Текст книги "Гарри Поттер и повелитель дементоров (СИ)"

Автор книги: Geshka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Опять двадцать пять! – не выдержал Гарри. – И это называется свободное общество? Ни о чем нельзя заговорить, чтобы тебя не заткнули, потому что это либо тайна, либо кому-нибудь неприятно об этом вспоминать, да еще не нужно забывать о том, как это воспримут в Министерстве! Проще выпустить небольшую брошюру: «Перечень официально разрешенных в магическом мире тем», чтобы молодежь лишний раз не ошибалась, а не то, не ровен час, придут добрые дяди в серых балахонах! – Гарри с запозданием понял, что, возможно, далековато зашел в своих возмущениях.

Люпин невозмутимо допил чай, затем заговорил.

– Что же, ты прав. Я действительно боюсь задавать вопросы, ответы на которые несут смерть и ненависть. И этому меня научили в Азкабане.

Гарри поднялся и вышел. Его грызла уверенность, что он только что испортил отношения с самым близким ему взрослым магом из-за пары случайно вырвавшихся слов.

Глава 31. Время на исходе...

Весь во власти эмоций, Гарри сразу двинулся в кабинет Дамблдора, невзирая на поздний час и предварительно не удостоверившись, кто там находится. Видимо, это и послужило причиной тому, что директор там и впрямь оказался, причем один. И был нисколько не удивлен его приходу. В сознание Гарри впервые закралась мысль: не существует ли в школе еще чего-нибудь вроде Карты Мародеров?

– Гарри, почему так поздно? – встревоженно поинтересовался директор. – Тебя же оштрафуют!

– Пускай штрафуют, – решительно сообщил студент.

Порядком удивленный его ответом, директор уселся в кресло, указав Гарри на стул.

– Сэр, я выяснил, что на самом деле не был сыном своих родителей. – Опережая неизбежный вопрос, он пояснил: – Я заглядывал в Омут памяти.

Директор озабоченно сдвинул брови:

– В воспоминания?

– Нет, в реестр. Я узнал, что мои родители даже не были женаты.

Дамблдор откинулся на спинку кресла:

– Боюсь, Гарри, некоторые реалии взрослой жизни могут тебя шокировать…

– Но не настолько же! – перебил его юноша. – Ни у Лили Эванс, ни у Джеймса Поттера детей не было. Совсем никаких.

– М-да… – неопределенно протянул Дамблдор, ничем не давая понять, было ли это для него неожиданностью или же чем-то давно известным.

– Мне кажется, вы могли бы прояснить этот вопрос для меня, сэр.

– Боюсь, что нет, мальчик мой. Действительно, я отдал тебя Лили и Джеймсу на усыновление. Они были тебе хорошими родителями и собирались пожениться. Из вас получилась бы чудесная семья…

Прервав сентиментальный монолог директора, Гарри спросил:

– Кто же, в таком случае, мои настоящие родители?

– Настоящие родители – не те, кто произвел тебя на свет, а те, кто дарил тебе любовь и тепло, дал доброе имя… – Заметив нетерпеливое движение Гарри, Дамблдор поспешно добавил: – Мы не знаем, кто твои родители.

– Мы? – нахмурился Гарри.

– Я не знаю, – поправился директор. – С твоим рождением связана какая-то тайна. Твои родители, скорее всего, умерли. А если и живы, то не пытаются тебя разыскать.

– Но вы… пытались выяснить?

– По правде говоря, нет. Тогда было слишком много других забот…

– Но Люпин…

– Он что-то знает? – тут же спросил Дамблдор.

– Он пытался выяснить, кто я. И провел исследование степени моего родства с Сириусом. И со Снейпом… Профессором Снейпом.

– Каковы результаты?

– Небольшая степень родства… – Вздохнув, Гарри продолжил: – А еще – тест на О’Рахилли. Но он будет готов только через месяц.

Директор, задумавшись, возвел глаза к потолку:

– Время покажет… Поток времени не свернешь и не запрудишь… и не подгонишь. Можно только стоять на берегу и ждать, что он принесет нам. Если нам суждено узнать, кто твои родители, мы вместе будем нести бремя твоей тайны.

Гарри, погрустнев, поднялся:

– Спокойной ночи, сэр.

В глубине души проснулись угрызения совести по поводу того, что он рассказал про расследования Люпина, результатами которых тот, похоже, не собирался делиться ни с кем, кроме самого Гарри.

Стоило студенту выйти, как Дамблдор выдвинул один из ящиков стола, явив миру пергамент со списком преподавателей. Коснувшись строчки «Снейп, Северус», он откинулся в кресле и стал ждать. Не прошло и пятнадцати минут, как профессор зельеварения возник на пороге.

– Чем обязан, сэр? – Он выглядел раздраженным: видимо, выдался нелегкий вечер.

Директор начал без предисловий:

– Северус, вы не предприняли должных мер безопасности, и мистер Поттер залез в Омут Памяти… и в реестр.

– Фестрал задери… – вырвалось у профессора.

– Но главное даже не это. Вы ничего не знали о генеалогических изысканиях нашего общего коллеги Люпина?

– Каких? – удивился Снейп.

– Он поставил себе целью выявить родителей Гарри. И уже проверил Блэка… и вас.

– Как он умудрился? Ведь нужна кровь…

– В Азкабане, Северус. Видимо, еще там. Я давно сетовал, что этим РСД-шникам нечем заняться. Но суть не в этом: Люпин не успокоился. И поставил тест на О'Рахилли.

Снейп стукнул кулаком по подлокотнику:

– Ну почему опять он?

– Ремус на редкость проницателен, – грустно усмехнулся директор. – И в этом причина многих его проблем. Но он не слишком-то доверяет своим чувствам, в чем заключается его ошибка. Так вот, Северус: у нас в запасе всего месяц. На самом деле, у меня есть одна идея. – Директор экранировал помещение от посторонних слушателей и вполголоса изложил свою мысль.

Профессор Снейп отшатнулся:

– Я не могу этого сделать. Простите, сэр.

– Северус, – твердо возразил директор, – речь идет о безопасности всего магического сообщества. Вы заварили эту кашу, вам ее и расхлебывать.

– Разумеется, сэр, – отчеканил Снейп и, зацепив мантией какой-то прибор, вылетел из кабинета.

Уолтер сидел над увесистым томом в отведенном ему помещении, задумчиво заправляя за ухо каждый раз выпадавшую оттуда белую прядь. Он не сразу заметил вошедшего человека, но спустя пару секунд, не оборачиваясь, спросил:

– Лунь?

[прим. авт.: «лунь» переводится на английский как harrier, что созвучно с именем Harry]

– Тут холоднее, чем на улице, – заявил О'Рахилли, не сходя с порога. Взмахнув палочкой, он послал в камин заряд огня через всю комнату.

– Опять мебель спалишь, – заметил Уолтер.

– Пожаром больше – пожаром меньше, – пожал плечами его бывший подчиненный. – Тут и не такое случается. В конце концов, кто у нас главный специалист по горелым шторам?

Его бывший начальник усмехнулся и вновь повернулся к книге, теребя страницу.

– Мы давно не виделись, – потупился профессор Военных действий.

– Давно, – повторил Уолтер. Помолчав, он добавил: – Я не думал, что ты захочешь со мной разговаривать.

Сглотнув, Рахилли произнес:

– Кажется, я виноват…

Директор Азкабана остановил его движением ладони:

– Не надо об этом. Никто не виноват больше, чем я. Но раз ты здесь, то, знаешь, я не хотел… не мог предвидеть, что все так получится. Если говорить о сожалении, то едва ли кто-нибудь сожалеет сильнее меня.

– Почему ты так и не сказал мне правду? За столько лет? – Голос О’Рахилли против воли дрогнул. – Я думал, что ты был мне другом, а ты даже свое имя от меня скрывал!

– Я знал, что ты не простишь. И… – Уолтер провел рукой по странице книги, – я не имел права говорить тебе правду. В этой истории слишком много грязи, ее лучше было бы зарыть в землю на похоронах моей семьи… нашей семьи. Тебе ни к чему было навешивать на шею эти жернова прошлого в самом начале жизненного пути. А ты едва ли смог бы забыть, зная, что Бреоган Рафферти жив, ходит по земле, на которой больше нет твоей сестры.

O’Рахилли передернуло, как от удара током. Отвернувшись, он сказал:

– Я и сам хорош. Ведь я получил предупреждение о том, что на дом нападут. Но, поскольку я болтался в этот момент черт-те где, я опоздал… Всего на каких-то пять минут. – Он судорожно втянул воздух. – Я убил двоих, но какой в этом был смысл? Будь их даже сотня, это бы уже ничего не поправило. Да, я не могу простить… себе простить. Поэтому мне необходимо было найти другой объект для ненависти, чтобы спустить пар на нем. Откуда мне было знать, что им окажешься ты?

Уолтер положил руку ему на плечо:

– Ты прав, ничего уже не поправишь, кто бы ни был виноват.

Лоэгайре неожиданно усмехнулся:

– В конце концов, если Люпин мне даже своего дружка простил, мои обиды и вовсе можно счесть идиотскими…

– Не знаю, простил ли он тебе, – покачал головой Уолтер, внезапно помрачнев. – Люпин – весьма скрытная и непредсказуемая личность. Даже я не знаю, что у него на уме. Гиппогриф, одним словом.

– Но он спас мне жизнь, – отозвался О’Рахилли. Вкратце поведав об обстоятельствах этого происшествия, он заключил: – Правда, представляю, что за выражение лица у него при этом было… Жаль, я был без сознания, не видел. Вер рассказывал, что он вопил на всю палату, называя меня убийцей невинных, дойдя чуть ли не до того, что это наверняка я сам убил ту дюжину магглов, лишь бы оклеветать злосчастного Сириуса. Я мог бы ему на это возразить, что, не посади мы тогда этого самого Сириуса, он все равно на что-нибудь нарвался бы, сократив свой срок жизни ровно на пятнадцать лет. А так – жив, здоров, и у него же под присмотром…

– Главное, чтобы Люпин этого не услышал, – усмехнулся Уолтер. – А то ведь он еще может исправить свою ошибку.

– Кстати, об ошибках… – O’Рахилли подошел к двери, выглянул в коридор, затем запечатал ее заклинанием. – Я ведь не просто так с помпой заявился к Дамблдору. Я боялся опоздать, но, как я слышал, ваши переговоры еще не завершились.

– Так и есть. – Уолтер отвел глаза. – Мы не смогли прийти к соглашению. Не понимаю, почему Дамблдор против, чтобы… Неважно.

– Я знаю, что разговор шел о преемнике. – O’Рахилли наконец опустился на стул, сложив руки на груди.

– Да, – нехотя подтвердил директор Азкабана.

– Это к лучшему, что переговоры зашли в тупик. – Лоэгайре побарабанил пальцами по рукаву мантии. – Нужно, чтобы они тянулись как можно дольше…

– Зачем?

– От этого зависит твоя безопасность. Стоит тебе назначить преемника, как от тебя избавятся.

– Какой в этом смысл? – хмыкнул Уолтер.

Рахилли подвинулся ближе, словно не полагался за звукоизоляцию:

– Дамблдор собирается тебя убрать. Видимо, потому, что ты с самого начала не шел на сотрудничество, и он предпочел бы видеть во главе Азкабана верного ему человека.

Уолтер внимательно посмотрел на него, ожидая продолжения.

– Летом, после того, как погибли наши люди, я отправился в Министерство, чтобы сообщить о произошедшем. Там меня встретил Дамблдор и сразу сказал, что ты – предатель, продался Волдеморту. Я не поверил. Тогда он поведал мне, кто ты на самом деле.

– Быть не может… – шепнул Уолтер. – Ведь он сам, когда рекомендовал тебя на службу в Азкабан, уверял меня, что ты не узнаешь… если я сам не расскажу.

– Он знал, как я отреагирую, – продолжал О’Рахилли. – И полагал, что ты не продержишься один, без сторонников, в такое время. Он ошибался: Люпин оказался более верным, чем я, и Малфой кстати подвернулся. Но все-таки расчеты Дамблдора оправдались: ты вынужден был к нему обратиться. Когда преемник будет назначен, его уже ничего не будет сдерживать. Я чувствую, что-то затевается, – тихо закончил он.

На лице Уолтера отразилось напряженное раздумье.

– Я верю тебе, Лоэгайре, – медленно заговорил он. – Но… ничего не поделаешь. Медлить с этим нельзя – речь идет о безопасности всего магического мира. Что по сравнению с этим значит моя жизнь? Из-за меня и так уже довольно бед, если бы их можно было искупить единственной смертью…

– Но разве нельзя немного помедлить с этим? – О’Рахилли свел брови к переносице. – Ведь ситуация может измениться, а назначение преемника никуда не денется…

– У нас чертовски мало времени, – директор Азкабана склонил голову, – а выбора вовсе нет…

Лоэгайре дотронулся до его руки – она была ледяной, словно обмороженная, а натянувшаяся кожа на ощупь напоминала рыбью чешую.

– Я и так продержался слишком долго благодаря всем вам. Благодаря тебе. Скоро мои изыскания подойдут к концу. Последний труд будет: «Каково быть дементором», – покачал головой Уолтер. – А ты – бросай это, пока не поздно. Что скрывать, твое состояние тоже оставляет желать лучшего. Собственно, для таких переделок ты в невероятно хорошей форме. Но тебе лучше повременить с драками, – он ухмыльнулся, взглянув на синяк, постепенно сходящий с лица O’Рахилли.

– Снейп, проклятый параноик… – выругался Лоэгайре.

– Я рад, что вы, наконец, помирились, – невозмутимо отозвался Уолтер. – Когда он был в Азкабане, я его тайком навещал – мы ведь одно время работали вместе. Он из-за тебя сильно переживал, по-моему, больше, чем из-за себя самого. Только и делал, что повторял в бреду: «Гарри, зовите Гарри… Вы должны о нем позаботиться… Он не должен умереть…»

– С чего бы мне помирать? – нахмурился О’Рахилли.

– Почем мне знать? Чего ты хочешь от человека в бреду?

Глава 32. Нежданное отцовство

Гарри и дальше предавался бы страстям по невыясненным родителям, если бы его не отвлекли проблемы хоть и менее глобальные, зато куда как более насущные. Речь шла о горах домашних заданий по различным предметам, профессора которых не слишком стремились войти в положение дел на личном фронте студента. Гермиона, стоило показаться ей на глаза после посещения директора, весьма доходчиво объяснила Гарри, что, к какому бы роду он на самом деле ни принадлежал, сдавать зачеты, домашние работы и экзамены ему придется при любом раскладе. Удрученный вставшей перед ним задачей, Гарри опять полночи провел, пытаясь спасти ситуацию.

Наутро, когда он вместе с другими слизеринцами направлялся на завтрак, перед ними как гриб после дождя вырос Уолтер.

– Ах, мистер Поттер! Доброе утро! А это ваш сокурсник? – пробормотал директор Азкабана, обернувшись в сторону оказавшегося рядом Малфоя. – Какое знакомое лицо…

При общении с Уолтером у Гарри возникало чувство, что этот индивидуум всякий раз забывает, с кем имеет дело, но стоило попытаться прервать беседу, как тут же выяснялось, что он внимательно отслеживал весь разговор, в течение которого смотрел в потолок.

– Драко, это мистер Уолтер, директор Азкабана. Мистер Уолтер, это Драко Малфой.

– Как же, мы совсем недавно виделись с вашим отцом! Кстати, похоже, ваши данные подходят для работы в Азкабане. Вы никогда не подумывали об этом? – Повелитель дементоров устремил на Драко взгляд, достойный заботливого терапевта при осмотре пациента.

Драко побелел и замотал головой, по-видимому, утратив дар речи.

Проигнорировав его реакцию, Уолтер пообещал:

– Я обсужу эти перспективы с вашим отцом. Полагаю, он будет рад, что вы пойдете по его стопам.

– Мистер Уолтер, профессор Дамблдор желает с вами поговорить! – раздался справа голос Снейпа, на звуки которого сразу же отправился РСД-шник.

– Я не хочу в Азкабан! – наконец вышел из ступора Драко.

– Не волнуйся ты, – отмахнулся Гарри. – По-моему, он это всем подряд предлагает. На случай, если кто-нибудь нечаянно согласится.

– Вот увидишь, мой отец меня сдаст! – В голосе Малфоя послышалась паника. – Чтобы самому уйти из РСД, сейчас он только об этом и мечтает… Он заявил мне, что я сильно разочаровал его своим родом занятий; теперь, наверно, ему наплевать, что я попаду в расход…

– Ладно тебе, Уолтер не зверь. – Гарри попытался придать своему голосу успокаивающие интонации, в то время как остальные слизеринцы толпились вокруг, пытаясь выяснить, что стряслось. – Скорее всего, он тебя неправильно понял. Похоже, у него просто не хватает фантазии, чтобы представить, что кто-то не так сильно любит дементоров, как он сам…

Учебный день не задался – О’Рахилли, которому, по всей видимости, удалось выспаться не больше, чем Гарри, весь урок брюзжал, что, коли студенты не в состоянии сдать заклинания в спокойной обстановке, им не на что надеяться в том случае, если придется применять их на практике, особенно учитывая, что их противник едва ли проявит такое же долготерпение, как преподаватель. Изредка он мужественно пытался перейти от своих инсинуаций к принятию зачетов, но каждый раз все равно срывался на возмущенные причитания.

После двух уроков Войны, прошедших подобным образом, занятие Снейпа было подлинным отдохновением, поскольку профессор весь урок только и делал, что мрачно созерцал готовящего зелье Гарри.

Едва Гарри вышел из класса зельеварения, как в коридоре его перехватил Люпин. Судя по выражению его лица, оборотень был чем-то нешуточно взволнован; ухватив студента за рукав, он потащил его куда-то в глубь коридора со словами:

– Гарри, мне нужно кое-что тебе сказать!

Юноша махнул друзьям рукой и бросился за оборотнем, недоумевая, что случилось. С одной стороны, он был безмерно рад, что Люпин, по-видимому, больше на него не сердится; а с другой – что-то говорило ему, что на травологию, единственный предмет, с которым у него еще не возникло проблем, он опоздает. Поэтому, притормозив на повороте, он попытался воззвать к преподавателю:

– А может, я зайду после занятия, во время ланча?

– Гарри, поверь мне, это срочно, – ответил ему Люпин и пропустил в кабинет. Там, открыв сундук, он извлек небольшой котел, наполненный, казалось, чистейшей водой. – Дай руку, надо удостовериться.

Гарри протянул ладонь, в которую профессор вложил иглу.

– Нужна капля крови.

Гарри осторожно уколол палец и стряхнул в котел выступившую бисеринку крови. Опустив палочку в воду, Люпин крутанул ей в котле. Жидкость тут же окрасилась в насыщено-фиолетовый цвет, гладь вспенилась мелкими пузырьками, котел задышал жаром, и по комнате распространился кисловатый запах. Положив рядом на стол цветовую таблицу, оборотень только вздохнул:

– И сравнивать нечего. Он – твой отец.

– О’Рахилли? – Гарри осел на стул.

– Да. Лоэгайре О’Рахилли.

– А не могло быть ошибки? – переспросил студент упавшим голосом.

– Нет. – Люпин покачал головой. – Только в случае полной подмены котла, причем котлом с зельем на основе крови твоего настоящего отца, что слишком маловероятно. Если бы к этому зелью добавили кровь кого-то третьего, вообще ничего бы не вышло.

Гарри заглянул в котел: вода успела успокоиться и вновь обрела прозрачность.

– А почему так быстро? Вы говорили…

– Я называл приблизительные сроки. Самый долгий вариант – месяц, вышло быстрее. – Помедлив, профессор обратился к Гарри: – Ты по-прежнему считаешь, что тебе стоило это знать? И что ты собираешься делать?

– Я полагаю, мне придется известить отца, что я все знаю, поскольку сам он явно не желает этого признавать, – хмуро отозвался тот.

– Боюсь, Гарри, – осторожно заметил Люпин, -он сам не подозревает о том, что у него есть сын. Поверь мне, иногда такое случается.

– Но… Как же… – запинаясь, начал студент.

– Для него это тоже будет, мягко говоря, сюрпризом. Даже б`ольшим, чем для тебя. Ты-то, по крайней мере, всегда знал, что у тебя есть отец.

– Но не знал, что он жив!

– Я думаю, – завершил свою речь Люпин, – что об этом ему должен сообщить не ты, а… более близко знакомый с ним человек.

– Профессор Снейп? – догадался Гарри.

– Он самый. Но прежде, я думаю, имеет смысл вынести это на обсуждение. Похоже, эта информация имеет немаловажное значение не только для вашей воссоединяющейся семьи, но и для всего магического мира.

Когда Ремус Люпин подошел к Дамблдору с предложением провести срочное собрание с участием профессора Снейпа, уроки уже успели закончиться, и менее чем через полчаса все трое уже сидели в кабинете, предварительно экранированном от посторонних слушателей.

– Северус, – начал Люпин, – как выяснилось, моральный облик вашего юного друга оставлял желать лучшего.

– Что вы имеете в виду? – процедил Снейп.

– Ему едва исполнилось шестнадцать, когда он сделался не только изгнанным из школы обитателем Азкабана, но и отцом.

Зельевар поджал губы.

– Весьма прискорбная история, – покачал головой Дамблдор. – Однако объяснимая – мальчику нелегко пришлось в то время… Кризис в семье, проблемы в школе… Вполне понятно, что он искал утешения. Печально, когда дети становятся досадной неожиданностью. Видимо, мать Гарри поспешила от него избавиться.

Снейп вцепился в подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели.

– Я полагаю, – невозмутимо продолжал директор, – следует подключить к обсуждению родственников мальчика. – Дамблдор вызвал О’Рахилли, добавив: – Уолтера позовите вы, Люпин.

Тот возразил:

– Я думаю, имеет смысл, чтобы Северус сообщил эти новости Лоэгайре… в приватной беседе. Вопрос слишком деликатный.

– Отчего же, – возразил Дамблдор, – в нашем обществе он почувствует дружескую поддержку.

Пробормотав что-то себе под нос, Люпин провел палочкой поперек запястья. Заметив это, Снейп усмехнулся.

В результате O’Рахилли появился почти одновременно с Уолтером. Тот сразу обратился к директору:

– Вы наконец пришли к какому-нибудь решению? Я по-прежнему…

Перебив его, директор повернулся к O’Рахилли:

– Лоэгайре, у меня для вас есть несколько неожиданное известие…

– Гарри, – Снейп, поднявшись, встал рядом, – все это покажется несколько странным, но…

– Успокаивать вашего друга будете потом, – остановил его директор. – Вам слово, Ремус.

Люпин начал:

– Я соорудил экспериментальное зелье на степень родства мистера Гарри Поттера. В данном случае, с вами, мистер О’Рахилли.

– Какого дементора… – сдвинул брови РСД-шник.

– Это уж вам виднее, – невозмутимо заметил оборотень. – Потому как он оказался вашим сыном.

O’Рахилли перевел растерянный взгляд на Снейпа, потом – на Уолтера и наконец опять на Люпина:

– Я не понимаю, это что, розыгрыш?

– Я не шучу с такими вещами, мистер О`Рахилли, – отозвался преподаватель ЗОТИ.

– Я не понимаю, – дрогнувшим голосом повторил Лоэгайре. – Это какое-то недоразумение …

– Мы понимаем ваше недоумение, – в голосе Дамблдора звучала ирония. – Но против такой экспертизы невозможно возразить. Ваш сын нашелся, и вы должны потрудиться взять на себя ответственность, которую ранее за вас несли другие.

Хотя присутствующие и ожидали бурной реакции со стороны O’Рахилли, подлинного ее масштаба они не представляли: поначалу они вообще не могли разобрать, что он выкрикивает. Впрочем, вскоре они догадались, почему понимают далеко не все, что извергается из уст профессора Военных действий: часть речи – причем, видимо, не лучшая – была на его родном ирландском. Прокричавшись, О’Рахилли выскочил на лестницу, хлопнув дверью. Снейп бросился за ним.

– Он пожелал вам, чтобы ваше потомство до пятого колена сочеталось браком исключительно с дементорами, – любезно перевел последние слова Уолтер.

– Спасибо, сэр, – мрачно отозвался Люпин.

– Значит, маленький Поттер – О’Рахилли? – продолжил директор Азкабана. – Это объясняет его замечательный Анцерус… Выходит, что он – мой племянник. С чего это Лоэгайре так взъерепенился? Ведь это такое счастье – иметь ребенка… – Он опустил голову.

Дамблдор встал:

– Что же, за отсутствием предмета обсуждения, предлагаю завершить наше собрание.

– А все-таки, – высказался Люпин напоследок, – надо было рассказать ему по-другому.

– Гарри! Лоэгайре! Постой! – Снейп едва ли не скатился с лестницы – к восторгу болтающихся в коридоре учеников. Ему с трудом удалось догнать O’Рахилли у дверей кабинета Военных действий и не дать двери захлопнуться перед своим носом. Бывший РСД-шник проследовал к дивану и улегся на него, уставившись в пространство.

– Гарри, – позвал Снейп. Не получив ответа, он уселся на расшатанный табурет рядом с диваном. – Конечно, следовало по-другому тебе это сообщить, но… как вышло, так вышло.

– Чертов Гиппогриф, – наконец издал хоть какое-то подобие ответа профессор Военных действий.

– Не следует винить его. Конечно, он сунул нос не в свое дело, но…

– Как будто ты не понимаешь. – Ярость О’Рахилли уже успела смениться подавленностью. – Это месть мне. За Блэка. Как тонко он все продумал… Я всегда знал, что Люпин умен, но не подозревал в нем гения.

– Гарри, – вкрадчиво обратился к нему Снейп, – а тебе не кажется, что эти подозрения немного… необоснованны?

– Что? – РСД-шник повернулся к нему.

– Возможно, он вовсе не желал тебе отомстить… и это просто совпадение? Я имею в виду, то, что у него когда-то был на тебя зуб…

– Совпадение? – вскричал O’Рахилли, спустив ноги на пол: накатывал второй приступ гнева. – Ты что, заодно с ним?

– С Люпином? Нет, конечно! – смешался Снейп. – Но ведь он проверял не только тебя. Еще меня и Блэка.

– Вот, и тут Блэк! Однако, если я тебе на это укажу, ты опять обвинишь меня в паранойе!

– Гарри, остынь, я согласен, что это – странное совпадение…

– Нет! Здесь Блэк, как раз, ни при чем! Может, Люпин вообще никогда не ставил эти два эксперимента – ты видел их результаты?

– Хм… – Зельевар пришел в замешательство. – Не видел, – вынужден был признать он.

– Да василиск с ними, с первыми! – взорвался О’Рахилли. Он вскочил и принялся бегать взад-вперед по тесной подсобке. – Я признаю, что, может, он действительно их ставил – вот до чего я объективен! И последний эксперимент, само собой, проводил – не такой же Люпин идиот?! А вот моя ли кровь в основе зелья – об этом ты задумывался?

– Хм, – повторил Снейп. – Вообще-то, нет.

– Никто не знает, чья это кровь! – Профессор Военных действий принялся в подтверждение своих слов размахивать руками. – Может, он действительно хотел выявить настоящих родителей Поттера, но кто поручится, что, выяснив это, Люпин не предпочтет оставить эти сведения при себе?

– Кхе-кхым… – Профессор Снейп окончательно растерялся. Логика друга сразила его наповал. Лоэгайре как истинный рейвенкловец отличался быстротой, точностью и рациональностью суждений. Этому не мешала даже его вспыльчивость: казалось, его мозг – безупречная машина, шестеренки которой вращаются сами по себе, не затрагиваемые эмоциями. В этом он был полной противоположностью своему бывшему шефу, Уолтеру, не менее сильному интеллектуально, но медлительному, до жути рассеянному и занудному флегматику. Однако в то время как мысль Уолтера темным и извилистым путем неизменно приходила к истине, мысль Гарри О’Рахилли стремительно и прямолинейно попадала… чаще всего, мимо. – Может, ты и прав. Но зачем ему тогда вообще понадобилось это обнародовать?

– Вот! – торжествующе вскричал О’Рахилли. – Именно из мести! – Он опустился на диван и продолжил: – Теперь-то я понимаю, что должен был чувствовать Блэк после ареста: я тоже не в силах доказать свою правоту.

Зельевар пожал плечами:

– Не такое уж это страшное обвинение. Рано или поздно почти все становятся отцами.

Потемневшие глаза Лоэгайре впились в лицо Снейпа:

– Не такое уж страшное, говоришь? Значит, ты всерьез полагаешь, что я мог соблазнить женщину и бросить ее с ребенком на руках? Впервые за всю историю рода О’Рахилли, – в его голосе послышались нотки гордости, – завести внебрачного ребенка? Обесчестить семью? Это ты называешь «не страшное»? Ты тоже мне не веришь? – беспомощно закончил он.

– Я, Гарри… – Снейп вздохнул. – Я верю тебе.

– Спасибо. – О’Рахилли опустил голову. – Я счастливее Блэка.

– Но чья, по-твоему, это была кровь? В зелье?

Ирландец пожал плечами:

– Конечно, я не могу быть уверенным… Но сдается мне, что… самого Люпина. – В ответ на изумленное молчание Снейпа он пояснил: – Они чем-то похожи. И близки друг другу. Одного не понимаю: почему он не хочет признать его своим сыном? Не желает порочить честь Лили Поттер?

Зельевар в ответ только вздохнул.

Глава 33. Отцы и дети

Гарри тоскливо смотрел в библиотечное окно: заниматься уроками желания не было. Его настроение постепенно падало все ниже, приближаясь к планке, установленной в конце прошлого учебного года.

А ведь поначалу, рассказывая друзьям об открытии Люпина, он преисполнился радужных надежд: если профессор О’Рахилли и впрямь ничего о нем не знал, значит, ничего не помешает ему наконец-то признать сына, и у них будет какая-никакая семья! Гарри настолько глубоко ушел в построение воздушных замков, представляя, как заявится к Дурслям и сообщит, что у него нашелся отец, а позже поедет на каникулы в родной, собственный дом, что не обратил внимания на замечание Рона:

– Знаешь, Гарри, я тебе не завидую… – Гермиона шикнула на друга, но тот невозмутимо продолжил: – Ты серьезно полагаешь, что сможешь ужиться с таким человеком, как О’Рахилли?

Приспустившись с заоблачных высот, Гарри спросил:

– А почему бы нет? – тут же воспарив обратно. Профессор Военных действий за короткое время успел превратиться в его сознании из довольно неприятного, вздорного типа в образец нежного и заботливого отца, который уже интересовался, где его единственный сын и наследник желает провести лето.

Увидев его реакцию, вернее, ее отсутствие, Рон пожал плечами, и они отправились на очередной урок.

Но все его воздушные строения развалились в одночасье, вернее, в пятиминутье, когда после уроков его отозвал в сторону профессор Люпин, сочувственное выражение лица которого не предвещало Гарри ровным счетом ничего хорошего. Выслушав краткий пересказ беседы в кабинете директора, парень уяснил, что насчет отношений с новообретенным отцом обнадеживаться явно не стоит. Единственное, что могло его порадовать, так это реакция Уолтера: хотя бы тот не возражал против новоявленного племянника.

– Что же, Гарри, ты по-прежнему рад, что узнал правду? – поинтересовался оборотень, завершив рассказ.

– Не издевайтесь надо мной, пожалуйста! – в сердцах бросил юноша. – Я и так чувствую себя полным идиотом…

– Напрасно, – задумчиво возразил профессор. – Идиотом себя должен чувствовать Рахилли… На твоем месте я не стал бы так убиваться: у Рахилли семь квоффлов в квиддиче, он может кардинально изменить свое мнение уже завтра.

– Угу, – мрачно отозвался Гарри. Хотя он весьма высоко ставил интуицию преподавателя ЗОТИ, на сей раз парень почему-то был склонен усомниться в его словах.

Когда друзья вновь узрели Гарри в библиотеке, Гермиона первым делом пихнула Рона локтем в бок, чтобы тот не вздумал что-нибудь сморозить.

Парень с убитым видом поведал им о своей семейной ситуации, заключив:

– Вечно у меня так: родственники мрут, как мухи, а те, что остались, знать меня не желают…

Выслушав его, Рон неожиданно предложил:

– Гарри, по-моему, тебе следует… отвлечься. Может, пойдем на поле, покидаем квоффл?

Гермиона – о чудо – старательно закивала головой:

– Он прав, Гарри, и не беспокойся об уроках! Я вам помогу!

Студент отметил про себя, что эту осточертевшую ему историю с отцовством стоило пережить хотя бы ради того, чтобы наблюдать этот феномен, и потащился вслед за Роном. Ему не особенно хотелось «отвлекаться», но он понимал, что друг прав, а его собственные суждения в последнее время с пугающим постоянством не приводили ни к чему хорошему.

На следующий день Война стояла первым уроком. К этому времени ожидания Гарри из разряда светлых по закону маятника успели перекочевать в разряд наиболее темных. Не последнее место в их ряду занимали мысли о предстоящих каникулах. Единственным утешением служило то, что теперь у директора не будет повода отправлять его к Дурслям, и, возможно, ему удастся провести летние месяцы в Хогвартсе.