Текст книги "Стальное сердце (ex-Naruto) (СИ)"

Автор книги: Goblins

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

   Удары мы нанесли одновременно.

   Он – три режущих удара своим коротким мечом, я – один, на отшаге – кистенем.

   Он – попал тремя же ударами. Я – соответственно, одним.

   Три неглубоких пореза – думаю, что вражина ожидал несколько более впечатляющего результата (вроде валящегося на землю всего такого мертвого меня, заливающего землю кровищей и корчащегося в предсмертных судорогах, и зовущего маму...), а вот увесистая гирька, прилетевшая с неожиданных угла и дистанции ему в колено – явно стала для него неприятным и очень болючим сюрпризом.

   Попал, хорошо попал – гирька кистеня, если с маху, проминает хорошую кирасу – ни одной не встречал, чтоб не погнулась, куда уж там человеческим костям, а колено – такая хрупкая вещь...

   Впрочем, противник, лишь зашипев, переместил вес на здоровую ногу, и рубанул мечом – навстречу моему повторному взмаху – я чуть не остался без руки, а тросик кистеня оказался перерубленным.

   И снова, следующий ход мы сделали одновременно.

   От удара торцом рукояти меча в лоб, у меня из глаз посыпались звезды, а в ушах зашумело – но молния, из последних крох маны попала, почти что куда надо. Почти – это потому, что метился я в левую сторону груди, а попал в плечо.

   И сам получил ответку, да такую, что мало не показалось.

   Примерно на ладонь, меч этого урода, просадив "шкуру", погрузился мне в живот.

   Да, вот и все...

   Жаль... Я ничего не успел, ни в прошлой жизни, ни в этой. Дали дураку второй шанс – и его просрал...

   Как глупо.

   Как обидно...

   Кто-то рассказывал, как в минуту смертельной опасности, перед глазами проносится вся жизнь. Вспоминаешь все, даже то, что давно и прочно забыто.

   Раньше я смеялся над подобными россказнями – но теперь сам испытал нечто подобное. Нет, не вся жизнь, а лишь один эпизод промчался перед глазами.

   Счастливое беззаботное детство, в прошлой жизни.

   Мой друг...

   Донни. Улыбчивый чернявый парнишка, чуть старше меня. Тощий и вертлявый, как и я, в общем то. С его вечно чумазой рожи никогда не сходила ухмылка, и неважно, насколько нам было сложно – мокли ли мы в нашей конуре с дырявым потолком во время непогоды, или убегали от базарной стражи – он не умел унывать. Мой единственный настоящий друг... Я уже не помню, когда и как мы с ним познакомились, но сдружились практически сразу – кусок заплесневелого хлеба, отнятого у крыс на помойке, несколько монет или яблок, украденных на рынке или тумаки от нищих постарше – все было поровну. Если бы у меня был бы брат – я хотел бы, чтобы он был похож на Донни.

   Дьявол, не иначе, дернул нас тем по-настоящему поганым днем залезть в лавку жирного Сэмми – тот торговал различной немудреной снедью (хлеб, пироги, сушеное мясо, крупы, овощи) и всякой ерундой, для домашнего хозяйства. Видимо, пара удачных дел в один день, когда нам удалось обчистить какого-то зеваку на рынке (пускай в его кошельке было всего лишь полтора десятка медяков, но нам и это казалось богатством) да украсть настоящее одеяло, почти новое, в лавке старьевщика, придали нам уверенности, и мы полезли к Сэмми, уж больно вкусно пахла его выпечка, выложенная на лотках. Этот запах сводил с ума, дразнил воображение, и нам казалось, что вкуснее тех пирогов с требухой и свежего хлеба ничего на свете и не бывает. Тратить, правда, на это монеты было жалко до безумия – деньги мы откладывали на черный день, на то время, когда удача от нас отвернется и не удастся ничего найти, или украсть (а такое случалось частенько).

   И мы решили, что раз уж удача сегодня с нами, отпраздновать это Сэмовой выпечкой.

   Тихонечко, вдоль стены – проникнуть в лавку – ее дверь широко распахнута. Жирный Сэмми, стоящий боком ко входу в лавку, вроде бы занят разговором с какой-то дородной теткой и ее муженьком, и более ни на что внимания не обращает. Я одним рывком, с низкого старта, добегаю до лотков, хватаю, до чего руки дотягиваются – какая-то лепешка и каравай вроде бы, и мчусь к выходу – сегодня наш день! За мной Донни – его улов тоже богат, сзади слышу дикий рев Сэмми. Я быстро бегаю, а с такой добычей буду еще быстрее. Какой-то грохот сзади, звучный шлепок – оглядываюсь на бегу – Донни... Он запнулся о порог лавки и со всего маху растянулся на дороге, здорово приложившись о булыжники, которыми она была вымощена, пироги, которые он прижимал к груди, раскатились по сторонам. В дверном проеме появляется жирный Сэмми, проявивший неожиданную для такой туши резвость, и, не останавливаясь, с размаху пинает своей огромной ножищей моего друга в бок. Я вижу, как тощее тело Донни подлетело от удара и перевернулось, а Сэмми бил еще и еще, наносил удар за ударом, по голове, телу пацана, пока мальчишка не перестал шевелиться...

   Донни прожил еще четыре дня. Жирный ублюдок повредил ему позвоночник и отбил внутренности, а за те жалкие гроши, которые у меня были, травники и аптекари, те которые были в нашем квартале и в соседних – помочь отказались. Он ненадолго приходил в сознание, что-то шептал пересохшими губами и постоянно просил пить, смотрел на меня своими голубыми глазами – но не видел уже ничего. Мой друг умирал, а я ничем не мог ему помочь.

   В ночь на пятый день я снова остался один.

   Денег, которые мы с ним накопили, едва хватило, чтобы оплатить место на кладбище. Плевать на них – мой друг не будет похоронен в канаве или на помойке, он достоин большего, чем быть закопанным в грязи на свалке, как любой другой обитатель трущоб. Пьяный кладбищенский сторож, ворча, забрасывал могилу землей, а я стоял и молча смотрел на место, ставшее последним приютом для моего единственного друга. Потом упал на колени, и плакал, как девчонка, первый и последний раз в жизни, пока слезы горя не превратились в слезы ярости. Прощай, друг. Надеюсь, тебе хорошо, там, где ты сейчас, может быть, на том свете свидимся...

   Длинный крепкий толстый штырь со шляпкой на одном конце, я когда-то нашел его в порту – не знаю, для чего он предназначен, но лучшего оружия у меня не было. Я долго точил его об шероховатый булыжник, благо мягкое железо хорошо поддавалось обработке, пока острие не превратилось в некое подобие шила, и приделал импровизированную рукоятку, из какого-то барахла – лишь бы держалось.

   Сэмми жил на втором этаже своей хибары – на первом располагалась его лавка. На ночь окна запирались ставнями, а толстая дверь – на засов. Такие меры предосторожности в нашей части города были куда как не лишними – беспечные и доверчивые жили тут плохо, и порой, недолго, но я не собирался лезть в двери, моей целью было круглое окошко под самой крышей, ведущее на чердак. Маленькое – взрослому ни за что бы не пролезть, но тощему как скелет ребенку оно не преграда – лишь бы голова пролезла, а остальное – легко. С крыши – в окошко, с чердака – на второй этаж, а дальше – на звук заливистого храпа. Я до сих пор помню эту сытую харю, сопящую и пускающую во сне слюни – лицо убийцы моего друга. От ненависти у меня сводило скулы, и я воткнул ему свое импровизированное оружие в глаз, на всю длину, навалившись на него всем телом – храп прекратился, и больше Сэмми не издал ни звука, лишь конвульсивно дернул ногами. Туда тебе и дорога, гнида, надеюсь, ты будешь гореть в аду.

   Старый жрец какого-то из светлых богов – бородатый дед в застиранной и штопанной-перештопанной хламиде, проповеди которого мы с Донни иногда слушали на улицах, говорил, что после смерти каждый человек предстанет перед вратами в загробный мир, и перед ними он встретит всех, кому помог и кого любил, и всех, кого когда-нибудь обидел. Я хочу верить, что это так, и я встречу жирного Сэмми, там, куда мы все когда-нибудь попадем.

   И смогу убить его еще раз.

   Волна дикой, какой-то нечеловеческой ярости всколыхнула уже начавшее проваливаться в беспамятство сознание, как здоровый булыжник, брошенный в застоявшуюся лужу.

   Да, мне пора на тот свет...

   Но ты, гнида, пойдешь со мной!!!

   Время словно замедлилось.

   Вот я делаю немеющими ногами шаг вперед – острие меча прокалывает тело насквозь, но боли пока нет. Небольшая овальная цуба меча упирается мне в живот – правой рукой перехватить врага за запястье, а левой... Левой рукой вбить ему нож, снизу вверх, под челюсть. Да, тот самый, отнятый у местной шпаны, старый, но острый – по рукоять.

   Так мы и стояли – как дурацкая скульптура, созданная скорбным на голову зодчим, пока у меня не подогнулись ноги. Мое тело съехало с клинка, и позорно хлопнулось на задницу – шиноби, уже мертвый, повалился куда-то вбок.

   Судя по звукам боя, доносящимся с поляны – в беспамятстве я пребывал недолго. В чувство меня привела нарастающая, какая-то дергающая боль. Да, сквозная дырка – не шутка, навидался подобного, что радует – поужинать я с этими прогулками так и не успел. Определенно, мне везет – с полными кишками и желудком, когда их содержимое попадает в полость живота – шанс выжить стремился бы к нулю, а так – может, и вытащат.

   Если не дорежут нападавшие.

   Судя по звукам боя – действующих лиц добавилось. АНБУ появилось, наконец? Или это подкрепление к врагам? Если второе – дело швах: я уже не боец. Даже убежать не смогу, разве что уползти. Недалеко.

   В глазах туман, в брюхе дыра – да, неудачный денек выдался. Но надо вставать, если это враги – хоть зарежут не как свинью, а может и вжарить по ним получится напоследок – маны больше нет, но чакра из запасов тела тоже сгодится.

   Тело подниматься никак не хотело, оно желало лежать, и не вставать. Ладони скользили по траве, мне удалось перекатиться на живот и встать, сначала на четыре кости, потом разогнуться. Так и стоял, как монашек на молитве – рясы только не хватает, и символа веры, передо мной чтобы был. Ну и грехов бы поменьше...

   Сил больше не было.

   Надо встать, надо! Сдохнуть, стоя на карачках, – да на том свете друзья и сослуживцы на меня плевать станут!

   Бой не закончен, приказа к отступлению не было, поэтому – вставай.

   Встать!!! Вставай, поганый кусок мяса, встать!!! Сдохнешь, когда я разрешу, егерь Штайнер, встааааааать!!!

   Кое-как удалось подняться на ноги (порыв ветра посильнее – и свалюсь обратно) – все-таки помощь, не к врагам, а к нам.

   Прямо на моих глазах высокорослый шиноби в черном плаще, с длиннющим хвостом золотистых волос, закончил складывать какую-то комбинацию печатей, и плохой парень в черном, уже было добравшийся до края поляны, схватился за голову, упал на землю и принялся по ней кататься. Судя по диким воплям, издаваемым им – приходилось ему несладко. Второго преследовали аж трое шиноби, в схожей экипировке – у всех серые жилеты, и какие-то дурацкие маски с гротескными звериными мордами.

   Из меня будто вытащили стержень – ноги подкосились, а на земле так хорошо... Прохладно и мягко. Сознание снова стало уплывать в неведомые дали.

   – Наруто!!! – кто-то очень знакомый трясет меня за плечо – Наруто! Открой глаза, пожалуйста! Наруто, что с тобой?!

   (Умирааааааю, ты, дура...)

   – Ино... Позови кого-нибудь – голос сел, еле хриплю – Мне бы в больницу...

   – Как ты себя чувствуешь? – девочка подняла голову – Папа!!! Сюда!!! Не вздумай умирать, Наруто, слышишь? Не вздумай! Мы еще будем гулять с тобой, не молчи!

   (***, *** *** *** !!!)

   – Отстань от меня – шепчу уже непослушными губами – Спать хочу...

   – Наруто! Нарууу...

   Глава 25.

   Хиаши Хьюга.

   – И что говорят у вас в школе? Ты общалась с Ино Яманака, а, дочь? Или, может быть, с молодым Учихой? Ты же навещала его?

   Мрачная Хината подняла на отца опухшие от слез глаза и тяжело вздохнула.

   – Нет, папа. У нас с Яманака не очень хорошие отношения, да и в академии она появилась только сегодня. И к Саске я не ходила. Зачем мне это? Мы почти не общались. Я навещала сегодня Наруто – девочка всхлипнула – Но он все еще без сознания...

   Невеселая Ханаби-младшая обняла сестру, и зарылась лицом в ее густые волосы, что-то успокоительно шепча ей на ушко.

   – Хина, возьми, наконец, себя в руки – это мать обеих девочек неслышно подошла к ним, и, ласково провела мягкой ладонью по щеке старшей дочери – Успокойся. Тем, что ты себя изводишь, ты не сможешь помочь Узумаки. Лучшее, что ты сможешь сейчас сделать – это лучше учиться, чтобы помочь Наруто догнать свою группу, когда он, наконец, поправится.

   – Как я могу думать об учебе, когда мой единственный друг умирает? – в серебристых глазах Хинаты, казавшихся огромными на фоне ее бледного лица, скопилось целое озеро слез, готовое уже пролиться – Какая учеба? Я должна была быть с ним рядом, и я бы...

   – Что, ты бы? – голос матери построжел – Что ты бы смогла сделать? Чем ты смогла бы ему помочь?

   – Мама... – девочка все-таки не выдержала, и снова расплакалась – Ну как же так...

   – Пойдем, Хина, тебе надо умыться и успокоиться – женщина одной рукой обняла старшую дочь за плечи, положила вторую на спину младшей – и ненавязчиво подтолкнув ее к выходу, обернувшись к мужу попросила – Хиаши, дорогой, я ненадолго?

   – Да, конечно – рассеяно ответил тот – Позови ко мне Неджи, будь так добра, и приходи сама, как успокоишь нашу дочь...

   Спустя несколько минут в комнату вошел брат Хинаты.

   – Вы звали меня, Хиаши – сама?

   – Да. Садись. И расскажи-ка мне еще раз, что у вас там произошло с молодым Учихой и Узумаки на занятии по тайдзюцу. Может быть, еще что-то вспомнил?

   – Нет, ничего нового, Хиаши-сама. Но я расскажу снова – парень поерзал, устраиваясь на татами поудобнее – Дело было так. Была обычная тренировка, но Майто-сенсей решил проверить наши боевые навыки. Я-то думал, что он заставит Узумаки снова бежать, как на экзамене, на котором он провалился, но Майто его простил, и вернул в общую группу! – Неджи неодобрительно покачал головой, но, увидев жест рукой собеседника, призывающий продолжать, принялся рассказывать дальше.

   – Так вот, пары распределил он сам. Я надеялся попасть в пару к Узумаки, но ему досталась эта бездарная заучка Харуно.

   – Дальше.

   – Узумаки не делал ничего, он только защищался, Харуно, эта неумеха, била его, как могла... Правда, могла она немного – парень улыбнулся краем губ – Узумаки еле двигался и почти не обращал на нее внимания, он выглядел уставшим, и ему, похоже, лень было что-то делать. Ну, совсем как Шикамару Нара, тот тоже спит все время.

   – Уставшим? Ах, ну да...

   – Да, он пересдал все экзамены, которые завалил, из-за своей лени.

   – И, что дальше?

   – Майто-сенсей выругал их обоих.

   – Что именно он сказал, ты помнишь?

   – Он заставил Узумаки отжиматься, а потом велел ему больше Харуно не жалеть, назвал его бревном, а Сакуре почти прямо сказал, что она слаба, и если она хочет чего-то добиться, то ей надо проявлять больше упорства. Я с ним согласен – на тайдзюцу она... Она просто бездарна!

   – Дальше.

   – Как вы и велели, Хиаши-сама, я попытался переговорить с Узумаки, как-то навести мост, познакомиться ближе. Он же тем временем, договаривался о занятиях с Харуно.

   – Каких?

   – Она просила его дать ей возможность заниматься с ним. А чем... Тайдзюцу, наверное. Узумаки... силен, он мне не нравится, но я должен быть объективным. Я должен это признать, Хиаши-сама, если бы он не возился с Харуно на экзамене, последней была бы она!

   – И?

   – Он вроде как согласился, а я вспомнил, что вы говорили, Хиаши-сама, что лучше бы Узумаки проводил больше времени с Хинатой. И я...

   – И ты сделал все неправильно.

   – Да, Хиаши-сама. Мне не следовало говорить так ему о Харуно, я усвоил урок, и впредь буду хитрее.

   – Продолжай. Что там с Учихой?

   – Я разозлился, Хиаши-сама, на Узумаки, он не должен был говорить обо мне так пренебрежительно...

   В помещение вернулась Ханаби-старшая, и, примостившись на татами, рядышком с мужем, с интересом принялась прислушиваться к разговору.

   ... – А потом у Учихи глаза стали багровыми, и появился дополнительный зрачок.

   – Ты применял приемы джуккена?

   – Нет, я помню, что вы запретили нам это делать на занятиях со сверстниками.

   – Хорошо. Что дальше?

   – Он стал угадывать мои действия. Просто угадывать, я видел, что он не успевает отреагировать, но каким-то образом успевает защититься. А еще позже, уже я перестал за ним успевать, он не стал быстрее, просто... Я не понимаю, как это у него получалось! Но джуккен я все равно не использовал, Хиаши-сама. Вы говорили, что я проиграл из-за изменений в глазах Учихи – парень с надеждой заглянул в глаза старшему родственнику – Это ведь так?

   – Да. Кеккей-генкай Учих, Шаринган. Я рассказывал вам об этой особенности клана Учиха, и расскажу еще, а ты приобрел полезный опыт и извлечешь урок. Но продолжай, что дальше?

   – Узумаки позвал Майто-сенсея, и он скрутил Учиху. А дальше вы все знаете...

   – Хорошо. Ты можешь быть свободен, Неджи.

   -Да, Хиаши-сама.

   – Что там с Хинатой? – Хиаши обнял жену за плечи, и прижал к себе – Успокоилась?

   – Да, пришлось ей давать легкое снотворное и успокоительное. Так что тебе удалось выяснить?

   Глава клана Хьюга скривился так, будто бы надкусил орех больным зубом.

   – Про что именно? Можно порадоваться – Хиаши поморщился – У Конохагакурэ снова есть Шаринган. Правда, судя по описанию, томоэ всего одно, и пользоваться своими способностями юный Учиха не умеет. Но, это только пока.

   – И ты веришь, что пара синяков, полученных Учихой от нашего Неджи – пробудили Кеккей-генкай? Я знаю, что Шаринган должен быть активирован, но если бы это было так просто – Конохой правили бы Учихи.

   – Нет, не верю, естественно. Непонятно это. Впрочем, возможно, что это проделки Итачи... Или Хирузен – ему выгодно до поры до времени скрывать наличие такого Кеккей-генкай у Конохи, или же, очередной гениальный план Шимуры – Хиаши отчетливо скрипнул зубами – Дельце вполне в духе этого старого паука! Лучше бы занялся прямыми обязанностями. Ведь и десятка дней не прошло, как за молодым Учихой пришли! А это значит – утечка. Майто ведь обязан был доложить в АНБУ о происшествии, что и сделал.

   – Кем были нападавшие? Удалось установить, кто были эти трое?

   Хиаши тяжело вздохнул.

   – Не трое. Больше. Эти просто самые удачливые, им удалось добраться до цели. Первая тройка дала себя обнаружить страже ворот, оказала им сопротивление и заставила вызвать помощь из патрулей. Не принимая боя они отступили. Вторая тройка была замечена во время пересечения ими стены – сработала ли система оповещения, ее ставили еще Узумаки – непонятно, то ли они сами заставили сработать сигнализацию, то ли их делом было также отвлечение внимания. А в третьей тройке был нукенин Конохи, знакомый со всей нашей системой защиты. Юро Есида, чуунин, членом какого-либо клана не являлся. Считался, до настоящего времени, погибшим. Из этой тройки, его одного удалось взять живым, и еще одного, тяжело раненного, шиноби АНБУ смогли пленить уже за пределами Конохи.

   – И что они поведали? Полагаю, им уже развязали языки?

   – Второй особенно и не запирался. Их наняли, заплатили щедро, целью миссии было взять живым Учиху Саске. Нанимателя он не видел.

   – А Есида, что сказал он?

   – А он, благодаря Яманака Иноичи, ныне представляет собой пускающий слюни и гадящий под себя овощ! Яманака, видишь ли, за дочь переживал, а увидев, в каком состоянии находится джинчуурики девятихвостого, и что будет, если того добьют... И вскипятил нападавшему мозги! Хотя, он и оправдывается, что рассчитывал взять нукенина живым, но не верится мне, что мастер гендзюцу мог не рассчитать свои силы. Хотя... В бою бывает всякое. Еще одного из этой тройки убил Узумаки, а третий, будучи прижат к стене, проткнул себе кунаем сердце.

   – А тебе не приходило в голову, что нечего там было делать главе клана Яманака? Подозрительно, что он оказался там так вовремя...

   – А как ты думаешь, кто притащил туда нашего Узумаки? Ино-химэ, она, похоже, вся в отца. Все ей надо знать, везде сунуть свой нос. А когда запахло жареным – позвала отца на помощь. Как там мальчишка, кстати?

   – Учиха – почти в порядке. Несколько ушибов и сотрясение. А Узумаки...

   – Что?

   – Ему сделали операцию, но в сознание он еще не пришел, хотя раны уже начали затягиваться. И знаешь, я смотрела...

   – Ну, так что там?

   – Нарушена печать, Хиаши. Мальчик фонит ядовитой чакрой биджу... Я не спутаю ее ни с чем. Если он умрет – нас ждет новое пришествие девятихвостого.

   – Биджу... Ты ведь не могла ошибиться... М?

   Ханаби с явным неудовольствием покосилась на мужа.

   – Узумаки Кушина была моей близкой подругой, знаешь ли, и мне ли не узнать привкус чакры девятихвостого. Так что, нам следует подго...

   – Успокойся. С этой стороны все под контролем, я беседовал сегодня с Хатеми Яманакой на эту тему, она заверила меня, что опасности нет. Она – сильный иръенин, думаю, ей можно доверять в этом вопросе – при этих словах на лице супруги отобразился некоторый скептицизм – Не смотри на меня так. Да, я уверен, что все лучшие целители представляют клан Хьюга, но Сарутоби и остальные доверяют ей в данном вопросе. А ты и сама могла бы договориться с ней, и осмотреть мальчишку. Ну, а что касается того, почему парень никак не может очнуться – это, к сожалению, вопрос, на который нет ответа.

   – Может быть, я так и сделаю – задумчиво проговорила женщина. Думаю, Хатеми-сан не откажется от небольшой помощи. Но что еще ты смог узнать?

   – Ты знаешь, дорогая, я смог перекинуться парой слов с Иноичи сегодня. Он вкратце рассказал про бой, к сожалению, нас прервал Асума – Иноичи для чего-то понадобился Хокаге – глава клана Хьюга задумчиво потер подбородок – Но даже то, что он рассказал, было довольно интересно.

   – Ну, говори же, милый, ты же знаешь, насколько я любопытна!

   – Например, чтобы добраться до шиноби, ранившего его, юный Узумаки накололся на клинок. Сам. Такой поступок можно ожидать от взрослого, но никак не от ребенка на втором году обучения. Очень достойно.

   – Очень глупо – не согласилась с ним Ханаби – Если нет шансов на победу, не стоит вступать в битву, не так ли?

   – Не так, ты должна быть справедливой к нему. Он защищал девчонку Яманака, хотя, ничем не обязан ни ей, ни ее клану. И это также достойный поступок. Я знаю многих, кто в подобной ситуации сражению предпочел бы отступление, и был бы по-своему прав. Так что, знаешь, мне нравится этот мальчик. Уверен, такой человек станет достойной парой нашей Хинате, разумеется, если все обойдется.

   – Возможно, возможно – Ханаби намотала на палец непослушную прядку своих иссиня-черных волос – Меня вот только беспокоит, что наша дочь слишком уж привязывается к Узумаки.

   – Ну а что ж ты хотела, дорогая? Друг, да еще единственный...

   – И все-таки...

   – Дорогая, мы уже обсуждали этот вопрос. Клану Хьюга пойдет на пользу, если его союзником станет джинчуурики. А хорошим гарантом союза является брак, который, к тому же, даст клану новую сильную кровь! А совсем хорошо, когда кроме расчета в таких отношениях присутствуют и чувства, хотя бы с одной стороны.

   – Охо-хо... Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь...

   Ино Яманака

   – Я не хочу слышать оправданий, дочь – глава клана Яманака и по совместительству отец девочки, не мигая, смотрел ей в глаза – Ты будешь наказана.

   Девочка, сидевшая за столом напротив него, выглядела неважно. Темные круги вокруг покрасневших глаз, бледное, осунувшееся лицо, чуть дрожащие пальцы – последствия очередной бессонной ночи налицо.

   – Папа, я хотела, как лучше...

   – И ты своего добилась – Иноичи, наконец, перестал сверлить взглядом дочь, и отпил небольшой глоток из изящной фарфоровой чашки, которую, до того, довольно долго держал в руках.

   Чай уже успел благополучно остыть, что добавило еще капельку в, и без того полный, котел раздражения Иноичи.

   – Всем теперь стало лучше. Мне – намного, матери – еще больше. А особенно хорошо стало Узумаки, не так ли?

   И без того ссутулившаяся фигурка девочки еще больше сжалась. В горле стоял комок, а на глаза снова неумолимо наворачивались слезы, в почти успешной попытке их удержать, девочка до крови прикусила кулачок.

   Нет, я не заплачу. Я буду сильной...Папа прав, а я... Безмозглая курица, что теперь будет...

   – Когда, Ино, скажи мне, когда? Ты начнешь пользоваться головой по назначению? Что тебе стоило рассказать все мне? Но ведь нет же, надо сунуться самой – внешне Иноичи сохранял спокойствие, но внутри кипел, и дочь прекрасно это чувствовала – Я буду славить Амиками Аматэрасу, что у тебя хватило ума хотя бы на то, чтобы не тащиться за Учихами одной, иначе сейчас пришлось бы хлопотать о похоронах. Твоих похоронах, разумеется. Ответь мне честно и прямо – тебе надоело жить?

   – Нет...

   – Значит, слезы матери для тебя – пустяк? Твоя выходка добавила ей седых волос.

   – Нет – девочка хлюпнула носом и вытерла ладошками влажные глаза – на ее лице от прокушенного пальца осталась длинная красная полоса.

   – А, я, кажется, понял! Скорее всего, тебе так надоел Узумаки, что ты таким способом захотела от него избавиться? Приставучий должно быть, молодой человек... Проходу не давал?

   – Нет!!! Папа, хватит... Пожалуйста... Не надо... – слезы крупными градинами стекали по щекам девчонки и капали, оставляя на светлой ткани кимоно мокрые пятнышки, коих уже было немало – Я все поняла...

   – Надеюсь на это. Учись предвидеть последствия своих поступков, потому что ценой ошибки может стать чья-то жизнь. Жизнь дорогого тебе человека.

   – Да папа. Клянусь тебе, я изменюсь. Больше подобного не повторится – Ино выпрямилась, и, перестав всхлипывать, твердо (хоть и сквозь мокрый туман в глазах) посмотрела в лицо отцу.

   – Надеюсь на это. Но твое раскаяние не освободит тебя от наказания.

   – Да, я и не рассчитывала...

   – Следующие полгода – никаких прогулок, я найду, чем тебя занять, если уж у тебя так много свободного времени, чтобы шпионить за товарищами по учебе и влипать в неприятности. Считай себя под домашним арестом. В академию и из нее тебя будут сопровождать.

   – Я поняла...

   – Это еще не все, не расслабляйся – Иноичи улыбнулся, несколько кривовато, правда, – Твоя мать только сегодня узнала все в подробностях, и очень захотела с тобой пообщаться наедине, так что, готовься.

   – Ой... – девочка поежилась – А может...

   – Не может. Сама виновата, так что, прими наказание, как подобает химэ клана Яманака.

   – Мама очень зла, да?

   – Нет, что ты, она вовсе не зла... Она в бешенстве. Чтоб ты знала, твоя мать – прекрасная и мудрая женщина, я счастлив, что мне досталось такое сокровище, но, уверен, рука у нее все еще тяжелая, и характер довольно непростой. Впрочем, раз уж у тебя плохо работает голова – значит, будет страдать другое место, ты сегодня это поймешь. Но хватит об этом, приведи себя в порядок, и возвращайся. С минуты на минуту вернется Хатеми, и ты расскажешь нам все максимально подробно. Я хочу восстановить всю картину происшедшего. Уж больно тут много странного... Надо хорошо подумать.

   ... – А больше всего меня насторожила подпись – Учиха. Я и подумала, что странно все это – один Учиха зовет другого на встречу таким странным способом. И зачем вообще нужна эта встреча, на которую надо идти куда-то, если у них свой квартал?

   – И ты решила выяснить все сама.

   – Да, папа, так и есть. И чтобы...

   Чуть слышно скрипнула дверь в зал, и в комнату практически неслышно вошла Хатеми. На ее лице застыло выражение усталости.

   – Продолжай, продолжай, Ино, – женщина примостилась за столом, и пододвинула к себе поднос с чайником и чашкой – Не обращай на меня внимания.

   – Ой, Хатеми-сан, вы из больницы? Как там Наруто? – девочка проигнорировала просьбу родственницы и требовательно посмотрела ей в глаза – Он... Как он? С ним будет все хорошо? Он пришел в себя?

   Женщина невозмутимо отпила из чашки, посмаковала терпкий вкус горячего напитка – Пока нет – но, покосившись на поникшую девочку, продолжила – Но его жизни ничего не угрожает. По крайней мере, от полученных ран он точно не умрет. А вот эти непонятные процессы в его чакросистеме... Впрочем, ты не отвлекайся, продолжай, мне тоже будет интересно послушать.

   – Какие проце...

   – Ино! – это отец девочки решил все-таки вмешаться – Рассказывай. И будь максимально подробна.

   – Да, папа. Мы договорились с Наруто, что встретимся ночью, и проследим, куда пойдет Учиха Саске, с кем там встретится, и, если получится, о чем будут говорить. Ведь та сам учил меня, что знание – это власть!

   – А еще я тебя учил, что головой надо иногда думать, а не только в нее есть – недовольно отозвался глава клана Яманака – Значит, говоришь, договорились?

   Щеки Ино слегка порозовели.

   – Я... Я смогла его убедить, что он должен мне помочь.

   Хатеми, при этих словах, сдержанно улыбнулась, но промолчала.

   – Ну что ж, дочь, приятно осознавать, что голос разума хоть иногда раздается в этом пустом пыльном помещении – отец легонько постучал пальцем девочку по лбу – Есть надежда, что ты, все ж таки, не безнадежна. То, что ты потащила за собой Узумаки, спасло тебе жизнь.

   – Не уверена, про голос разума – хмыкнула Хатеми – Тут, скорее, осторожность и назойливость, не так ли, Ино? – она насмешливо посмотрела на девчонку – Узумаки рассказал мне, про вашу ночную прогулку – девочка, в ответ на эти слова, возмущенно сверкнула, было, глазами, но тут же снова сникла – Жаловался на тебя, что ты таскалась за ним больше часа и не дала нормально пообедать. Да, Ино, – Хатеми снова налила себе чаю – Наруто рассказал мне о твоей затее. Я – она тяжело вздохнула – Раскаиваюсь, что не приняла это все всерьез, сочла глупостями и детскими забавами. Согласна, Иноичи, – она склонила голову, и длинные светлые локоны ее волос едва не попали в чашку – Тут есть и моя вина.

   – Ты сама решила послать кого-то из взрослых с ними?

   – Нет, это предложение Узумаки, он был настойчив, я решила, что это не будет лишним. Я попросила Яманаку Сабуро пойти с ними. Вернее, не с ними, а за ними – поправилась женщина.

   – Значит, предложил Наруто. Разумно, с его стороны – Иноичи на мгновение задумался – Я уже беседовал с Сабуро, но, думаю, он не откажется повторить свой рассказ. Так, что там – мужчина повернулся к дочери – Рассказывай дальше.

   ... – и бормотал что-то, про плохие предчувствия. Мы пришли к поляне – помните, Хатеми-сан, когда-то мы на ней собирали дикие цветы – и замаскировались в кустах. А на поляне стоял шиноби, он ждал кого-то.

   – Ты разглядела его?

   – Было темно, но... Взрослый, ростом ниже тебя, папа, волосы длинные, черные, собраны в хвост, очень худой. На лице – вроде шрамы или татуировка, не разобрала. Одет в серые штаны и черную рубашку. А потом пришли Учихи.