Текст книги "Живи и помни (СИ)"
Автор книги: jane_lana_doe
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Медленно он поднялся на ноги и вздохнул, глядя куда-то вдаль. Он не будет ждать. Просто потому, что уже все упустил, уже прождал слишком долго. И отравлять ей жизнь снова он совершенно не хотел. Кого ему надо было винить в том, что не смог дать ей того, чего она заслуживала, в полном объеме, кроме самого себя? Она совершенно точно еще будет счастлива: пусть не сейчас, но рано или поздно появится человек, который сумеет дать ей то, в чем она так нуждается.
Но это уже будет не он. И наверное, это даже к лучшему.
Ведь главное, что она осталась жива. Это было самым важным для него.
Машинальным движением Витя потер затекшую шею и совершенно случайно провел пальцами по золотой цепи; с силой сжал плетение и закрыл глаза.
Он заслужил лишь одно слово в свой адрес. И оно было совершенно справедливым.
– Ненавижу.
Комментарий к Драббл, G. Космос, Пчёла, 1988-ой год.
Нахлынуло на меня что-то. Пользуюсь тем, что в основном рассказе присутствует несколько временных дыр, которые при наличии вдохновения и должного морального состояния вполне можно заполнить. Выводить это в отдельную работу глупо и бессмысленно, поэтому вот. Как говорится, что вышло, то вышло.
========== Мини, R. Витя/Лиза, 1987-ой год. ==========
– Дай посмотреть.
– Зачем еще? Что ты там не…
– Дай, пожалуйста.
То, с каким нажимом произнесла она это свое «пожалуйста», вынудило его мучительно вздохнуть и нарочито нехотя протянуть ей серую корочку с серпом и молотом. А ведь почти донес до матери…
Лизавета раскрыла аттестат и внимательно вгляделась в заполненные каллиграфическим почерком графы. Протяжный вздох разочарования вырвался из груди помимо воли. Но, в принципе-то, он был прав – разве она не знала, с какими итогами он закончит десятилетку?
– Все, хорош, отдавай, – и, не дожидаясь ответа, парень ловким движением руки забрал у подруги документ, который не вызвал у нее радостных эмоций.
– Ну и что нам с тобой делать теперь?
Сложив руки на груди, девушка оперлась плечом о стену и посмотрела на молодого человека так, что тот невольно поежился. Прекрасно понимал он, к чему клонила его вчерашняя староста. Его девочка. И ему даже захотелось вдруг её пожалеть – больно уж явственно выражалось на её лице переживание за него. И это вместо положенной сегодня радостной улыбки.
Армия светила ему всё ярче и ярче. И Витя прекрасно понимал, что, где повестки и военкомат, там и реальная угроза загреметь в Афганистан. Ему было, конечно, страшно, но куда больший нервоз вызывало моральное состояние Лизки. Да, девушка честно старалась скрывать свой страх, но получалось у нее столь плохо, что все её попытки становились для него просто очевидными. Вот и сейчас она судорожно кусала накрашенные губы – неосознанно, машинально – портя их и выдавая этим свое истинное состояние.
Очень хотелось эти губы целовать. Но, когда он наклонился к ней, она в последний момент отстранилась и даже уперлась ладонью в его грудь.
– Не увиливай.
И снова этот пронзительный взгляд серых глаз. Ну, что было ей ответить? Она же все равно их с Космосом затею не одобрит.
– Ладно, – парень спрятал руки в карманы костюмных брюк и прижался плечом к стене – точно, как это делала Лиза – и посмотрел на подругу сверху вниз. – Только без эмоций.
Лиза промолчала, но по тому, как непроизвольно сжались её искусанные губы, стало понятно – она уже приготовилась к худшему.
– В общем, Кос предложил вариант. Инсценируем мне сотрясение – отсрочка в кармане. А потом уже будем думать. Основной вариант – покупать белый билет, как раз время на заработать будет.
– Это как так «инсценируем»? Давай, до конца колись уже.
Одобрения в родном взгляде Пчёлкин так и не уловил, и потому пришлось ему рассказывать более детально, испытывая крайнюю степень нежелания этого делать.
– Пока что у нас план такой: я беру медицинский справочник, выучиваю симптомы сотрясения назубок, а затем уговариваем Фила поставить мне хороший такой фонарь. У него удар-то поставлен о-го-го, как. Должно прокатить.
– Витя, – девушка даже покачала головой, оказавшись по-настоящему шокированной услышанным. – Вы что, с ума сошли?
– А ты можешь предложить что-то более дельное? – Пчёлкин тут же взвился, не услышав одобрения подруги на свой, как ему казалось, прекрасный план. Конечно, он знал, что она будет против, но, тем не менее, отчего-то все равно оскорбился.
Черкасова опустила голову и вздохнула, опустив плечи. Правда оказалась за ним – плана лучше и впрямь не было. Потому девушка лишь молча покачала головой и завела руки за спину.
Зря он ей рассказал. С другой стороны, другого-то выбора у него не было – скрывать от нее долго все равно бы не вышло.
А сейчас она совсем расклеилась. Это в выпускной-то вечер!
– Так, понятно все, – Витя схватил подругу за руку и буквально поволок её, вяло сопротивлявшуюся, прочь из темного коридора второго этажа школы. Не хватало еще, чтобы она успела окончательно растерять всяческий настрой на праздник.
Путь их лежал в актовый зал, где была организована последняя в жизни сегодняшних выпускников школьная дискотека. Но по дороге Пчёлкин, уверенно таща за собой ничего не понимавшую Лизавету, зарулил в столовую, где были накрыты столы для родителей, и всучил не представлявший для него особой ценности аттестат матери, отчаянно желая, чтобы корочка поскорее исчезла с глаз долой.
– О, Кос, – Холмогоров как раз вовремя вышел из актового зала, держа в руке и под мышкой по бутылке какого-то алкоголя. Витя сделал манящий жест рукой и кивнул на одну из бутылок, – дай-ка нам.
Космос лукаво улыбнулся и протянул портвейн другу, при этом подмигнув Лизавете, стоявшей за спиной Пчёлкина.
– Не многовато вам на двоих?
– Ой, иди, куда шел, – Витя отмахнулся от друга и широким шагом двинулся вниз по лестнице, к коридору. Лиза лишь сделала большие глаза и пожала плечами, явно давая однокласснику понять, что она понятия не имела, что именно задумал Пчёлкин.
– Куда ты так торопишься-то? – она еле нагнала его, слишком воодушевлённого внезапно созревшим в голове планом, и на ходу перевела дух.
Парень только ухмыльнулся, поняв, что сумел неслабо заинтриговать подругу, и продолжил свой путь. Вверх по лестнице, на третий этаж, не останавливаясь и не замедляя шаг. Он слышал стук её каблуков чуть позади себя, и уже предвкушал её удивление от того, что именно он придумал.
Лизавета нагнала Пчёлкина лишь возле пожарной лестницы, ведущей на крышу. И на ее укор, дескать, мог бы и не бежать так резво, парень лишь отмахнулся, внимательно рассматривая причёску подруги. А затем вдруг привлек девушку к себе и запустил пальцы в её пушистые волосы.
– Ты что? – Лизавета дернулась было, чтобы высвободиться из таких странных объятий, но куда там!
Ловким движением Пчёлкин вытащил из аккуратно уложенных прядей шпильку, и, оперевшись плечом о решетчатую дверь, схватил навесной замок. Лизавета изогнула бровь и взяла протянутую ей бутылку.
– Точно с ума сошёл, – девушка со снисходительной улыбкой наблюдала за процессом взлома, и лишь покачала головой, когда замок-таки поддался ее заколке.
– Пойдём, – Витя вновь схватил девушку за руку и поволок её за собой вверх по лестнице.
Свежий воздух позднего вечера обдал их, едва они оказались на крыше, и Лизавета пораженно огляделась по сторонам, искренне удивляясь непривычному для неё виду.
– Как только ты это придумал? – крутанувшись вокруг своей оси, девушка взглянула на откупоривавшего бутылку Пчёлкина, и тот неопределенно хмыкнул.
– Просто захотел, чтобы ты отвлеклась, – справившись с пробкой, парень подошел к Черкасовой вплотную и протянул ей бутылку, глядя при этом в серые глаза.
Лизавета рассмеялась и взяла бутылку.
– Портвейн, ночь, крыша… ты романтик, что ли?
Он ничего ей не ответил – лишь дождался, пока она сделает неуверенный глоток, а затем коснулся своими губами ее губ, осторожно, но настойчиво. Она любила такие поцелуи, он уже успел понять это опытным путем и как следует уяснить.
– Сейчас ты меня напоишь и воспользуешься этим, да? – она едва ли отстранилась от него, и проговорила эти слова таким озорным голосом, что невольно он рассмеялся.
– Нет, вот такого секса с тобой мне как-то не хочется. Ты же не девка какая дворовая.
Даже в полумраке ранней ночи он видел, как она смутилась от такой его прямоты и отвела взгляд. Но к подобному он относился весьма спокойно, давно уже зная, что рано или поздно все равно возьмет свое. Просто не таким образом.
– А… – девушка мягко высвободилась из его объятий и отошла к невысокому парапету крыши, – а вот поклонницы твои другого мнения.
Пчёлкин нахмурился, и даже стоя к нему спиной, она явственно почувствовала этот тяжелый взгляд, устремленный ей промеж лопаток. Она так отчаянно пыталась, но никак не могла выкинуть из головы тот треп ее уже теперь бывших одноклассниц, который услышала буквально пару часов назад в туалете. Спасибо Елисеевой, которая оказалась тогда рядом и со свойственной ей прямолинейностью пояснила, куда именно стоило пойти кучке сплетниц.
Но чувство гадливости так никуда и не делось. Лизавета даже и подумать никогда не могла, что те, кого она считала приятельницами, могли говорить про нее такие гадости. Да еще и тайком, за спиной…
Дыма-то ведь без огня не бывает. И теперь девушка усиленно искала в себе что-то порочное; то, что могло бы дать почву для подобного рода «бесед» в прокуренном девчачьем туалете.
Пчёлкин поменялся в лице очень быстро. Ему совершенно не нужны были подробности: он и так прекрасно мог представить, какие именно эпитеты получила в свой адрес Лизавета, стоявшая сейчас, спрятав руки за спину и глядевшая куда-то себе под ноги.
Какой-то хреновый у них выпускной получался, что ни говори.
Он бы, конечно, сказал ей, насколько глупо она реагировала на все это… но она стояла в паре шагов от него – такая хрупкая, печальная и совершенно искренне не понимавшая, почему отношение к ней так резко сменилось, что у него просто язык не поворачивался произнести что-то прямолинейное.
– Слушай, – он вновь подошел к ней вплотную и провёл пальцами по её виску и щеке, – неужели тебе настолько не наплевать? Ведь всё уже, конец, завтра другая жизнь начнется. Кстати, – быстро он взглянул на циферблат наручных часов, – до завтра всего четыре часа осталось. Неужели тебе так хочется это время провести в размышлениях о стайке девок, которые и рады бы дать кому-нибудь, да не берёт никто?
Она опустила голову и заправила выбившуюся из прически прядь волос за ухо. Какая-то странная полуулыбка появилась на её лице, и Пчёлкин невольно выдохнул: у него получилось. Девушка вдруг как-то странно сложила руки на груди, и Витя словно на автомате расстегнул и снял свой пиджак. Как он понял, что она банально замерзла в своем платье в цветной горох? Ведь он почти не касался её… это могло бы показаться странным и неправдоподобным, но он словно почувствовал ее озноб, а движение тонких рук лишь подтвердило догадку.
– Спасибо, – она благодарно взглянула на него, накинувшего пиджак на ее хрупкие плечи, а затем вдруг прижалась к его груди – так просто и в то же время чувственно, что он понял вдруг, что готов был бы отдать полжизни своей за то, чтобы эти вот мгновения, в которые она так доверительно льнула к нему, длились как можно дольше.
Витя отхлебнул портвейн и протянул бутылку подруге. И та отказываться не стала.
– Не увлекайся, – парень усмехнулся, наблюдая за Лизаветой, и та вдруг как-то послушно зажала бутылку меж колен и поплотнее закуталась в пиджак молодого человека.
Некоторое время оба молчали, думая каждый о своем и словно не замечая даже скорого бега минут, все сокращавших эту такую странную, долгожданную и последнюю ночь. Совсем немного осталось – и вот в их жизнях наступит новый период. Что он принесет им? Каким окажется? И как долго будет длиться?..
– Ты слышишь? – она вдруг вся словно подобралась и взглянула на него, заставив вынырнуть из глубин размышлений.
– Что?
– Тишина… музыка даже стихла.
Пчёлкин прислушался и понял, что подруга оказалась права – он и не заметил, насколько тихо стало вокруг. На какие-то мгновения ему даже показалось, что это несколько странно, ведь дискотеку планировали часов так до одиннадцати. Удивительно, что Космос не сумел задержать толпу, никогда такого раньше не случалось.
Впрочем, какое ему сейчас было до этого дело? Ведь Лиза была сейчас так близко, совсем рядом, как, должно быть, никогда раньше. И вновь он наклонился к ней, и вновь поцеловал, осторожно держа одной рукой за шею, а другой придерживая за поясницу – чтобы не вздумала вдруг отклониться назад. Парапеты-то невысокие…
– Марь Васильна, ну я-то откуда знаю, где он? Я ж ему не сторож.
– Космос! Ты мне тут подерзи еще! Друзья, называется.
Поцелуй пришлось разорвать – больно уж голоса, доносившиеся снизу, были преисполнены какими-то подозрительными нотками. Положив ладонь на низ живота девушки – машинально и неосознанно – парень заставил её отойти подальше, а сам перегнулся через парапет.
– Мария Васильевна, кого потеряли-то?
Он даже усмехнулся, наблюдая за тем, как его вот уже несколько часов как бывшая классная руководительница сначала посмотрела по сторонам, услышав голос, и лишь спустя несколько мгновений подняла голову. И даже ахнула от испуга.
– Витя! Что ты там делаешь?! Мы уже все с ног сбились, всю школу обыскали! Ты что, с ума сошел? На крышу, ночью!
Лиза, слышавшая гневные восклицания молодой учительницы, хихикнула и сделала несколько шагов к краю крыши. И поздно Витя шикнул на подругу, требуя уйти назад – зрение у Анисимовой всегда было отменным.
– Лиза! Боже мой, и ты там! – бедная Мария Васильевна даже руками всплеснула, в неподдельном ужасе глядя на своих выпускников. – Да вы что?!
– О дает насекомое, а. Ты глянь, – Кос ткнул стоявшего рядом с ним Белова в бок, и тот кивнул, с удивлением глядя вверх. – Вот, что значит, времени зря не теряет.
– Холмогоров! – услышав тираду парня, Анисимова гневно воззрилась на него, но тот не засмущался даже, явно чуя правоту своих слов.
– Мария Васильевна, – Лизавета осторожно перегнулась через парапет, взяв Пчёлкина за руку – тот крепко сжал ее тонкие пальцы и внимательно следил, чтобы девушка не делала лишних телодвижений, – все ведь нормально.
– Нормально? Лиза, я тебя вообще не узнаю, – учительница покачала головой, всем своим видом показывая, как она разочаровалась в бывшей старосте. – Ну-ка живо оба спускайтесь.
Лизавета взглянула на Витю, и тот пожал плечами. Вечер наедине не затянулся, завершившись меньше, чем через час.
– Пошли? – парень потянул девушку на себя, подальше от парапета, и поцеловал ее так горячо, держа ладонь у нее на затылке, что та даже сжалась в первые мгновения. Чувство того, что их ждут, как-то странно подействовало на обоих – даже Лизавета ответила на его ласку так, как никогда раньше этого не делала – прижавшись к нему всем телом и дыша так судорожно и рвано, что казалось, еще немного, и они забудут о грозившей им выволочке.
– Витя, Витя, – она прошептала это, дрожа то ли от прохлады, то ли от внезапно нахлынувшего возбуждения, когда он прильнул было к ее шее, и осторожно похлопала его по плечу, – остановись, пожалуйста… нас же ждут.
Совершенно нехотя он оторвался от девушки и, навесив на лицо самое серьезное выражение, отчего раскрасневшаяся и растрепанная Лизавета прыснула в кулак, как ни в чем не бывало схватил бутылку с остатками портвейна, и двинулся вперед.
Возле пожарной лестницы их уже дожидалась целая делегация. Заметив директора, Лизавета не на шутку трухнула, даже замерев на ступеньках на пару мгновений. Так просто им это с рук теперь точно не сойдет. Их же не было не так долго, чтобы настолько переполошилась вся школа.
– Нашлись всё-таки, – Сан Саныч хмыкнул – как-то беззлобно – но Лизавета его тона не заметила, за пару секунд заметно скиснув. И только Витя, совершенно спокойно и даже как-то бодро вышагивавший на шаг впереди, придавал ей какой-то уверенности. Щёки её пылали – не столько от выпитого алкоголя, сколько от ласк, прервавшихся какую-то минуту назад. Да и волосы, частично растерявшие прежнюю укладку, выдавали ее с потрохами. Краем глаза Черкасова заметила перешептывавшихся чуть поодаль от основной «делегации» одноклассниц, которые откровенно косились в ее сторону, и на автомате распрямила плечи. При виде их девушке захотелось вдруг гордиться своим положением.
Пусть они посмотрят и позавидуют. Ведь именно зависть плескалась сейчас в их глазах.
– Нет, вы посмотрите только на них, – Мария Васильевна указала рукой в сторону парочки и взглянула на директора. – Всю школу на уши поставили, и это в выпускной-то вечер! Ладно, с тобой, Витя, понятно все давно уже, шалопай, но Лиза, ты-то! Ты куда? Да мне даже подумать страшно, чем вы там могли заниматься!
Алкоголь дал о себе знать окончательно – Лиза вдруг прыснула и отвернулась, спрятав лицо за спиной Пчёлкина. Завтра ей непременно станет стыдно за такую свою реакцию, да и в принципе за то, что вся школа вынуждена была искать их, прервав веселье.
Но это будет завтра.
– Мария Васильевна, – Пчёлкин даже приложил ладонь к груди, делая свой вид максимально честным и благородным, – ничего такого, о чем вы могли бы подумать. Просто показал Лизе красивый вид с крыши нашей горячо любимой школы. Честное слово! Да и не было-то нас не настолько долго, чтобы мы могли успеть что-нибудь эдакое.
Кое-как совладав с собой, девушка выпрямилась и взглянула в сторону стайки девчонок. Те как-то синхронно отвели взгляды, и Черкасова горделиво тряхнула растрепанной головой – она на самом деле загордилась своим настоящим положением. И видела их тихую зависть, и почему-то сейчас она вызывала у нее веселье и чувство собственного превосходства. Именно этого ей и не хватало.
Анисимова, заметно зардевшаяся от услышанной откровенности, лишь нервно отмахнулась от бывшего школьника, и повернулась к Александру Александровичу. Пчёлкин, конечно же, видел странные огоньки, плескавшиеся в глазах мужчины, но предпочел замолчать и подождать – что же будет дальше?
– Ну и что делать-то с ними теперь? – молодая учительница большими глазами посмотрела на начальника, словно предоставляя ему право на вынесение вердикта.
– А что мы с ними можем сделать вообще? – Сан Саныч пожал плечами. – Аттестаты у них отберем и еще на десять лет за парту посадим? Они же уже не школьники, а вполне взрослые и самостоятельные люди. Конечно, это нарушение дисциплины, но они нашим правилам уже не поддаются.
– Александр… – Мария Васильевна явно опешила от подобной реакции директора, но тот лишь махнул рукой и подошел к Пчёлкину.
– Ты, Вить, только осторожнее будь. Лиза ведь у нас самых честных правил, смотри, как бы не затянуло ее вслед за тобой.
Лизавета не видела, как изменился в лице молодой человек, который вмиг растерял легкую ухмылочку. Витя лишь кивнул, а, когда директор протянул ему руку, крепко пожал ее, чем многих из собравшихся поверг если не в шок, то в глубокое удивление точно. Совсем редко они видели Сан Саныча таким – дававшим настоящие наставления и не скрывавшим чувства переживания за подопечных. Обычно он прекрасно справлялся с эмоциями.
– Ну, что встали-то? До скольких часов у нас праздник? – мужчина обернулся и окинул взглядом присутствовавших. Мария Васильевна в изумлении посмотрела по сторонам, словно не понимая, кому адресовался вопрос.
– До одиннадцати…
– Ну так еще полно времени впереди. Пойдемте, давайте, – и Александр Александрович развел руки в стороны, показывая собравшимся, что им пора уходить. И, когда народ стал спускаться по лестнице, мужчина наклонился к Пчёлкину. – Замок только обратно повесить не забудь.
Витя кивнул, и директор двинулся к лестнице, замыкая своеобразную процессию вчерашних школьников. Возвышавшийся над ребятами Космос лихо обернулся на ступеньках и показал оставшимся возле пожарной лестницы Лизе и Вите вскинутый вверх кулак в знак одобрения и поддержки. Лизавета прижалась губами к плечу Пчёлкина, не боясь испачкать ткань – помады на её губах уже давно не наблюдалось.
– Я в шоке…
Витя обернулся и посмотрел на подругу. И изменения в ее внешнем виде, которые он сумел разглядеть как следует лишь сейчас, заставили его восхищенно усмехнуться.
– Торкнуло всё-таки?
Черкасова совсем уж озорно рассмеялась и кивнула.
– Ты их видел? Так смотрели все…
Пчёлкин шагнул к девушке и, обняв её за талию, скользнул руками вперёд и ниже. Лиза судорожно ахнула и не сразу заметила, куда именно парень запустил руки. И опомнилась, лишь когда он вытащил из кармана собственного пиджака навесной замок и шагнул к решетчатой двери. Молча, закусив губу, наблюдала она за тем, как он легким движением защелкнул замок. Он бывал здесь и раньше, и не один раз – это она поняла сразу, и сейчас лишний раз убедилась в этом.
А вот тело её по-прежнему предательски горело от его обманного движения. И он чувствовал, как она подрагивала от возбуждения. Вот только он прекрасно понимал, что именно примешалось к этому её состоянию. Ведь бутылка была полупустая.
Парень сделал шаг вперед и коснулся кончиками пальцев её ключицы.
– У нас всё будет с тобой, – его слова, произнесенные по-особенному хрипловато и проникновенно, заставили ее судорожно и жарко выдохнуть, – но не сейчас и не при таких условиях. Ты пока что совершенно не готова.
– Откуда ты знаешь? – девушка посмотрела ему в глаза, но в ответ получила лишь неопределенный кивок, который заставил её закусить губу. До правдивой догадки она дошла сама.
Наверное, он был прав. По крайней мере, ему было виднее – это уж точно.
– А точно будет-то?
Не будь она подвыпившей, такой вопрос ни за что и никогда бы не сорвался с её губ.
Но слово – не воробей.
Витя засмеялся и притянул девушку к себе. Обнял, но на этот раз без всяческого подтекста, и поцеловал в висок. На душе у него стало намного легче – теперь-то уж она точно и думать забыла о его аттестате.
– Точно. Никуда ты от меня не денешься.
========== Драббл, R. Артур, Каверин, 1999-ый год. ==========
Звонить ментам было, конечно же, весьма глупо – слишком уж хорошо знал Володя сию когорту. Да и прекрасно понимал он, что с Беловым вопрос уже порешен. Пусть мальчик оторвется напоследок.
А квартиру он все равно менять собирался.
То и дело недобро скалясь, Каверин вышагивал по огромной гостиной, оглядывая следы от пуль в светло-сиреневых стенах и переступая через мелкие обломки расстрелянной мебели авторской работы. Дорогого барахла было, несомненно, жаль, но думал сейчас Володенька, мягко говоря, немного о другом.
А сзади, то и дело прикладывая чуть запылившийся носовой платок к влажному лбу, пошатывался перепуганный до полусмерти Артур.
– Что, Артура, страшно? – на мгновение обернувшись в сторону Лапшина, пропел Володя и откинул мыском ботинка не убранный осколок вазы.
– Нормально. Ты когда палача этого выпускать собираешься?
Каверин ответил не сразу, словно то ли оттягивая момент, то ли и впрямь призадумавшись. О Максе он, разумеется, думал, но думал вскользь, не серьезно. Да, Карельский сослужил отличную службу, но теперь-то он, по большому счету, не особенно был нужен. Свою партию он сыграл, и теперь его можно было бы даже в расход пустить, чтобы перед глазами не маячил…
– Пускай посидит еще, для надежности. Белов точно еще вылезет, рано пока дергаться. А уединение ему только на пользу пойдет.
На определенной фразе Артур нервно передернулся – правда-матка не особенно его обрадовала.
– Усложняешь ты, Володя. Я бы Белого сразу грохнул, с ними же вместе, и все. Зачем нам подставляться лишний раз?
Володя спрятал уцелевшую руку в карман брюк и повернулся к Лапшину.
– Ты на Канарах был?
Вопрос из серии «совсем уж не в кассу» заставил Лапшина изумленно глянуть на собеседника и наклонить голову чуть вбок.
– А причем здесь Канары?
– Я тебя спрашиваю: ты на Канарах был?
– Ну, был, разумеется. Я, когда отсюда свинтил, я полмира объездил, – неспешность Каверина с легкостью вывела Артура из себя. Ему хотелось получить ответ на свой вопрос, а не играть в загадки.
– Так у них там были кто-то типа аборигенов местных, потомков испанцев – гуанчи. Экскурсовод рассказывал. Короче суть в том, что у этих гуанчей закон был мудрый: сосед там, ну, соседа грохнул, к примеру. Они что делали? Они не убийцу наказывали, они сына казнили, там, или брата. Преступника приговорить – это туфта, это я тебе как мент говорю. А вот заставить человека помучиться, чтобы ему самому жить расхотелось от горя и тоски – вот, это дело, это тема.
– Ага. Только вот Белов – это тебе не абориген какой, – Артур оглядел изуродованную гостиную и подошел к Каверину вплотную, кивнув в сторону одного из расстрелянных пулеметными очередями окон. – Он, вон, как грохнет из гранатомета – и все.
– Не боись, Артура, не успеет, – казалось, именно похожей фразы Володя и ждал, чтобы поиметь возможность смаковать удовольствие от осознания собственного превосходства над давним врагом. – Саша Белов уже не жилец. И потом – ты же сам не против был. Так чего сейчас задергался?
– Конечно, не против, – огрызнулся Артур, спрятав платок в карман пиджака. – Я на все был согласен, лишь бы этого ублюдка со света сжить. Самому только подыхать неохота, знаешь ли.
– Ну, ты, вообще-то, сам виноват, – протянул Каверин, взглянув на «напарника» и проигнорировав его крайнюю фразу. Кого именно Лапшин величал ублюдком, было ясно, словно божий день. – Уж забрал бы девку с собой и проблем бы не было.
Каверина эта тема никак не касалась, и это вывело Артура из себя. Но сказать это в открытую Лапшин, разумеется, не решился. И потому ограничился попыткой защититься.
– Куда бы я ее забрал? Ни кола, ни двора, ничего. Я же несколько лет по свету мотался, устраивался.
– Но получается, что это ты сам ее ему оставил. Сам и виноват.
– Пусть так, – Артур отмахнулся от режущей глаза правды и отошел к камину, в котором прятался от обстрела всего пару часов назад, – главное, что с этим покончено. Так ему, падле, и надо.
Володя дернул плечами и ничего не ответил, а Лапшин призадумался, покусывая губу.
Мечту, которая заключалась в мести за Лизавету, он лелеял с девяносто первого. Пусть весьма смутно, но до сих пор он помнил, как связался с ним тогда Каверин и передал роковую весть. Прилететь на похороны было равносильно подписанию самому себе смертного приговора, потому-то Артур и бесился, запертый в Германии, словно в огромной клетке.
Убить. Разорвать. Заставить мучиться. Вот, чего желал Артур своему сопернику больше всего на свете на протяжении восьми лет. И даже не задумывался, соглашаясь сотрудничать с Кавериным и выступать на его стороне в предвыборной гонке, прекрасно понимая, что интересы их совпадали. Пусть действующие лица и ситуации разнились, но вот конечная цель была одинаковой.
Она его не любила никогда. Артур прекрасно знал это и чувствовал. Принять только никак до конца не мог, и понять не получалось: почему она так к этому Пчёлкину привязана была? Почему даже после всего, что пережила из-за него, из-за этого недоноска, не сумела переключиться и забыть? Ну ведь он-то, Артур, он бы в лепешку бы расшибся, чтобы ее осчастливить!
Это ведь он вернул ее к жизни. Из-за чертового Пчёлкина она саму себя потеряла, а он выдернул из депрессии, дал работу, помог с институтом… а она даже с проклятым браслетом расстаться не могла, врала, что замок заклинило!
С запозданием в восемь лет догадка пронзила острой иглой и даже заставила испытать прилив жара и передернуться, на мгновение обернувшись в сторону изучавшего остатки некогда дорогой хрустальной люстры Каверина. Ведь он оказался прав. Чертов Володя оказался прав даже здесь и сейчас! Ведь забери Артур Лизу тогда с собой, все же было совершенно иначе. Ведь медицина в Германии была, есть и будет на множество шагов впереди. У Лизки был реальный шанс оправиться, более того, вдали от пресловутой и вшивой Родины она бы уж точно сумела забыть проклятого Пчёлкина раз и навсегда… только вот бежавший в спешке Артур до этого не додумался тогда. А потом она умерла, и все возможные размышления на эту тему отошли на второй план. А теперь получалось так, что и он был завязан во всем случившемся; получалось, что и на его совести смерть этой молодой девчонки…
– Слушай… – Артур дернул шеей и повернулся к Каверину. – Когда глотку режут, это как вообще? По ощущениям.
Володя гадко рассмеялся и пошевелил протезом. Искусственные пальцы с тихим и противным жужжанием медленно сжались и разжались.
– Уж точно не щекотно. Кровью собственной харкать, сам-то представь.
Вопрос и впрямь был глуповатый; но очень уж хотелось Лапшину убедиться в том, что Пчёлкин достаточно помучился перед смертью.
Когда Володя делился с ним своими планами, Артуру было, в общем-то, наплевать на судьбу всей четверки. Он и слушал-то его вполуха – ему хватило услышать, что дни Пчёлкина уж точно сочтены. И что Макс по просьбе Каверина постарается на славу. А теперь выходило, что он, Артур Лапшин, был причастен к убийству того, кого Лиза любила с подросткового возраста. По-хорошему, Лапшин должен был бы испытывать муки совести перед покойницей, но их не было. Было лишь успокоение – справедливость наконец-то восторжествовала, пусть и с запозданием.
А вот о том, что где-то на том свете он их свел, Артур как-то не думал даже. Не верил он никогда во все эти штучки; не верил, крещеным не был, и потому считал, что в могилу врага свел совершенно справедливо.
Собаке собачья смерть.
… – А мы с тобой, Артура, такие дела забабахаем, мама, не горюй, – размышления и фантазии Каверина о скором будущем, высказываемые вслух, заставили Артура вынырнуть из собственных мыслей и прислушаться. – Двадцать первый век на носу, новые веяния, новые перспективы. Конец приходит этой вонючей эпохе, этому дерьму. Впереди у нас столько возможностей, ты себе и представить не можешь!
Лапшин промолчал. Перспективы казались ему чересчур размытыми и неясными, и прекрасно понимал он, что ни выбора, ни иного, отличного от Володиного, пути, у него не было и быть не могло. Что он понимал в здешних устоях, почти десяток лет проведя за границей? Да и, соглашаясь на сотрудничество с Кавериным, он осознавал, что подписывал себе кабалу на многие года.
– Ты что там встал-то? Примета плохая, – Володя рассмеялся, и Артур непонимающе взглянул сначала на него, а потом прямо перед собой. Взгляд уперся в собственное отражение, искаженное осколками некогда цельного, во весь рост, зеркала в резной оправе.
– Херня это все, – Лапшин отмахнулся от осколков и отошел чуть в сторону. В приметы еще верить, глупость какая.
