Текст книги "Эклетика. Часть первая. Полуденные тени (СИ)"

Автор книги: Kitty Lui

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

У храма Альфираци она остановилась. Храм звезды блаженства стоял отдельно от самого замка: к нему вел высокий мост через Сёльву. Белые стены здания были высоки, скрывали внутренний двор и башни. Йонсу никогда не была в нём: заходить в храм строго воспрещалось всем, кто не являлся адептом звезды. Женщина вздохнула. В юности ей говорили, что храм Постериоры, звезды пустоты, принял бы её, но Йонсу не хотела прятать свою жизнь за стенами храма, находящегося на крайнем востоке. Её сила ─ её проклятие.

Конюшня находилась за пределами замка, у самой реки. Опрятное здание из камня и древесины, с белеными стенами выходило открытыми воротами на мощеную дорогу, что вела к ферме, раскинувшейся среди садов из плодовых деревьев. У небольшой запруды, огороженной для нужд фермы, размещалась пасека на несколько десятков ульев. У длинных хлевов в загородках паслись тучные коровы и обросшие шерстью овцы. На пастбище за садами медленно бродили стреноженные лошади и мирные тугги, гигантские мохнатые полубыки с шестью лапами. У запруды громко гоготали гуси и хищные зубастые утки. Каких только забавных существ ни привозили со смертных планет, находящихся за Гранью.

В Империи Света ничего не менялось. Никогда и ничто. Идиллия тянулась вечно, заставляя жителей растворяться в сладком безразличии.

Подойдя к конюшне, женщина открыла двустворчатые дверцы и вошла в помещение, пахнущее сеном и лошадьми. Вдоль стен располагались просторные стойла. Лошади, узнав Ливэйг, которая была на конюшнях частой гостей, высовывали головы над загородками и ржанием привлекали к себе внимание в надежде на угощение. Йонсу поздоровалась с каждой. Дойдя до противоположного конца, женщина остановилась у стойла, над дверцей которого высунула свою гибкую шею Элли. Белоснежная кобылка приветствовала её нетерпеливым ржанием. Йонсу потрепала заплетённую в косу гриву. Ей всегда нравился белый цвет.

Оказавшись за пределами двора, Йонсу сразу же пришпорила лошадь. Под копытами Элли утрамбованная земля перешла в густой травяной покров пастбищ, а потом и в камень мощеных дорог. Мимо проносились раскинувшиеся на холмах и равнинах фермы, башни, склады, телеги, сады, поля… Миновав несколько небольших поселений, Йонсу снова вырвалась на земли, свободные от разумных существ.

Перейдя с галопа на тихий ход, Йонсу повернула лошадь к протекавшему неподалеку широкому ручью.

Элли ступила в пронзительно-голубые воды ручья, поднимая брызги. Женщина послала лошадь на противоположный крутой берег.

Природа менялась: тропа, на которую выехала Элли, шла под гору, лес сгущался, превращаясь в чащу. Йонсу цокнула языком – кобыла пошла быстрее. Ливэйг знала, кто обитает в северных лесах. Деревья с густой листвой постепенно сменились хвойными, цветы и кустарники ─ на мхи и лишайники, а те, в свою очередь, сдались на милость снега и льда. Элли шла уже не так быстро, как прежде. Лошадка утопала в снегу до середины пястья, высоко поднимая коленца; Йонсу спустилась на землю. Женщина не проваливалась: она была лёгкой, практически невесомой, как и ее отец когда-то, бывший чистокровным эльфом. «Как много снега, – думала она. – Прошлой зимой здесь ещё была трава». Этой ночью над северными горами бушевала метель. Очередная. Голые ветви деревьев оделись в лёд, ручейки застыли и скрылись под сугробами. Ни птиц, ни животных не было слышно. Наконец, Йонсу вышла на полностью открытую местность. Перед её взором расстилалась безжизненная белая равнина с далекими пиками гор.

─ Стой, Элли, ─ Йонсу придержала лошадь за удила и повернулась к югу. Эту оконечность равнины предгорья окружали хвойные леса. Справа горели башни Анлоса, а слева, чуть ближе, блестело замёрзшее озеро. Так спокойно… Лёгкий холодный ветер щекотал щёку. Осталось подняться на склон, чуть углубиться в лес ─ и охотничий домик согреет её уютом своих стен. Было непривычно холодно. Кажется, зима действительно будет суровой, что бы не говорили в Анлосе. Дёрнув за поводья, Йонсу пошла дальше. Элли осторожно ступала рядом. Снег хрустел под поступью лошади, свежий, нетронутый. Кроме неё тут никто не бывал, охотники и пастухи побаивались заходить так далеко в предгорье, довольствуясь дичью в лесах и пастбищами, что находились намного ниже.

Ей нравилось в северных лесах. Пустота, одиночество и холод напоминали тот период жизни, который прервался ужасным поступком, стоившим памяти. Тот период, когда она была счастлива.

В предгорье царила тишина и спокойствие первозданности.

Но вдруг впереди что-то блеснуло, особенно ярко, чужеродно нетронутой белизне снега. Йонсу приподняла голову, пытаясь разглядеть, что же привлекло её внимание, и ускорила шаг. Подойдя ближе, женщина сняла перчатки, наклонилась, разглядывая обнаруженный ею предмет.

На снегу лежала, переливаясь на свету, прядь светлых волос. На склоне – ни следа, она будто упала откуда-то сверху. Йонсу подняла глаза к небу: было пасмурно, низкие облака скрывали солнце, позволяя освещать местность лишь редкими короткими лучами. Приятно пахло грозой.

Грозой… Наверное, в Риорре опять шторм.

Ливэйг подняла находку. Волосы были, вероятнее всего, женскими, человеческими, они сверкали, будто светились изнутри. Йонсу присмотрелась. Прядь с одного конца словно обгорела: подпаленные концы скручивались в безжизненные, потерявшие свой природный цвет колечки.

Лошадь за её спиной, вдруг испуганно всхрапнув, заржала. Женщина обернулась. Склон был пуст, лес темнел вдали. Элли, склонив голову в бок, уставилась блестящим карим глазом на хозяйку. Та, потянувшись к ней, погладила чувствительный нос лошадки, успокаивая. Правая рука продолжала сжимать прядь, как драгоценность.

─ Что такое, милая?

Вновь ржание, Элли, нервничая, принялась поднимать и опускать голову, сбросив её ладонь. Йонсу заволновалась. Лошадь, тем более эльфийская ─ чуткое создание. Может, почуяла волка? Или, того хуже, хрустальную деву? Заплутавшего вампира или подобную кровососу опасную тварь? Йонсу сама же и отвергла свои предположения. Слишком близко к замку, она даже не добралась до перевала, до Анлоса всего пара километров. Создания Синааны не посмеют подобраться так близко во время перемирия.

Короткое рычание ─ и небо поплыло над головой, смешавшись со снегом. Элли тонко заржала, встав на дыбы. Йонсу, осознав, что лежит на снегу, приподняла плечи. Лошадь большими скачками бежала вниз по склону, поднимая за собой облачка снега, сверкавшие, как пыльца феи.

Смрадное дыхание разлагавшейся плоти обожгло её ухо теплом, одна из лап наступила на руку, заставив вскрикнуть от боли. Когти, пройдя сквозь кожу плаща, словно он был не толще бумаги, впились в плоть. Йонсу, обернувшись, замерла, увидев застывшую над ней оскаленную морду: перед ней нависали зеленовато-серые глаза оборотня, на дне которых мерцал отсвет яростного голода.

─ Отпусти меня, Архой! ─ нервно выкрикнула женщина, заметив, что левое ухо зверя было порвано. Она знала этого поганца.

Морда весело оскалилась, обнажив крупные белые клыки. Оборотень сдвинул лапу, чуть отступил назад. Женщина, выругавшись, поднялась. В руку словно впились холодные иголочки. Йонсу испуганно посмотрела на зверя.

─ Что ты тут делаешь, Архой? ─ повторила она, выпрямляясь. ─ Вам нельзя подходить к Анлосу.

Издав короткий вой, оборотень упал на снег, сдирая с себя шкуру длинным, острыми когтями. Йонсу торопливо закрыла глаза. Смотреть, как зверь становится человеком, было неприятно. Лишь когда она услышала, что дыхание волка утихло, стало медленным и размеренным, Ливэйг вновь обратила взгляд на Архоя.

─ А я и не подходил, ─ заметил поднявшийся на ноги черноволосый мужчина средних лет, стряхивая с себя остатки шерсти. Всё тело оборотня было покрыто шрамами, полученными в разное время его жизни, различавшихся формой и размером. Один из них тянулся от рассеченного на две части уха и по шее спускался к плечу. ─ Это уже нейтральные земли.

─ Я тебе не верю.

─ Я больше волк, чем человек. Почему волк не может спокойно гулять по пустынным лесам и полям? ─ Архой поежился. Он был совершенно обнажен. ─ Холодновато, не правда ли? Даже для меня.

Йонсу сложила руки на груди. Ситуация ей не нравилась. Элли убежала, до замка далеко. Добираться на своих двоих до безопасных земель – сложно, долго и опасно. Оборотень не мог этого не понять. То, что оружия она с собой не носила, он тоже знал – Йонсу было запрещено его брать. Их двоих связывало долгое знакомство, но отнюдь не дружба.

─ Волка застрелят без раздумий. Наши охотники так и сделают, если увидят тебя рядом с пастбищами.

Оборотень что-то пробормотал, чуть пошевелив левым ухом. Ликантропы и в человеческом обличии сохраняли способность в совершенстве владеть своим телом.

─ Волк может спокойно напасть на человека и если убежит, то никто не узнает, что именно оборотень разорвал человека, а не обычный серый щенок, ─ криво улыбнувшись, сказал Архой. Один из клыков был сломан.

Йонсу, сглотнув, опасливо отступила назад. Заметив это, оборотень хохотнул, смешок перешел в подвывание. Архой столько лет был ликантропом, что сущности смешались окончательно: для него грань между зверем и человеком размылась давно.

─ Но у нас перемирие, ─ с явным разочарованием добавил он. ─ Ты спрашивала, что я делаю тут, на нейтральных землях? Тот же вопрос могу задать тебе.

─ Гуляла. Синаана за тысячи миль отсюда, ─ упрямо сказала Йонсу. ─ Ты не мог попасть сюда, не нарушив договорённости. Не ври мне.

─ Для одинокой девушки в лесу рядом с оборотнем ты слишком надоедлива, ─ Архой, наоборот, был спокоен, только его хвост ─ неизменный признак «перевёртыша», чуть ощетинился.

─ Я не верю, что Архой, главарь стаи северных ликантропов, гуляет просто так рядом с Анлосом, ─ Ливэйг нервно выдохнула. Сейчас она только злит оборотня. ─ Прости. После стольких лет войны тяжело… отойти. Особенно после того, как ты сожрал одну из моих лошадей, ─ не удержавшись, добавила она, желая вызвать у Архоя совесть. Чувства часто брали вверх над здравым смыслом.

─ Пока ты здесь, кто-нибудь может сожрать и ту, что ты только что упустила. Тебе лучше поторопиться.

«Какая заботливость», ─ подумала женщина и произнесла вслух:

─ Тебе тут тоже лучше не задерживаться.

Архой приложил руку к груди и насмешливо поклонился, прощаясь с жительницей Империи Света. На его правой кисти не хватало двух пальцев. Йонсу, вся обратившись в слух, начала спускаться. Странно, что они разошлись так быстро и без лишних слов. Донельзя несуразный разговор… Что-то было не так. Йонсу совершенно не хотелось получить удар в спину. Твари Синааны способны на многое, но показать свой страх хотелось ещё меньше. Шаг, второй, третий. Ливэйг облегчённо выпрямилась: оборотень действительно отпускал её. Может, мир всё-таки был настоящим, как твердили в Анлосе? Может. Женщина обернулась.

─ Если пойдёшь через Палаис-иссе, то знай, что там сейчас куча карриолов! ─ крикнула она. ─ И что перевалы Мийэрдина занесло!

Архой, совершенно не утруждая себя красотой улыбки, скривился в знак благодарности. Глаза мужчины зазеленели пуще прежнего. Зрачки бегали, будто он следил за кем-то, но женщина, зная о его смешении сущностей, не придала этому значения. Она махнула ладонью на прощание. Едва ли оборотень понял столь «земной» жест, и Йонсу продолжила спускаться в долину. Элли она будет искать потом, взяв кого-нибудь с собой.

─ Что у тебя в руке? ─ внезапно пролаял Архой.

Женщина уже забыла о находке, но продолжала её держать в крепкой хватке пальцев. Ливэйг, вновь остановившись, развернулась и подняла руку повыше, демонстрируя прядь волос волку.

─ Тут был кто-то из наших, надо показа… ─ она замолчала, заметив, как вдруг вскинулся Архой, сбрасывая ухмылку с губ.

Его взгляд остекленел, застыв на жемчужном свечении, ноздри раздулись. Йонсу не успела среагировать: черная шерсть начала покрывать тело оборотня, начиная от кончиков пальцев и заканчивая лицом, удлинявшимся в оскаленную морду. Глаза вспыхнули, придавая зрачкам форму ромба. Громогласный вой, вырвавшись из измененной глотки, разнёсся над склоном; руки, в венах которых забурлила проклятая кровь, удлинились, превратились в лапы; Архой прыгнул в её сторону. Рефлекторно сделав шаг назад, Йонсу упала на спину, выставив руку. Воздух озарился ярко-зелёной вспышкой ─ Архой, завизжав, как собачонка, рухнул в сугроб. Женщина покатилась со склона, успев заметить, что морда оборотня была обожжена до сухожилий. Хоть раз пригодилось её проклятие…

Йонсу, скатываясь, попыталась затормозить, упираясь ступнями в нагребаемый в волну снег, но её лишь обдавало ледяной пылью, забивавшейся и под шарф, и в сапоги. Испуганный визг сам собой рвался из горла; проскочив мимо первого дерева, женщина с облегчением перевела дух, избежав столкновения, но сразу же поняла, что начался лес. Сейчас врежется в ствол и всё! Деревья пролетали мимо, трижды она задевала пни и ветви упавших сосен. Один раз облетевший куст оцарапал ей лицо. Последний раз взвизгнув, Йонсу чуть взлетела над маленьким бугром ─ и со всплеском упала в реку. Ледяная толща воды окутала её, потянула вниз (притоки Сёльвы, все как одна, были глубоки), но женщина, стряхнув оцепенение, в пару гребков достигла поверхности. Воду она не любила, но терпела… Мама, наверное, удивилась бы ее нелюбви, если бы была жива. Йонсу, задержав дыхание, поплыла по течению. Пальцы продолжали лихорадочно держать прядь волос.

Почему Архой так отреагировал на неё? Как на нечто знакомое… И о чем она думала, показывая находку оборотню!

Изредка Йонсу всплывала за воздухом, глядела по сторонам, ища чёрную тень, но никого не было. После её удара Архой нескоро оправится. Не спасёт даже хвалёная регенерация: на оборотнях раны заживали как на собаке, но после разъедающей всё жидкости, называемой апейроном, организм никогда не оправится в полной мере. Как хорошо, что она подскользнулась и упала! Архой легко мог разодрать её в клочья и был бы прав: сейчас на оборотня, тварь Тьмы, не подумает никто. О долгожданном мире болтали все. Что же он делал рядом с Анлосом? Может, искал того, чьи золотые пряди упали в снег?

Нужно было спешить в замок, тем более что мышцы начало предательски сводить от холода.

Выплыла она у самых ферм. Скот уже выпустили на пастбища, пастухи дремали, прислонившись к деревьям: в Анлос она проскользнула незаметно. Охраны тоже не было видно. Зачем она нужна, если всё прекрасно? Дрожа, Йонсу сняла промокший плащ и жилет, кинув куда-то в кусты у ворот. Найдут. Двор был пуст: прошло чуть больше часа с восхода, жители замка всё ещё спали. В сапогах мерзко хлюпала вода. Подумав, что так её точно услышат, Йонсу решила присесть, тем более что сил практически не осталось. Все они ушли на заплыв по холодной реке.

Девушка, свернув с дорожки, упала на первую попавшуюся скамейку. К счастью, в парке никого не было. Лучи солнца грели, высушивая одежду и волосы. Йонсу закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Съездила на прогулку… Идиллия длилась недолго: к ней подошла молодая девушка, кудрявая, беленькая, с большими зелёно-голубыми глазами.

Это была Мариэль, одна из главных помощниц правительницы Света. Сердце Йонсу поднялось и сразу упало. Вот она, причина всех ее бед. Та, что изменила память в последний раз, изорвав ее окончательно. Белые пятна покрывали прошлое Ливэйг, не давая покоя.

─ Доброе утро, ─ выдохнула Йонсу.

─ Доброе, ─ улыбка у Мариэль была потрясающая, тёплая и обаятельная. На щеках девушки сразу образовывались ямочки. Впрочем, Йонсу было не до красоты подошедшей. Ее до сих пор бил озноб, перед глазами стояла оскаленная морда оборотня. Что было бы, если бы она не упала? Мысли ворохом крутились в голове.

─ На меня… на меня напали. У охотничьего домика Като. Оборотень. Я… я через реку вернулась.

Мариэль на миг замерла и улыбнулась ещё шире.

─ Позвать кого-нибудь? Ты вся дрожишь, ─ девушка коснулась ладонью руки, той самой, по которой прошлись когти Архоя. ─ Может, тебя к Кэтрин отвести?

Йонсу замотала головой. К леди Кэтрин ей вовсе не хотелось. Именно мраморные руки «целительницы» вырывали воспоминания во время первой «чистки».

─ Понимаешь, там был…

─ Это что? ─ пальцы Мариэль коснулись найденной пряди волос. ─ Где ты их взяла?

─ Я Архоя видела, ─ наконец просипела Йонсу и тихо чихнула.

─ Я поняла, ─ отмахнулась Мариэль и встала. ─ Знаешь, ты лучше пока никому ничего не говори, хорошо? Зачем людям волноваться? А это, ─ она снова со странным выражением лица взглянула на обгоревшие волосы, ─ я заберу с собой, покажу леди Астрее.

─ Ладно, ─ тихо сказала Йонсу.

Женщина откинулась на скамейку.

Кто бы признал в ней бывшего генерала Империи Света? Теперь, после последней чистки памяти десять лет назад, Йонсу Ливэйг являлась только конюхом столицы – и ее основной обязанностью было молчание.

========== Глава 3 Анна I ==========

Молчание может быть самой чудовищной ложью.

Роберт Льюис Стивенсон

Солнце освещало зеленые пики гор, медленно поднимаясь над проливом. Его лучи высушивали росу и прогоняли промозглый предрассветный туман. Нойра, чёрная река, брала свое начало из источников предгорья Астанда и снежных шапок северо-западных гор. Долго она бурлила и пенилась среди ущелий и пик, прежде чем устремлялась на равнину. Там ее течение успокаивалось, и мимо прибрежных городов река текла уже неспешно и ровно, делая плодородными земли к востоку от горной цепи Мийэрдин.

На её берегах расположилось множество городов и поселений, но земли у истоков Нойры продолжали оставаться самыми необжитыми и неизведанными территориями Мосант. Горы, холодный и влажный климат не привлекали ни эльфов, ни людей. Тёмное ущелье, в котором бурлили воды Нойры, всегда было окутано туманом, леса кишели опасными тварями, а отвесные склоны каждодневно грозили обвалами. Чем ярче становилась северная звезда, тем выше становились пики гор, тем холоднее были воды Нойры и тем сильнее дул ледяной ветер. На одном из склонов, у самого моря, стояла крепость Палаис-иссе. Одними вратами она обращалась к Риорре, другими же ─ к ключам, питающим Нойру. Как и многие другие строения Империи Света, она была вырублена прямо в скале, и только её округлые башни вздымались над Астандом, позволяя видеть весь мир, от снегов западного мыса до тумана Синааны. Палаис-иссе являлся одним из важнейших сторожевых постов Империи, позволявшим заранее предупреждать жителей Света о надвигающейся угрозе.

Дозорные видели абсолютно всё: и долину, и горы справа, и слабые огоньки городов-близнецов, и синюю гладь южного моря, и глубокое небо с бесчисленными звездами… такое близкое и такое далекое! Казалось, до него можно дотянуться рукой, поймать белый светящийся огонек… Можно было, схватившись за каменный выступ и встав на крошечную выемку в скале, свеситься над темной пустотой внизу, оканчивающейся туманом. Можно было, если пролезть в дыру в стене башни, выйти к холодному водопаду и полюбоваться на причудливые фигуры изо льда, создаваемые природой. Все это радовало первую сотню лет, но когда ты сидишь на одном месте уже больше тысячи, а сменять тебя начальство не планирует – поневоле заскучаешь. Многие мемории, не выдержав скуки, уходили на запад, к свету, жизни и лету.

Анна де Хёртц была другой.

Она не родилась в Мосант. Она родилась за Гранью, на голубой планете, называвшейся Землей, и знала, что такое бессмысленность жизни. Двадцать миллиардов людей обрекло на смерть пламя – Анни же стала избранной, что ей чрезвычайно льстило. Только она одна из жителей Земли получила в дар удивительные силы. Только ее одну перенесли в бессмертные земли. Это ли не повод узнать новый мир досконально?

Анни смотрела на юг, туда, куда несла свои воды Нойра. Ей нравилось смотреть, как прозрачные струи, лаская каменистое ложе течения, искрятся в лучах утреннего солнца. Свет заливал долину, окрашивая снег в нежно-голубые тона, небо светлело с каждой минутой. Анни было жаль, что она не видит рассвет: он был безумно прекрасного лазоревого цвета, и поднебесье сливалось с морем, размывая линию горизонта, превращая мир в бесконечную таинственную синеву. Она не могла уйти из Цитадели, чтобы встретить его. Каждое утро Анни вставала раньше всех, чтобы увидеть красоту рождения нового дня, и всякий раз ей казалось, что этот миг не повторится и потому прекрасен. Постепенно небо светлело, и мир тоже переставал быть ирреальным. Проводив взглядом последний островок лучистой синевы, Анна позвонила в колокол, старинный, покрытый древними письменами, которые она когда-нибудь мечтала перевести.

Начался очередной день, и нужно будить остальных.

На верхних этажах, помимо неё, жило ещё несколько девушек: Кестрель, Офелия и Лессия. Самой главной была Кестрель; впрочем, Кесс, как её звали, часто об этом забывала. Она же являлась самой старшей: солнце отмерило ей около восьми миллиардов лет – это казалось Анне ужасно длинным сроком, девушка не понимала, как можно жить так долго. Офелия и Лессия родились в один год – им исполнилось по семь миллиардов. Сама Анни недавно пересекла отметку в тридцать лет, но этот факт никоим образом не нарушал дружественной атмосферы, царившей в Палаис-иссе. Они считали друг друга сестрами, но на самом деле являлись сёстрами по несчастью, не зная об этом.

На нижних этажах жили карриолы – карлики, являющиеся подданными Империи Света. Низкие, всего лишь чуть выше колена Анни, они стали основой армии народов северного материка. Пусть карриолы едва доставали людям до колен, это, наоборот, стало их преимуществом: врагам было сложно попасть по карликам и сложно защищаться от ловких ударов. Сила карликов шла от самой земли; они были родственны майомингам, жителям пещер гряды Мийэрдин. Облачённые в крепчайшие доспехи карриолы не раз спасали Свет от армии земель по ту сторону пролива. В качестве благодарности правительница Империи отдала народу долину реки Нойры. Их города прятались в глубинах гор Астанда, и только один, заселенный по большей части воинами, находился на земле, у самого подножия Палаис-иссе. Кариоллы скрашивали скуку существования в Цитадели.

Анна услышала, как далеко внизу прозвучал гонг.

Она знала свои обязанности. Перво-наперво нужно было забраться на крышу башни Палаис-иссе, проверить, нет ли ничего подозрительного, не наступает ли Тьма, не воют ли оборотни, не шелестят ли крылья вампиров, не блестит ли чья-нибудь чешуя у стен обители? Потом, после короткого завтрака, следовало осмотреть тропы, ведущие к Анлосу. Оставшийся вечер можно посвятить себе. И так из года в год, изо дня в день. Но сегодняшний день был особенный.

Сегодня вечером к пристани Палаис-иссе прибывал корабль, идущий от Верберга, самого западного из городов. Он вёз долгожданную провизию из садов Анлоса, свежие сплетни и, самое главное, леди Кэтрин Вилариас, лучшую подругу Кестрель. Подобного события Цитадель не видела пару сот лет: последней Палаис-иссе посещала леди Сирса, правая рука Правительницы. Аристократия севера и запада довольно редко покидала города Империи, полные роскоши и тепла, предпочитая командовать под защитой стен Анлоса. Анни не любила леди Сирсу и боялась её, поэтому была чрезвычайно рада этому обстоятельству. Она видела ее всего два раза, и оба они не вызывали приятных воспоминаний.

Кэтрин Вилариас, наперекор всем хранительницам двенадцати звёзд, запрещающим прислужницам покидать стены обители, отправилась в далёкое путешествие на «Восходе», выплыв из Верберга шесть дней назад. Об этом жителям Палаис-иссе сообщило письмо леди Вилариас или Китти, как звали её друзья, отправленное уже с галеона. Трое из четырёх жительниц Цитадели были её друзьями ещё со времён смертной жизни, жизни за Гранью, и, по словам Офелии, женщины не виделись уже несколько десятков веков. В честь прибытия Китти готовился роскошный пир: Анни слышала, что внизу, на кухнях, уже гремели посудой карриолы под руководством горной эльфийки Лильель – грозы Палаис-иссе, которую побаивалась даже сама Кестрель. Именно Лильель фактически управляла Цитаделью.

Анне не хотелось встречать гостью в обычной форме стражницы, а ведь корабль мог прибыть в любой момент, никто не знал, какой ветер сегодня царствует в северных водах. Она вытащила парадное красное платье, отороченное чёрным мехом, и накинула сверху плотную накидку из шерсти. Недлинные тёмно-русые волосы Анни спрятала под шапку. Горы Астанда были очень холодны, холоднее были только пики Салтоса, мыса хрустальных дев далеко на северо-западе. Ледяные пустоши Салтоса скрывала горная гряда, обрывавшая в море в районе Верберга; за ней вздымались в небо гигантские призрачные гейзеры, рвущиеся из глубин земли. Немногие доходили до берега океана, и даже легенды не могли сказать, что происходило у его вод. Вода становилась камнем; её место занимала другая жидкость, светло-голубая, а позже – ярко-синяя. Это был жидкий метан, который лёд уже не мог впитать, образовывая озера и ручьи. Метановые реки были символом Салтоса, и, несмотря ни на что, Анне очень хотелось там побывать. Задумавшись о том, что скрывает горная гряда далеко на западе (подобные мечтания, витания в облаках были для нее делом обычным), де Хёртц поспешно надела варежки и, посмотрев напоследок в зеркало, выбежала из комнаты. Офелия уже встала, Кестрель тоже шумела у себя в комнате, а вот из спальни Лессии не доносилось ни звука. Хихикнув, Анни приоткрыла дверь и заглянула.

Подруга, завернувшись в три одеяла, ещё спала.

Де Хёртц огляделась. Заметив подсвечник, стоявший на тумбе, она направила на него указательный и средний пальцы, сложив их вместе. С кончиков скользнул маленький красноватый огонёк, который зажёг первую свечу. Три раза появлялось пламя – три раза зажигались свечи. То же самое Анни повторила со вторым подсвечником, люстрой и камином. В завершении она положила руку на выемку для масла, окружавшую всю комнату, отчего зажглись все чаши, стоящие по периметру, и, довольная собой, вышла. Скоро Лессии станет так жарко, что встанет сама.

Проказница, перепрыгивая через ступени, сбежала вниз, на кухню. Её манил запах свежей выпечки.

– Не забудь про переходы, Анни! – раздалось ей вдогонку. Она обернулась. Сзади, кутаясь в тёплый халат, стояла Кестрель – высокая брюнетка с замечательно-синими глазами, напоминавшими сапфиры. На её щеке, затрагивая ухо, виднелся шрам от ожога. Он появился во время прошлой войны. Говорили, что Кесс получила шрам во время боя с Наамой, но сама женщина никогда никому не рассказывала об этом.

– Брось! – отмахнулась Анни. – Там уже неделю ничего не меняется, я была там вчера: всё так засыпано снегом, что лошадь пройдёт только к лету. Вот если бы у нас были снегоходы, как у меня дома…

– Которые взрываются от любого ифрита, – заметила Кестрель. – Это наши обязанности, не забывай.

– Ну сегодня же праздник! Ничто не изменилось бы на одну ночь.

– Анна…

– Я схожу, – раздался сонный голос Офелии, неспешно плывущей под потолком. Кудрявая, с белоснежными волосами, она даже не стала выбираться из простыни. – Слетаю…

– Вот! – обрадовалась де Хёртц.

– Тогда ты сходишь к пристаням и всё проверишь, – твёрдо сказала Кестрель. Дальше Анни спорить не рискнула и, нехотя кивнув в знак согласия, снова побежала вниз, к кухне. Винтовая лестница казалась бесконечной: от верхних спален до подвалов её длина составляла порядка километра, а лифты, к сожалению, в Мосант запрещались, и Анни по ним очень скучала. Ей было довольно сложно отвыкнуть от беззаботной и комфортной жизни на Земле и привыкнуть к застывшему средневековью (о котором она сама, если честно, имела весьма смутное понятие). Булочки, к счастью, были и тут. Толкнув тяжёлые двери, девушка влетела в обеденную. На столах её уже ждали бесчисленные тарелки. Зал был пуст, так что де Хёртц уже приготовилась своровать пару ароматных пышек, но, как только она подошла к столу, её остановил чей-то певучий, однако строгий голос:

– Подожди остальных.

– Лессия встанет только через полчаса, – раздосадовано буркнула Анни, поворачиваясь к Лильель. Низкорослая голубоглазая эльфийка стояла у стены, сложив руки на груди. При всей ее миловидности де Хёртц побаивалась Лильель: та не раз окатывала Анни водой. – Можно взять парочку, а потом уйти на пристани? Просто хочется вернуться побыстрее… и вам помочь!

Спустя час де Хёртц уже мчалась по сугробам к пристаням. Снега за ночь намело столько, что главные ворота открылись только после того, как на них навалилось с десятка карриолов. Деревья нарядились в белые сверкающие одеяния, ручейки, впадающие в Нойру, окончательно спрятались под зимними одеялами. За последние полгода снега выпало так много, как никогда в жизни Анни. По ночам от сильных морозов трещал лёд, трещали скалы, трещал сам замок. Это чуть тревожило де Хёртц, но виду она не подавала: остальные также отнеслись к столь внезапным изменениям погоды подчёркнуто равнодушно, кроме, пожалуй, Кестрель, выделяться же и показывать свой страх не хотелось.

Ей нужно было узнать, способен ли залив принимать корабли, а если нет, то расчистить путь ото льда огнём. Это, к счастью, не потребовалось. За ночь разбился припай, и Риорре, внезапно успокоившийся, только скользил мутными волнами по берегу, ничем не показывая, что является самым бурным океаном Вселенной. Пристани окутались в снег и лёд; на небе не было ни облачка; утро сменялось днём, солнце стало белым, как вершины гор Астанда. Анни долго не могла привыкнуть, что здесь оно не жёлтое, как дома, а голубое, как в сказках.

Когда-то, так давно, что она вспоминала об этом как о сне, Анна была обычным человеком, разве что немного странным. Её всегда манило пламя, его разрушительная сила и в то же время умиротворяющая красота. Однажды, играя с пламенем свечи, она нечаянно обронила ее на себя – огонь не обжег. Более того, успокоившись, де Хёртц смогла взять его на руки. Шестнадцатилетняя девушка готова была рассказать об этом всему миру, но тихий голос в голове упрямо твердил, что делать этого не стоит. Лучше молчать. Так Анна получила в подарок от судьбы удивительный дар, о котором она никому не могла рассказать, что мучило её. Лишь много позже она узнала, что за всеми, кто обладает эйдосом, ведется Охота. Тьма жаждала поглотить душу и потому уничтожала звездные системы одну за другой. Тех меморий, что имели несчастье родиться за Гранью, Свет спешно переносил в бессмертные земли, отрывая от дома и семьи, спасая от ужасной смерти и подарив взамен легкую. Как Анни.

Проснувшись однажды утром (ей было девятнадцать), де Хёртц поняла, что в комнате она не одна. Было непривычно жарко, лёгкое одеяло липло к телу. Всё вокруг было залито ослепляющим светом. Поморщившись, Анна прикрыла глаза ладонью.