Текст книги "Дети Зазеркалья"

Автор книги: Kagami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Домой я вернулась незадолго до Нового года. Ленчик умолял меня задержаться до его выпуска, но я собрала сумму, которую считала достаточной, и больше не хотела заниматься этим сомнительным бизнесом. Дед остыл и был искренне рад моему возвращению. Мне показалось, что он даже готов предложить мне финансовую помощь, но я сразу дала понять, что мне от них ничего не нужно. Денег хватило на покупку оборудования, его установку и оплату аренды помещения за первые два месяца. Мне очень повезло, что я нашла человека, который не просил плату за полгода вперед. На материалы, о которых я мечтала – уже нет. У дяди Сени я купила по дешевке лом и довольно быстро заработала свои первые деньги на скульптурных поделках. Иногда мне казалось, что делая этих каменных зверушек, я использую ту же магию, что и при преображении дворняг. И хотя создание этих сомнительных шедевров не занимало слишком много времени, мне все же хотелось заниматься своим, тем, о чем я всегда мечтала.

А потом разразилась катастрофа. Хозяин склада, в котором я организовала свою мастерскую, заявил, что собирается его продавать, и мне нужно освободить помещение. Денег на аренду нового и, главное, на переустановку печей у меня не было. Просить у деда не приснилось бы и в кошмарном сне. Снова отправляться в Питер не хотелось, да и не имело смысла – Ленчик скоро заканчивал универ и собирался вернуться. Оставалось залезть в долги. Вот тогда я и обратилась к Родиону – оптовому покупателю моих поделок. Надо сказать, до этого я лично знакома с ним не была, общалась через посредников и курьеров. Уж не знаю, какие папуасские боги меня спасли, но я сразу почувствовала, что шутить с этим дядей не следует. Обаять я его даже не пыталась. Честно выложила, в чем моя проблема, и как я смогу расплачиваться, если он мне поможет. Крапленый оказался меломаном. Кстати, Крапленый – это фамилия, а никакая не кличка, как я думала поначалу. Надо сказать, дико мандражила перед встречей с ним, думала, предстоит иметь беседу с криминальным авторитетом. И была приятно удивлена, когда оказалось, что он вполне нормальный, неплохо образованный и довольно молодой мужик. У меня тогда прямо крылышки от счастья прорезались. А уж когда поговорили, и он озвучил свое более чем щедрое предложение, я вообще думала, что жизнь наладилась. Подумаешь, всего-то время от времени вырезать по несколько фигурок из камней, которые он мне пришлет. И это вместо кабальных процентов! Да к тому же он купил весь склад, а часть его – мою мастерскую – оформил на мое имя. Это потом, когда пришли камни для первого заказа, я пришла в ужас. Самоцветы. Сколько они стоили, и сколько будут стоить мои фигурки из такого материала, я даже представиться себе не могла. Руки чуть ли не дрожали, когда я начинала их обрабатывать. Испорчу хоть один такой камушек – в жизни не расплачусь. Но постепенно привыкла. Дивные камни стали поддаваться той самой "магии", которой так спокойно поддавался мрамор. Родион обычно не торопил, давал время сделать все как надо. И работой моей оставался всегда доволен. Я выплачивала ежемесячно ему часть долга за помещение и уже видела свет в конце тоннеля. По моим подсчетам оставалось поработать в таком режиме еще полгода, может, чуть больше, и Крапленый станет для меня не кредитором, а обычным заказчиком – отказываться от моих услуг он впредь не собирался. А теперь – вот это.

Ленчик, вернувшись в наш город, первое время искал со мной встреч, все уговаривал и здесь продолжить наш бизнес. Но я не согласилась. Город у нас не великий, и все, что, так или иначе, связано с породистыми собаками, рано или поздно становится известно моим деду и бабушке. Оно мне надо? Я и так пальцы держала скрещенными, чтобы до них никаким боком не дошла информация о моей деятельности в Питере. Я вообще старалась держаться подальше от живого зверья. Каменное и глиняное интересовало меня намного больше. Потом Ленчик на какое-то время пропал с моего горизонта, а пару месяцев назад выплыл у Родиона. Я чуть не рухнула, когда он в первый раз появился с камнями от Крапленого – весь из себя такой прикинутый и крутой. И снова начал мне клинья подбивать. Правда, на счет бизнеса молчал, зато позвал замуж. Ой, сколько я смеялась! И, разумеется, высказала ему все, что думаю о замужестве вообще, и с ним в частности. Дура! Нужны были ему мои откровения о том, что я, как кошка, гуляю сама по себе, и не родился еще тот мужчина, который меня к себе привяжет. Опустила парня, вот и нарвалась. Нужно было по-хорошему, да только я не умею. Всегда у меня все через гордыню. Но того, что он так меня подставит, я не ожидала.

Ну что ж придется выяснять отношения. Так я этого не оставлю. Могла бы, пожаловалась бы Родиону. Вот только, мое слово против Лениного, и кому из нас Крапленый поверит – большой вопрос. О том, чтобы восстановить двадцать фигурок за три дня, разумеется, не могло быть и речи. Я не то что сделать их, камни подходящие найти не успею. Да и нет у меня денег на такие камни – смешно даже. Ладно, Ленечка, может, ты и передумал встречаться со мной в неформальной обстановке, а придется.

Я окинула взглядом мастерскую, вздохнула и достала комм.

Непритязательный бар, в котором Ленька назначил встречу, не понравился мне сразу. Ощущение ловушки возникло мгновенно, едва я переступила порог этого непрезентабельного заведения. И дело было даже не в примитивно-аляповатом декоре в мрачных, почти готических тонах, не в мутных разводах на полу и не слишком чистых багровых скатертях. Больше всего мне не понравился масленый оценивающий взгляд бармена и брошенная мимоходом кривая улыбка толстого подавалы. Хорошо хоть ждать себя мой визави не заставил, был уже здесь, вальяжно развалился на плюшевом диванчике в ближайшей к стойке кабинке. И улыбался.

– Выпьешь что-нибудь? – радушно предложил он.

– Нет, спасибо. Мне еще работать. Ты же понимаешь, что я тебя не на свидание позвала.

– От тебя дождешься! – фыркнул Ленчик. – Ты бы и не поздоровалась, если бы тебе что-то нужно от меня не было.

– И поэтому ты решил сделать так, чтобы стало нужно? – я с трудом сдерживалась, а этот гад сидел с такой самодовольной миной, что хотелось немедленно выцарапать ему глаза. Или ухо отгрызть. Неважно что, лишь бы уничтожить это победное выражение.

– А если и так? – Ленчик хмыкнул. – С тобой только так и можно разговаривать.

Даже не отпирается!

– С позиции силы, что ли?

– Ну, зачем же. Я тебе сделку предложить собираюсь.

– Ага, понятно. Ты вернешь, что украл, а я за это под твою дудку плясать буду. Нормальная сделка, ничего не скажешь.

– Ты слова-то выбирай, – прорычал Ленечка. – Я ничего не крал!

– А как это называется? Не подскажешь?

– Скажем так, детка, я кое-что придержал. И верну в срок, если ты мне окажешь одну услугу.

– Нет, – покачала я головой. – Извини, не окажу. О чем бы ты ни просил. Не стану я с тобой дел иметь. Я лучше в полицию обращусь.

– Ага, валяй, – заржал он. – Родион будет счастлив. Особенно, если ты им камушки подробно опишешь.

– Отчего же не описать, – пожала я плечами. – Ничего сверхъестественного в тех камушках не было. Самый ценный из них – малахит меньше моего кулака величиной. Красивый, конечно, камень, но уж никак не раритетный. А остальные и вовсе мелкие, мог бы по весу догадаться, – я отчаянно врала, в надежде, что Ленчик не рискнул вскрыть ящики. Если он собирается их возвращать, лучше бы ему не нарушать упаковку – она моя, фирменная. А вот просвещать его, что среди тех мелких фигурок есть топазовая рыбка с фалангу моего пальца величиной, я не собиралась. Сколько она может стоить, даже думать не хотелось. Зато очень хотелось надеяться, что в случае чего Крапленый сможет объяснить, откуда этот камушек взял.

Ленчик нахмурился. Он явно не ожидал, что я не испугаюсь. Но и сдаваться сразу тоже не собирался.

– А если и заявишь? – попер он как танк. – Что, менты тебе за три дня твои безделушки найдут? А не успеют, так Родька тебя по любому на счетчик поставит, – и тут же доверительно склонился ко мне. – Оно тебе надо, Лекса? Разве я так много у тебя прошу?

– А что ты просишь на этот раз? – не выдержала я, понимая, что даю слабину.

– Дать мне шанс, – просиял Ленчик.

– Шанс?

– Ну да. Я хочу, чтобы мы снова поработали вместе, пообщались поближе. Ты не думай, здесь у меня тоже все схвачено. Щенков сможем на ура продавать. Да и не только здесь, я тут кое с кем перетер идейку, вывозить можно.

– У тебя, может и схвачено, а у меня нет, – пожала я плечами. – У меня здесь предки в этом бизнесе крутятся, любую самодеятельность просекут. Не пройдет.

– Так ты же даже попытаться не хочешь! – возмутился Ленчик.

– Не хочу и не буду! – отрезала я.

– А с Родькой расплачиваться очень хочешь? – снова надавил он на больное.

– А вот кому с ним расплачиваться придется, мы еще посмотрим, – вызверилась я. – Думаешь, я ему не сообщу, чьи ноги из всего этого растут? И думаешь, он мои слова не проверит?

– Да кто тебе поверит? – не слишком уверенно отмахнулся он.

– А тебе? – фыркнула я. – Тебя Родион так же, как и меня проверять станет. По горячим следам. И найдет, уж поверь. Даже там, куда менты не доберутся.

Кажется, последний удар попал в цель. Ленчик резко сбавил обороты, снова наклонился ко мне и заговорил почти умоляюще:

– Слушай, Лекса, давай попробуем начать все сначала. У нас ведь все так ладно складывалось в Питере. Нормально ведь жили вместе…

Я расхохоталась. Где-то на грани сознания маячила мысль, что опять наступаю на те же грабли, но поделать с собой ничего не могла.

– Ленька, ты как скажешь! Жили вместе! В каком сне тебе это приснилось ей богу!

– А что, разве нет? – он обиженно поджал кубы.

– Ну, если ты считаешь, что раз я тебе иногда в своей халупе ночевать оставаться позволяла, так уже и жили… Вот только я другого об этом мнения.

– Ты мне не в своей халупе, а в своей постели место берегла, – зло прошипел он.

– Так уж и берегла? – фыркнула я. – А может, пускала из жалости, когда заменить неким было?

О, черт! Перегнула палку! Ленькины пальцы больно впились мне в предплечье. Ур-р-род! Лето на дворе, а мне с синяками ходить! Сама не поняла, как его бокал с вином оказался у меня в руках. Темно-вишневые струйки потекли по перекошенному лицу и бело-голубой дорогущей сорочке. Хватка на мгновение ослабла, чем я и воспользовалась. Вскочила и успела даже сделать пару шагов по направлению к двери, но бармен – не зря он мне сразу не понравился – оказался быстрее. Я сильная и ловкая, хоть и мелкая, но справиться с мужиком почти на голову выше себя и вдвое тяжелее, да еще когда он заламывает мне обе руки, не могу. И я прекрасно это знала. Поэтому позволила себе обмякнуть, чтобы зря не тратить энергию. Меня, как тряпичную куклу, крутанули, разворачивая снова лицом к Ленчику. Ой, Санька, кажется, ты влипла…

– Думаю, Витек, ты был прав. Лучше эту мегеру изолировать от общества. Дня на три, – медленно, с растяжкой проговорил Ленчик. – Как раз Крапленый за это время уверится, что она его обула и смылась.

– А с цацками чо делать? – пробасил Витек, ни на мгновение не ослабляя хватку.

– Да в Питер свезу, – отмахнулся Ленчик, – есть у меня там завязки. А эту тащи в свой погреб пока, я потом ее заберу.

– А можно… – начал было Витек, и я успела подумать, что мне совсем не хочется знать, на что он испрашивает разрешение, но тут от дверей прозвучал неожиданно знакомый голос.

– Нельзя! И удерживать девушку тоже не советую.

Я чуть не застонала. Откуда это чудо зеленоглазое здесь взялось?! Не мог же он следить за мной, в самом деле!

– Упс! – осклабился Ленчик и покосился на меня. – Наша киска, я смотрю, на малолеток перешла. Надо же, какой защитничек нарисовался! Тебе что, мальчик, жизнь не дорога?

– Вел, убирайся отсюда! – прошипела я, но, разумеется, никто моего доброго совета слушать не собирался.

Поскольку любопытный Витек слегка развернулся в сторону нового действующего лица, у меня появилась возможность видеть юного чудика. Ну, единственное новое, что я обнаружила в нем с последней встречи, были стоптанные кроссовки. А так, как был растрепушей-обаяшкой, так и остался. И взгляд все такой же мечтательный-мечтательный. И куда ж его несет-то а?!

А его несло. Правда, как-то странно. Вел сделал всего один крошечный шажок в нашу сторону, окинул Витька быстрым взглядом и вежливо, но невероятно певуче попросил:

– Отпусти, пожалуйста, Александру и уходи.

Ленчик заржал. Но громила Витек вдруг разжал руки, так что я чуть не упала, и шагнул в сторону.

– Ага, – кивнул свирепый бармен, и по лицу его разлилась блаженная улыбка идиота. После чего он походкой танцующего бегемота продефилировал к двери и вышел на улицу.

– Эй, ты куда?! – растерянно завопил Ленчик, но Витек, конечно же, его уже не слышал.

– Вел, сзади! – заорала я дурным голосом, заметив мелькнувшего подавалу. Что у него было в руках, я разглядеть не успела, но определенно что-то тяжелое. И он замахивался на мое юное солнышко! Схватив первое, что попалось под руку – кажется, кружку с чьим-то недопитым пивом, опрометчиво оставленную на стойке – я швырнула этот нехитрый снаряд в нападающего. Промазала, разумеется. Но Вел и без моей помощи не растерялся. Я даже не успела заметить его движения, но вдруг поняла, что он перехватил руку официанта. Потом раздался тихий треск, а следом за ним грохот упавшего, так и не опознанного мной оружия и вой горе-агрессора. Вел поморщился, а подавала, всхлипывая и баюкая сломанную руку, опустился на пол.

– Не люблю насилия, – вздохнуло мое зеленоглазое чудо, и лицо его приняло совершенно несчастное выражение. Потом он покосился на свою поверженную жертву, вздохнул и обреченно добавил: – И исцелять не умею.

Я наконец перестала хлопать глазами на этого бойцового вундеркинда, решив, что выясню все о его неординарных возможностях позже и в приватной обстановке. У меня, собственно, все еще оставалась нерешенная проблема. И выглядела эта проблема ошалело и бледновато.

– Саша, может, объяснишь, что ему от тебя нужно? Разберемся уже, и я тебя провожу, – спокойно так, словно ничего не случилось, предложил Вел.

И я вдруг поняла, что очень даже хочу, чтобы он меня проводил. Потому что таких провожатых у меня еще никогда не было. Всякие были, но вот чтобы чувствовать себя действительно защищенной…

– Л-лекса… – голос Ленчика вывел меня из эйфории созерцания вороной мечты.

Я сразу вспомнила, какая я на самом деле злая.

– Вел, – осклабилась я, – что бы ему от меня нужно не было, он этого не получит. А вот то, что украл, желательно, вернуть.

– Угу! – глубокомысленно изрек чудик и внимательно изучил Ленчика. Кивнул каким-то своим мыслям. Сделал еще один крошечный шажок вперед. Несостоявшийся жених весь подобрался, но нападать в планы рыцаря-пацифиста явно не входило. – Верни, пожалуйста, то, что незаконно присвоил, – попросил он почти жалобно, но так музыкально.

Я чуть не застонала от этой святой простоты, но тут произошло невероятное.

– Да-да, конечно, – засуетился Ленчик, выскользнул из-за стола и кинулся за барную стойку.

– Куда?! – взвилась я. – Вел, он же сбежит!

– Ну что ты! – по лицу юного гения блуждала непробиваемая в своей уверенности улыбка. – Он теперь никуда не сбежит.

Ленчик действительно вдруг вынырнул из-за стойки, водрузил на нее один из моих драгоценный ящиков и снова скрылся. Видимо, за вторым. Ну да, второй тоже извлек и попятился к стене, словно опасаясь, что Вел его еще о чем-то попросит.

– Это все? – уточнило у меня это ходячее вожделение. Я смогла только кивнуть. – Ладно, – он легко подхватил одной рукой довольно тяжелые ящики и подтолкнул меня в спину. Я шагнула к двери. – Ах да, – спохватился Вел, – чуть не забыл, – он снова обернулся к Ленчику. – Не появляйся больше на ее горизонте. Совсем. Даже если сдуру сама попросит.

Ленчик отчаянно закивал, а я даже обижаться не стала на это "сдуру". На это солнышко просто невозможно обижаться!

– Рассказывай! – потребовал Вел, прежде чем я успела открыть рот и засыпать его вопросами. И было в этом требовании столько настойчивости, даже нет, не настойчивости, а скорее права, что я не посмела ослушаться.

Я рассказала ему все, с самого начала. О том, как и почему бросила Академию, как ввязывалась в авантюры, чтобы справиться самой, без помощи предавшего меня деда, как шла на риск. Я даже выложила ему свою страшную тайну о ничем не объяснимой способности радикально менять экстерьер собак. Но это-то как раз его, кажется, удивило меньше всего. Вел слушал не перебивая, иногда хмурился и даже кусал губы, иногда кивал, словно получал подтверждение собственным мыслям. А я, едва начав говорить под нажимом такого ненавязчивого, но в то же время непререкаемого давления, испытывала почти физическое облегчение, от того что наконец могу кому-то все рассказать. А еще я все время смотрела на него. И чем дольше смотрела, чем неожиданней и спокойней реагировал он на мой путаный и во многом невероятный рассказ, тем уютней становилось у меня на душе, и чувство благодарности к этому невозможному мальчику укутывало теплым коконом. Я поняла, что никому его не отдам. Нельзя просто отдавать такое чудо, раз уж судьба милостиво подкинула его на пути. Я не часто присваиваю людей, но если присваиваю, они, как правило, никуда от меня не деваются. Но и я от них не деваюсь, поэтому и предпочитаю не принадлежать никому и никого к себе не привязывать. Вел оказался тем редким исключением, которое никак нельзя было потерять. И я уже знала, что стану для этого делать.

– Понятно, – протянул он, когда я закончила свой рассказ событиями сегодняшнего дня, – значит, у тебя есть еще незаконченные дела с Родионом Крапленым. Ладно…

– Ты говоришь так, словно тебе достаточно сказать ему пару слов, чтобы он навсегда забыл о моем существовании, – хихикнула я. Было все же что-то очень несочетающееся в этой его внутренней уверенности в собственных силах и растерянно-удивленном выражении глаз.

– Ну… – замялся он и даже вроде бы смутился.

Я взяла его под руку и слегка развернула к себе. Вел приостановился и удивленно захлопал ресницами. А я, чувствуя себя пожирательницей младенцев, включила свое обаяние. Судорожный вздох зеленоглазого чуда прозвучал бальзамом на душу, хотя в то же время очень хотелось отвесить себе подзатыльник. Я вскинула руку и кончиками пальцев коснулась его щеки, отведя упавшую к подбородку иссиня-черную прядь. Щека была гладкой, как у девушки. Что ты творишь, Санька?! Я почти готова была одуматься. Но тут изумрудный взгляд из-под приопущенных век встретился с моим, и Вел произнес-простонал только мое имя:

– Александра!..

Голос прокатился дрожью по всему моему телу, и мир перестал существовать. Больше не имели значения но его юный возраст, ни слишком короткое, не насчитывающее даже суток знакомство, ни то, что мы стояли посреди тротуара, а вокруг шумела жизнь обычного не слишком позднего вечера. Остался только он. Он и желание – страстное, всепоглощающее, не знающее преград. Я качнулась к нему навстречу. Рука Вела легла мне на плечо, скользнула к шее, теплое дыхание коснулась моих губ. От него пахло мокрой землей и полевыми цветами – весной и жизнью. Я растворилась в поцелуе, расплылась туманом, мерцающим разноцветными искорками восторга. Но мне было мало этого, слишком мало. Я хотела большего.

– Опять! – прозвенел где-то рядом тоненький, но очень злобный голосок, похожий на писк назойливого комара.

Я не обратила на него внимания. Но Вел вдруг перестал меня целовать, хоть и не выпустил – прижал к груди мою голову. Его потрясающие пальцы зарылись в короткие волосы, и каждое прикосновение приносило почти фееричное наслаждение. В ушах шумела кровь, все звуки доносились, словно через слой ваты, и по-прежнему не имели значения. Кажется, Вел что-то пробормотал.

– В ней кошачьи крови доминируют, идиот! – взвился почти до ультразвука все тот же вредный навязчивый голос.

Мне не было дела до него. Губы скользили по мягкой ткани застиранной майки. Она мешала мне! Руки потянули ненавистную преграду вверх в жажде коснуться теплой живой кожи, почувствовать желанное тело. Я зарычала, сообразив, что мне мешают чертовы ящики, которые Вел все еще небрежно зажимал под мышкой. Я пихнула их, требуя, чтобы он немедленно выкинул проклятые побрякушки. Остатки разума еще цеплялись за мысль, что вообще-то не мешало бы добраться до мастерской, но пальцы Вела туманили мозг легкими касаниями к затылку и шее. И тут он завыл, зарычал нечто странное, одновременно еще сильнее притискивая меня к себе.

– Развей! Немедленно! Лисси!

И все кончилось. Я вдруг осознала, что стою посреди тротуара, всем телом прижимаясь к такому милому, но едва знакомому мальчишке. Боги папуасские, это что было-то?! Я только что чуть не отымела его прямо на улице! Захотелось отскочить подальше, но в то же время я боялась поднять лицо. Кровь прилила к щекам с такой силой, что в глазах помутилось. Я сжала зубы, чтобы не застонать. Как стыдно!

Вел легонько братским, совсем не сексуальным жестом похлопал меня по плечу. Вздохнул пару раз. Видно тоже собирался с силами. Собрался.

– Прости, – пробормотал он. – Я не должен был. Я… я очень виноват перед тобой. Просто… не ожидал. Кошка. Такая сильная… Откуда вообще кошка? – растерянно добавил он, обращаясь явно не ко мне. – Это резонанс, Лисси. Кто ж знал-то?

Я не понимала, о чем этот чудик говорит, но звук его голоса на этот раз успокаивал, заставлял дышать ровнее. Наконец он слегка толкнул меня в плечо, заставляя отстраниться, приподнял кончиками пальцев подбородок, заглянул в глаза.

– Ты в порядке? – на лице его опять блуждала растерянная улыбка, словно ничего не случилось, словно и не было этих нескольких минут, когда мы чуть не посрывали друг с друга одежду на глазах у изумленной публики. – Не бойся, – он по-своему истолковал мой виноватый взгляд, – это больше не повторится. Я теперь знаю… кто ты и… – он замялся.

– И кто я? – спросила я, уцепившись за эту странную мысль, чтобы хоть на мгновение забыть о своем позоре.

– Ну… – Вел отвел глаза. – Ты узнаешь. Скоро. Но не я должен тебе об этом рассказывать.

– А кто?

Вел вздохнул, подтолкнул меня в спину, и мы снова двинулись вниз по улице. До мастерской оставалось всего-то полквартала. Вот же я сбрендила! Ведь действительно и думать не могла, чтобы преодолеть это ничтожное расстояние. Шквал желания, затмивший разум, теперь казался сном, мимолетным бредом. Даже не верилось, что это было на самом деле. Вел так и не ответил на мой вопрос. Вместо этого он задал свой, окончательно вернувший меня в реальность.

– Где я могу найти Родиона Крапленого?

– Зачем тебе? – недоверчиво поинтересовалась я.

– Саша, на самом деле у тебя есть деньги. Не миллионы, конечно, но уж с ним расплатиться хватит. По большому счету, ты вполне могла с самого начала просто выкупить этот склад, и еще бы осталось на раскрутку. Я просто поверить не могу, что Александр скрывал это от тебя.

– Понятно… – мне действительно многое было понятно. Дед просто надеялся, что я откажусь от своего желания стать скульптором, вернусь в Академию. Я даже злиться на него не могла. Такой он, что ж теперь делать. Но кое-что выяснить стоило. – Вел, эти деньги… они остались от родителей?

– Не совсем… Скажем так, это фонд. И ты входишь в число его бенефициантов.

– Но… я никогда не пользовалась услугами этого фонда, – растерялась я. – Нужно же, наверное, как-то заявить о себе. Сообщить управляющему, что хочу воспользоваться деньгами… Тебе совсем не нужно встречаться с Родькой и голословно что-то ему доказывать. Он бизнесмен, без бумаг к нему лучше не соваться.

– А я и есть управляющий, – пожал плечами зеленоглазый чудик, словно речь шла о какой-то пустяковине, типа того, что он предпочитает на завтрак. – Я ему просто чек выпишу, и дело с концом. Расписку, конечно, возьму.

Я расхохоталась. Это так комично выглядело! Управляющий! Вел недоуменно покосился на меня.

– И давно ты занимаешь столь ответственный пост? – не смогла не поерничать я.

– Двадцать два года, – невозмутимо сообщило это невозможное солнышко, – с момента основания фонда.

– Сколько?! – нет, он просто так шутит. Даже если он назначен управляющим при рождении… хотя, трудно поверить, что в наше время такое еще практикуется… все равно не больше восемнадцати лет.

Вел остановился, вздохнул и пристально посмотрел на меня.

– Давай так, Александра, – потребовал он, – ты примешь, как данность, что моя внешность не соответствует моему истинному возрасту. Я не глубокий старик… по некоторым меркам… но и не юнец несовершеннолетний. И двадцать два года назад я был достаточно взрослым, чтобы заняться организацией фонда и в дальнейшем преумножить его капитал.

– Я же тогда только родилась… – зачем-то высказалась я вслух и затрясла головой.

– Еще не родилась, – педантично поправил Вел.

– Боги папуасские! – пробормотала я, но тут же хихикнула. Почему-то я ему поверила, и на душе стало легче от того, что я все же не пыталась совратить малолетку.

– Я рад, что ты обнаружила в ситуации позитив, – фыркнул Вел, словно прочитал мои мысли.

Несколько метров мы прошли в молчании. Не знаю, о чем думало это сокровище, но моим шаловливым мыслишкам только что убрали последние тормоза. Вот теперь я точно никому его не отдам. И плевать, как это будет выглядеть со стороны. Хотя… Если он не так юн, как кажется, вдруг кто-то уже успел к рукам прибрать? Это нужно было выяснить и поскорее. А заодно разведать, насколько крепко он повязан, если уж до меня нашлись желающие.

– Вел, – окликнула я и пронаблюдала невероятно трогательный процесс возвращения в реальность из глубоких раздумий, – ты на меня не обиделся?

– За что? – захлопал он глазами.

– Ну… – а действительно, как объяснить? Вот я ему даже про собак рассказала, а про это – язык не повернулся. Но самое невероятное – он понял. Застыл. Брови изумленно взлетели вверх.

– Так ты специально?! Ты контролировала?! – я потупилась. – Но… но зачем? Почему я?

Он что, совсем дурак? Я изумленно уставилась в растерянное лицо вороного красавца. Он действительно не понимает?! Я шагнула к нему, привстала на цыпочки, легонько коснулась его губ своими. Никакого мистического обаяния. Только я, такая, как есть.

– Вот поэтому, – пожала плечами и отвернулась. Вел молчал.

– Я польщен, – произнес он, наконец, тихо и грустно, и мне захотелось его ударить. Потому что я знала, что последует дальше, и не желала этого слышать. – Пойдем, – и все? Больше никаких комментариев? Размечталась, как же. Вел заговорил – ровно, спокойно, как с маленьким ребенком. – Я дал слово тем, кого уважаю и люблю, что не стану ничего тебе рассказывать. И я его не нарушу. Ты и так скоро все узнаешь.

– Я это уже слышала, – огрызнулась я.

– Ну… да. Просто, когда узнаешь, поймешь, что мы слишком разные.

– Еще посмотрим, – пробормотала я, не желая принимать поражение, и принялась с ожесточением хлопать себя по карманам в поисках ключей от мастерской. Знакомая железная дверь неумолимо приближалась, и мне становилось не по себе от того, что Вел сейчас может повернуться и уйти. Но мыслей о том, как его задержать, у меня не было.

– Я… я должен поблагодарить тебя, – сказал он, когда я наконец вставила первый ключ в скважину.

– За что? – я горько усмехнулась.

– За то, что помогла поверить в себя. Меня ведь… Я ведь всем нравлюсь как… как личность или… как ребенок, но чтобы вот так… Нет, Гретхен и Ася тоже говрили, но отвлеченно, а не потому, что испытывали ко мне какие-то чувства… Ты первая…

– Что?! – он растерянно пожал плечами, отвел глаза. А я так и застыла в проеме приоткрытой двери. – Вел, не смеши меня, я не верю, что ты не нравишься женщинам.

– Девчонки-малолетки не в счет, – хмуро буркнул он, толкнул дверь и, оттеснив меня плечом, вошел в темную мастерскую. Я поспешила включить свет. Вел поставил ненавистные ящики на ближайший верстак и повернулся ко мне. – Но даже те, кто знает, сколько лет мне на самом деле, воспринимают меня, как предмет опеки.

– Предмет опеки? – я не выдержала и расхохоталась. При всей своей наивности, он никак не вызывал желания его опекать. Скорее наоборот, хотелось прислониться к нему, спрятаться за него. Было в этом мальчике что-то такое, что не позволяло усомниться в том, что он мужчина. – Вел, по-моему, ты преувеличиваешь, – честно сказала я. – Если одна какая-то дура не увидела, какой ты на самом деле…

– Не одна, – перебил он, и в глазах его отразилась такая боль, что у меня перехватило дыхание. – Единственная…

Мне показалось, что меня ударили в солнечное сплетение. В ушах снова зазвенело. Вот так вот? Нет! Не дождетесь! Не сдамся! Главное, не паниковать. Спокойно. Я как сомнамбула подошла к верстаку, откопала во внутреннем кармане куртки комм, набрала номер Крапленого. Хорошо, что он привык к моим неурочным звонкам.

– Родион?

– Привет, девочка, – усмехнулся он, увидев мое лицо. – Я так понимаю, раз звонишь, значит все в порядке.

– Да, оба ящика у меня в мастерской. С Ленчиком разбирайся сам, как посчитаешь нужным.

– С Ленчиком? – Родька вскинул бровь.

– Мое единственное доказательство – легкий погром в баре, – пожала я плечами. – В любом случае, это уже не мое дело. Главное, я тебя не подвела. Ты мог бы прислать за фигурками кого-то прямо сейчас? Тут у меня один человечек очень хочет с тобой поговорить. Найдешь время?

– Для такой послушной девочки, как ты, обязательно, – заржал Родион. – Ща Гаррику брякну, он где-то поблизости от тебя должен быть. Минут через пять подкатит. Присылай своего человечка вместе с цацками.

– Спасибо, – сказала я и отключилась. На Вела смотреть не стала, нырнула за ширму.

– Александра, – негромко позвал он.

– Извини, мне нужно переодеться, – отозвалась я. – Сейчас Гаррик подъедет, отвезет тебя к Крапленому.

– Я понял. Ты будешь работать?

– Конечно. Ты ведь вернешься к моим? – спросила я.

– Вернусь.

– Передай, чтобы до утра не ждали. У меня вдохновение на радостях, что я больше ни от кого не завишу, – я старалась говорить свободно, даже весело. Сейчас, когда ширма скрывала от меня зеленоглазое солнышко, это почти удавалось.

– Ты бы не засиживалась, – жалобно попросил он. – Хочешь, я приду ночью, провожу до дому? Только скажи, когда.

– Ладно, – легко согласилась я. – Если что, я тебе позвоню. Напиши там свои позывные в блокноте.

Из-за ширмы я вышла, только после того, как в мастерскую ввалился Гаррик. Я бы просто не выдержала остаться с Велом наедине хотя бы на несколько секунд. Я еще не была к этому готова.

Глина меня успокаивает. Да, я обожаю работать по камню, но в глине есть что-то первозданное. Она сама дается в руки. Работа с ней для меня не хирургическое вмешательство, а полное слияние с материалом. Камень ластится, стоит его почувствовать. Он сам просит убрать все лишнее, словно я – тот целитель, что может спасти его от злокачественных излишков, вернуть, а не придать совершенную форму, к которой он сам стремится. Как будто я его последняя надежда обрести подобие жизни в статичных копиях зверей и птиц, которым никогда не суждено завершить запечатленного движения. Глина не такая. Она сама сопереживает мне, вместе со мной размышляет над идеальной формой, мягко поддается выверенному давлению, чтобы воплотиться живым, естественным изгибом, противится моим пальцам, когда я чего-то не догоняю. Глина становится мной, я – глиной. Мы дышим в унисон.