От созерцания бурлящей стены океана Китти стало немного не по себе. Она вдруг представила, что стало бы с ней, если бы Кайцер сразила внезапная стрела, обрушив сложнейшее магическое плетение. Вода под действием чужой воли, которой не могла противостоять, приняла форму арки нового моста. Пролив ненадолго окутало холодом – водяная арка застыла, став сверкающим льдом.

Рейн обернулась к стоявшей позади людской массе. Мужчины в форме, сжимая оружие до синевы в пальцах, толпились на набережной, следя за происходящим. Смесь страха и напряжения перед грядущим столкновением с врагом наложило один и тот же отпечаток на все лица. Было видно, что несколько вражеских кораблей уже пришвартовались, и по улицам Реймир-сум бегут черные фигуры.

– Он выдержит! – крикнула Рейн.

Но никто из мужчин не двинулся с места.

Веру в ледяную арку моста, что казалась и крепкой, и хрупкой одновременно, демонстрировать не спешили.

Рейн, потеряв терпение, сама первой ступила на гладкие ступени, топнула ногой, демонстрируя крепость льда. По рядам воинов прошло сомнение. Часть конников посмелее, взяв лошадей за узду, двинулись к мосту, но, не дойдя до него, остановились. Некоторые закричали, указывая Кайцер куда-то за её спину. Рейн, оглянувшись, увидела двигавшуюся к мосту череду из волн, одну поменьше и одну просто гигантскую, что шла сплошной стеной черной воды.

Первая волна окатила ледяной мост, едва не сбив Рейн с ног, вторая замерла в воздухе, подчиняясь неведомой силе, что опровергала все законы природы. Армия в ужасе застыла; Китти от предвкушения редкого зрелища демонстрации возможностей демонессы Синааны едва не упала с ограды; Рейн, стряхнув воду с лица, распрямила спину. В темной грозовой воде напротив неё зависла фигурка молодой девушки с длинными каштановыми волосами. Они, как ее платье, были сухи.

Китти поняла, что это Айвена. Ну конечно! Кто еще смог бы нагнать такую бурю. Главная вампиресса Синааны была одета в платье, напоминавшее пену, которое совершенно не скрывало ярко-алых шрамов, охвативших шею. Того же цвета были тонкие губы. Все личико демонессы было округло, гармонично, носик задорно чуть вздёргивался кверху. Обладая практически детскими пропорциями лица и тела, Айвена казалась безобидной девочкой, но вся Мосант знала, что на самом деле скрывала маска обаяния и очарования. Выдвинув ножку в легкой туфельке, украшенной россыпью мелких камней, юная девушка ступила на лед. От ее касания стеклянная поверхность покрылась изморозью.

– Отзови армию, Айвена, – произнесла Кайцер.

Демонесса растянула алые губы в улыбке, обнажив белоснежные клыки. На щеках мгновенно появились ямочки. Одних эта улыбка раздражала, других – умиляла, и лишь немногие оставались к ней равнодушны.

– Она не моя.

– Вы нарушили договоренность. Подумай, что будет. Война начнется снова, мы все потеряем людей, – сказала Рейн. – Отступи.

– Думаешь, меня страшит война? – улыбка Айвены стала еще шире. – Это наша стихия. Мы созданы разрушать, чтобы создавать что-то новое.

Рейн вздернула руку – острие льда оцарапало кожу щеки демонессы. Мост треснул. Китти отшатнулась. По голубой глади льда побежали трещины, края начали разрушаться и падать, вызывая высокие волны. Ледяная вода окатила её с головой. Китти встрепенулась, начала торопливо вытирать жгучую соленую жидкость, попавшую в глаза. Краем уха она услышала торопливое стучание сапог по мостовой – с таким трудом собранная армия обратилась в бегство. Корабли продолжали бомбить Реймир-сум, а Рейн, застыв в струе воды над основаниями моста, торопливо делала пассы руками, пытаясь справиться с атакой противницы. Айвена, не предпринимая попыток защититься, смотрела на восток.

Китти повернула голову, чтобы проследить её взгляд.

К ним неслась гигантская волна, раскидывая корабли обеих сторон. Вода отхлынула с устья Нойры. Китти отступила на шаг. Пенная шапка волны закрывала часть неба, в ней было не меньше двухсот метров – девушка против воли зажмурилась, зная, что не успеет убежать.

Но Рейн внезапно, с гортанным криком вскинула руку, и волна рассыпалась в тысячу снежинок, исчезнувших в морской пучине. Айвена развернулась к Кайцер. Китти вдруг ощутила страх, чуть ли не впервые за сегодняшний день, что до сих пор казался девушке просто ярким, интересным зрелищем, обходя стороной её эмоции. Глаза демонессы сверкали как аквамарины. Молочная кожа казалась белой в сумраке шторма, что постепенно утихал. Китти заметила, что пальцы Рейн беспрестанно двигаются. Подруга явно готовила неожиданную атаку.