Текст книги "Послания Ивана Грозного"

Автор книги: Иван IV Грозный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

вздорную – на вас доводити учал, что будто вы про нас не гораздо говорите

со укоризною. И яз на то плюнул, и его бранил. И он уродъствует, а

сказывается прав. И яз спрашивал о его жительстве, и он заговорил невесть

что, не токмо что не знаючи иноческаго жития или платил, – и того не

ведает, что на сем свете есть черньцы, да хочет жити и чести себе по тому

же как в миру. И мы видя его сотониньское разжение любострастное, по

его неистовому любострастию, в любострастное житие и отпустили жити.

А то сам за свою душю отвещает, коли не ищет своей души спасения. А к

вам есмя его не послали, воистину, потому: не хотя себя кручинити, а вас

волновати. А ему добре хотелося к вам. А он мужик очюнной врет и сам

себе не ведает что. А и вы не гораздо доспели, его прислали кабы ис

тюрмы, да старца соборново кабы пристав у него. А он пришел кабы

некоторой государь. А вы с ним прислали к нам поминъки, да еще ножи,

кабы не хотя нам здоровья (прислали к нам поминъки, да еще ножи, кабы не хотя

нам здоровья. – Преподнесение ножа в качестве «поминка» (подарка) считалось

враждебным актом: именно такой «поминок» за два года до кирилло-белозерских

монахов летом 1571 г., после разграбления крымцами Москвы, послал царю крымский

хан Девлет-Гирей (ЦГАДА, Крымская посольская книга № 13, л. 404). Несмотря на все

свое стремление в тот трудный момент не ухудшать отношений с Крымом, царь

отказался принять этот «поминок» – «ножа имать не велел» (л. 404 об.).). Что с такою

враждою сотонинъскою поминъки к нам посылати? Ано было его

отпустити, а с ним отпустити молодых черньцов. А поминъков было в том

кручинном деле лепригоже посылати. А ведь соборной он старец ни

прибавил, ни убавил ничево, его не умел уняти, что захотел – то врал, а мы

чего ( В рукоп. ошибочно дважды чего. ) захотели, того слушали: соборной

старец не испортил, ни починил ничего. А Варламу есмя не поверили ни в

чем. А то есмя говорили, Бог свидетель и пречистая и чюдотворец,

монастырьскаго для безчиния, а не на Шереметева гневаючися. А будет хто

молвит; что так жестоко, ино су совет дати, по немощи сходя, что

Шереметев без хитрости болен, и он ежь ( В рукоп. нет; испр. по ЦП. ) в

кельи да один с келейником. А сход к нему на что, да пировати, а овощи в

кельи на што? Досюдова в Кирилове и иглы было и нити лишние в кельи

не держати, не токмо что иных вещей. А двор за монастырем, да и запас на

что? То все беззаконие, а не нужа. А коли нужа, и он ежь в келий как

181

нищей крому хлеба да звено рыбы, да чаша квасу. А сверх того коли вы

послабляете, и вы давайте колко хотите, только бы ел один, а сходов бы да

пиров не было, как преже сего у вас же было. А кому к нему прийти

беседы ради духовныя, – и он приди не в трапезное время: ествы бы и

пития в те поры не было – ино то беседа духовная. А что пришлют братия

поминков, и он бы отсылал в монастырьския службы, а у себя бы в келий

никаких вещей не держал. А что к нему пришлют, то бы разделяли на всю

братию, а не двема, ни трема по службе и по страсти. А чего мало – ино

держати на время. А иное что пригоже, ино и его тем покоити. А вы бы его

в келий и монастырским всем покоили, только бы что безстрастно было. А

люди бы его за монастырем не жили. А и приедут от братии з грамотою

или з запасом и с поминъки, и они поживи дни два-три, да отписку взяв да

поедь прочь: ино так ему покойно, а монастырю безмятежно. Слыхали

есмя еще малы, что такая крепость у вас же была, да и по иным

монастырем, где о бозе жительство имели. И мы сколько лутчего знали, то

и написали. А ныне есте прислали к нам грамоту, а отдуху от вас нет о

Шереметеве. А написано, что говорил вам нашим словом старец Антоней о

Ионе, о Шереметеве, да о Асафе Хабарове, чтобы ели в трапезе з братнею.

И я то приказывал монастырьскаго для чину, и Шереметев себе поставил

кабы во опалу. И я сколько уразумел, и что слышал, как делалося у вас и по

иным крепким монастырем, и я то и написал, повыше сего, как ему жити

покойно в келий, а монастырю безмятежно будет: добро и вы по тому

учините ему покой. А потому ли вам добре жаль Шереметева, что жестоко

за него стоите, что братия его и ныне не престанут в Крым посылать, да

бесерменьство на христианьство наводити? (что братия его и ныне не престанут

в Крым посылать, да бесерменьство на христианьство наводити.– Это обвинение в

«наведении» крымцев на Русь можно понимать в двояком смысле. Сам Иван

Васильевич Большой Шереметев считался в миру даже излишне рьяным противником

Крыма – в первом послании Курбского царь упоминал его неудачный поход на крымцев

в 1555 г., а в письме к хану обвинял его в том, что он «ссорил» Русь с Крымом (см.

выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 40); царь мог, поэтому,

обвинять Шереметева в том, что он своей враждебностью к «бесерменам»

провоцировал их к нападениям на Русь. Но поскольку в комментируемом месте речь

идет не об Иване Большом, а о его братьях – Иване Меньшом и Федоре то обвинение

царя повидимому, надо понимать в буквальном смысле. В 1912 г. С. К. Богоявленский

опубликовал замечательный документ, к сожалению до сих пор не изученный

историками: протокол допроса царем двух бывших русских пленников, вернувшихся из

Крыма. Допрошенные лица, Костя и Ермолка, сообщили, между прочим: «изменяют

тобе, государю, бояре Иван Шереметев, да брат его Федор, а измена их, сказывают, то:

как приходил царь к Москве, и Москву царь зжег[речь идет о походе Девлет-Гирея в

1571 г.], и Иван да Федор Шереметевы на Москве пушки заливали, норовя Крымскому

царю, чтоб против царя стоять было нечем...А как был царь на Молодях [речь идет о

походе 1572 г.], и царь присылал к Ивану да и Федору Шереметевым крымских татар

двунадцать человек для вестей...И приказывали Иван да Федор с теми татары к царю, и

царь по Иванову да по Федорову приказу, услышав то, поворотился, блюдясь тебя,

государя». (Чтения ОИДР, 1912, кн. II, отд. III, стр. 29-30). Хотя памятник этот написан

несколько позднее, чем комментируемое послание (упоминаемый в допросе Аф. Нагой

вернулся из Крыма в ноябре 1573 г.), но он близок к нему по времени и может служить

182

хорошим комментарием к словам царя.) А Хабаров велить мне себя переводити в

ыной монастырь: и яз ему не ходатай скверному житию. Али уже больно

( Испр. по П; в рукоп. большое (также в КЦ; в Т болтее). ) надокучило.

Иноческое житие не игрушка. Три дни в черньцех, а семой монастырь. Да

коли был в миру – ино образы окладывати, да книги оболочи бархаты, да

застешки и жюки серебряны, да налои избирати, да жити затворяся, да

кельи ставити, да четки в руках. А ныне з братею вместе ести лихо. Надобе

четки не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердец плотян. Я видал

– по четкам матерны лают! Что в тех четках? И о Хабарове мне нечего

писати как себе хочет – так дурует. А что Шереметев сказывает, что его

болезнь мне ведома: ино ведь не всех леженек для разорити законы святыя.

Сия мала от многих изрекох вам любви ради вашея и иноческаго для

жития, им же сами множае нас весте. Аще хощете, – обрящете много в

божественом писании. А нам к вам болши того писати невозможно, да и

писати нечего. Уже конец моих словес к вам. А вперед бы есте о

Шереметеве и о иных о безлешщах нам не докучали: нам о том никако

ответу не давати. Сами ведаете: коли благочестие не потребно, а нечестие

любо! А Шереметеву хоти и золотыя сосуды скуйте и чин царской

устройте, – то вы ведаете. Уставьте с Шереметевым свое предание, а

чюдотворцово отложите: будет так добро. Как лутче, так делайте! Сами

ведаете как себе с ним хотите, а мне до того ни до чего дела нет! Вперед о

том не докучайте: воистинну ни о чем не отвечивати. А что веснусь к вам

Собакины от моего лица злокозненную прислали грамоту, – и вы бы с

нынешним моим писанием сложили и по «логням разумели, и потому

вперед безлепицам верили.

Бог же мира и пречистыя Богородицы милость, и чюдотворца Кирила

молитвы буди со всеми вами и нами. Аминь. А мы вам, господне мои и

отцы, челом бием до лица земнаго.

ПОСЛАНИЕ ВАСИЛИЮ ГРЯЗНОМУ (1574)

183

От царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии Василью

Григорьевичю Грязному Ильину

Что писал еси, что по грехом взяли тебя в полон (что писал еси, что по

грехом взяли тебя в полон. – Василий Григорьевич Грязной-Ильин, один из видных

деятелей опричного двора, был назначен в 1573 г. воеводой на Донец [см. разряды в

«Древней Российской вивлиофике» (ч. XIII, 1790, стр. 441)], т. е. на тогдашнюю русско-

крымскую границу. Во время «добывания языков» на р. Молочные-воды (впадающей в

Азовское море) он был захвачен в плен крымцами (обстоятельства этого пленения

описывает сам Грязной в своем ответном письме, – см. выше, стр. 566). Точная дата

пленения Грязного не известна; но уже в середине 1574 г. царь получил от него письмо

из Крыма (не сохранившееся в «Посольских делах») с просьбой выкупить его или

обменять. Ответом на это письмо является комментируемое послание Грозного.), – ино

было, Васюшка, без путя середи крымских улусов не заезжати; а уже

заехано – ино было не по объезному спати: ты чаял, что в объезд приехал с

собаками за зайцы – ажио крымцы самого тебя в торок ввязали. Али ты

чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушеньем шутити?

Крымцы так не спят, как вы, да вас, дрочон, умеют ловити да так не

говорят, дошедши до чюжей земли, да пора домов! Только б таковы

крымцы были, как вы, жонки, – ино было и за реку не бывать, не токмо что

к Москве (к Москве. – Речь идет о походе крымского хана Девлет-Гирея в 1571 г.,

когда им была взята и сожжена Москва (29 мая). В том же году царь получил вести из

Крыма, что походу хана предшествовало бегство в Крым «изменников государских»,

сообщивших хану о «меженине» и опустошении на Руси; некоторые из этих

перебежчиков сообщили, что они «сами из опричнины» (Ц ГА ДА, Крымская

посольская книга № 14, л.л. 26 – 26 об.).).

А что сказываешься великой человек – ино что по грехом моим

учинилось (и нам того как утаити?), что отца нашего и наши князи и бояре

нам уча ли изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас

службы и правды (князи и бояре нам учали изменяти, и мы и вас, страдников,

приближали, хотячи от вас службы и правды. – Речь идет, очевидно, об опричниках, к

числу которых принадлежал Василий Грязной. Столь резкая характеристика

опричников может объясняться, наряду с общим насмешливым тоном письма, тем

разочарованием во многих деятелях опричнины, которое испытал Грозный в начале 70-

х годов: в эти годы подверглись опале или казни такие видные опричники, как Михаил

Темгргокович Черкасский (отец которого, черкесский князь Емгрюк, участвовал в

походе хана на Русь в 1571 г.), кн. Темкин-Ростовский и др. (Басмановы подверглись

казни, а Вяземский опале – еще раньше). Энергично возражая царю по поводу

обвинений в изнеженности, небрежности, трусости, Грязной на обвинение в

«страдничестве» (незнатном происхождении) ответил лишь: «ты государь – аки Бог: и

мала и велика чинишь [создаёшь]» (см. выше, стр. 567) – ответ, типичный для

опричника [вопреки мнению П. А. Садикова, аргументация которого в данном случае

представляется совершенно неубедительной (П. А. Садиков. Царь и опричник. Сб.

«Века», I, Пгр., 1924, стр. 58 – 59, 65 – 66)].). А помянул бы ти свое величество и

отца своего в Олексине – ино таковы и в станицах езживали, а ты в станице

у Пекинского был мало что не в охотникех с собаками, и прежние твои

были у ростовских владык служили (в Олексине – ино таковы и в станицах

езживали, а ты в станице у Пенинского был мало что не в охотникех с собаками, и

184

прежние твои были у ростовских владык служили. – В. Г. Грязной происходил, но

определению П. А. Садикова, из рода «провинциальных служилых .московских людей»

(П. А. Садиков, ук. соч., стр. 40 – 41). О службе его предков у ростовских

архиепископов («владык») других известий ие имеется, но ростовское происхождение

Грязных подтверждается «родословными росписями». Город Алексин в первой

половине XVI в. принадлежал ближайшим родственникам царя, князьям Старицким -

Андрею и Владимиру Андреевичу; в 1566 г. Алексин был «выменен» у Владимира

Андреевича (т. е. переведен в опричнину). Князья Пенинские-Оболенские находились

на службе у князей Старицких; младшие представители этого рода в последний раз

упоминаются в середине XVI в. – князь Юрий Иванович Меньшой и его племянник

Федор Иванович, который был, по известию Курбского, казнен в 1544 г. П. А. Садиков

поэтому считает, что известие о службе В. Грязного у Пенинского «страдает очевидным

анахронизмом и грешит против истины», ибо Грязной, по генеалогическим расчетам

исследователя, был для службы у этих лиц слишком молод (ук. соч., стр. 44). «Впрочем,

– справедливо прибавляет П. А. Садиков, – при генеалогических выкладках следует

всегда помнить, что жизнь не всегда считается с такими нормами» (там же, прим. 2).).

И мы того не запираемъся, что ты у нас в приближенье был. И мы для

приближенья твоего тысячи две рублев дадим, а доселева такие по

пятидесят рублев бывали; а ста тысяч опричь государей ни на ком окупу не

емлют, а опричь государей таких окупов ни на ком не дают. А коли б ты

сказывался молодой человек – ино б на тебе Дивея не просили. А Дивея

сказывает царь, что он молодой человек, а ста тысячь рублев не хочет на

тебе мимо Дивея: Дивей (Дивей – один из крупнейших полководцев и

сподвижников крымского хана Девлет-Гирея, представитель нагайского рода Мансуров.

В июле 1572 г. был взят в плен русскими войсками во время победы над крымцами [см.

комментарий к первому посланию Иоганну III, прим. 10; в записках немца-опричника

Генриха Штадена красочно описывается надменное поведение Дивея-мурзы после

пленения (Штаден. О Москве Ивана Грозного. Перевод Полосина, 1925, стр. 111)].

После пленения Василия Грязного хан требовал в обмен за него Дивея-мурзу.

Дальнейшая судьба Дивея не вполне ясна: в ноябре 1576 г. царь в ответ на

многократные просьбы о выдаче Дивея заявил хану, что Дивей умер (ЦГАДА,

Крымская посольская книга № 14, л. 341); однако иностранные источники (напр.:

Гейденштейн. Записки о Московской войне. СПб., 1889, стр. 22) называют в

последующие годы в качестве полководца Ивана IV Даниила-мурзу; историки

полагают, что это и есть Дивей-мурза (ср.: И. И. Полосин, указатель к цитированному

изданию записок Г. Штадена, стр. 157). В сборнике «Жизнь князя Курбского в Литве и

на Волыни» (т. II, Киев, 1849, стр. 286) приводится письмо Курбскому от некоего

Василия Загоровского, написанное «недалеко от Пьскова» в 1577 г., в котором

сообщается, что Загоровский, воюя «на службе Речи Посполитой», попал в плен «в

руки людей царевича его милости Кримского, а меновите [а именно] князя Девия

мурзы». Сражаться с войсками Речи Посполитой и находиться под Псковом в 1577 г.

Дивей-мурза мог только будучи в рядах русской армии.) ему ста тысяч рублей

лутчи, а за сына за Дивеева дочерь свою дал, а нагайской князь и мурзы

ему все братья; у Дивея и своих таких полно было, как ты, Вася. Оприч

было князя Семена Пункова не на кого менять Дивея; ано и князя Михаила

Васильевича Глинского нечто для присвоенья меняти было (Оприч было

князя Семена Пункова не на кого менять Дивея; ано и князя Михаила Васильевича

Глинского нечто для присвоенья меняти было. – Оба названных здесь Грозным лица -

князь Семен Иванович Пунков-Микулинский (Телятевский) и князь Михаил

Васильевич Глинский во время написания комментируемого послания уже умерли и

185

никогда в крымском плену не были. Называя их имена, царь имеет в виду их

местнический ранг, позволяющий приравнивать их к Дивею-мурзе: Пунков происходил

от великих князей Тверских, неоднократно исполнял роль главнокомандующего в

военных походах (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 37 и

47); М. В. Глинский – родной дядя царя (по матери), главнокомандующий в начале

Ливонской войны (см. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 41).);а то в

нынешнее время неново на Дивея меняти. Тебе, вышедчи ис полону, столко

не привесть татар, ни поймать, сколько Дивей кристьян пленит. И тебя,

ведь, на Дивея выменити не для кристьянства – на кристьянство: ты один

свободен будешь, да приехав по своему увечью лежать станешь, а Дивей

приехав учнет воевати да неколко сот кристьян лутчи тебя пленит. Что в

том будет прибыток?

Коли еси сулил мену не по себе и писал и что не в меру, и то как дати?

То кристьянству не пособити – разорить кристьянство, что неподобною

мерою зделать. А что будет по твоей мере мена или окуп, и мы тебя тем

пожалуем. А будет станишь за гордость на кристьянство – ино Христос

тебе противник!

ПОСЛАНИЕ СИМЕОНУ БЕКБУЛАТОВИЧУ (1575)

186

Лета 7084-го октября в 30 день. Великому князю Семиону

Бекбулатовичю всеа Русии сю челобитную подали князь Иван

Васильевичь Московской и дети его, князь Иван и князь Федор

Ивановичи Московские, а в челобитной пишет:

Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец

Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьют

(Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками...челом

бьют. – Симеон Бекбулатович – крещеный татарский «царевич», правнук татарского

хана Ахмата; с 60-х годов XVI в. – хан Касимовский. В 1575 г. Грозный назначил этого

татарского царевича великим князем (а по некоторым известиям – царем) всея Руси,

отказавшись формально от царского титула и даже, повидимому, уступив ему свою

резиденцию в Москве. Помимо комментируемого послания (написанного в октябре

1575 г. от имени Ивана IV и его детей Ивана и Федора), сохранилось несколько

документальных источников относительно этого события (Акты Археограф, экспед., т.

I, №№ 290, 292, 294; П. А. Садиков. Из истории опричнины XVI в. Ист. архив, т. III,

1940, № 69 – все эти документы относятся к январю – июлю 1576 г.). О назначении

Симеона сообщают также современники-иностранцы и ряд летописных источников

XVII в. В исторической литературе существуют различные объяснения этого

необыкновенного шага царя. Наименее убедительным из них является объяснение,

данное Лилеевым, автором специальной монографии о Симеоне Бекбулатовиче

(Симеон Бекбулатович, Тверь, 1891, стр. 51): по мнению Лилеева, царь отрекся от

престола, чтобы иметь возможность бежать в Англию. Фантастичность этого

объяснения не нуждается в доказательствах: сам Лилеев (там же) признает, что

никакого плана бегства в Англию в 1575 г. у Грозного не было. Более правдоподобным

кажется объяснение, данное П. А. Садиковым в одной из его ранних работ [Из истории

опричнины Ивана Грозного. Дела и дни, 1921, кн. II. Пгр., 1921, стр. 7, прим. 1; ср. его

«Очерки по истории опричнины» (1950, стр. 43 – 44)]: Садиков связывал этот шаг

Грозного с его желанием выставить свою кандидатуру на польский престол во время

второго бескоролевья (выборы короля происходили в ноябре 1575 г., через месяц после

«передачипрестола» Симеону). Однако никаких данных о том, чтобы Грозный,

выставляя свою кандидатуру, указывал при этом полякам на то, что он свободен от

русского престола, не существует: во время выборов 1575 г. Грозный не проявлял

вообще серьезной активности, а уже в декабре 1575 г. (еще в «царствование» Симеона)

он вел переговоры о разделе Речи Посполитой и о приобретении Литвы и Ливонии (для

чего ему не нужно было отрекаться от русского престола). Наиболее вероятным

представляется объяснение этого мероприятия внутренними планами царя (см. стр.

484).), чтоб еси, государь, милость показал, ослободил людишок перебрать

(ослободил людишок перебрать. – Грозный предлагает Симеону Бекбулатовичу некое

размежевание владений между ним, «Иванцом Московским», и «царем Симеоном всея

Руси», разделяя таким образом свое государство на две территории, подобно

существовавшим с 1564 г. «земщине» и «опричнине» (подробнее см. выше, стр. 482).

Сходство между «уделом Иванца Московского» и опричниной подтверждается и

другими (кроме комментируемого послания) документальными источниками,

относящимися ко времени Симеона Бекбулатовича: в 1576 г. Симеон Бекбулатович

выдавал князю Засекину возмещение за его вотчины, взятые еще в 1565 г. в опричнину

(Акты Археограф, экспед., № 290); в том же году были присоединены к владениям

«Иванца Московского» Шелонская пятина Новгородской земли и другие пограничные

(с ливонским фронтом) земли (ср. П. А. Садиков. Очерки по истории опричнины, стр.

42 – 43, 176 – 177, 334).), бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишок:

иных бы еси ослободил отослать, а иных бы еси пожаловал ослободил

187

принять, а с твоими государевыми приказными людьми ослободил о

людишках памятьми ссылатиса; а ослободил бы еси пожаловал изо всяких

людей выбирать и приимать; а которые нам не надобны, и нам бы тех

пожаловал еси, государь, освободил прочь отсылати. И как, государь,

переберем людишка, и мы к тебе, ко государю, имяна их списки принесем

и от того времяни безе твоего государева ведома ни одного человека не

возьмем. А которых людишок приимем, и ты б, государь, милость показал,

вотчинишок у них отнимати не велел, как преж сего велося у удельных

князей (как преж сего велося у удельных князей. – Иван IV имеет в виду

традиционную статью межкняжеских договоров удельного времени: «а боярам и

слугам межи нас вольным воля» (согласно этой статье вассалы князей имели право

«отъезда» с сохранением своих земельных владений. Ср.: Н. П. Павлов-Сильванский.

Феодализм в древней Руси. 1923, стр. 122 – 123).); а ис поместьишок их им

хлебишко и денженка и всякое их рухлядишко пожаловал, велел отдати, и

людишок их не ограбя велел выпустити. И которые похотят к нам, и ты б,

государь, милость показал, ослободил им быти у нас безопально, и от нас

их имати не велел. А которые от нас пойдут и учнут тебе, государю, бити

челом, и ты б, государь, пожаловал, милость показал, по их челобитью к

себе, ко государю, тех наших людишок, которые учнут от нас отходити,

пожаловал не приимал (А которые от нас пойдут...и ты б, государь...пожаловал не

приимал. – Эта «просьба» очень ясно говорит о том, что, несмотря на униженный тон

«Иванца Московского», его «удел» (подобно опричнине) находился в явно

привилегированном положении по сравнению с «владениями» Симеона Бекбулатовича:

«Иванец» может свободно «принимать» переходящих «людишек», а Симеон не может.

Если учитывать условный язык всего «челобитья Иванца Московского», то следует

думать, что речь идет о людях, которые «пойдут» от «Иванца» не по собственной воле,

а по его приказу (т. е. о тех, которых он собирается «отослать»), «непринятие» же их

Симеоном означает, что «вотчинишки» их останутся во владениях «Иванца» (как было

с боярами, выселенными из опричнины.). Да покажи, государь, милость, укажи

свой государьской указ, как нам своих мелких людишок держати: по наших

ли диячишков запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них

полные имати (как нам своих мелких людишок держати: по наших ли диячишков

запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них полные имати? – «Полной

грамотой» назывался акт о приеме данного лица в холопство. В XVI в. в Москве такие

грамоты могли писаться только «ямскими дьяками» (ср.: С. Н. Валк. Грамоты полные.

Сборн. статей, посвящ. С. Ф. Платонову, Пб., 1922, стр. 130). Вопрос, поставленный

царем, заключается, повидимому, в следующем: могут ли в его «уделе» оформлять

такое закабаление «мелких людишек» его «дьячшки» (этого он, очевидно, и хотел) или

попрежнему «полные» нужно «имать» из общерусского (следовательно,

«подведомственного» Симеону)). Ямского приказа? Как, государь, указ свой

учинишь? И о всем тебе, государю, челом бьем. Государь, смилуйся,

пожалуй!

188

Послание Симеону Букбелатовичу. Начало и середина столбца (ЦГАДА)

189

Послание Симеону Бекбулатовичу. Конец столбца (ЦГАДА)

190

На отдельном листке опись: Прошение князь Ивана Васильевича

Московского и детей ево к великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа

Русии о свободе людей их.

191

ПОСЛАНИЕ ПОЛУБЕНСКОМУ (1577)

Такова грамота послана от государя изо Пскова со князем Тимофеем

Романовичем Трубецким в Володимер ко князю Александру

Полубенскому

(В Володимер ко князю Александру Полубенскому. – Владимир (Владимирец)

Ливонский – ливонский город Вольмар (ныне г. Валмиера Латвийской ССР). Александр

Полубенский – предводитель польских войск в Ливонии, староста Вольмарский и

Зегевольдский (ныне Сигулда Латвийской ССР). Грамотой к нему начинается целая

серия посланий, отправленных Иваном Грозным своим противникам во время летне-

осеннего похода 1577 г. – одного из самых удачных походов в Ливонской войне. В

сохранившемся дневнике Полубенского (Донесение-дневник Полубенского, Труды X

Археологического съезда в Риге в 1896 г., т. III, М., 1900) ничего не сообщается о

получении им этой грамоты; но Полубенский рассказывает, что когда он, уже будучи

пленником, предстал перед Грозным, тот произнес перед ним речь (цитируемую в

дневнике Полубенского стр. 33), по содержанию совпадающую с комментируемым

посланием, – может быть, просто прочитал эту грамоту. Содержание «листа» царя было

передано Полубенским (после освобождения из плена) польскому королю Стефану

Баторию [ср. грамоту Батория в «Книге Посольской метрики в. кн. Литовского»

(КПМЛ), т. II (М., 1843, стр. 27 – 28)].).

Трисолнечного Божества благоволением и благостию и волею, яко же

рече избранный сосуд апостол Павел: «вемы яко ни един идол в мире и яко

никто же Бог ин, токмо един; ибо аще и суть глаголемии бози, или на

небеси или на земли, но нам един Бог Отец, из негоже вся и мы у него, и

един Господь Исус Христос, им же вся и мы тем, един Дух Свят, в нем же

всяческая и мы в нем». Сего убо трисиянного божества Отца и Сына и

Святого Духа в лицех, во едином же ипостаси исповедуема существе и

покланяема и славима и безначална, и бесконечна волею и хотением и

властию и действом творения, рек Бог «да будет свет» и бысть свет, и

прочая творения твари яже на небеси горе и яже на земли низу и в

преисподних. Таж посем созда человека, мужа и жену, сотвори их и всели

их в рай, и заповедь положи им; онема же послушавшим врага и заповедь

преступившим, и того ради прогневася на ня Бог и из рая нища изгна их и

смертию осуди их и болезньми, и труды обложи их, и Бог от лица своего

отрину их. И виде враг, яко первая его вражда приключися потребна ему и

Бог гнев возложи на человека, враг же сие видев до конца содела

человечеству, и Каину Авеля убить сотвори. Бог же, не оставляя своего

создания, милуя род человеческий, Адаму родоначальника правде спаса

воздвиже. Таже по сих Енох благоугоди Богови, сего ради и Бог прослави

его взятьем и проповедника его сохраняя второго своего пришествия. Таже

умножившимся человеком и врагу до конца соодолевшу и человеком

повинувшимъся врагом во всем и вся его злая дела восприимъшим, и Бог

192

болма раздражися на гнев, и потопом вся человеки на земли потреби,

единого Ноя праведника обрет по заповедем его ходяща, сего сохранив

родоначальника вселенней. Посем паки умножившимся челевеком и врагу

больма прелстившу их и человек на прелесть вражию усердно пришедшим

и к богоборству уклоншпася, начата созидати столп, реша бо к себе: аще

паки восхощет Бог потоп навести, тамо, вшедше на столп, з Богом брань

сотворим. И создаша столпа оного выше облак, и Бог гневом, духом уст

своих и духом бурном и нужном, столп сокруши, иныя же поби, прочих же

раздели на семьдесят и два языка. Един же Евер к сему делу и совету их не

приста, сего ради Бог помилова его: Адамова языка не отъят. От него же

евреи глаголются. Сих же раздели, да разделением друг на друга востают, и

сим преступлением мучатся. Бога егда глаголю – Отца и Сына и Святого

Духа во едином существе, яко же выше рех, и якоже и ту рече: «се

человецы язык един и уста една, елика восхотят и сотворят, нисшед

размесим я». И кому сия глаголати, аще бы не Троица? Таж посем

умножившимъся человеком и врагу поработившимся, и Богу болма на них

прогневавшуся и отступившу от них и диявол тако поработи я и во своей

воли нача водити все человечество. И оттоле начата быти мучители и

властцодеръжцы и царие, яко же первый Неврод, иже столп нача здяти, и

разделение ( Испр.; в ркп. разделением. ) языком бысть. Неврод нача

царствовати в Вавилоне, потом же Мисрем во Египте; таж во Асирии Вил

крепкорукий, иже и Крон, таж Бел и Белус и Белье и Вабал и Вельефегор и

Вельсавух и Вельсавав и Астарти, посем Ниние, таж Фор, иже и Арем, таж

повсюду многоразлична царьства раставишася, и кождо особного

царьствовати. Сице убо неблагочестне в человецех наченшуся царьству,

яко же рече Господь наш Исус Христос во евангелии: еже есть высоко в

человецех, мерзость есть пред Богом. И сице виде Бог погибающь род

человеческий и умилосердися о нем и Авраама праведника воздвиже, иже

Авраам Бога истинного позна и Бог возлюби его. И оттоль Бог преклонися

на милосердие к человечеству, и Авраама благослови и обетование дасть, и

наследника дарова ему Исака, и Исаку Иякова, иже есть Исраиль. И сице

обетова Бог Аврааму: яко отца многим языком сотворю тя, и царие из тебе

изыдут. И иже нашедше от чресл Авраама, Исакова и Иякова, и се

нарекошася людие, и прочий иже языци, якоже рече великий пророк

Моисей: «положи пределы языком, по числу ангел Божиих, и бысть часть

Господня Ияков, достояние его Иисраиль». И тако ( Испр.; в ркп. како. )

Господу Богу пасущу род исраильтеский, из Египта изведшу их рукою

крепкою и мышцею высокою, – Моисеом праведником и Исусом

Навгиным, и на землю обетованья поставившу их (в тогдашнее время

многоразличные повсюду царьствия, и иныя же Иисраилты потребиша), и

тако Богу соблюдающу род еврейский и подавающу судия и правителя, и

самому водящу их, даже и до Самоила пророка; но понеже по Адамлю

преступлению все человечество прелестию тогда покровено бысть и врагу

поработившуся, сего ради Иизраилты часто заповеди Божия преступаху,

прелыцающеся делы беззаконных язык. Богу же на них овогда гневающуся

193

и предавающу в порабощенье языком иноплеменным, овогда ж милующу и

свобождающу; егда убо отступаху от Бога и поклоняхуся идолом, тогда

предавше их, егда же взыскаху Господа, тогда свобожаше их. Сего ради и

сходя к немощи их и жертвы попусти им творити, не яко хотя от них сего,

но немощий сих попуская быти; аще и жрут, но токмо бы истинному Богу

жертву творили, а не бесом. Тако бысть и до Самоила пророка. Но

человека есть нечисть родственная, не восхотеша Иизраилтяни под

Божиим имянем быти и водими быти праведными слугами его, просиша

себе царя, и Богу вельми на них за сие прогневавшуся и дасть им царя