Текст книги "Unpurified (СИ)"

Автор книги: Karma Darklight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Какая глупая ошибка со стороны Латенто! Эти выкрутасы с наэлектриованным окном совсем ни к чему, гораздо умнее и экономнее было бы…

Андре нервно вдохнул и уронил простыню, когда увидел за некогда свободным окном металлическую решётку, судя по всему, тоже из алюминия…Когда, чёрт возьми, этот ненормальный успел её установить?!! Или неужто, в то время, как Андре мучился в ожиданиях в тюрьме, Латенто уже преспокойно планировал посадить его под самый глумливый домашний арест!?Проклятье!!!

Выхода таки нет. Теперь хлопковые простыни его не спасут, когда на пути высунулось такое наглое и непроходимое препятствие.

Обладай Андре каким-нибудь родом магии, то возможно что-то бы пришло ему на ум. Но увы…

В последние десятилетия всё реже и реже рождались демоны с магическими способностями, тем чаще различные круги принимались строить свою жизнь на основе современных развитых технологий, уходя в них в альтернативу широким магическим просторам. Самого Андре мало волновало отсутствие магии в нём, поскольку многие магические демоны находили реализацию своих способностей на войне или иных кровавых бойнях.

Вновь взяв лист в руки, юноша прочитал про себя загадку дня.

«Какая вина лежит на мне?»

Очевидно, Латенто намекал о самых недавних событиях. Значит, Андре нужно пошагово написать всё «неправильное», что он сделал и принести основательные извинения. Это не должно занять много времени. А когда Андре закончит…

Молодой демон обернулся к настороженно приподнимающейся с кровати фее.

Да, ему бы следовало попросить Латенто отпустить её. Возможно, Андре вмешивался не в своё дело, так как он понятия не имел, что побудило опекуна взять эту девушку в плен… Но удерживать насильно это милое создание и, тем более, издеваться над ним было извращением.

Хотя фея сказала, что Латенто не совершал с ней ничего плохого, нечто подсказывало юноше, что она говорила не совсем правду. Тенебрумец что-то сделал с ней, как-то навредил, но при всём этом, крылатая дева как будто не видела ни в чём его вины. Или отрицала её.

То, как она вела себя с Андре…в ней как будто почти совсем не было враждебности к нему. Почему? Либурбемцу хотелось верить, что его это мало интересовало, потому что, несмотря на всё поднявшееся в душе сочувствие к темноволосой красавице, где-то ещё копошилась оправданная толика неприязни.

Да, Андре очень хотел помочь этому светлому созданию, но никак не более того. Быть может некоторые враги и заслуживают хорошей…расправы, но никак не такие…не деликатного свойства феи. Она ведь явно не была воином…

– Эмм, фея, – окрикнул Андре, прежде, чем успел докончить свои мысли. – Кто ты? Я имею в виду…по работе, занятиям. Точнее, кем была?

Девушка посмотрела на юношу сначала с лёгкой рассеянностью, затем внимательно и, после задумчивой паузы, ровно произнесла. – Я была помощницей лекаря.

– Понятно…Стоило догадаться, что ты – создание миролюбивой профессии. Благородная работа. Я сам когда-то интересовался кое-чем похожим… – отчуждённо улыбнулся Андре, не оборачиваясь к фее. – …Как твои крылья?

– Немного жжёт в треснутых местах, но похоже опасность миновала. Через пару недель или месяц они, скорее всего, заживут и я снова смогу летать. – Андре почувствовал на себе любопытный взгляд светлой. – Это ведь вы вылечили их?

– Не знаю, можно ли это назвать «вылечил», я только то смазал их единственным лечебным бальзамом, что нашёл.

– Но вы спасли меня. Даже при том, что … не были обязаны делать это. Я… – фея сложила ладони вместе и изящно склонила голову, – …премного благодарна вам.

– Это была моя вина, что твои крылья повредились, так что…не стоит. – сказал Андре, постукивая острием ручки по листу. – Враги или нет, неважно. Моя душа больше стремится к миру. Я много с кем враждовал в жизни, много кого ненавидел, но никогда не желал никому смерти. По крайней мере, всерьёз.

– Значит, в вашем сердце, определённо, есть доброта. – почти ласково произнесла девушка, изучающе смотря на Андре.

«Многие бы утверждали прямо обратное.» – самоиронично усмехнувшись, подумал про себя юноша.

– Как вы сами себя чувствуете? – с оттенком бережности спросила она. – Я помню, вы сгорали от желания…

– Сейчас всё хорошо. Пока что. Но…мне интересно…– сказал он, обернувшись. – Зачем бы Латенто тебя сюда не привёл, похоже также не собирается выпускать в ближайшее время. Ты ведь сказала, что он «больше не желает тебе добра». Хочешь сказать, что изначально желал? Что всё-таки произошло между вами? Как ты оказалась у него?

– Я… – фея подняла глаза на Андре и устремила на него непоколебимый взгляд. Он казался честным, но при этом слишком твёрдым. Сейчас молодой демон рассмотрел, что глаза светлой девы были удивительно чистого серебряного цвета.

– В тот день, во время одного из сражений, я прибыла на помощь раненному на поле боя другу…

– Как ты очутилась в Долине Смерти? Не может же быть, чтобы вам, безоружным и нетренированным для битвы врачам, позволяли находиться в этой мясорубке. Это же абсурд.

По немного побледневшему лицу феи Андре понял, что спросил о том, о чём девушке пока не хотелось рассказывать. Похоже он случайно затронул какой-то секрет. – Нам и не позволено. Это была моя инициатива. Я… – она прикрыла глаза на мгновенье и выдержанно, как тот, кто совершил нечто не совсем правильное, но верное для себя произнесла. – Я почувствовала, как кто-то из моих друзей получил ранение и…не могла проигнорировать это.

– В каком смысле «почувствовала»?

– Моя магия дала мне знать об этом.

– Постой, магия?! – в лёгкой укоризне Андре хлопнул себя ладонью по лбу. – Ох, как же я сразу об этом не догадался спросить? В чём конкретно состоит твой дар?

– Я могу значительно снизить боль тем, кто физически её испытывает. Не избавить от неё полностью, но сделать переносимой, если он крайне сильная. Мои способности не настроены изначально на возможность определять, кто вокруг меня претерпевает боль…Но, похоже, со временем у них появилось это свойство в отношение тех, с кем я имею сильную душевную связь.

– Ух…понятно... Интересный дар, но в нашем случае он не поможет. Ослабление боли не спасёт от намертво вставшей решётки…

– Решётки? О чём вы говорите?

– О том, что теперь приварено к моему окну. А ещё…Ты же знаешь, что такое электрический ток? – фея коротко кивнула. – Латенто не только запер нас в комнате с непробиваемой дверью и решёткой на окне, но и пустил ток по последнему.

– Ох, это… – выражение обескураженности промелькнуло на лице девушки, как будто она и была расстроена этим фактом, омрачающим обстановку неволи, но уже так давно была лишена свободы, что невольно потеряла чёткое представление о ней, – …довольно печально…Но, немного страшно признавать, я кажется привыкла к этому дому. Жаль, конечно, что и вы теперь заточены…

– Ну, если тебе интересно, я могу сказать, как я оказался в такой ситуации. Может ты и сможешь мне помочь. – сказал Андре с любопытством. – Но всё же расскажи до конца сначала о себе и Латенто.

– Да…верно. Итак, я нашла Эжена (так звали друга) и первым делом смягчила боль от его ран. Затем я собиралась телепортироваться с ним. Но не успела: нас настиг один из демонических воинов. И я не смогла защитить Эжена…Демон ранил меня мечом и оттолкнул. А моего друга… – фея на какое-то время опустила взгляд и еле заметно вздохнула. – Думаю, вам понятно, что с ним случилось…Я непременно была убита бы сама, если бы не Латенто.

– Так он спас тебя? – у Андре расширились глаза от неподдельного изумления.

– Да. Латенто не дал тому демону добить меня. А после забрал к себе и очень бережно выхаживал. Изначально я сильно противилась ему, не веря в его исключительно чистые намерения, но вскоре сама убедилась, что Латенто не желал мне зла. До недавнего времени.

– Ничего себе. Не так давно я бы с радостью поверил в подобное, но теперь…Ох, если бы ты знала, что он натворил! Но, продолжай же…что же случилось между вами в итоге?

– Я…сильно обидела Латенто. Отнеслась с большим неуважением к … его принципам.

– Серьёзно? Не посчитай меня поверхностным, но по тебе совсем не скажешь, что ты способна на такое…чтобы обидеть или оскорбить кого-то…

– Я никогда не хотела этого. Но в итоге всё вышло именно так… – фея отвернулась и прижала руки к сердцу. – И похоже Латенто никогда не простит меня.

– Как же это случилось?

– Мы…оба пытались прийти к… миру между нами. Я не могла больше воспринимать Латенто как врага после того, как он спас меня. Возможно, и Латенто стремился отдалиться от войны…

– Кое-что хочется уточнить, – Андре раздумчиво провёл рукой по затылку, – извини за мою назойливость, но как именно ты его обидела? Что сказала ему?

Девушка замолкла. По атмосфере, пришедшей в комнату, Андре почуял, что опять затронул личную или даже больную тему, а фея будто и не хотела даже давать молодому демону намёк на правду. Это было вполне естественно. Ведь они всё ещё были мало знакомы. Потому Андре решил временно отступить с расспросами.

– Это, впрочем, неважно. Я понял примерно, что произошло. Латенто хоть и может произвести впечатление самой терпимости и порядочности, но таит в себе весьма большую циничность, меркантильность и злопамятность. Какие бы его «принципы» ты не задела, это, может, не относится к личному мировоззрению, а к статусу и образу, которому он пытается соответствовать. Так что, ради Богини, ну или вашего Бога, не воспринимай всё это близко к сердцу! – Андре вдруг тихо рассмеялся. – Ох, мои манеры похоже провалились куда-то к чёрту. Я ведь так и не узнал твоё имя и сам не представился. Меня зовут Андре Маргакус. Я – аристократ не из самой целомудренной, но в целом добродушной семьи. А как тебя зовут?

– Жозефина Пуритенс. – подвинувшись к краю кровати и положив руки на бёдра, произнесла светлая красавица.

– Это…необыкновенно красивое имя. – искренне сказал Андре. – Оно бы определённо подошло аристократке.

Жозефина с толикой сконфуженности посмотрела на молодого демона, как будто он сказал что-то неуместное или непонятное, но потом немножко поразмыслив, похоже поняла, что имелось в виду и произнесла:

– Да. Спасибо вам за комплимент.

– К какому классу ты принадлежишь?

– Мы не делимся на сословия...Не совсем…Хотя у нас есть особенные и даже привилегированные члены общества вроде священнослужителей, Магов, повелительницы и других Леди, но…они выше всех нас, прочих, как покровители и никак иначе. А мы, остальные – чародеи, эльфы, феи и протацины во всём равны и обозначаемся в основном по роду занятий. Потому я – прежде всего помощница лекаря.

– А как всё обстоит с детьми? – вдруг заинтересовавшись, спросил Андре. – Они же не работают? Если только у вас не принято принуждать их к этому…

– Нет, разумеется нет. Дети и другие, кто по каким-либо веским причинам не имеет работы, обозначаются деятельностью своих родителей или ближайших родственников. Есть у нас также порядок в отношении замужних женщин. Они всегда значатся по роду занятий своих мужей.

– А не бывает ли наоборот? Чтобы муж значился по работе жены?

– Нет, это не принято у нас. – размеренно произнесла Жозефина, наблюдая за реакцией Андре. – Женщина не должна никогда быть во главе семьи. И это касается не только семьи. У нас во многих сферах жизни царит прочный патриархат. – слегка сжав пальцы и сложив руки вместе, она продолжила. – Именно поэтому мне не позволено было стать лекарем, а только его помощником.

– Почему? Звучит всё это не слишком приятно. Не говори мне, что вам также отказываются давать образование наравне с мужчинами.

– Нет, нет. Образование мы можем получить какое захотим, но в какой-либо деятельности нами всегда должны руководствовать мужчины.

– Почему? – нахмурился Андре.

Жозефина едва слышно вздохнула и спокойно произнесла. – Наш Светлый Бог оттого и зовётся «Отцом», что мужской род ближе к нему, чем женский. Светлые женщины могут быть так же во многом способны, но они должны оставаться в подчинении у мужчин. Такова наша религия.

Разве у вас не похожим образом всё обстоит с Богиней?

– …Нет…– задумчиво и почти удручённо ответил Андре. – Демоны никогда не отличались особой вдумчивостью в религиозные посылы. Да, у нас в определённый период истории был повсюду матриархат, но …Для многих он стал пережитком далёкого прошлого. Можно даже сказать, что в определённое время всё поменялось в резко противоположную сторону после правления этого пресловутого Каллистуса. А сейчас…всё относительно нейтрально.

– Ох, понятно…Мне правда всегда было очень грустно слышать про страдания, что выпали на вашу долю из-за Кровавого Тенилвура. Как бы странно это не звучало с моих уст.

– Нет, я верю тебе. Ведь ты по-профессии – создание, спасающее жизни, а не отнимающее их. Это уже о многом говорит. И никакие религиозные предрассудки…Ох, однако мы сильно отклонились от темы. Я ведь так и не начал рассказывать, как здесь оказался. Что ж…– Андре развернулся к фее, неловко усмехнувшись. – Как ты уже, наверное, поняла, Латенто и я повздорили по одному поводу. Точнее, по поводу моего образа жизни. Я…Скажем так, влюбился в кое-кого и Латенто это не одобрил. Более того, запретил мне вступать в отношения с возлюбленным.

Плечи Жозефины слегка дрогнули, когда Андре дал понятный намёк на то, какого пола было любимое им создание, но в лице фея совсем не переменилась и продолжила так же спокойно слушать.

– …потому, пытаясь заместить чем-нибудь потерянное счастье, я пустился в полный гедонизм. То есть, по-вашему, в разврат. Итак, последнее моё похождение кончилось крайне трагично, я не только возбудил огромный скандал, но был отдан под суд.

– За что же вас осудили? Было ли это…прелюбодеяние? – спросила Жозефина, стараясь избегать осудительного звучания в своём голосе.

– О, нет…не совсем…– оперев голову о руку, промолвил Андре. – Я… – чувствуя на себе молчаливый, ненастойчивый, но всё же полный какого-то сочувствия и любопытства взгляд Жозефины, Андре понял, какого это испытывать невольный тяжелейший стыд за себя и свои деяния. Красавица-фея вопреки всему продолжала вызывать в нём всё большую и большую симпатию, и в этот момент юноша по-настоящему жалел, что не имел никогда лучших стремлений в своей жизни, которые бы приводили не к постыднейшим поступкам и решениям.

Андре подумал и рассказал Жозефине значительно смягчённую и во многом перевранную версию произошедших с ним событий, убирая из них смерть Лиона Иракибили.

– Значит, вы были осуждены за бой с высшим, чем вы по сословию лицом? А также за соблазнение его жены? – с непонятным выражением лица уточнила девушка.

– Да, можно сказать, что так…

– И вас в итоге оправдали?

– Верно…Поскольку не я был зачинателем драки… Латенто премного выручил меня, спас, никак не меньше. Я обязан ему жизнью, пожалуй… Но после всего случившегося он захотел заставить меня привести свою жизнь в порядок и больше не ввязываться в скандалы. Я открыто сказал, что для меня нет жизни без возлюбленного, и отказался следовать его указам. За это Латенто разозлился, ударил меня и запер в этой комнате, пока я не напишу ему письмо-извинение.

Грудь феи беззвучно приподнялась, будто девушка захотела что-то выпалить, что-то, возможно, весьма нелицеприятное и суровое, и тут же опустилась.

– Как вы считаете теперь, было правильно искать утешение в блуде? – Жозефина произнесла свои слова уравновешенно, без всякого жара.

– Может и нет. – беззаботно поджал плечи Андре. – Но у меня нет иных утешений. Не удовлетворю душу, так удовлетворю хотя бы плоть.

– А ваша Богиня…?

Андре перебил её:

– Я надеюсь, ты не собираешься сейчас заверять о том, какой у вас замечательный Бог и насколько он превосходит нашу Богиню по своим нравственным заветам.

– Нет, вовсе нет. Я, наоборот, хочу узнать больше о вашей религии. Какие ценности она утверждает? Скажите мне, разве молитвы к Богине не помогли бы вашему духу?

– Богиня не запрещает нам утолять свои чувства.

Жозефина вытянулась и немного назидательно произнесла:

– При всём том, что наши Боги сильно различны, мне не верится, что в ваших заповедях нет никаких запретов.

– Ну, заповедей всего семь. Коротко говоря, они такие: 1– что-то там про долг перед родителями, 2 – не истязай безвинных, 3 – не унижай себя, 4 – не забирай того, что принадлежит другому, 5 – будь приличен, 6 – борись с унынием и апатией, 7– помни, что все жизни равноценны. Ни слова о блуде. Значит, в этом я предоставлен сам себе.

– …Пятая и четвёртая заповеди, по-моему, как раз об обратном.

– Нет, нет, нет. Во-первых, у нас в Либурбеме скорее неприличным считается сдерживать чувства, а не распускать их. А во-вторых, по-моему, не очень-то красиво считать, что статус «жены» есть принадлежность к кому-то.

– Ох, нет, я не то имела в виду. – Жозефина похоже немного смутилась. Опустив чуть-чуть голову, она пальцами потеребила прядь своих чёрных кос. – Я хотела сказать, что вы пытались забрать любовь этой женщины …в абстрактном смысле…То есть разрушить семейное счастье ради своей прихоти.

– Но по сути это значит примерно тоже самое. – усмехнулся Андре. – Просто выражено более пристойно. А в итоге я именно украл, по-твоему, чужую жену. Украл как какую-то вещь.

– Прошу вас, не надо опошлять мои доводы. – чуточку нахмурившись, ответила Жозефина. – Как бы вы не трактовали это для себя, заповедь вами нарушена. Разве вам совсем не совестно за это?

– Получается же, что я нарушил всего-то одну заповедь. – протяжно произнёс Андре. – Это не так уж и серьёзно.

– Ох, что же вы говорите. – неодобрительно покачала головой фея. – Неужели для вас не имеют никакой значимости религиозные посылы?

– Не сказать, что совсем никакой, но не капитальной – это уж точно.

– Тогда зачем же вы…? – в голосе Жозефины послышалась странная робость. – Какой тогда вам смысл не выполнять требование по избавлению от Проклятия?

– Ты говоришь о том самом покаянии? – помрачнев, спросил Андре.

– Да, конечно.

– Скажу тебе прямо, я не верю во всю эту чушь с покаянием. Ваш Бог уже совершил вероломство, когда без всякого предупреждения сжёг многих демонов, среди которых были и дети…Если это взаправду его работа, то не думаю, что он перестанет нас жечь только от одного раскаяния. А даже если бы оно и работало…дело не в религии, дело в элементарном чувстве собственного достоинства. Я не хочу выполнять требования божества, который из-за сотни, а может всего и десятки преступников, убил миллионы невинных. Уже по простой математике видно, что всё вышло совсем не честным образом.

– Да, я понимаю. Деяния нашего Светлого Отца видятся чрезмерно суровыми. Но они должны быть правильными. Наш Бог никогда не ошибается…

– О, значит ошибается только наша Матушка Богиня? – едко проговорил Андре.

– Простите, я не хотела, чтобы это так прозвучало. – с печалью в глазах сказала Жозефина. – Нет, ваша Богиня тоже не может ошибаться. Я полагаю, это вы неправильно трактуете её послания. Она пытается укрыть вас, но при этом жаждет вашего скорейшего возвращения к солнцу, истинному свету.

– С чего ты взяла, что именно такова её воля?

– А разве вы сами не хотите вернуться?

«Я правда никогда не думал об этом.» – говорил Андре про себя. – «Возвращение в Магические земли…в далёкий и потерянный рай…Настолько ли меня не устраивает жизнь здесь в Тёмных землях? В моей жизни были счастливые и несчастливые периоды. Но вряд ли я способен себе представить счастье без Латенто. Ну, так мне, пожалуй, казалось до последних событий…»

– Жозефина, – холодно произнёс он вслух, – Оставь свои проповеди при себе. Я уже сказал, что вполне доволен своей жизнью здесь, так что не пытайся переманить меня на вашу, светлую сторону. Тем более, мне нужно поскорей закончить задание Латенто, пока вновь не разбушевалось моё либидо. Посему не отвлекай меня более и дай заняться делом.

– Понятно, простите если обидела или оскорбила вас. – кротко ответила Жозефина, и крылья её удручённо немного опустились.

– Эй, и не слишком шевели своими крылышками! Они же всё-таки раненые!

– Они часто двигаются по рефлексу. Я не всегда могу их остановить. Но раны, кажется, небольшие по размеру и это не должно повредить им. Главное, чтобы на них не шла большая нагрузка как во время полёта. – тихо промолвила фея.

– Ладно. Тебе виднее. – пробурчал Андре и заставил себя вернуться к листу.

«Какая вина лежит на мне?»

Было нечто в этих словах тревожащее, что заставляло их врезаться в поле зрения.

«Вина...Хм…Это довольно серьёзное слово…» – думал Андре.

Была ли дерзость к Латенто столь уж серьёзным проступком? Раз оно так, то прекрасный тенебрумец явно страдал от слишком ранимого тщеславия. Или дело было в другом?

А вдруг…?

Тело Лиона Иракибили вновь предстало в уме Андре. Юноша болезненно вздрогнул и лихорадочно затряс головой, силясь прогнать мучительное кровавое видение.

«НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! ХВАТИТ! Я ЖЕ СКАЗАЛ, ЧТО В ЭТОМ НЕТ МОЕЙ ВИНЫ!»

– С вами всё в порядке? – с лёгким беспокойством спросила Жозефина, увидев нервозные движения Андре.

– Со мной всё хорошо. Не мешай мне. – раздражённо процедил молодой демон.

Что бы сам Латенто не думал о случившимся, всё это было его рук делом. Крайне жестоко и эгоистично перекладывать ответственность за свои действия на подопечного.

Но что если именно это он и желает увидеть написанным? Стоит ли тогда Андре подстроится под него? Или всё-таки суть этого задания в искреннем раскаянии? Было ли тогда хоть что-то в том событии достойного подобного?

Раскаяние…чувство вины…Что в принципе должно вызывать эти гнетущие чувства? Что-то настолько же мрачное и тёмное?

Самым тяжёлым явлением для Андре была, пожалуй, боль. Всякого рода. Но, в первую очередь, душевная. Ведь от неё не было ясного лекарства как от внешней...

Существовала разная по уровню боль в представлении Андре. Малая заживала со временем, большая оставляла вечные шрамы. А разрушительная наносила такой ущерб, что убивала. Но никогда не быстро, а всегда медленно.

Соответственно Андре следовало познать такие сложные понятия, как раскаяние и чувство вины только тогда, когда бы он причинил кому-нибудь страдания. Но разве молодой демон был повинен в этом? (Тот же Лион вряд ли долго убивался, узнав насколько пустовата и фривольна его жёнушка, к тому же успел выпустить всё, что накипело в нём, и облегчить дух …)

Если только…?

Она выглядела тогда потрёпанной от смятения. Неужто матушка настолько настрадалась в тот день?

====== Глава 5. Ускользающий сон. Часть 6 ======

– А-Андре, мальчик мой, что происходит? – уже успев покраснеть от волнения, громко проговорила она. – Мне неожиданно позвонил Латенто и сказал, чтобы я срочно ехала домой и никого не впускала к себе, пока не поговорю с тобой…О, Богиня! Что с твоим лицом?! Ты подрался с кем-то?!

– Да, вроде того…– нерасторопно ответил Андре, не зная с чего начать.

– Мать Всемогущая! Что за кошмар! Как же дошло до этого?!? – схватившись за голову, демонесса уже разразилась слезами. – Что же такое случилось?! Ты опять натворил что-то?

– Не один я…Даже не знаю, как сказать…. Ты можешь хотя бы попытаться успокоиться? – устало вздохнул молодой демон.

– Как тут с вами успокоишься?! Ты совсем не бережешь моё больное сердце, Андре!

«Можно подумать, ты когда-то берегла моё!» – гневливо сверкнула мысль у юноши.

– Перестань истерить, матушка, и выслушай меня! – ядовито произнёс молодой либурбемец. – Дело в том, что...я…кое-кого соблазнил из Рейджленда….

– Рейджленд?!!!! Рейджленд!!!!О, Богиня милосердная! – демонесса аж схватилась за сердце. – Ты связался с этим диким городом!! !!!Что же ты наделал!!!!!!ТЕБЕЖИТЬНАДОЕЛО???????? Ах, ты загонишь меня в могилу, неблагодарный!!!

– Я соблазнил жену верховного, и он дрался со мной за свою осквернённую супругу. – бесстрастно продолжил Андре.

– Т-Т-ТЫ ЧТО СДЕЛАЛ????????В-ВЫ ЧТО…? – женщина от шока похоже забыла, как дышать, и так и замерла с раскрытым ртом.

– И Латенто убил его.

Если бы эмоциональность матушки выражалась в пузыре, который бы увеличивался по мере разрастания её переживаний, то в этот момент он бы точно лопнул.

Глаза демонессы отклонились куда-то ввысь, и она, покраснев до какой-то сверхъестественной красноты, упала в обморок.

Проходивший мимо по коридору слуга увидел, что произошло, и ошеломлённо метнулся к ней.

– Ох, господин! Как вам не совестно доводить до такого состояния вашу матушку! – приподнимая её за талию, сказал он с открытым укором. – Вам же известно насколько она чувствительная и ранимая душа…

Будь подобного тона реплика произнесена во многих других городах, слуга бы заслужил за неё, как минимум, пощёчину. Но в Либурбеме никогда не существовало социального уничижения, и по-настоящему здешних аристократов и плебеев различала лишь мера финансовой состоятельности. Потому атмосфера между господами и их прислугой зачастую была непринуждённой, простодушной, а то и вовсе фамильярной.

«Да уж, все вы, видно, давно поняли о её «чувствительности» после опыта особо тесного «общения» с ней. – с сардонической усмешкой про себя подумал Андре.

– Не я, а она сама довела себя до такого состояния. – пренебрежительно ответил юноша. – Это был её выбор сокрушаться в истерике от моих проблем. Я не заставлял её делать этого.

– Как вы можете быть таким чёрствым!?– ошарашенно проговорил слуга, перенося демонессу на диван. – Вы же говорите ни о ком ином, как о родимой кровинке! Нельзя так обращаться с родителями!

– А что, дети всегда обязаны быть добрыми и понимающими?

– Конечно. Нужно ценить любовь родителей превыше всего. Ведь они любят нас больше, чем кто-либо. – ослабляя шнуры на корсете платья демонессы, говорил слуга.

Андре на это внезапно рассмеялся. Смех его перерос в хохот, в котором отдавало чем-то нервическим. Слушавшему его мужчине стало не по себе и, побледнев, он промямли:

– Ч-что с вами такое, господин? Н-над чем вы смеётесь?

– Ох, извините, сивил. – осклабился Андре, смотря пустыми глазами на слугу. – Я просто не совсем понимаю о какой-такой «любви» вы говорите? Если о «той», которую дала моя матушка, то…мне искренне жаль вас, что вы считаете это любовью, да ещё и такой, которую нужно ценить. В-Вы говорите, что я неправильно себя веду…Думаете, я ненормальный? Но знаете, мне гораздо легче поверить в то, что я – единственное нормальное существо в огромном сумасшедшем мире!

Слуга что-то пробормотал и с временной набожностью постучал ладонями по сердцу, смотря на Андре как на умалишённого. Возражать он больше не стал и, крикнув паре заглянувшим из любопытства в комнату служанкам принести нашатырного спирта и воды с полотенцами, помчался распахивать окно.

– Нашатырь уже поздновато использовать. – насмешливо сказал Андре.

– О-о чём это вы? – опасливо спросил слуга, начавший, видно, уже побаиваться молодого демона.

– Спирт нашатырный используют, чтобы предотвратить обморок, а не пробудить от него. Так вы только можете навредить ей. Химический ожог обеспечить, без малого.

– …Как же…но…Откуда вы взяли…?

– Я не откуда это не «взял». Это медицинский факт. – с непривычной для себя серьёзностью произнёс Андре. – Лучше приподнимите ей ноги – это поможет куда больше.

– К-как я могу вам верить? Ведь совсем не похоже, чтобы вы хотели помочь вашей матушке. Вам словно и в удовольствие издеваться над ней!

– Ну, как хотите, можете и не верить мне. – промолвил Андре с равнодушным смешком. – Мне-то всё равно. Я лишь высказался, потому что как несостоявшийся медик хотел исправить ваше заблуждение. Поступайте тогда по-своему. Только не удивляйтесь потом, если она будет орать, что у неё сожжено всё в носу.

Не желая принимать никакого участия в приведении матери в чувства, юноша, однако, продолжал с интересом наблюдать за действиями слуг. Ноги приподнимать женщине не стали, но и нашатырный спирт отчитавший Андре мужчина уже побаивался подносить к носу своей госпожи. Вместо этого он лихорадочно обтирал её лицо и грудь мокрым полотенцем, в то время, как случайные помощницы махали в их сторону подручными предметами на манер вееров.

Когда крайне обеспокоенный слуга уже собирался вызывать врачей, мать Андре открыла глаза.

– Ну что, теперь готова дослушать меня до конца? – бесцеремонно обратился к ней молодой демон.

Даже у не самых привязанных к своей госпоже служанок эта фраза вызвала охи с возмущениями.

Понимая, что осуждение свидетелей сей глупой драмы возрастало к нему, Андре чувствовал увеличивающееся злорадство.

А почему это должно считаться аморальным? Юноша же просто выпускал все свои чувства наружу. Как и учила его матушка. Ведь не она ли говорила «удовлетворяй все свои потребности и желания, даже самые низменные»? По такому принципу она и сама всегда жила. Почему же Андре не имеет права вести себя так же?

Они говорили, что у молодого демона нет сердца, никакого чувства жалости. А откуда оно могла взяться к существу, которое изводилось от истерики, при каждом как мелком, так и большом случае. Хоть сейчас её истерика была оправдана, но он не аннулировал все прошлые случаи. Мать Андре, порой, сходила с ума из-за таких ничтожных вещей, что не могла не вызывать презрения. Последнему чувству быть может и не дано было бы появиться, если бы она не пользовалась своей слабохарактерностью и неуравновешенностью, чтобы манипулировать родственниками (как долго демонесса находится на их содержании, продолжительной щедрой «помощи»?), в особенности сыном…

И однажды всё это зашло слишком далеко….

И что злило Андре больше всего, мать по ветреной природе никогда не чувствовала угрызений совести за свои проступки и эмоциональные срывы. Так словно их и не было с самого начала.

– Ах, ах! Прошу вас, лапушки мои, перестаньте уже махать на меня. Всё в порядке, Стивен, мне получше. Так о чём ты говорил, сынок?

– Верховный Рейджленда мёртв.

– О, Господи! – женщина вновь налилась красным цветом. Стивен обхватил её за спину в страхе, что она вновь упадёт в обморок. Либурбемка достала платок из кармана. Из глаз её теперь капали жирные слёзы. Затем, даже с физическим трудом для себя, она проговорила. – В-в-всё хорошо…Постараюсь принять новости о катастрофе более твёрдо.

Но твёрдость духа ей надолго не далась. Стоило Андре продолжить рассказ, как она разразилась шумным рёвом с воплями о том, что он – неблагодарный сын, который совсем её не бережёт и хочет довести до нервного истощения.

В конце концов, молодой демон не выдержал и вышел комнаты, а после и из дома, крикнув матери, чтобы она звонила Латенто и говорила с ним, раз не в состоянии выслушать своего сына.

Побродив между деревьями сада и вернувшись через 30 минут, Андре застал демонессу одну, рассматривающую с каким-то болезненно-стыдливым румянцем фотографию в рамке. Юноша безмолвно обошёл матушку и через её пухлые плечи взглянул на снимок. Он был довольно давним…Сделан ещё тогда, когда отец был жив. Возраст его уже был немолодым в тот момент: лицо покрывали заметные линии морщин, а волосы начинали седеть, но было при всём этом в нём то, что навсегда сохраняло на лице дух юности – яркие и приятные глаза, всегда источавшие веселье с задором, и блестящая лёгкая улыбка. Даже если тело его не могло сопротивляться возрасту, в душе отец, безусловно, всегда оставался вечно молодым.