Текст книги "Послания Ивана Грозного"
Автор книги: Иван IV Грозный
Жанр:
Древнерусская литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Грозного – ср. записки Генриха Штадена «О Москве Ивана Грозного» (1925, стр. 84 -
85)]; в 1570 г. Висковатый был казнен Грозным при не вполне ясных обстоятельствах.
Отказ Висковатого (вместе с Шереметевым) участвовать в крестных ходах стоит,
вероятно, в связи с религиозными «сумнениями», обнаруженными Висковатым в 1554г.,
когда он, протестуя против новых икон, «вопил во весь народ» и навлек даже на себя
специальную соборную эпитимию, где ему предписывалось «ведать свой чин» и не
воображать себя «головой», будучи «ногой» [см.: Акты Археограф, экспед., т. I, № 238;
специальный «Розыск» по этому делу издан в Чтениях ОИДР (1858, кн. II, отд. III)].)).
И на то смотря, все не почали ходити. А дотудова все православное
христианьство, и з женами, и со младенцы .ва кресты ходили, и не
торговали того дни, опричь съестного, ничем. А хто учнет торговати, и на
том имали заповеди. А то все благочестие погибло от Шереметевых.
Таковы те Шереметевы! И нам видится, что и в Кирилове потому же хотят
благочестие потребити. А будет хто речет, что мы на Шереметевых ( В
рукоп. описка: Шеремететевых. ) гневом то чиним, или Собакиных для, -
ино свидетель Бог и пречистая Богородица, и чюдотворец Кирил, что
монастырьскаго для чину и слабости для говорю. Слышал есми у вас же в
171
Кирилове свечи не по уставу были по рукам братии на празник: ини и тут
служебника смиряли. А Асаф митрополит не мог уговорити Алексия
Айгустова, чтобы поваров прибавити перед чюдотворцовым, как при
чюдотворце было немного, да не могли на то привести. Да и иных много
вещей крепостных и у вас в монастыре творилося, и за малые вещи
прежние старцы стояли и говорили. А коли мы первое были в Кирилове (В
рукоп. сверху приписано: монастыре (в других списках нет).) в юности (А коли мы
первое были в Кириллове в юности. – Имеется в виду, очевидно, поездка царя в
Кирилло-Белозерский монастырь в 1545 г. (ПСРЛ, XIII, 147 и 446).), и мы
поизпоздали ужинати, занеже у вас в Кирилове в летнюю пору не знати
дня с ночию, а иное мы юностным обычаем. А в те поры подкеларник был
у вас Исайя Немой. Ино хто у нас у ествы сидел, и попытали стерьлядей, а
Исайи в те поры не было – был у себя в келий, и они едва его с нужею
привели и почал ему говорити хто у нас в те поры у ествы сидел – о
стерлядех и о иной рыбе. И он отвечал так: о том, о-су, мне приказу не
было, а о чом мне был приказ и яз то и приготовил, а ныне ночь, взяти
негде. Государя боюся, а Бога надобе больши того боятися. Етакова у вас и
тогда была крепость, по пророку глаголющему: «правдою и пред цари не
стыдяхся». О истинно сия есть праведно противу царей вещати, а не инако.
А ныне у вас Шереметев сидит в келий что царь, а Хабаров к нему
приходит, да и иныя черньцы, да едят, да пиют что в миру. А Шереметев
нивести с свадьбы, нивести с родин, розсылает по келиям пастилы,
ковришки и иныя пряныя составныя овощи, а за монастырем двор, а на
нем запасы годовыя всякия. А вы ему молчите о таковом великом пагубном
монастырьском бесчинии. Оставим глаголати: поверю вашим душам! А
инии глаголют будто де вино горячее потихоньку в келию к Шереметеву
приносили: ано по монастырем и фряские вина зазор, не токмо что
горячие. Ино то ли путь спасения, то ли иноческое пребывание? Али было
нечим вам Шереметева кормити, что у него особныя годовыя запасы были?
Милыя мои! доселе многия страны Кирилов препитывал и в гладныя
времена, а ныне и самех вас в хлебное время, толико бы не Шереметев
перекормил, и вам бы всем з голоду перемерети. Пригоже ли так Кирилову
быти, как Иасаф митрополит у Троицы с крылошаны пировал, или как
Мисайло Сукин в Никитцком и по иным местом, якоже вельможа некий
жил, и как Иона Мотякин и инии мнози таковы же, который не любят на
собе начала монастырьскаго держати, живут? А Иона Шереметев таково же
хочет без начала жити, как и отец его без начала был. И отцу его еще слово,
что неволею от беды постригся. Да и тут Лествичник написал: «видех аз
неволею Постригъшихся, и паче вольных исправившихся». Да то от
невольных! А Иону ведь Шереметева нехто в зашеек бил: про что так
безчиньствует?
И будет такия чины пригоже у вас, то вы ведаете: Бог свидетель
монастырьскаго для безчиния говорил. А што на Шереметевых гнев
держати, ино ведь есть его братия в миру, и мне есть над кем опала своя
172
положити. А над черньцом что опалитися или поругатися? А буде хто
молвит, что про Собакиных, и мне про Собакиных непрочто кручинится.
Варламовы племянники хотели были меня и з детьми чародейством
извести, и Бог меня от них укрыл: их злодейство обьявилося и потому и
ста лося. И мне про своих душегубцов непрошто мстить. Одно было ми
досадно, что есте моего слова не подержали. Собакин приехал с моим
словом, и вы его не поберегли, да и еще моим имянем и поносили, чему
суд Божий произошел быти. Ано было пригоже нашего для слова и нас для
его дурость и покрыти, да вкратце учинити. А Шереметев о себе приехал, и
вы того чтете и бережете. Ино уже не Собакину ровно; моего слова болыпи
Шереметев; Собакин моего для слова погиб, а Шереметев о себе воскрес.
Про что Шереметева для год равен мятежь чинити, да то кою великою
обителию волновати? Другой на вас Селивестр наскочил, а однако его
семьи (Варламовы племянники хотели были меня чародейством извести...Другой на
вас Селивестр наскочил, а однако его семьи. – «Варламовы племянники» – это,
очевидно, Калист, Степан и Семен Собакины, упоминаемые среди казненных, в
царском Синодике [см. текст Синодика в «Сказании кн. А. М. Курбского» Устрялова
(стр. 390) и в цитированной статье С. Б. Веселовского (стр. 338 – 340)]. Время казни
Собакиных точно не известно; их возвышение относится к концу 1571 г., в связи с
кратковременным браком Ивана IV с Марфой Собакиной (умерла 13. XI, вскоре после
свадьбы); Калист (Калинник) Собакин выбыл из разрядных списков в 1573 г. (Древняя
Российская вивлиофика, ч. XX, стр. 53). Во всяком случае, как прямо указывает царь, в
начале «смущения» в Кирилло-Белозерском монастыре (т. е. за год до написания его
послания) «еще Собакиных тогды перед нами измены не было» (см. стр. 189); в момент
написания комментируемого послания царь, хотя уже знал об этой «измене», все-таки
был попрежнему недоволен излишним пристрастием монастыря к Шереметевым за
счет Собакиных. – «Селивестр», сходством с которым («однако его семьи») царь
попрекает монастырь, – это, конечно, благовещенский протопоп Сильвестр, участник
«избранной рады» (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 10 и
25); царь намекает, очевидно, что руководство монастыря, подобно Сильвестру,
претендует на роль руководителя и наставника при нем.). И што было про
Собакина, для моего слова, на Шереметевых мне гневно, ино то в миру
отдано. А ныне во истинну монастырьскаго для безчиния говорил. А не
было бы страсти, ино было и Собакину с Шереметевым непрошто
бранитися. Слышах неоткоего брата вашея же обители, безумныя глаголы
глаголюща, яко Шереметеву с Собакиным давная мирская вражда есть.
Ино то ли путь спасения и ваше учительство, что пострижением прежния
вражды не разрушити? Како же отрещися мира и вся, яже суть в мире, и со
отъятием влас и долу влекущая мудрования соотрезати, апостолу же пове-
левшу «во обновлении живота шествовати»? По Господню же словеси:
«оставите любострастных мертвых погребсти любострастия, яко же своя
мертвеца. Вы же шедше возвещайте царствие Божие». И только
пострижением вражды мирския не разрушити, ино то и царства, и
боярьства, и славы никоея мирския отложити, но кто был велик в бельцех, -
тот и в черньцех? Ино то по тому же быти в царствии небесном: кто здесе
богат и велик, тот и там богат и велик будет? Ино то Махметова прелесть,
и как он говорил: у кого здесе богатьства много – тот и там будет богат; кто
173
здесе велик и честен, тот и тамо. И ина многа блядословил. Ино то ли путь
спасения, что в черньцех боярин бояръства не състрижет, а холоп
холопъства не избудет? Да како апостолово слово: «несть еллин и скиф,
раб и свобод: вси едино есте о Христе»? Да како едино, коли боярин по
старому боярин, а холоп по старому холоп? А Павел како Анисима
Филимону братом нарече, его существенаго раба? А вы и чюжих холопей к
бояром не ровняете. А в здешних монастырех равеньство и по се время
держа лося – холопем и бояром, и мужиком торговым. И у Троицы при отце
нашем келарь был Нифонт, Ряполовскаго холоп, да з Бельским з блюда
едал. А на правом крылосе Лопотало да Варлам невести кто, а княжь
Александров сын Васильевича Оболенъскаго Варлам на левом. Ино смотри
же того: коли был путь спасения, холоп з Бельским ровен, а князя доброва
сын с страдники сверстан. А и перед нашима очима Игнатей Курачев,
белозерец, на правом крылосе, а Федорит Стушшшн на левом, да ничим
был от крылошан не отлучен, да и инде много того было и доселе. А в
Правилех великаго Василия написано есть: «аще чернец хвалится при
людех, яко добра роду есмь, и род имея, да постится 8 дней, а поклонов по
80 на день». А ныне то и слово: тот велик, а тот того болыни, – ино то и
братьства нет. Ведь коли ровно, ино то и братьство, а коли не ровно,
которому братьству быти? – ино то иноческаго жития нет. А ныне бояре по
всем монастырем то испразнили своим любострастием. Да и еще реку сего
и страшнее: како рыболов Петр и поселянин Богослов и станут судити
богоотцу Давиду, о нем же рече Бог, яко обретох мужа по сердцу моему, и
славному царю Соломону, иже Господь глагола, яко «под солнцем несть
такова украшена всяким царьским украшением и славою», и великому
святому царю Констянтину и своим мучителем, и всем сильным царем,
обладавшим вселенною? – дванадесять убогих учнуть судити всем тем. Да
и еще и сего страшнейше: рождыная без семени Христа Бога нашего, и в
рожденых женами болий Креститель Христов – те учнуть предстояти, а
рыболови учнут на 12 престолу се дети и судити всей вселенней. А Кирила
вам своего тогды как с Шереметевым поставити – которого выше?
Шереметев постригся из боярства, а Кирило и в приказе у государя не был
(Как же отрещися мира...а Кирило и в приказе у государя не был. – Об антибоярских
тенденциях Грозного в комментируемом посланий см. выше, стр. 464 – 466. – Цитата из
Евангелия царем переделана (в подлиннике просто: «оставьте мертвым погребать своих
мертвецов»; ср. об этом: И. Н. Жданов, ук. соч., стр. 143). – Кирилл Белозерский,
основатель Кирилло-Белозерского монастыря, жил в XIV – начале XV в.; он был
казначеем у своего родственника, московского окольничего Вельяминова.). Видите
ли, куда вас слабость завела? По апостолу Павлу: «не льститеся, тлят бо
обычая благи беседы злыя». Не глаголи никто же студныя сия глаголы: яко
только нам з бояры не знатся – ино монастырь без даяния оскудеет. Сергей,
и Кирил, и Варлам, и Димитрей, и инии святии мнози не гонялися за
бояры, да бояре за ними гонялися, и обители их распространилися:
благочестием монастыри стоят и неоскудны бывают. У Троицы в Сергиеве
благочестие иссякло и монастырь оскудел: ни пострижется нихто и не даст
174
нихто ничего. А на Сторожех до чего допили? (А на Сторожех до чего допили? -
Имеется в виду Саввин Сторожевский монастырь вблизи г.Звенигорода. Данное царем
описание непробуднопьяного монастыря, которого даже и «затворить некому»,
напоминает известный сатирический памятник XVII в. – «Калязинскую челобитную».)
– тово и затворити монастыря некому, по трапезе трава ростет. А и мы
видали – братии до осмидесят бывало, а крылошан по одиннацати на
крылосе было: благочестия ради болми монастыри распространяются, а не
слабости ради.
Приидем же паки на Великаго Илариона списание, и тамо реченно есть:
«Вси, иже мира сего отвергшеися, иже образ иноческий приемшеи и крест
Христов на рамо вземши, иже апостолом нарекшися наместницы, да
возлюбим нравы их, их же образ носим, да последуем их, им же и ученицы
нарекохомся, да возненавидим земная вся, яко же и отцы наши! Приидете,
вопрошаем самовидца и слуги словесе Божия, любимаго Христова
ученика, возлегшаго на перси Господня и почерпъшаго мудрость от них;
приидите мятущийся в земленых; приидите на двое мыслящий, мирских не
отвергъшеися, и вечную жизнь усвоивше; приидите вопрошаим Иоанна
девьственника, и повесть ны полезная. Глаголи нам, глаголи Иоанне
Богослове, что сотворим, да спасемся? Ними хитростьми муки избудем и
вечную жизнь обрящем? Хотели быхом царствия небеснаго, но не истинно
есть хощем, – не видимо бо есть то ныне. На любовь же мира сего
укланяемся, любим злато, берем имение, любим храмы светлы, любим
славу, и честь, и красоту, видима бо суть всем пред очима. Повеждь ны
истинну, апостоле, и разсуди прю нашю, и смири ны, да вси едино мыслим.
Сущий бо в нас богатии мниси безименныя укоряют, и безъименнии
богатых осужают. Отвещай ны, красота апостольская Иоанне, отвещай к
сим, громогласная уста, и возгласи: Аз же яко слышах и видех от самого
словесе Божия, такоже и проповедаю, и ни единаго же вас обинуюся,
истинно и велегласно глаголю: «Не любите мира, ни яже суть в мире. Аще
бо кто любит мир сей, несть любви отча в нем, яко все, еже в свете сем
похоть плотьская и похоть очная, гордыни житейская. Несть от отца, но от
мира сего. И мир сей мимо ходит и похоть его, а творяй волю Божию
пребывает вовеки». Се убо, о нем же мя вопрошаете, отвещах. Слышахом
убо от тебе реченная, апостоле Христа Бога, и вемы, яко истинна то есть.
Но овем от нас угоден является глагол твой, понеже аки по них глаголет,
другим же аки неугоден, им же премену жития им глаголаше: убо не
можем увыкновенных оставити и начати необычное житие. Тяжко бо си
творим, еже навыкше по обычней келий, и много имущей, и на вся
взирающе, веселимся: таже паки во един час тщу и ничто же имущу
сотворити ю, преже богату слышавшуся и множеством владеющу, паки же
убогу и нищу от всех взываему быти? Таковых ради тяжка нам являются
словеса твоя, о апостоле Христов! К сим же апостол: како убо словеса моя
неудобь творима вам являются? Не аз ли есмь апостол глаголавшаго:
«приидете ко мне вси тружающеися и обременении и аз покою вы.
175
Возмите иго мое на ся, иго бо мое помазано и бремя мое легко есть»? Аз бо
есмь благословеннаго Бога апостол, незлобивый зватай в небесное его
царствие. Звание же мое сицево: друзи возлюблении и братия, оставите
земная, да небесная приимете. Пребудите в нищете на земли, да в вышних
обогатеете. Пребудите во алкоте и в жажди во время се, и по мале
прешедше в вечная жилища, и насытитеся, и возрадуетеся радостию
неоскорбляемою. Егда в пагубу и вотще велю вы мирская отврещи? – но на
восприятие сущих выше мира. Вем же, яко слабости ради вашея и
невоздержания, сластолюбия же и златолюбия, и миролюбия словеса
спасеная трудна вам бывают. Еже не по истинне собрати имение, и славну
быти, не всем подобно в человецех бывают. А еже расточити собранная и
раздаяти имение всем мощно есть и ни мале труде причастно. Аще бо
хощете быти истиншш богочетцы и небеснии человецы, в земных себе ни
мало вменяйте: потаитеся зде да тамо явитеся, помолчите ныне да тамо со
дерзновением ко отцу возглаголете, и будете яко чада присная Богу и
наследницы царствия его. Се убо слышахом, братия, апостолово слово и
учение, яко не обинуяся глагола нам. Сице, возлюбленная братия, да
разсудим: их же житие в мире сем, ведуще, яко по времени когождо
прешествие отсюду настоит, и сего ради понудимся, да не укоризны и
смеха достойно житие поживем зде, паче же плача и муки достойни
явимся, аще жизнь мира сего любезно лобзаим. Но подвигнемся, но
потщимся, да в вечнем пребывалищи написани готови явимся в Вышнем
Иерусалиме, во граде небеснем, иде же имена крестившихся написана
суть, их же отход от сюду неведом, их же сам Господь зватай, и путь, и
вожь, и свет, и правитель в царствие небесное, их же образ ризный странен
и нелеп, никоей же земли приличен, одеяние черность имущее,
возвещающе зде сетованное и плачевное житие. Мы же образ таковаго
одеяния носяще и приплетаемся земных вещей, яко мирьстии, учащаем
нивы, исполняем гумна, украшаем храмы, удивляем до мы, приносим имя
свое ко всем человеком, яко дивно. А о том, ямо же въскоре отидем, не
хощем ни в мысли нашей помянути: то чим есмы хуждьши мирских. Мира
держимся: еже бо видим у мирских что дивно, тогда всею силою
подвизаемся, дабы у нас тоже было. А не помянем, яко того есмы всего
отречени в постригании нашем, и всего мира и яже суть в мире. Аще ли се
лжа, да попытаемся, аще ли тако есть: не имеем ли сел, яко же и миръстии,
не словут ли нивы чернеческия, и езера, и пажити скотом, и домове твердо
ограждени, и храмы светли? не имеем ли ковчеги со имением твердо
хранимы, якоже и мирстии домодержцы? не красуем ли ся блистанием
златным и веселимся светлостию ризною и величаемся? не обеди ли и
празницы мирских нами полни бывают? не мы ли взимающи мирския
богати на обеде у себе посажаем, большее дерзновение хотяще к домом их
имети? не на брацех ли у них мы председаем? не наша ли рука выше всех
презвитер возвышаема, чаши прекращающи? не наше ли око вся седящая
обзирает? не наше ли горло в народе пира бряцая многи укоры? Християне
бо заповедь Спасову творяще вводят ны в домы своя – ово молитвы ради,
176
ово милостыню творяще. Мы же своего чина не храняще в мале поседим
поникши, и потом возведем брови, таже и горло, и пием, донеле же в смех
и детем будем. Его же пияньства мнози и мирстии хранятся. Мерзость бо
им есть тоже и на нас есть видети безгодное упивание. Таковое бо
безчиние и упивание троя вины приносит любящим его: первое – телеси
недуг, второе – от человек укор и смех, третие – души падение и ума
наступление. То ним лучьши есмы мирских? – ни чим же. Не хвалу ли
любим, а укоризны не терпим? Не светлою ли ( В рукоп. описка: лю. ) ризою
и драгою красуемся, раздранныя же не хощем ни в келий нашей видети?
Не принесшего ли приемлем с любовию, паче тща пришедшаго? Почто
двери келий своих твердыми замками утвержаем? – яве, яко днешняго ради
лежащаго в ней имений. И яко же епарху некоему умершу, мнози бояре на
место его мздятся, богатьства ради сана того, и славы, и чести от всех. Тако
и в нас, убогих, подобие мирское бывает: умершу бо коему игумену, или
иконому, мнози от нас востанут, наместие его тщашеся прияти (и се
таящеся един от другаго, а всем ведомо суще), ови мздами, а неимущей же
ласками, яко змия, яд хотяще излияти на искренних. Что же се? – яве яко
имения ради. Оле смеха достойно житие наше! Ни есть ни единаго же в
нас преподобных отец, ревнующе добрым делом, молитве, бдению, посту,
безоименьству, нищете самовольней и прочим таковым: но умерыну в нас
коему богату мниху, и душю свою того ради погубившу, оставшеи мы,
ревнующе пагубе его, на место его въскакаем, и сладко си творим, в пагубе
его и мы увязнути. Да онем их же житию и делом чюдеса последоваху им,
не хощем житию ревновати и делом их подобитися, но сих, их же житию и
имению пагуба последова, тем же ревнуем, злата ради и имения, еже
имеша на мало дней, и отидоша нази от всех, яко и рожени. Да яко же в нас
стари и неистови и лакоми на имение, и сверепи на жены, и до смерти не
осташася любви именныя, – тацы же и юннии мниси по них суще; нравы
яко отеческия приимше, держим и тем величаемся. И аки по отеческим
следом воследующим, не ведуще окаяннии, яко же бо нелепо мертвец на
конь всажен, тако же и мних власть в мире прием: но овому свое есть, еже
во гробе вложится, овому же, еже в келий затворився плакати грех своих, и
всячески нудитися, еже удалитися всего честнаго в мире сем. Аще ли
мертвый на коне, инок же власть держа, то обое кроме естества. Мирскому
бо мирская подобает строити, а иноку иноческий путь правити, не
касающеся ни десных, ни шуих. Красно есть, во истинну, и мнозей хвале
достойно, иже видети мужа в миру, отрицающася мира и иже в нем
красных и легких, и отметающа имения и бывающа инока. Хульно же и
проклято, еже видети мниха, сан в мире приемлюща и мирская строящу, и
богатьство беруща: он бо, надежею жизни вечныя, отметается жизни сея и
бывает чадо свету и дни. Сей же, неверованием о жизни вечней, отметает
обнищание, иже Христа ради обещася, и бывает друг свету сему, враг же
Божий по глаголу брата Господня Иякова. Сего ради смеху бываем и
поганым, и Христова вера хулится нас ради от них. Глаголют бо: како вы,
мниси, поведаете бо жизнь вечную быти и воскресение мертвым, его же
177
ради и постригаетеся? А ныне видим вы, и старыя и младыя, яко кождо вас
власти от царя и от вельможь ищете, от бояр же имения, от убогих же
чести и поклонения. Да како жизнь вечную мните ( В рукоп. маните; испр.
по П Ц. ), а сея жизни, и славы, и чести, и имения ни мало себе отмещете?
Нам мнится, яко вы друг другу о жизни вечней лжете. На любви бо вашей
света сего знати есть, яко не зело хощете оного жития: дадите нам имение
ваше и злато, а вам вечная жизнь. Се же аз, братие, своима ушима слышах
от некоего погана. И дивно ми есть, яко же и погании ведят о нашем
неустроении и поношают ны, како достоит иноку быти олиховану всего во
свете сем, иночьну быти житием и делом. Тем же аще поганым бываем в
соблазн придержания ради света сего, кольми паче християном, ведущим и
слышащим по вся дни в церквах жития святых и преподобных отец, и
видящим им нас не по подобию тех живущих, их же образ носим, то чим
странни являемся, свету сему делом нашим и нравом с мирскими
счетающим нас. Се бо мысль наша, и беседа всегда, и советование, якоже и
всех мирских жителей. Не о ползе душевней совокупление наше, и беседа,
и совет, но о потребе. Егда бо ся совокупим, то не о горнем житии и о
пользе душе в ней советуем, но о княжий пределии и набдении, о доброте
милостивней, о прихожении християн, и о приношении их, и о красоте
церковней, и о покаянии богатых сынов, и о любви бояр, о познании
богатых, о богатьстве монастыря, о множестве сел, и о наместии игумене,
и о приятии старейшиньства. Что же много начати и глаголати? но о всех
сущих в мире сем и мыслим, и совещаемся, яко же и вси сущии в мире. Ни
един же от нас мыслити или советует от сущих выше мира и о исправлении
( Испр. по Ц; в рукоп. правлении. ) жития. Аще бо быхом тех искали, нане же
нарекохомся, о том быхом и совет творили, и друг друга узревше со
слезами быхом глаголали: како тя, брате, Бог ведет, како идеши? И ответ
быхом тако рекли: увы мне, брате мой, яко пришельствие мое удалихся,
вселихся в пропасти темныя. Ты же сам, любезне, како? спеет ли ти «я? Ей!
аще не бы Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя.
Паки ин ко иному: како, брате? Яко падохся и не имам дерзновения в
молитве к Богу, но студом и срамом покрываюся. Аз согреших на небо и
пред тобою и уны во мне дух мой, во мне смутися сердце мое. А ты, брате,
како? Яко исполнися зол душа моя и живот мой аду приближися,
привменен бых с низходящими в ров. Ты же како? Мне убо жадит сердце к
Богу подвигнутися, и дух мой загорается на любовь его: но плоть немощна,
брате мой, и мысль разслабляющи, и не вем, что сотворю. Но молю тя,
возлюбленне, помози ми, в молитве твоей, цы Господь укрепит мя. Ин паки
другаго вопрашает: како, брате? Возскорбех печалию моею, и смутихся от
гласа вражия, и от стужения грешнича, глаголющаго: несть ти спасения в
Бозе своем. Господь же заступник ми есть. А ты, брате? И мене одержаша
болезни смертныя, и потоцы беззакония смутиша мя, и болезни адовы
обыдоша мя, предвариша мя уже сети смертныя, и в скорби моей точию
Господа призываю, – цы Господь поможет ми. Сам же како пребывавши,
любимиче? О возлюбленне о Христе! увы мне, яко внидоша воды
178
соблазныя до душа моея! углебох в тимении блуднем, и несть постояния.
Приидох во глубины греховныя и буря потопи мя отчаяния. Другому паки
глаголюща: во мне смутися сердце мое исхода ради, и страх смертный
нападе на мя, боязнь и трепет Страшнаго судища прииде на мя, и покры мя
тма недоумения, что сотворити: но возвергну печаль на Господа, да той
сотворит, яко же хощет. Хощет бо всем человеком спастися! О братие
возлюбленная ми о Христе! Слышасте уже, яко повыше назнаменах, како
совет творят, иже воистинну в мире сем аки гости и пришельцы суть: иже
аще тако скорбят зде, во оном веце не опечалятся. Иже бо зде сами
предадятся скорбем и печалем, тамо пикая же печаль срящет их, но
веселие и радость, и дарове вечнии, и житие с Господем Богом. Аще бо и
кождо нас да дается, но по вся дни о душе да мыслит и глаголет, а не о
мирских. То яве есть, яко поможет ему Господь и укрепит. И добро бо нам,
яко пришельцем и странником, зде скорбети о отечестве нашем, и друг
другу съвопрошатися о путех, лежащих ко граду их, и о приседящих
разбойницех, и како возмощи без вреда пройти. Вси же путницы не
соступают на иныя стезя с пути ведущего их во град, вонь же идут. Аще ли
сступят, зело укаряют свое шествие, глаголюще: какого убо укора несм
достойни, о том беседующа и то въступающе не на неже изыдохом, ни амо-
же грядем? Но да увемы, от чего же в нас бывает дым (да мне зрится), аще
не от огня? Сице и беседа мирская, аще не от любви мирския: любим бо
мир, да и глаголем о нем. Его же бо не имеет храмина – двери не износят; и
его же бо сердце не имеет – уста не глаголют. И на беседовании нашем
знати есть любовь сего жития во уме есть нашем, еже и на нравех наших
истее увесться. Иде же бо царь сущим под ним дает, яко же достоит, ту же
и мы с мирскими смешающеся, просим у него потребы. Что ради? Еда
стражем о нем и до крове борем? еда дань ему платим? егда кую потребу
от нас имать? Не имать ли кому даяти, воем, и всем стражем, и борющим
по нем, ту же и мы мятемся, от них же свободил ны бе Христос
беспечальным житием, претыкание миру бывает. Аще ли глаголем:
спасения ради своего дают нам эцарие и боляре его ( Испр. по ЦП; в рукоп.:
боляре его и царь ей (сходно в КТ) ). Все добро спасения ради, но да
блюдемся, егда не по онех умышлению дают нам милостыню, но по
нашему прошению. Аще бо быхом хотяще без осужения приимати от них,
паче полезнейше к Богу припадали быхом, и у того просили быхом,
глаголюще: Господи! ты вся веси, ты веси, что требует тело наше о кормли
и одежди, и яко же волиши, тако устрой. Токмо спасения души и прощения
грехов от человеколюбия твоего прошу, а о довели плоти моея создавый мя
сам веси, что требую. И тогда седящим нам в келий, комуждо, аще бы кто
что принесл потребное нам, то яко от Бога со благодарением прияли
быхом, или от царя, или от некоего властелина, или проста людина: нашю
бо потребу мощен есть всяк человек сотворити. Не многоценна бо одежа и
проста кормля довлеет нам, – проста бо одежа и кормля мощен есть кождо
нас (аще бо хощем, можем), и без приимания чюжаго, стяжати от
рукоделия своего. Аще ли любим взимати от них, и теми потребу имети, то
179
осудит ны вдовица и оградник, ова от руку своею кормяще чада си, ов же
на лискари тружаяся и кормя всех сущих в дому своем. Мы же, единицы,
безженнии, и безчаднии, и бездомови, в лености своей не хотяще от руку
своею единаго хлеба стяжати, и сего ради, яко безручни от чюжия силы
насыщаемся. Аще ли кто от нас глаголет: с миряны сключилося есть жити,
и близ мира, да нужа ны есть приимати, еже аще дают ны. Худ той извет
есть, братие. Спаситель наш Христос не в мире ли бысть, и апостоли его
вси ( В рукоп.: то егда имяху что (сходно в К); испр. по П. ) что тогда
имяхую разве пять хлебов и двою рыбу? И на предание Христово двема
ножема токмо обрестися в них. И нудяще я неи-меньство, яко же и в другая
времена и класы истирающе ясти. Что же ли речем, лише того имеюще, и
последний апостолом именующеся (да, имяны их любим зватися, жития же
их не подражаем)? Еже бо излише покрова телу и насыщения утробе
востребуем что, – уже не нужею, но изволением попираем обет. Почто же и
взываем преже нас бывшыя иноки святыми отцы, а сами ныне не хощем,
яко сынове их, отец своих нравы и делы краситися? Тем же елико лише
онех мира держимся, толико же их отрицаемся: не суть отцы наши».
Последи же многа ( Вставлено по смыслу; в рукоп. нет (нет также в
КТЦП) о сем писано бышя, аз же се волею премину: понеже высота
словеси мало небес не превосходяще, иже хотяше вам о сем быти, не мала
туга и скорбь, душя вашя объяти хотяше. Понеже яко равно аггелом,
толико отстояще от нынешняго жития сих святых пребывания, яко не
токмо телеси, но и самая душя Христа ради не брегущи, на земли сущи, со
ангелы жительствующе, яко же написа о сих Великий Иларион, подобно
яко же во Ануфрии Великаго житии лежит. Мы же к коньцу слова да речем
Великаго Илариона: «Увы мне, единому ум уступает ми, помянувше
любовь, юже имяху ко Господу преподобнии тии, яко тако пожиша любве
его ради, и вся та претерпеша, да угодницы Христови прозовутся. Мы же
аще и един час главою поболим, или прыщь на теле нашем узрим, то в
борзе всем знаемым нашим возвещаем. Аще ли разболимся, то не яко
иноцы, но яко мирстии: осядут бо ны и друзи наши советы творяще, кое
убо былие ключается на оздравление наше. Тогда же и женьския руки тело
наше осязают и мажют, льготу творяще. Отходят же воздыхающе, и мы по
них зряще жалим си и до слез. И от сего разумети есть, яко ни в начатце
отметания нашего, ни в юности, ни в старости, ни в здравии, ни в болезни,
ни во исход души, мира сего отметаемся, но и еще любим и держимся его
неотступно, донелиже и душа наша в теле нашем есть».
Сия убо написахом мало от многа. Аще хощете высочайши сего ведети,
и вы сами болыни нас весте, и много в божественом писании о ( В рукоп.
нет; вставлено по Т. ) сем обрящете. И будет помните то, что яз Варлама из
монастыря взял, ево жалуючи, а на вас кручиняся; ино Бог свидетель -
нпкако же иного ничего для, развее того для велели есмя ему быти у себя -
как пришла волна та, а вы к нам немного известили, и мы Варлама
180
приказали про его безчиние посмирити по монастырскому чину. А
племянники его нам сказывали, что ему от вас для Шереметева утеснение
велико. А еще Собакиных пред нами и тогды измены не было. И мы
жалуючи их, велели есмя Варламу у себя быти, а хотели есмя его
распросити: за что у них вражда учинилася? да и понаказати его хотели,
чтобы в терпении был, что будет ему от вас скорбно, зане же иноком
подобает скорбьми и терпением спастися. И зимусь по него потому не
послали, что нам поход учинился в Немецкую землю (поход учинился в
Немецкую землю. – Как справедливо указал И. Н. Жданов (Сочинения царя Ивана
Васильевича, стр. 98 – 99), речь идет о походе на шведскую Ливонию в начале 1573 г.
(см. выше, комментарий ко второму посланию Иоганну III, прим. 1).). И как мы ис
походу пришли, и по него послали, и его розпрашивали, и он заговорил