Текст книги "Эклетика. Часть первая. Полуденные тени (СИ)"

Автор книги: Kitty Lui

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Валентайн в Палаис-иссе.

Секира разрезала воздух у самого горла Китти; девушка отскочила назад. За спиной разнесся звук боевого рога.

Обернувшись, Китти на мгновенье замерла, глядя, как залив заполняется кораблями. Она ошиблась. Владыка Синааны не собирался давать им ни дня на восстановление. Защитники крепости засуетились, над поселением пронесся гул набата, на сторожевой башне били в колокол, призывая воинов на крепостные стены. Люди не были расслаблены, каждый делал свою работу, которой занимался всего лишь сутки назад.

К зубьям парапета подкатили лафеты пушек, засветились фитили, и пушкари взялись пристреливаться к целям. Результат себя ждать не заставил. Корабли шли слишком кучно, и вскоре десяток из них уже пылали, подожженные удачно отправленными на паруса и палубы зажигательными снарядами. Защитники крепости возликовали, потрясая оружием, захлопали друг друга по плечам, но их радость была временной.

В ответ с вражеских кораблей прилетели первые ядра, вгрызаясь в камень крепостных стен. Несколько ядер перелетели стены и упали среди людей, суетившихся во внутреннем периметре. Раздались крики, толкотня усилилась, и через поток людей, устремившихся прочь от стен, с трудом пробирались на помощь защитникам отряды подмоги.

Корабли врага, дав еще несколько дружных залпов и разрушив верхушку одной из сторожевых западных башен, продолжили продвигаться к Реймир-сум. Судна буквально прилипли к противоположному берегу – Каалем-сум явно не был их сегодняшней целью. Лишь несколько тяжелых бригантин остались бить по городу, отвлекая внимание на себя. Они стояли слишком далеко, и снаряды защитников города не долетали до них, в отличие от ядер пушек кораблей, что били с гораздо большей меткостью и дальностью. Вооружение сил Тьмы было гораздо лучше, что говорило о подготовке врага к вторжению и продуманности его плана.

Следующие за арьергардом(1) боевых галер корабли продолжали обстрел крепости, укрепившись на якорях. С кораблей спускали шлюпки, в которые по веревочным лестницам спускались солдаты. Шлюпки, делая широкий крюк на восток, высаживали войска на той части побережья, что была укреплена хуже всего и, в силу сильных разрушений, пережитых накануне, была доступной для вторжения.

Вскоре запылали и дома в пригороде крепости, вражеские войска упорно продвигались вперед, встречая ожесточенное сопротивление наскоро сформированных отрядов из крепостного гарнизона и местного ополчения. Последние, будучи весьма потрепанными предыдущими атаками врага, дрались отчаянно, но были слишком малочисленными, чтобы сдержать наступление. Началась паника. Защитники Реймир-сум решили укрыться в крепости, чтобы дать отпор, опираясь на лучников. На силы Синааны обрушилось первое облако стрел.

Наама, наблюдавшая за боем, временно забыв о Китти, взлетела в небо, снова затягиваемое темными грозовыми тучами, и взметнула руку. Города, Каалем-сум и Реймир-сум, разделила стена огня, мгновенно скрывшая от взоров и эльфийское поселение, и корабли. Судна, что обстреливали Каалем-сум, скрылись в тумане. Над городом правой стороны реки повисла тишина. Жители пытались понять, что происходит на том берегу, но пламя, казалось, сжигало даже звуки. Вскоре появились первые корабли, полные воинов, готовых помочь Реймир-сум. Нааму это не устраивало. Двинув рукой, она подняла языки пламени, и магический огонь в мгновенье ока объял палубы кораблей, идущих на помощь осажденному поселению. Демонесса огня и пепла не собиралась оставлять никаких шансов на спасения эльфийского города. Она развернулась к Китти. Секира стала языком пламени.

Нет, Наама не забыла о ней и действительно не была особо озабочена ни ее происхождением, ни репутацией, ни еще чем-либо.

Китти побежала по мостовой к городу, чувствуя, как спину обжигает тепло. Наама нагоняла. Девушка ухитрилась на бегу повернуть голову: демонесса мчалась за ней в языках пламени, оставляя за собой жгучий серный дым. Вилариас едва не врезалась в телегу, что везла мешки с пшеницей в центр города; только в последний момент она, чудом успев ее увидеть, отпрыгнула влево и свернула в переулок, вскрикнув от боли, что пронзила руку. Краем глаза она заметила, что на окраине города начался пожар. Судя по шуму, на Нааму была объявлена «охота»: совсем близко раздались крики «стреляй», «вот она», послышался шорох стрел, ругань. Становилось все жарче; Китти, похоже, удалось, сливаясь платьем со зданиями и дорогами города, спрятаться от демонессы в лабиринте дорог. Она уже физически чувствовала, как вокруг разгорается ужасающий по силе пожар. Нужно во что бы то ни стало добраться до дворца. Там она спасется, ей не дадут умереть.

Однако только Китти двинулась в сторону замка, как огонь запылал с новой силой. Одно из зданий с грохотом развалилось прямо у нее на глазах, перекрыв проход. Наама же, как огненная фурия, носилась у крепостных стен, разрушая требуше, баллисты и пушки. Лучники давно скрылись в башнях, оставив тех, кто управлял машинами, лежать на камне мертвыми опаленными телами. Наама принялась за разрушение храма Альдебарана – бело-золотой башни в центре замка. Меж стены пламени виднелись короткие вспышки света, но прислужницы этой звезды едва ли могли что-то противопоставить древнему демону разрушения. Китти небезосновательно считала их самими слабыми из всех двенадцати. Чем могут помочь бесполезные лучики света?

В замок идти было явно бесполезно.

Идея пришла внезапно. Почему бы не схорониться под остатками моста? Там Наама не догадается ее искать. Иначе ее просто спалит этим огненным шаром, успеет увернуться – Наама добьет. Набережная была совсем близко, через две улицы. Пока Наама сжигала храм Альдебарана, Китти, зажмурив глаза, спрыгнула с камня – ее окутало темной холодной водой и потянуло вниз. Она едва не вдохнула, почувствовав дикий холод Нойры, который, будто волнами, шел с востока. Китти открыла глаза. Вода была прозрачна, но темна; как только исчезло зарево наверху, девушка начала грести к поверхности, отталкиваясь ногами. Конечно, вода не была настолько холодна, как вчера в Сирмэне… Вилариас уже практически добралась до поверхности, как увидела сквозь воду новое зарево, уже справа, на северном берегу реки. Посыпались камни, будто что-то разорвало пушечным залпом.

А потом вдруг стало так холодно, что Китти буквально снесло от магической силы, идущей с востока. Глаза зажгло от соли. Казалось, что загудел весь океан. Вода прямо перед ее носом уплотнилась, побелела, отвердела. Девушка со злости ударила кулаком по наросшей над ней коркой новоявленного льда. Неудачно. А вода вокруг шумела, светилась от новых взрывов. Призвав на помощь всю мощь Антареса, Вилариас прижала ладони к ледяной корке, прислонилась к глянцевой поверхности лбом. Ей не очень хотелось умереть от удушья (хотя, памятуя о вчерашнем дне, Китти знала, что выдержит отсутствие воздуха довольно долго). Лед поддался не сразу. Спустя полминуты девушка все же проплавила его, создав полынью, и сумела выбраться на свободу.

Огненная стена к этому времени погасла, и было видно, что в крепостной стене Реймир-сум пробита огромная брешь. Наама жгла Каалем-сум уже просто так, ради собственного удовольствия, однако понемногу отходила к краю, явно рассчитывая помочь своим воинам с эльфийским городом. Город людей горел, напоминая гигантский очаг. Китти обуяла паника. Ей некуда идти. Со стороны Синааны, по льду, бежало целое войско: от обычных солдат, до зверья, которого она не видела уже лет четыреста. В небе в огненных вихрях неслись ифриты, гаргульи, хищные птицы, крылатые черные рыцари с Гифтгарда. Китти, заметив, как подо льдом в паре метров от нее виднеется темное пятно, бросилась к берегу. Лед взорвался, будто от бомбы; на воздух выбралась тварь, которую Вилариас боялась едва ли не больше всего в Мосант.

Из усыпанной кусками льда воды возник водный дракон – склизкое создание, напоминавшее гигантского червя с двумя бесполезными лапами, которое извергало из круглой пасти кипящую воду и было способно сварить заживо служительницу любой звезды, что на свое несчастье оказывалась у него в глотке. Китти осторожно отступила на пару шагов – змей, глухо зарычав, обратил к ней свой мутно-зеленый глаз.

Комментарий к Глава 12 Китти IV

(1) **Арьерга́рд** (фр. arrière-garde – тыловая охрана) – термин, означающий в военном деле войска прикрытия, выделяемые от соединений, сухопутных войск или соединений сил флота, вооружённых сил государства при отступлении в период боевых действий.

========== Глава 13 Йонсу IV ==========

Иллюзия – это ловушка смерти, закрыв которую – не увидишь жизни

Йонсу с удивлением обнаружила, что ей нравится такая жизнь: беззаботная, роскошная, полная праздников.

Эти два дня она запомнила как бесконечный карнавал красок, масок, полный музыки и веселья. Все те сутки, что отсутствовала леди Астрея Аустенос, в Анлосе продолжалось веселье. Йонсу не вспоминала прошлую жизнь: лошади, леса и поля стали не более чем расплывчатым воспоминанием, страх остался за дверьми спальни Селесты Ленрой. Ей нравилось, когда служанки приходили к ней, чтобы помочь принять ванну, завить золотистые локоны и создать очередную роскошную прическу. Ей нравились те платья, зеленые, голубые, белые, которыми пестрела ее комната, ровная полка с изящными туфельками, то зеркало в полный рост, что стояло у окна, те украшения, каждое из которых стоило больше, чем все лошади, за которыми она ухаживала раньше. На что она потратила свою жизнь? На скучное, пустое времяпрепровождение. Здесь она чувствовала себя так свободно, будто перед ней ней открыты все двери. Она могла гулять, сколько ей вздумается, надевать, что ей хочется, вкушать те блюда, которые ей и не снились раньше. Столь кардинальные перемены пришлись ей по душе: Йонсу могла с полной уверенностью заявить, что сорвала джек-пот всей жизни.

Теперь именно она, а не кто-то другой, была в центре сплетен всей Империи, а может, и всей Мосант. Теперь она веселилась вместе со своими кумирами, а не тосковала, слушая о них, убеждая себя (так ей теперь представлялось прошлое) в том, что ей весело и в конюшне. Теперь она была лучшей подругой Селесты Ленрой, о которой столько слышала.

Ленрой никогда не впадала в меланхолию, любила танцевать и делала это мастерски, прекрасно пела и одевалась как принцесса. Являясь дочерью правителя Верберга, она могла позволить себе любую роскошь. В то же время, Йонсу не считала девушку той недалекой прожигательницей жизни, которой ее выставляли слухи. Нет, Селеста Ленрой была кем угодно, но не дурой. Образование девушка получила превосходное, природный ум тоже позволял ей без усилий решать все те задачи, что возникали в жизни. Что Ливэйг могла утверждать точно, так это то, что Селеста в Анлосе пребывает не просто так. Наверняка отец прислал ее сюда, чтобы всегда знать планы леди Астреи.

Спэйси был практически полной противоположностью сестры, объединяло их только одно: страсть к вечеринкам. Ленрой-младший удивлял своей аморфностью и поражал еще больше, когда в поле зрения парня возникали красивые девушки. Селесте было смешно; Йонсу не могла поверить, что он ухитряется удовлетворять всю ту ораву, что каждодневно крутилась вокруг Спэйси. Компенсировал он эту способность почти полным отсутствием ума. В целом, Ливэйг он не особо привлекал, да и мнение о нем сложилось не слишком хорошее. Причину его прибывания тут женщина не могла понять, но чувствовала, что оно тоже неслучайно.

Вэйрон (принадлежность его к какому-либо из домов Йонсу не выяснила), как оказалось, курировал систему безопасности в Анлосе и лично отвечал за охрану леди Астреи. Впрочем, девушка могла поклясться, что не делал он абсолютно ничего. Если Спэйси считал своим долгом осчастливить своим вниманием каждую женскую особь в радиусе сотни метров, то Вэйрон обращал внимание только на Селесту. Этот смуглый синеглазый мужчина постоянно был рядом с ней, если его не вызывала леди Сирса. Йонсу он вгонял в ступор одним своим взглядом. Про него она практически ничего не знала: Вэйрон был очень скрытен. Она могла сказать лишь то, что мужчина родом с пустынь Инити.

Ригель же, наоборот, бесконечно трещал. Явный наркоман, любитель выпить и покурить, он в первый же вечер получил от Йонсу оплеуху, когда попытался «познакомиться поближе». Позже Ригеля вышвырнул из комнаты Михаэль Аустенос. Ригель явно был не совсем нормальным, и поведение его заставляло нервничать. Особенность его народа – сбрасывание кожи, – заставляла дрожать каждый раз от омерзения. Женщина старалась не контактировать с ним без веского повода.

Самое забавное, что все четверо абсолютно не помнили, что происходило во время гулянок. Кто-то, как Вэйрон, не интересовался, кто-то слишком много выпил, а кто-то в тот момент был не в этом мире, а где-то далеко-далеко. Помнили лишь двое: Михаэль и Йонсу.

Михаэль разрушил все представления о себе в тот самый первый вечер. Ливэйг представляла его примерным семьянином, любящим мужем и отцом. Она очень сильно ошибалась. Это было единственное чувство, которое несколько омрачало атмосферу веселья: ведь она знала то, о чем леди Мариэль могла лишь догадываться.

Дочь их, Сэрайз, оказалась премилой девчушкой, унаследовавшей от родителей все лучшие черты. Волосы ее были даже светлее, чем у Йонсу, а большие карие глаза смотрели всегда удивленно и с восхищением. Ливэйг нечасто ее встречала во дворце: отец девочки запрещал малютке гулять без сопровождения и общаться с обитателями замка (что Йонсу считала довольно странным запретом). Наверное, Сэрайз была одинока, но женщина старалась не забивать этим голову.

Дни пролетели в веселье и празднике: женщина забыла обо всем. Никто не напоминал ей о событии, что послужило катализатором к переменам в жизни. Никто не напоминал о прошлом, о котором изболелась душа. Призрак войны отошел на второй план, и Ливэйг растворилась в утопии Анлоса. Пожалуй, она была абсолютно счастлива.

Утро третьего дня началось несколько позже, чем рассчитывала Йонсу. Когда женщина проснулась, солнце уже начинало клониться к западу. Платье на ней было изодрано, облито всем, тем богатым выбором напитков, который могла им предоставить кладовая. Голова, тем не менее, нисколько не болела: слишком стремителен был метаболизм полукровки. Полежав пару минут, Йонсу крикнула, чтобы ей приготовили ванну. Селеста оговорилась вчера (или это было уже сегодня?), что леди Астрея приезжает к ужину, через пару часов. Нужно успеть приготовиться. А до ванны можно и полежать, повспоминать вчерашнее. Было что вспомнить… Вчера прогремела одна из шумных вечеринок, апофеозом которой стала драка Ригеля с одним из танцоров. Ригеля вышвырнули вон, танцора пришлось увести к целительнице. Йонсу с улыбкой припомнила, какими криками все это сопровождалось.

Однако не прошло и двух минут, как в двери постучали, прервав ностальгию.

– Войдите, – крикнула Йонсу. Наверное, это Селеста, снова пришла предложить очередную авантюру.

Каково же было ее удивление, когда в дверном проеме показались темно-зеленые волосы.

– Леди Сирса, – поприветствовала она даму, торопливо поднимаясь с кровати. Леди никогда не заходила в ее комнату, все эти дни делая вид, что не знает новую фрейлину. Йонсу была только рада.

Правая рука Астреи не ответила. На леди красовалось тяжелое вишневое платье, ткань которого напоминала шторы в обеденной Астреи. Отметив про себя, что цвет Сирсе совершенно не подходит, Йонсу подняла глаза. Гроза Империи, до странного поблекшая во внутреннем замке Анлоса, даже в повседневной жизни надевала тяжелые золотые серьги, колье, браслеты. Взгляд, который Йонсу поймала на себе, ей совершенно не понравился.

– Отвечай, почему Мариэль перевела тебя в замок, – резко произнесла Сирса, застыв, как одна из тех статуй, что стояли в коридорах. Такого вопроса Йонсу не ожидала. Она была озадачена и даже немного растерялась.

– Потому что умерла старая фрейлина леди Астреи, – ответила Ливэйг как можно спокойнее, а в голове крутилось – «Зачем она пришла?». Селеста уже успела рассказать ей, что Сирса мало что решает в замке. Все решал Михаэль. Однако такая тема разговора пугала.

– Бред, – отчеканила Сирса, сложив руки за спиной, – можно было просто повысить любую другую служанку в замке. Ты что-то сделала или что-то знаешь. Что ты делала в последний день перед тем, как тебя привели сюда, Йонсу Ливэйг?

Её вопрос вызвал смутное понимание происходящего.

– Каталась на лошади в северных лесах.

– И?

– И все, – сказала Йонсу, закусив губу. Значит, Мариэль ничего не рассказывала в замке? Ни про нападение Архоя, ни про нарушение мира, ни про прядь волос… На самом деле благополучие оказалось мнимым?

– Лучше тебе ответить.

«Она мне угрожает?» – шевельнулось в голове. Рисковать не хотелось. Кошачьи глаза буквально пронизывали Йонсу, подбородок Сирсы выдался вперед еще сильнее. У Ливэйг возникло ощущение, что Селеста ей наврала и что она сейчас может влипнуть в весьма крупные неприятности. Если это уже не произошло.

– На меня напал оборотень.

– Оборотень? – повторила Сирса.

– Да, – выдохнула Йонсу, невольно вспоминая тот день, – Архой, главарь северных оборотней. У домика Като, – заметив, что Сирса, побагровев, собирается что-то сказать, явно нелицеприятное, Ливэйг в нахлынувшим отчаянии выпалила: – Я рассказала леди Мариэль! Она сказала, что всё расскажет тут! Я не виновата!

Блондинка не успела и слова больше сказать, как рука Сирсы схватила ее за волосы и заставила идти следом, в совершенно унизительной позе склонившись к груди помощницы леди Астреи, выламывая позвоночник в бок. Сирса стремительно потащила ее по коридорам, устланным мягкими коврами, не замечая окружавшего великолепия, покрытых паутиной позолоты стен, что вилась по белоснежному фону, проходя мимо ниш с мраморными статуями героев и богатых драпировок, декорирующих ряд резных дверей, с высокими притолоками, украшенными лепниной.

Йонсу не понимала, куда ее тащат. Селеста жила на этаж выше, но Сирса пропустила пролет лестницы, ведущий вверх. Уж не к Астрее ли? Нет, она еще не должна была вернуться, и Мариэль тоже. Может, к Вэйрону? Как-никак, мужчина занимается охраной замка. Тоже мимо. Оставалось лишь надеяться, что никто из обслуги не увидит (Ливэйг совсем забыла, что является ею сама) ее унижения. Едва она стала своей в этом замке, как жизнь подкинула Ливэйг новую подлость! Неужели опять придется терпеть эту боль? Скоро от памяти не останется ничего, она расползется, как старая тряпка.

Йонсу будет умолять не забирать остатки воспоминаний. Только сейчас она получила что-то стоящее в жизни – стабильность. Лучше пустота Аваддона, чем знание того, что ты прожил семь миллиардов лет, но не помнишь ничего, оставаясь глупым ребенком. Ливэйг и сейчас чувствовала себя глупым ребенком, купившимся на роскошь. И о чем она думала? О том, что станет тут своей? Она, по глупости которой корона потеряла целый город на севере?

Вскоре они вышли в ту часть замка, в которой Йонсу еще не приходилось бывать. Они двигались по широким коридорам со стенами, украшенными картинами с мастерски выполненными пейзажами и сценами из баталий. Глаза по-прежнему поражало изобилие лепнины, позолоты и диковинных вычурных статуй. Большинство изображало мужчин, одетых в тяжелое древнее вооружение с мечами или копьями в руках. Попадались и прекрасные нагие нимфы, застывшие в вечной пляске мрамора. В натертых до блеска полах из розового камня с золотыми прожилками кварца Ливэйг видела отражение своего испуганного лица. Сирса наконец выпустила ее волосы, но продолжила крепко держать в хватке ее локоть.

Увидев белую деревянную дверь, Йонсу чуть не завопила. Она догадалась. Михаэль! Михаэль Аустенос! Только не к нему. Женщина попыталась вырваться, но Сирса не оставила ей ни одного шанса. Она перехватила ее руку чуть выше локтя и сжала пальцы так, что у Ливэйг заломило даже кости ключиц.

Пнув дверь, Сирса явила их взгляду… Йонсу зажмурилась. Щеки загорелись алым так, будто она долго пробыла на солнце. Боже, и как теперь смотреть на него и, особенно, на леди Мариэль? Сирса взмахнула рукой, которой держала «пленницу» за волосы. Йонсу взвизгнула и нечаянно открыла глаза. Слава небесам и всем звездам, картина немного успела измениться.

– Пошла вон! – рявкнула Сирса на полуголую девицу, что выскочила из кровати быстрее, чем Спэйси Ленрой при слове «ужин». Девица мигом скрылась – Йонсу даже не успела ее запомнить. Михаэль (женщина никогда прежде не видела его таким… злым?) вздернул простынь, укрывая обнаженные ноги и пах.

Сирса в ответ закрыла дверь и наконец отпустила Йонсу. Михаэль прожигал Сирсу мрачным взглядом. Йонсу ждала, когда та начнет извергать гневные речи насчет любовниц, но нет. Сирсу, как оказалось, абсолютно не волновали похождения налево правнука леди Астреи.

– Твоя жена не много на себя берет, Михаэль? – грозно вопросила женщина, сразу перейдя к делу, без лишних слов приветствия. – По какой причине она принимает решения самостоятельно? Я ни слова не сказала тогда, когда увидела Йонсу в первый раз, но теперь, когда она в вашей шайке…

– Почему ты говоришь это мне? – с прохладой в голосе произнес Аустенос, тоже не утруждая себя приветствиями. Он сохранял удивительное спокойствие для человека, которому только что испортили «свидание».

– Потому что, Михаэль, когда происходят какие-то события в Мосант, я должна это знать. Твоя жена уже в который раз делает всё без моего ведома!

– Она рассказала мне, – негромко сказал Михаэль так, словно одной этой фразы хватало для пояснения.

– Тебе? – взвилась Сирса. – Я главный военачальник, а не ты!

Тут пришла очередь удивляться мужчине.

– Хочешь объявить войну из-за такой ерунды?

– Ерунды? На нашего жителя напали около столицы, а ты называешь это ерундой? – казалось, Сирсу слышал весь замок. Голос у женщины был высокий, бьющий по ушам.

– Какое нападение? – Михаэль, судя по тону, явно пребывал в недоумении.

Йонсу получила приличную оплеуху от Сирсы.

– Говори, – раздался приказ.

Та послушно открыла рот и начала всё, без утайки, рассказывать: и про Архоя, и про прядь волос. Сирсу она не видела, на Михаэля смотреть было страшно, поэтому она уставилась куда-то в стену над его головой. Боковым зрением вылавливались только пряди светлых волос – такие же, как у Астреи, такие же, как найденные, только более тусклые. Когда она закончила, повисло молчание. Сирса тяжело дышала за спиной, как взбешенный бык. Йонсу вообще не понимала, что происходит. Кажется, борьба за власть идет не только между сторонами, но и внутри сторон…

– Я это не буду долго терпеть, – вырвалась у Сирсы странная фраза.

– Сёрша, – не менее странно обратился к ней Михаэль. – Ты же знаешь, надолго они не задерживаются. Опасная эта профессия – быть левой рукой Правительницы Империи. Оставь нас. Ты и без меня знаешь, что делать.

– Феи не доходят, – уже успокаиваясь, выплюнула женщина, однако все же последовала его приказу, закрыв за собой дверь и этим прекратив малопонятный для Ливэйг разговор. В спальне остались только двое.

Йонсу стало жутко; Михаэль молча смотрел на нее не мигая. В голове женщины попеременно крутились три мысли: почему леди Сирсу назвали Сёршой, то, что лорд до сих пор не одет, и собственное грязное платье.

– Ты знаешь что-нибудь о Правителе Синааны? – спросил Михаэль, смерив ее изучающим взглядом. Йонсу не знала, куда смотреть.

– Нет, – выпалила женщина.

– Уверена? Не может быть, чтобы ты ничего не знала.

– Я его не видела ни разу! Только слухи слышала!

– Да? И какие? – губы Михаэля расплылись в странной ухмылке.

До этого Йонсу ни разу не видела, чтобы он улыбался. Пересказывать слухи ей не хотелось, и потому она промолчала, нервно дыша и снова упорно скользя взглядом по стенам. Лишь бы не смотреть в сторону кровати. Молчание длилось недолго.

– Слушай внимательно, Йонсу Ливэйг, – неторопливо начал мужчина. Больше всего она боялась, что он сейчас встанет. – Ты больше никому не расскажешь про эту прядь. Ни Селесте, ни Спэйси, ни Вэйрону – никому, и особенно – Астрее. Если хочешь жить – выполняй. Ты оказалась здесь только по одной причине: у Мариэль мягкое сердце.

Йонсу шагнула назад. Она не могла больше находиться в этой комнате. Михаэль Аустенос внезапно стал ей еще противнее, чем прежде.

– И да, – остановил ее Михаэль, – ты уезжаешь вместе с Сирсой сегодня же.

– Куда? – абсолютно убитым голосом спросила Ливэйг, нащупывая рукой дверную ручку.

– В Браас, к майомингам. Тебе там понравится. Пошла вон.

Йонсу выбежала из спальни, не успел Михаэль договорить свою последнюю фразу.

От пережитого стресса мгновенно выступили слезы – она, всхлипывая, начала вытирать их грязным рукавом платья. Она даже не знала, отчего плачет больше: от унизительности побега по коридорам Анлоса, с волосами, зажатыми в кулаке Сирсы, пощечины ли, полученной от нее, обращения с Ливэйг Михаэля или же ссылки в Браас. Йонсу огляделась. Ей было нужно место, чтобы излить свое свою обиду без свидетелей. Ноги сами понесли ее к лестнице; спустившись вниз, Йонсу пробежала погруженным в полусумрак коридором и забилась в нишу у окна, где, взметнув юбками, села на пол, забившись в угол. Слезы все лились, плечи вздрагивали. Ну вот зачем она плачет, как ребенок! Женщина тщетно пыталась успокоиться… Краем уха она услышала приближавшиеся шаги и уже приготовилась накричать на служанку, что кралась по коридору к ней, однако это оказалась Селеста Ленрой, одетая в скромное темное платье. Йонсу спрятала лицо в складках юбки.

– Что случилось? – голос Селесты звенел беспокойством. – Я слышала крики.

Ливэйг промолчала: из сжавшегося горла бы все равно не вырвалось бы ни звука. Но как ей хотелось выложить всё Ленрой…

– Ты можешь мне рассказывать, Йонсу, – мягко произнесла Селеста, присаживаясь рядом в облаке юбок. – Я же твоя подруга, – она коснулась ее запястья. – Расскажи мне, я могу помочь.

Это не возымело эффекта. Йонсу не могла поделиться с нею. Слова Михаэля женщина запомнила, и нарушать его приказ прямо в Анлосе было бы очень опасно. Про унижение от Сирсы рассказывать не хотелось тем более. Тряхнув головой, Йонсу, поднявшись, выскользнула из ее рук и побежала обратно в свою спальню, оставив Селесту в недоумении. Ну и пусть. Не стоит встречать леди Астрею в таком виде. В конце концов, жизнь продолжается и это всего лишь маленькое недоразумение. Это слабое утешение сумело остановить слезы, а следы их смыла теплая душистая вода.

А потом вдруг пришло осознание того, что Селеста Ленрой использует ее. Использует для того, чтобы узнавать мысли леди Астреи и Мариэль. Та, которую она считала чуть ли не подругой, использует ее… Проклятый замок!

К тому моменту, когда накрыли стол в трапезной, женщина успела и принять пенную ванную, и вновь закрутить волосы «в корону», и надеть то же платье, что ей дали в первый день. Руки Йонсу немного дрожали. Причины было две: присутствие Астреи и присутствие Михаэля. Астрея, такая же холодная, как и в прошлый раз, неторопливо вкушала поданные блюда, Михаэль, хмурясь, смотрел куда-то в окно, думая о своем. Сирса тоже молчала, Селеста Ленрой, наперекор своим привычкам, была мрачна и сидела ровно, чего-то ожидая. Улыбались только Спэйси и Ригель, с утра сотворившие какую-то очередную пакость.

На Мариэль Йонсу не смотрела и только ждала, когда начнется то, ради чего все собирались в обеденном зале. Судя по молчанию, этого ждали все.

На этот раз первой говорить начала леди Астрея, закончив с трапезой и вытерев тонкие губы салфеткой.

– Лорд Вэйрон, – обратилась она к вечно угрюмому брюнету таким тоном, будто речь шла о погоде или торговле, – вы плохо выполняете свои обязанности.

Йонсу и Селеста синхронно побледнели. Обе по разным причинам.

– Да, миледи, – абсолютно спокойно признал тот, вставая. Астрея же продолжила:

– Леди Селеста, с вашей стороны не очень разумно подставлять собственного отца и лорда Вэйрона. Не думайте, что я это забуду.

Йонсу, пользуясь тем, что Астрея ее не видит, уставилась на Ленрой. Селеста явно давно ждала, когда начнется разговор, и после этих слов напряжение чуть спало. Видимо, ожидала она худшего, и потому сразу же пригубила напиток из бокала. На замечание она ничего не ответила – Астрея и не ждала ответа.

Повисла пауза, от которой Йонсу стало еще страшнее. Она была уверена, что кто-то, или Михаэль, или Сирса, поднимет тему с Архоем, что заставит леди Астрею вспомнить о ней, Ливэйг. Наконец, Сирса, шумно выдохнув, произнесла:

– На днях было нападение в северных лесах на… на нашу жительницу.

Леди Астрея, приподняв тонкие черные брови, переспросила:

– Нападение? Кто же напал?

– Оборотень с Синааны, – внезапно отчеканил Михаэль, перестав смотреть в окно. – Мои люди ищут его следы, но они уходят в снежные завалы Палаис-иссе.

Йонсу с недоумением уставилась на него. Ложь была сказана так, что она сама чуть ей не поверила.

– Сообщения из Цитадели были?

– Нет. Кто-то сбивает фей.

– Прекрасно, – чуть слышно прошептала Астрея, чем безмерно удивила Йонсу. – Лорд Вэйрон, у меня для вас новое задание. Реабилитируйтесь. Не зря же кольцо с горным хрусталем носите. Думаю, вы меня поняли. Можете идти.

На лице Селесты Ленрой отразилась, видимо, вся гамма чувств, на которые она была способна. Казалось, придворная дама едва не плачет. Михаэль чуть слышно хмыкнул. Мариэль, от которой Йонсу пока не услышала ни слова, сжала зубы так, что… В голове у Йонсу мгновенно прокрутился вчерашний вечер. Возникшая жалость к Мариэль заглушила даже обиду на Селесту.

Кто такая Мариэль Аустенос? Очередная жена наследного принца. Без прав, без будущего. Едва Михаэль охладеет к избраннице, как жизнь Мариэль рухнет. Не для того ли фрейлина Правительницы борется за власть в замке? Жалость смешалась с уважением. Ливэйг догадывалась, как сложно приходилось в Анлосе Мариэль. Однако та оставалась сильной и спокойной, несмотря ни на что, зная про измены единственного гаранта власти и видя его любовницу каждый день.

В дверях Вэйрон столкнулся с глашатаем: юным парнем в зеленом плаще.

– Экипаж прибыл.

– Экипаж? – переспросила Астрея. Сирса приподнялась со стула, поправляя платье.

– Это мой. Уезжаю в Браас, как ты просила, – женщина обменялась многозначительными взглядами с Михаэлем. Только Сирса осмеливалась обращаться к правительнице на «ты». Мариэль немного поменяла положение тела. – И… Я решила взять Йонсу с собой. Ее сила мне пригодится.

Астрея едва заметно кивнула головой, не утруждая себя словами. Йонсу, внезапно подумав о том, что ее отъезд – удача, а не наказание, торопливо последовала за своей новой госпожой. Ей не терпелось выбраться за стены замка, хотя еще пару часов назад она мечтала остаться тут навсегда. Если ее заставляют уезжать, то это значит, что потери новых воспоминаний не будет. Йонсу сможет хоть ненадолго выбраться из трясины, болота, сладкого дурмана, что укутали ее в замке. Не будет видеть грязь Анлоса вокруг. Ради такого можно пережить даже присутствие Сирсы.