Текст книги "Братья Хорна или Ключ от магии (СИ)"

Автор книги: Каэ

Соавторы: Лена Лазарева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Отряд, щиты за спины!

«Хоть как-то прикрыться… Хотя от таких болтов не всякий щит спасет…»

Он снова оглянулся. Ч-ра возились с самострелом, выстрел откладывался.

Энрост схватился за связку амулетов, лихорадочно перебирая резные фигурки. Это «марево», отводящий стрелы – слабенький, маги так толком и не научились делать нормальную защиту. Это «морозко», магический стасис. Свежайший, отец в прошлую поездку привез, а Энрост еще ни разу его в дело не пускал – хвала богам, не было таких раненых, которым было бы нужно… У Сарверы такой же, только пользованный уже, тоже заряжать пора давно… не забыть бы напомнить отцу по приезде… Так, а это? Походный «огонец», костер из ничего… А это «вихри», маленький ускоритель. Не лошадей и не людей, а, например, дождя. Или обычного огня, если он не хочет разгораться…

А что, если..?

Нет, не хватит мощности. И еще неизвестно, сработает ли оно с «огоньком» – может, магический огонь усилить и ускорить таким образом вообще нельзя…

Энрост снова скомандовал рассеяться, и второй выстрел тоже стал напрасным. А потом вспомнил. Схейт Эчхора, учивший братьев Хорна работе с магическими предметами, говорил, что можно при нужде слить силу амулетов в какой-нибудь один. Если их сломать один за другим, не запуская, тогда сила вся соберется в последнем. В оставшемся. Но ему нужно два работающих амулета! «Огонец» и «вихрь»! Может, он просто плохо понял наставника?

Впрочем, времени размышлять нет. Еще немного, и они просто уже не достанут до этого треклятого самострела, амулеты эти! Хотя…

Он оглянулся, оценивая расстояние, потом крикнул Тадарре:

– Я вас догоню!

И развернул коня обратно, не обращая внимания на протестующий возглас. Откуда-то издалека донесся крик, и он узнал голос Сарверы.

Но раздумывать и менять решение было уже некогда. Да и не хотелось.

Энрост стиснул «огонец» в кулаке, ломая сначала «марево», а затем «морозко», после чего, истово надеясь, что слилось все именно в «огонец», направил его на самострел, который как раз нацеливали на него. Мелькнула крохотная искра, сердце ёкнуло от горестной мысли, что промахнулся… не вышло, однако он все равно, не мешкая, дунул вслед разряжающимся «вихрем», и спустя вдох самострел полыхнул так, будто его облили маслом. Правда, выстрелить из него ч-ра все-таки успели. И время прицелиться и наловчиться с ним у них было. Ну или просто повезло… как и ему с “огонцом”…

Энрост почувствовал небывалой силы удар, которым его вынесло из седла как пушинку. В глазах потемнело – это камень встретился с головой, стесав с виска клок кожи. Кажется, вокруг пляшут искры – наверное, это вон та головешка, бывшая некогда смертоносным оружием, отсвечивает…

Снова крик… Сарвера в отчаянии. Еще бы – хрен объяснишься теперь с отцом… ничего, Энвальт поможет…

Боль хлынула в бок и в живот… и почему-то в спину, хотя туда попасть никак не могли, и… кажется, это конец… нет, нельзя, ему же надо домой… он обещал баронессе вернуть сына… его брата… Энвальт же один, как же… а, нет, он с Сарверой, значит, все хорошо… Сарвера позаботится о младшем… Плохо только, что так больно. Голова ничего не соображает, а ведь должна… Должна! Он что-то должен был… сделать? сказать?

В глазах темнело от боли и разливающейся по телу слабости. Он с величайшим трудом подтянул руку к пульсирующему в боку огню, зажал… пальцам горячо, липко и неприятно, и там еще что-то торчит из раны… хвостовик… Боги, как больно! И дышать… не получается дышать толком… это уже не важно, наверное, но ведь хочется… и зажимать смысла нет, из него льет как из прохудившегося ведра… снизу, не сверху… он плавает в крови… наверное, он – утка… или гусь… надо будет спросить… Вот Сарвера – на коленях рядом с ним, в глазах отчаяние и ужас – нет, этот не скажет… и Энвальт – тоже рядом и тоже не скажет… ладно, боги с ними, какая, в самом деле, разница, гусь он или утка? Тем более что глаза брата стали похожи на омуты, и боль в них ничуть не меньше, чем его собственная, и надо что-то сказать… как-то помочь… а он не знает, как… хоть бы улыбнуться, ободрить – и то не выходит…

– Прости меня, – выдавил из себя Энвальт, и не понять было, гордость ли перехватила ему горло или страх. – Это я… виноват…

А может, стыд?..

– Забудь, – Энрост пытался подобрать слова – и не мог. Не получалось сказать правильно. – Это не ты… а ч-ра. Рано или поздно… я бы… так и кончил…

Сарвера сорвал с себя свой старенький «морозко», стиснул, и ледяная снежинка ухнула прямо в огонь в животе, рождая вспышку боли и стон, который уже невозможно удержать.

«Ох, Жеарт, ну зачем?! Как будто это что-то изменит…»

– Зря… потратил, – Энрост снова попытался улыбнуться, и вроде даже получилось, к тому же он вспомнил, что должен сделать. – Слушайте, оба… отцу скажите, что ч-ра… заполучили шургинское оружие. Большемерный самострел, против пехоты… Слышите? Один получилось… уничтожить…

Он глянул на свою догоравшую смерть и продолжил:

– Сколько у них еще есть… неизвестно. Пусть узнает… Может… еще не поздно… что-то… предпринять…

– Молчите, рэм! – взмолился Жеарт, отчаянно страдая, что не может ничего исправить. – Вам не стоит говорить!

Стало почему-то смешно… Говорить… да это же все, что ему еще осталось… больше-то он уже ничего не сможет… Ох, Жеарт, ну ведь сам же понимает, что ерунду спорол…

– Брось… я уже… труп. Почти… – Энрост посмотрел на молчавшего брата и вспомнил свое намерение, возникшее по пути сюда. – Валька… слушай меня… внимательно. Слушаешь?

– Да… Ростик… – запнувшись, вздохнул Энвальт. – Я слушаю.

«Ростик?.. Ростик?!»

Только когда Энвальт протянул вдруг руку с каким-то амулетом к его стесанному виску, Энрост вдруг осознал, что это был просто ответ брата на «Вальку». Причем ничего ругательного такое обращение в себе не несло. Более того, от этого «Ростика» веяло чем-то правильным… чем-то таким… теплом, что ли? Очень кстати… холод пронизывал насквозь… Наверное, так всегда, когда умираешь…

– Ты поступил правильно, – Энрост старался вложить в сказанное всю отпущенную ему убедительность – потому что другого шанса это сказать уже не будет. – Если вдруг ошибся… где-то… это по неопытности… Но у тебя все получилось. Слышишь? Просто… доведи дело до конца… ты сможешь.

Силы кончались, и он поторопился:

– Я… ошибался в тебе… и уже поздно… но все равно – прости. И… уходи. Уводите людей… у вас мало времени. Заверши… свою… победу… братишка…

«Ты ведь действительно оказался настоящим братом, и это так странно… и удивительно. И очень непривычно, но неожиданно здорово. Оказывается, можно и так, и так даже лучше… жаль только, что ненадолго совсем… прости… если можешь…»

– За что – прости?! – Энвальт полыхнул чуть ли не возмущением. – Ростик… брат… это же я виноват… ты только держись! Не умирай! Я тебя вытащу… а в замке есть целитель…

Он что же, не понимает? Не понимает?! Ни за что Энрост прощения просил (наверное, просто не вышло объяснить, эх, плохо как…), ни что целитель здесь ничем не поможет… тем более, если он не маг, а мага-целителя у них нет… Да, не понимает. Плачет.

«Ну что же ты? Зачем? Будто бы я так уж тебе дорог… Ну, не надо… не стоит оно того…»

– Валька, не реви, – голос какой-то совсем чужой… а, нет, просто уже слишком слабый, не похож на обычный. – Ты же Хорна… отец гордиться будет… успокойся…

Кажется, его не услышали, и Энрост огорчился… брат не слышит его…

– Пора уходить, рэм, – это Сарвера, молодец, не забывает о важном. – Но оставлять здесь тело нельзя. А везти его в седле не получится, значит, двойная ноша, скорость упадет…

И с невыносимым страданием в голосе добавил безо всякой связи с уже сказанным:

– Это… Я не знаю, как сказать об этом рэму Энокерту.

«Да как тут еще сказать… помер старшенький… Зато вот младший в силу входить стал, отличный наследник будет… Надо бы сказать об этом Вальке, а то он вообще на себя не похож… Обязательно скажу… вот соберусь с силами…»

– Какое еще «тело», Сарвера?! – в голосе Вальки незнакомая доселе злость. – Брат должен жить! А если двойная ноша… Как привязывают к седлам пленников? Так, чтобы… брат сидел в седле и ехал? Его можно посадить на Утеса, он вынесет!

«Кажется, твою злость можно ощущать даже телом… от нее больнее, но и живее почему-то… будто это моя собственная злость… но мне-то на что злиться? Мне не на что… а у тебя, выходит, есть причина… зряшная же совсем, подумаешь, раньше времени телом обозвали… или ты просто никак не смиришься? Ты ведь еще не терял… никого не терял в бою… даже ненужного брата…»

– Должен… но он умрет, – Сарвера не собирался смягчать ситуацию. – Я… я ошибся, активировав стасис. Это не поможет. Такая рана…

– Жеарт прав, Валька… – Энрост усмехнулся. – Такое только магами… лечится, и то… не всякий сладит… а Миррида уже два года как… мертв. И… поторопитесь уже… времени… не осталось. Уходите!

– Даже если… если ты не выживешь… ты будешь дома, – процедил Энвальт и тут же приказал кому-то. – Вы слышали? Посадить брата на Утеса и привязать! Со всей осторожностью!

А, вон что, значит, кто-то из ребят тоже тут… Это плохо. Смотрели, как он умирает… а он еще стонал тут, слабак…

– Пока на нем стасис, он… будет жить, – зачем-то сообщил Сарвера и поднял Энроста на руки. Боль впилась в тело зубастыми кольями, даже стасис не смог заглушить ее до конца, и Энрост закрыл глаза, с облегчением и сожалением падая в темную и тихую пустоту. Только и успел, что подумать: «А скумпию ту так даже и не посмотрел…»

Энвальт Хорна

Я подгонял отстающих, я рыскал взглядом туда-сюда, выискивая и боясь увидеть ч-ра… и одновременно был с братом… так мне казалось. Проклятые горцы следовали за нами со своими котами, медленно и неуклонно.

А со мною что-то творилось.

Как будто я слышал зов… нет, не так. Шепот… звон какой-то… и одновременно я прекрасно знал, что нет никакого звона и шепота.

Я трус? Ведь это первый мой бой…

Но брат – сзади! Он прикрывает! Он всё сможет… но почему так долго? Это неправильно, ведь сзади, прикрывать, должен, наверное, я… или нет?

Заболела голова. «Плохо… слишком медленно…» – билось в ней, но я мог бы поклясться, что это были НЕ МОИ мысли!

А чьи же? Брата? Солдат-рогвийцев?

Правильная в общем-то мысль, простая и правильная… если рассматривать окружающее, как военную игру с широкой деревянной доской, на которую поставили слепленные из глины горы – и маленькие фигурки людей… Но это же не игра, это всё по-настоящему, и мне надо к брату… я не знаю почему… надо, и всё!

Да что же это такое?! Он всё сказал мне, что хотел… и вообще некогда сейчас разговаривать… почему же так тошно внутри и сердце колотится? Кажется, побежал бы назад – пешком, без коня…

Я тряхнул головой, будто назойливую муху отгонял. И понял, что стою на месте. Утес каким-то чудом понимал меня, хотя, кажется, я не делал ничего, чтобы остановить коня…

Где брат?! Где?

Он мне нужен…

Где-то в уголке сознания я понимал, что нужно мне быть впереди, нужно подгонять пленников, нужно разведать дальнейший путь… скомандовать…

И в то же время меня тянуло назад, как зверя к водопою, как птицу к старому гнезду, как… пьяницу к бутылке… наверное. Я же не пьяница, я не испытывал такого… но мне надо. Очень.

“Рассеяться!” – слышу я – еле-еле, очень далеко, и в то же время как будто колоколом по ушам.

Рассеяться – зачем? Но люди слаженно выполняют этот приказ – еще бы! Ростик умеет приказывать, не то что я… Снова перестроение – а потом брат поворачивается и скачет назад!

Что-то случилось… что-то неожиданное и очень плохое. Что он там увидел?

Я потер лоб. В голове мучительно звенело и бухало, как молотом. Я из последних сил крикнул: «Уводите людей! Торопитесь!» – и повернул коня назад, потому что не мог далее сдерживаться.

Я понимал, что он сейчас меня прогонит, наверное…

Что-то вспыхнуло на склоне, не могу разглядеть, что именно, да и не пытаюсь, потому что…

… вижу – как в той самой детской игре – как всадник падает с лошади. И я знаю, что это брат, потому что мой бок ожгла такая боль, что я от неожиданности вскрикнул… Нет, не поэтому… Просто – знаю!

Я, застонав, упал на шею коня, вцепился в гриву так, что Утес встревоженно заржал… Больно, как же больно… Может быть, я ранен?

Кое-как я ощупал себя – но всё было в порядке. Ничего из меня не торчало, дырок и крови не было… Значит, я чувствую чужую боль? Боль брата?! Но тогда, значит, ему еще хуже?!

Почему же с братом у меня не было предчувствия – такого, как с Тассорой?! Я только знал, что нельзя надевать панцирь… панцирь. Который Энрост снял и не надел больше – из-за меня!

Кажется, я закричал, но скорее это было похоже на вой, мне даже самому стало не по себе от этого звука. Даже боль тихо отхлынула. Осталась невыразимая тоска.

Не помню, как я доехал до брата, лежащего на земле.

Левая половина его лица превратилась в кровавую маску, быстро засыхающую и превращающуюся в буро-красную корку. Рука его зажимала рану в боку, меж пальцев торчало что-то короткое и блестящее, а из-под бока быстро и неумолимо растекалась темная глянцевая лужа, не спеша впитываться в пыль и песок. Глаза Энроста потемнели, зрачки казались огромными. Дышал он часто-часто, словно боясь сделать полноценный вдох и пытаясь частотой возместить нехватку воздуха. И – молчал. Не кричал, не стонал – молчал…

– Мой рэм! – не то вскрикнул, не то простонал рядом со мной Сарвера, слетая с седла и падая на колени рядом с Энростом. – Рэм… ох… нет!

– Нет… – прошептал я, но меня, кажется, никто не услышал.

Этого не должно было случиться! Не должно!

Я сполз с седла с трудом – ноги были как не свои, как будто я их отсидел, сразу обе… да и руки немногим лучше… а еще тело не хотело двигаться, потому что ждало возвращения той самой боли.

И было нестерпимо стыдно – и страшно, наверное… ведь это всё из-за меня… Энрост поехал вдогонку за мной, он снял с себя панцирь, чтобы отдать его мне – и сейчас я видел рану на том самом месте, которое должен был бы прикрывать нижний край брони!

Если бы он не поехал… если бы я потребовал у него надеть свой панцирь обратно… потребуешь у него, как же… он же всё решает сам…

Боги, о чем я думаю?!

Он же умирает. Он сейчас просто – перестанет быть… и его никогда не будет, никогда… я ничего не смогу ему доказать… и сказать, что восхищался им, что хотел подражать ему… а еще мне очень хотелось поехать с ним на охоту – вдвоем, чтобы больше не было никого… и этого тоже никогда уже не будет.

Я смотрел в его глаза – а брат на меня, и вдруг его губы дрогнули, как будто он попытался улыбнуться мне, но у него не получилось.

– Прости меня, – выдавил я. – Это я… виноват…

– Забудь, – с трудом, задыхаясь, проговорил Энрост. – Это не ты… а ч-ра. Рано или поздно… я бы… так и кончил…

Сарвера схватился за какой-то амулет на шее, рванул так, что лопнула тонкая серебряная цепочка, сжал костяное колесико… что-то хрупнуло, крохотная голубая искорка упала на живот брата, отчего тот вздрогнул и застонал. Первый стон, который я услышал от него…

– Зря… потратил, – улыбка Энроста стала чуть ярче. – Слушайте, оба… отцу скажите, что ч-ра… заполучили шургинское оружие. Большемерный самострел, против пехоты… Слышите? Один получилось… уничтожить…

Тут он замолчал, переводя дыхание, и бросил взгляд куда-то на гору. Сарвера посмотрел туда же и серьезно, уважительно кивнул.

– Сколько у них еще есть… неизвестно. Пусть узнает… Может… еще не поздно… что-то… предпринять…

– Молчите, рэм! – взмолился капитан, глядя, как мерцающий край заклятья медленно (слишком медленно!) ползет по телу Энроста. – Вам не стоит говорить!

Не стоит говорить… Я слушал брата, проникаясь бесконечным уважением к тому, кто при такой дикой боли еще и может что-то внятно говорить, соображать, давать указания…

Но даже не это поразило меня сейчас больше всего. А простые слова, сказанные безо всякой рисовки, устало, как само собой разумеющееся:

«Рано или поздно я бы так и кончил…»

Это что же, брат? А как же – семья, наследники?! Ты же старший сын! Любовь, мирная жизнь… неужели ты не верил, что она у тебя будет?! Но ведь это… безбожно, это несправедливо, так не должно быть!

– Брось… я уже… труп. Почти… – сказал брат Сарвере и посмотрел на меня:

– Валька… слушай меня… внимательно. Слушаешь?

– Да… Ростик… Я слушаю.

«Валька» – так звала меня только мама. И это имя в его устах как будто сняло с меня какую-то пелену. Я видел Сарверу, видел брата, какую-то чудом сохранившуюся травинку рядом с его бессильно лежащей рукой… видел хмурое небо над ущельем, бесстыдно торчащую металлическую дрянь из раны… волосы в крови – и всё это разом.

Он не должен умереть! Только не он, ни за что!

Так же, как только что Сарвера, я рванул с шеи старенький амулет, данный мамой – и почему я не поискал новый, получше? Цепочка врезалась в шею, но я был почему-то рад этой боли, так было даже легче…

Я уже хотел прижать костяную пластинку к страшной ране в боку – и тут, в последнюю долю мгновения, вспомнил, что Сарвера успел первым, и то, что я видел, скорее всего, было стасисом. Замедление всех процессов – и кровотечения в первую очередь. Но до раны на голове слабый голубой туман так и не дошел – и я коснулся амулетом окровавленного виска Энроста, где ударом о камень ему стесало кожу.

Я даже не знаю, помог ли мой амулет. Потому что всё тело вдруг пронизала судорога – показалось, как будто я шагнул в огромный, жаркий костер, и сейчас вспыхну… а потом я почувствовал почти-наслаждение, как будто в постели с девушкой… и отдернул руку.

Я же не из тех, кому хорошо от чужой боли! Нет!

Но почему? Откуда это странное чувство, эта… радость тела?! Словно в жаркий день окунуться в озерцо с ласковой прохладной водой, и кажешься себе таким сильным, и тебе всё нипочем…

И только тут до меня, наконец, дошло. Это же… именно об этом говорил мне наставник! «Кратковременное повышение температуры тела… чувство наслаждения и эйфории… возможна кратковременная потеря контроля…» над чем-то там…

Магия. Ко мне пришла магия. Когда ее никто не ждал и не звал. Уж сейчас-то я точно о ней не думал! Но получается… что я нашел Ключ! А что же явилось Ключом? Неужели – кровь брата?! Или… он сам – Ключ?

Теперь, когда он умирает…

– Ты поступил правильно, – очень настойчиво, с неожиданной для умирающего силой продолжал Энрост. – Если вдруг ошибся… где-то… это по неопытности… Но у тебя все получилось. Слышишь? Просто… доведи дело до конца… ты сможешь.

Он еще хвалит меня! Того, кто его погубил!

Энрост снова замолчал и уже тише, явно слабея, добавил:

– Я… ошибался в тебе… и уже поздно… но все равно – прости. И… уходи. Уводите людей… у вас мало времени. Заверши… свою… победу… братишка…

– За что – прости?! – вскричал я. – Ростик… брат… это же я виноват… ты только держись! Не умирай! Я тебя вытащу… а в замке есть целитель…

Почему я не вижу его лица?! Я стиснул руку брата и только тут понял, что плачу.

– Валька, не реви, – уже совсем тихо отозвался брат. – Ты же Хорна… отец гордиться будет… успокойся…

– Пора уходить, рэм, – чужим голосом сказал Сарвера, не сводя глаз с Энроста. – Но оставлять здесь тело нельзя. А везти его в седле не получится, значит, двойная ноша, скорость упадет…

Он помолчал и с отчаянием выдавил:

– Это… Я не знаю, как сказать об этом рэму Энокерту.

– Какое еще «тело», Сарвера?! – сказал я, и сам отстраненно удивился, как чуждо и зло прозвучал мой голос. – Брат должен жить! А если двойная ноша… Как привязывают к седлам пленников? Так, чтобы… брат сидел в седле и ехал? Его можно посадить на Утеса, он вынесет!

Из ближайших зарослей дрока вдруг поднялась стая каких-то птиц и с заполошными воплями полетела куда-то подальше.

– Должен… но он умрет. Я… я ошибся, активировав стасис. Это не поможет. Такая рана…

– Жеарт прав, Валька… – брат усмехнулся. – Такое только магами… лечится, и то… не всякий сладит… а Миррида уже два года как… мертв. И… поторопитесь уже… времени… не осталось. Уходите!

– Даже если… – сказал я сквозь зубы, – если ты не выживешь… ты будешь дома.

Я просто не мог себе представить это – оставить брата здесь одного. А ведь сюда, скорее всего, доберутся ч-ра… и что они с ним сделают?! А если… он будет жив к тому моменту, и они станут его мучить?!

«Миррида мертв», – подумал я вдруг. Но я… ведь я тоже маг… я же стану магом! Должен! Неужели нет никакого выхода?!

– Вы слышали? – я повернулся к Сарвере и нескольким рогвийцам, подошедшим к нам. – Посадить брата на Утеса и привязать! Со всей осторожностью!

Марево стасиса взяло торс Энроста в кольцо, поколебалось, вползло на нижние ребра и замерло. После чего начало стремительно не то впитываться, не то таять. Сарвера разжал пальцы, и опустевший, ненужный уже амулет тонкой струйкой шелковистой пыли вытек наземь, запорошив натекшую кровь.

– Пока на нем стасис, он… будет жить, – тихо и трудно произнес капитан, лично подхватывая брата на руки. Энрост судорожно дернулся и обмяк, потеряв сознание. – Но это ненадолго… слишком мало сил оставалось в амулете, сами видите, мой рэм, даже обезболить до конца не получилось. Может, сутки продержится…

Кто-то бросился ловить братниного гнедого, который настороженно наблюдал за нами в нескольких шагах, еще двое с величайшей бережностью водрузили своего рэма в седло Утёса и сноровисто закрепили его там ремнями и веревками. Гнедого подвели мне, и Сарвера, постаревший и измученный, сказал:

– Готово, мой рэм… можем ехать.

– Тогда вперед! – хрипло крикнул я, впервые не думая, как отреагируют на мои слова и послушаются ли…

Гнедой, кажется, сперва был не очень доволен сменой седока, но я на удивление быстро справился с ним, сжав бока коня и посылая его вперед… Утес, умница, ровно и без особый усилий мчался рядом – золотой конь! А я то и дело смотрел на брата. Он лежал на шее коня, как будто очень, очень устал. Ноги и руки были привязаны, а тело… Мне становилось дурно при мысли, как ему будет больно, если он очнется – получается, хорошо, что он без сознания… Хотя стасис и приглушает боль, кажется, но всё равно!

Ты должен жить, брат! Не умирай! Теперь, когда я понял… что ты совсем не такой… ты настоящий. И очень добрый…

Ты сказал, что у меня всё получилось, что я должен завершить свою победу… разве я могу обмануть твое доверие?!

Доверие, которое я только-только успел заслужить… о котором мечтал, не признаваясь себе в этом… чтобы ты взял меня с собой в поход… чтобы смотрел, как на равного – вот как сегодня…

А он еще и просил прощения! Я вдруг понял, за что.

За то, что не принимал меня всерьез. Ему было так больно говорить, наверное… а он все равно просил прощения… Две вещи он хотел выговорить – про самострелы… и то, что сказал мне…

Я ведь сегодня обрел брата. По-настоящему. И теперь… теряю?!

«Он умрет… Такая рана…» – прозвучал в моей голове голос Сарверы, надтреснутый и словно бы сам какой-то неживой.

Рана… Я попытался вспомнить то, что знал о шургинских самострелах, и меня как будто двинули кулаком под дых, я задохнулся на мгновение от ужаса.

Болты… для них делали такие специальные болты! Эти болты раскрывались в ране острыми лепестками. Вот отчего столько крови! И сейчас, при каждом скачке лошади, они врезаются всё дальше! Боги, ну почему?

Я застонал – и только когда гнедой встревоженно всхрапнул, понял, что этот полу-стон, полу-вой издала моя глотка и ничья другая… Брат умирает… Умирает…

Комментарий к Глава 4. Самострел

Глава 4.

========== Глава 5. Уроки магии ==========

Энвальт Хорна

Я сидел в пещере, изо всех сил стараясь справиться с одиночеством и отчаянием.

Меня непрестанно колотило от пережитого. Руки дрожали, как у пьяницы… Сердце бухало в ребра обезумевшей птицей. Я было попытался один раз сделать дыхательные упражнения, которым учил меня наставник по магии, но не очень-то получилось. Быть может, потому, что просто было мучительно стыдно – усесться тут в спокойной, удобной позе и размеренно дышать, зная, что рядом – дотронься рукой! – лежит умирающий брат?!

Такого глубокого, безнадежного одиночества я не испытывал еще никогда… А ведь я был не один! Брат еле слышно дышал рядом – пока еще дышал… И от этого было стократ хуже – от сознания собственной никчемности и бесполезности.

В глубине пещеры тихо и размеренно капала вода. Казалось бы, этот звук должен был меня ободрить – мне даже не пришлось искать эту воду специально, это ведь удача, что она здесь оказалась! Но капли словно отсчитывали те немногие минуты, которые остались Энросту… кап-кап… кап-кап…

Они капали здесь, когда нас с ним еще и на свете не было, и будут капать, когда он умрет… и когда меня не станет… спокойное равнодушие гор, которым нет дела до человека – они просто терпят его… или и вовсе не замечают.

Я вскакивал, и, еле слышно бормоча, начинал ругаться, грубо и грязно, теми словами, за которые меня однажды, давно-давно, сурово наказала матушка – и которые так хлестко и выразительно звучали в устах некоторых солдат и конюхов. Я проклинал ч-ра, шургинцев, изобретших сволочной самострел, поносил себя, не сообразившего, как заставить брата надеть броню обратно!

Надо было не от панциря отказываться – а на колени перед ним стать, кричать, убеждать, заставить его надеть панцирь обратно!

Если бы можно было вернуть всё назад! Но над этим не властен никто – ни люди, даже сильные маги, ни боги…

Маги… Вот еще почему меня все еще трясет!

Мне до сих пор не верилось в то, что я сотворил.

Когда ч-ра внезапно, со свистом и гиканьем, вывернулись непонятно откуда (впрочем, горы – их дом, уж они-то знают эту местность), Сарвера, скакавший рядом, длинно выругался и крикнул несколько мгновений спустя:

– Хотят взять живыми! Твари!

А я-то не мог понять, почему они не стреляют из своих луков? И зачем делают руками какие-то странные движения?

– Это арканы, – просветил меня Сарвера, приблизившись. – Набросят, остановят лошадей…

И почему-то именно эта уверенность ч-ра, что они нас смогут захватить – и меня, и Сарверу, и раненого брата! – чтобы положить на свой треклятый алтарь – вызвала во мне такую ненависть! Кажется, я готов был голыми руками вцепиться любому из них в горло…

Я заорал что-то нечленораздельное и по какому-то наитию сделал движение, которое на всякий случай показывал мне когда-то наставник… Невидимая волна сорвалась с моей руки, прокатилась по распадку, сбивая с ног, калеча, завиваясь в воронку, в которой крутились земля, камни, какие-то палки… визжа, поднялась в воздух лошадь, сбросив всадника, который завыл не хуже раненого кота…

Это было страшно. И красиво, честное слово!

До тех пор, пока не отозвались горы – а тогда стало еще страшнее и уже совсем не до красоты. Видимо, я своей магией задел какую-то точку напряжения. Наставник про них упоминал, мельком, правда. В горах их много, он сказал, найти их очень сложно, поэтому с применением некоторые проблемы… но вот так запросто может случиться, если выброс силы достаточно большой. Задел – и все.

Скалы дрогнули. Под ногами поплыл песок, и в ужасе дернулся подо мной гнедой, а Утёс заржал, в панике метнувшись назад. Сарвера что-то крикнул, но мне было не до него – я боялся упустить вороного с привязанным к нему братом. Еле догнал – земля под ногами ходила ходуном, и грохот, гулкий и пугающе близкий, отдавался в теле каким-то нутряным ужасом. А пока я ловил поводья перепуганного вороного и пытался удержаться в седле, за моей спиной разразился камнепад. Распадок стонал, плевался крошащимся камнем, и казалось мне, будто это продолжалось неизмеримо долго. Нечего было и думать пройти там, где сейчас рушились острые глыбы и вставали на дыбы валуны. Я зачем-то посмотрел вверх и с ужасом и восторгом увидел, как оплывают очертания скал и проседает гребень, словно складываясь внутрь самого себя. А потом кони понесли, почти не разбирая дороги, и мне оставалось только радоваться, что я все еще держусь в седле и не упустил Энроста.

Когда же все утихло, я был уже далеко от входа в Желтое ущелье. Впрочем, в него теперь все равно было не попасть, и оставалось только надеяться, что никто из наших не пострадал, и все успели уйти. Сарвера… он же был близко ко мне! Хоть бы выжил… и остальные… Только бы успели! Мне и так хватит вины – если бы не я и не желание брата меня уберечь, он был бы цел и здоров сейчас… Не хватало мне еще вины за погибших от обвала!

Я заставлял себя не думать хотя бы об этом… ведь что я мог изменить?! Но чувство вины дышало и билось, как поселившийся внутри меня больной зверь, и порой хотелось глухо стонать…

Я не умел ориентироваться в горах. Почти совсем. Зато у меня были мои сны, и один из них неожиданно ясно всплыл в памяти. С невольным трепетом я узнавал в преображенной, изуродованной землетрясением местности те жутковатые места, которые видел во сне всего пару месяцев назад. Наверное, только поэтому я умудрился не только не потеряться, но даже и найти убежище. Как раз вовремя – кони стали спотыкаться, и видно было, что далеко на них нам с братом сегодня не уехать. Спасибо Сарвере, он не стал снимать с Утёса торбы с фуражом, и мне будет чем их покормить!

И надо будет проверить, что есть в седельных сумках гнедого… не мог же брат ничего туда не положить!

Мне повезло – я довольно быстро наткнулся на пещеру. Еще совсем недавно ее не было, но часть склона обрушилась, обнажив вход в каверну. И это было здорово, потому что ни один хищник не успел облюбовать ее под логово, да и ч-ра про нее знать не могли. Если тут есть еще и вода…

Вода была. И даже источник дров был – землетрясение обрушило немало деревьев, и совсем недалеко валялось несколько сломанных сосенок. Нарубив мечом лапника, я отвязал Энроста, положив его на сосновую хвою, застеленную плащом, после чего расседлал измученных и дрожащих от пережитого коней.

Меня тоже трясло. Брат был всё-таки тяжелым, а я больше всего на свете боялся причинить ему лишнюю боль – и знал, что всё равно сделаю это, и приходится радоваться, что он без сознания, хотя… разве можно этому радоваться?!

Я чуть не упал под его тяжестью, но всё-таки справился каким-то чудом, прокусив губу и тихонько подвывая, как бездомная собака… Мне вдруг стало жарко, как в лихорадке, волны жара проходили по телу, руки дрожали, и даже волосы, кажется, приподнялись над головой и потрескивали.

– Что за …! – выдохнул я, почти упав рядом с жалкой постелью, что устроил для Ростика. – Откуда эта хрень?!

Ответ пришел почти сразу – спокойным и почти занудным голосом наставника по магии. «Зачем мне наставник, если магия еще не проснулась!» – говорил я матушке, жалея погожих весенних дней и возможности поехать на охоту, к соседям или просто позвать Тарриму… «Потому что когда Вы, рэм, найдете свой Ключ, магия проснется, и вы хотя бы сможете понять, что с вами происходит, и отчего у вас лихорадка и судороги!» – желчно отвечал наставник.