Текст книги "Зависть богов (СИ)"

Автор книги: Ирен_Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

– Вы потом еще возвращались на Шебу?

– Да, возвращалась. И не стажером. Я уже сама возглавляла мобильную группу. Это было поощрение за то, что сохранила все отснятые бригадой материалы. Но на «Иблис» я не возвращалась. Самые ожесточенные бои шли за город-маточник и в окрестностях перевала Хаб. Пришлось даже пострелять. Потом я нашла себе приключение на Лире, а дальше… Дальше почитайте в инфранете.

– Я уверена, что Станислав Федотыч вспомнит, – сказала Кира. – Он, правда, не любит говорить о войне, о службе, только по необходимости, но помнит, я уверена, он все помнит. А этот эпизод тем более! Женщина, одна, в джунглях!

– Вы думаете? В его насыщенной военной биографии есть немало ярких событий, которые мое участие явно затмевают. Вот хотя бы штурм Маяка. Но если вспомнит… Я против ничего не имею.

Решений, которые Корделия подвергала корректировке или отменяла, было немного. Хватило бы пальцев на одной руке, чтобы их пересчитать. Решение спрятать Мартина на «Космическом Мозгоеде» грозило стать одним из тех, которое задействует вторую руку.

На первый взгляд, решение выглядело обоснованным. Одиночество и отсутствие привязанностей имеют неоспоримое преимущество – полная свобода действий. Нет необходимости оглядываться или просчитывать трассу с учетом станций «гашения». Можно двигаться только вперед, к цели, участвовать в самых рискованных маневрах и побеждать. В этой автономности был главный секрет Корделии Трастамара – она не боялась. Потому что у нее не было никого и ничего, чем бы она не могла пожертвовать в течении тридцати секунд. Пролившийся из опрокинутого иллюминатора космический холод раз и навсегда обесценил все привычные атрибуты.

Да, она получила наследство. Да, она довольно успешно управляла холдингом. Да, ей удавались большинство из задуманных ею финансовых комбинаций. Но она никогда по-настоящему всем этим не дорожила. Это было всего лишь доверенное ее попечению имущество. Суррогат истинного смысла. Кто доверил? Или что? Не так уж и важно. Она работает энергичным и даже увлеченным смотрителем этого имущества. Когда придет время, она передаст это имущество своему преемнику, кем бы он ни был. Она может потерять часть этого имущества, может даже растратить. Правилами это допускается. Но через какое-то время она все же выплатит кредит и покроет недостачу. А ничего особо ценного у нее и нет. Все ценное, прошитое в сердце кровавой нитью, она потеряла, и с тех пор она всего лишь сотрудник по контракту и лишиться своей работы не боится.

Этот ее контракт на имущество вовсе не означал, что и окружающих ее людей она так же рассматривала как дополнительный параграф к соглашению. Корделия выбирала себе в соратники людей той же эмоциональной отстраненности, тех, кто, подобно ей, пережил смерть близких, крушение надежд, утрату смысла, тех, кто падал и поднимался, умел терять и начинать все сначала.

Заблуждением было бы считать, что все до единого сотрудники холдинга принадлежали к этой категории. Конечно нет. У большинства были семьи, дети, престарелые родители, кредиты, дом и новый флайер. Было бы несправедливо подвергать их будущее рискам. Поэтому от своего юридического отдела Корделия потребовала внести в контракты такие пункты, при задействовании которых сотрудник выходил бы из форс-мажорных обстоятельств с наименьшими потерями.

Это очень по-человечески – бояться. Бояться потерять своих близких, потерять свое имущество, потерять свое здоровье. Теперь и Корделия оказалась в этом большинстве. Она боялась. Ей было кого терять. Прореха в доспехах, привязанность, веревочка, за которую можно потянуть и задушить. У нее есть Мартин. Если кому-то придет в голову шантажировать ее Мартином, последствия будут ужасны. Для всех.

Несколько лет назад ее уже пытались шантажировать. Угрожали взять в заложники ее мать, Катрин Эскот. Корделия не общалась с этой достойной дамой много лет, с того дня, когда мать приехала к ней в госпиталь на Селене, где разместили выживших с «Посейдона». Эскот-старшая явилась, вероятно, с самыми благими намерениями, несмотря на то, что теплые отношения их не связывали, но Корделия ее не узнала. Нет, информация из хранилищ памяти поступала исправно, но дочь встретила мать полным безучастием. Окинула ее взглядом и вдруг в ответ на утешения произнесла: «То, что во мне, правдивей, чем игра, а это все наряд и мишура»*. И Катрин, оскорбленная, удалилась.

С тех пор она жила на Аркадии и при необходимости обменивалась с Корделией текстовыми сообщениями. Эскот-старшая три раза выходила замуж, и каждый ее последующий муж был младше предыдущего. Перед очередным замужеством Корделия получала счета из клиники пластической хирургии. Когда на терминал поступило сообщение «переведите требуемую сумму на такой-то счет, иначе ваша мать будет похищена», Корделия восприняла это как неудачную шутку. Не задумываясь, она ответила, что, если похищение состоится, то шантажистам придется доплатить не менее двухсот тысяч, чтобы Корделия согласилась забрать похищенную обратно. Позже выяснилось, что неудачливым шантажистом оказался второй, уже попавший в отставку, муж матери, молодой актер.

– Вот дурак, – сказала Корделия своему начальнику СБ, – лучше бы просто денег попросил. У него было бы больше шансов.

С тех пор ее шантажировать не пытались. Вероятно, более опытные мошенники тщательно изучали историю их семейных отношений.

Мартин не имел с ней ни одного общего гена. Он даже не был человеком. Он был киборгом. Малоинтересная добыча, но его ценность была известна как раз тем людям, с кем Корделия затеяла противостояние. Она чувствовала, как подспудный страх подтачивает ее, ослабляет. Она даже сомневалась в содеянном.

Зачем было ввязываться в авантюру с «DEX-company»? С этой покупкой акций она влезла в очень серьезные игры, затронула сферы наиболее влиятельные в Федерации. Зачем? Разве она не смогла бы найти Мартину убежища? Разве у нее не хватило бы средств, чтобы увезти его как можно дальше? Да и на Геральдику Бозгурд, будь он жив, не посмел бы вториично сунуться. И «DEX-company», возможно, обанкротилась бы без ее помощи. Брат Волкова, Анатолий, не производил впечатления умного и расчетливого бизнесмена. И какое дело Корделии до других разумных киборгов? До утопических идей этой экзальтированной девицы Киры Тиммонс, затеявшей войну с ветряными мельницами? У Корделии есть свой разумный киборг, и одного ей вполне достаточно. Так нет же, влезла! По самые уши. Барахтайся теперь.

Корделия встала из-за терминала и кивнула Кире.

– Я пойду пройдусь и закажу что-нибудь поесть. Если есть необходимость сделать межпланетный звонок, можете воспользоваться моим стационарным видеофоном.

В действительности Корделия намеревалась позвонить Мартину. Он более шести часов в квартире один. Сам вызвался побыть добровольным узником, чтобы не стеснять хозяйку своим присутствием. Сослался на свою стойкую неприязнь к людям. Но причина, как подозревала Корделия, была в другом. Мартин дважды сопровождал ее в штаб-квартиру, с интересом наблюдал за перемещениями сотрудников и даже прогулялся по этажам без сопровождения. А тут вдруг – нет, люди, боюсь.

Корделия набрала на видеофоне домашний номер. Мартин не отвечал. Она активировала комм и вызвала панель с данными. Мартин по-прежнему сидел на вай-фай «поводке». Локация, уровень глюкозы, пульс, давление. Все в норме. Он дома. Только уровень энергии низковат. Со вчерашнего дня не ест. Вот же вредина.

Наконец видеофон ответил. На Корделию взглянул мрачный взъерошенный Мартин.

– Что это за вид? – строго спросила Корделия. – Сижу за решеткой в темнице сырой?

– Система стабильна, – хмуро ответил Мартин.

– По человечески говори.

– Все хорошо. Что мне сделается?

– Тебе привезти вкусненького?

Он пожал плечами. Опустил голову.

– Мартин, – позвала она.

Нет ответа.

– Мартин, пожалуйста.

Он взглянул грустно и покорно. «Ну я же не возражаю! Не спорю, не протестую. Чего ты еще от меня хочешь?» говорили его глаза. «А то, что идея мне не нравится, и не скрываю своих чувств, так ты сама предоставила мне свободу».

– Мартин, пойми, это необходимо. Тебе нельзя оставаться рядом со мной. Это опасно.

– Я знаю. Можешь не объяснять. Твоя логика безупречна.

– Тогда почему ты дуешься?

– Я не дуюсь.

– Кому другому расскажи. У меня нет детектора и датчиков, но у меня есть глаза. Тебе кажется, что все повторяется, что все это уже было, что ты останешься где-то один, как на той станции. Ты воспроизводишь события прошлого в настоящем. Но все изменилось, Мартин, все не так. Все закончится. Ты не останешься один. Ты вернешься.

Мартин молчал.

– И потом, мы же договорились. Без твоего согласия ничего не будет. К тому же, – Корделия запнулась, – есть и другая вероятность.

– Какая?

– Они тоже могут… не согласиться.

Корделия открыла дверь своего просторного кабинета и застыла. Кира сидела в ее кресле за ее терминалом. Светилось развернутое вирт-окно.

– Станислав Федотыч, нужна ваша помощь.

Первый порыв отступить и осторожно прикрыть дверь. Подслушивать чужие разговоры неэтично. Вероятно, Корделия так бы и сделала, если бы тон Киры был менее деловым. Таким тоном лирику тоскующих сердец не озвучивают.

– Что? Лететь? Спасать?

– Нет, Станислав Федотыч, меня спасать не надо. У меня все хорошо. Все просто замечательно. Даже лучше, чем я предполагала. Тут столько событий… Вы же ничего еще не знаете! Но это долго рассказывать. Сейчас не успею. Мне сейчас главное – получить ваше согласие.

– Согласие на что? Кира, удивить меня, конечно, трудно. С тех пор как этот транспортник заселили «мозгоеды», я ко всему готов, но все же… хотелось бы… определенности.

Кира шумно вдохнула и выпалила.

– Нужно спрятать одного киборга.

– Всего-то… Еще один сорванный?

– Нет, Станислав Федотыч, он не сорванный. Он разумный.

– Не сорванный, но разумный? Это как?

– Долго объяснять. Я обещаю вам все рассказать! Но не сейчас. Сейчас некогда. Вы только ответьте, согласны вы или нет. Считайте, что это очень важный заказ.

– Кира, как я могу сказать, согласен я или нет, если не понимаю, что от меня требуется. Какой киборг? Где он? Я так понимаю, что для начала его придется спасать?

– Нет, его не нужно спасать. Его уже спасли.

– Уже спасли? – К беседе присоединился еще один голос. Молодой, задорный. – Неужели кому-то кроме нас есть дело до разумных киборгов? А я думал, мы одни такие идиоты!

– Вынуждена тебя разочаровать, Тед, – ответила Кира. – Вы не одни.

– Обидно как-то, – протянул тот, кого назвали Тедом. – Я-то был уверен: «Мозгоед» настоящий эксклюзив.

– Тед, – прервал «обидчивого» пилота первый голос, принадлежащий Станиславу Федотычу, а, следовательно, капитану.

– Ладно, молчу.

– Кира, я жду объяснений.

– Спасать никого не надо. Киборга нужно спрятать. На пару месяцев, не больше. Вы же собираетесь в Магелланово Облако? Вот и возьмите его с собой.

– А те, что спасли, они что же? Передумали?

– Нет, что вы… Дело в том, что его хозяйка… понимаете, она… она очень известная.

Корделия решила, что пришло время заявить о своем присутствии. И представиться. Она рассчитывала провести переговоры с капитаном «Мозгоеда» совершенно в ином ключе: начать издалека, напомнить о знакомстве на Шебе, обговорить условия, выслушать возражения и в конце концов прийти к взаимовыгодному соглашению. Почему бы нет? Любая работа должна оплачиваться. Она предусмотрела и возможность отказа. Экипаж транспортника вовсе не обязан беспокоиться о безопасности чужого киборга, пусть и разумного. У них и своих забот хватает. Кира упоминала, что транспортник получил значительные повреждения и был вынужден отправиться на ремонт. К тому же после смерти Бозгурда у «КМ» осталось еще достаточно недоброжелателей, те же подельники и компаньоны Ржавого Волка, лишившиеся по вине какого-то старшины престижного и доходного бизнеса.

В подобной ситуации наиболее благоразумным было уйти в дальние сектора и привлекать поменьше внимание. У них есть свои разумные киборги. Зачем им брать на борт третьего, сулящего дополнительные неприятности?

Корделия была к готова к подобному повороту событий. Отрицательный результат тоже результат. Не откроется эта возможность, откроется другая. Мир многовариантен, и нет причины обвинять кого-то или сетовать на чье-то решение. Если переговоры закончатся безрезультатно, что ж, Мартин, пожалуй, обрадуется. Тоже своеобразный бонус.

Но планы и надежды вновь послужили поводом для крысиного смеха. Кира опередила свою союзницу. Отступать было некуда. Оставалось только выйти из тени.

– Известная хозяйка – это я, – сказала Корделия, становясь так, чтобы оказаться в досягаемости камер. – Здравствуйте, Станислав Федотович.

Кира от неожиданности едва не вскочила, но Корделия ее удержала. Собеседником мисс Тиммонс был знаменитый капитан Петухов. Корделия узнала его благодаря голоснимкам в личном деле. Строгого вида мужчина. Седые виски. Капитанская фуражка. Если бы Корделия не знала, что перед ней бывший космодесантник, она и без дополнительной информации определила бы, что перед ней военный. Хотя бы по командным ноткам в голосе.

Фактор неожиданности сработал. Капитан слегка растерялся.

– Здравствуйте, – ответил он. – Простите, не имею чести…

Корделия уже вознамерилась представиться, как по другую сторону окна послышалось «ах!». Из-за плеча капитана вынырнула улыбающаяся девушка.

– Ой, а я вас знаю. Вы Корделия Трастамара, правильно?

Теперь уже слегка растерялась Корделия.

– Да, правильно. Это я.

– Я вас по головидению видела, – быстро заговорила девушка. – Вы принимали участие в презентации нового фэнтези сериала. Ну того, помните, про любовь прекрасного ксеноса и земной девушки…

Такое время от времени случалось. Ее в самом деле зазывали на всевозможные публичные мероприятия, и некоторые приглашения Корделия даже принимала.

– Да, я бываю на презентациях. Вполне вероятно, что на одной из них вы меня и видели.

– А я вас тогда тоже знаю, – заявил обладатель второго, более молодого мужского голоса, который сокрушался по поводу неуникальности «мозгоедов». – Это же ваша яхта «Подруга смерти»? Я про нее читал. – Черноволосый парень в бандане потеснил капитана в вирт-окне. – Крутая посудина! Класса А-плюс, восемь форсированных движков, собственная гасилка. М-м-м-м-м… Перед прыжком разгоняется до субсветовой.

– Как вы сказали? Корделия Трастамара? – послышался еще один голос.

Из-за другого плеча капитана выглянул плотненький круглолицый мужчина. И его Корделия узнала по изображениям в личном деле. Доктор Бобков, Вениамин Игнатьевич. Старинный друг капитана Петухова. Который, по некоторым непроверенным слухам, и подбил бывшего старшину на эту авантюру с транспортником. Ему Корделия тоже не успела ответить.

– Я вас тоже знаю. Во всяком случае, косвенно. Это же ваш фонд оплатил медоборудование для детской клиники на Миранде? Конечно, я могу ошибаться…

– Наш благотворительный фонд действительно выделяет средства для детских больниц, это правда, но ответить, была ли в их числе детская клиника на Миранде, с точностью не могу.

– Я уверен, что это был все-таки ваш фонд. Я слышал ваше имя. Оно у вас такое… запоминающееся. Очень, очень рад с вами познакомиться.

Доктор расплылся в улыбке. А капитан, похоже, слегка нахмурился.

– Михалыч там ничего не вспомнил? А то рассказал бы, как детальки протирал или гайки подкручивал. Нет? Могу продолжать? – хмуро осведомился он. – Так вот, в отличии от этих любителей сериалов и яхт, мне ваше имя незнакомо. Я презентаций не смотрю, вестник яхтсмена-любителя не читаю и в детские больницы не обращаюсь.

Тут уже улыбнулась Корделия. А Кира даже хихикнула. Пилот, с которым она, видимо, успела перемигнуться, насторожился и полушепотом подсказчика в классе произнес:

– Сюрприз будет.

– Тед, – строго одернул его капитан.

Пилот в знак серьезности намерения молчать закусил уголок своей банданы, как некогда матросы, идущие в атаку, закусывали ленточки своих бескозырок.

Корделия помедлила еще секунду. Капитан ждал объяснений.

– Вы совершенно правы, Станислав Федотович, имя Корделии Трастамара вам незнакомо. Вы знали меня под именем Коры Эскот. Помните? 2178 год, Шеба. Попавшая под обстрел группа журналистов. И чудом выжившая в инопланетных джунглях стажерка. Вы проводили ее на КПП базы «Иблис».

Лицо капитана выразило некоторое недоумение, затем отрицание, затем поиск в закоулках памяти, куда он, как большинство участников военных действий, старался не заглядывать, в конце концов, на его лице отразилось недоверчивое согласие. Видимо, искомый файл был все-таки найден. Он более пристально взглянул на Корделию, которая уже не улыбалась. И произнес:

– Прав был Роджер. Тесен космос.

Комментарий к Часть четвертая. Глава 1. Тесен космос

* “Гамлет” У. Шекспир

========== Глава 2. Мы с тобой одной крови ==========

Каюта маленькая. Оснащена предельно функционально и просто.

Мартин окинул ее беглым взглядом. Киборгу достаточно. Система уже оценила все параметры, зафиксировала детали. Стандартная койка, небольшой столик, приваренный к переборке шкаф, пара стульев и терминал. Очень напоминает его комнату в доме на Геральдике. Количество предметов практически совпадает. Там он тоже обходился шкафом, столиком и кушеткой. Еще в комнате было большое окно. Вернее, одна из стен была прозрачной. Из того же суперпрочного стекла, что и стены первого этажа. А в каюте – крошечный иллюминатор.

В свои самые первые дни на планете Мартин не знал, что в комнате есть окно. Хозяйка, памятуя о первой реакции киборга на открытое пространство и солнечный свет, дала указание искину смягчить режущую прозрачность, обратив яркий треугольник в сумеречно мерцающий занавес, и лишь пару суток спустя позволила этот туман «рассеять». Своей изначальной прозрачности стена достигла лишь две недели спустя, когда Мартин уже покидал дом без приступов агорафобии. При желании он мог попросить искина уменьшить яркость, но не испытывал в том потребности. Напротив, он предпочел избавиться и от стекла, чтобы полнее ощутить свою причастность к внешнему миру.

В каюте транспортника иллюминатор был небольшим. И, скорей всего, будет оставаться темным, как лишенный чувствительности зрачок. Возможно, только при подлете к какой-нибудь звездной системе в этом неподвижном зрачке увязнет частичка света.

Когда-то Мартин находил забортную черноту естественной. Он родился на заброшенной станции, провел год жизни в тесном отсеке при искусственном освещении. Ему даже верилось с трудом, что поверхность планет заливает солнечный свет. Потом даже чернота космоса с огоньками звезд стала наградой. В его стерильной боксе не было иллюминатора. Первый шаг под открытым небом стал потрясением. Казалось, свет обжигает, сочится по рецепторам, как едкая жидкость. Горела его непривычная к свету сетчатка, тлели необученные нервы. Он потом узнал, как это называется у людей – агорафобия. Она развивается как следствие психических травм.

Мартин адаптировался быстро. Хозяйка позволила ему выбирать процент световой насыщенности комнаты, где он находился. Он увеличивал эту насыщенность постепенно, привыкал к дневному свету, как заново привыкал к пище. И вот настал день, когда он уже без страха вышел из своего убежища, потом из дома и посмотрел вверх. Страха не было. Он излечился.

А потом… потом свет стал эквивалентом свободы. Когда на рассвете он просыпался в своей комнате под крышей и видел ползущий по стене луч – это Аттила карабкался из-за горизонта – он чувствовал, как его сердце ускоряется от радости. Он закрывал глаза и прислушивался к этой радости. Этот крадущийся луч, иногда бесцеремонно слепящий, щекочущий, даже обжигающий, становился первым доказательством, что его настоящее – реальность. Ему не снится сон о залитом светом уютном доме, об огромном мире за стенами этого дома, о налетающем с океана ветре, о ночном дожде, о рассветах и закатах, о ночном небе в созвездиях, которые ему неизвестны. Нет, он не спит, одурманенный транквилизаторами в своем стерильном боксе, он действительно там, на огромной, покрытой лесами планете, свободный и… любимый.

Когда луч подкрадывался ближе, Мартин протягивал руку и подставлял ладонь, чтобы луч уперся в нее. Это было приветствие. «Спасибо», мысленно произносил Мартин. А луч полз дальше, пока не растворялся, отозванный своим небесным родителем. Теперь, в этой тесной каюте, на незнакомом транспортнике, ему вновь предстоит просыпаться в темноте.

Конечно, он уже освоился с этим нехитрым искусством на «Подруге смерти», когда они сначала летели с Шии-Раа, а затем с Новой Москвы на затерянную в дальнем секторе ремонтную станцию, вдогонку за этим транспортником. Но яхта почти дом. Часть его. Предчувствие. На этой яхте его, обескровленного, увезли с Новой Вероны. На этой яхте о нем впервые заботились. Он не успел воспылать доверием ко всему экипажу, но на Шии-Раа шагнул на трап уже без страха. Люди больше не виделись ему армией щелкающих блокаторами чудовищ. Люди становились… разными. Были те, кого следовало опасаться, а были такие, с кем он научился… дружить.

На Шии-Раа экипаж яхты встретил его избыточно эмоционально. Это не испугало, но… смутило. Он их, разумеется, помнил. Особенно врача. Тот копался у него в грудной клетке, откачивал кровь, восстанавливал легочную ткань, зашивал печень, склеивал ребра. Все это под сильным обезболивающим, но вспоминать было неприятно. Затем эта неприязнь усугубилась удалением катетера.

Девушка-навигатор так же вызывала противоречивые чувства. Она помогла избавиться от всех ограничивающих установок, от программы подчинения, от списка хозяев и лиц с правом управления, но в то же время она стала одной из тех, кто копался у него в мозгу. Мартин слишком хорошо помнил тот свой ужас, когда программист «DEX-company» впервые вскрыл его разум или даже его душу, резал ее и перекраивал. Девушка-навигатор ничего подобного не хотела, она действовала очень деликатно, но избежать пугающего сходства с тем первым не смогла. В этом и есть главным недостаток органической памяти – ее не сотрешь. А вот капитан, пилот и техник неприятных ассоциаций не вызывали. Мартин их плохо помнил. Того мужчины с бластером, который вел себя наиболее агрессивно, на этот раз на борту не было.

Саму яхту Мартин тоже видел другими глазами. Это был корабль-проводник, корабль-хранитель. Он защищает и оберегает. Именно о таком корабле-друге когда-то неосознанно мечтал Мартин, глядя на смерзшиеся частички газа. Он не верил в сам корабль, как не верил в милосердие людей. Он всего лишь воображал этот корабль, летящий где-то очень далеко.

У него даже выработался определенный психологический прием. Когда не удавалось спрятаться в глубинах самого себя, затаиться, оцепенеть, он выбирался из тела и уходил за пределы самого купола. Боль швыряла его так далеко, что он оказывался на краю звездной системы. Там ждал его этот призрачный корабль. Милосердная галлюцинация, творимая умирающим мозгом. За 36 минут до полного отключения он снова почувствовал, как при взлете вибрирует корпус, как двигатели набирают обороты, как возрастает скорость, как разверзается червоточина в ткани пространства. Снова галлюцинация? Утешительный приз от неудавшейся жизни? Но корабль двигался дальше, сохраняя устойчивую, осязаемую материальность. Он не распался на куски. Не исчез. Этот корабль стал другом.

В ночь перед вылетом с Новой Москвы Мартину приснился кошмар.

Он давно не видел кошмаров. Последний терзал его после блужданий по геральдийскому лесу и встречи с юными браконьерами. Мартину снилось, что в него снова стреляют. Охотников было больше, несколько десятков. Все безликие. И стреляли они не из станнеров, а из игольников. Или из арбалетов. Мартин пытался бежать, но, как это обычно бывает во сне, ноги его не слушались или слушались очень плохо. Правда, у стрелков с их оружием тоже не ладилось. Они стреляли и промахивались. Мартину хотелось кричать. Но кричать тоже не получалось. Имплантаты блокировали голосовой аппарат. Он сам так настроил систему, еще 537 дней назад, когда проснулся с криком в своем боксе. Тогда дежурный нейротехник «перерезал» ему голосовые связки. Не буквально, а на сигнальном уровне. Мозг перестал их видеть. Правда, через какое-то время способность говорить ему вернули. Но это очередное насилие, совершенное нажатием виртуальной клавиши, так его потрясло, что Мартин с тех пор предпочитал производить блокировку сам. Он вообще старался доставлять как можно меньше хлопот своим тестировщикам. Он бы, наверное, и тесты делал самостоятельно, только бы люди поменьше к нему прикасались.

Эту блокировку он не отменил и на Геральдике. Знал, что будут кошмары, знал, что будет кричать, если позволит своей человеческой составляющей взять верх. Боялся рассердить новую хозяйку. Потом стал бояться лишний раз потревожить. Но она все равно услышала. Через свой комм, на который поступали данные. Когда подскочил уровень адреналина, а частота сердечных сокращений превысила норму, комм подал сигнал тревоги.

Звук открываемой двери и собственное имя, прозвучавшие в полумраке, вырвали Мартина из ночного кошмара. Хозяйка потом долго сидела с ним рядом, гладила его по руке и рассказывала что-то бессвязное, пустяковое. Какие-то байки из своего детства. Про то, как она боялась темноты и думала, что в платяном шкафу живет тряпочный монстр. Этот монстр весь состоит из старых пыльных вещей, поношенных кофточек, юбочек, платьиц, то есть из той одежды, которую непослушные дети разбрасывают по комнате или пихают в шкаф как попало. Оказывается, это мама так приучала ее к порядку. А она была маленькая и верила в этого монстра. Даже его ловила. Но так и не поймала.

Мартин хотел было возразить, что из тряпок и разбросанной одежды никакой монстр не зародится, это противоречит всем законам природы, но глаза у него так приятно слипались, что он в конце концов заснул. С той ночи кошмары его не мучили. Даже после нападения DEX-хантеров. Мартин так уверился в своем настоящем, что смог победить прошлое.

И вот кошмар возродился.

Ему снилось, что он снова на станции у Бетельгейзе. Но станция выглядела иначе – она была огромной, циклопических размеров. Со множеством отсеков, кают, шахт, лестниц, модулей, уровней, но совершенно пустая. И старая, очень старая, проржавевшая, потрепанная, какая-то полуразложившаяся. И на этой станции он был один. Совершенно один.

Он шел по бесконечным коридорам, ветвящимся, уходящим то вправо, то влево, то вверх, то вниз. Он то ускорял шаг, то замедлял, то гнался за кем-то неуловимым, то замирал, прислушиваясь. Никого не было. Мелькали тени, которые он принимал за живых существ. Он снова бежал. Тоннель приводил его на то же место, откуда он ушел. Корпус станции скрипел, постанывал. Кое-где обшивка так пострадала от коррозии, что в прорехи заглядывал равнодушный космос. Но удушья Мартин не чувствовал. Это же сон. А во сне эти бесплодные блуждания могут длится вечно.

На него никто не нападал, никто не преследовал, никто не целился из арбалета или станнера. Пыткой была тишина. Космос был мертв. Вселенная отвергла его, заключив в капсулу одиночества. Его предали.

На комме хозяйки снова сработал зуммер. Она, конечно, твердила, что все это скоро кончится, что все будет хорошо, что они вернутся домой, на Геральдику, что она научит его водить флайер и они полетят смотреть море Гамильтона. Он ей верил. Детектор показывал 75% искренности. А еще он слышал ее тревогу, подспудную, кипящую, как магма в сверхглубокой шахте.

На «Подруге смерти» летела и дочь Гибульского. Она вызывала любопытство. Все-таки она была своего рода наследницей человека, который его создал. Эта девушка владела частицей тех же знаний, что и ученый, а из разговоров, которые он невольно слышал, Кира даже помогала отцу программировать «шестерок». Следовательно, даже в его программном обеспечении, в том минимуме, что обеспечивал связь процессора с имплантатами, есть и ее соучастие.

В один из вечером Кира обратилась к хозяйке с вполне ожидаемой просьбой. С тех пор как они познакомились с ней на Карнавале и заключили союз против «DEX-company», дочь Гибульского довольно часто бывала в квартире на 7-й авеню, где теперь жил и Мартин. Он обычно уходил в свою комнату с интерактивными стенами, избегая прислушиваться к разговорам. В этих разговорах слишком часто затрагивались болезненные для него темы. А этот их разговор он услышал потому, что отправился на кухню и оказался прямо за дверями рабочего кабинета.

– Интересно, какую версию использовал мой отец, когда программировал Мартина? Можно я посмотрю?

Мартин замер. Кира говорила уверенно, не допуская сомнений в своем праве. Конечно, это же программная версия ее отца, а он, Мартин, всего лишь изделие. Почему бы ей не заглянуть ему в голову? Ему, наверное, лучше уйти, но он не мог. Что ответит хозяйка? Для него это было важно. Почему-то… Процедура стандартная. Через свои хозяйские полномочия Корделия даст Кире допуск к его системе. Все будет быстро. Так всегда поступают с киборгами. Ну и что, что он разумный? Он все равно киборг, уникальный тестовый экземпляр. Но если она это сделает… если хозяйка это сделает, тогда в их отношениях, в установившемся между ними доверии, что-то безвозвратно умрет. Они больше не будут… семьей.

Хозяйка какое-то время молчала. Потом заговорила, очень мягко и вежливо:

– Я понимаю ваш профессиональный интерес, Кира, но не могу позволить вам его осуществить.

– Вы думаете, Мартин будет против?

– Нет, не будет.

– Тогда… почему?

– Именно поэтому. Мартин еще не умеет защищаться. В своих собственных глазах он по-прежнему вещь, изделие. И противостоять людям ему очень сложно. Он не может сказать «нет». Ему проще сопротивляться врагу. А вот ответить отказом человеку, который уже не враг…

– Но я не требую прав управления и не собираюсь вмешиваться в систему. Я только посмотрю. В конце концов, этого киборга создал мой отец.

– Да, ваш отец его создал. И я ни в коем случае не умаляю ни его заслуг, ни его гениальности. Но прикоснуться к Мартину я не позволю. Ни буквально, ни через вай-фай. Это не только вас касается. Я никому этого не позволю.

– Но…

– Кира, Мартин четыре года провел в исследовательском центре. Не в качестве гостя, а в качестве подопытного. Вам разве отец не рассказывал, что делали в лаборатории с теми сорванными киборгами, которых удавалось захватить живыми?

Кира ответила не сразу.

– Нет, не рассказывал, но я… понимаю… Когда начались эти срывы, отец приходил домой черный…

– А теперь представьте, что почувствует Мартин, если кто-то, пусть даже с самыми благими намерениями, полезет ему в голову.