Текст книги "Живи и помни (СИ)"
Автор книги: jane_lana_doe
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Пчёлкин развернулся, и, в пару шагов сократив расстояние между ними, схватил девушку за плечи.
– Лиз, я всё знаю. Я сволочь и мразь, я… я должен валяться у тебя в ногах всю оставшуюся жизнь. Я даже не имею права просить у тебя прощения, потому что я его не заслуживаю, – Витя ткнулся лбом в лоб Лизаветы. Она смотрела на него неотрывно, но вырваться не пыталась, и этого уже было предостаточно. Выдохнув, молодой человек продолжил: тише и оттого проникновеннее: – У меня было три года, чтобы все забыть, чтобы найти кого-то… Я пытался. И не смог.
Лиза открыла было рот, чтобы что-то ответить, но он не дал ей этого сделать, буквально перебив и продолжив свою речь – сбивчивую и рваную. Он так долго готовил её, но сейчас все нужные слова словно ветром сдуло. Он так и говорил – продолжая прижиматься к ней лбом и глядя в сверкавшие в полумраке серые глаза.
– Всё, что с тобой произошло, произошло из-за меня. Я знаю это. Из-за меня погиб Юра, из-за меня ты осталась изувеченной. Я сам, своими руками сломал самое дорогое, что у меня было. Если бы ты только знала, как сильно мне хотелось порой сдохнуть. Лиз… если у меня есть хотя бы один шанс из миллиарда, я его использую. Я всё готов ради тебя сделать.
Девушка слабо пошевелилась в его руках, и он ослабил хватку, выпуская её и позволяя отойти на пару шагов назад. Во все глаза она смотрела на него – того, кто когда-то был самым родным и близким; того, кто так круто изменил её жизнь однажды; того, кто сейчас ненавидел самого себя за всё, что сделал ей. Она смотрела на него и не знала, что ответить.
– Знаешь… – кое-как совладав с собой, Лизавета вздохнула и придала голосу как можно больше лёгкости. – Попробовал бы ты всё-таки ещё раз и поискал бы себе кандидатуру получше. Я – не та, кто тебе нужен.
– А откуда ты знаешь, что для меня лучше?
Он отвернулся и отошёл к туалетному столику, на ходу рывком расстегнув верхнюю пуговицу чёрной рубашки, а затем опёрся руками о столешницу: ему явно не хватало воздуха. Протяжно вздохнув, низко опустил голову. Его движения говорили лучше слов, и она прекрасно понимала, что творилось у него на душе. Лиза вздохнула и посмотрела на него; взгляд её зацепился за что-то, блеснувшее сквозь расстегнутую рубашку. Девушка подошла к Пчёлкину и коснулась рукой его плеча, а когда молодой человек обернулся, невольно ахнула: цепь. Та самая цепь на его шее. Её цепь, её подарок на его восемнадцатый День рождения. Внутри всё потяжелело, налилось свинцом. Судорожный вздох вырвался из груди, и Лизавета дрожащими пальцами коснулась горячего металла. Он следил за каждым её движением и скрипнул зубами, когда она случайно провела пальцем по его ключице.
– Я люблю тебя с семнадцати лет.
Она взглянула на него и не нашлась, что ответить. Тяжесть в животе стала невыносимой; она была в шаге от того, чтобы сдаться. Она впервые слышала от него такие слова, впервые слышала признание в любви. Еще во времена их отношений он предпочитал действие слову. Сейчас же он стал совсем другим…
Молодой человек вдруг слабо рассмеялся и покачал головой. Он не знал, что ещё сказать, и находиться в этой комнате, наедине с ней, вдруг стало очень сложно. Внутри всё рвалось на части. Обернувшись, он схватил со спинки кресла плащ и направился в сторону двери, даже не глядя в сторону опешившей девушки.
– Вить! – она окликнула его в самый последний момент. Он замер, не спеша повернуться к ней лицом, и тогда Лиза, глубоко вздохнув, заговорила, стараясь умерить дрожь в голосе. – Так получилось, что у меня в жизни было только два по-настоящему близких мне человека…
Пчёлкин обернулся и взглянул на девушку. Он ждал, и даже в почти кромешной темноте Лизавета могла заметить напряжение в его взгляде. Судорожно вздохнув, Черкасова оперлась спиной о туалетный столик и моргнула, сдерживая слёзы.
– И одного из них уже три года, как нет в живых.
Молодой человек перехватил плащ другой рукой и сделал несколько шагов в сторону Лизы. Сократив расстояние между ними до минимума, он взглянул ей в глаза, и умудрился увидеть в них так много, что никаких слов не хватило бы, чтобы описать этот взгляд. Словно подчиняясь инстинкту, Пчёлкин осторожно, практически невесомо провёл пальцами по щеке девушки.
– А второй? – вопрос прозвучал тихо и хрипло, не так, как он хотел бы.
Лиза неопределённо качнула головой, не сделав ни единой попытки отойти или прервать его касание. И тогда он провел пальцами вниз, к шее и ключице. Девушка прикрыла глаза, шумный вздох вырвался из её груди, и это послужило сигналом. Осторожно, нежно и чувственно он коснулся губами её губ. Плащ с шорохом скользнул на пол, но он не обратил на это никакого внимания; он целовал её так, как никогда раньше – с такой пьянящей нежностью, с такой лёгкостью, что казалось, ещё немного, и она потеряла бы равновесие, одурманенная лаской. Оторвавшись от таких родных губ, он начал изучать её шею, покрывая нежную кожу короткими, едва ощутимыми поцелуями. Шумно выдохнув, она запрокинула голову и сильнее прижалась к туалетному столику, ища в нём опоры. Она проигрывала бой, позволяя своему дыханию учащаться, а ногам предательски подкашиваться. Стараясь справиться с головокружением, она опёрлась руками о лакированную столешницу, и тем самым словно раскрылась перед Витей, прогнувшись в спине. Она сдавалась в его плен, чувствуя горячую волну наслаждения в низу живота. Желание зарождалось в ней всё сильнее, и он почувствовал это – медленно его руки, до этого сжимавшие её талию, двинулись вверх, и, найдя узел махрового халата, с легкостью распутали его. Мгновения – и халат спал с хрупких плеч, отчего бархатная кожа девушки покрылась мурашками. Лиза прерывисто вздохнула, ощутив собственную наготу, и не нашла в себе сил открыть глаза. Истома брала верх над разумом, и она с готовностью принимала это, отдаваясь наслаждению. Витя чуть отстранился и сделал лёгкое движение рукой – от живота до шеи, минуя обнаженную грудь. Первый стон сорвался с родных губ, и это словно свело его с ума, вынудив стиснуть зубы, сдерживая себя. Халат упал на ковёр, и Лиза, лишившаяся одеяния окончательно, прильнула к Вите, словно пряча себя. Грудь коснулась груди, и лишь ткань мужской рубашки служила преградой. Молодой человек коснулся губами искусанных губ Лизаветы и развернулся к кровати, ни на миг не выпуская девушку из своих объятий. Пара шагов – и он мягко опустил её на холодное одеяло. Новый стон вновь помутил рассудок, вновь заставил почувствовать себя сумасшедшим; от губ он медленно перешёл к ключице, груди, животу… Руки его легли на бедра девушки и чуть развели их: теперь, опустившись на неё, он мог почувствовать жар её тела, такой желанный и манящий. Лишь его одежда служила преградой, он понимал это, но не торопился раздеваться; ему нравилась эта игра, нравилось чувствовать её наготу сквозь ткань. Его руки играли с ней, ласкали, не пропуская ни миллиметра. Спустившись ниже, он провел кончиком носа вокруг пупка девушки, а губами коснулся края тонких черных трусиков.
– Витя…
Громкий хриплый стон, сорвавшийся с её истерзанных губ, заставил его сдаться – выпрямившись, он снял рубашку и расстегнул брюки. Трясущейся рукой залез в карман и кинул на кровать блестящую упаковку презерватива. Приоткрыв глаза и приподнявшись на подушке, Лиза проследила за его движениями: взяв предмет защиты, он зубами надорвал фольгу. В этих отрывистых движениях было невероятно много интимного, будоражившего, и потому она приняла его в свои объятия с еще большей горячностью, чем прежде. Резким, но осторожным движением, молодой человек зацепил пальцами её трусики и потянул их вниз, лишая их обоих последней преграды. Обвив ногами его бедра, Лиза подалась вперед, говоря телом больше, чем словами. Шепнув что-то нечленораздельное, Витя начал медленно входить в неё. Горячая. Родная. Снова принадлежавшая ему. Выгнувшись, она прижалась к нему вплотную, помогая двигаться – медленно, осторожно. Это напоминало им обоим их первую близость, которая была, казалось, целую вечность назад… Легкая испарина появилась на бархатной коже девушки, её приоткрытые губы уже пересохли, и у неё даже не находилось сил, чтобы облизать их. Поцелуй исправил ситуацию и ускорил первый стон приближавшегося оргазма. Она потянулась к его губам вновь, позволяя ему ловить каждый её вздох, а затем запустила пальцы в его волосы, и он зарычал, вновь почувствовав себя восемнадцатилетним: никому он не позволял играть со своими волосами, потому что так можно было делать лишь ей. Потому что лишь в её исполнении эта ласка сводила с ума. Постепенно движения ускорились, став более резкими, но не менее пылкими и чувственными. Лихорадочно целуя её, он словно возвращался на три года назад, когда каждая близость была неповторимой и незабываемой. Сейчас между ними не было пропасти длиною в несколько лет, сейчас они вновь были единым целым. Это было не просто единение душ – воедино сплетались души. Длинная ночь принадлежала лишь им.
– Девочка моя… – отрывистый шепот сорвался с его губ. Её стоны постепенно переплелись с его вздохами, и пик упоительного наслаждения настиг обоих одновременно: яркий, он напомнил падение в пропасть. Они падали в неё вдвоем. Вместе. Как раньше. Как много лет назад.
***
Едкий дым наполнял лёгкие, согревая их и даря привычную тяжесть. Каждый выдох, в свою очередь, дарил лёгкость, и это нравилось ему. Высунувшись в окно, он затягивался, наслаждаясь никотином и рассматривая верхушки сосен, что окружали здание санатория. Дождь мелко барабанил по крыше, и этот звук нёс с собой какое-то приятное умиротворение. Воздух был прохладным и приятно бодрил его, одетого в одни лишь брюки. Он старался сосредоточиться на какой-то конкретной мысли, но получалось плохо.
Она лежала на кровати позади него и тупо смотрела невидящим взглядом куда-то в стену. Тонкий пододеяльник едва прикрывал её тело; пусть даже стоя к ней спиной, он знал, что она не шевелилась и лежала в прежней позе: согнув обнажённую ногу в колене и сложив руки на груди. Её близость сводила с ума: вот, только обернись и протяни руку, и коснёшься её нежной кожи. Какая же она была… другая. Непохожая на всех девок, что были у него. Даже сейчас она повела себя так, как не вела ни одна из его пассий: не побежала в душ, стыдливо прикрываясь простынею; не стала развязно просить продолжения; не стала требовать задушевных бесед. Она даже не прогнала его, хотя он ждал этого. Нет. Она просто лежала, думая о чем-то своём. И в этом была её прелесть.
Лиза скользнула взглядом по обнажённой спине молодого человека, дымившего сигаретой, и скривила губы в беззвучной усмешке. Сознание упорно подкидывало ей воспоминания: сейчас она словно была там, в далёком восемьдесят восьмом. А ведь целая пропасть была между теми беззаботными временами и мрачным настоящим. Так много времени прошло, столько всего произошло с ними обоими… Ведь они так сильно изменились, ведь они сейчас совсем другие. Ведь он стоял сейчас в паре шагов от неё – бандит, сумевший прибрать к рукам целую фирму, организовавший самый настоящий рейдерский захват. На нём несколько статей, а её это совершенно не волновало. Он катился на дно, думая, что поднимался, а она, дочь милиционера, нисколько не опасалась его – человека, с лёгкостью преступавшего законы.
– И как же ты докатился до жизни такой? – вопрос сам собой сорвался с губ, и она тихо усмехнулась своей несдержанности.
Витя выкинул окурок прямо в окно и повернулся к ней лицом. Он не ждал от неё такого вопроса, но в глубине души сам отчаянно хотел рассказать ей обо всем; излить душу. Вздохнув, он опустился на кровать и заглянул в серые глаза: смешинки скакали в них – она явно не понимала, как сильно резанул её вопрос по живому. Проведя рукой по обнаженному бедру, молодой человек, с лёгким налётом удовольствия отметивший про себя, что от такого легкого касания она ощутимо вздрогнула, невесело хмыкнул.
– Уверена, что хочешь услышать?
Лизавета склонила голову вбок. Взгляд её заметно потух, когда она поняла, что её вопрос, озвученный отчасти в шутку, оказался для него болезненным. Она сомкнула бёдра, зажав его ладонь, и он коснулся губами её обнаженного колена.
– Рано или поздно мы ведь всё равно придём к этой теме.
Витя высвободил свою руку, сел, взял её ноги и положил их себе на колени. Полился рассказ – временами сбивчивый, временами слишком эмоциональный, временами наоборот, какой-то безразличный и отстраненный. Он рассказывал ей всё, как было – про работу на рынке, про возвращение Саши из армии, про ситуацию с Елисеевой и Мухой, про смерть последнего, про подозрения, павшие на Белова, про расстрел дачи Царевых, про бегство на Урал и резкий подъем в криминальном мире… Он не утаивал ничего, не задумываясь о том, что какие-то его слова могли оказаться лишними или ненужными. Это напоминало ему исповедь, о которой он слышал когда-то давно. Он говорил, выводя пальцем какие-то только ему одному понятные узоры на её бедрах, говорил, и уже не мог остановиться. Говорил, чувствуя, как с души словно падал огромный камень.
Она слушала, не перебивая. Позволяя ему говорить, практически не останавливаясь. Она слушала и с трудом верила своим ушам. Она готова была услышать многое, но не настолько. Правда, которую он рассказывал, оказалась какой-то чересчур болезненной и страшной. Она молчала, наблюдая за тем, как с каждым сказанным словом менялось в полумраке его лицо, как оно словно старело, как потухал взгляд синих глаз и опускались его плечи.
– Я навёл о тебе справки специально. Хотел знать, как ты живешь. Знаешь, – подводя итог своему рассказу, произнес Пчёлкин, – если бы в них не было имени Артура, я бы ни за что не появился в твоей жизни вновь. У меня словно крышу сорвало, когда я узнал о вас. Окажись на его месте кто угодно другой, я бы сумел справиться, но этот…
Лизавета печально улыбнулась. Зачем же он вспомнил Артура? Ведь ей и без того нелегко…
– Если бы не «этот», как ты его назвал, меня бы здесь не было. Это он вытащил меня со дна. Да, он пошёл на страшный шаг, и он за него расплатится, но… но мне он не сделал ничего плохого. Это я принимала заботу и помощь, как должное, ничего не давая взамен.
Он ничего не ответил, и некоторое время они молчали, каждый думая о чём-то своем. Рыже-русые волосы Пчёлкина растрепались и небрежно спадали к плечам, так и не доставая до них. Внезапно Лизавета тихо рассмеялась, чем привлекла внимание молодого человека.
– Что?
Черкасова покачала головой.
– Не думала, что доживу до дня, когда увижу тебя постриженным.
Он даже не сразу понял, о чём она – как-то слишком уж неожиданно прозвучали для него её слова. Затем усмехнулся и кое-как пригладил растрёпанные пряди.
– Я сам их отрезал дома, когда из Горького вернулся. Ну, когда ты меня выгнала. Потом уже, когда на Урале подниматься начали, следить стал, для солидности.
Лиза закусила губу и кивнула. Она не любила вспоминать тот момент. Возможно, дай она тогда ему шанс объясниться, всё сложилось бы совсем иначе…
– Словно целая вечность прошла, правда?
Он вдруг встал с кровати, скинув её ноги, и отошёл к окну. Захотелось курить, но лезть в карманы плаща за пачкой было лень.
– Не хочу об этом думать. Я утром уеду.
Последнюю фразу он произнес нехотя, пристально глядя на сидевшую на кровати девушку. Ему в самом деле придется уехать, хотел он этого или нет – дела фирмы не ждали. Он и не рассчитывал оставаться здесь на ночь, не рассчитывал на то, что его визит примет такой поворот.
– Хорошо, – девушка пожала плечами и поджала губы. Ей не хотелось, чтобы он уезжал. Она злилась на саму себя за это нежелание. Она не должна была давать ему понять, что давно уже простила его за всё. Не должна была давать слабину. Наверное, не должна была…
Он вздохнул и опустился на пол, оперевшись спиной о кровать. Чуть запрокинул голову, положив её на матрас, и прикрыл глаза. Ему было комфортно, и он искал в этом что-то неправильное, какой-то подвох. Но ни того, ни другого, не находил.
Лиза повернулась на бок и подпёрла щеку рукой. Сверху вниз она смотрела на молодого человека, стараясь не думать ни о чем. Его цепь поблескивала в слабом свете окна, а тень оконной рамы лежала на обнажённом горле. Вглядевшись в эту тень, девушка нахмурилась: она выглядела как-то зловеще, некрасиво… В задумчивости Лизавета протянула руку и коснулась кончиками пальцев области кадыка. Витя вздрогнул, и, раскрыв глаза, схватил девушку за запястье правой рукой.
– Ты чего?
Черкасова закусила губу и тряхнула головой, отгоняя причудливые, как ей казалось, мысли.
– Да нет, показалось, – взгляд её упал на перстень на безымянном пальце молодого человека, и она решила перевести тему. – А почему кольцо-то на этом пальце?
Пчёлкин проследил за взглядом девушки и выпустил её руку. Смешок сорвался с губ, когда он вспомнил, как покупал украшение.
– Машинально надел. Село, как влитое, снимать уже не стал.
Он не стал говорить ей о том, как пошутила тогда молоденькая продавщица на тему того, что он, не задумываясь, надел перстень на палец, предназначенный для обручального кольца. И как он решил, что не будет его снимать, посчитав машинальное движение каким-то знаком. И даже как послал по известному адресу пошутившего на тему «женатика» Космоса.
Лиза вздохнула и села на кровати, свесив ноги по бокам Пчёлкина и обняв его за шею. В этой, казалось бы, простой и незамысловатой позе было столько интимного, что оба они замолчали, словно поняв тонкость момента. Что-то неуловимо хрупкое витало в воздухе, наполненном смесью ароматов мужского и женского парфюма.
– Господи, сколько же ты всего пережил… – проговорила Лиза, глубоко вздохнув. Никак не желал покидать её мысли рассказ Пчёлкина, как ни пыталась она сменить тему и отвлечься. Если бы она не выгнала его тогда, всё бы точно сложилось совершенно иначе…
– Не больше, чем ты, – он взял её за руку и переплел её тонкие пальцы со своими. И она не нашлась, что ответить.
Комментарий к 28. Я люблю тебя с семнадцати лет
========== 29. Дело было сделано ==========
Август девяносто первого года пришел в Советский Союз с явной целью: развал Державы. Все знали, что стране приходил конец, об этом не боялись говорить на улицах, не испытывали стыда за свои слова в кругу друзей и знакомых. Говорили… и не верили. Никто, ни один советский гражданин не желал свыкаться с мрачными мыслями о том, что Союз Советских давно уже издавал последние вздохи. Не верили, но, ведомые шестым чувством, отстаивали очереди за крупой и тушенкой, готовясь к самому худшему. К чему именно? Никто не знал.
… – Да зато я считать умею!
– Да, на три с плюсом.
Холмогоров откинулся на спинку кожаного кресла и недобро глянул на бухгалтера. Та оправила короткий пиджачок и подвинула машинопечатный листок в сторону Белова.
– Саша, я говорю абсолютно серьёзно. Вот, взгляни, – дождавшись, пока Александр возьмет отчёт, Лиза продолжила, – это сплошные убытки. Крайний раз мы с Артуром погорели на них на шестьдесят тысяч. Ты представляешь, какие это деньги? Да я когда акт составляла, чувствовала, как седела потихоньку.
– Потому что Артур – хреновый руководитель, – Белов предпочёл сделать вид, словно не заметил, как сжала губы в ниточку его бухгалтер, и тряхнул бумагой. – А мы можем попытаться сделать из этого конфетку.
– Угу, о которую зубы обломаешь.
– Короче…
– Короче, я против, – Лиза перебила Белова на полуслове и встала из-за стола. – Мой голос совещательный, конечно, но я имею право высказаться.
– Я тебя услышал, – Александр развел руками, словно подтверждая свои слова, и Черкасова, развернувшись на каблуках, покинула кабинет.
Белов рискнёт. Это было ясно, как Божий день. И понимали это абсолютно все– от самого Саши до Лизы, которая была единственной в так называемой «команде», кто противился хоть как-то. Но амбиции её нового начальника предпочитали игнорировать факты. Что двигало начинавшим бизнесменом? Черкасова периодически задумывалась над этим, и каждый раз её мысли сводились к одной – скорее всего, Белов хотел банального самоутверждения. Доказать самому себе, что он может подняться и чувствовать себя королём жизни – что могло быть лучше? Но разве люди, добиваясь каких-то высот, не начинали жаждать большего? И в таком случае, до каких пор Александру будет мало?
Забрав из кабинета сумочку, Лизавета справедливо решила, что самое время посетить некогда прикормленное Артуром кафе с целью пообедать. Всё равно, пока компания друзей не решит все интересовавшие их вопросы, работы у неё не прибавится ни на мизер. А пялиться скучающим взглядом в монитор компьютера, как это время от времени делала Людочка, не хотелось совершенно. Черкасова вышла на крыльцо офиса и невольно усмехнулась – как ни в чем не бывало, вразвалочку, по аллее шагал…
– Нехорошо на совещания опаздывать, – сложив руки на груди, прокомментировала отсутствие молодого человека на внеплановой «летучке» девушка. Тот одёрнул плащ и, подойдя к Лизе, предпринял попытку её поцеловать, но она отстранилась. И тому была своя причина.
– Решили что-нибудь? – Витя решил не акцентироваться на холодности девушки и кивнул в сторону входа в офис.
Лёгкий ветерок заставил девушку зябко поёжиться и застегнуть пиджачок недешёвого костюма, деньги на который она любовно откладывала пару месяцев.
– Решают.
– Тогда пойду, помогу им, – Витя выдавил из себя подобие ухмылки и одним широким шагом перемахнул через пару ступенек. И Лиза схватила его за плечо в самый последний момент, своим жестом вынудив молодого человека обернуться. Он готов был поклясться, что от такого её касания по спине его пробежало стадо мурашек. – Что?
Лиза нахмурилась, глядя в синие глаза и судорожно формулируя такой простой, казалось бы, вопрос. Её тонкие пальцы по-прежнему лежали на его плече, но уже не сжимали его, а просто касались ткани фирменного зелёного плаща.
– Ты тоже за эту аферу, да?
Пчёлкин усмехнулся и выдохнул, словно стараясь придать своему виду максимальную беспечность.
– Я не понимаю…
Но вот она его маске не поверила и перебила на полуслове.
– Всё ты понимаешь.
И тогда он посерьёзнел и спустился на пару ступеней, оказавшись к Лизе лицом к лицу и взяв её за плечо.
– Да, я тоже за. Это реальный шанс подняться. Самой не хочется разве получать ещё больше и выйти на новый уровень?
Девушка качнула головой и пошевелила рукой. Хватка тотчас же ослабла.
– Я привыкла к синичке в руках. У меня достаточно было времени, чтобы прийти к такому выводу. Иди, тебя Саша давно уже ждёт.
Тряхнув рукой – так, чтобы распрямилась складка на рукаве – девушка сбежала по ступенькам и двинулась по аллейке. Некоторое время она чувствовала на себе взгляд Пчёлкина, но предпочла не оборачиваться. После той ночи в санатории она вообще не знала, как теперь относиться к так называемому «соучредителю» и как себя с ним вести. Витя тянулся к ней, это было видно невооруженным взглядом, но вот она не могла договориться с совестью, которая порой буквально кричала ей нечто вроде «Дура! Опять на те же грабли!..», и тем самым словно сбивала девушку с толка. Разобраться в своих чувствах почему-то было катастрофически сложно. Пожалуй, настолько сложно ещё не было никогда…
…Черный BMW моргнул фарами, чем привлёк рассеянное внимание задумавшейся девушки. Лизавета подняла голову и нахмурилась; BMW вновь моргнул, явно привлекая её внимание, а, когда Черкасова сделала несколько шагов навстречу автомобилю, из салона вылез и его водитель.
– Пётр! – девушка вздернула брови, неподдельно удивившись неожиданной встрече. Она даже забыла о том, что шла обедать. – Привет.
– Привет, – мужчина кивнул искренне улыбавшейся ему Черкасовой и осмотрел её взглядом, в котором можно было прочесть легкую усмешку пополам с напряжённостью. – Как у тебя дела?
– Хорошо, работаю потихоньку. А ты куда пропал?
– Дела, – Пётр решил отделаться однословным ответом и сразу же перейти к главной теме разговора. То, что он оказался здесь не случайно, было ясно, как дважды два. – С тобой хочет поговорить один человек. Это важно.
Лиза непонимающе хмыкнула: она не совсем понимала, кому могла понадобиться, причем настолько сильно, что за ней даже послали одного из особистов. Особистов… Догадка пронзила острой иглой и вызвала мурашки по коже. Впрочем, виду она постаралась не подавать.
– А статусом не ошиблись случаем? На кой чёрт вам простой бухгалтер?
– Я не в курсе, – кратко отрезал Петр, но потом, заметив напряжение в глазах Лизы, сменил нарочито сухой тон. – Я правда не знаю. Мне сказали тебя привезти, и все.
Девушка не ответила, и он расценил это, как согласие – молча обогнув автомобиль, мужчина открыл переднюю дверцу и кивнул на сидение. И Лиза не стала пытаться воспротивиться неизбежному.
***
День у Игоря Леонидовича Введенского, можно сказать, не задался с самого утра. И причиной тому служила не какая-нибудь глупая черная кошка или пролитый на новые брюки кофе. Нет, причина крылась в другом: в четырёх чёрно-белых фотографиях, на которых были запечатлены молодые люди. Казалось, эти их изображения уже успели набить сотруднику КГБ оскомину – собственно, так оно и было. Эти самовлюбленные щенки порядком достали его, но что было поделать, если именно в них и была основная заинтересованность Конторы?
Игорь Леонидович встал из-за стола и потянулся, разминая порядком затёкшие плечи. Сейчас даже из кабинета не отлучиться, ибо вот-вот должны привезти ту, с которой должна была состояться довольно тяжкая беседа. Введенский взял тоненькую папочку, лежавшую на краю стола, и в очередной раз погрузился в скудное досье. Не разыскивалась, не привлекалась… хотя должна была бы, по-хорошему, с её-то любовью к иностранщине. Отец – бывший сотрудник милиции, в звании майора попал под сокращение: понятно, почему ей так везло; мать – сборщица на часовом заводе… Обыкновенная девчонка из обычной семьи работяг. Образование высшее, экономист, работает бухгалтером. Встала на путь истинный, так сказать. Ещё бы она не исправилась, одной ногой в могиле побывав. И ведь симпатичная девчонка, нашла бы себе мужика нормального, да жила бы припеваючи! Так нет же, надо было умудриться к бандитам примкнуть. Только работы из-за неё прибавилось.
Введенский закрыл папку и кинул её в ящик стола. Следом отправились и четыре чёрно-белых снимка. Он сделал это как раз вовремя: в дверь постучали, и через мгновение на пороге появился мужчина, лицо которого уродовал длинный шрам.
– Привёз?
– Так точно.
Игорь Леонидович хмыкнул, удовлетворённый положительным ответом.
– Сильно ерепенилась?
– Нет, нормально, – немногословный, Пётр кивнул в коридор, и Введенский махнул рукой. – Заходи.
Лиза вошла в кабинет, держа двумя руками сумочку и стараясь не выдавать волнения. Впрочем, все её попытки придать внешнему виду нарочитую отстраненность были для сотрудника Госбезопасности если не смешными, то забавными уж точно. Кивнув Петру, Введенский дождался, пока тот выйдет, закрыв за собой дверь, и кивнул девушке на свободный стул. Та молча села, и Игорь Леонидович невольно хмыкнул: то, какой притихшей была эта Черкасова, лишний раз подтверждало простую истину: на него, Введенского, люди реагировали особенно специфично. Утешив свое самолюбие, мужчина неторопливо обогнул стол и опустился на стул, устало взглянув на девушку.
– Ну, что же, Елизавета Андреевна, – Игорь Леонидович сложил руки на столе в замок. – Догадываетесь о теме разговора?
Она вдруг заметно передёрнулась. Хотя, почему «вдруг»?
– Если честно, догадываюсь. Но хотелось бы, чтобы вы конкретизировали.
– Скажите, как вам работалось с Артуром Лапшиным?
Черкасова непонимающе взглянула на сидевшего перед ней особиста и даже нахмурилась, словно не веря своим ушам. Но на вопрос всё же ответила, пусть и с некоторым промедлением:
– Хорошо работалось. Слаженно, так сказать.
– А с новым начальством как? Хуже или лучше?
С каким-то невероятным чувством внутреннего ликования наблюдал он за тем, как мелко задрожали её тонкие руки. И её попытка скрыть это, сжав тонкий шейный платок, не возымела особого успеха. Он не торопил её, видя, каких трудов стоило ей совладать с собой, и молча ожидал ответа. И она, наконец, взяла себя в руки: выпрямившись и уставившись в песочного цвета стену, она дёрнула плечом.
– Равнозначно.
Даже голос её перестал подрагивать, наполнившись металлом. А она умела справляться со стрессом, похвально. Введенский удовлетворенно взглянул на Лизу и продолжил разговор, больше напоминавший допрос.
– Что вы решили по поводу последней сделки?
Черкасова посмотрела на мужчину и закусила губу.
– Я не знаю. Оставила их, когда они обсуждали перспективы.
– Елизавета Андреевна, – Игорь Леонидович подался чуть вперед и решил перейти к делу. – Вы не должны препятствовать заключению этой сделки. Ваше мнение ценится Беловым и его, так сказать, компанией, и он может изменить своё решение, что не входит в наши планы.
Девушка изогнула бровь и хрустнула пальцами. Этот звук заставил Введенского презрительно скривиться, но она словно не заметила этого. Осмелела, это было видно.
– Мне казалось, Александр сам знает, что лучше для фирмы, и что моё мнение не может ничего существенно поменять.
– Вам казалось. Белову, быть может, и всё равно, а вот Пчёлкину…
Девушка судорожно сглотнула и опустила голову. Неужели и впрямь думала, что обо всём этом никто, кроме них двоих, не знал?
– Эта сделка может уничтожить «Курс-Инвест».
Введенский промолчал, и девушка, найдя в себе силы взглянуть ему прямо в глаза, едва ли не ахнула, догадавшись, почему именно договор должен быть заключен. Сделка курировалась Конторой. Поэтому её и вызвали сюда, поэтому и состоялся этот «разговор»: её, единственную несогласную, просто хотели заткнуть. И она просто не могла не пойти у них на поводу. Не родился ещё, наверное, такой человек, который посмел бы идти наперекор Госбезопасности.
– Я вижу, вы всё поняли? – Игорь Леонидович взял со стола карандаш и покрутил его меж пальцев. Елизавета кивнула, и было очевидно, сколь тяжко дался ей этот жест. – Прекрасно. Если честно, я думал, что с вами будет куда тяжелее.
– Я… я могу идти? – Черкасова распрямила плечи, и, дождавшись немого кивка, поднялась со стула. В её планы не входило задерживаться здесь даже на лишние секунды.
Игорь Леонидович дождался, пока дверь за девушкой закроется, и усмехнулся. Он ожидал от неё большего: попыток воспротивиться, например. Видимо, отец-мент научил не перечить органам. Мужчина достал из ящика тонкую папку, пролистал её ещё раз, а затем встал из-за стола. Повернув ключ в скважине несгораемого сейфа, он открыл его и еле удержался от кашля: сильно пахнуло пылью и затхлостью. Введенский кинул папку на одну из полок и захлопнул дверь. Дело было сделано.
