Текст книги "Runaway Train (СИ)"
Автор книги: Haruka85
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Акихико до сих пор не мог забыть, как дрожал голос этого стойкого мужчины, во время рассказа о последней встрече с Юки в городе на Гудзоне. Музыкант, бросив всё на свете, без оглядки примчался в многомиллионный город, чтобы отыскать там одного-единственного дорогого человека, чтобы помешать совершить непоправимое, но в ответ получил только злой, холодный взгляд – Юки Эйри, не проронив ни слова, отвернулся и ушел.
Сегучи вернулся в отель и несколько дней не выходил из номера, не отвечал на звонки, ничего не ел, не спал – просто лежал, сбившийся в комок на огромной холодной постели, молчал, смотрел в пустоту, как будто внутри и правда что-то оборвалось. Он возвратился в Токио намного позже запланированного, узнал, что Эйри давно вернулся, и не просто вернулся, а к Шуичи; все так же молча он выслушал массу истеричных комментариев от жены, вышел на работу, заставил себя говорить и улыбаться снова, заставил себя просто жить дальше, как это было уже много-много раз.
Личное общение Томы и Эйри с той встречи на кладбище в Нью-Йорке, то есть на протяжении вот уже полугода, свелось практически к минимуму, но последний, как будто назло, начал выставлять напоказ отношения с солистом “Bad Luck” и тем самым выматывал музыканту остатки нервов.
Вот и в день рождения Сегучи, Юки Эйри продолжал делать то же – изображать счастливую влюблённую пару со своим довольно вульгарного вида любовником. Усами искоса поглядывал то на друга, то за соседний столик, и видел, как лицо музыканта бледнеет, как теряют цвет губы, темнеют глаза и хмурятся брови. При этом Сегучи не спускал с лица улыбки, продолжая играть роль радушного хозяина и счастливого именинника. Акихико, успевший хорошо изучить его повадки, прекрасно видел вблизи, в какую зловещую гримасу постепенно превращается это красивое лицо, которое по крайней мере сегодня должно было лучиться если не счастьем, то удовольствием. Усами не заметил, как гнев завладел мыслями.
– Сегучи, – он наклонился к уху музыканта как можно ближе и зашептал, – подыграй мне. Он смотрит на нас!
– Ты о чем, Усами? – президент еще не успел понять, к чему клонит компаньон, но уже включился в игру – реакция у него была отменная.
– Я говорю, Юки Эйри смотрит на нас. Давай немного пошалим! Предлагаю ненадолго поместить его в твою шкуру.
– Ну попробуй! – Сегучи звонко рассмеялся, с ходу принимая правила.
– Только ничему не удивляйся! – игриво подмигнул писатель.
Флирт удался на славу. Уж что-что, а выглядеть блестящим обольстителем Великий и Божественный умел как никто на свете. Сегучи – идеальный партнер – моментально увлёкся, и настроение его круто поползло вверх. Он выпил залпом бокал шампанского, а через несколько минут и думать забыл о соседнем столике. Теперь уже Юки Эйри сидел мрачнее тучи, с раздражением выслушивал трескотню Шуичи и все чаще бросал тяжелые взгляды в сторону развеселившегося в компании Акихико Томы. Усами давно замечал, что Юки Эйри очевидно недолюбливает его. “Профессиональная ревность или попросту дурной характер?” – писатель не знал, но подозревал, что обе причины достаточно сильны. Теперь же – это было видно слишком явно – к этому дивному букету неприязни присоединился третий прекрасный цветок: “Ревность! Обыкновенная человеческая ревность! Кто бы мог подумать, что Юки Эйри так легко пронять!”
Усами радовался своей затее, как ребенок. Одним выстрелом убил двух зайцев: и Сегучи отвлёк, и его надменного теперь-уже-не-родственника по носу щёлкнул.
Праздник в клубе должен был продолжиться до самого утра, никто из гостей не собирался расходиться, но Сегучи шепнул Акихико, что уже сыт по горло этим сборищем и вызвал машину, чтобы уехать прямо после фейерверка.
– Поедешь со мной? – тихо спросил Сегучи, тесно прижатый толпой к груди писателя.
– Конечно! Что мне здесь делать без тебя!
Заметив, что в давке миниатюрного Тому уже несколько раз кто-то ощутимо приложил локтем в бок и толкнул в спину, Акихико защитным жестом притянул его поближе к себе и принялся ненавязчиво распихивать напирающих вокруг людей, ворчливо приговаривая, что виновника торжества неплохо бы и пропустить. Наконец, они оба оказались на пятачке свободного пространства в кругу близких друзей и коллег. Грянули первые яркие залпы, Сегучи от неожиданности дернулся, и Акихико почувствовал, что до сих пор не ослабил объятий.
– Тише, тише, – успокаивающе выговорил он прямо в светловолосую макушку. Но дрожь президента только усилилась, его рука крепко стиснула предплечье писателя.
– Ну что с тобой? Они снова здесь? – Акихико попробовал осмотреться. В потемках он почти не различал окружающих, но на монотонном фоне ярким пятном угадывалась шевелюра Шиндо Шуичи. Определенно, тот снова повис на шее своего возлюбленного, срывая который уже за вечер бесстыдный поцелуй.
– Сегучи! – позвал писатель как можно ласковее, снова наклоняясь к самому уху и ниже, к изгибу шеи. – Тома, посмотри на меня!
– Усами! Скажи, за что мне все это? Я знаю, что сам виноват, но скажи, какому божеству я не угодил? Кому понадобилось сделать меня виноватым? Я не могу больше, не могу! – Президент медленно поднял лицо.
Крохотная слезинка скатилась в уголок глаза, быстро налилась тяжестью и скользнула вниз по щеке. Акихико, не отрывая взгляда от зажмуренных глаз Сегучи, остановил ее движение осторожным касанием ладони.
– Так не может продолжаться. Прости! – больше не раздумывая, Усами притянул к себе Тому и коротко поцеловал прямо в расслабленные губы.
– Ну и что же ты вытворяешь? – дрожь исчезла, а в голосе прорезалось любопытство.
– Играешь – играй до конца! – писатель аккуратно качнул Сегучи в своих надежных объятьях.
Ответом послужил робкий, будто приглашающий взмах ресниц. Акихико все понял, и снова приник глубоким поцелуем к теплым, податливым губам президента.
====== Глава 27 ======
“Я хотел бы побыть один утром в день моей казни.
Почувствовать грань между жить и не жить –
Я давно хотел внести ясность.
Я смогу поднять исподлобья глаза
И ответить взглядом на выстрел,
Я смогу включить в себе тормоза
И прожить этот миг не так быстро...
Я боялся казаться напуганным,
Я боялся казаться зажатым,
Я боялся что никогда не стану тем,
Кем мог быть когда-то...”
Смысловые Галлюцинации – Утром – Текст Песни, перевод http://www.megalyrics.ru/lyric/smyslovyie-galliutsinatsi/utrom.htm#ixzz4cFQ3GNk3
Мисаки медленно вжимался спиной в плотную стену чужих тел, чувствовал сопротивление, но упорно продолжал двигаться назад. Толпа под его натиском постепенно расступалась, позволяя скрыться в ее глубине. Он долго выпутывался, цепляясь то за одного, то за другого человека, спотыкаясь о чьи-то ноги, совершенно не замечая возмущенных восклицаний и ответных тычков. Парень выбрался на относительно свободную часть тротуара, чтобы увидеть, как обнимающиеся Сегучи и Акихико садятся в машину и уезжают. Мисаки в ужасе зажал ладонями рот, лишь бы не дать ни единому звуку вырваться из глотки. Его сердцу стало настолько тесно в груди, что казалось, еще секунда, и его разорвет в клочья. Испытывая единственную живую необходимость – скрыться, парень бросился прочь. Будь его воля, будь это на самом деле возможно, он предпочел бы провалиться сквозь землю, а еще лучше – перестать существовать так, словно его никогда и на свете не было. “Усаги-сан! Чертов Усаги-сан! Что ты натворил?! Я же люблю тебя!!! Люблю тебя я!!! Я тебя ненавижу!!!” Он бежал из последних сил, не разбирая пути, не чувствуя под собой подгибающихся от усталости ног, не ощущая металлический привкус крови в горле, не замечая раздирающей боли в боку и горячей, алой струйки, сочащейся из-под повязки, не ожидая, с какой внезапностью силы покинут его. Еще несколько отчаянных движений, и Мисаки по инерции полетел на тротуар, расшибая колени и локти, стирая до мяса ткань куртки и штанов. Он упал на обледенелый асфальт, опустился щекой поверх выброшенной вперед руки и больше не шевелился, постепенно отдавая холодному камню жар разгоряченного гонкой тела. Казалось, он потерял сознание, и только одно-единственное слово молотком мерно стучало в его голове: “Не-на-ви-жу!!!” Редкие ночные прохожие, завидев валяющееся в неестественной позе неподвижное тело, поспешно переходили на противоположную сторону улицы. Мисаки лежал без движения так долго, что успел согреться, услышать, как шум в ушах постепенно превращается в плеск прибоя, а злое “Ненавижу” сменяется блаженным “Люблю”. Ему снилось побережье океана, шелковистый, горячий песок, нагретый лучами вечернего солнца, запах морской воды и голос Усаги. Усаги-сан был рядом, стоило только только взглянуть – и увидишь его, лежащего рядом на песке, протянуть руку – и коснешься загорелой, обсыпанной мелкими песчинками кожи. Только зачем открывать глаза, если так нестерпимо тянет спать?
Земля под головой наполнилась гулом, над ухом прогремели встревоженные голоса, чьи-то крепкие руки бесцеремонно обшарили всё тело, и резкий рывок вернул Мисаки в вертикальное положение. Окоченевшие ноги тут же подогнулись, и тело снова устремилось вниз.
– Держи! Держи его крепче! Он не сможет стоять!
– Кей-сан, он такой холодный, а куртка вся пропиталась кровью, посмотрите!
– Я уже все проверил, что хотел. Нужно срочно везти его в больницу.
– Там потребуют документы.
– Ничего, первую помощь обязаны оказать. Швы наложат, обезболивающее и успокоительное вколют, но самое главное – отогреть его как можно скорее, он очень холодный!
– Это опасно?
– Хиро, не хочу тебя пугать, но при понижении температуры тела возникает сердечная аритмия, и, в конечном итоге, происходит остановка сердца. Наступает смерть.
– Смерть? От этого умирают?!
– Кончай рассусоливать! Разложи переднее сиденье, включим подогрев и теплый воздух направим в ноги. Надеюсь, мы успели вовремя, и все обойдется. Его состояние усугубляется кровотечением. Хорошо, что оно медленное, и переносится лучше, чем острое. При длительном, но медленном кровотечении можно выжить, потеряв даже половину крови.
Мисаки проснулся уже под утро. Жгучее покалывание и ломота во всем теле были настолько болезненны, что в первый момент затмили головную боль и подступающую к горлу дурноту. Но буквально через пару секунд тошнота стала такой нестерпимой, что резкий спазм скрутил желудок, и парня вырвало. Хиро едва успел протянуть первую попавшуюся под руку кювету. Темнело в глазах, комната кружилась, и Мисаки откинулся на подушки, едва обтерев лицо и руки влажным полотенцем. Радовало одно то, что мутить стало меньше. Взамен начали всплывать мысли о мерзких событиях вчерашнего дня, но под действием лекарств воспоминания не чувствовались такими острыми, что оставляло возможность все обдумать.
– Хиро, где мы? В больнице?
– Не говори много. Я тебе все сам расскажу. Ты просто кивай, если я правильно понял, – Мисаки устало прикрыл глаза.
– Помнишь, тебя вчера ранили на парковке? – Мисаки помнил. – Мы наложили повязку и собирались вернуться в клуб, но на крыльце я потерял тебя в толкучке.
– Я шел за тобой до конца.
– Я тоже так думал, но отвлёкся, когда добрался до Аяки. Хару, почему ты убежал?
Мисаки не отвечал.
– Хару!.. Тот мужчина, который был с президентом, это и есть твой Усаги?
– Да... – одними губами ответил Мисаки, дальнейшие комментарии были ни к чему.
– Я не сразу сложил одно и другое, прости. Увидел, как ты дернул бежать, когда они уже садились в машину. Ну и шустро же ты бегаешь! Мне понадобилась помощь Кея, чтобы отыскать тебя. Ты очень далеко ушел... – гитарист пытался заполнить паузу, он говорил и спрашивал, пытался пошутить, но чем больше слов было сказано, тем ниже склонялась голова Мисаки, тем крупнее становилась дрожь, сотрясающая его худые, сведенные плечи.
– Эй, Мисаки! – Хиро неуверенно погладил друга по сгорбленной спине. – Всё будет хорошо... Ну что ты?
Против ожидания в ответ на утешения парень повалился на бок, подтянул коленки к животу, обхватил голову руками, как будто пытаясь оградить себя от любых звуков, и тихо заплакал – лишь слёзы одна за одной катились из-под плотно сожмуренных век, и дыхание становилось тяжелее и чаще.
– Хиро, не надо жалеть меня! – Накано в испуге отдернул руку в ответ на этот полустон-полукрик. Еще несколько десятков минут он просто ждал, что друг чисто физически устанет плакать, успокоится, а потом, может быть, заснёт. Но каждое затишье длилось не более половины минуты, а за ним следовал новый приступ, отчаяннее предыдущего. В какой-то момент гитарист вдруг понял, что Мисаки уже не плачет, а по-настоящему задыхается. Он вдавил изо всех сил кнопку вызова медперсонала, рывком усадил друга на постели и принялся бестолково трясти. Дежурный врач мгновенно оценил обстановку и, отстранив шокированного парня подальше от больного, принялся раздавать указания медсёстрам. Дыхательная маска с лекарством, несколько внутривенных иньекций – и Мисаки впал в беспокойную дрёму, о недавней истерике напоминали лёгкие судороги, время от времени сотрясающие тело, воспалённые глаза, спёкшиеся, сухие губы...
Так продолжалось почти неделю: стоило Мисаки отойти от воздействия лекарств, как он снова и снова впадал в неконтролируемый плач – до судорог, до икоты, до забытья, до неспособности дышать. Но последствия переохлаждения постепенно сходили на нет, рана на боку затягивалась. Врачебный консилиум постановил выдать беспокойному пациенту направление к специалистам по лечению душевных недугов и выписалть из отделения интенсивной терапии домой.
– Послушай меня, Хару! Долго еще собираешься так лежать?! – после долгих уговоров и деликатных попыток вызвать друга на разговор Накано не выдержал и перешел на угрожающие интонации. – Единственное, что ты сделал после возвращения домой – это ботинки снял и завалился на кровать! Повернись ко мне и отвечай! Не то я тебе подзатыльник отвешу!
На удивление, угроза возымела свое действие: Мисаки приподнялся на одном локте и медленно сел в постели, впрочем, не оборачиваясь к собеседнику лицом.
– Что я должен отвечать, Хиро? – негромко спросил он.
– Когда ты собираешься взять себя в руки?
– Никогда... Зачем мне это?
– Поплакал – и хватит. Что в слезах толку?
– Что мне еще делать? Я больше ничего не могу! Ты же сам видел, насколько я опоздал!
– Видел – и что? Конец света на этом?!
– Хиро, я люблю его! Понимаешь, я его люблю!!! – Мисаки, наконец, повернулся к другу лицом. По щекам его вновь стекали крупные, горячие капли, но на сей раз без оттенка истерики. – Я не могу больше без него!
– Ты был без него больше половины года – и ничего! Слышишь, ничего с тобой не случилось! Все было точно так же, как и сейчас. Ты был здесь, работал, ты добился своей мечты. Он был где-то там, в прошлом, ты его почти не вспоминал.
– Хиро, это другое! Я всегда верил, что смогу вернуться. Я думал, у меня есть дом, где Усаги-сан всегда будет ждать меня, что бы ни произошло! Только теперь я понимаю, как был не прав! Я ошибся! Ошибся во всем! Что я натворил?!
– Ты был неправ?! Наверное. Хару, для тебя было важно стать тем, кем ты теперь стал. Ты добился того, о чем и мечтать не смел в день нашего знакомства. Ты был полностью сломлен, ты уже тогда потерял всё. Тебе нужно было время, чтобы понять и найти себя! У тебя получилось! Неужели теперь ты бросишь свои достижения псу под хвост?! Всё, ради чего ты рисковал, ради чего столько трудился! Пусть так, пусть ты потерял его! Так неужели ты готов признать произошедшее ошибкой, согласиться что всё было напрасно?! – гитарист с трудом переводил дыхание после своей эмоциональной, сбивчивой речи.
– Ты прав... – Мисаки поднял голову после долгого раздумья. – Но что мне делать дальше?
– Взять себя в руки и отправляться на работу! Это единственное, что способно тебя вылечить! Если ты будешь лежать круглыми сутками, будет только хуже. Или ты правда к психотерапевту захотел?
Мисаки молча покачал головой, исподлобья оглядывая комнату.
– Ты понимаешь, что твой больничный закончен? Тебя ждут на работе! Никто не будет долго терпеть твои прогулы даже несмотря на то, что мы с Кеем списали всё на инцидент с Накамурой!
– Хиро, я боюсь идти на работу.
– Что, прости? С позиции хоста тебя с удовольствием уберут, только того и ждали, что ты, наконец, решишься! Сегучи-сан аж в лице переменился, когда узнал, куда ты вляпался! Его отношение дорогого стоит! Руководство в курсе, бумаги подготовлены. Придёшь к директору и получишь полный расчет. Решено, ты будешь работать только на кухне!
– Ты не понимаешь, да? Я не работы, а Сегучи боюсь.
– Сегучи?.. А?.. Каким он боком?.. – Хиро тоже иногда соображал недостаточно быстро.
– Хиро, я не знаю, как ему в глаза посмотрю теперь. Он ведь не виноват ни в чем. Лучше, чем он, для Усаги-сана и придумать нельзя... Но стоит мне только подумать... – Мисаки глубоко вздохнул и потер переносицу, пытаясь сдержать очередной приступ. – И мне кажется, я его ненавижу...
– Для начала просто позвони ему и договорись о встрече, а там разберешься. Ты же не собираешься бегать от этой проблемы вечно?
– Хотелось бы...
– Нельзя!
– Знаю. Я бы очень хотел уехать... Как можно скорее и как можно дальше отсюда.
– Бросишь меня одного? – притворно возмутился гитарист.
– Прости, я не подумал...
– Да шучу я, шучу, если понадобится – перебирайся хоть на край света. Только не делай больше глупостей! Ты обещал мне, помнишь?
– Помню... Спасибо тебе, Хиро...
Мисаки не любил опаздывать и всегда на любую встречу приходил заранее, но сегодня не раз пожалел, что пришел в клуб до назначенного времени. Он успел сделать не один круг перед кабинетом Сегучи, каждый раз вздрагивая от звука шагов или гула приближающегося лифта. Больше всего он боялся встретить здесь Усами Акихико.
– Хару-сан, это вы здесь топочете? Почему не заходите? – через распахнутую дверь в коридор выглянул сам президент.
– Я... раньше времени пришел... – Мисаки растерялся от неожиданности и попросту вошел в кабинет, осторожно осматриваясь по сторонам. Он не сразу вспомнил о необходимости официального приветствия. – Здравствуйте, Сегучи-сан.
– Здравствуйте, Хару-сан. Садитесь. Мне необходимо многое с вами обсудить. Во-первых, происшествие с вашим клиентом, господином Накамурой. Я предпочитаю, чтобы ничего подобного в моем клубе не случалось никогда. Служба охраны сработала недостаточно оперативно, и я принял определенные меры на этот счет. Но раз уж такая неприятность с вами произошла, замалчивать ее никто не собирается. Я надеюсь, что вы не откажетесь дать полиции официальные показания. Виновные должны быть примерно наказаны. Все должны знать, что в моем клубе подобные вещи с рук не сходят.
Мисаки согласно кивал, стараясь поменьше встречаться взглядом с Сегучи. Занятый разговором, он, по-крайней мере, не ощущал сиюминутного желания расплакаться – то, чего он больше всего боялся собираясь на встречу. Ненависть? Чувствовал ли он ненависть? Странно, но тоже нет. Парень продолжал машинально соглашаться со всеми словами президента, а сам думал о другом – о том, сможет ли этот человек сделать счастливым его Усаги? Теперь уже не его, но было так сложно отвыкнуть... Станет ли этот деловой мужчина готовить писателю его любимый омлет, следить, хорошо ли он высыпается, не слишком ли много курит, сдаёт ли вовремя рукописи? Хотя... Кто всё это делал последние месяцы?..
– Второе – это ваше заявление на увольнение с должности хоста. Думаю, с этим проблем не возникнет? Мне докладывали, что вы, наконец, созрели до этого решения...
Мисаки машинально ставил подписи везде, где было указано, не особенно интересуясь размерами выплат и компенсаций за травму, полученную во время рабочей смены. Его интересовал сейчас совершенно другой вопрос. Парень не смог бы поднять его самостоятельно, но Сегучи заговорил на волнующую тему сам:
– И, наконец, третье, самое интересное дело на повестке дня. Из нашего телефонного разговора я понял, что вы обдумали мое предложение относительно обучения за границей.
– Да, – парень включился, наконец, в диалог. – Если вы считаете возможным отправить меня на обучение за границу, я буду премного вам благодарен и приложу все усилия...
– Ладно, ладно, я уже понял, – не смог удержаться от смеха Сегучи. – Я вижу, вы настроены более чем решительно. Тогда возьмите вот эти распечатки.
Мисаки принялся просматривать протянутые президентом листки: “Le Cordon Bleu – институт, который является одним из лидеров в области образования кулинарного искусства, гастрономии и гостиничного менеджмента... Основан в Париже в 1895 году. Сейчас это международный институт, который насчитывает более 40 школ в 16 странах мира... Курс обучения состоит из 3 различных уровней в области Cuisine (кухня и приготовление пищи) и Patisserie (кондитерские изделия): Basic (базовый уровень), Intermediate (средний уровень) и Superior (высокий уровень)... Студенты успешно завершившие все 3 уровня обучения по каждой дисциплине получают Диплом Le Grand Diploma Le Cordon Bleu… Le Grand Diploma можно получить в течении 9 месяцев, объединяя курсы Cuisine и Patisserie на каждом уровне обучения... Институт также предлагает программы для получения степени Бакалавра и Магистра в области бизнеса по специальности Международный ресторанный и гостиничный менеджмент...”
Парень выхватывал текст кусками, перечитывал страницы снова и снова, от информации захватывало дух.
– Хару-сан, как видите, программа предполагает несколько уровней подготовки по нескольким специальностям. Материальную сторону вопроса я полностью беру на себя. Единственное условие – вы учитесь как следует и возвращаетесь работать в мой ресторан. Для меня главное, чтобы вы получили максимум от этой школы на ее исторической родине. Это потребует от вас поездки в Париж на долгие девять месяцев. Хотя что такое девять месяцев по сравнению со стандартным университетским образованием? Следующая смена начинает работу в начале декабря, я подал предварительную заявку на ваше участие в программе. Окончательное решение за вами, определиться надо прямо сейчас, чтобы успеть подтвердить бронь и заказать билеты во Францию... Думайте, согласитесь ли вы?..
– Я согласен!..
====== Глава 28 ======
Черный, лакированный автомобиль, внушительный, как океанский лайнер, остановился напротив входа в элитную многоэтажку, освещенного ярким электрическим светом несмотря на поздний ночной час. Двое мужчин вышли наружу и остановились под навесом на полированных ступенях натурального камня.
– Ну что, здесь мы на сегодня попрощаемся? – то ли вопрос, то ли утверждение младшего на вид мужчины заставило старшего сощуриться и глубже затянуться только что зажженной сигаретой.
– Подожди, не торопись, Сегучи-сан. Я еще не подарил тебе свой подарок, – губы старшего изогнулись в подобии хитрой улыбки. – Отпусти шофёра. Я сам отвезу тебя, когда ты пожелаешь.
– Усами-сан, ты выпил достаточно шампанского, чтобы не садиться за руль до завтра.
– Вот и отвезу тебя завтра, а сегодня еще твой день, и мы продолжим его праздновать. У меня в баре найдется кое-что интересное. А когда устанешь, моя гостевая в твоем распоряжении.
– Хочешь породить еще больше толков? Уверен, сейчас у нас на хвосте повис десяток-другой папарацци.
– Плевать я хотел на фотографии. Что мы – дети малые? Почему я не могу пригласить в гости того, кого хочу? Или ты против, Сегучи-сан?
– Боюсь, завтра твое мнение может несколько измениться, Усами-сан. Ладно, пойдём. Уверен, я еще об этом пожалею, но сегодня у меня есть жуткое желание напиться, и одному это делать как-то не пристало.
“Океанский лайнер” послушно отчалил в свободное плавание, и мужчины скрылись за поспешно разъехавшимися в стороны стеклянными дверьми.
– Проходи, осматривайся, я пока налью нам выпить. Чего ты хочешь?
– Коньяк есть?
– Обижаешь. В ассортименте!
– Тогда на твой вкус. Только много не наливай, я хоть и хотел бы напиться до беспамятства, но не могу позволить себе такой роскоши.
– Работа?
– Прямо с утра... – со стоном протянул Сегучи.
– Завтра же воскресенье! Никогда не хотелось бросить всё? Или хотя бы взять отпуск.
– Нет. Серьёзно – никогда. Бывает тяжело иногда, но я не смею возмущаться. Не будь у меня моей работы и возможности творить, безделье сгубило бы меня...
Акихико выложил на тарелку гроздь винограда и плеснул в пузатые снифтеры дорогого французского коньяка. Мужчины бережно взяли в руки свои бокалы и молча качнули насыщенного карамельного цвета жидкость, наслаждаясь букетом ароматов.
– Как говорил Оскар Уйльд: “Тот, кто оглядывается на свое прошлое, не заслуживает будущего”, – начал писатель, поднимая свой бокал, – Сегучи, жизнь слишком коротка, чтобы постоянно оглядываться назад.
– Кампай!
– Кампай!
Оба сделали по маленькому глотку, на несколько секунд задерживая напиток во рту, ощущая, как коньяк медленно растекается по языку и глотке, оставляя приятное послевкусие.
– Как уже было упомянуто, я не совсем бескорыстно пригласил тебя, Сегучи, –
писатель аккуратно поставил бокал на низкий столик около дивана. Я приготовил для тебя небольшой сюрприз.
Президент, который был до странного молчалив этой ночью, лишь выжидательно склонил голову.
– Я не знал, что лучше выразит моё отношение к тебе. Никогда не умел выбирать вещи, хотя цена не имеет для меня значения... Считай, я дарю тебе подарок, сделанный своими руками, этакий домашний хэндмэйд, – Акихико протянул другу простую папку, лежавшую все это время на столе.
– Что это?
– Открой и посмотри. Нравится тебе или нет, но это теперь принадлежит тебе. Можешь делать что хочешь. Хотя бы взять зажигалку и сжечь не сходя с места, – писатель лукаво улыбнулся, искоса поглядывая сквозь пепельную челку на Сегучи, который уже углубился в чтение.
– Потрясающе, – наконец вымолвил музыкант. – Идеально-музыкальные стихи!
– Нравится?
– Еще бы! Лучший подарок, о таком я даже и мечтать не мог! Спасибо!
– Я надеялся, что ты оценишь. На самом деле, я писал их с тайным желанием, чтобы ты превратил эти стихи в песню. Твоя музыка и непременно твой голос.
– Усами-сан, ты же знаешь, я не...
– Ты не поёшь, слышал, – перебил Акихико. – Что за ерунда? Преступление – молчать, когда у тебя такой голос! Хватит мучить себя! Просто напиши музыку и пой!
Музыкант снова покачал головой.
– Тебе почти удалось убедить меня, Усами-сан.
– Так за чем дело встало?
– Сядь и попробуй написать еще один роман, – невесело припечатал Сегучи.
– Ты же знаешь, я не...
– Да-да, ты больше не пишешь. Давай закроем эту тему, я не готов расстаться с прошлым. Это единственное, что имеет для меня смысл. И я догадываюсь, ты со своим прошлым тоже до сих пор не порвал.
Без единого возражения Акихико выслушал музыканта, лишь едва заметно поморщился от его резковатых слов. Они снова сделали по небольшому глотку, на сей раз без лишних тостов. Через несколько секунд писатель залпом допил содержимое бокала и взял в руки бутылку, выворачивая притертую пробку.
– Решил напиться? – Сегучи мягко обхватил ладонью запястье Усами и отобрал коньяк. – Это была моя программа на вечер. Была.
Писатель молча повиновался, прикурил сигарету и с безразличным видом опустился на диван.
– Усами-сан, прости меня... – Сегучи осторожно коснулся плеча Акихико. – Я сказал лишнее.
– Это ты меня прости, не стоило на тебя давить, я получил лишь то, что причиталось.
– Ты знаешь, французы соблюдают правило «трех C»: Cafe, Cognac, Cigare. Сначала они выпивают хорошего кофе, потом наслаждаются коньяком, а в самом конце выкуривают сигару. Порядок мы с тобой явно нарушили, но позволь, я сварю нам по чашечке кофе, пока ты докуриваешь свою “Cigare”?
– Умеешь сменить тему. Вари! – Акихико милостиво махнул в сторону кофемашины. – Надеюсь, ты лучше меня разбираешься, какие стаканы не лопаются от кипятка!
– Я не потомственный аристократ, так что поверь, кое-что знаю о жизни! – хмыкнул Тома, уверенными движениями выбирая посуду. – У тебя есть что-нибудь сладкое?
– Спрашиваешь! В холодильнике коробка пирожных от вашего кондитера, еще с утра купил. Подсел на его выпечку капитально...
– Тебе можно, сколько ни съешь, все в плечи откладывается! – продолжал шутить Сегучи, расставляя по столу чашки и тарелки со сладким.
– Не хочешь посмотреть что-нибудь?
– Телевизор?! – по-детски удивлённо распахнул глаза Тома. – Ха-ха-ха, ты не представляешь, какая это для меня роскошь!
– Сегодня можно всё, не так ли?
– Так... А что будем смотреть?
– Хм... Когда я был маленький и жил в Англии, очень любил один забавный, старый фильм. Давно хочу его пересмотреть, да все как-то не складывается... То настроение не то, то компания. Сегодня ты и коньяк как нельзя лучше подходите.
– Что за фильм?
– Только, чур, не смейся!!! – Акихико и сам уже улыбался. – “Приключения мистера Питкина”!
– Усами-сан!!! “В больнице” и “В тылу врага”! Обожаю эти фильмы! Только я его тоже с детства не пересматривал! Включай скорее.
Из всех источников освещения в комнате остался один лишь огромный телевизор, в котором мелькали кадры старой доброй комедии. Двое мужчин, довольные, как дети, пили кофе, объедались сладостями, хохотали до слёз над забавными и трогательными приключениями мягкого, беззлобного, и такого человечного англичанина. Они так и уснули – прямо на диване, вповалку, всего за пару минут до финала второй серии.
Блёклый утренний полусвет прокрался в просторный зал, и отброшенные им густые, графитовые тени, смягчённые сизой дымкой от выкуренных сигарет, отрисовывали кадр за кадром картины, достойные черно-белого кино: плащ и пальто на вешалке; шляпа и аккуратно положенные с краю тонкие кожаные перчатки; початая бутылка, пустые бокалы и листок, исписанный крупным, каллиграфическим почерком; низкий столик, сплошь уставленный грязной посудой и остатками еды; тускло мигающая заставка на экране домашнего кинотеатра; небрежно растянутые по полу в причудливом переплетении пара пиджаков, пара жилетов, пара галстуков; двое спящих мужчин, разметавшихся по углам просторного дивана.
Акихико не сразу понял, с чем было связано смутное беспокойство, которое заставило его проснуться. Он был не один. Сквозь сон писатель всем своим нутром ощущал мерное дыхание и сонный вздох – не свой, легкий шорох движения – не своего, уют от нечаянного соприкосновения с чьим-то тёплым телом. Это незабывавемо-комфортное чувство, когда ты просыпаешься не один, – то самое, которое он так упорно искал долгие годы в объятьях плюшевого медведя Судзуки, но так и не нашел. То самое, которое ему подарил самый обыкновенный мальчишка...
– Мисаки! – писатель резко приподнялся, опираясь на слабые после сна руки, и распахнул глаза, быстро привыкая к сумеркам, возвращаясь в горькую действительность: “Не Мисаки”... Он медленно спустил ноги на пол и нащупал опостылевшие очки, которые успел снять за минуту до того, как провалился в сон. Акихико пристально вгляделся в нахмуренное во сне лицо музыканта: “Так вот ты какой, Сегучи Тома... Ни тени коварной улыбки! Беззащитный...” Сцены вчерашнего праздника проплывали перед внутренним взором писателя, не вызывая ни малейшего сожаления. “Оно того стоило...” – продолжая беззастенчиво разглядывать спящего, незаметно для самого себя, Усами уносился к лучшим страницам своего прошлого – тем, на которых тысячи раз было выписано имя “Мисаки”... Нечасто им удавалось вот так мирно объедаться сладостями, смотреть до утра старое доброе кино, просто засыпать рядом – почти невозможно. Практически любая подобная ситуация мгновенно перетекала в горизонтальную плоскость. Акихико все чаще приходил в голову вопрос: “Если бы он смог оставить в их отношениях чуть больше “вертикали”? Вдруг именно всепоглощающая “горизонталь” застила ему глаза настолько, что сделала неспособным отыскать подлинный ключик к сердцу и мыслям любимого?”
