Текст книги "Братья Хорна или Ключ от магии (СИ)"

Автор книги: Каэ

Соавторы: Лена Лазарева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Друпни, – повторил я смутно знакомое слово. – А, вспомнил! Их варят! Ты научишь меня их готовить? В походных условиях… С рыбой, – улыбнулся я ему.

– Посмотрю на твое поведение, – улыбка его стала шире и веселее, – может, и научу. Там видно будет.

– Конечно, научишь… Куда ж ты от меня денешься?

У меня дрогнуло что-то внутри от долгожданной этой улыбки. Я так давно ее ждал! И как же чужеродно она смотрелась на исхудалом лице…

– Ну ладно, – решительно сказал я, чувствуя комок в горле. – Раз ты не желаешь есть, тогда лежи и не двигайся!

А потом сделал то, на что давно не решался… Применить изобретенное мною самим заклинание – собственно говоря, я совершенно не уверен, быть может, оно на самом деле всем известно, и я изобретаю колесо… Но поскольку в книге я его вычитать не успел, пришлось изобретать!

Соединение заклинания от лихорадки с укрепляющим – действительно, слишком просто, чтобы я был тут первым, кто решил так сделать. Но я всё-таки очень боялся за результат своих действий, а еще… если совсем уж быть честным, я и то заклинание, против лихорадки, помнил плохо и тоже наполовину придумал сам! Недоучка, да… Лентяй и недоучка. Мне бы вызубрить их все, эти клятые формулы! Хоть бы не оказалось, что это все – во вред!

Но, по правде говоря, в последний год мне все чаще казалось, что Ключ я так никогда и не найду. Вообще.

А сейчас улыбка Ростика словно сдвинула во мне какую-то заслонку – и я щедро посылал силу, снабжая ее самыми важными для меня сейчас словами…

И закончил, когда почувствовал, что у меня задрожали руки, а Ростик шевельнулся. Надо вовремя останавливаться… а то он же меня ругать будет, а еще, не дай боги, отказываться от лечения!

– И попробуй только не съесть сейчас ничего! – «сурово» сказал я, сжал руку брата и поскорей отошел, заявив:

– Я вот молодец. Я пошел есть…

А на самом деле у меня закружилась голова, и я хотел поскорее исчезнуть из поля зрения Ростика, да и Сарверы заодно.

Вот такое было мое последнее обращение к магии…

Вспоминая сейчас об этом, я неизменно улыбался, довольный, как сытый кот. И неважно, что слабость только сейчас, постепенно, начинала уходить – зато Ростик больше ни разу не кашлянул!

Дом приближался… Для кого-то – твердыня и замок, а для нас с Ростиком – дом, где я однажды заблудился, испугался и залез под стол, отчаянно стараясь не плакать… Кажется, мне было года четыре. А вот на ту башню я однажды взобрался один – выбрал момент, пока никто не видит, и стоял там, замирая от восторга, высоты и простора… Ох и влетело мне тогда! Тоже малышом еще был…

А вот сюда я обычно доезжал на своей первой лошадке, маленькой, горской породы… А вот здесь…

Я никогда не любил свой дом больше, чем теперь.

Только вот грустно стало на миг от мысли, что детские мои воспоминания – они одинокие какие-то. Не разрешалось мне играть с крестьянскими детьми и с дворней, и хоть я регулярно старался нарушить запрет, им тоже не хотелось попадать под розги.

Были в замке и другие дети – те, с кем играть было можно, но и они часто были заняты.

А Ростик был слишком взрослым. И занятия у него были другими.

Ну ничего! У нас же есть время всё исправить! И узнать друг друга получше. И… обязательно съездить вместе в степь, а еще – к Дедушке. Старый платан никак нельзя забыть!

Комментарий к Глава 15. Дом близко

Глава 15.

========== Глава 16. Возвращение ==========

Энрост Хорна

Боль уходила все чаще, давая телу отдых и покой. И возвращалась, слабея, что не могло не радовать.

Когда даже стук подков о камни стал совсем родным, и сделалось возможным предугадать всякий поворот – земли рядом с замком были знакомы до последней выбоины – Энрост перебрался в седло.

Если бы Энвальт был в этот момент рядом, вряд ли бы этот маневр удался. Но брат отъехал к раненым, а оставшийся рядом Сарвера не посмел перечить. Он и так частенько прятал глаза, не желая глядеть на своего рэма побитой собакой и не имея сил смотреть иначе. А уж возражать и спорить… Нет.

Энрост взгромоздился на коня и, кинув быстрый взгляд на главную башню Хорна, сжал губы. Ало-зеленые ленты над стягами внятно вещали – хозяин дома. Хозяин ждет.

«Значит, отец вернулся. И все будет… сложно… Хотя обычно было наоборот…»

Барон Хорна не любит, когда старший сын возвращается домой раненым. Сразу переживает и злится. А сейчас еще и ситуация такая, что отец наверняка даст волю гневу – просто потому что переживать ему пришлось за двоих сыновей. А Валька гнева отца на себе еще не испытывал… Как-то снесет?

«Хоть бы не сорвался!»

Да еще и сам Энрост… Валька его беречь взялся, кажется, от любого чиха, с него станется полезть на рожон, если вдруг батюшка старшего сына обижать возьмется. А он возьмется, тут и к гадальщикам ходить не надобно.

Вернувшийся от раненых брат обнаружил болящего Энроста в седле и тут же возмутился столь небрежным отношением к здоровью. Ну да это тоже предсказать было проще некуда. Энрост усмешливо покосился на Вальку – экий лекарь получился! Может, он и боевой маг тоже, но целитель всяко ярче многих и многих! И замашки вполне лекарские, такой Энвальт и на отца запросто нарычит, ежели тот приболеть вздумает…

– Мне же лучше, чего ты волнуешься, – проворчал он, отмечая, что его слабость все равно, увы, бросается в глаза, скрыть никак не выйдет.

– И ты хочешь, чтобы стало хуже? – расстроенно проговорил брат. – Ростик, я сам рад видеть тебя верхом… но ради этого зрелища я сажать тебя в седло не стал бы… Кого ты сейчас хочешь обмануть? Отца? Эх… да что я говорю, всё равно бесполезно, – махнул он рукой.

– Отец дома, – неохотно кивнул Энрост, – его обмануть было бы неплохо, но… не выйдет, наверное. Но, может, хотя бы насчет тяжести ранения… Послушай, Валь… если он вдруг… ну… выйдет из себя, постарайся не влезать. Хорошо? Не надо с ним спорить…

– По поводу чего? Что я один очертя голову кинулся в горы? Я знаю, что виноват…

– Не важно, по поводу чего. Просто… не спорь. Тебя он не будет ругать. Насколько я его знаю, он обрадуется. Он ведь… ждал этого, знаешь ли.

– Ждал – чего? Того, что я… повзрослею? – невесело усмехнулся Энвальт.

– Вроде того, да. Надо отдать тебе должное, ты умудрился сделать это так, как никому бы и в голову не пришло, – улыбнулся Энрост. – И это тоже произведет нужное впечатление. В общем, не бойся. И… не спорь. Пообещай мне, что не станешь с ним ссориться и перечить.

– Зачем тебе это, Ростик? – очень тихо спросил Валька, подъехав вплотную и пристально глядя на брата.

– Что именно – это? – на всякий случай уточнил Энрост.

– Чтобы я не спорил?

– Ну… – Энрост отвернулся. – Я боюсь, что спорить ты возьмешься из-за меня. А мне не хочется вносить разлад в семью. И так-то, боюсь… что уже. К тому же… если ты поссоришься с отцом, тебе сложнее будет уговорить его отпустить тебя со мной. Разве нет?

– Я не собираюсь ссориться! Пусть меня ругает, я ничего не скажу! Но, Ростик… если он в чем-то обвинит тебя… я не знаю, смогу ли промолчать, – честно добавил Валька. – Тем более обвинять тебя не в чем!

– Это я и имел в виду, собственно, – Энрост вздохнул, чувствуя, как накатывает слабость, и закусил губу – кажется, это будет не так просто, как он надеялся. – Если вдруг он… Не лезь, ладно? Промолчи. Тем более что ему есть, за что сделать мне выговор.

– Ну за что?! Ростик, за что?! – почти вскричал Валька.

Он протянул руку, чтобы коснуться Энроста, и застыл, закусив губы.

– Ну… самая основная моя ошибка, за которую мне непременно попадет – это доспех, – усмехнулся Энрост, не делая попытки отстраниться, хотя и знал, что брат сейчас наверняка попытается снова его лечить. – Мне действительно не следовало его снимать. Еще он наверняка попеняет мне за плохую разведку и за то, что я сам полез в бой. Во всем этом виноват уж точно не ты!

«И еще за то, что ты ранен, братишка. Но этого я тебе не скажу и надеюсь, что он тоже при тебе ничего такого не выдаст. А то точно не удержишься!»

– Но как же это не я?! Мне сказали, что металл мешает магии… заслоняет ее, как щит… ну я и привык, что нельзя мне… в металле… я боялся, что она не проснется тогда… – жарко и не совсем внятно забормотал брат. – Это я виноват, что не заставил тебя самого надеть его обратно!

– То есть это ты силой заставил меня его снять, а потом не дал надеть? – Энрост покачал головой и снова вздохнул. – Валька, ты – великий спорщик. Как тебя такого брать в поход, если ты просто промолчать не можешь? Любой приказ будет оспорен, обсужден со всех сторон, найден невнятным и неверным. Может, отец был прав в своем решении? Ты явно должен действовать самостоятельно… без всяких там… командиров вроде меня.

– Да молчу я! Не буду я оспаривать твои приказы… – проворчал брат. – А тебе не стоило бы оспаривать мнение лекаря! Вот. И я заткнулся уже!

– Я мнения лекаря не оспариваю, – примирительно улыбнулся Энрост. – Ты же видишь – я никуда не деваюсь, когда ты меня латаешь. И, между прочим, выздоравливаю – тоже благодаря тебе. Если ты сейчас скажешь вернуться в носилки, я, конечно, туда вернусь. Вернуться?

– А ты сам как считаешь? Сможешь ты доехать и не свалиться потом? – жестко спросил Валька после паузы.

– Нет, – безмятежно отозвался Энрост. – Не смогу.

– Тогда в носилки. И пусть идут в демонову задницу те, кому это не нравится! – жестко припечатал Валька. – Жеарт! Капитан! Тадарра… кто-нибудь!

– Я здесь, рэм, – настороженно, но с готовностью отозвался Сарвера, действительно бывший рядом.

– Останавливаемся, – сказал брат, соскакивая с коня. – Рэма Энроста – на носилки. Потом продолжим путь.

Энрост внимательно посмотрел на младшего, после чего молча, без возражений (сам ведь обещал) спешился и, дождавшись, когда подбегут ребята с носилками, лег.

– Валька, – тихо сказал он. – Ты хоть понимаешь, к чему это приведет?

– К чему? – спросил брат спокойным голосом. Только вот кулаки у него непроизвольно сжались.

Энрост помолчал. В конце концов… всю эту кашу заварил не он. Может, так оно и правильно, а? И он сказал лишь:

– Въезжая в замок вот так… ты берешь всю ответственность на себя. Я помню, что ты готов отвечать за то, что считаешь своей виной. Но… за меня тоже?

– За то, что из-за меня ты ранен? Да. Если бы ты не отправился вдогонку… Наверное, мы бы могли там полечь. Все. И это я тоже понимаю, – тихо ответил брат.

– Ты упрямо видишь только одну сторону своих решений, – огорченно отозвался Энрост. – Ладно. Не будем дергаться раньше времени. Может, все пройдет как обычно. Он на меня нарычит за то, что я дал себя подстрелить, и лишит сладкого на неделю. В любом случае… я прошу тебя молчать и не спорить с отцом, вот и все.

Брат тяжело вздохнул.

– Я постараюсь, – тихо сказал он, наблюдая за тем, как привязывают к лошадям носилки, и держа ладонь на плече Энроста. – Обещаю… что постараюсь. Ведь я же сказал, что буду тебя слушаться!

Он старательно улыбнулся.

– Но только не тогда, когда тебя несправедливо обвиняют… Впрочем, я надеюсь, что отец поймет всё правильно. Очень надеюсь! – воинственно закончил Валька.

Энрост понимал, что большего от брата все равно не добиться. Хорошо, что хотя бы так. Но если они с отцом поссорятся только потому, что Вальке вдруг обвинение несправедливым покажется… ох!

«Прямо хоть на меч бросайся…»

Он лежал на покачивающихся носилках, и над ним плыли редкие облака. Смотреть в небо ему надоело еще раньше, но приходилось терпеть. Впрочем, терпеть он умел – даже отец это всегда признавал и отдавал должное. Вон и боль тоже… разве же он кричал? Нет. Многие кричат, когда больно, особенно когда больно каждый день. А он умудрился не орать…

Энрост криво усмехнулся своему самоутешению. Нашел тоже, чем гордиться. Лучше бы вспомнил, как просил Вальку бросить его по дороге… оставить его сначала там, в долине, потом в пещере. Стыдно ведь? Стыдно. Мало того, что эдакую неприличную слабость явил, так еще и брата огорчил. Так-то. А то ишь… гордиться он вздумал. Было б чем!

Замок приближался, и он все сильнее чувствовал себя симулянтом. Ведь он может в седле сидеть! Никогда он не возвращался домой вот так – лежа на носилках, будучи в состоянии сидеть в седле. Носилки – это полная беспомощность! Знак поражения. Именно так отец это и воспримет. В тот раз, когда Энроста привезли домой раненым, барон Хорна старался сына не навещать, пока тот не встал на ноги – не любит он беспомощных. Кстати, из этого следует, что Вальку отец беспомощным никогда не считал!

«И сейчас не посчитает. Валька в седле. С победой. Со спасенными людьми. И его ждут там… дома… Так! Я что, завидую, что ли? Я – младшему?!»

Энрост зажмурился, плотно закрыл глаза, лишь бы Валька не увидел их мокрыми.

«Идиот! Кретин! Дурак великовозрастный! Нашел себе занятие! Дрянь!..»

Он со свистом выдохнул и угрюмо подумал:

«Стоило выйти живым из этой передряги, чтобы понять, чего я на самом деле стою. Завидовать брату и его победе… Как же низко я пал. А он-то хочет под моим началом ходить! Спас мне жизнь, показал, как выглядит настоящая храбрость – и будет мне подчиняться? Человеку, который при первой же его победе чуть на зависть не изошел?»

Энрост открыл глаза и уставился в небо.

«Это… непристойно!»

Он приподнял голову, извернулся и посмотрел на замок. Ворота были открыты – их ждали. Уже отсюда угадывалась встречающая толпа. Наверняка и отец с мачехой там же – стоят, смотрят на приближающийся отряд.

Лошади волновались, чуяли близость родных конюшен и отдых. Однако ход их оставался ровным – ни лишней тряски, ни даже просто ускорения шага. Встречающие видят, что отряд на торопится. И наверняка делают выводы. Ну, по крайней мере, Вальку уже видят, наверное. Баронесса успокоится насчет сына.

Он вспомнил, как пообещал ей, что вернет Вальку домой. Кто кого вернул еще… ну да ладно. По крайней мере, младший жив и практически здоров. И он, Энрост, очень этому рад, несмотря даже на свою столь некстати вылезшую гнилую зависть.

Как же долго! Год они, что ли, ехать будут?!

А вот и ворота… плывут над головой камни арочного свода, и нестройный гул людских голосов впереди давно уже шумит в ушах.

«Вот мы и вернулись. Здравствуй, Хорна!»

– Валенька! – придушенный женский голос чуть всхлипнул. Куда девалась аристократическая сдержанность баронессы Алмераны? Всю изъязвила тревога за сына, нашедшая наконец-то выход…

Валька спрыгнул с коня, отошел… Наверное, к матери, Энросту не видно с этих носилок ничего. Подошел отец, посмотрел сверху оценивающе.

– Куда прилетело? – суховато спросил он старшего сына, пряча в этой неприветливой сухости тревогу.

– В бок, под печень, – Энрост спокойно показал, куда.

– Как жив остался?

– Валька… Энвальт спас. Нашел свой Ключ и подлатал, – Энрост говорил коротко, не зная, как реагировать на такую отцовскую сдержанность. – Знатный целитель, цены нет.

– Магом, значит, стал. Что ж, отлично! А ты… ладно, потом. Не к спеху.

– Отец, там…

– Не к спеху, я сказал! – рявкнул Энокерт. – После расскажешь, как ты так умудрился. Неопытный мальчишка младше тебя цел и невредим, людей спас, тебя привез, а ты… тьфу. Так отца опозорить – еще постараться надо! Эй, кто там… а, Жеарт… отнесите рэма Энроста в его покои. Я потом зайду, попозже.

– Нет, сейчас! Это важно! – Энрост с трудом приподнялся на локте (в носилках это вдвойне сложнее).

– Ладно, говори. Смотрю, ты и сидеть можешь, и в седле я тебя со стены видел, – барон презрительно скривился, – а носить себя заставляешь. Ратники – не прислуга тебе! Ну, что у тебя?

«Не скажешь же, что Валька велел лежать… эх…»

– Шургинский самострел… у ч-ра. Работать с ним еще не умеют, к тому же удалось уничтожить, но кто знает, сколько их у горцев. Нужна глубокая разведка, отец.

– Шургинцы продали ч-ра свои самострелы? – барон приподнял бровь. – Не верю!

– Может, не продавали. Может, ч-ра его выкрали. Это и нужно понять. Вдруг они могут теперь делать оружие самостоятельно?

– Хм… Ладно, я понял, ступай себе… Тьфу, ты же дырявый!

Барон махнул рукой, велев отнести носилки с наследником в дом. Отмахнулся, по сути, обратив внимание на младшего. Ну и ладно. Странно только, что орать не стал. Или… уже не считает нужным?

Энрост слушал отца, довольного младшим сыном именно так, как он и предполагал. Его торопливо уносили со двора, давая хозяину простор для изъявления своей радости. Уже у самых дверей до него донеслись слова, от которых дыхание перехватило и в глазах потемнело:

– … ей-ей, старшим тебя сделаю! И наследником достоин стать! Радуйся, Алмерана, славного сына мне воспитала!

«Вот как… вот, значит, как… К этому все и шло, выходит?»

– Стойте! Жеарт, стой! – услышал вдруг Энрост крик брата, в котором забавно сочетались приказная твердость и почти мальчишеский «петух». Было бы забавно, да. В другое время – не сейчас…

Сарвера послушно остановился. К носилкам подбежал Валька – раскрасневшийся, с шальными глазами, растрепанными волосами – видно, Алмерана затискала – и странной решимостью на лице.

– Брат… – выдохнул он. И вдруг стал на одно колено перед носилками – примерно так же, как молодые ратники перед принесением клятвы сюзерену. И заговорил четко и громко, явно для того, чтобы его слышали сейчас те, кто был рядом:

– Я благодарен вам за всё, отец и матушка… за уроки и советы ваши… но в этом походе я понял, на кого я всегда хотел быть похожим! На своего старшего брата. На Энроста Хорна!

Слова «старшего брата» Валька выговорил медленно и четко. И вообще он старался говорить очень разборчиво, чтобы всем было слышно… чтобы было сложнее отмахнуться… чтобы поверили в эти его слова…

– … я виноват.

И Валька склонил голову.

– Балбес ты, – еле слышно выдохнул Энрост, даже не пытаясь согнать с лица неожиданную улыбку. – Что ж ты творишь, а? Сам же… свою же победу… Зачем, Валька?

– Она не моя. Она – наша, – сказал Валька, взяв брата за руку.

– Валенька, – растерянно и испуганно вздохнула баронесса. – Что же ты говоришь такое?! Батюшка тебе… а ты…

– Алмерана, иди к себе. Мне тут надо бы разобраться кое в чем, – помедлив, произнес отец. Энрост отлично знал, что барон растерян и от этого начинает злиться.

– Что встали, парни? Я вроде велел с носилками управиться, а Энрост до сих пор во дворе, не дело это. Энвальт, подойди ко мне, сын.

Валька неохотно отошел к отцу, а Энрост продолжал улыбаться. Носилки дернулись вверх, и его потащили… домой. В его комнату.

Он вдруг почувствовал необоримую усталость. И апатию, навалившуюся на него на первой же ступеньке лестницы. Не хотелось ничего делать, ни с кем говорить, ни на что смотреть… только закрыть глаза и дать себе уснуть. Ведь все закончилось. Не нужно никуда торопиться, они доехали. Живые. Были ведь моменты, когда он не верил в это – не верил, что еще раз увидит Хорна, что снова будет дышать этими запахами жилого дома, хлебом и молоком… И то, что он увидел и дышит – лишило его сил так же верно, как и сама рана.

В конце концов, отец же не чудовище какое, Вальку не убьет и не покусает… хотя, конечно, Валька его обидел, наверное. Тот ему практически первородство предложил, наследником чуть не сделал – и такой отказ! Завуалированный, надо признать, очень вежливый, чуть ли не теплый, но… Ладно. В таком состоянии Энрост все равно сделать ничего не сможет, да отец его и слушать не станет – решит, что старший за свое старшинство позорно дрожит. Нет. Надо подождать, посмотреть, во что все выльется, и тогда уже что-то делать. Если все еще будет нужно…

Так что Энрост даже не дождался, когда его переоденут, прежде чем положить в постель – уснул сразу же, как только позволил себе это. Ну не железный же он, в конце концов!

Комментарий к Глава 16. Возвращение

Глава 16.

========== Глава 17. Родители и дети ==========

Энвальт Хорна

Чем ближе мы подъезжали к дому, тем тяжелее было у меня на душе. Хотя по идее-то должно было быть совсем наоборот!

Мы возвращались! Живые! И пленников спасли! И из раненых никто не умер…

А внутри было так тревожно и неуютно – хоть обратно поворачивай!

На мгновение я очень сильно пожалел, что мы с Ростиком не можем сейчас повернуться и уехать… Вот сказать бы ему: «Брат, а поехали к Дедушке! И в степь… Покажешь мне то, о чем рассказывал тогда…»

Но, разумеется, это было бы дико. Нас ждут. Отец вернулся. Мы должны рассказать о походе. Определить куда-то бывших пленников. И много что еще…

И мне подумалось вдруг, что там, дома, у нас с Ростиком уже не будет таких отношений, как по пути назад, когда мы были вдвоем! Такой… дружбы. Затворимся снова каждый в своих комнатах и будем встречаться за обедом… с рыбой.

А вот надо попросить как-нибудь, чтобы мне приготовили рыбный суп! Наверное, это вкуснее, чем походная похлебка! Хотя, может, и не вкуснее. В походе всё по-другому.

То-то отец и матушка удивятся, если я рыбу попрошу! А потому что воротить нос от еды в походе совсем уж глупо. И похлебка была очень даже ничего.

Но ведь мы сами будем решать, как нам общаться дома! И уж я, во всяком случае, буду приходить к нему! Хотя бы для того, чтоб полечить… И я думаю, он меня не прогонит! Ростик…

Сколько еще есть в тебе такого, что я не знаю? Вроде этой неожиданной почти-дружбы с деревом, такой трогательной и даже в чем-то магической… Вернее, я был почти уверен, что старое дерево и в самом деле хранило нас. Вот честное слово!

И с кем ты дружишь, Ростик? Кроме дерева… и Жеарта Сарверы? Который теперь виноват перед тобой, и опять же из-за меня…

Внезапная мысль о том, что мой брат по сути одинок, была неожиданной и острой. А еще мне стало стыдно. Потому что я в первый раз думал так о своем брате – о том, что он постоянно в походах, что очень редко ездит в гости к соседям и на охоту, что даже тогда, когда брат дома, он возится с оружием, муштрует новобранцев, составляет карты и… а я даже и не знаю, что еще «и». Потому что сам не принимал в этом участия!

Я не знаю, ласкает ли его кто-нибудь из наших служанок… кажется, однажды я видел в коридоре возле его комнаты нашу новую горничную, Каилу. Но я мог и ошибиться – может, девушка шла по своим делам…

Слова Ростика о том, что я не должен перечить отцу, и о том, что отец будет его ругать за какие-то ошибки, лежали тяжеленным камнем на душе. Это же несправедливо! В том, что он без доспеха оказался, виноват я один! Даже не смог ему внятно объяснить, почему я так поступаю – а ведь надо было настоять, криком, клятвой, – да как угодно! – чтобы он надел защиту обратно… Ведь если бы я объяснил все толком, он бы не обиделся… А если б он не обиделся, то и доспех бы обратно надел… наверное…

А в том, что подставился под самострел, приказав нам скакать дальше, фактически пожертвовав своей жизнью ради остальных – он тоже виноват?!

Не сразу я заметил, что еду и издаю что-то вроде сердитого пыхтения… как вспугнутый еж!

И я еще не должен спорить!

А ведь если Ростик меня так об этом просил… если он уверен в недовольстве отца… значит, тот и раньше был к нему предвзят!

Больно было это сознавать. Ростик как раз и не хотел, чтобы мы ссорились с отцом… Но я и не хочу ссориться! Я хочу, чтобы он был справедлив!

Как тревожно сжимается всё внутри…

И вот они, ворота родного дома, и толпа слуг, и оставшиеся ратники – все высыпали во двор. И моя матушка, судорожно, совсем не дворянским жестом комкающая свою шаль… И отец, как всегда спокойный и стоявший прямо. Даже слишком прямо!

– Валенька!

Бедная моя матушка, действительно позабыв про свои безупречные манеры, стискивает меня судорожным движением и бормочет, всхлипывая: «вернулся… боже мой… Валенька, раненый… вернулся…»

Она крепко обнимала меня и не желала отпускать. Я не противился, потому что понимал: быть может, она нас с братом в мыслях уже хоронила, извелась вся. А отец подошел к Ростику, и я слышал, как он расспрашивает его о ране – «куда прилетело?» и что-то еще… Нет, чтобы спросить «а как ты себя чувствуешь?» Эх, отец…

Внезапно подумалось: а ведь если бы мать Ростика была жива, уж она бы и обняла, и побеспокоилась, и так же гладила бы его по волосам сейчас, как меня – моя матушка! Как жаль, что она умерла… Дикие вещи в голову приходят… В нашей стране у мужчины может быть только одна жена!

… Ростик хвалит меня, что я его вылечил… А отца, кажется, только и интересует, что я магом стал – а бедный Ростик пытается что-то ему рассказать…

Я слушал их разговор прямо из матушкиных объятий, в свою очередь гладя ее по плечу, и отчаянно желал вырваться… Но я знал, что ей будет обидно. К тому же… я же обещал не встревать…

Ну как же так можно, отец?! Это же неправда! За что?!

«…неопытный мальчишка младше тебя цел и невредим, людей спас, тебя привез, а ты… Так отца опозорить – еще постараться надо!»

Я даже застонал тихонько. Матушка, видно, решила, что сделала мне больно – смешная… Разве распаханная щека может сравниться со смертельной раной, что была у Ростика?!

А если бы он погиб?! Неужели отцу было бы всё равно?! И он не пожалел бы, не пролил ни единой слезы? Так и говорил бы, что мол «умудрился опозорить отца»?! Тем, что… не вернулся?

«Рано или поздно я бы так и кончил…» – опять вспомнились мне слова брата. И стало больно. Просто физически больно внутри, я часто задышал… брат, я помню, я обещал тебе… я не буду спорить… но, кажется, я уже не смогу относиться к отцу так, как раньше… и это тоже больно.

Ростик рассказывал про самострел, а я повторял себе:

«Я должен молчать. Я обещал. Ростик лучше знает. Наверное…»

«Ладно, ступай себе… Тьфу, ты же дырявый!» – закончил отец.

И всё? И не сказать ни одного теплого слова?! Я бы, наверное, будь я на месте Ростика, ответил бы что-то вроде «ну уж извини великодушно, что дырявый! Надеюсь, я тебя не слишком этим побеспокоил?!»

Сказал бы, да… Только вот я-то цел… Щека – не в счет… хоть и болит действительно, зараза.

А брат – промолчал.

И тут отец повернулся ко мне и широко улыбнулся:

– Энвальт, сынок! Дай, от матери-то оторву! Ну, напугал старика! Учудил! Но рад за тебя, рад!

И обнял. Меня-то он обнял. Потому что я приехал верхом? А Сарвера и Ростик сделали всё, чтобы я вернулся?

Он рад за меня. Как давно я хотел этого! А теперь – неужто мне всё равно? Устал я. Пусто внутри…

– Это ж надо так все провернуть замечательно! – продолжал отец. – Вот ей-ей, старшим тебя сделаю! И наследником достоин стать! Радуйся, Алмерана, славного сына мне воспитала!

Наследником? Старшим?!

И тут на мгновение вспомнился мне мой сон – там, в пещере, где мы были вдвоем, где я проснулся от звуков драки. Ростик дрался там с охотником-ч-ра. Раненый, голодный, обессиленный… Я оставил его дежурить! А если бы он потерял сознание? Ведь нас убили бы, скорее всего. Обоих. И хорошо, если сразу!

А он нарочно тревожил рану, чтобы не заснуть…

Что там было, в том сне? Я в комнате брата… на его месте… На его месте! Я занял его место!

Меня затопило какое-то неведомое доселе чувство. Вдохновения? Решимости?

Откуда-то я знал, ЧТО должен сейчас сделать.

Я высвободился из рук отца, постаравшись всё-таки сделать это не резко и не грубо, и крикнул Сарвере, несшему носилки вместе с другим ратником:

– Стойте! Жеарт, стой!

Я должен успеть! Вот именно здесь и именно сейчас! Пока Ростик меня слышит! И отец должен слышать тоже. И матушка. И Сарвера с ратниками…

Я кинулся к брату – мне казалось сейчас, что если я дам вот так просто его сейчас унести, то не будет больше у нас с ним ничего хорошего. Не будет дружбы и похода в степь. И теплых слов его и ободрения – не будет тоже. Кого ободрять, «старшего»? Который подло воспользовался ситуацией? Какой из меня ко всем демонам старший?!

– Брат! – позвал я Ростика, который, плотно сжав губы, неподвижно смотрел вверх. Как будто ему было очень-очень больно – именно сейчас.

И я встал перед носилками на одно колено – как перед знаменем, или перед погибшим, давая клятву мести. Только ты не погибший, хвала всем богам! Я не отпущу тебя на небеса, брат, я сделаю всё, чтобы ты жил! А еще я хочу, чтобы ты улыбался! И в походы с тобой ходить…

– Я благодарен вам за всё, отец и матушка… за уроки и советы ваши… но в этом походе я понял, на кого я всегда хотел быть похожим! На своего старшего брата. На Энроста Хорна! – отчеканил я даже нарочито громко.

– И я не могу, не должен скрывать, что только благодаря ему мы все вернулись живыми. Я не был по-настоящему готов к походу… еще хорошо, что брат приставил ко мне Жеарта Сарверу, который за мной присмотрел!

(Хорошо, что я вспомнил, а то ведь Жеарт пойдет виниться…)

– А потом и сам пришел на помощь с отрядом. Прости меня, брат, что лишил тебя победы и заставил лечь на носилки. Я просто очень боялся, что недостаточно хорошо тебя вылечил! (И теперь я действительно жалел, что сделал это. При такой силе воли брат и доехал бы, и, быть может, даже и сколько-то прошел…)

– Без тебя… мы бы не стояли тут все. Потому что я пошел на риск… не посоветовавшись с тобой. Я виноват.

И я опустил голову – жестом признания вины.

Тишина… матушка еле слышно, сдавленно охнула, отец… отец молчал. Мне даже жутко сделалось от этого молчания. Словно сломалось что-то – вернее, я сломал… Но я не жалел о сказанном! Скорее, о том, что не сказал еще больше и более значительно как-то… но уж как получилось.

И вдруг Ростик улыбнулся. Слабо так, замученно… но у меня отлегло от сердца. Что бы ни было – он мой брат! Он понял меня, он доверяет мне! И наша дружба не пострадала!

– Балбес ты. Что ж ты творишь, а? Сам… свою же победу… Зачем, Валька? – тихо выговорил он.

А зачем мне ТАКАЯ победа?!

– Она не моя. Она – наша.

И я сжал его пальцы.

– Валенька, что же ты говоришь такое?! Батюшка тебе… а ты… – почти испуганно проговорила матушка.

Отец оборвал ее, отослав в дом ничего не выражающим голосом. Вернее, выражающим твердость и приказание – как всегда…

Я не оглядывался на него. Я смотрел на Ростика, пытаясь молча, взглядом, передать ему, что всё будет хорошо, что я никогда не соглашусь быть старшим, не предам его. Никогда!

Когда ратники снова подняли носилки и понесли брата в дом, отец, приобняв меня за плечо и властно уволакивая со двора, пробормотал:

– Ну-ка, пойдем… пожалуй, в арсенал пойдем. Там и поговорим, потому как есть о чем.

Я посмотрел на него с надеждой. Пожалуйста, отец! Я так хочу любить и уважать тебя, и не подвергать сомнению твои приказы! Прошу тебя, будь добрее к Ростику – неужели он этого не заслужил?!

В арсенале, как всегда, было просторно, как-то торжественно и довольно прохладно.

– Энвальт, я хочу услышать от тебя объяснения. Но прежде того… расскажи мне про этот твой поход. С чего все началось и как все прошло.

И я начал рассказывать. С самого начала. Я старался быть спокойным и отстраненным, чтобы это был внятный доклад, а не детские оправдания – но голос повиновался мне не полностью, я порой путался и возвращался. Страшнее всего было сознавать, что именно от моего рассказа зависит то, как отец отнесется к Ростику, к Сарвере, ко мне, позволит ли он мне служить под началом брата… Слишком многое зависит!