Текст книги "Другая жизнь (СИ)"
Автор книги: in_Love_with_a_Psycho
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
========== ГЛАВА 1. Париж ==========
ПРОЛОГ
Вздох сожаления на губах,
Зависли в неправильных городах,
Звонки телефонные под луной,
Границы условные – я с тобой.
Земфира
Протянув руку, он дотронулся до камеры на компьютере. Сидя по другую сторону монитора, я увидела, как его тонкие пальцы заскользили по внутренней стороне экрана. Невольно рука поднялась, повторяя его движение. Захотелось прикоснуться к нему. Внезапно это желание захлестнуло меня с головой. Стараясь противостоять наваждению, я резко отдернула руку.
– Прости, мне пора. Еще созвонимся, – немного резче, чем хотелось, сказала я и захлопнула ноутбук, не дожидаясь ответа.
Я сидела, не шевелясь. Не знаю, сколько прошло времени, когда лицо стало совсем мокрым от слез. Было очень грустно и больно, но я знала, что все делаю правильно. Мне хотелось так думать и верить в это. Я должна была жить своей обычной жизнью, которая еще недавно полностью устраивала меня, и в которой не было места для этого прекрасного итальянца.
ГЛАВА 1. ПАРИЖ
Я не люблю лето. Летом я не живу. Летом я существую. Я живу зимой. Это время моего расцвета, когда я лучше всего выгляжу, плодотворно тружусь, излучаю энергию. Но в эту зиму я не жила. В эту зиму я разводилась.
Ненавижу разрывы. Это всегда печально, когда два еще недавно любящих сердца в один миг начинают испытывать друг к другу совсем иные чувства. И ненависть из них еще не самое страшное.
У меня к моему почти бывшему мужу было совершенно определенное отношение – желание уничтожить. Морально. Но морально сейчас была уничтожена я. В свои двадцать пять лет неожиданно стать брошенной, одинокой и несчастной. Но хуже того было, что я все еще любила его. А он променял меня на рыжеволосую коротко стриженную девицу.
Теперь я понимала, что для этого человека понятие любовь как таковое не существовало. Если только к деньгам. Он очень любил их, а точнее сам процесс зарабатывания. Видимо это и сыграло ключевую роль в заключении нашего брака. Отцы связали себя узами еще более крепкими, чем многолетняя дружба, два капитала слились воедино, и бизнес наших родителей начал приносить совершенно неслыханную прибыль.
Это был один из холодных снежных вечеров, когда я сидела дома одна. Стоял уже конец ноября, ночи стали длинными, и выпал первый снег. Я смотрела в окно на падающие хлопья. Долетев до земли, они тут же таяли. Почему-то подумалось, что наша любовь с Андреем прошла так же быстро. Мне стало холодно. Я сильнее сжала в руках кружку с горячим зеленым чаем. Я ненавижу зеленый чай. Это ЕГО любимый утренний напиток. Но больше у меня ничего не осталось. Я уже неделю не выходила из дома, почти не ела, только пила. Когда небольшие запасы спиртного в нашем доме подошли к концу, в ход пошли чаи и кофе. Теперь вот осталось только это жалкое подобие. Но мне было все равно. Главное, чтобы руки были заняты, а то так и курить недолго начать.
Так я сидела на подоконнике, закутавшись в плед и попивая этот ненавистный напиток, глядя на шумную московскую улицу за окном, особенно оживленную в этот пятничный вечер. Как вдруг в дверь позвонили. От неожиданности я опрокинула кружку и, громко выругавшись на свои кривые руки, поплелась открывать. На пороге стояла весьма привлекательная черноволосая девушка. Не смотря на незамысловатость в одежде, выглядела она как всегда прекрасно, ступала уверенной походкой, гордо подняв голову, что вызывало уважение, а у некоторых, особо впечатлительных, порой и приступ страха. Но только не у меня. Ведь это была моя лучшая и бессменная с детства подруга Илена. Она была мне как сестра, и сейчас примчалась по первому звонку из Нью-Йорка, где жила последние полгода. Наша дружба прошла проверку расстоянием, когда мы учились в колледжах за границей. Илена в Англии, а я, ненавидя туманный пасмурный Лондон, уехала в Париж. Париж я тоже не люблю, но солнце там более частый гость. Позже наша дружба пережила влюбленность в одного и того же мужчину. И после всех перипетий судьбы стало понятно, что никуда мы друг от дружки не денемся.
– Талька! – с порога набросилась на меня подруга. – Нам в аэропорт выезжать через час. А ты в таком виде! Ты хорошо себя чувствуешь вообще?
Я отвернулась от двери и с сомнением оглядела себя в зеркале. Недельное заточение дома, конечно, не пошло мне на пользу. Лицо побледнело, длинные волосы не расчесывались несколько дней, щеки впали. Только у моей странной диеты был неоспоримый плюс. Я сильно похудела. И это мне очень нравилось. Сейчас это было на пользу.
– Ты хоть вещи сложила? – с сомнением в голосе спросила подруга.
Я виновато потупила глаза и быстро ответила:
– Давай так. Я сейчас быстро в ванну, приведу себя в порядок. А ты покидай там, что нужно, из шкафа в мою сумку и посмотри видео на ноутбуке! Я быстро!
С этими словами я скрылась в ванной, пока Илена не успела что-то возразить. Включив воду, я все-таки услышала недовольное ворчанье подруги и улыбнулась. Теперь мне стало намного легче. Илена поймет, ей можно все рассказать. Она поддержит, и у меня все получится. А если даже и нет, нам предстояло провести прекрасную неделю в чудесном городе Париже. Это уж точно поможет мне избавиться от мыслей об Андрее и его рыжей пассии. Хотя бы на время.
Быстро приняв душ, я принялась краситься, приводя свое уставшее от долгих бессонных ночей и пролитых слез лицо в подобающий вид. Из комнаты начали доноситься звуки видеозаписи, которую я попросила Илену посмотреть. Это была песня на французском, очень ритмичная и живая. Не удержавшись, я начала подпевать. Но она вскоре закончилась, и ее сменила другая, более чувственная, страстная. Судя по тому, что звук не прекращался, Илена смотрела. А это означало, что исполнение не оставило ее равнодушной. Как ни хотелось дослушать и вторую песню, но шум включенного фена перебил все звуки, доносившиеся из комнаты.
Высушив волосы и надев чистые джинсы и свитер, я вышла из ванной. Илена сидела, заворожено глядя на экран, где на паузе в немного странной позе застыл мужчина, исполнявший вторую песню. Его лицо выражало самые страшные муки ада, в руках он сжимал подобие ножа, но в этом своем безумстве он был прекрасен. Я тоже невольно залюбовалась им. Через минуту оцепенение спало.
– Ну как? – спросила я нарочито равнодушным голосом, хотя ни песни, ни исполнители не могли оставить равнодушным.
– Талька… – мертвенно тихим голосом пробормотала Илена. Я даже немного занервничала, глядя на нее. – Талька, я влюбилась.
Я искренне рассмеялась, но подруга смерила меня таким взглядом, что захотелось убежать.
– Что это? – спросила она, еще раз включая видео и начиная просмотр сначала. На экране в подвижном ритме радостно пел, танцуя и легко прыгая по сцене, не менее симпатичный мужчина. Его черные подведенные глаза смотрели прямо в душу, а от улыбки вообще невозможно было оторвать взгляд.
– Рок-опера «Амадеус», – ответила я на вопрос, кидая набор косметики в сумку и проверяя, все ли положила Илена. – Она сейчас идет в Париже, и у меня на нее есть два билета. Так что завтра вечером нам не придется скучать.
Илена от восторга аж подпрыгнула на стуле. Я была рада, что ей идея понравилась, но что-то мне подсказывало, что дело даже не в мюзикле.
– Где ты это откопала? Кто этот красавец с бородкой? – она все еще, как заколдованная, смотрела на них.
– Это история про Моцарта. Первый и есть Моцарт. Второй – Сальери, – объяснила я.
– А настоящие имена? – Илена, наконец, перевела взгляд на меня.
– Флавьен, Мануэль… Не помню, кто из них кто, – отмахнулась я, честно позабыв, кого как звать, и хлопнула крышкой ноутбука. – Пошли, нам пора. По дороге все расскажу.
В домофон уже звонил папин водитель, который должен был отвезти нас в аэропорт. Надеясь на несуровую французскую зиму, я быстро накинула кожаную куртку, и мы вышли из квартиры.
– Ну, так что там с мюзиклом? – не унималась Илена, пока мы ехали в лифте. Но мне хотелось рассказать все подробно и с самого начала, поэтому я попросила ее потерпеть.
У подъезда нас уже ждала большая черная машина отца. Сергей, его шофер, мужчина средних лет и очень симпатичной внешности, улыбнулся, увидев нас.
– Добрый вечер, Талиана Игоревна, – до ужаса официально поприветствовал мужчина. – Господин Полянский просил вас быть осторожными и передал это.
– Спасибо, – я кивнула, принимая из его рук конверт. Конечно, в нем были деньги. Папа опять помогал своей непутевой дочери. В который раз мне стало не по себе. Но теперь я точно была уверена, что положу этому конец. Я знала, что сделаю всё, чтобы родители мною гордились. Только сначала надо не забыть позвонить им, когда долетим. Поблагодарить и сказать, что все хорошо. Они же постоянно волнуются обо мне из-за ухода Андрея. А когда я два дня назад сказала отцу, что мне срочно нужно в Париж по работе, он не на шутку занервничал, но понял, что вдали от дома я быстрее приду в себя.
С этими мыслями я села на заднее сиденье. Сергей захлопнул дверцу. Илена уже сидела в машине рядом со мной, и мы поехали по вечерней Москве в сторону Шереметьево. Я собралась с мыслями и решила, наконец, поведать подруге историю своей последней недели.
– Ох, – вздохнула я, потому что говорить об этом было так же сложно, как пережить. – В общем, в пятницу, ровно неделю назад, Андрей пришел с работы домой и, не раздеваясь, собрал вещи. Он даже толком ничего не объяснил. Сказал только, что уезжает на некоторое время за границу с этой Женей. А я могу остаться в нашей квартире, если мне это удобно. А мне стало все равно. Первые два дня я ревела белугой. Когда первая волна психоза спала, я просто впала в оцепенение. Ничего не ела. Много пила.
Илена с сомнением посмотрела на меня, но перебивать не стала. Она знала, как тяжело мне было говорить об этом. Но выговориться было необходимо, и я продолжала.
– В понедельник я уже не понимала, какой день недели, кто я есть, и вообще соображала с трудом. Тогда-то я и поняла, если доведу себя до белой горячки, никому ничего не докажу. А мне хотелось, чтобы Андрей понял, что я без него не пропаду.
Я замолчала, думая, как сказать дальше, чтоб не сойти за сумасшедшую.
– И что ты придумала? – нетерпеливо спросила Илена.
– Я решила, что если чего-то добьюсь в жизни сама, то это принесет мне моральное удовлетворение, а Андрей поймет, что я не какая-то пустышка в красивой обертке. Мне надоело жить за счет родителей. В конце концов, у меня есть образование, которое я не использую.
Я замолчала, подумав о времени учебы в университете. Вот когда казалось, что весь мир у твоих ног, а все дороги открыты и ведут в рай. Три года назад я закончила университет культуры и искусства по специальности вокальное мастерство.
– Почему не используешь? А как же твоя группа? Вы ведь выступаете, и вам за это платят.
– Брось. Только Андрей и мог нас спонсировать. Ни один человек в трезвом уме не захочет иметь с нами дело, – отмахнулась я. – И вот, когда я это поняла, решила найти себе нормальную работу. Посмотрела в интернете и случайно наткнулась на объявлении о прослушивании в мюзикл «Амадеус». У них ушла одна из исполнителей главных ролей, дублерша заняла ее место в основном составе, а на место дублера они ищут еще одного человека. Я скачала мюзикл, посмотрела и решила попробовать. С моим французским, думаю, это не составит труда. Я отправила им заявку и свои некоторые записи, и они позвонили мне! В понедельник у меня прослушивание. А завтра мы пойдем и оценим это действо вживую.
Я с восторгом посмотрела на подругу. Та, видимо, не разделяла моего оптимизма, но поддержала, как и всегда.
– У тебя все получится, – улыбнулась она, а потом как-то странно захихикала. – У тебя все получится, и ты познакомишь меня с прекрасным Сальери!
Мы обе рассмеялись. Я была рада, что в такой ответственный для меня период Илена была рядом. Мне стало хорошо и спокойно впервые за последнее время. Я отвернулась к окну, глядя на совсем уже зимнюю Москву, и в сердце затеплилось то ощущение предвкушения и свободы, которое всегда сопровождало меня в юности.
Перелет до Парижа занял обычные четыре часа, которые и я, и Илена, кажется, тоже, проспали. Лучше было выспаться в самолете, потому что мы обе знали, что в Париже не захочется терять ни минуты времени на лишний сон. Приземлившись в аэропорту Шарль де Голль в восемь часов по местному времени, мы покинули самолет, успешно прошли паспортный контроль и после недолгой прогулки по терминалу оказались на станции пригородных поездов. Ехать до центра города предстояло около сорока минут, и у нас снова появилась тема для разговора. Теперь уже Илена рассказывала мне о своей жизни в штатах.
– Нет, ты знаешь, я поняла, что это не моя страна, – задумчиво рассуждала она, а я улыбалась. Как-то получалось, что где бы ни жила моя подруга, она всегда в итоге понимала, что это не её.
– А как же тот мальчик, про которого ты рассказывала? Такая любовь. Он же хотел серьезных отношений… – припомнила я.
– Нет, ты что! – Илена замахала на меня руками. – Он же хочет жениться, а я еще совсем не готова к такому повороту судьбы.
Последнюю фразу она произнесла заговорщицким шепотом, и я, не выдержав, рассмеялась в полный голос. Однако, заметив пару любопытных взглядов в нашу сторону от сидящих напротив пассажиров, мы поспешили замолчать.
Последним разумным делом того дня была регистрация в отеле. Больше ни в тот вечер, ни на следующий день не было сделано совершенно ничего полезного. Мы слонялись по городу, сидели в каких-то ресторанчиках и снова гуляли. В Париже было намного теплее, чем в Москве, и мы наслаждались погодой в преддверии долгой русской зимы. Конечно, я надеялась, что продолжу наслаждаться этим городом еще некоторое время, если меня возьмут в мюзикл. Я старалась не думать о понедельнике, чтобы не волноваться заранее, но разговоры так или иначе периодически сводились к постановке, а точнее – к прекрасным исполнителям главных ролей.
И вот, наконец, наступил вечер субботы. Илена с самого утра была в хорошем настроении: предстоящий поход в театр доставлял ей только положительные эмоции. Я же переживала, что увижу спектакль вживую и ясно пойму, насколько мои шансы на успех невелики. Даже в записи было видно, как талантливы все ребята, участвующие в этом проекте. Свои же данные я обычно оценивала невысоко, хотя многие и говорили, что зря.
За сборами, одеваниями и косметическими процедурами время летело очень быстро. Когда я посмотрела на часы, то поняла, что мы опаздываем.
– Илена! – крикнула я подруге, которая все еще прихорашивалась в ванной. Хоть мы и сняли два разных номера, обитали в основном у меня. И сейчас, подруга оккупировала мою ванную уже битый час. – Ты для кого марафет наводишь? Думаешь, Сальери влюбится в тебя прямо в зрительном зале?
Я не упускала возможности подтрунивать над ней, но и она не оставалась в долгу. Открыв дверь ванной, она спросила:
– Вот скажи, как ты собралась там работать, если даже не знаешь их имена?
Илена все никак не могла успокоиться на счет имени своего нового кумира. А я, ничуть не растерявшись, ответила:
– Мне не нужны их имена. Познакомлюсь, если меня, конечно, возьмут…
Снова холодок пробежал по спине при мыслях о прослушивании. Но Илена прервала мои думы, встав рядом у зеркала, из которого на нас смотрели две форменные красавицы. На внешний вид мы сегодня времени не пожалели. И денег, кстати, тоже. Снова вспомнила про отца, которому еще так и не позвонила, и мысленно поругала себя. Но сейчас времени совсем не осталось. Накинув на платья куртки и похватав сумки, мы уже выбегали из номера, впопыхах пытаясь его закрыть.
Когда мы выскочили из такси у театра, до начала спектакля оставалось около десяти минут. Вбежав внутрь и на ходу стягивая верхнюю одежду, мы заторопились к гардеробу, что на каблуках было сделать не так легко. Мне к тому же новые сапоги немного натирали. И за что я платила такие деньги, подумалось вдруг, если все равно приходится мучиться. Когда мы, торопясь, зашли в зал, то к радости поняли, что спектакль, как и мы, задерживался. Все места уже были заняты. Мы прошли на свой ряд и сели. Сцена была достаточно близко. А это означало, что даже мы со своей близорукостью сможем рассмотреть всё в деталях. Я снова занервничала, когда поняла, что привело меня в этот зал, и на мгновение представила, как сама стою на этой сцене в образе прелестной Констанс, жены Моцарта. Именно на ее роль мне предстояло пройти пробы уже через два дня. Чтобы прогнать приятное наваждение, я прислушалась к разговорам вокруг. Слышалась только французская речь, которую я без труда понимала. Все были в приятном предвкушении. Шептались о красивом Флавьене и милом Мануэле. Кто из них был Моцарт, а кто Сальери, я так и не смогла понять. Тем временем Илена, не сильно отличавшаяся скромностью даже в чужой стране, повернулась к сидящему сбоку мужчине и заговорила на своем превосходном английском. Улыбнувшись ослепительной, с замашкой на голливудскую улыбкой, она попросила у него либретто. Мужчина улыбнулся ей в ответ и протянул маленькую книжечку. Схватив ее, Илена повернулась ко мне и принялась лихорадочно листать в поисках списка актеров.
– Вот! – заулыбалась она, найдя нужную страницу. – Смотри! Моцарт – Мануэль Либерте. Какая странная фамилия, не французская.
– Итальянская, – ответила я, припоминая что-то из статьи про актеров, которую читала еще в Москве.
– Так-так, Флавьен Моран, – с удовольствием прочла Илена имя исполнителя роли Сальери. Потом она смотрела какие-то фотографии, восхищаясь красотой артистов. Я даже не взглянула на них. Мне и без того уже было нехорошо, а в голове почему-то звучало одно слово – Либерте. Оно казалось смешным, и от этого мне становилось спокойнее.
И вот свет потух.
В зале сразу воцарилась тишина. Неяркий свет освещал рок-музыкантов с левой стороны от сцены, которые вскоре должны были начать играть. Справа освещался симфонический оркестр. Рука дирижера поднялась, и по залу заструилась божественная симфония Моцарта. По телу побежали мурашки. А на сцене уже появился мужчина, который тихим голосом нараспев рассказывал о величайшем гении, подготавливая зрителей к действию и погружая в атмосферу того времени. Заслушавшись его речью, я уже не помнила, где нахожусь, захваченная происходящим. То, что было потом, я бы никогда не смогла описать словами. Песни, танцы, костюмы завораживали, красота актеров пленила. Я страдала вместе с Моцартом от неразделенной любви, переживала смерть его матери и отца, радовалась, когда он снова влюбился, ликовала, когда женился. Я почувствовала, как подступили слезы, и не смогла сдержать их в самом конце, когда душа великого гения покинула его тело и земной мир. Зал аплодировал стоя, все ликовали, кричали какие-то слова, когда артисты в последний раз вышли на поклон. Они на бис исполняли две песни, а я завороженно смотрела на них, теперь уже отчетливо понимая, что среди этих людей мне не стоять никогда.
========== ГЛАВА 2. Моцарт и Сальери ==========
Из театра мы вышли как будто обновленные. Странно было оказаться на оживленной улице современного вечернего Парижа. В голове еще были слишком ярки образы прошлого. Прекрасная Алоизия и скромная Констанс, мудрый Леопольд и коварный Сальери.
– Чувствую себя как минимум бездарем, – горько вздохнула Илена. – Никогда ничего подобного не видела, а ты знаешь, меня сложно удивить.
– Куда сейчас отправимся? – спросила я, останавливаясь у дороги.
В голове не было ни единой мысли, кроме как об увиденном. Не хотелось признаваться даже себе, что я зря все придумала, но это было очевидно. Никогда мне не приблизиться ни на йоту к той чудесной Констанс, которую мы видели сегодня на сцене.
– Я не знаю, – пожала плечами подруга. – Не хочется никуда. Может, возьмем пару бутылок вина, апельсинов и посидим, как в старые добрые времена? Поболтаем?
Меня очень устраивал такой вариант, и я согласно кивнула, глядя на двери театра. Мое внимание привлекла большая группа девушек, толпившаяся у входа. Решив, что они приехали откуда-то вместе, я уже хотела отвернуться, но тут эта орава, закричав, ринулась к одной из дверей, за которой показался мужчина.
– Смотри, Сальери, – сказала я Илене, невольно улыбаясь преданности поклонниц.
Действительно, из театра вышел Флавьен Моран. Это был высокий, статный мужчина, длинные волосы которого скрывала смешная шапка-ушанка, а на лице красовалась недельная щетина, которая так шла ему и его персонажу. При виде ожидавших поклонниц он снисходительно улыбнулся, но взгляд карих глаз, все еще накрашенных после спектакля, стал чуть теплее. Помахав всем мохнатой рукавицей и подписав несколько протянутых бумажек, он прошел несколько шагов в сторону и остановился, как будто ожидая кого-то. Толпа сначала последовала за ним, но крик одной из девушек заставил всех обернуться.
– Мануэль! Мануэль! – закричала она, снова возвращаясь ко входу.
Я тоже посмотрела туда, откуда несколько минут назад вышел Сальери. Двери распахнулись, и на лестницу выпрыгнул исполнитель главной роли. Выделывая па, как на сцене, он поприветствовал своих поклонниц, которые от восторга уже не просто кричали, а визжали. Замерев на мгновение, он одарил всех лучезарной улыбкой и с неиссякаемым энтузиазмом прыгнул прямо в толпу девушек, тут же окруживших его. Глядя на него, я не могла понять, в образе ли он еще или такой сам по себе. Легко перебегая от одной девушки к другой, Моцарт целовал каждую в щеку, благодарил и улыбался, выводя автографы на листочках. Он, как и Флавьен, тоже все еще был в гриме. Его мелированные недлинные волосы торчали в разные стороны, несколько прядей спадали на лицо. Глаза были густо подведены, что придавало ему некий особый шарм. Но этому взгляду и не нужно было ничего искусственно добавлять. Тепло и любовь, казалось, излучал весь этот человек.
Закончив с поцелуями и автографами, Мануэль принялся фотографироваться со всеми желающими, которых было немало. Бросив мельком взгляд на Флавьена, я поняла, что тот ждет его. Терпеливо глядя на своего друга, он как мамочка ждал, когда же наиграется в песочнице ее малолетний сынок. Моцарт действительно в своем поведении казался ребенком, которому неожиданно подарили известность. Хотя вспоминая статью, которую читала про них незадолго до отъезда, я понимала, что Мануэль как раз старше Флавьена. Ему было что-то около тридцати пяти, тогда как Флавьен только немного старше меня и Илены. Ему было двадцать девять лет.
– Они такие милые, – умиляясь, проговорила Илена, выводя меня из состояния задумчивости. – А почему Флавьен ни с кем не фотографируется? Я бы хотела фото с ним.
Посмотрев на разочарованную подругу, мне вдруг стало обидно. Куда-то вмиг исчезли моя нерешительность и страх перед понедельником. Четко осознавая, что вижу этих людей первый и последний раз, потому что в труппу мне не попасть, я собрала остатки смелости в кулак и решительно шагнула к Флавьену.
– Извините, – заговорила я по-французски, улыбаясь своей самой приветливой улыбкой. – Вы очень понравились моей подруге. Не могли бы вы с ней сфотографироваться?
Флавьен посмотрел на меня, потом на стоящую в стороне Илену и, вмиг оценив ситуацию, улыбнулся в ответ.
– Конечно, пойдемте, – сказал он и направился к Илене, которая, кажется, совсем не ожидала такого поворота событий. – Вы из Парижа?
Он был все так же снисходительно вежлив, и, не усмотрев в этом вопросе ничего особенного, я честно ответила:
– Нет, из Москвы. Приехали по делам, а сегодня решили отдохнуть, сходить в театр. И не пожалели. Ваша постановка чудесна, – не могла не похвалить я.
– Спасибо, – немного сощурив свои большие глаза, он с сомнением посмотрел на меня. – Вы русские? Откуда такой хороший французский? Вы говорите почти без акцента.
Мы уже стояли около Илены, которая, ни слова не понимая, протягивала мне фотоаппарат. Я взяла его и ответила на вопрос.
– Я жила и училась несколько лет в Париже. А вот моя подруга Илена совсем не знает французский, только английский. Она жила в Лондоне.
Я снова улыбнулась, глядя на выражение лица подруги, которая услышала свое имя, но ничего не поняла.
– Мне немного неловко, – сказала она по-английски.
– Прости, – ответила я на русском, и мне снова стало весело от слишком большого числа разных наречий в нашем разговоре.
Сделав пару снимков, я отдала фотоаппарат Илене, и мы обе поблагодарили Флавьена за уделенное нам время.
– А вам я не понравился? – делая вид, что расстроен, спросил актер у меня. – Вы не хотите сфотографироваться со мной?
– Нет, спасибо, – ответила я и тихо, чтобы никто не услышал, добавила. – Я бы лучше с Моцартом.
Но видимо слух у Флавьена был куда лучше, чем я думала. В первый раз за все время на улице на его лице заиграла искренняя улыбка. И не успела я что-то добавить, он крикнул:
– Моцарт! Беги сюда! Дело есть!
Мануэль махнул ему в знак того, что как только – так сразу, и отвернулся к девушке, которая декламировала ему стихотворение, видимо, собственного сочинения. Внезапно откуда-то сбоку не столько показалась, сколько послышалась невысокая девушка со смешной растрепанной прической. Буквально разрывая толпу, она продиралась к своему кумиру, крича писклявым голоском:
– Мануэль! Мануэль! Смотри скорее! Я нарисовала твой портрет! Представляешь, я истратила целых три черных карандаша! Ты должен его увидеть!
Ей удалось привлечь внимание Либерте, тем самым отвлекая его от юной поэтессы, которая злобно поджала губки и отвернулась. Воспользовавшись этим, художница буквально зажала Мануэля, оттесняя его ближе к толпе девиц. Ему ничего не оставалось, как принять этот сомнительный подарок и с улыбкой, больше напоминающей смех, поблагодарить свою поклонницу.
– Вам можно позавидовать, ваши почитательницы и сами через одну таланты, – иронично сказала я Флавьену, с интересом наблюдая за происходящим.
– У нас всегда так. А где вы остановились? – продолжая прерванную тему о поездке в Париж, спросил он. Я сказала название отеля, и Моран одобрительно замычал. Теперь мы говорили на английском, и незаметно Илена переключила его внимание на себя. А я не стала ей мешать.
Через пару минут к нам подбежал Мануэль, размахивая только что полученным в подарок портретом. Мельком глянув на сей шедевр изобразительного искусства, в голову закралась мысль, что потратить на это три карандаша было чересчур. Мне бы и одного стало жалко. Но девушка наверняка старалась. А любой труд, тем более с любовью, должен быть вознагражден. Здесь самой высокой ценой являлась благодарность Мануэля. А он весь лучился радостью и с восторгом, не свойственным его более сдержанному другу, посмотрел на нас.
– Флавьен, что ты хотел?
– Мануэль, познакомься. Эти милые девушки из Москвы, и им очень понравился наш Моцарт, – засмеявшись, представил нас Флавьен. – Это Илена. А это…
Моего имени он не знал.
– Талиана, – представилась я, силясь оторвать взгляд от Мануэля, но он попросту завораживал, и я ничего не могла с собой поделать.
– Талья, – повторил Мануэль, слегка изменив мое имя на французский манер.
Я привыкла к такому обращению за много лет и потому не обратила особого внимания. Вместо этого я сказала и ему несколько слов благодарности за доставленное удовольствие от мюзикла, а он обнял меня, как обнимал других девушек несколькими минутами раньше. Теперь уже Илена защелкала фотоаппаратом. В последний момент к нам подскочил Флавьен и, состроив рожицу, всех рассмешил. Это тоже не ускользнуло от объектива.
Поблагодарив наших новых знакомых, мы распрощались. Как ни печально было это признавать, но они казались очень милыми, и нам совсем не хотелось отпускать их. Но так складывалась жизнь, что сейчас каждый из нас должен был идти своей дорогой. Как и планировали, мы вернулись в отель, по дороге заскочив в магазин за вином и фруктами. Кроме того, по пути нам попался фотосалон, где за пять минут были напечатаны все наши фотографии, сделанные за два дня в Париже.
– Интересно, а русские это самая пьющая нация, или есть похлеще? – откупоривая уже вторую бутылку, задалась я риторическим вопросом.
– Нет, я слышала, что есть хуже. И, кстати, французы пьют не меньше. Уж тебе ли не знать.
Уже битый час мы валялись на кровати, предаваясь приятному ничего неделанью. Илена достала из сумки фотографии, и мы принялись рассматривать их. Сначала шли прогулки, потом вчерашние ночные похождения, когда мы немного не рассчитали своих сил в клубе, и теперь с фотографий на нас смотрели совершенно неадекватные пары глаз. Дело дошло даже до того, что Илена кричала, как сильно любит Париж и Сальери, и нас попросили покинуть заведение. Этот момент я тоже умудрилась снять, и теперь мы были гордыми обладателями фото с толстым некрасивым лицом охранника.
– Какие же они классные, – почти пропела моя влюбчивая подруга, когда дошла, наконец, до последних фотографий.
– Да, мне тоже понравились, – согласилась я. – Правда, ты не находишь, что Мануэль немного странный? Нормальный человек просто не может так скакать.
Мы дружно рассмеялись и продолжили обсуждение. В итоге пришли к выводу, что Флавьен более сдержанный, но Мануэль настолько естественен в своем безумстве, что им нельзя было не восхищаться. Хотя Илена все равно считала, что куда большего восхищения заслуживает ее préférée*. Бегло просмотрев фотографии, я снова ушла мыслями в предстоящий понедельник. После знакомства с исполнителями главных ролей еще сильнее захотелось оказаться с ними на одной сцене. Да и Илена подлила масла в огонь.
– Давай, Талька, ты просто обязана пройти эти пробы. И тогда, чем черт не шутит…
Она предалась своим приятным грезам, а потом, захихикав, по слогам произнесла:
– Та-лья…
– Да ну тебя, – отмахнулась я, но не смогла сдержать улыбку.
Я вспомнила Мануэля и его голос чуть с хрипотцой. Вытащив из кучи фотографий самую, на мой взгляд, удачную, я поставила ее на тумбочку у кровати. На ней были сняты я в объятиях Мануэля и Флавьен, пристроившийся сбоку от нас. Все мы улыбались и казались очень счастливыми. В нижнем уголке стояла сегодняшняя дата. Теперь я точно знала, что никогда не забуду этот день.
Неожиданный звонок стоящего в номере стационарного телефона прервал мои мысли, и я так и не смогла додумать, почему именно благодарна уходящему дню. Сюда мне мог звонить только папа. Я снова почувствовала себя неловко, ведь так и не позвонила ему, хотя собиралась сделать это сегодня вечером. Уже готовая стерпеть всё родительское негодование, я сняла трубку.
– Allô, – на всякий случай я заговорила по-французски, и с удивлением услышала не отца, а приятный женский голос, тоже говоривший на не родном мне языке.
