Текст книги "Мир сошел с ума (СИ)"

Автор книги: Greko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Часть 2
1917–1918
Глава 1
В флибустьерском дальнем синем море

«Первый пошел! Нет, ну не идиоты ли, эти господа императоры, цари и султаны?»

Столь оскорбительная, по меркам принципов монархизма, ремарка родилась в моей голове при известии, потрясшем Америку – в России пало ненавистное самодержавие! Николашка отрекся от трона. Да здравствует демократия! О, да! В разгар кровавой тяжелейшей войны самое оно революции совершать.

Честно говоря, прожив больше десяти лет в САШ и став американцем по паспорту, но не по духу, я так и не понял, с чего у моих сограждан развилась такая фобия в отношении царизма. Из-за погромов и притеснений евреев? Можно подумать, их здесь кто-то любит. Пойди попробуй сними квартиру в приличном районе Нью-Йорка, если у тебя фамилия заканчивается на «вич». Израильтян, как здесь часто называли иудеев, не пускали в клубы и на престижные курорты. Два года назад одного еврея даже линчевали, вытащив из тюремной камеры, хотя обвинения против него были весьма сомнительны. Но факт остается фактом: революция в России американцев порадовала, а президент Вильсон хотел всех опередить с признанием Временного правительства.

Почему я сказал «первый пошел!»? Да потому что знал: Великой войны не переживет ни один монарх императорского уровня, кроме британского. На очереди и старец Франц-Иосиф, и Вильгельм II, гнусный поджигатель войны, и дурачок Мехмед V (1). Кто бы мне объяснил, зачем турок вообще в эту войну полез? Или тот же царь-батюшка Николай? Ведь он не только себя – всю семью под монастырь подвел, включая близких и дальних родственников. Всю страну вверг в такой хаос, что ни отмолить, ни простить такой грех. Объявили его страстотерпцем, даже хотели к лику великомучеников причислить, а надо было бы назвать великопутаником.

Я-то помнил, как все произошло в июле 1914-го, газеты все подробно расписали (откуда только узнали?). Когда в Сараево сербы грохнули ненашего эрцгерцога Франца Фердинанда, сперва в Петербурге думали, что все само собой рассосется. Потом всполошились. Военные знай гнули свою линию: даешь всеобщую мобилизацию. Правительство ни в какую – только положение о подготовительном к войне периоде и частичная мобилизация. И что же делает военный министр Сухомлинов? В обход Совета министров уговаривает Николая начать все ж таки всеобщую. А почему? Оказалось, что нет у России такого плана, как частичная мобилизация. Короче, настоял, царь подался. А через короткое время отменил свое же решение. Сообразил, что все плохо для него и для России закончится? Как бы не так. Его Вильгельм убедил через обмен телеграммами. Но не надолго. Главный русский дипломат Сазонов влез с уговорами: войны не избежать. Телеграмма о мобилизации пошла в округа, Берлин в ответ объявил России войну. Бац, и уже весь мир в огне, ибо великие державы на тот момент опутали себя таким количеством договоров о взаимоподдержке, что сам черт разберет, как из этого выпутаться.

И кто виноват? Сухомлинов с Сазоновым? Как бы не так! Коль ты самодержец, то все шишки тебе, и никак иначе. Уговорили его, понимаешь… И что из этого вышло? Ведь еще в первую русскую революцию должен был понять, что система свое изжила, даже от дел отдалился, переложил груз забот на Совет министров. Что ж тебе в июле-то 14-го не сиделось на попе ровно? Что ж ты заскакал, как кузнечик, туда-сюда? А теперь что будет? Сгорел сарай, гори и хата? Еще как сгорит…

– Пропала Россия! – с мрачным видом сообщил я Ольге, откладывая местные газеты, с неподдельным энтузиазмом перепечатывающие телеграфные сообщения. Будто чилийцам не все равно, кто там в далекой Европе кого решил прирезать, поставить к стенке или выгнать из страны. – Вы закончили со сборами? Все вещи на яхте?

– Все готово, – всхлипнула жена. – Вернемся, а?

– Оль, сто раз уже объяснял: мне выкрутили руки. Или мы отправляемся в поход на Таити, или яхта остается в порту. Военные моряки шутить не умеют. Да что в конце концов плохого нас ждет? Посмотрим острова, вдохновившие Гогена. Сама же мечтала.

Супруге категорически не нравился мой план весеннего отпуска на островах французской Полинезии. Будто у меня был выбор. С яхтой я расстаться готов не был, а Оля не хотела расставаться со мной. Заколдованный круг.

В прошлом году федеральные власти провели перепись всех плавсредств, имеющих потенциал для использования ВМФ САШ, и присвоила им идентификационные номера. Моя «Olga» исключением не стала. Детище Льюиса Никсона, построенная на основе проекта миноносок «Orienta», превращенная усилиями верфи Харлана и Холлингсворта в роскошную яхту, имеющая движитель в 1000 лошадиных сил и выдающая на максимуме 23 узла, с самой мощной радиостанцией на борту, с увеличенным до полутора тысяч морских миль запасом хода – немудрено, что на нее положили глаз парни из «Нейви».

– Отличный посыльный корабль из нее выйдет. Или патрульный катер, – «обрадовали» меня флотские. – Но не спешите огорчаться. Если вы следующей весной захотите совершить круиз в Полинезию, мы вам препятствий чинить не будем. Усилим ваш экипаж нашими людьми – и скатертью дорога.

Выглядело это усиление как конвой или вроде того – мол, ты плавай, мистер Найнс, но под нашим присмотром. Что-то они крутили, но что? Я не смог разобраться. Принял на борт шесть человек с запечатанным грузом, и поплыл с семейством ловить кайф от последних мирных деньков. Полный подозрений, если честно. А как не напрячься, если перед отплытием флотские провели небольшую модернизацию яхты – смонтировали площадки для установки двух тяжелых и двух легких пулеметов? И ящики их армейские со сведенными маркировками… Что в них?

В Америке такое в заводе – отбирать в случае войны яхты у толстосумов. Когда «штатовцы» закусились с испанцами из-за Кубы, у Джи Пи Моргана забрали его «Корсар» и спасибо не сказали. И не у него одного. Выбросили красное дерево, бронзу и зеркала, поставили пушки и пулеметы – и в поход. Рассказывали, что миллиардер сперва вопил как резаный, но, когда «Корсар» потопил испанский корабль, необычайно возгордился.

Меня тоже ждут такие качели? САШ семимильными шагами приближается к войне, пропаганда, рисующая зверства «бошей», работает во всю. Сколько времени у нас осталось – месяц, полгода? Эх, знал бы, учил бы в школе историю получше, но с Первой мировой войной у меня явный пробел в знаниях. Спасибо нашим учителям или школьной программе – кака така война, забыли! Впрочем, какая разница? Твердо для себя решил не участвовать в этом безумии. Лично мне немцы ничего плохого не сделали, и я не считал их исчадьем ада, как рисовали газеты. Хотя гибель «Лузитании» от немецкой торпеды всколыхнула тщательно спрятанные на задворках памяти воспоминания о «Титанике», но использование трагедии как средства пропаганды выводило из себя. Почему все забыли, что тотальная морская война кайзера – это ответка за блокаду Германии, которую гордые бритты решили поставить на колени через голод, через страдания мирного населения?

Убраться подальше от армейских вербовщиков – не самая плохая идея в нынешних обстоятельствах. Хоть мне и не грозит принудительный призыв, но разговоры пойдут, если начнется мобилизация. Герой ЭлЭй не желает воевать – общество не поймет. Не объяснять же каждому встречному-поперечному, что это не моя война, что умирать за интересы финансовых тузов не хочу и не буду. Пытался Изю с Осей вразумить, но тут нашла коса на камень. Парни неожиданно встали в позу и уезжать отказались.

– Ты уж прости, Босс, но мы как все. Нужно будет в армию записаться – значит, запишемся.

Психоз, воинственный угар. Старый Свет им уже переболел, теперь до нас докатилось. С этим бороться невозможно, но можно смыться подальше, что я и задумал. Устал от разговоров о грядущей победе, о будущих преференциях для САШ. Будто мало того, что мы все необычайно уже обогатились на Великой войне. Наша компания стоила уже десятки миллионов, даже не вкладываясь в военное производство, если не считать нашу долю в «Файерстоун», не успевавший выполнять армейские заказы, портфель приобретенных непрофильных акций, растущих в цене как на дрожжах, разбух до неприличия. Чего еще лучше желать? Но нет, большим дядям в Вашингтоне вынь да положь победу. Будет им победа, будет. Но участвовать в этом выше моих сил.

Вот так и вышло, что мы отплыли из Лос-Анджелеса и направились на юг вдоль западного побережья Латинской и Южной Америки. В чилийском порту заправились жидким топливом и питьевой водой, пополнили запасы свежей провизии и отплыли в направлении острова Пасхи. Погода великолепная, не холодно и не жарко, океан спокойный – сильные южные циклоны придут лишь через месяц. Нас ждали необычные, яркие впечатления, и плевать, что мир вокруг катится в тартарары.

… Мы с женой сидели на баке под тентом, потягивая коктейли и лениво наблюдая за горизонтом. Оля порой отвлекалась, чтобы проследить за детьми, но Леха бдил за трехлетней сестренкой, как самая заботливая в мире няня. Я выглядывал очертания острова Пасхи.

– Томми! – окликнул я нашего грузного кэпа, подходившего к нам со стаканом разведенного колой рома в руке. «Куба либре», напиток капитанов (2). – Когда же, черт возьми, мы увидим идолов?

– Наберитесь терпения, мистер Найнс. Еще два-три часа хода, и вы сможете рассмотреть эту диковинку.

Наш капитан Томас, со смешной фамилией Ловелас, был личностью противоречивой, неординарной, хотя по его заурядной внешности такое и не скажешь. Типичный авантюрист, которыми полнился свет в это непростое время. Гордо называл себя «адмиралом» Колумбии, ловко обходя тот факт, что ему довелось командовать всего одним кораблем, все той же яхтой проекта «Ориент», составлявшим весь флот этой маленькой южноамериканской страны. Том хвалился, что лично застрелил 125 тысяч крокодилов, когда его с командой наняли, чтобы очистить берега реки Магдалены от этих чудовищ, ежегодно убивавших 200–300 человек.

– После моей экспедиции, – утверждал кэп, – аборигены прозвали избавленные от опасности берега «Lovey Lassey!» – любимая милочка, – явно намекая на мою фамилию.

После своих приключений в Колумбии Ловелас, променяв море на небо, влетел в череду смертельных неприятностей, как в ревущие сороковые, в полосу с 40-го по 50-й градусы южной широты. В 1907-м он, увлекшись воздухоплаванием, упал на аэроплане в реку Гудзон, откуда его спас буксир «Potomac». А на следующий год оказался в Лондоне на воздушном шаре, который взорвался во время франко-британской ярмарки. Погибло два человека, еще несколько получили ранения, но Ловелас отделался легким испугом. Он сообразил, что с судьбой играть в орлянку не стоит и вернулся к профессии моряка.

Его мне порекомендовал Льюис Никсон, с которым я познакомился во время слушаний, расследовавших причины гибели «Титаника». Я выступал как свидетель, а кораблестроитель выступал экспертом по установке беспроводной связи на всех атлантических судах – гибель суперлайнера подтолкнула власти к такому решению. Мы познакомились. Нас сблизил Петербург. Оказалось, мы с ним были в столице Российской империи практически в одно и то же время. Никсон прибыл, чтобы довести до ума миноноски, закупленные на его верфи русским морским министерством для войны с Японией. Помня о данном жене обещании приобрести яхту, я воспользовался оказией, и уже в 1913-м году «Ольгу» поставили на ровный киль. Еще год ушел на ее переделку. В 1914-м, в разгар сражения на Марне и через месяц после рождения доченьки Маши, Ловелас провел яхту по только открывшемуся без особой помпы Панамскому каналу, и с тех пор моя стальная красавица превратилась в любимую игрушку семьи, включая Марию. Она сообщила нам об этом, как только научилась разговаривать. Девочка и ходить-то научилась на палубе.

– Отлично идем, мистер Баз. Великолепный мотор вам достался. Вряд ли найдется в этой части океана корабль, который мог бы составить нам конкуренцию.

– Вы сказали «достался»? Разве Никсон может выпустить яхту с плохим мотором?

– Еще как может, сэр. На моем первом «Ориенте» мы с трудом достигали 18 узлов. Решили перебрать двигатель. И что же вы думаете? 340 из 785 трубок конденсаторов оказались забиты деревянными пробками, как и большинство трубок котла системы «Мошера».

– Как такое возможно⁈ – поразился я.

– Настоящий саботаж. Яхту строили в разгар забастовки механиков.

– Черт-те что!

Оля укоризненно на меня посмотрела. Я хоть и вычеркнул из своего лексикона «ексель-моксель» и прочие глупости, но избавиться от чертыхания так и не смог.

– И вы правильно сделали, что последовали моему совету и потребовали заменить оригинальный 53-й винт на 72-й (2). Как минимум, прибавили один-два узла ходу, – продолжил Ловелас, но я поспешил сменить тему и спросил о наболевшем:

– Что с нашим пополнением? Проблем нет?

– Вы о шестерке военных моряков? Отличные профи, сэр, без нареканий.

– Меня беспокоит, что мы зависим от их радиста.

– Очень прилежный. Из рубки не вылезает. Будто ждет какого-то сообщения со дня на день.

Я поморщился. Известно, какого. САШ может вступить в войну в ближайшие дни. Все об этом говорит. В том числе, присутствие военных в гражданке на моей «Ольге».

Яхта слегка качнулась на набежавшей волне. Спокойное до этого море начало покрываться слабыми «барашками», постепенно набирающими крутизну – верный признак того, что мы приближаемся к суше. Оля встала, чтобы прекратить беготню детей и загнать их в каюту.

– Но мама! – послышался сопротивляющийся голос сына. Он давно признал жену, с этим у нас проблем не было.

– Или в каюту, или идите к отцу и сидите с ним в шезлонгах, – не терпящим возражений голосом заявила жена.

Я счастливо улыбнулся. Полный комплект! Семья, море, яхта – что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить свою осень? Мне уже за сорок. Набегался, навоевался, наприключался выше крыши. Пора и честь знать и немного получить от жизни удовольствия. Так и жил последние годы, и нисколько в этом не раскаивался.

… Острова Французской Полинезии великолепны своей первозданной дикостью, белоснежными пляжами и изумрудными лагунами с коралловыми рифами. Мы посетили несколько атоллов, не особо торопясь добраться до Таити и развлекаясь наблюдением за странным для нас течением жизни на архипелаге в обстановке информационного вакуума. В мире что-то происходило, но аборигенов и редких китайцев-торговцев это не касалось. Единственный встреченный нами полицейский из смесков, в оборванном французском мундире, мог сообщить нам новости, случайно долетевшие до него вместе с залетным «купцом» где-то полгода назад. Его больше интересовал прогноз погоды, чем залитые кровью и грязью поля сражений в далекой Европе.

– Если вам нужны новости, попробуйте остановить какой-нибудь каботажный парусник, – посоветовал нам «губернатор»-резидент, совершенно одичавший в этой пальмовой глуши, но преисполненный радости, что можно поговорить на родном французском. – Возможно, что-то узнаете. Но не советую. Можно подхватить от матросов желтую лихорадку. Лучше идите в Папеэте, в столицу Établissements Français de l’Océanie, если соскучились по цивилизации. И радио там есть. Единственное на всю Полинезию.

«Французские владения в Океании», правильное название полинезийской колонии, он выговорил, заметно запинаясь и с оттенком недоумения. Между атоллом и метрополией лежал не только океан, но и цивилизационная пропасть.

На полпути к Таити сверкающую гладь моря сменили ультрамариновые волны. В моей семье, к счастью, никто не страдал от качки, взлетающий-опускающийся форштевень никого не беспокоил. Я уютно расположился в шезлонге и читал детям «Страшные Соломоновы острова» Джека Лондона. Богатое воображение Марии мешало ей понять шутливый тон рассказа, она все время переспрашивала, вызывая смешки у Лехи, пугавшего сестру сообщениями о том, что мы скоро окажемся в краю каннибалов.

– Правда-правда, островитяне человеков кушают? Они мне показались милыми, хоть и плохо стриженными.

– Нет, милая, дядю разыграли.

– Парус на горизонте! – крикнул кто-то из матросов.

Я огляделся и с огромным трудом обнаружил едва заметный след по курсу норд-ост – скорее легкий мазок над синей линией.

– Вы видите парусник, капитан? – окликнул Ловеласа.

Он подтвердил.

– А нас? Нас они заметили?

– Нас не так легко заметить на воде. Даже из «вороньего гнезда». У нас же окраска шаровая, а не белая, как на военных кораблях. И борта над уровнем моря еле-еле торчат.

Судя по тому, как парусник, оказавшийся трехмачтовым судном изящных обводов, двинулся нам на перехват, его впередсмотрящие все ж таки нас разглядели – вернее дым, валивший из единственной трубы «Ольги». Хотя не исключена и случайность, что наши курсы должны были пересечься где-то в безбрежной океанской синеве, в точке, скрытой за горизонтом. Если, конечно, мы не увеличим скорость с десяти узлов до максимальной.

– Ветер им в помощь. Марселя ставят, – с видом знатока прокомментировал Ловелас, вглядываясь в бинокль. – Не терпится им что ли с нами пересечься? Будем сближаться или нет?

Его вопрос меня застал врасплох. Любоваться издали гордым парусником – это одно, а маневрировать рядом – оно нам надо? Или пусть дети посмотрят вблизи, как матросы на вантах и реях управляются с парусным вооружением трехмачтовика в открытом море? Когда они еще такое увидят?

– Под чьим флагом идет шхуна? – спросил я для проформы. Хотя в мире и шла война, САШ оставалась нейтральными, и нам ничто не грозило.

– Скорее барк, если судить по вооружению, у него прямые паруса, – поправил меня капитан. – Еще далековато, – поморщился он, опуская бинокль. – Так мне увеличить ход?

– Не стоит впустую тратить топливо. Мы так или иначе пересечемся.

– Тут с вами не поспоришь, – согласился Ловелас. – Идем сходящимися курсами. Одно не пойму – куда они-то намылились? Что за странный курс на юг? Собрались в Антарктиду?

– Скоро разберемся.

Ветер свежел, на паруснике взяли рифы, но совсем немного – лишь для того, чтобы неожиданным шквальным порывом не порвало паруса. Барк летел над волнами словно птица со множеством белоснежных крыльев, его нос то и дело окутывала пенная взвесь – удивительно красивое зрелище, привет из прошлого, из тех времен, когда чайные клиперы наперегонки гнали из Индии в надежде всех обойти. Из тех времен, когда за за боевыми кораблями не стлался уродливый черно-сизый дым. Когда на палубе пахло не сгоревшим углем или мазутом, а смолой, пенькой и морской солью.

Экипаж «Ольги» высыпал на палубу, прилип к леерам и с удовольствием наблюдал за маневрами шустрого парусника, вознамерившегося пересечь наш курс. Бились об заклад, не решится ли капитан Ловелас подрезать барку нос из озорства. Команда работала на яхте как швейцарские часы – палуба всегда блестела чистотой, медяшка – надраена, любые подтеки ржавчины тут же ликвидировались, все концы покоились в аккуратных бухтах на своих местах, обе шлюпки надежно принайтованы и укрыты. Пусть позабавятся, решил шкипер. Я тоже не видел в этом ничего дурного.

Он не поленился и принес самую мощную подзорную трубу.

– Это немцы! – в его голосе прозвучала тревога.

– Откуда тут взяться бошам? – удивился я, слегка напрягаясь из-за реакции Ловеласа. – Германских торговцев давно и след простыл – союзники их колонии давно прибрали к рукам. А Тихоокеанскую эскадру еще в 14-м адмирал Шпее увел к Фолклендам, чтобы там принять свой последний бой.

– Это «Зееадлер», «Орлан». Самый настоящий рейдер-корсар класса винджаммер с двумя 105-мм орудиями на борту (4).

– О, мы во флибустьерские моря попали? – с легкой насмешкой спросил я.

– Напрасно иронизируете. Он пиратствовал в Атлантике, захватил и уничтожил у западного побережья Южной Америки больше десятка парусников и пароходов с января и по март. Потом исчез. Об этом корабле много писали в газетах. Откуда он здесь объявился, вот что я не понимаю?

– Вероятно, обогнул мыс Горн и следует в том же направлении, что и мы – во Французскую Полинезию. Полагаю, что для торговцев черным жемчугом, копрой и кокосовым орехом наступят нелегкие времена.

– Мистер Найнс, можно вас на два слова? – обратился ко мне коренастый командир группы военных моряков, старшина 1-го класса Фил Гаривел.

Мне он сразу понравился, когда мне его представили в ЭлЭй, спокойной рассудительностью, немногословием и скупостью движений, выдававших в нем бывалого моряка, тем, что пальцы не гнул, изображая из себя шишку на ровном месте. Во время похода ни он, ни его люди на глаза мне не лезли, приказы Ловеласа выполняли беспрекословно и вообще старались притвориться ветошью. Его обращение ко мне было из разряда необычных происшествий, и я сразу напрягся.

– Сэр, лучше всего срочно увеличить ход и разойтись с этим кораблем, – глядя мне прямо в глаза, тихо сказал старшина Фил.

– В чем дело, Гаривел? Что за тайные намеки? Мы нейтралы!

– Уже нет, сэр. Америка объявила войну Германии две недели назад. 6 апреля, если быть точным.

– Сэр! – с ужасом выпалил колумбийский «адмирал». – Они подняли флаг «C. I. D». Это сигнал «Немедленно остановитесь, или я буду стрелять»

Я неверяще покрутил головой.

– Капитан Ловелас! Немедленно отверните в сторону и ускорьтесь, чтобы оторваться от этого парусника!

Матросы разочарованно засвистели, не сообразив о грозящей опасности.

– Слушаюсь, сэр! – откликнулся Томас и принялся раздавать команды.

Гаривел спокойно ждал моей реакции. И она последовала. Свистящим обвиняющим шепотом, еле сдерживаясь, я задал вопрос:

– И вы только сейчас мне об этом сообщаете? Захватили в свое распоряжение мою радиостанцию и утаили столь важную новость?

– Сэр! У меня приказ адмирала Остина Найта, командующего Тихоокеанской эскадрой. На яхте «Ольга» проследовать во Французскую Полинезию и обеспечить безопасность американского судоходства в архипелаге после вступления Соединенных Штатов в мировую войну. Мне не хотелось преждевременно оказаться с вами в конфликте. Но теперь ситуация изменилась. Все нужные бумаги у меня с собой. Вы и ваша семья сможете вернуться домой на первом же выбранном вами корабле.

Ничего себе заявка! Флотские меня разочаровали. Не люблю, когда со мной играют втемную. Со всем экипажем, с моей семьей…

– Немыслимо! – вырвалось у меня. – Еще этот рейдер… Вы знали?

– Никак нет, сэр! Но не удивлен.

Нас прервали. Хотя «Ольгу» и «Зееадлер» разделяло не менее шести-семи миль, наш маневр уклонения не остался незамеченным. Более того, корсар решил нас напугать. У него на борту оказалась пушка, как и предупреждал Томас, и выстрелом из нее нам явно дали понять, что нам следует застопорить машину. Наивный, мы не робкого десятка, и попробуй нас догони! Ловелас даже не стал меня спрашивать, как действовать, лишь бросил короткий взгляд.

– Полный вперед, капитан! – уверенно приказал я.

Фонтан от попадания снаряда за нашей кормой, на приличном удалении, вызвал цветастую брань на палубе – немыслимую в иных обстоятельствах, – а у меня замерло на миг сердце. Яхта набирала ход с каждой секундой, поэтому следующий выстрел оказался еще менее прицельным. Ловелас не стал выписывать зигзаги – просто довел нашу скорость до максимума, и 23 узла против не более чем 12-ти у «Орлана» очень быстро разорвали дистанцию, через короткое время корсар скрылся за горизонтом, ограничившись всего двумя выстрелами.

Его уже и след простыл, но я не мог никак успокоиться. Поток разноречивых чувств затопил сознание, вызвав настоящую бурю, грозя разорвать на куски. Эти пираты угрожали жизни членам моей семьи. Моей жены, моих детей… Случайное отклонение орудийного ствола, удача наводчика, игра волн да что угодно – и снаряд влетает в жилые каюты, круша и куроча все на своем пути! Разрывая плоть любимых тел, выбивая из них сознание…

Я глухо застонал, усилием воли прогоняя жуткие картины, которые рисовало мое воображение в мелких подробностях. Постучал кулаком по открытой ладони, привлекая внимание матросов.

– Мы отвезем на Таити моих близких, оставим их там под охраной французского гарнизона, а сами вернемся. Вернемся, чтобы отомстить. Никаким пиратам XX века нас не напугать! Вы со мной парни? Кто испугался и не желает рисковать, может остаться в Папеэте.

– Да! – заревели моряки с горящими глазами на обветренных, загорелых дочерна лицах. – Вернемся и надерем им задницу!

– Мы в деле, мистер Найнс! – одобрительно кивая головой, сказал Гаривел. – У нас кое-что с собой прихвачено как раз на такой случай.

–?

– Два пулемета «Кольт-Браунинг» и два «Максима».

Хммм… Даже если у тебя на борту четыре пулемета, попробуй-ка сделать козью морду рейдеру с двумя орудиями на борту. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.

(1) Вася ошибся: султанат и Османская империя закончились не на Мехмеде V, а на его брате, Мехмеде VI. Дольше всех продержался среди свергнутых монархов Европы, до 1922 г.

(2) По одной из версий, напиток придумал американский капитан Рассел в одном из баров Гаваны. Подняв бокал с ромом и колой, капитан произнёс: «Por Cuba Libre!» («За свободную Кубу!»).

(3) 53′ винт = 1362 мм, 72′ –1829 мм.

(4) Винджаммер – парусник со стальным корпусом, мачтами и усиленной парусной оснасткой типа барк или шхуна. Учебный корабль «Крузенштерн» того же типа.