Текст книги "Зависть богов (СИ)"
Автор книги: Ирен_Адлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Вновь соблазнительная перспектива побега. Сделать это прямо сейчас? Быстро одеться, загнать недоумевающего Мартина во флайер и улететь в Перигор. Уже оттуда связаться с Ордынцевым, вызвать «Подругу смерти». Пусть бросают этот бестолковый форум и летят сюда, к Аттиле, на всех парах. Дымбовски с Фицроем не маленькие. Как-нибудь доберутся. А потом сидеть в своем перигорском особняке, как в крепости, и вздрагивать от малейшего шороха.
В любой другой ситуации Корделия подняла бы брошенную перчатку. И бросила бы в ответ свою. Но это раньше. Раньше, когда ей некого и нечего было терять, когда она никого и ничего не боялась. Теперь у нее есть Мартин и она… боится. Впервые за много лет. Боится не за себя, ей «DEX-company» ничего не сделает. Она боится за того, чья жизнь стала средоточием ее ответственности. «Мы в ответе за тех, кого приручили…» Страх за другого, за чужую жизнь глубже и мучительней. Этот страх как изнуряющая болезнь, живет где-то в костях и царапает, гложет. Страх новой утраты, страх безвременья. Вот почему побег это первое, что пришло ей в голову. Материнский инстинкт. Схватить за шкирку и бежать. Как кошка из горящего дома.
После гибели «Посейдона» она лишилась даже этого инстинкта. У нее словно вырвали сердце, вернее, чисто и аккуратно удалили хирургически. Вместо сердца у нее было что-то другое, какой-то исправно действующий протез, имплантат из плоти и крови, неутомимый, бесчувственный. Этот протез давал только имитацию сердечной деятельности. Главным действующим лицом стал рассудок, захвативший власть над телом, подобно процессору в голове киборга. Там, где главенствует рассудок, страху нет места. Остаются разумные сомнения, трезвые оценки и учет возможных последствий. Полная рационализация. Ей это нравилось.
Как легко стало жить! Она ни к кому не привязана, никем и ничем не дорожит. Она свободна. А потом все изменилось.
Чего она добивалась, выкупая за безумные деньги издыхающего киборга? К чему был этот неожиданный альтруизм? Какой-то неясно прорисованный бизнес-план. Догадка. Приключение. Она объяснила это Мартину, как жажду обрести спокойствие, избежать угрызений совести. Она не лгала. Она и в самом деле в это верила, когда говорила. Потому детектор и не поймал ее на лукавстве. Но к моменту их разговора она была уже другой, она уже приняла Мартина как неотъемлемую часть своей жизни, она уже к нему привязалась, она… полюбила. Это же так называется? Любовь? Корделия ненавидела это слово.
Люди оправдывают этим словом самые низменные порывы. Затерли это слово до неузнаваемости. Из золотой монета стала медной, с зеленью по краям, с неразличимым номиналом. Корделия избегала этого слова. Пусть лучше будет привязанность, привычка, ответственность. Только не любовь, в ее нынешнем, пустом, нечистом значении. Она вспомнила слова Мартина: «Если люди называют это любовью, то какова же тогда ненависть?» Почти неосознанно Мартин перефразировал Ларошфуко «Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу».
Только и философ в корне ошибался, добавляя к образу любви свой черный мазок. Это не любовь, это жажда власти, жажда обладания, жажда победы… Истинная любовь – это прежде всего счастье того, кого любишь. Счастье, покой, доверие и безопасность. А все прочее от… отдела маркетинга.
В идеале устроить все следовало так, чтобы Мартин ничего не заподозрил. Почему бы нет? И бежать в Перигор вовсе не обязательно. Ни флайер, ни гравискутер, ни человек не пересекут границ ее владений незамеченными. Ордынцев настоял на самой дорогой охранной системе и самой продвинутой программе мониторинга движущихся объектов. Начальник СБ потребовал таких мер, когда выяснил, что Корделия намерена жить в своем поместье одна, наотрез отказываясь от услуг киборга линейки Mary с урезанной программой телохранителя.
– Геральдика, конечно, безопасная планета, – согласился бывший майор, – попасть на нее всевозможным проходимцам достаточно затруднительно, но это вовсе не означает нулевую вероятность чужеродного вторжения. На самой Геральдике хватает отвязной криминальной публики. Я узнавал. Ведется неафишируемая статистика правонарушений. Было бы верхом легкомыслия этой статистикой пренебречь.
Корделия не относила себя к особям легкомысленным и на установку охранной системы, датчиков по периметру и пограничных дронов согласилась. Правда, активировала эту систему только один раз – когда Ордынцев прибыл с проверкой. Вот случился и второй.
После побега Мартина система все еще пребывала в активном режиме. А после звонка Монмута Корделия перевела ее в режим ЧС. Почти осажденная крепость. Оставалось выждать время до прибытия «Queen Mary». Корделия уже начала подготавливать Мартина к поездке. Он по-прежнему ничего не подозревал. И будь Корделия чуть внимательней, так бы и остался в неведении, несмотря на свой детектор. Генри-младший должен был рассказать «экспертам» об истинном предназначении пограничных дронов и даже продемонстрировать охранную систему в действии – заставить сначала гравискутер пересечь границу, а затем направить в глубь владений Трастамара собственный беспилотник и указать на постигшую этот беспилотник участь. Также наследник должен был поведать страшилку о попытке мести и едва не свершившейся авиакатастрофе.
Все это для того, чтобы потянуть время и убедить «экспертов» сменить стратегию. Если иного плана вторжения и похищения у них не предусмотрено, им придется убраться с Геральдики, так как отведенное им время выйдет.
Проделать все это можно было бы и без Генри. Но если уж тот вызвался поучаствовать, то зачем отказываться от шпиона в стане врага? Да и не хотелось отягощать совесть сбитым катерком. Пусть ловцы, но… как-никак люди. Опять же шум, скандал, расследование. Неизбежное прозрение Мартина. А так был бы шанс задавить конфликт в зародыше. Без жертв. И Монмутов проучить, и «DEX-company»… озадачить.
Все из-за ее невнимательности. Не выключила вовремя звук. Эта невнимательность стоила ей вспоротой вены. И едва не стоила доверия Мартина. Ей пришлось признаться во всем. Она рассказала и о первом звонке, и о плане побега, и о забронированной каюте, и о вовлеченности Генри-младшего, и о той роли, какую ему предстояло сыграть. Мартин слушал очень внимательно. Потом сказал:
– Они ему не поверят.
– В смысле? Не поверят, что система работает?
– Не поверят, что система настолько эффективна. Эти люди, ловцы, все бывшие военные, десантники, спецназовцы, наемники. Они привыкли рисковать. Привыкли действовать силой, привыкли проверять оборону противника на прочность. Они потребуют у него, у младшего, лететь самому, пилотировать флайер. И дрон его собьет. Генри-младший погибнет.
Корделия уставилась на Мартина в изумлении. Такую возможность она не учла.
– Ты… уверен?
Мартин помолчал.
– Если они прилетели за мной, именно за мной, а не за каким-то абстрактным киборгом, то командует группой Джеймс Джонсон.
– Кто это?
– Один из самых эффективных ловцов «DEX-company». Бывший спецназовец, наемный убийца. Он перешел на работу в корпорацию, чтобы легализоваться. У него еще не было… неудач. Я его… знаю. Он будет действовать жестко, без колебаний. Если не удастся схватить меня сразу, он изменит тактику. Вероятно, возьмет заложников. Ту семью, которая его вызвала.
Корделия потерла ноющую под повязкой руку. Мартин виновато покосился.
– Я, конечно, особой любви к Монмутам не питаю, – начала она, – а после того, что они затеяли, тем более не испытываю сожалений.
– Их убьют, – тихо сказал Мартин. – Их убьют, как моих родителей, как… Гибульского. Может быть, не сразу, не сегодня, чтобы не привлекать внимания. Но это сделают позже. Обставят убийство, как несчастный случай. Я знаю, на что они способны, на что способен Бозгурд. Я… там… был.
– Что ты предлагаешь? – спросила Корделия одними губами.
– Сделай меня приманкой.
Сначала Корделия на него долго орала, потом металась между кухней и рабочей зоной, потом выскочила из дома, сделала круг, затем вернулась и, обессилев, упала на диван. Все это время Мартин прилежно следил за ней, как и предписано хорошему, правильному киборгу. Когда хозяйка выдохлась, он невозмутимо принес ей горячего сладкого чая. Корделия взяла кружку и беспомощно на него взглянула.
– Зачем тебе это?
– Хочу встретиться лицом к лицу со своим страхом. Я устал… бояться.
Десять минут спустя позвонил Генри-младший, сообщил, что «эксперты» прибыли с отцом в замок. Их четверо. С виду настоящие головорезы. И в доказательство переслал сделанный из окна снимок. Мартин несколько секунд всматривался. Лицо его заледенело.
– Да, Джонсон. И тех я тоже… видел. Один из них прилетал за мной на станцию у Бетельгейзе.
Голос его чуть заметно дрогнул. Генри-младший ждал у видеофона.
– Значит так, Генри, план меняется, – твердо сказала Корделия.
Она кратко обрисовала то, что ему предстояло сделать. И честно предупредила о рисках.
– Ты можешь отказаться, Генри. Можешь действовать по первоначальному плану, но я не гарантирую твоей семье безопасность. Решай сам.
Генри помолчал.
– У них же нет оружия?
– У них скорей всего только станнеры. С оружием их бы из космопорта не выпустили.
– Кроме станнеров у них еще и «глушилки», – добавил стоявший за спиной Корделии Мартин. – Для людей они безопасны. Это для меня.
– Что такое «глушилки»? – торопливо спросил Генри.
– Это устройство, отключающее процессор. Направленный электромагнитный импульс. Сознания я не потеряю, но двигаться не смогу. Действует на расстоянии одного-двух метров. Они могут заставить тебя выстрелить.
– А я…
– А ты, разумеется, и не подумаешь этого сделать! – резко ответила Корделия. – Притворишься. Мартин заманит их в дом, а ты прыгай в сторону.
Монмут-младший что-то напряженно обдумывал. Вероятно, в дверь постучали, потому что он оглянулся и крикнул:
– Сейчас иду!
– Но ты еще можешь отказаться, – очень мягко напомнила Корделия.
«Шпион» тут же встрепенулся.
– Нет! Я полечу с ними. Эти господа мне не нравятся.
– Тогда будь осторожен. Ты должен быть убедителен, Генри, чертовски убедителен.
***
Мартин приблизился к лежащему ничком Джонсону, коснулся пальцами его шеи, потом перевернул на спину.
– И что теперь с ними делать? – спросил Генри.
Корделия покачала в руке станнер. Она испытывала огромный соблазн перевести регулятор мощности на максимум и всадить еще один заряд.
– Ничего, – ответила она на вопрос союзника. – Погрузим во флайер, ты отвезешь их обратно, а оттуда прямо в космопорт. Пусть отец аннулирует приглашение. Тогда они здесь не задержатся. Звони родителям, предупреди их. Только чтоб сюда лететь не вздумали. Их дрон собьет.
За той же каменной стеллой, где она пряталась, Корделия приготовила два рулона скотча и инъекционный пистолет, заряженный снотворным. Скотч она бросила Мартину, а сама отправилась к дому. Дверь откатилась, давая в помещение доступ воздуху. Трихлорметан был нейтрализован искином еще десять минут назад. Корделия благоразумно постояла снаружи, затем вошла и трижды выстрелила из инъекционного пистолета. Мартин тем временем уже обмотал Джонсона скотчем. Тот начал приходить в себя. Киборг отволок ликвидатора к флайеру и прислонил к посадочной стойке.
– Этих тоже связать? – спросил он вышедшую из дома хозяйку.
– Я вкатила им лошадиную дозу золпидема. Но если тебе так будет спокойней…
Мартин направился к дому. По дороге подобрал брошенную Генри глушилку. Повертел, бросил на камни и наступил. Черный пластик треснул. Корделия понимающе кивнула.
– У тех троих тоже должны быть.
Генри-младший, отойдя в сторону, очень эмоционально объяснялся с родителями. Джонсон открыл глаза, пошевелился, понял, что связан. В изумлении уставился на Корделию, а затем на Мартина, который волок за шиворот кого-то из «экспертов». Подтащил и привалил, как мешок, рядом с Джонсоном. Тот покосился на новоприбывшего.
– Они живы, мистер… или мусью… или, как вас там, гнэдиге херр…* – очень вежливо обратилась к нему Корделия. Затем, проследив за взглядом Джонсона, участливо добавила, – не тревожьтесь за своих друзей, мистер Джонсон, они спят. Вас ведь так зовут? Ах, впрочем, неважно. Согласно геральдийской хартии вольностей я не обязана спрашивать у браконьера фамилию, прежде чем его повесить. Да, да, вот такая дикость. И это в двадцать втором веке!
Мартин приволок второго и отправился за третьим.
– Куда это вы смотрите? А, на Мартина. Увы, мистер Джонсон, все так. Mundus universus exercet histrionem.** Весь мир – театр, а люди в нем, мужчины, женщины, и киборги, актеры. Вот и пришлось немного вас разыграть.
Мартин вернулся с третьим. Подошел Генри, раскрасневшийся, как после трепки. Джонсон попытался что-то сказать, но его еще держал паралич.
– Да вы не беспокойтесь, мистер Джонсон, – поспешила успокоить его Корделия, – говорить буду я. Недолго. Так вот, передайте Найджелу, моему дорогому другу, что он мне… надоел. Честное слово, я не хотела этой войны. Я даже слово дала. И слово это держала. До дня сегодняшнего. Я обещала ему, что ни во что не буду вмешиваться, не позволю проводить расследование, не разрешу предать гласности кое-какие факты. Я бы и дальше помалкивала. Если бы он вас не прислал. Вас, четырех головорезов с глушилками, чтобы похитить Мартина. Вы воспользовались наивностью бедняги Монмута и, как разбойники, вероломно вторглись в мой дом. По нашим законам я могу вас перестрелять. Вот прямо сейчас, без суда и следствия. И мне за это ничего не будет. Или отправить на наши иридиевые рудники. Пожизненно. Галаполиция сюда не сунется. А из вашей конторы – и подавно. Но я этого не сделаю. Хотя бы потому, что вы, пусть и законченные негодяи, все же действовали не по своей воле. У вас работа такая. Я отправлю вас обратно, к Бозгурду, с предупреждением, что мое терпение лопнуло и я вступаю с ним в войну. И еще, если кто-то из вас или ваших подручных приблизится к Мартину, получит уже не заряд из станнера, а заряд плазмы. Вы меня поняли, мистер, мусье, гнэдиге херр Джонсон? Кивните.
Он кивнул. Корделия обернулась.
– Мартин, ты их всех знаешь?
– Нет, только Джонсона и вон того… Его зовут Свенсон.
У Мартина что-то изменилось в лице. Голос стал механическим.
– Хочешь им что-нибудь… сломать на прощание?
Глаза киборга вспыхнули алым, но тут же погасли.
– Нет, не хочу. А то случится то же, что случилось с Бозгурдом, когда я его однажды напугал. Он думал, что я в беспамятстве, подошел и пнул. А я его за ногу схватил. Убить хотел… Впервые хотел.
– А он что? – шелестящим шепотом спросил Генри.
– А он… – Мартин смущенно опустил глаза, – обмочился.
– Что?!
Корделия закрыла лицо руками. Плечи ее подергивались. Она хохотала.
Комментарий к Глава 8. Praemonitus, praemunitus
*Gnädiger Herr – милостивый государь (нем.)
** Мир лицедействует (лат.) Надпись над входом в театр “Глобус”.
========== Глава 9. Киборг, который боялся «прививок» ==========
Корделия смотрела вслед исчезающему флайеру.
– Вот и все, – сказала она. – Мартин, собирайся.
Она обернулась. Мартин пошатнулся, будто у него закружилась голова, и упал на колени.
– Мартин, что с тобой?
– Ничего, – ответил киборг, глядя виноватыми глазами. – Отключил имплантаты.
Корделия села с ним рядом и подставила плечо, чтобы он мог опереться и уткнуться лбом. Ей хватило данного объяснения. Мартин перешел из ипостаси киборга в ипостась человека. А человек, как известно, слаб. Все предшествующие часы, с того момента, как раздался звонок таможенного офицера, когда они с кровью из перевязанной вены расставляли базисные приоритеты, затем, после признания Корделии, вычерчивали схему боевых действий и, наконец, в этих действиях участвовали, Мартин находился в режиме, очень близком к боевому. Сознавая неустойчивость и уязвимость своей человеческой составляющей, он предпочел довериться кибернетическому двойнику, предоставив процессору расширенные полномочия по контролю за эндокринной системой и биохимией крови.
Этот жесткий контроль, призванный обезопасить их первое сражение от таящихся в памяти событий, подавлял дремлющий в глубинах подсознания, в органическом процессоре вирус страха и подчинения, вирус собственной ущербности и поклонения своим создателям. Мартин боялся, что этот нецифровой, неуловимый для хакера вирус распустит эмоциональные коды и бросит его, киборга и неполноценного человека, на колени перед хозяевами.
В цифровой памяти их имен давно не было. Над этим еще на «Подруге смерти» хорошо потрудилась девушка-навигатор, очищая нано-кластеры от лиц с правом управления, установок, директив, подпрограмм, приказов, ограничений, но их след остался в человеческой составляющей, в рисунке шрамов и ссадин, в изнанке чувств и желаний. И зыбкое то воздействие соперничало по своей эффективности с директивой, вбитой в командную строку напрямую. Мартин предпочел обезопасить себя от этого воздействия, изолировав человеческое от машинного и обозначив это человеческое как ресурс.
За четкость действий, стабильность и быстроту он дорого заплатил. Такой жесткий контроль пожирал энергетические запасы с удвоенным аппетитом. Вероятно, система не раз запрашивала о допустимом уровне углеводов, предупреждая об отключении, но Мартин снова и снова выбирал максимум эффективности. Когда же он в конце концов позволил себе расслабиться, дал системе отбой, вновь переходя в ипостась человека, его накрыло таким постадреналиновым похмельем, что он не удержался на ногах. Кровь стала пустой и жидкой, как вода.
– Прав был Бозгурд, – прошептал Мартин.
– В чем?
– Я ни на что не годен. Выработал свой ресурс. Устаревший хлам.
– Нашел кого слушать, этого… зассанца.
– Там… свидетели были. Он мне за это… 23 раза приказал сдохнуть. Потом долго бил. Сломал 37 костей. Убил бы в конце концов. Но… Пирсон вмешался. Сказал, что я… один такой. Другого подопытного нет.
Корделия вспомнила первую сканограмму, сделанную еще на яхте. Они тогда с Ренди этим старым переломам счет потеряли. Мартин будто услышал ее мысли.
– Система регенерации работала с перегрузкой. Она у меня не такая, как у армейских DEX’ов. У них более эффективная. А меня к войне не готовили. Гибульский замедлил ее намеренно, чтобы я больше на человека походил. Медленнее выздоравливал. Я до ста процентов за четыре года так ни разу и не восстановился. Сейчас… сейчас я встану, – добавил он поспешно.
– Ничего, отдышись. Мы успеем. Нет, имплантаты не подключай. Я запрещаю. Дай мышцам передохнуть. Они же у тебя человеческие.
Мартин помолчал, выравнивая дыхание и, видимо, стабилизируя систему, потом заговорил снова.
– Ты бы могла купить себе нового. Без шрамов. Без внутренних повреждений. Со стопроцентной работоспособностью.
Корделия грустно улыбнулась.
– Ну уж нет. Дамы предпочитают джентльменов с опытом. Да и где я еще такое чудо куплю? Ты один такой. Уникальный.
– Другие тоже есть. Я их видел.
– Это ты про сорванных?
– Про тех, у кого срыв происходил постепенно. Они никого не убили, да и не собирались… убивать. Они пытались выжить, но их выследили. Самый высокий процент срывов пришелся на 43-ю партию. В «DEX-company» ее называли проклятой. Говорили даже, что вся партия бракованная. Большинство ликвидировали. Но не всех. Кто-то из этой партии уцелел. Они все были… рыжие. Как наша «Жанет». Только у «Жанет» глаза зеленые, а у них – голубые.
Корделии неожиданно понравилось это «наша».
– Ты с кем-то из них встречался?
– Да, одного привезли почти невредимым. Армейского DEX’а. Его держали в соседнем боксе. Мы с ним разговаривали.
– Что с ним стало?
– Умер. То есть, отключился. Через шестнадцать часов. Я ему тогда даже… завидовал. Всего шестнадцать часов.
Помолчали.
– Тебе сюда поесть принести или до кухни дойдешь?
– Дойду. Мне уже лучше. Система стабилизировалась.
– Я тебе сделаю горячий шоколад. Он калорийный и вкусный.
Наблюдая, как Мартин маленькими глотками пьет из большой чашки ароматную густую жидкость, Корделия вновь ощутила накрывающий ее приступ ярости. Той самой бессильной иррациональной ярости, с которой она уже давно тщетно боролась. Она вспомнила поступивший на терминал отчет Ордынцева. Бывший майор собрал все доступные через секретные службы материалы по Александру Гибульскому. Сведения по научным разработкам ведущего нейроспециалиста были укрыты в недрах «DEX-company», но общей информации было достаточно. Со школы имел строго определенную цель – стать кибернетиком. В колледже, а затем в университете участвовал во всевозможных научных программах по ИИ, был выдвинут на повышенную стипендию Норберта Винера, самостоятельно разработал ПО для «LV-Electronics», производящей андроидов. Был приглашен на кафедру после защиты кандидатской, но предпочел работу в «DEX-company», по своему профилю. Женат не был, но обзавелся дочерью. Создатель «шестой» модели. Концептуально новый процессор, позволяющий повысить эффективность кибер-машины до максимума. Доктор Франкенштейн!
«Надеюсь, ты попал в ад, Гибульский», подумала Корделия. «И там тебя засунули в тело рыжего киборга из 43-й партии. Затем какой-нибудь адский подручный по имени Бозгурд заставил тебя 123 раза умереть. И ты 123 раза ощутил, как твое сердце останавливается, а ты в сознании, ты жив и фиксируешь эту остановку своим ясным кибернетическим разумом». Корделия закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Спокойствие, только спокойствие! Мартин почувствует себя виноватым, если у нее подскочит давление и участится пульс.
– Хочешь еще? – осведомилась она вполне нейтрально, забирая у него чашку.
Киборг внимательно на нее посмотрел.
«Эх, и все-то ты знаешь!» Корделия сделала невинное лицо.
– Мне нужно немного поспать, – извиняющимся тоном произнес Мартин.
– Во флайере поспишь. Нам лететь больше трех часов до Лютеции. Давай, переодевайся. Ничего не бери. Я тебе на лайнере все куплю.
– Я и не знаю, что брать.
Мартин уже отдал управление процессору, а сам где-то дремал, время от времени реагируя на реплики хозяйки. Не отягощая его выбором, Корделия быстро извлекла из шкафа недавно купленные вещи и, давая максимально ясные указания, заставила переодеться. Затем отвела в ангар и указала на заднее сидение флайера.
– Полезай на свое любимое место.
Мартин безропотно послушался, вернее, послушался киборг. Потому что Мартин-человек уже давно крепко спал. Сама Корделия потратила на сборы не более получаса, переодевшись и покидав в дорожную сумку кое-какие необходимые мелочи. Все самое ценное, позволяющее решать насущные первоочередные задачи у нее хранилось в изящном вместительном портмоне, пристегнутом к поясу. Комм на запястье, удостоверение личности и банковская карта. А что еще надо?
– «Жанет», процедура консервации.
Искин вздохнула.
– Не вздыхай, это ненадолго. Дроны вернешь на исходную позицию. Периметр оставишь в охранном режиме. Пусть датчики фиксируют все крупные движущиеся объекты. Оставшиеся продукты утилизируешь. Все. Пока. Флайер я запрограммирую на возвращение.
Мартин спал. Кибернетический «близнец» был безупречен, но безжалостен. За свое содействие он брал непомерную плату, буквально выгрызая своего человеко-брата изнутри. Корделия подняла флайер очень плавно, без рывков, хотя знала, что киборг может спать даже под ракетную канонаду. Но тот, кто лежал, свернувшись клубком на заднем сидении, по-детски сунув под голову руку, слишком мало походил на неутомимую машину. Это был усталый ребенок, которого некие компрачикосы* от науки заключили в тело-оружие и заставили в этой мышечной колбе быстро и уродливо взрослеть. Набрав скорость и высоту, Корделия бросила взгляд в «зеркало заднего вида».
– Не было у бабы хлопот…
Как она и предполагала, путь до Лютеции занял три с половиной часа. Мартин проснулся, когда на горизонте уже поднялись шпили городской ратуши и старинных земных соборов. Открыл глаза и сразу сел. Взгляд еще какое-то время оставался дремотно-пустым, но зрачки уже любознательно расширились. Процессор собирал информацию. Корделия потянулась к «бардачку», вынула бутылку воды и большую плитку шоколада с орехами. Передала своему «пассажиру». Мартин жадно отпил из бутылки и зашуршал фольгой.
– Вкушно, – сказал он, прожевывая сразу половину.
Спросонья он свалился в свой реальный возраст. Откуда-то из глубин памяти вперед шагнул сонный светловолосый мальчик.
– Мама, я плоснулся!
Очертания встающего из-за горизонта города стали нечеткими. Поплыли. Корделия стиснула штурвал. Нет, нет, пожалуйста, только не сейчас! Не сейчас. Рука Мартина коснулась ее плеча.
– Это из-за меня? – тихо спросил он.
Она потрясла головой.
– Нет. – Ответила резко, чтобы пресечь дальнейшие расспросы. – Вспомнила кое-что. Сейчас пройдет.
Город все яснее выступал из полуденного марева. С высоты птичьего полета Лютеция напоминала огромную морскую звезду, раскинувшую свои лучи-щупальца на многие километры. У вершины каждого луча этого гигантского пентакля возвышался собор, каждый – точная копия одного из знаменитых соборов старой Европы: Шартрского, Кельнского, Миланского, Сантьяго-де-Компостелло и Святого Василия. В самом городе встречались менее величественные копии известных архитектурных памятников. Каждый луч звезды так же олицетворял собой средоточие определенной исторической и национальной направленности. Это разделение стало скорее условным, дизайнерским, чем фактическим. Стили и памятники перемешались. Но несмотря на пренебрежение историческими реалиями Лютеция и в конце 22-го века могла бы служить великолепной иллюстрацией к лекциям по истории.
Корделия взглянула на раскинувшийся внизу город с сожалением. У нее никогда не было времени побродить по этим улицам, полюбоваться Пантеоном, Гранд-Опера или Адмиралтейством. Пусть только копиями, но выполненными с талантливой дотошностью. Мартин тоже завороженно смотрел вниз. Это был первый город, который ему довелось увидеть.
– Красиво, – прошептал он.
– Когда-нибудь мы там поживем, – пообещала Корделия, – будем гулять и глазеть по сторонам.
Она положила флайер на крыло, уходя от города на запад к космопорту.
Вопреки тенденции к самоизоляции столичный космопорт был размеров внушительных, с провинциальный город где-нибудь на Новом Бобруйске. И посадочное поле вокруг терминала отнюдь не пустовало, оно было сплошь утыкано частными катерами и яхтами. Кое-где попадались и транспортные суда, доставившие на Геральдику товары для торговых сетей. У терминала, схожая размерами и величием со священным Кайласом, блестела обшивкой «Queen Mary». К лайнеру тянулся длинный прозрачный «рукав», сверху казавшийся старомодным шнурком, связывающим один громоздкий ботинок с другим. Но в действительности это была пластиковая галерея в три человеческих роста.
По мере снижения Корделии приходилось учитывать скоростной режим и перестраиваться с одного уровня на другой. Чем ближе к аэропарковке, тем медленней приходилось лететь, учитывая планы таких же флайеро-водителей. Наконец она припарковалась на свободном пятачке рядом с вытянутым разрисованным цветами аэромобилем и тюнингованным кобайком с королевой викингов на борту. Выключила двигатель и едва не застонала от боли в затекшей спине.
– Ну все, выходим. Нам еще регистрироваться и таможню проходить. Мартин, ты слышишь? Мартин!
Он не ответил. Корделия стремительно обернулась. Застывший Мартин смотрел сквозь нее выцветшими потухшими глазами. Киборг. Снова правильный, безмозглый киборг. Корделия едва не стукнулась лбом о штурвал. Люди! Слишком много людей! Все вокруг большое, шумное, незнакомое. Испугался, спрятался за процессор. Притворился мертвым, как брошенный на мостовую зверек.
– Нет, нет, нет, Мартин, только не сейчас!
Она выскочила из флайера и перебежала к пассажирской дверце. Резко дернула. Тащить через регистрацию и таможню на глазах у всех механическую игрушку ей совсем не хотелось.
– Мартин, пожалуйста, не сейчас. Давай, мальчик, ты справишься. Ну да, люди, их много, но им до тебя нет никакого дела. У них свои заботы. Они заняты друг другом.
Мартин отреагировал. Взглянул на хозяйку с тоской, как бы говоря: «Я стараюсь, я очень стараюсь».
Корделия хорошо понимала, что с ним происходит. Механизм был ей знаком. Она даже когда-то придумала название этому явлению – синдром личинки. Личинку насекомого, бескрылую, беспомощную, неповоротливую, без хитинового панциря, почти без кожи, с выворотом лопаты извлекают на свет. Личинка прежде сидела глубоко в земле, во влажной, прохладной норке, не подозревая о внешнем пугающем мире. Чтобы выйти в этот огромный освещенный мир, полный резких звуков, обжигающих лучей и острых песчинок, этой личинке следовало нарастить кожу или хотя бы веки на огромные фасеточные глаза. Личинке еще только предстояло защитить свое мягкое брюшко и нервные спинные узелки твердым панцирем. Но ей не позволили этого сделать, вытащили под каблуки и лопаты.
Корделия сама была когда-то такой личинкой. Она сама добровольно ушла «под землю», в психологическую гробницу, соорудив ее внутри себя самой, чтобы пребывать в невесомости. Когда ее все-таки извлекли оттуда и заставили жить, она чувствовала себя лишенной кожи, ступившей под солнце с обнаженными нервами. Мир причинял боль одним движением воздуха. Ей тогда пришлось прибегнуть к эмоциональной анестезии, взять на вооружение глухоту и слепоту. А нервные окончания подморозить и удалить. Только так ей удалось выжить. Иначе она бы сошла с ума под натиском ощущений, запросов и угроз внешнего мира. В чем-то ее давняя попытка сохранить жизнеспособность напоминает это бегство Мартина за процессор. Он тоже еще не отрастил ни крылышек, ни хитинового панциря. Но у него есть кибернетический двойник, раковина, которую он, как придонный моллюск, всюду таскает за собой. Средство верное, но лишает подвижности. Корделия вспомнила свой прием с глухотой.
– Давай сделаем так. Ты же можешь настроить свои слуховые фильтры так, чтобы слышать только мой голос?
Он кивнул.
– Сделай.
Глаза Мартина потухли, но сразу ожили.
– Лучше?
Он несколько секунд как будто прислушивался к себе. Потом кивнул.
– Ты сохранял себе голографии? Может быть, у «Жанет» скачал какие-нибудь видеоролики?
Он снова кивнул. Корделии показалось, что в глазах мелькнуло смущение, а на щеках – румянец. И что же он там себе наголографировал? Она это выяснит. Потом…
– Очень хорошо. Ты же можешь их смотреть, пока мы идем по терминалу к лайнеру?
– Могу.
– Вот и смотри. А я буду бегемотика за руку держать.
Перед «бегемотиком» киборг окончательно капитулировал. Пятилетний мальчик смотрел расширенными от любопытства глазами.
– А почему бегемотик?
