Текст книги "Зависть богов (СИ)"
Автор книги: Ирен_Адлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
– Кроме тебя.
– Да, кроме меня. Но я все же не толпа дипломированных садистов.
– Вот это меня и пугает. Ты останешься одна в компании безумного киборга.
– Сергей, мы летели неделю, и этот безумный киборг никого не убил. Даже не попытался.
– Правильно. Какой смысл убивать нас в открытом космосе? Кто поведет корабль?
– Зато на планете он свернет мне шею! А в этом какой смысл? Убить единственного человека, который способен его защитить, и превратиться в загнанного зверя? Сергей, он не идиот. Он разумен. У него логика совершеннее нашей. Зачем ему меня убивать? Он даже еды себе добыть не сможет. До полного восстановления ему потребуются недели, а то и месяцы. И не смотри на меня так! Я все равно поступлю так, как считаю нужным, и останусь с Мартином на Геральдике, а вы возвращайтесь на Новую Москву, в распоряжение Конрада.
– Что мне ему сказать? А совету директоров? – хмуро поинтересовался Ордынцев, нисколько не убежденный ее решимостью.
Корделия потерла лоб тыльной стороной ладони.
– Скажи, что я взяла декретный отпуск.
– Так и сказать?
– Так и скажи. Тем более что это недалеко от истины.
Комментарий к Глава 4. Декретный отпуск
* У. Шекспир. Сонет 66.
========== Глава 5. Агорафобия ==========
Мартин сидел на койке в привычной позе ожидания – обхватив колени руками. Последние сутки перед посадкой на планету он провел уже в каюте. Восстановление шло успешно. Все необходимые вещества поступали в достаточном количестве. Кроме того, врач регулярно добавлял инъекции противовоспалительных и способствующих заживлению препаратов. Кровавые пузыри под кожей рассосались, раны зарубцевались, ребра срослись. В постоянной помощи Мартин уже не нуждался. Пилот поделился с ним своей одеждой. Они с Мартином одного роста и схожего телосложения. Правда, дефицит массы тела составлял не менее 15%, и подаренная футболка болталась на киборге, как на вешалке. И джинсы пришлось подстраховывать поясом. Накануне, после осмотра в медотсеке, Мартину позволили пойти в душ. Он долго стоял под теплым, массирующим потоком, удивляясь незнакомому блаженству. А потом, с еще более незнакомым удовольствием, оделся.
В лаборатории «DEX-company» настоящей одежды у него не было. Зачем подопытному одежда, если его по несколько раз в день отправляют на стенд или распинают на лабораторном столе? С одеждой лишняя морока, потеря драгоценного времени. Ученые – люди занятые, им некогда возиться с застенчивым киборгом. Они жертвуют собой ради будущего человечества, ради науки и прогресса. Когда случались двух или трехдневные передышки между тестами, ему давали больничную рубашку не по размеру и такие же бесформенные штаны. Передышки случались, когда по каким-то причинам отсутствовал ведущий нейротехнолог или самому Мартину, загнанному на стенде до полусмерти, требовалось время на регенерацию. Ему давали это время. Усиленно кормили. Разрешали пройтись вдоль стены купола и полюбоваться на звезды. А потом все начиналось сначала.
Прежде чем одеться, Мартин несколько раз огляделся, прислушался, просканировал помещение. Враждебных объектов не обнаружено. А затем хозяйка отвела его не в медотсек, а в каюту. В настоящую, человеческую каюту. Оставшись в одиночестве, Мартин тут же забрался на койку и обхватил колени руками. Эти люди пугали его.
Хозяйка пришла за ним сразу после посадки.
– Ты что же, так и просидел всю ночь?
Он бросил на нее настороженный взгляд. Хозяйка занервничала.
– Пойдем. Мы уже приземлились.
Мартин послушался. Она протянула руку, будто надеялась, что он воспользуется этим дружеским жестом и ответит тем же, но тут же поспешно убрала руку за спину. Вспомнила, что от малейшего прикосновения Мартин превращается даже не в манекен, а в ледяную статую. Хотя прикасаться к нему имела полное право. Он бы стерпел. Он и не такое терпел. Хозяйка смущенно отступила и пошла к трапу, Мартин последовал за ней, но едва она шагнула из шлюза на первую ступеньку, метнулся назад, в тень, и закрыл лицо руками. Майор, а за ним и капитан схватились за бластеры. Но хозяйка намеренно встала между ними и киборгом.
– Уберите оружие. Он не собирается нападать. Он испугался.
На Мартина обрушился свет. Огромный пылающий четырехугольник внезапно двинулся ему навстречу, представляясь не выходом из корабля, а засасывающей огненной воронкой, трещиной в привычном, устоявшемся мире. Там, в этом четырехугольнике, не было ограничивающих и укрощающих пространство стен и потолка. Там была пустота. Слепящая размытая пустота. Провал за горизонт событий. Мартин, конечно, знал, что за стенами лаборатории пространство простирается гораздо дальше, чем он способен охватить его взглядом, но не имел возможности это проверить. Он видел красную звезду, смерзшиеся частички газа над сводом купола у 16 Лебедя и лоскут черного неба на Вероне. Но он еще не был под открытым небом при свете дня! Он и сам день еще не видел. Даже не представлял эту световую мощь. Сердце бешено заколотилось. Он попытался укрыться в извилистой, нависающей тесноте корабля.
– Тише, Мартин, успокойся. Это всего лишь небо. И день, и солнце. Как же я об этом не подумала?!
Мартин несколько раз глубоко вдохнул, давая системе возможность восстановить равновесие и рассчитать пространственные координаты с учетом изменившихся внешних условий. Окружающее пространство более не ограничивается твердыми непроницаемыми перекрытиями. Оно стало аморфным, без четких осязаемых границ, непрогнозируемым, невычисляемым. Хозяйка стояла рядом и терпеливо ждала. Мартин едва не забыл о ней, погруженный в мерцающий многослойный цифровой ряд. Открыл глаза и встретился с ней взглядом.
– Все хорошо?
– Система готова к работе, – ответил он и уже без колебаний ступил на трап.
Свет снова обрушился, пресек дыхание, но Мартин только чуть пошатнулся, будто световой водопад ударил в лицо, обрушился всей тяжестью атмосферы на плечи, а фотоны из чистой энергии обратились в осязаемые частицы. До флайера всего несколько шагов. Ему надо собраться и преодолеть эти шаги. Он вдохнул как перед прыжком в удушливое и вязкое. Стекла флайера изнутри затемнены. Мартин забился в угол и позволил себе выдохнуть. Голова слегка кружилась. Хозяйка, как и тогда, возле утилизатора, села рядом. Впереди – пилот и тот мужчина, с бластером. Поглядывает хмуро. Высокий уровень агрессии, больше 60%. И страх. Он боится. Вероятно, думает, что он, Мартин, хочет их всех убить. Мартин вздохнул. Они до сих пор так думают…
Полет занял четверть часа. Мартин не смотрел вниз. Он пережидал, удерживая минимальный уровень адреналина и кортизола. Флайер опустился на круглую подвижную платформу, которая тут же ушла вниз, в просторный искусственно освещенный ангар. Створки над флайером сомкнулись. И Мартин сразу почувствовал себя лучше. Под непроницаемым сводом привычней.
В ангаре стоял еще один флайер, более вытянутой, обтекаемой формы, подчеркивающей скоростные предпочтения владелицы. На дверце флайера Мартин заметил странный сложный трехцветный логотип – схематичное изображение хищных животных и птицы, взмахнувшей крыльями.* Люди соскочили на гладкий металлизированный пол. Мартин остался. Приказа не было. Из ангара вела наверх лестница в два пролета. Хозяйка взбежала по ней первой. Мартин услышал ее голос.
– Эй, «Жанет», просыпайся, я дома. Будь любезна, включи вечернее освещение и опусти жалюзи.
Вернулась и поманила Мартина из флайера. Он послушался. Хозяйка обратилась к стоящим рядом мужчинам.
– Все. Никита, Сергей, оставьте контейнер и возвращайтесь. Дальше я сама. Нет, не надо меня в сотый раз спрашивать, уверена я или нет.
Мужчина, чья агрессия превышала 60%, заговорил. Мартин не слушал. Он начал уставать. Уровень энергии снова упал. Регенерация по-прежнему пожирала все ресурсы. Он устал от мыслей, предположений и страхов. Ночью спал три часа, строго по норме, а все остальное время думал. Люди о чем-то спорили. Мартин не слушал. Вероятность того, что хозяйка добьется своего, составляла 80%. Вероятность благоприятного исхода для него, Мартина, расчету не поддавалась. Вновь разошлись створки, флайер легко взлетел. Хозяйка обернулась к наблюдавшему за ней киборгу.
– Ну пойдем. Покажу тебе дом. Посмотришь и выберешь себе комнату.
Комментарий к Глава 5. Агорафобия
* На дверце флайера изображен герб династии Трастамара.
========== Глава 6. Последний приказ ==========
Она бежала размеренно и плавно. Не слишком быстро, не слишком медленно. Она могла так бежать часами, поглощенная трансцедентальным безмолвием. Эту динамическую медитацию Корделия освоила давно и прибегала к ней, когда разум и тело нуждались в особом активном сосредоточении. Ей нужен был отдых. Но не тот пассивный, бездеятельный, что подразумевает большинство людей, произнося это слово, а отдых потрясений и приятной усталости. Она хотела извести себя мышечной работой, чтобы затем упасть и ощутить блаженную слабость. Корделия бежала по извилистой парковой дорожке, огибающей дом замысловатыми петлями. На самом деле тропинок в парке было множество, но Корделия, ставшая несколько лет назад полноправной владелицей поместья, занесла в память робота-садовника только одну, предоставив остальным зарастать травой и сглаживаться листьями. Эту единственную тропку она предназначила для бега. Вот такого, как сейчас, отрешенного, изгоняющего беспокойство. Завершив второй круг, уже на финише, она почувствовала взгляд.
Нет, самого Мартина она не видела. Он прятался где-то в доме. Она может сколько угодно всматриваться в окна, ловить зыбкие тени, уличить соглядатая ей не удастся. Он следит за ней исподтишка, безнаказанно, уже четвертые сутки. В доме и во время пробежки. Она чувствовала взгляд фиолетовых глаз, упершийся ей в затылок. Но не оглядывалась. Все равно Мартин успеет раньше.
Отослав Никиту и Ордынцева и клятвенно заверив обоих, что ежедневно будет посылать им краткие отчеты о происходящем, то есть подтверждать свое наличие в бренном мире, Корделия повела Мартина выбирать комнату. Интуитивно она догадывалась, что в первую очередь он нуждается именно в этом, личном, неприкосновенном пространстве, в убежище. Конечно, это убежище будет чисто формальным, так как двери в ее доме на сенсорные замки не запирались и она своей хозяйской властью могла отменить любые запреты, но для него, изначально обделенного в интимном, такое место должно было стать символом безопасности. Он должен знать, что в этом доме, еще незнакомом и даже пугающем, есть что-то его личное.
В доме было всего два этажа. Первый этаж представлял собой просторное многофункциональное помещение, разделенное на сферы деятельности условными границами из светящихся изнутри колонн, декоративных растений, светильников, миниатюрных водопадов и выставленной в продуманном беспорядке мебели. Часть этого помещения именовалась рабочим кабинетом. Там каскадом нависали экраны, транслирующие без звука новостные программы центральных голоканалов, строились рядком полупрозрачные мониторы, с которых Корделия могла напрямую вмешаться в процесс монтажа любой передачи, матово поблескивал стационарный видеофон для участия в видеоконференциях, и еще множество инструментов, позволявших ей управлять своей медиаимперией, не выходя из дома. Другую область этого минималистично меблированного зала занимала кухня. Дизайнерски укомплектованная выставка кухонных новшеств, по большей части, стерильных. Наибольшим вниманием пользовались кофеварка и блендер. Где-то между этими полюсами располагалось подобие гостиной с плавающим на гравиподставке головизором. Этот головизор был настроен на один единственный канал – виды инопланетной природы. Кто-то смотрел на огонь, кто-то на разноцветных аквариумных рыбок, а Корделия погружалась в созерцание инопланетных пейзажей. Иногда в дождливые и снежные вечера она зажигала камин. Не привычный камин с решеткой и вытяжкой, а выполненный в виде подвижной чаши с красиво горящими кристаллами. На втором этаже традиционно располагались хозяйская и четыре гостевые спальни. Одна совсем маленькая под скатом крыши. Вот ее в качестве убежища и выбрал Мартин.
Более просторные спальни оставили его безучастным, а в четвертой он, не говоря ни слова, сначала сел на широкую, покрытую теплым мохнатым пледом кушетку, стоявшую прямо под скатом, а затем принял свою привычную позу покорности и ожидания: скорчился, обхватив колени руками.
– Ну хорошо, – согласилась Корделия, – нравится здесь, оставайся здесь. Вот шкаф для одежды, вот дверь в ванную, а вот здесь – терминал. Там фильмы, игры, книги.
На последнее замечание Мартин не отреагировал. Он явно ждал ее ухода, хотел остаться один. Корделия пожала плечами. У нее мелькнула было мысль привлечь его к выбору одежды, так как кроме пары футболок и джинсов, которыми пожертвовал Никита, у Мартина ничего не было, но передумала. Он заметно устал за последние несколько часов. Посадка на планету, приступ агорафобии, человеческое жилище, выбор комнаты – и все новое, незнакомое, требующее сканирования, осознания и принятия. Для обычного человека это всего лишь череда незначительных событий, а для существа, чья жизнь протекала под полным внешним контролем в тесном боксе без окон, – это почти взрыв сверхновой. Запустив свой рабочий терминал, Корделия зашла на сайт магазина мужской одежды и сделала несколько покупок. Только самое необходимое. Все-таки пусть выбирает сам. Но не сейчас. Позже. Когда немного привыкнет.
Оставалась проблема кормления. Корделия разблокировала доставленный с яхты контейнер и вытащила прозрачный мешок с глюкозой. Придется позвать Мартина вниз или подняться наверх самой. Ему нужны углеводы, иначе регенерация замедлится. И еще предстоит сварить овсяный кисель. Накануне посадки Мартин съел уже три ложки и его не стошнило. Немалое достижение. Когда он снова научится есть, будет проще. Тогда она сможет побаловать его каким-нибудь лакомством, мороженым или шоколадом. Но это еще не скоро. Его бы на четвертую ложку уговорить. И обойтись без прямых приказов. Как же это тягостно – отдавать приказы. Хотя кому как не ей их раздавать. Она же только этим и занимается – распоряжается, спускает директивы, выносит резолюции. Тысячи людей находятся от нее в зависимости. Она может уволить или повысить в должности, может вознести или даже уничтожить. Каких-нибудь десять дней назад она, не задумываясь, разрушила карьеру Эдварда Сикорского и ни минуты об этом не сожалела. Не мучилась угрызениями совести. А тут у нее буквально челюсти сводит.
Там, в штаб-квартире холдинга все иначе. Прежде всего ее сотрудники – люди. Пусть они и зависимы, ибо у них семьи, кредиты, мечты, но они не рабы и не игрушки. Их защищает закон, общегалактическая декларация прав человека. Все они граждане Федерации. А кто Мартин по сравнению с ними? В глазах закона он попросту не существует. Он вещь. Как флайер или кофеварка. Полиция не помчится спасать кофеварку. Кофеварку отправят в утилизатор. Его личность не имеет ценности, система, проводник хозяйской воли, заставит его выполнить все, что угодно, даже если заскучавшей даме взбредет в голову какая-нибудь нелепая мерзость. Он совершенно беззащитен. И пользоваться этой беззащитностью, даже с самыми благими целями, невероятно противно.
Корделия вздохнула. Взяла один из мешков с глюкозой и отправилась наверх. Мартин так и сидел, обхватив колени, глядя прямо перед собой. Он только отодвинулся от края кушетки в самый угол, спиной прижался к стене. Однако на ее появление отреагировал. «Это не он, это система отреагировала», с горечью подумала Корделия, когда киборг плавно, даже грациозно перетек из положения сидя в положение стоя. Стандартный отклик на появление человека с хозяйскими полномочиями.
– Вставать необязательно.
Она постаралась, чтобы голос звучал без малейших признаков досады или недовольства.
– Это вроде как твой обед, – добавила она, показывая мешок, уже снабженный трубкой от капельницы.
Больше ничего объяснять не пришлось. Мартин тут же с готовностью лег на спину и правой рукой оттянул ворот футболки, чтобы Корделия могла подсоединить трубку к катетеру. «Будто горло под нож подставляет», мелькнула у нее скребущая мысль. Она повесила мешок на штатив и присоединила трубку, стараясь не касаться его кожи. Она еще на яхте обнаружила, что происходит, если к нему прикоснуться. Тело Мартина становилось в буквальном смысле неживым. Казалось, что вся кровь из подкожных капилляров сразу уходила куда-то вглубь, подальше от людского присутствия, и он сам, Мартин, тоже уходил в недостижимую глубину и там притворялся мертвым. «Лучше мне не знать, что эти ублюдки с ним делали, чтобы не сесть в тюрьму за убийство…»
Установив скорость в 40 капель, она вышла и вернулась с теплым, шерстяным пледом. Так же осторожно, избегая прикосновений, укрыла Мартина. Он до этой минуты смотрел куда-то поверх ее головы, а тут взгляд сфокусировался, стал пронзительно-вопрошающим.
– Я вернусь через час, – сказала она, отворачиваясь, чтобы не видеть его глаз, глаз измученной, покорной собаки.
Она вернулась через час с чашкой теплого овсяного киселя. Мартин безропотно съел три запланированные ложки. Прежде чем уйти, Корделия спросила:
– Может быть, спустишься вниз?
И тут же пожалела, что спросила. Мартин мгновенно напрягся, какое-то время смотрел на нее, потом откинул плед.
– Конечно, если хочешь, – торопливо добавила она.
Он снова на нее посмотрел. Он хочет? Разве у него есть право хотеть? Он же вещь, киборг. Корделия позорно бежала. Как и следовало ожидать, вниз он не спустился. Во всяком случае визуальных доказательств его присутствия не обнаружилось. Но какое-то время спустя Корделия стала чувствовать взгляд. Он за ней наблюдал. Она догадывалась, что Мартин скорей всего сидит на верхней ступеньки лестницы, но намеренно не оглядывалась. Пусть наблюдает.
– Жанет, – позвала она, краем глаза просматривая документы в раскрывшемся вирт-окне.
На одном из мониторов возникло портретное изображение молодой рыжеволосой женщины в старинном платье.
– Чего тебе, правнучка?
– Наш гость запросил у тебя доступ?
– Увы, он совершенно индифферентен к моим чарам, – ответила дама, плавно перемещаясь с одной гладкой поверхности на другую. Ее лукавое личико с остреньким подбородком возникало расплывчатой фреской то на мониторе, то на выдвижной панели, то занимало всю стену, то проступало тенью на стекле, превращая окно в витраж.
– Я унизилась до того, что сама предложила ему… ох, как же это неприлично звучит, это подобие интимное связи… коннект, но он… Он меня отверг! – Красотка надула губки и быстро заморгала золотистыми ресницами.
– Ну потерпи, это он с непривычки, – утешила ее Корделия, – скоро освоится и будет к тебе приставать.
Красотка хихикнула.
– А он хорошенький! Пожалуй, предложу ему себя еще раз.
– Давай, только не переусердствуй.
Ночью Корделия не спала и долго прислушивалась. С далекого океана дул ветер. Деревья шумели. В окно стукнула ветка. Шагов Корделия не услышала.
На следующий день все повторилось в той же последовательности. Мартин молчал, покорно исполнял все, что от него требовалось, открыто своего убежища не покидал, но Корделия чувствовала его настороженный взгляд.
Звонил Ордынцев.
– Ну как?
– Никак, – ответила Корделия. – Молчим. И я, как видишь, все еще жива.
На третий день, проснувшись с первыми лучами солнца, Корделия натянула тонкий облегающий комбинезон, кроссовки и пустилась в динамическую медитацию. Четвертый день разнообразием также не порадовал. Уже в сумерках стоя перед холодильником, Корделия изучала данные о количестве и сроке годности наличествующих продуктов. Несмотря на то, что гастрономические потребности Мартина все еще ограничивались несколькими ложками киселя или стаканом разбавленного сока, а она сама никогда пристрастием к еде не отличалась, отправить заказ в службу доставки все же не мешало. Кофе на исходе, сливки, фрукты, сухарики.
И тут она почувствовала уже не взгляд, присутствие. Мартин стоял за ее спиной. Очень близко. Его силуэт отразился продолговатой тенью в дверце холодильника.
«Он пришел меня убить», с ужасающим хладнокровием подумала Корделия. И оглянулась. Мартин еще не переступил границ ее личного пространства, но был к этому близок. День уже сходил в сумеречную стадию безвременья, когда сами предметы, их индивидуальные величины, цвета и формы начинают тяготеть к фоновому единству. Тени скрадывают очертания, заглаживают углы. Такая же тень сглаживала и черты Мартина. Корделия не видела его глаз. Она только догадывалась, как бездонные фиолетовые зрачки то расширяются, то сужаются, подстраиваясь под идущий извне поток частиц. Может быть, Ордынцев был не так уж и не прав?
– Что, Мартин? Я бы позвала тебя к ужину.
Голос спокойный. Паники нет. Корделия никогда еще так не радовалась постигшей ее после катастрофы атрофии чувств.
– Скажи это, – холодно, почти угрожающе произнес Мартин. Неприятно, но очень по-человечески.
– Что сказать?
– Последний приказ.
– Это какой? – Корделия в самом деле не понимала.
Мартин тоже был обескуражен. Голос зазвучал слегка растерянно.
– Ты знаешь. Тот, который отдают хозяева, чтобы убить.
Он, похоже, не ожидал, что ему придется объяснять. Корделия все еще не понимала. Он сделал шаг и оказался совсем рядом, почти притиснув ее к дверце холодильника. Мартин был выше нее на целую голову, что позволяло ему еще и смотреть на нее сверху вниз, как на бабочку, которую вот-вот накроют сачком. Для пущей убедительности Мартин сверкнул красными глазами. «Очень страшно», снова с ужасающим спокойствием подумала «бабочка».
– Скажи это, – глухо повторил киборг, – или я тебя убью.
«Тут полагается визжать. Громко и противно».
Мартин протянул руку к ее лицу. Вероятно, он собирался схватить ее за горло. Корделия рефлекторно заслонилась, и в захвате его пальцев оказалось ее предплечье.
– Говори, – повторил он, медленно, но неотвратимо, стискивая ее руку. Корделия почувствовала боль. Ее предплечье, похоже, засунули в какой-то механизм и теперь проворачивали рычаг, чтобы расплющить кости.
– Что я тебе сделала? – вырвалось у нее.
– Ничего. Но сделаешь. Вы, люди, очень изобретательны. Говори.
Тиски сходились. У Корделии перехватило дыхание. Во времена инквизиции такая пытка сдавливанием называлась «испанский сапог». Но это не сапог, это «испанская перчатка».
– А если не скажу?
– Тогда я тебя убью. Я не буду ждать, когда ты начнешь проверять свои теории или воплощать фантазии.
– Нет… у меня… никаких фантазий… Да включи ты свой детектор!
– Детектор задействован, – невозмутимо ответил киборг.
– И… что?
– 96%. Но это потому, что ты сама веришь в свою ложь. Мои родители тоже всегда говорили правду. А потом предали. И ты… предашь. Говори, прикажи мне!
– Нет…
Раздался тихий влажный хруст. Корделия задохнулась. Из глаз брызнули слезы. В горле образовался тромб из крика и ярости. Голова закружилась. В ушах что-то лопнуло. Она сделала несколько попыток вдохнуть. Наконец ей это удалось. И тут она обнаружила, что Мартин уже не держит ее, что он отскочил и метнулся вверх по лестнице. Корделия прислонилась к прохладной дверце. Рука пульсировала и висела, как неживая.
– Ах ты… скотина неблагодарная! – закричала она больше от негодования, чем от боли. – Сволочь кибернетическая! Франкенштейн недоделанный!
На матовой поверхности огромной микроволновки появилось изображение рыжеволосой красотки. Она взирала с лукавой заинтересованностью.
– Что-то случилось?
– А ты куда смотрела? Хранитель дома называется! Меня тут убивают, а она спрашивает «что случилось?».
Красотка состроила обиженную мину.
– Откуда же мне было знать? У меня же нет соответствующего протокола. Укажи алгоритм действий на случай форс-мажорных обстоятельств, и я буду знать, что мне делать. Могу сирену включить, могу двери заблокировать.
– Иди ты знаешь куда… со своей сиреной… – прошипела Корделия, отлипая от холодильника и направляясь к шкафчику с медицинскими принадлежностями. К счастью, Мартин сломал ей левую руку. Правая нареканий не вызывала.
– Вот и спасай потом… всяких, – ворчала Корделия не от злости, а от необходимости отвлечься. – Мы его, можно сказать, в утилизаторе нашли, а он нам… руки ломает! Сволочь!
Выдвинув блестящий, как и вся экипировка кухни, ящичек, Корделия отыскала среди аккуратно разложенных шприцев, гелей, блистеров такой же тюбик с обезболивающим, какой использовала во флайере на Новой Вероне. Постанывая от накатывающей боли, воткнула иглу в левое плечо. Промедол подействовал быстро, и тромб в горле исчез. Она несколько раз вздохнула и приказала искину:
– Активируй медсканер.
В отличии от сканеров, которые устанавливали в клиниках и на космических кораблях, это устройство могло быть названо таковым только условно. Это было нечто среднее между походным аппаратом УЗИ и прибором для измерения давления. Собравшись с силами, Корделия согнула в локте сломанную руку и, поддерживая правой, уложила поврежденную конечность под сканирующую головку. Прибор тихо загудел. На выскочившем вирт-окне возникло черно-белое изображение руки и ее внутреннее устройство. Была повреждена лучевая кость. Ее пересекал зигзагообразный разлом. Просматривалось небольшое смещение.
– Вот же… пакость! И что мне теперь с этим делать? Я же сама это не исправлю.
– Я могу помочь? – вдруг услышала она за спиной.
В нескольких шагах от нее стоял Мартин. Растерянный и смущенный.
– Конечно, можешь. Добить, чтоб не мучилась.
Мартин чуть склонил голову.
– Я никогда никого не убивал, – тихо сказал он. – Я не умею.
– Ну так учись!
– Это приказ?
– Это сарказм! Иди сюда, горе луковое.
– Почему луковое? – насторожился киборг, но подошел.
– Потом объясню. Видишь, что сделал? – Она кивнула на монитор. – Есть небольшое смещение. Кости нужно вернуть на место, совместить. Я, конечно, могу упасть в обморок, но тебе придется это сделать. – Корделия зажмурилась. – Давай.
В обморок она не упала. Человек бы наверняка колебался, потел, боялся и нерешительностью своей усугубил бы смещение, но киборгу хватило секунды, чтобы разошедшиеся обломки стали единым целым. Правда, Корделия снова задохнулась и почувствовала дурноту.
– Там… есть гель для регенерации и фиксирующий пластик, – прошептала она, но Мартин уже все нашел сам.
Он быстро залил ее руку твердеющим пластиком от запястья до локтя. Минуту спустя перелом был зафиксирован, и Корделия, уже не опасаясь смещения, сняла руку с поверхности сканера. Потребуется не меньше двух недель на сращивание, а потом еще неделя на реабилитацию. А Мартин после тех страшных ран уже по лестнице скачет. Вот где справедливость? Забросив в рот таблетку кальция, она взобралась на круглый кожаный табурет у подобия барной стойки.
– Поговорим?
Мартин покорно кивнул. Вид у него был виноватый. Корделия не чувствовала ни раздражения, ни досады, напротив, она чувствовала нечто противоположное – жалость.
– Я не буду тебя спрашивать, зачем ты это сделал. Ответ я знаю. Мы, люди, с твоей точки зрения, чудовища, и я ничуть не лучше других. Если не хуже. Даже если ничего плохого не сделала. Но ты мне не доверяешь. Я понимаю. У тебя есть на то веские причины. Я прежде всего человек. Более того, твоя хозяйка, то есть имею над тобой абсолютную власть. О том, что с тобой делали прежде, я не хочу даже догадываться. Но те… люди… так же обладали властью, и это дает тебе повод проводить параллели между мной, твоей нынешней хозяйкой, и теми, кто обладал хозяйскими полномочиями прежде. В твоих глазах между мной и теми муд… уродами отличий почти нет. Откуда тебе знать, что я задумала? Вот пройдет немного времени, я позволю тебе полностью восстановиться и… Ты там себе, космос знает, что надумал. Лежал в своей комнатушке и ждал. Не понимал, для чего ты здесь, и что с тобой будет. Спросить, разумеется, было немыслимо. Я понимаю: неизвестность иногда хуже смерти. Вот ты и решил внести ясность. Определить свое будущее. Так?
Мартин снова кивнул.
– Не стой передо мной, как обвиняемый перед прокурором. Сядь. Жаль, что я не могу угостить тебя чем-нибудь вкусным. Нельзя тебе. Пока.
Помолчали. Корделия заговорила снова.
– Моя ошибка состоит в том, что я непростительно долго медлила с этим разговором. Ждала, что ты окрепнешь, придешь в себя. И тогда мы сможем поговорить. Думала, еще день, два. Ты привыкнешь, успокоишься. Нет, на твое доверие я не рассчитывала. Завоевать твое доверие будет непросто. Если это вообще возможно… И вот дождалась.
– Я бы тебя не убил, – тихо сказал Мартин. – Напугать хотел.
– И умереть, чтобы избежать очередного предательства?
Он кивнул.
– А если никакого предательства не было?
Он покосился на нее своими генетически аномальными глазами. Корделия помолчала и добавила:
– Родители тебя не предавали, Мартин. Их убили.
========== Глава 7. Ненастоящий ==========
Материалы о профессоре Каленберге и его жене Эмилии Валентайн Корделия начала собирать сразу, как только ей попалась заметке о шахте на Вилде. Сначала ею двигало любопытство, разбуженное рассказом Бозгурда о полубезумной супружеской чете, решившей вернуть из мертвых погибшего сына.
Повесть главного дексиста Корделия восприняла как байку, призванную стать приманкой для женщины, некогда потерявшей свою семью. Она могла бы легко забыть эту историю и ответить на приглашение Бозгурда категоричным отказом, если бы не получила косвенного доказательства, что профессор и его супруга действительно существовали. И сын их, Мартин, погибший на Хроносе, тоже существовал. А затем любопытство сменил охотничий азарт, когда выяснилось, что и Мартин второй не выдумка. Но еще до визита в лабораторию Корделия просмотрела полицейские отчеты, где излагалась версия гибели супругов. Они погибли на Новой Земле, куда профессор Каленберг прибыл для участия в научной конференции в университете им. Гумбольта, а его супруга – ради встречи с горсткой верных поклонников, пожертвовавших на бенефис свои скромные сбережения.
Несколько предшествующих месяцев супруги вели довольно беспокойную жизнь. Они перемещались из одной звездной системы в другую, перелетали с колонизированной людьми планеты на астероид или даже на военную базу, отправлялись куда угодно, в самые темные, дикие уголки Галактики, если могли добавить на счет в банке еще несколько единиц. Профессор читал лекции, давал консультации, участвовал в самых рискованных и сомнительных проектах. Его супруга не гнушалась принимать участие в корпоративах и непрестижных развлекательных мероприятиях, снималась в рекламе и низкобюджетных сериалах.
Далеко не сразу Корделия догадалась, с какой целью эти уже немолодые люди развили такую бурную деятельность. Они собирали деньги, чтобы выкупить Мартина! Их «второй» сын принадлежал корпорации, а корпорация в лице господина Найджела Бозгурда заломила непомерную цену. Это ей, Корделии, наследнице Трастамара, владелице холдинга, ничего не стоило выложить полмиллиона, а у несчастных родителей таких денег не было. Они продали все, что у них было, даже дом, в которым вырос Мартин первый. Они жили в дешевых съемных квартирах, брались за любую работу, иногда перебивались на пожертвования от друзей. Они рискнули взять заем у авшуров! Родители боролись за своего сына. И погибли. Почему?
