Текст книги "Другая жизнь (СИ)"

Автор книги: in_Love_with_a_Psycho

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Слушай, я, пожалуй, пойду, поговорю с Дейвом, а то так и не придумаю, куда податься.

Я уже хотела подняться и уйти, как дверь с шумом открылась, и в нее втолкнули, а скорее две крепкие пары рук попросту забросили лохматого всклокоченного Мануэля, который изо всех сил сопротивлялся. Крича какие-то непонятные ругательства, наверное, по-итальянски, он влетел в гримерку, застав несколько переодевающихся девушек врасплох. Те закричали на него, пытаясь прикрыться одеждой.

– Простите, дамы, – галантно произнес Мануэль и, взяв чей-то туфель, бросил в торчащие в дверном проеме две длинноволосые головы. Флавьен и Кристиан успели скрыться, чем еще больше раззадорили Мануэля. Вновь схватив несчастный туфель, он выбежал за ними в коридор.

– Убью, – прокричал он, бросая им вслед предмет обуви. Потом вдруг неожиданно обернулся и, обращаясь ко мне, сказал. – Талья, тебя Дейв ждет в зрительном зале, просил передать.

С этими словами дверь за ним закрылась. Я несколько ошарашенно посмотрела на Ксению.

– Странный способ передачи информации, – заключила я, приходя в себя от налета мужчин на женскую раздевалку. Вспомнилась школа и наши безбашенные мальчишки, которые способны были и на бОльшие подвиги.

– Они как дети, правда, – умиляясь, ответила Ксюша. – Тут чего только не насмотришься. Однажды поругалась с Витей и пришла очень рано на репетицию, а тут все костюмы свалены в кучу, и на них спит Флавьен. У него тогда были какие-то проблемы в личной жизни. Домой идти не он хотел, перебрал немного и перепутал гримерки. А уж как они все друг над другом шутят, вообще порой валяемся от смеха. Это еще легкий вариант, поверь.

Я верила, уже вполне представляя, на что способны эти милые люди. Поболтав еще пару минут с Ксенией, я отправилась в зал на поиски режиссера. Долго искать не пришлось. Дейв сидел там же, где днем ранее проводил кастинг, и я присела рядом с ним. Он тут же отложил бумаги, которые читал в ожидании начала репетиции, и спросил:

– Ты уже была у костюмеров? – я отрицательно покачала головой, и он нахмурился. – Сходи сегодня обязательно. Им нужно переделать под тебя костюмы. Хотя не думаю, что твоя фигура сильно отличается от прошлой актрисы. Тем не менее, затягивать не стоит. К тому же надо померить костюмы и для твоих ролей в массовке. Через две недели одна из наших актрис уходит, так что займешь ее место. И еще. Сегодня же начнешь занятия хореографией и вокалом. Найди Оливию и Эдварда. Это наши постановщики или преподаватели, называй, как хочешь. С ними будешь репетировать в рабочее время. В нерабочее можешь оставаться здесь, сколько сама считаешь нужным. И пойми одно. Неважно, сколько сил и средств ты потратишь сейчас. Важно, сколько ты получишь взамен. Поверь, стоит потрудиться две недели, не жалея себя, если впереди тебя ждут успех и признание.

Он замолчал. Я была полностью согласна с ним. Только в одном сильно сомневалась. Мне не верилось, что меня ждет признание. Это было почти невозможно. Но я была счастлива от одной только мысли, что скоро выйду на сцену. Пусть это всего лишь небольшая роль, но я буду стараться, что есть силы.

Закончив разговор, я сходила в костюмерную. Примерив на себя шикарные платья Констанс, мне захотелось трудиться еще больше, чтобы однажды выступить в них. Мой размер одежды действительно совпадал с размером прошлой участницы мюзикла. Поэтому с платьями проблем не возникло. А вот туфли оказались мне малы. Если бы они были велики, с этим еще можно было справиться. Но вот отпрыгать два часа на сцене в тесной обуви весьма проблематично. Но костюмер обещала, что туфли мне закажут в самое ближайшее время.

В прекрасном расположении духа я отправилась на занятие хореографией. Хореографом оказался миловидный мужчина средних лет по имени Эдвард. Он был очень дружелюбный и приятный во всех отношениях. Танцевать под его чутким руководством стало сплошным удовольствием. Не смотря на сложность постановок, он очень просто мог объяснить смысл любого движения, отчего запоминать и повторять было легко. К моему удивлению, я узнала, что должна выучить действия всего мюзикла.

– Неизвестно, на каком месте и в какой роли ты можешь оказаться в следующий раз, – говорил он. – У нас очень часто происходят перестановки. Кто-то может заболеть или вообще уйти. Всегда надо быть готовой подстраховать, заменить человека. Все в труппе знают мюзикл как свои пять пальцев. Даже те, кто никогда не будет в массовке, основной состав, обязаны знать его назубок.

Через пару часов танцев к нам присоединилась Оливия. Под контролем этой женщины ставились и поддерживались на должном уровне все голоса мюзикла. Имея большой опыт в своей сфере, Оливия была профессионалом высшего уровня. Поприветствовав, она сделала комплимент моим вокальным способностям, чем вогнала меня в краску.

– Не смущайся, – улыбнулась она. – В конце концов, тебя сюда взяли не за красивые глаза, а за голос и актерское мастерство. Хотя и глаза у тебя симпатичные.

Так как времени у нас было немного, то репетировать песни мне предстояло вместе с танцами. Это уже было сложнее, но и интереснее. Для первого дня получалось вполне сносно, и я, полная энергии и нацеленная на успех, полностью отдавалась процессу, чем радовала своих наставников. Где-то на сцене уже давно закончилась разминка, и начался спектакль. Когда музыка у нас в зале заканчивалась, я могла слышать, что происходит на сцене, в какой момент и кто поёт. Атмосфера театра и взаимопомощи, которую я ощущала, давали силы петь и танцевать снова и снова, еще и еще.

В день обычно было по два спектакля – дневной и вечерний. Когда отгремели звуки последнего, Эдвард посмотрел на часы и, потянувшись, зевнул.

– Пора заканчивать. И так загонял тебя для первого дня. Шесть часов уже тут скачем.

Я удивилась, как быстро пролетело время. Выходя из зала, мои наставники нос к носу столкнулись с Мануэлем и Флавьеном, которые уже переоделись после спектакля и, видимо, собирались домой.

– Забирайте ее с собой, – сказал им Эдвард. – А то совсем замучила и себя, и нас.

– Она может, – посмеялся Мануэль и зашел в зал.

Я сидела в ожидании, когда все уйдут, и я смогу еще немного порепетировать. Дома мне было нечего делать, да и усталости я не ощущала. Все же подобный опыт у меня имелся, хоть и в масштабах не таких, как сейчас.

– Ты не уходишь? – спросил Мануэль, кидая на пол сумку. – Хочешь, я могу остаться, вместе попоем?

В дверном проеме появилась голова Флавьена. Нетерпение читалось в его глазах и в том, как быстро он заговорил:

– Ну что, вы не пойдете? Меня там Илена ждет, я тогда побежал.

– Да, мы остаемся. Илене привет, – ответила я и встала, бросив Мануэлю. – Сейчас вернусь, пить хочу, умираю.

Я отправилась в гримерку. Не все еще разошлись, и Ксения сидела с двумя девушками и что-то оживленно обсуждала. Увидев меня, она искренне обрадовалась:

– Талья, ну как первый день? – спросила она по-французски, чтобы остальные тоже понимали нас.

– Хорошо, – честно ответила я. – Пока не жалуюсь.

Я взяла бутылку воды и уже хотела выйти, но Ксения остановила меня:

– А ты домой не идешь? Я видела, Эдвард с Оливией уже ушли, и подумала, что мы вместе можем пойти поужинать. Было бы здорово.

– Прости, давай завтра, – я покачала головой и добавила. – Мануэль предложил порепетировать вместе, так что мы задержимся.

На лице девушек мелькнуло удивление, быстро сменившееся улыбкой. Они захихикали, а одна из них сказала:

– Предложил порепетировать? Смотри, будь осторожна. Никогда не слышала, чтобы этот ловелас с кем-то мог нормально репетировать.

– Я буду очень осторожна, – посмеялась я вместе с ними и вышла.

За последние несколько часов я столько раз слышала предостережения в адрес Мануэля, что не могла не обратить на это внимания. В голове проносились образы, мысли. Я вспомнила, сколько раз сидела рядом с этим человеком, была наедине, и ни разу он не позволил себе хоть короткое поползновение в мою сторону. Никогда и ни с кем я не была настолько спокойна и уверена в безопасности, как рядом с ним. Я вспомнила его фразу на сцене во время знакомства с труппой и взгляд, с которым он посмотрел тогда на меня. Со стороны это казалось шуткой, игрой, но его глаза не смеялись. Это был самый серьезный и честный взгляд, просящий не верить никому и никого не слушать.

Подходя к двери репетиционного зала, я услышала музыку. Открыв дверь, я увидела, что Мануэль уже снял куртку, которая теперь была брошена рядом с сумкой прямо на полу, и напевал одну из песен. Я присоединилась к нему. Петь с ним было одно удовольствие. Он не вел себя как учитель, не поправлял мои ошибки. Казалось, он их вообще не замечал, полностью поглощенный музыкой. Если у меня что-то не получалось, и я просила совета, он легко и непринужденно показывал, как лучше сделать. Но сам не лез ко мне, и это было приятно, позволяло прочувствовать настроение и давало возможность следовать за мелодией, уносясь с ней куда-то в прошлое.

Прошел час, прежде чем мы остановились. В горле опять пересохло. Взяв бутылку и сделав пару глотков, я спросила:

– Тебе еще не надоело? Весь день же поешь.

– Как мне может надоесть? Я этим живу, музыкой, песнями, – он счастливо улыбнулся. – Мне же не может надоесть дышать.

На этом было решено закончить и пойти куда-нибудь поужинать. Мы оба не ели ничего с утра, с завтрака в моем теперь уже бывшем отеле, поэтому были очень голодны. Быстро переодевшись, мы вышли из театра. На улице заметно похолодало. Вечерами зима особенно давала о себе знать. Я поежилась, стараясь глубже закутаться в свою совсем не зимнюю курточку. Мануэль сделал тоже самое. Даже меховой воротник не спасал его от порывов морозного ветра. Но каково было мое удивление, когда даже в такую погоду я увидела у театра толпу девушек, ожидавших своего кумира.

– Прости, я быстро, – бросил мне Мануэль.

Все с той же привлекательной улыбкой на лице, которую не смог прогнать даже холод, он направился к своим поклонницам. Девушки завизжали от восторга, вмиг забыв о морозе и долгом ожидании. Наконец, они могли увидеть и дотронуться до своей звезды. Глядя на их замерзшие руки, сжимавшие блокнотики и картинки для автографов, мне стало жаль их. Я почувствовала свою вину, потому что Мануэль задержался со мной, заставив ждать этих девочек так долго. Но теперь взаимная любовь артиста и его поклонниц как будто согревала все вокруг, и промозглый ветер уже не казался таким ледяным. Когда, наконец, поток желающих взять автограф и сделать фото на память иссяк, он вернулся ко мне. Мы снова зашагали рядом по опустевшей улице, и я сказала:

– Если в следующий раз захочешь задержаться со мной, сначала сходи, пообщайся с поклонницами, а то их ряды скоро резко опустеют. Ты всех заморозишь, – он улыбнулся моим словам, но согласно кивнул.

Кутаясь и прячась от ветра, мы отправились в кафе рядом с нашим отелем. Там было тепло и уютно. Это напомнило мне одно место в Москве, где я любила бывать с подругами, еще будучи подростком. Глядя в окно, за которым всё сильнее буйствовала непогода, я предалась воспоминаниям, на минуту позабыв, где нахожусь. Казалось, Мануэль тоже о чем-то задумался. По крайней мере, он также смотрел в окно, следя глазами за проезжающими мимо машинами. Мы так и ели, не проронив ни слова. В другом месте и с другим мужчиной, я бы чувствовала себя неловко, но сейчас молчание воспринималось не как отсутствие тем для разговора, а как непринужденная пауза в беседе длиною в жизнь. От подобных сравнений мне стало не по себе. Чтобы не загонять себя этими мыслями, я завела разговор о спектакле. Мануэль как будто только этого и ждал, охотно поддержав тему. За кофе, который в столь поздний час кому-то мог показаться не самым удачным напитком, мы проговорили еще долгое время. Потом он проводил меня до номера и, пожелав спокойной ночи, ушел. Я стояла, глядя ему вслед. На мое предложение зайти он ответил отказом. Теперь я пыталась понять свои чувства. Позвав его просто из вежливости, я должна была быть рада, что он не принял приглашение. Но почему тогда в душе царила странная смесь из сожаления и разочарования? Мне нравилось общаться с этим мужчиной. Он один здесь и сейчас был хоть сколько-то близок мне. На ум снова пришли слова Флавьена, Дейва и девочек. Может быть, именно об этом предупреждали меня, стараясь уберечь? Нет, это слишком абсурдно. Не думая больше ни о чем, я скрылась за дверью своего нового жилища.

Следующие две недели слились для меня в одно серое пятно. Сколько я пела и танцевала тогда, столько я не пахала больше никогда. Зачастую приходя в театр раньше всех, я покидала его последней. И обычно в компании Мануэля. Он всегда был рядом, помогал и поддерживал, не требуя ничего взамен. Эдвард и Оливия в то время стали для меня ближе мамы с папой. Проводя в их компании по восемь, а то и десять часов, я уже не представляла, что однажды приду сюда не для репетиций с ними, а для выступлений на сцене. Кроме того, пару раз мастерством делился со мной сам Мелар. Несмотря на его улыбку и добродушный взгляд, я боялась и стеснялась его. Стараясь запомнить, чему он учил, я все же не могла побороть робость, которая охватывала меня наедине с ним и его восхитительным голосом. В итоге, он перестал заниматься со мной, сказав, что я сама правильно выбрала себе в наставники Мануэля, и лучше него меня никто не поймет и не научит. Мелар разделял уже почти ставшую всеобщей теорию нашей с Мануэлем похожести. При том, что она уже касалась не только внешности, но и внутренних качеств. Например, наше рвение к самосовершенствованию, граничащее с помешательством, и постоянные репетиции до позднего вечера были дикими даже по меркам Дейва, который всегда радел за трудолюбие.

Помимо Мелара со мной по убедительной просьбе режиссера репетировала и Мия. С ней нам предстояло петь вместе в самой постановке, поэтому увернуться от совместно проведенных часов на сцене у микрофона было невозможно. В такие моменты мне очень помогал Флавьен. Он играл нам на гитаре и тоже пел. Ощущая его присутствие всеми фибрами души, мне становилось спокойно, и время пролетало легко и с пользой. К моему удивлению, когда пришла пора встретиться на сцене и вместе исполнять песни с Мариэлой, моей ненавистной сестричкой по сюжету мюзикла, я обнаружила, что она не настолько уж самовлюбленная эгоистка. Хоть подругами мы и не стали, но в профессиональном плане сработались и спелись довольно легко. Немалое стремление помочь мне на творческом пути выказал Кристиан. Но от него толку не было совсем. Оставаясь с ним наедине, я слышала только какую-то чушь про мои недюжинные таланты. Это было лишним, и я практически перестала с ним контактировать. Только если в этом была острая необходимость, я обращалась к нему напрямую. Кристиан быстро понял, что со мной ему ничего не светит, и прекратил всяческие попытки.

В понедельник мне предстояло узнать еще одну вещь. Возможно, раньше я бы восприняла это более эмоционально, но сейчас, будучи почти уже поющим роботом, я перестала чему-либо удивляться. Вспоминая слова Флавьена про свободный понедельник, я слушала Дейва, который рассказывал про репетиции второго состава в этот самый свободный от спектакля день. В то время, когда главные действующие лица прохлаждались, второй эшелон должен был работать. Это была моя первая серьезная репетиция роли Констанс. Все было совсем по-настоящему. Костюмы, декорации, сцена, музыка. Такие репетиции устраивали периодически, чтобы второй состав не терял сноровки.

Я стояла в гримерке перед зеркалом, одетая и причесанная в духе восемнадцатого века, и не узнавала себя. В отражении на меня смотрела миленькая девушка с застенчивым взглядом из-под длинных полуопущенных ресниц. И мне она нравилась.

– Пойдем, пора, – позвала меня Ксения, которая тоже участвовала сегодня в репетиции, и я шагнула к двери.

Не успела я выйти, как услышала знакомые голоса за дверью. Высунувшись в коридор, я увидела троицу своих друзей, идущих со сцены. Флавьен как обычно обнимал Илену, а Мануэль что-то неустанно рассказывал им. Я пошла им навстречу. Они тут же остановились, наблюдая за мной. Мануэль замолчал. Когда я подошла, он все еще смотрел на меня, ничего не говоря. Флавьен заулыбался и заговорил первым:

– Не узнаю вас в гриме. Кажется, мы с вами где-то встречались.

– Кажется, креститься надо, – улыбнувшись, по-русски ответила я и обняла Илену, которую не видела почти неделю. – Как тебе? Я очень глупо выгляжу?

– Нет, хорошо, – заверила меня подруга. – Особенно ресницы шикарны. Я б тоже не отказалась похлопать такими.

Мы рассмеялись, и тут, наконец, Мануэль высказал свое мнение:

– Я завидую Нико, который сегодня будет петь с тобой, – он помолчал и добавил. – Талья, ты прекрасна.

Я почувствовала, как краснею, но понадеялась, что под слоем грима и в полумраке коридора этого не заметят.

– Спасибо, Мануэль. Я сама ему завидую, – нервно засмеялась я. Все же волнение не отпускало.

– Все пройдет хорошо, не переживай – заверили меня друзья и ушли в зал, смотреть репетицию, которая вполне могла сойти за полноценный спектакль, если не считать отсутствия зрителей.

Я пошла на сцену. Там всё было готово к началу. Я увидела Нико и Кристиана, выходящих из гримерной в костюмах Моцарта и Сальери. Ничто так не разрывало мое сознание, как Моцарт в исполнении не Мануэля. По моему стойкому убеждению, это была полностью его роль, переиграть которую было невозможно. Я однажды сказала ему об этом, а он, помнится, застеснялся и смутился. Но я знала, что ему это было приятнее тысячи комплиментов про голос и талант. Итак, мне предстояло пережить первую репетицию мюзикла с Нико в главной роли.

Свет в зале погас, и зазвучала музыка. Началось. Я постаралась абстрагироваться от людей, исполнявших роли, и влиться в образ. Я знала – если буду воспринимать происходящее в образах, не олицетворяя с актерами, все будет хорошо. И у меня это получилось. Нужно отдать должное всем дублерам, ни один из которых по мастерству не был хуже основного состава. И забыв, что Моцарта играет не Мануэль, я даже смогла заставить себя восхищаться им, как того требовала роль Констанс.

После недели неустанных репетиций, я уже почти не уступала остальным исполнителям. Я чувствовала, что могу достойно и на должном уровне участвовать в постановке. Чем дальше шла репетиция, тем спокойнее и увереннее в себе я становилась. Во втором акте я уже совсем освоилась на сцене и в своем образе чувствовала себя, как будто всю жизнь только и делала, что была Констанс, влюбленной в гения-музыканта. Войдя в роль, я даже почувствовала слезы на глазах в конце, когда Моцарт скончался.

В завершении всего на сцену поднялся Дейв. Раздав всем должные похвалы, он отметил и недостатки каждого, чтобы в следующий раз уделить этому больше времени.

– Талья, – сказал он мне. – Ты же любишь Моцарта. Тогда почему на твоем лице так немного радости, когда вы, наконец, женитесь? Мне показалось, что у тебя на примете был жених получше.

Актеры посмеялись, и я вместе с ними. Я не стала говорить, что в последнее время вообще негативно отношусь к браку, потому что большая часть из них распадается. Как и мой собственный. Подумав про жениха, я бросила взгляд за кулисы, где меня уже ждала троица верных друзей. Глянув на Мануэля, а затем на Нико, я пришла к выводу, что Дейв не так уж и неправ. Возможно, если в роли Моцарта будет Мануэль, я смогу радоваться этому немного больше. Но проверить эту теорию мне предстояло еще не скоро. Хотя по репетициям я точно знала, что петь с ним мне гораздо приятнее, и так, как с ним, больше ни с кем я не могу почувствовать и проникнуться музыкой.

Как и во все прошлые вечера, после репетиции мы отправились ужинать в уже ставшее привычным наше маленькое уютное кафе. Но сегодня мы были не одни, а в компании Илены, Флавьена и Ксении с Виктором, которые очень хотели познакомиться со мной поближе. Придя туда, мы с Мануэлем сразу направились к столику, за которым обычно сидели, проводя часы напролет, болтая о жизни и разных пустяках. Как и всегда, мы сели напротив друг друга у окна. Рядом со мной села Илена, за ней Флавьен. Со стороны Мануэля уселись Ксения и Виктор, с которыми мы с Иленой действительно очень быстро нашли общий язык. В отличие от своей подруги, Виктор был на пару лет старше нас. Это был симпатичный и обаятельный брюнет, который не только хорошо танцевал, но и, как выяснилось, был интересным и веселым собеседником. За ужином время летело незаметно. Как всегда, ничего особенного не происходило. Мы делились историями из жизни российского общества, а наши иностранные друзья с удивлением, а порой и с ужасом, слушали нас.

Я очень хотела остаться наедине с Иленой хотя бы на несколько минут, но даже в туалет за нами увязалась Ксения, поэтому поделиться новостями личного характера так и не получилось. Несмотря на то, что Илена часто приходила в театр к Флавьену, никто не воспринимал ее как его девушку или что-то вроде того. За кулисами бывало много народу. Порой особо преданные поклонницы приходили на спектакль по нескольку раз в неделю. Их уже знали в труппе и относились снисходительно. Илена и Флавьен не афишировали своей связи, и для большинства их общение казалось не более, чем знакомством. О моей дружбе с Иленой тоже знали немногие, поэтому она не вызывала к себе интереса большего, чем было нужно. Даже сейчас, сидя рядом, Илена выглядела всего лишь моей подругой. Ксения и Виктор ничего не знали и не должны были узнать. По крайней мере, пока. Со стороны все выглядело как нельзя обыкновенно. Но я точно знала, когда Флавьен убрал руку под стол, он нашел и сжал руку Илены, а потом долго не отпускал ее. А потом и она едва заметным движением провела ему по ноге от колена и выше. Флавьен напрягся, но непринужденной беседы не прервал и даже еще больше оживился. Все эти маленькие прелести не остались незамеченными и для Мануэля, который, видя реакцию Флавьена на неоднозначные действия его подруги, отворачивался к окну, чтобы не рассмеяться.

Ужин был в самом разгаре, когда неожиданно к нам подошли две девочки. На вид им было около пятнадцати. Одна из них стояла, потупив глазки и смущаясь. Вторая была смелее, и заговорила:

– Простите, что отвлекаем вас, но мы очень давние поклонницы «Амадеуса» и все мечтаем взять у вас автографы, но никак не получается. А тут увидели вас и не удержались.

В руке она держала постер с изображением труппы. Мануэль первым отреагировал и, не имея привычки обижать поклонниц, протянул руку.

– Давай, я подпишу, – на его лице, как обычно, заиграла улыбка, которую я так любила. Если, чтобы видеть ее, нужно быть его молоденькой фанаткой, наверное, я согласна на это.

Быстро поставив на листке свою подпись, он передал его дальше по кругу. Ксения, Виктор и Флавьен по очереди оставляли свои автографы. Девочки были счастливы. Глядя на них, я искренне завидовала их молодости и беззаботности. Как мало надо для счастья, когда ты еще только подросток. Автограф да улыбка любимого певца, и ты будешь на седьмом небе еще много-много дней. Одна из девушек, что робко стояла рядом, не решаясь даже смотреть на нас, вдруг спросила, обращаясь ко мне:

– А вы и есть новая Констанс? – она тут же покраснела, сама удивляясь, что смогла спросить об этом.

– Да, я и есть, – как можно милее, беря пример с Мануэля, улыбнулась я ей в ответ.

Видимо, о кадровых перестановках в труппе особо преданные поклонники были осведомлены не хуже нас. И теперь увидев меня с еще не до конца смытым гримом, как и у Виктора с Ксенией после репетиции, девушка быстро всё поняла.

– А не могли бы и вы подписать? – она протянула мне постер.

Медленным, неуверенным движением я взяла его и фломастер. Пустого места на плакате почти не осталось, и я написала свое имя недалеко от росписи Мануэля. Беглым взглядом оценив, что получилось, я вернула его девушкам. Поблагодарив нас от всего сердца, они ушли. Я сидела, пытаясь осознать, что же сейчас случилось, и услышала голос Илены:

– Предлагаю тост. За первый в жизни автограф Тали Полянской!

Все дружно поддержали ее, а я засмущалась не хуже пятнадцатилетнего подростка.

Вскоре Илена, не выдержав приставаний руки Флавьена под столом, отчетливо намекающего, что пора бы пойти домой и заняться более приятным делом, сообщила, что уходит. Флавьен вызвался якобы проводить её, а мы вчетвером отправились в отель. Ксения и Виктор жили на этаж ниже, поэтому распрощавшись с ними, я осталась с Мануэлем наедине. В который раз, провожая меня до двери, он не принял приглашения войти и, пожелав мне спокойной ночи, удалился.

В том же ритме бесконечных репетиций пролетела еще одна неделя. С каждым днем я чувствовала себя все увереннее на сцене. Теперь я участвовала в репетициях в массовке, чтобы со вторника, как и обещал Дейв, занять место одной из артисток. Почему-то я была бы очень рада, если б ушла Тесея. Но нет, уходила не она. Она же была одной из лучших, всегда солировала и чувствовала себя королевой среди остальных.

Отныне в репетициях все было на своих местах. Роль Моцарта исполнял Мануэль, чему я была особенно рада. Я прямо-таки заряжалась от него энергией. Не знаю, как остальные, но когда его не было на сцене или где-то поблизости, я чувствовала себя очень неуютно. Но стоило ему вновь появиться в пределах досягаемости, как все мои страхи и сомнения улетучивались. Подобные чувства, усиленные симпатией к этому мужчине, испытывала и Тесея. Об этом мне рассказала Ксения, заметив, как та смотрела на меня, когда я оставалась с Мануэлем репетировать вечером после спектакля. Оказывается, ни для кого не было секретом, как Тесея относилась к Мануэлю, но он не отвечал ей взаимностью, не смотря ни на ее красоту, ни на талант и иные качества. Мануэль вообще ни к кому из труппы не проявлял особенной симпатии. Он был одинаково добр и любезен со всеми девушками, охотно отзывался помочь, когда его просили, со всеми заигрывал. Со всеми, кроме меня. Порой, думая об этом, я ощущала какую-то неполноценность, ведь Мануэль никогда не пытался соблазнить меня. Но я гнала эти мысли. Как друг он был мне гораздо важнее.

Каждый вечер мы снова вместе ужинали и возвращались домой. Ничего не менялось, кроме одной вещи в поведении Мануэля. Однажды мы не остались вечером репетировать. Это было воскресенье, и, решив, что понедельник – день тяжелый, и нужно выспаться, мы ушли вместе со всей труппой. Конечно, у дверей театра, как всегда, собралась целая толпа желающих пообщаться со своими любимыми исполнителями. Я отошла в сторону, дабы не мешать, и наблюдала за Мануэлем и Флавьеном. Флавьен был предельно вежлив и сдержан в своей обычной манере. Стараясь скорее отделаться от своих поклонниц, он быстро ускользнул, помахав мне на прощание. Я переключилась на Мануэля. Что-то в его действиях было не так. Не сразу поняв, что изменилось, я услышала голос Кристиана, стоящего недалеко от него:

– Мануэль, ты почему девушек больше не целуешь? Смотри, они расстроятся и не будут тебя любить. Девочки, всё! Больше не любим Мануэля! Любим только меня!

Теперь и я поняла, что стало не так в привычных действиях Мануэля. Он, как и прежде, обнимал каждую, вручая листок с автографом, он позволял поцеловать себя в щеку, но сам в ответ не поцеловал никого.

– Зима, холодно, если подхвачу простуду и потеряю голос, точно все девчонки твои, Кристиан, – отшутился Мануэль.

Мне стало очень интересно, так ли уж дело было в простуде, но спросить я не решилась. Хотя в этом и была доля здравого смысла. Нельзя перецеловать половину Европы и при этом никогда ничем не заболеть. И простуда тут ещё не самое страшное.

Итак, неделя прошла очень быстро, и снова наступил понедельник. На следующий день мне предстояло впервые выступить в спектакле. Я не особенно волновалась, но знала, что это ощущение может усилиться по мере приближения момента выхода на сцену. Эдвард и Оливия дали мне последние наставления, и я осталась одна в ожидании Мануэля, который обещал мне последнюю репетицию перед моим первым спектаклем. В понедельник вечером в театре было особенно тихо. Никого постороннего, да и из труппы осталось уже всего несколько человек, задержавшихся после репетиции по каким-то своим делам. Ксения и Виктор тоже ушли, и я снова почувствовала себя одинокой. Это ощущение было настолько близко мне последнее время, что я почти перестала его замечать, сроднившись с ним. Я старалась совсем не вспоминать об Андрее, о Москве, потому что эти мысли неминуемо вели к депрессии. Но я так редко была не занята, а когда и была, то настолько уставала, что единственной мыслью было лишь скорее коснуться головой подушки. Проводя много времени по вечерам с Мануэлем, я отвлекалась, за что была особенно благодарна ему.

Сегодня я ждала его чуть дольше обычного. Я видела его во время репетиции, после чего он куда-то ушел, обещав скоро вернуться. Судя по одетой на нем куртке, он отправился на улицу. Зачем и для чего, я не знала. Возможно, потешить свое самолюбие в общении с очередной группой по уши влюбленных в него девушек. Или у него были какие-то дела. Я не успела прийти к определенному выводу, когда в гримерку постучали, а затем дверь открылась, и вошел Мануэль.

– Можно? – спросил он, проходя.

– Да, все уже ушли, я тут одна.

Я сидела у зеркала и приводила лицо в человеческий вид, убирая излишки грима. Оставив макияж только на глазах, я наконец осталась удовлетворена результатом и посмотрела на Либерте. Он стоял чуть сзади и молча смотрел на меня.

– Что-то случилось? – спросила я, чувствуя в его взгляде какое-то напряжение.

– Не то чтобы случилось, – он заколебался, но продолжал. – Прости, не смогу сейчас остаться с тобой репетировать. Приехала одна моя подруга, давно не виделись. Ну, ты понимаешь.

– Понимаю, – хмыкнула я. – Что тут не понять. А я всё думала, не может же быть, чтобы у тебя не было личной жизни, одна только музыка. Но теперь я спокойна. Раз есть подруга, значит не всё потеряно.

Он посмеялся вместе со мной и ответил:

– Это так, не серьезно. У всех мужчин есть такие девушки, с которыми иногда бывает неплохо провести время после трудной недели.

– Ой, не продолжай, – я вполне отчетливо представила, о чём говорил Мануэль, тут же вспомнив своего мужа и его рыжую. – А то я воспылаю адской ненавистью ко всему мужскому населению планеты!

Он опять посмеялся надо мной и ещё раз спросив, не сержусь ли я, уже хотел было уйти, но в двери остановился. Задумчиво посмотрев на меня, он спросил:

– Талья, а что не так с твоей личной жизнью? Ты ведь тоже одна.