Текст книги "Братья Хорна или Ключ от магии (СИ)"

Автор книги: Каэ

Соавторы: Лена Лазарева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Он прикрыл глаза, давая им отдых – пусть хоть так, немножко… Пока Валька возится с уборкой и лошадьми, он просто полежит. Просто полежит, а не заснет в мгновение ока! Он решил – он не будет сейчас спать! Нельзя. Спать сейчас будет Валька. А он будет караулить – благо, место такое… спокойное. Можно не напрягаться так, как в предыдущую ночь. Впрочем, может, это вовсе и не благо, а наоборот. Если напряжение будет меньше, он же заснет. Не выдержит.

Энрост покосился на брата, глядя, как тот старательно пытается вычистить усталых коней. Забыл уже про травяные лепешки – так и не полечил себе рану на лице. Балбес.

«Ругаешь его за неопытность? А сам гордишься… верно? Верно. Как я там тогда говорил? На коленях прощения просить буду… А ведь стоило бы, наверное… Ведь у него же получилось. А слово надо держать – и не важно, кому я это слово дал. Хоть бы и себе… Ладно, это потом. Когда перестану падать даже и с колен, а то смех один – прощения попросить не успею, завалюсь сразу на землю… К тому же есть у меня подозрение, что мое коленопреклонение, так сказать, его не сильно обрадует… скорее даже разозлит и огорчит. А вот этого уже совсем не хочется…»

Глаза закрывались. Неудержимо, будто веки ему придавили здоровенным камнем. Из тех, что кладут на могилу, если довезти тело домой не представляется возможным. Он вроде предложил что-то подобное Энвальту… там, в пещере. Иной раз казалось, что лучше б брат его послушался. Уехал бы себе домой спокойно… без обузы… нужды бы не было эдак маяться, еще и лечить же…

«Я – его Ключ. Даже если он спасал прежде всего брата, то… не могло же это не повлиять на его решение. Так что не мог он меня бросить там. Разве что я бы в самом деле подох – и то… он бы довез меня до дома… Но это как раз потому, что брат… а не потому, что Ключ…»

Энрост слушал валькино копошение и улыбался. Несмотря на слабость, просыпающуюся нудную боль, резь в усталых глазах и отчаянную сонливость – он улыбался. Ключ он там или нет – это не важно. То есть это здорово, что братец нашел этот свой Ключ, но – неважно. Пусть его. В конце концов, он же и вправду маг, и Ключ ему нужен как воздух, а иначе никакой магии… не отказываться же мальчишке от дара. Зато – брат. Энрост научит его чему-нибудь полезному – да вот хотя бы и готовке, тоже ж дело хорошее. И в степи свозит, обязательно. Тем более, что Валька его не высмеял – а ведь было из-за чего, а? Было, было, чего тут спорить… Все эти его… листочки-цветочки, и чуть было не сорвавшаяся ерунда… стишок этот или как его назвать… Хорошо, что брат не слышал, а то бы не удержался. Зато вот с Дедушкой поздоровался – а ведь никто раньше ни разу… Даже в его отряде – никто. Ни разу. Все знали и молчали, даже не ржали над ним, но ни разу никто не попробовал его в этом поддержать.

«Может, когда-нибудь он увидит мой сад… которого еще почти нет, всего-то пара саженцев… Увидит и скажет… что же он скажет? Хороший у тебя сад, Ростик, – скажет он…»

Энрост вздохнул. Дурацкая мечта. Воину не пристало мечтать о таком. Как не пристало рифмовать слова – натужно, бесславно и постыдно. Добро б еще песни складывал – хоть ребят на привале развлечь. А так… чепуха, никому и не нужная вовсе. И этот его гербарий… кому он нужен? Энрост даже не успевает давать к нему нормальные описания, да и засушить не все получается, что уж там…

«А вот с помощью магии точно бы вышло…»

Он представил, как приходит к Вальке с просьбой вытянуть лишнюю влагу из лепестков дикого нарцисса, да еще чтобы не повредить его нежную окраску, и досадливо поморщился. Да уж, то еще занятие для талантливого мага! Нет. Не станет он позориться. Пусть уж лучше как раньше. Под пресс, почаще менять ветошь – и записывать все наблюдения сразу же, как только выдается свободная минутка.

«Вот как сейчас?» – внутренний голос был насмешлив и чуть ли не язвителен.

Да, сейчас ничего записать не получится. Да и нечего, если честно. Разве что та любопытная скумпия, что была в распадке – так он ее даже не разглядел толком. Так, заметил кое-что, когда мимо проезжал, но ведь даже листика у него нет…

Закрытые глаза сделали свое дело – Энрост задремал. Сквозь дрему к нему пробивались звуки, которые уже сделались неузнаваемыми и от того почти что таинственными. Он даже начал видеть сон – пляшущие в воздухе искры, медленно, но верно вырастающие в клочки пламени, цветущая скумпия с тяжелыми каплями темной ароматной смолы и почему-то длинными и гибкими вьюнковыми побегами, придающими ей хищный и опасный вид, спиралевидные кинжалы, которыми играл Валька – медленно и вальяжно…

Запах паленого вырвал из сна. Оказывается, ветерок занес в затухающий уже костер мусор из птичьего гнезда, и всякие шерстинки и перья затлели там раньше, чем их обнаружили. Вонь была неприятной и, что опечалило Энроста, довольно сильной. Недооценивать ч-ра он разучился давно и отлично знал, что любые не соответствующие ароматы легко выдадут их укрытие. Оставалось надеяться, что никто в Рыжие Дроки не забрел, и никому дела нет до странных запахов, мигом разнесшихся по зарослям.

Высказывать свои опасения вслух он не стал. Зачем? Валька и так издерганный весь, лицо осунулось, глаза ввалились от недосыпа и тревог. Если он еще и решит вдруг, что виноват в этой вонючей сигнализации, совсем себя изгрызет. Лучше потом как-нибудь они это обсудят. Можно будет использовать этот случай и все объяснить, как урок. Главное, чтобы ничего не случилось.

Первое дежурство оказалось именно таким, каким и представлял его себе Энрост – простым и тяжелым. Никаких нападений, странностей или неожиданностей – все спокойно, погода балует, нет ни ч-ра, ни хищников, ни иных напастей. Просто. И тяжело – потому что измотанное раной и скачкой тело, вкусив этой простоты, бдеть совершенно не желало и неудержимо жаждало покоя.

Снова бередить рану? Валька заругается…

Энрост усмехнулся. Когда такое было вообще, чтобы он так думал о младшем? «Заругается», ишь ты… Но ведь спать-то нельзя. Может, и пусть заругается? Помереть Энрост уже не помрет, братниными стараниями. А так хоть не заснет – боль не даст. Пожалуй, все же придется… иначе никак.

Боль в потревоженном боку плеснула остро и горячо, но вполне терпимо – уже хорошо. Ничего. Еще пару дней, ну может, три. И можно будет расслабиться дома. Отец уже приехал, наверное. Будет сердиться. Хоть бы не на Вальку – отравит ему всю победу своим гневом, нехорошо выйдет. А на него? А на него пусть гневается, не в первый раз. По камням ведь размажет – за погоню эту глупую, за то, что доспех снял, за плохую разведку… и вообще. И не посмотрит, что старший сын на ногах не стоит – выдаст по самую маковку, разве только рукоприкладством побрезгует. Надо бы на себя весь его гнев отвлечь сразу, чтобы Энвальту не досталось. И не просто не досталось, а чтобы похвалили… Как бы это так устроить? Отец-то, если уже в замке, то знает, как младший уезжал. И вряд ли готов за это хвалить.

С Дедушки Чина послышалось деловитое шуршание, и скрипучий крик козодоя задребезжал в сумерках. Повеяло прохладой, и во влажный воздух, донесшийся с ручья, вплелись запахи мокрого песка, нагретого за день аира и почему-то рыбы. Хотя, Энрост знал, в этом ручье рыбы отродясь не водилось – больно мелкий…

Ну да ладно. Рыба – не ч-ра, рыбу он потерпит.

Он усмехнулся и чуть изменил позу – тело, отвыкшее от движения и здоровья, быстро уставало и затекало. Любое шевеление порождало боль, даже почему-то головой или ногами, но без этих шевелений он очень быстро начинал ощущать себя почти готовым трупом. Хорошо хоть ноги не немеют – значит, хребет и впрямь цел. Если Валька умудрится довезти его до дома, то там он рано или поздно встанет. И снова сядет в седло и уедет с отрядом. И опять. И еще раз.

«И что дальше? Ч-ра не кончатся… и стычки с ними – тоже. Я, похоже, обречен всю жизнь держаться за меч. С ними ведь даже мира не заключить – они никогда на это не идут… ни с нами, ни с Шургиной, ни с Калопой… Откуда же все-таки у них шургинский самострел? Украли? Или купили? Или все куда хуже, и Шургина вооружает их против нас? Хоть бы Сарвера рассказал отцу… чтобы выяснил… Ну или пусть Валька расскажет – может, это отвлечет отца от его гнева… а то ведь я до сих пор не придумал, как же это сделать… Сложная задача, что и говорить!»

Заметив, что мысли ходят по кругу, Энрост чуть слышно фыркнул и привычно заставил себя прекратить дергаться. Ну, не придумывается, и ладно. Потом придумается. А не придумается, все равно не страшно. Переживут – и он, и Валька. В конце концов, не убьют же их.

«Разве что в угол поставят», – мысленно усмехнулся он, ту же представив, как они с Валькой, два молодых мужика в расцвете лет, стоят в разных углах замкового двора и обиженно сопят, лелея страшные планы мести отцу. Как то: поселить ему лягушек в умывальный чан, положить самых отборных репьев в постель и обязательно спереть у него ключи от арсенала.

Усмешка прорвалась наружу, и он еле слышно захихикал, не перестав даже после всплеска боли – рана тут же наказала его за излишнюю веселость.

Нет, ну правда, смешно – проигрывать в уме детские шалости. С братом, которого и узнал-то пару дней назад. Он ведь не знает даже этого – делал ли Валька что-нибудь в этом духе? Или всегда был паинькой? Или наоборот – отчебучивал куда более сложные и интересные выходки? Вот он сам, Энрост, в этом отношении был довольно предсказуемым мальчишкой. И лягушки, и репьи значились в его послужном списке наряду с поющими цикадами в стрехах и уползающими от чернильниц перьями.

Почувствовав, как в очередной раз смыкаются от усталости веки, Энрост снова провел пальцем по ране. Не так опасно, как надавить, но вполне болезненно. И сон отступает, обманутый встрепенувшимся телом.

Козодой задребезжал с какого-то другого дерева, и Энрост нахмурился. Как это он пропустил шум полета дойщика? Или это другой? Но тот-то петь перестал и должен был покинуть Дедушку…

Выходит, он все-таки уснул? И сам не заметил, как? Или… просто отвлекся… но тоже плохо. Где-то тут Валька ему воды оставил. Он с трудом пошевелился, нащупывая флягу, долго возился, пытаясь вытащить пробку. Наконец она поддалась, и он щедро плеснул водой себе на голову, прогоняя сонливость. После чего, закупорив фляжку, пополз из-под навеса наружу. Небо вроде ясное, по звездам сориентируется, сколько времени еще держаться. Потому что долго не протянет, уснет… и надо будет успеть разбудить брата и сдать ему стражу. И еще уломать его на то, чтобы перед рассветом снова поменяться. В конце концов, Вальке сон нужнее – он из них двоих единственный боеспособный. Пусть бы доспал…

Ползти было больно. И еще трудно, потому что нужно было быть тихим, а хотелось быть ну очень громким. Но он справился. И какое-то время лежал и ловил ртом воздух, упрямо пытаясь протолкнуть его в легкие. Потом, чуть оклемавшись, подтянул тело к камню, принимая полусидячее положение. И только тогда, снова отдышавшись, дозволил себе расслабится. Ненадолго. Надолго нельзя, иначе сон сморит очень быстро. А ему еще… да, как минимум пару часов надо продержаться. Лучше бы больше, но он не питает иллюзий насчет своей способности не спать в таком состоянии. Так что… два часа.

«Надеюсь, Валька успеет немножко отдохнуть за это время. И потом… надо будет еще разок подежурить, перед рассветом… Вряд ли он захочет меня разбудить – значит, придется самому как-то… просыпаться».

Звезды казались абсолютно неподвижными, и снова, как когда-то в детстве (и частенько еще потом, у костра в походе, особенно если не ранен) захотелось долететь хоть до одной. И потрогать. Зазвенит или нет? А вдруг бы он потрогал только одну, и она бы как раз не стала звенеть? Остальные вот звенящие, а ему бы досталась обязательно не звонкая… наверное, треснутая. Интересно, звезды вообще трескаются? И если да, то отчего? И как их починить, чтобы снова звенели?

Губы шевельнулись, и тихим, хриплым голосом он прошептал:

– Был бы у меня звездный клей,

Я бы им звезду починил –

Чтобы ей звенеть веселей

И чтоб ярче свет с неба лил…

Звездный клей… именно таким отлично склеиваются ресницы, когда хочется спать. Или другим? Специальным клеем для уставших глаз?

Слабый ветерок пошевелил волосы, заглянул за воротник, тронул кожу на животе, подышал прохладой на рану… Энрост моргнул и поразился тому, каким долгим и странно тягучим оказалось это нехитрое действие. Может, он заснул? И не заметил этого?

Торопливо взглянул на звезды и вздрогнул – звезды сдвинулись, алмазная россыпь созвездия Розы уступила место острой и злой искре Навершия Секиры… Получается, он все же уснул! Или… вообще потерял сознание, и это совсем плохо… он уже не контролирует ситуацию, а значит…

«Валька, прости… я не могу больше… прости!»

– Валь, – позвал он, морщась от собственной слабости. Голос звучал еле-еле, и не удивительно, что его не услышали, в общем-то.

– Валька, брат…

И снова тишина. А потом…

– Ростик! – отчаянный крик Вальки взметнулся, как птица в воздух. Брат вылетел из укрытия, чуть не натолкнувшись на Энроста, упал перед ним на колени, протянул руку к раненому боку.

– Ростик! Я открыл глаза, мне почудился твой голос… А тебя нет! Нигде! Я так испугался… не знал, что вообще думать… Зачем ты так? Зачем двигался, тебе же тяжело… И вообще… я же наверняка слишком долго спал! – сокрушенно добавил он, ощупывая брата, как будто хотел удостовериться, что Энрост действительно весь здесь и никуда не делся.

– Не долго… еще час… моей стражи, – с мучительным стыдом признался Энрост. – Я… выбрался, чтобы видеть небо… по звездам время видеть… Валька, прости…

– А мне кажется, что ты слишком долго меня не будил! – упрямо проговорил брат. – Я отлично выспался. Обопрись на меня, Ростик – давай я тебя уложу…

Глаза закрывались, и противная телесная радость заполняла все его существо – спать! Ему дадут поспать! Но было что-то важно… надо вспомнить… что-то… Ах да! Вот!

– Только если пообещаешь… Пообещай мне!

– Что, брат? Что ты хочешь? – заботливо спросил Валька, практически взваливая Энроста на плечо.

– Обещай… – давясь стоном, прошептал Энрост, – что разбудишь перед рассветом… чтобы еще поспать смог… я уже… отдохну к тому времени. П-п-поклянись…

– Ростик! – простонал брат. – Ну пожалуйста. Не надо…

– А кто слушаться обещал? – Энрост без зазрения совести применил запрещенный прием. Почему-то дополнительная вахта казалась сейчас самым важным на свете!

– Ну обещал, – буркнул брат совершенно по-детски. – Но ведь ты же ранен! Когда ранен – должны быть другие правила!

– Энвальт… упертый ты паршивец, – с досадой выдохнул Энрост. – Пожалуюсь вот баронессе… на тебя… будешь знать… Разбудишь меня… когда вся Секира уйдет за горизонт. Понял?

Брат помолчал, глядя на Энроста, а потом сказал совсем другим, четким и даже жестким тоном:

– Хорошо. Я тебя разбужу. Но только если ты мне тоже пообещаешь кое-что.

– Никогда не кормить тебя рыбой? – слабо усмехнулся Энрост, даже не пытаясь уже догадаться, о чем пойдет речь.

– Нет. Бес с ней, с рыбой. Может быть, я даже и полюблю ее – если ты мне приготовишь ее сам? – чуть улыбнулся Валька. – Обещай мне не дергаться и… словом, я тебя сейчас полечу. Если уж ты хочешь, чтобы я обязательно дрых перед рассветом.

– Да я уже… и не смогу… дергаться, – огорченно признался Энрост. – Лечи. Не усердствуй только… тебе ж еще ехать… следи за звездами… братец. Их так много… и все… звонкие… почти все…

Ответа младшего он не услышал. Сон обрушился на него горной лавиной и погреб под собой, отсекая от мира, звезд и ставшего родным голоса. Только сладковатый аромат дроков контрабандой проскользнул туда, в безмолвную темноту сознания, и еще клей… не для ресниц только, а который звездный… для звезд, ему же нужно придумать, как чинить звезды…

Комментарий к Глава 10. Звездный клей

Глава 10.

========== Глава 11. Клянусь репутацией ==========

Энвальт Хорна

Я сидел над спящим братом и устало вспоминал всё происшедшее, напряженно вслушиваясь в ночную тишину.

Мысли скакали, как перепуганные овцы, без логики и направления. Радовало только, что мне удалось полечить брата, и сейчас, если прислушаться, я мог различить его ровное и спокойное дыхание – самый приятный для меня звук!

Правда, умения и чутья было так мало, прямо сказать – самую малость больше, чем ничего… Я снова и снова применял заклинание регенерации, потому что хорошо его помнил, а потом сообразил, что ведь при такой ране запросто могло быть и внутреннее кровотечение – и что тут делать? Заклинание очищения организма – от пролившейся крови? Применю я это очищение, и придется тут же тащить бедного Ростика оправляться, это если оно не сработает сразу же, с моим-то умением рассчитывать силу воздействия!

Не рискнул.

Добавил еще регенерации и просто вдохнул силы. Авось получится. Брат же сильный… был. И будет, черт вас всех возьми!

Лечение пришлось прервать, когда я почувствовал, что сердце начинает колотиться, а воздух становится каким-то вязким – дышишь и не надышишься. Не хватало только заснуть во время дежурства!

И я вставал, выходил наружу. Подходил к Дедушке, как будто старое дерево могло выслушать и дать мудрый совет… Впрочем, выслушать оно и вправду могло.

– Понимаешь, – тихо говорил я, гладя пальцами шершавую кору, – Ростик мне говорит, что я победил и вообще молодец… Я чувствую, что он хочет меня подбодрить. Ростик такой добрый… я даже и не знал раньше! Я вообще его совсем не знал. Только какая же это победа, когда мы уцелели лишь благодаря его отряду? Ростик налетел на этих ч-ра с их котами… Если бы он не появился, где бы я был сейчас со своей победой?!

Я вздохнул. Дедушка Чин в ответ тихо шелестел листвой. Как усталый, пожилой и мудрый человек, говорящий еле слышно: «Что же… Всё бывает…»

– А самое главное даже не это! – с силой выдохнул я. На мгновение мне показалось, что меня действительно слышат и понимают. – Я ведь даже не уверен, что все уцелели! Когда я вызвал смерч и скалы стали рушиться, я ведь был почти не в себе. Чудо, что сам-то уцелел вместе с Ростиком…

– Только бы он поправился, – шептал я, – пожалуйста… Пусть все будут живы – и Сарвера, и его люди, и те пленники бывшие!

Кому я молился? Старому дереву? Духам-хранителям земли Хорна? Создателю, чьи храмы вырастают в нашем королевстве, суровому духу, который видит всё – и, по-моему, ни во что не вмешивается?!

«Раньше надо было молиться, наверное», – подумал я, – «ведь что касается Сарверы, пленников и всех воинов – наверное, то, что должно было произойти – уже произошло».

Спокойствия это не добавило. Но всё-таки мне стало немного легче, когда я высказался.

Я еще раз погладил дерево и пошел обратно в укрытие. И стал смотреть на брата…

Если смотреть в профиль, то лицо было строгим и немного трагичным. Суровым. И очень стыдно становилось от того, что я задумал – а задумал я попросту не будить его, или хотя бы оттянуть этот момент. Несмотря на обещание.

А ведь он обидится… Очень.

А мне так не хочется, чтобы он обиделся… Он тогда может перестать мне доверять. Не будет верить моему слову. А что может быть хуже?!

Но как я могу заставлять раненого дежурить вместо меня?!

Я вскочил и посмотрел на Ростика – вот отсюда, сверху, его лицо становилось другим – мягче и беззащитней, он казался не старше меня – и очень уязвимым. По-моему, он осунулся за последние два дня – и неудивительно, при такой ране! А что, если он умрет?!

Мне не хотелось, не хотелось об этом думать!

Но помимо воли у меня вставало перед глазами: двор нашего замка, и несколько солдат помогают мне снять с коня мертвое тело – привязанного к коню Ростика… Моего брата, который хвалил и подбадривал меня, даже когда у него не было сил, и он мучился от невыносимой боли… Ростика, такого самоотверженного и совсем не заботящегося о себе…

Как он старался дать мне отдохнуть! Даже в самую первую ночь, когда ему было так плохо! И ведь он смог дать отпор разведчику (или охотнику?) – раненый, обессиленный… Вот уж кто настоящий воин и командир! Ну почему, почему отец запретил мне быть у Ростика под началом?!

И снова непрошеные картины, как яд, разъедают изнутри, и упрямо встает перед внутренним взором эта тихая и горестная процессия, как Ростика несут в дом, чтобы положить в гостиной… А лицо у него строгое – и всё-таки совсем молодое, он же совсем ненамного старше! Почему тебя не женили, брат?! Хоть бы ребенок остался, наследник…

Никогда больше он не улыбнется мне, не расскажет про степь, не прикоснется к старому дереву…

Я замотал головой, чтобы прогнать это видение, и застонал. А потом осторожно взял брата за руку, чтобы ощутить, что она теплая и живая, и зашептал еле слышно:

– Пожалуйста, живи! Ростик! Только не умирай! Я не могу тебя потерять!

Ростик дышал тихо-тихо, грудь его еле вздымалась – мне оставалось только молиться, чтобы это был сон, а не потеря сознания. Я долго сидел так и держал его за руку. Сидел и разговаривал с ним. Мысленно. Иногда мне даже казалось, что он слышит мои мысли, только сил у него нет, чтобы открыть глаза и ответить…

«Ты выживешь», – говорил я, – «ты должен выздороветь, слышишь?! Ты так нужен нам всем. У кого же я буду учиться? Кто покажет мне степь… и твои самые лучшие фехтовальные приемы? Кто еще расскажет мне… да хоть о старом дереве – так, как ты?! У тебя должно всё быть хорошо, должно, брат!»

Полечить бы тебя еще, вот сейчас, пока ты спишь…

Но я не могу сейчас магичить. Потому что я потратил силы, и есть опасность просто заснуть – на посту. Ростик нарочно бередил свою рану, чтобы не спать, а я… может, мне тоже?

И я ударил себя кулаком по раненой щеке – совсем несильно, но всё равно боль вспыхнула такая, что я застонал.

«Нет, не то! Плохо!» – подумал я, чувствуя, как начинает кружиться голова. – «Я лучше буду ходить. Вспоминать все заклинания, что учил…»

Кажется, потекла кровь. Ничего, пусть засохнет, потом я ее смою. А еще…

Я знаю, что я сделаю. Перед тем, как мы тронемся в путь, я еще раз полечу его. А потом отдохну… в седле!

Я повторял про себя зазубренные, намертво затверженные (спасибо наставнику!) заклинания и размышлял. Что можно соединять два похожих по действию заклинания, я знал – когда попросту одно перетекает в другое.

А если не совсем родственные? Ну, вот если внутри человека излилась кровь? Она мешает, она лишняя… где бы она ни была. И в жилы ее не вернешь. Значит, ее надо убрать! Но как? Лекари выпускают кровь и гной ножом, ну а если без ножа?

А если деться ей некуда? Раздробить, растворить на маленькие капельки, которые уже, наверное, не так будут мешать работе тела…

Есть заклинания очищения и изгнания глистов, хоть я их и не помню – что, если их можно видоизменить, добавив формулу крови? Может, и есть такие заклинания, да я не знаю… Но не на брате же такое проверять! Разве что на собаке, да и ту жалко. И собака, выходит, раненая должна быть. Но я не мог бы нарочно ее ранить!

И что с чем соединять? Что должно быть основой?

Как же мало я еще знаю! Надо бы книги добыть и у наставника узнать всё, что известно на этот счет – когда он вернется из столицы… А пока – только проверенные формулы, чтобы хуже не навредить…

И я оглянулся на Ростика… и встретился с ним глазами. Взгляд брата был угрюмым и довольно прохладным. Я же хотел его разбудить сейчас! Да всё откладывал. Он проснулся сам. Это хорошо, очень хорошо – но что мне делать с его обидой? Ведь я обещал…

Я подскочил к нему.

– Ростик! Прости меня, пожалуйста! Я как раз хотел тебя разбудить сейчас… и всё откладывал, думал, ну вот еще минутку… Я всё про магию думал, как заклинания соединять можно, ведь если можно, то такое поле еще неизведанного откроется! Ну прости меня!

– Доброе утро. Полагаю, нам обоим повезло, что ты сейчас не под моим командованием, – ответил брат каким-то чужим голосом.

Я, по-моему, покраснел, как девчонка. Ну конечно же. Я не выполнил приказ командира! Я виноват…

– Ростик, я никогда больше не нарушу твоего приказа! – горячо сказал я. – И я бы разбудил тебя сейчас! Только ты проснулся раньше… Ты ранен, а когда командир ранен, некоторые его обязанности должны исполнять другие! – выпалил я с надеждой, что этот аргумент хоть немножко, да сработает.

– И если командир в сознании, то именно он и определяет в какой мере и кто именно эти обязанности на себя берет. Кроме того, даже если бы ты разбудил меня сейчас, это все равно уже было бы нарушением, – наставительно проговорил брат. – Речь-то шла о рассвете. Насчет простить… я подумаю. А тебе настоятельно советую поразмыслить вот над чем – что ты станешь делать, если я перейму этот твой метод беречь брата? И воспользуюсь им в своей манере?

– А чего меня беречь, я же не раненый! – упрямо возразил я и некстати вспомнил, что забыл стереть со щеки кровь. – И… я больше не буду, Ростик. Это только один раз. Давай ты меня лучше накажешь, а? Только не лишай своего доверия, – добавил я очень тихо.

– Я не имею права тебя наказывать. Да и не хочу. Собирайся и седлай коней, нам пора ехать, – голос Ростика был всё такой же отчужденный.

– А как же завтрак? Тебе же покушать надо… – растерянно проговорил я.

– Только после тебя. Я поем чего-нибудь, только когда поешь ты. Клянусь своей репутацией, – твердо сказал брат.

– Но я же не против! Конечно, я поем. Я сварю кашу? Или… не будем разводить огонь? – засуетился я. – Что бы ты хотел?

– Все равно. У нас мало времени, исходи из этого.

Он говорил устало и равнодушно. Похоже, сон его не взбодрил… или это его обида на меня так проявляется?

– Ты совсем не хочешь есть, – понял я. – Тогда, наверное, мне не надо сейчас разводить огонь – лучше я сделаю это на вечерней стоянке. Да? А сейчас… ох, я же чуть не забыл!

Я чуть ли не прыжком кинулся к нашим пожиткам, где отдельно лежали припасы, взятые мною у ч-ра.

– Вот! – моя радость была тем сильнее, что я и вправду забыл о невеликой этой добыче, решив вчера, что припасы надо беречь и обойтись пока похлебкой, ну а потом было не до того… – Смотри! Лепешки! И пирог с капустой! И рыба! Ты кушай, а я притащу сейчас свежей воды!

И, даже не дождавшись от Ростика ответа, я схватил флягу и выбежал. Вернулся, засуетился, пытаясь разложить имеющиеся скудные припасы хоть как-то поаккуратнее…

– Пирог ешь, а рыбу мне оставь. Знаю, что не любишь. И попить дай, пожалуйста, – ровным голосом произнес брат.

– Конечно! Бери!

Ростик, как бы я хотел налить тебе сейчас вина, и трав хороших заварить с медом да ягодами…

– А насчет пирога – ошибаешься! Тут два куска. И тебе, и мне! И лепешки еще, хоть зачерствели, но всё равно же здорово! А крупу я с собой возьму, и вечером будет у нас похлебка… – я всё пытался найти как можно больше хорошего в нашем положении.

– Пирог ты съешь весь, – непререкаемым тоном сказал Ростик – и улыбнулся! Улыбнулся!

– А будешь спорить со мной, – добавил он, – вообще до дома не доедем, застрянем тут на веки вечные! Давай, начинай. Чтобы даже крошки не осталось.

– Будет сделано, командир! Лепешку бери! И… – я решил всё-таки попробовать связать его обещанием, – пожалуйста, можешь мне пообещать одну вещь?

Я понимал, что это нахально и, возможно, вообще в корне неверно – вот упрется он, и что я буду делать? Я-то сам нарушил обещание! Но я должен его полечить… Вчера я не занимался его спиной, разве что заклинание общего выздоровления помогло…

– Наглец. Вот кто бы мог подумать, какое чудо росло все это время в Хорна?

Ростик улыбался весело, почти как здоровый! Как же приятно было это видеть!

– Какую вещь ты от меня хочешь, братишка? – спросил он.

– Только одну. Перед тем, как ехать, я тебя полечу. Немного. И не возражай! Тебе ехать в седле, трястись, черт бы его побрал!

– Ясно. Валька, я не понимаю, зачем тебе мое согласие, и какое значение имеют мои возражения. Я не имею возможности воспротивиться, даже если считаю, что так будет лучше. Хочешь лечить – лечи. Никаких обещаний на эту тему я тебе давать не буду. И в любом случае сначала ты съешь этот пирог, весь целиком, – непререкаемо произнес Ростик.

– Ну съем! Ладно. А ты лепешки жуй. И рыбку… – я протянул ему еду и проворчал:

– Не можешь воспротивиться… А если бы мог, стал бы? А кому дневной переход предстоит? Ну ведь ты же знаешь, что я прав!

– Если бы мог – воспротивился бы. И ты еще не доел, чтобы мне тут еду подсовывать.

Брат был суров. И упрям. Я виновато покосился на него и стал медленно и с чувством жевать пирог. Я понял – он принципиально не хочет его есть. Не даст себя накормить. Обиделся…

А потом я начал есть лепешку – медленно и с расстановкой. Если долго жевать, так и сытости вроде бы больше… Я пережевывал и глядел на брата. Ждал.

А Ростик молчал. И ничего не ел…

Сначала мне было малость неуютно, потом я напомнил себе, что сперва должен доесть – и только потом кормить брата, мы так договорились… Даже подсохшие лепешки казались необыкновенно вкусными, не говоря уже о пироге! Эх, винца бы вместо воды, или взвара, как наша кухарка готовит…

Я доел свою порцию – слишком большую, как по мне, потому что Ростику осталось меньше! – и выжидательно посмотрел на него.

– Молодец. А теперь собирайся и седлай коней. Пора ехать, – произнес брат. По-моему, я открыл рот и несколько мгновений даже произнести ничего не мог!

– Это как?! А сам ты ничего есть не будешь? Это… мне в наказание, да? – закончил я упавшим голосом.

– Разве же это наказание? – Ростик недоумевающе поднял бровь. – Это была еда. Вроде бы. Но сам я есть не буду, ты верно понял.

Я шумно выдохнул. Захотелось выругаться, грубо и заковыристо – теми словами, что слышал я от солдат (особенно ветеранов), когда они не подозревали о моем присутствии. Но умение ругаться – это не тот навык, который хотелось бы демонстрировать брату в первую очередь.

Тем более, похоже, толку от него всё равно не будет!

Неужели он готов отказаться от еды, только чтобы наказать меня, за то, что не разбудил? Чтобы неповадно было?

Или… ему плохо, да так, что и поесть нет желания?

От этой мысли стало только хуже. И я сказал, тоже стараясь выглядеть решительным и непререкаемым:

– Хорошо. Я не стану тебя заставлять и говорить, что надо подкрепиться, что тебе это необходимо… Но тогда тем более тебе необходимо лечение! И если ты скажешь, что это не так – это будет неправдой!

А он и возражать не стал! Только опять улыбнулся, довольный…

Чем довольный? Что не надо ничего есть? Что всё-таки наказал меня, дал почувствовать себя нашкодившим щенком? Что ж… ладно. Я виноват. Зато если ты меня наказываешь, то, может, не будешь потом обижаться? А вечером я тебя накормлю, уж будь уверен! Никуда ты не денешься! Сам иначе жрать не буду ничего, вот!