Текст книги "Манифест Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Возможно, Туригутта Чернобурка была права. Ему следовало прогнуться. Ему нужно было послушаться голоса разума. Он обязан был… но Левр не мог себя заставить. Оттьяр, словно прочитав его колебания, вздохнул.

– Школа вас только портит. – Он наклонился над столом, взял перо и окунул его в чернильницу. – Всегда знал, что фанатизм погубит это долбаное королевство после Смуты. Почему не позволить вещам идти своим чередом? Я пятнадцать лет служил в разведке и видел, чем такое заканчивается… Тебе есть хоть двадцать лет?

– Двадцать два…

– Двадцать два! Ничего не видел в жизни. И это дитя они окунают в дерьмо по имени «Туригутта».

Строчки ложились ровно. Левр не мог ни слова разобрать – у Оттьяра был размашистый почерк, с длинными завитками на полстроки, вычурными титлами над конечными слогами.

– Жаль, мальчик, – наконец высказался Оттьяр, поднимая голову, – тебе бы жить да жить. Дормити, зови шефа! Пусть забирает его.

Ноги у Левра, когда его волокли наружу, заплетались.

«Я скажу им у виселицы, – лихорадочно соображал он, – скажу: „Добрые жители Эбии! Мастер-лорд бесчестно обманывает нашего князя…“ Нет, это глупо, им что от того обмана? Я лучше скажу, что он обманывает их. А дадут ли мне сказать хоть слово? Интересно, вешают здесь с мешком на голове или нет?» Все планы рассыпались в прах, когда Левр понял, что ведут его отнюдь не на городскую площадь.

Эбия заканчивалась у возвышенности, с которой открывался вид на речушку – не самую широкую, но всё же реку. Мост-плотина, ведущий на противоположную сторону, оброс с обеих сторон новыми мельницами. Вращались с характерным плеском водяные колёса. Пахнуло речной свежестью и мокрым песком.

Высокая ива по ту сторону реки раскачивала ветвями. Не сразу понял юноша, что среди них грузно болтаются два висельника. Третья петля оставалась свободной.

В это же мгновение Левр хотел повернуться к дозорному и выпалить: «Я передумал». Ноги у него позорно ослабли. В горле засвербело. Это было куда как страшнее любого турнира или даже разбойников на дороге. Почти так же страшно, как лицо Туригутты в кузнице, когда она нависала над ним, прямая, жёсткая, без тени улыбки или шутки, сосредоточенная на том, чтобы его убить.

Что было ещё страшнее, из-за ивы, как будто мало было болтавшихся трупов, показались трое мужчин. В предрассветных сумерках уже можно было различить, что один из них держит в руках обнажённый меч, и вооружены арбалетами были двое других.

Левр чуть замедлил шаг.

– Ты, твою мать, самый шустрый дозорный из всех, Дормити, – издевательски прошепелявил один из арбалетчиков, – а я надеялся до рассвета оказаться в постели с женой. Завтра, вернее, уже сегодня, мы жнём пшеницу. Я не спал нормально долбаную неделю.

– Вздёрнешь сопляка – отоспишься. Шагай, парень!

– За что его?

– Да кузницу грабил. С подружкой.

– Ого. Самое интересное всегда без нас? – Тот, что был вооружён мечом, громко заржал, брызгая слюной.

Левр смотрел мимо них. Отсчитывал удары сердца. Голубые прохладные сумерки поднимали лёгкий туман от воды. Журчала вода в колёсах мельницы. Если бы он прыгнул туда, были бы у него шансы? Нет, скорее всего. Почти наверняка, нет. Воевода Чернобурка наверняка изобрела бы хитрый способ побега. И точно смогла бы обуздать и нрав водяной мельницы.

Он же замедлил шаг и упёрся ногами в землю, подходя к иве. Никогда раньше он не участвовал в бою. Драке. Потасовке.

– …и узлы всегда выходили криво…

– Когда это ты вешал? Я вот, помнится….

…они не ждали. Левр чувствовал, что всё, чего ждут от него, – вялое сопротивление, может быть, некоторое упрямство, но никак не атака. И нужно было заставить себя. Как? Ударить первого сзади? Накинуться на одного, чтобы скрутили другие? Попробовать отнять оружие – но он плохо стрелял, да и замахнуться мечом, если бы и отнял, вряд ли смог бы.

Теория, скудный опыт, рассказы – всё вдруг потеряло своё значение. Никто и никогда не учил его, что делать в подобных ситуациях. Нужно было рискнуть. Немедленно. Сейчас же.

Схватившись за шедшего перед собой Дормити, как за щит, Левр толкнул его в мужчину с арбалетом – оба покатились с берега вниз в воду. На узкой плотине у юноши было преимущество, и поднявший меч дозорный отправился вниз с первой же подсечки – к водяному колесу, в противоположную от приятелей сторону.

Второй арбалетчик не выстрелил Левру вслед, когда тот удирал по плотине назад – каким-то образом догадавшись петлять. Судя по плеску, дозорный отправился помогать своим друзьям. Перебежав через плотину, Левр споткнулся, почти упал, ободрав ладони о землю.

– Далеко не убежишь, трусливый ты говнюк! – донеслось ему вслед.

Но погони Левр не слышал. Он надеялся, что оставшийся на суше дозорный кинется помогать товарищам. Он надеялся, что они плевать хотели на пленника мастер-лорда. Он надеялся, что хлещущие по лицу ветки не выколют ему глаза.

Левр остановился, только когда в глазах у него потемнело, а грудь сдавило. Кружились мушками вокруг лица лица из прошлого: мастер Мархильт, что-то вещающий о потере самоконтроля, Ирбильд, напоминающий правильно дышать – болван, возможность дышать уже бесценна, – Косса, что-то выкрикивающий о том, что важно держать удар…

Всё вспоминалось разом, движение турнирного копья в руках у всадника напротив, нежный голос леди Снежаны, которая встретилась ему в садах Школы, библиотека, завораживающая своими расписными сводами, сухим ароматом древности, царившей в ней благоговейной тишиной…

Левр очнулся от того, что солнце светило ему в глаза. Он лишь приподнял голову – и мгновенно всё тело до пальцев ног прострелило ужаснейшей болью, словно все его синяки, ушибы, кажется, даже пара сломанных ребер вдруг решили напомнить о себе.

– О Господь, будь милостив, – булькнул он слабо, поразившись жуткому хрипу в голосе.

Над ним нависали ветви клёнов и лип. Кое-где, как седина в бороде умудрённого воина, просматривались жёлтые листья – напоминание о грядущей осени. Чирикали птицы. Где-то неритмично, лениво стучал дятел. Левр смотрел в небо над собой, виднеющееся сквозь кроны деревьев.

Короткий шум из ближайшего кустарника заставил его подпрыгнуть на месте против воли.

– О-о, райские кущи и адское дно, вот ведь, о! – просились какие-то менее пристойные слова, но Левр редко ругался. Нужные слова до языка почему-то не дошли, так и осели в горле вместе с сухим кашлем. Он снова был на ногах, прихрамывая, оглянулся. Тишина. Тёплый, солнечный полдень. Если бы его настигли дозорные, он был бы уже мёртв. А может, ночь в бесчувствии в каких-то кустах тем и закончится, только он умрёт от воспаления лёгких.

Печальный исход, что ни говори. Лет в пятнадцать Левр воображал свою смерть изысканной и, конечно, героической, может, по-своему красивой: он, неизменно впереди строя всадников, спасал королевство от смертельной опасности, следовала печальная, величественно-медленная битва, а в конце концов он погибал на руках у Прекрасной Дамы.

Можно было задаться вопросом о том, почему вообще Прекрасная Дама оказалась посреди поля брани, но Левр не любил рушить сюжет ради деталей. В хорошие дни мечта оставляла его в живых, а Прекрасная Дама сидела у его ложа в обществе госпитальеров, раскаявшаяся после какого-то проступка – со степенью его тяжести Левр не определился, – и застенчиво, но одновременно многообещающе сжимала его руку.

«В реальности мне, едва живому, до черепа лицо обглодают еноты или иная лесная живность». В кустах вновь раздался шорох. Левр вытянулся в струну и затаил дыхание. Шум приближался. Юноша сглотнул.

Наконец, из-под веток бересклета высунулась крошечная пятнистая мордочка. Любопытный бурундук задрал полосатый хвост и издал вопросительный свист. Левр опустил напряжённые плечи, охнув – кажется, рёбра кое-где всё-таки были сломаны или треснули, – и медленно, очень осторожно опустился на землю у одной из лип. К счастью, он не сел на муравейник.

У него не было ножа. Не было меча. Был тептар за поясом, но и только – ни пера, ни чернильницы. Он не представлял, в какую сторону ему идти, что есть и пить, что говорить встречным путникам, вообще – говорить ли? Прикинуться немым дурачком?

Левр из Флейи, эскорт-ученик Школы Воинов славного города Мелтагрота, смотрел безучастно на бурундука, деловито спешащего собрать припасы к скорому похолоданию, и чувствовал себя самым несчастным, больным, одиноким и бесполезным существом на всём свете.

========== Прямота и хитрости ==========

В песнях и легендах герои никогда не сталкивались с проблемой снятия собственных штанов для справления нужды. В этом Левр был абсолютно уверен.

А ведь мог получиться неплохой эпос. Особенно напряжение ощущалось в той части, где три сломанных пальца вступали в борьбу с намертво затянутыми узелками на шнуровке. Юноша попробовал бы изогнуться как-нибудь и зубами разгрызть проклятые шнуры, но, даже если бы это было возможно, у него так болела шея и спина, что при первой же попытке наклониться он просто потерял бы сознание.

– И куда мне теперь? – пробубнил он, просто для того, чтобы убедиться, что хотя бы голос ещё при нём.

Голос был. Слабый и гундосый. Повезло, что не выбили зубы.

Левр огляделся более внимательно. Голова у него всё ещё кружилась. Когда он прохромал несколько шагов по тропинке, то по спине у него побежала холодная струйка пота: от мельницы, где ему предписано было быть повешенным, он убежал совсем не так далеко, как казалось накануне.

Он мог видеть речушку и мост через неё, а чуть подальше высились уже и злополучные ивы. Левр не представлял себе, куда ему следует двигаться дальше. Он попытался представить, где вообще находится. Получалось с трудом. От кого-то из приятелей он слышал, что в таких случаях полагается залезть на дерево и осмотреть окрестности оттуда, но даже идти ему было трудно, а уж о том, чтобы карабкаться куда-то на высоту, и говорить не стоило.

Левру не посчастливилось подниматься на крылатых ящерах в небо, но он слышал об открывавшемся виде от картографов библиотеки. Ему становилось плохо от одного рассказа. Он боялся высоты. Даже больше, чем воды.

Самым правильным решением было бы наугад брести на юг, аккуратно разведывая безопасную дорогу, найти хотя бы один городок, откуда попросить помощи у Школы. Воинское сословие всегда могло надеяться на крышу над головой и кусок хлеба в пределах королевства.

Правда, как показали последние события, кое-где и на петлю.

Но если и возвращаться в Мелтагрот, то не так. Левр не мог выбросить из головы назойливую, как осенняя муха, мысль.

Идею спасти Туригутту Чернобурку.

И вернуть её князю Иссиэлю. Или сразу Правителю – для нового справедливого суда.

«Нет, нет, не сходить с ума, – потребовал у себя юноша, сжимая кулаки, – это полный, абсолютный бред. Это бредовее, чем участвовать в турнире». Но в турнир он влез, чтобы защитить честь мастер-лорда Мархильта – а это был предмет, которым сам мастер особо не озадачивался, как теперь Левр понимал. Зато воевода Чернобурка могла быть уже мертва, и даже если она заслужила смерть, то всяко не так, как того желал Оттьяр.

Почему-то Левру казалось, что, даже рассказывая ему легко и с шутками о том, как в своё время ей доставалось от пленивших её врагов, Туригутта больше играла. В конце концов, она была женщиной. У женщин кости были тоньше и слабее. Может, конечно, именно Чернобурка отличалась от всех прочих женщин. Может, у неё сталь вместо хребта.

Левр не мог похвастаться стальным хребтом, но знал, как бы себя повёл, имея его. И уж точно не бросил бы женщину, даже такую, как воинственная Степная Нечисть, в заточении у мастер-лорда.

Он мог отправиться, как побитый пёс, в Мелтагрот и выжить. Сделать именно то, что было разумнее всего. Туригутта бы поняла такой поступок, если бы узнала о нём, и сказала бы, что он поумнел. Или он мог вернуться и попробовать сделать то, что должен был. Или умереть, пытаясь. Левр поёжился.

Неприятная идея умирания вовсе не казалась теперь героической ни с какой из сторон.

***

Первое, в чём Тури была уверена, так это в том, что Левру Мотыльку без неё долго не жить. Второе – то, что ей самой следует очень постараться, чтобы остаться живой.

С той самой минуты, как её забрали к шефу Дозора, она мысленно готовилась к истязаниям. Но их не последовало. Сначала она, привязанная к опоре, спала на каких-то пыльных мешках, наваленных до потолка, потом её кормили плохим хлебом, потом играли в драконьи нарды. Тури скучала: она ни слова не знала на суламитской хине, и поговорить было не с кем. На её удачу, это помогло также перепрятать ключ от оков.

К беседе оказался расположен мастер-лорд Оттьяр, пожелавший видеть её в полдень следующего дня.

– Ну наконец-то, – сообщил он со вздохом ей, когда её поставили перед ним, бряцающую кандалами, в сползающих штанах, – мы можем поговорить без твоего рыцаря-защитника.

– Не язви, брат Тьори. Где он, кстати?

– Ты ведь не училась? Нет? – Оттьяр проигнорировал её вопрос, закинул длинные ноги на стол, покачал щегольскими сапогами с разукрашенными голенищами, – я учился. Тоже бредил красивыми клятвами и рыцарскими кодексами. Даже носил копьё за полководцем раз…

– Копья и полководцы. – Она усмехнулась дерзко ему в лицо, поднимая руки. – Знаю я твои «копья». Поговаривают, последнего своего «копьеносца» ты сдал в Нэреине святошам в синих рясах и сбежал. Припекло?

Она знала, что эта тактика не сработает, не с ним. Оттьяр только хмыкнул, нарочито-манерно стряхивая прядь волос с лица и надувая губы.

– Шлюха упрекает мужеложца, – произнёс он, – но заметь, из нас двоих в цепях ты. Итак, Туригутта. Что мы будем делать?

Тури знала, что он имеет в виду. Если бы дуралей Мотылёк не вмешался, они бы завели этот разговор раньше. Оттьяр хотел её припрятанные трофеи – возместить ущерб от её мародёров в своих землях. Беда была лишь в том, что трофеев не существовало. Нигде. Вообще. И, конечно, мастер-лорд не мог себе позволить сжить её со света, не попробовав разжиться добром.

Уже то, что он осел на каторгах, говорило о его врождённом скопидомстве. Будь Тури на его месте, она бы ограничилась быстрой казнью врага.

– Хочешь продать меня подороже, найди полководца Лиоттиэля. У меня нечем себя выкупить. Своих бойцов я не подставлю. Хочешь отдать своим ленд-лордам – валяй.

– Так-так, не думаешь ли ты, что я ещё и дурак, Нечисть Степей? – спокойно ответствовал Оттьяр, постукивая пальцами по столу. – Уж с твоим господином связываться я не рискну. Я был в Сальбунии. Я помню. Что ж, решено…

…шеф Дозора был, в отличие от Оттьяра, более стремителен в действиях. И к разговорам ещё менее склонен, чем его подчинённые. «Да что это за дозорные вообще!» – негодовала Тури. Пара затрещин быстро убедили её молчать и не интересоваться, в какую такую «яму» её отправил мастер-лорд. К тому же ей пришлось лягнуть нескольких бездельников, которые расселись на ступеньках снаружи здания и потянули к ней свои руки, стоило ей только показаться в сопровождении стражи.

– Посидишь с Людоедом с недельку, будешь мягкой, как пуховая перинка! – крикнул ей вслед кто-то.

То, что шеф Дозора назвал «ямой», оказалось весьма комфортабельным обиталищем прямо во дворе Дозора, сразу за свалкой. Тури не боялась темниц и подземелий – пока они не валились ей на голову, а внутри не было огня, дыма и врагов. А это было даже не подземелье, а скорее бывший подвал для хранения урожая с окнами для света. Но гораздо больше Тури заинтересовал её сокамерник. Она не шевелилась, всем обострившимся чутьём ощущая близкую опасность.

Он сидел в углу подвала, на небольшой лежанке. На лежанке он развернулся так, чтобы свет из окошка попадал непосредственно на книгу, развёрнутую на его коленях. Тури поёжилась: мужчина был почти обнажен, и, хотя она плохо могла рассмотреть его лицо, татуировки сразу выдали его принадлежность к Афсар.

– Это тебе, Людоед! – крикнул сверху шеф, и заскрежетали решётки. – Ты уж оставь от неё что-нибудь хозяину да нам: дня через три заберём!

– Дай только выбраться, и посмотрим, что я от тебя оставлю, – не удержалась Чернобурка от бессмысленной угрозы.

Когда шаги наверху стихли, она поймала на себе внимательный взгляд дикаря из угла. Пляшущая в луче света пыль мешала рассмотреть его лицо. Голос был слышен очень хорошо, низкий и поставленный.

– Ты женщина.

Она немедленно нашла противоположный угол и заняла там положение обороны, нащупывая ключ левой рукой. В крайнем случае им можно будет выколоть ему глаз…

– Ты маскируешься под мужчин. Одеждой, – продолжая говорить сам с собой, дикарь указал прямым жестом на её штаны. – Это называется мимикрия. Как когда лиса хочет проникнуть в курятник, она виляет хвостом по-собачьи, зная, что петух-дурак обманется.

– Откуда ты это взял?

– Книги. – Слово прозвучало с теплотой.

Тури отодвинулась с немалой опаской. Она едва терпела Мотылька с его пристрастием к чернилам и бумаге, но афс с книгой – это было уже чересчур. Если этого добивался Правитель, говоря о грамотности и доступности знаний, то последнее, что рассчитывала увидеть когда-либо Туригутта, так это грамотного каннибала с Пустошей.

– Здесь кормят? – полюбопытствовала она спустя некоторое время. Не отрываясь от своего занятия, афс покачал головой:

– Не тебя.

– Ясно. То есть тебя кормят.

– Ну ты же здесь.

Вот это было плохо. По-настоящему плохо. Тури огляделась ещё раз. Никаких признаков людоедского пиршества не наблюдалось. Куда он девал кости и черепа? Казалось, афс вовсе не следит за её движениями, но, очевидно, она действительно не была первой гостьей в его обители. С тяжёлым вздохом он сообщил, приспуская книгу вниз:

– Чистота – первое условие для полноценной жизни.

– Боюсь услышать второе, – пробормотала она. – И давно ты здесь?

– Хочешь услышать, что я съел троих? – лениво зевнул афс, беспечно глянул в потолок темницы.

Тури предпочла бы не слышать. И тем более не намеревалась стать четвёртой. Афс вернулся к чтению.

Во всяком случае, у неё был ключ от оков на ногах, а это была почти половина свободы. Осторожно она вытащила его, плавно, не прячась – она знала по опыту, как настораживают афсов резкие движения.

Но её сосед даже не посмотрел на неё, даже когда она принялась стаскивать с ног тяжёлые кандалы. Это было очень странное чувство, Тури позволила ему задержаться: в лодыжках появилась лёгкость, а кожа под металлическими оковами стала влажной, сморщенной и тонкой. Она боялась к ней прикасаться, чтобы не стереть вовсе. Хорошо хоть, последние дни она провела в обуви и мозоли на ступнях поджили.

На мгновение Тури отвлеклась от обдумывания плана побега, глядя на свои босые ноги. Было время, когда она носила на щиколотках оловянные браслеты, как все ружанки. Было время, когда ступни она красила желтым и синим: в Руге в изобилии произрастали индиговые цветы. На запястьях девушки оставляли синие крестики, точки и другие геометрические узоры. Тури носила восьмиконечные звезды.

Звенящие подвески-шелесты на висках сопровождали металлическим шумом каждый её шаг, каждый порыв ветра. Сурьмой подведённые тёмные глаза – как у отца, между серым и черным, особый оттенок ночи, только у кочевников встречающийся, – не одного молодого всадника свели с ума.

Братья отца, её собственные братья, племянники – не было ни одного, кто хоть раз не подкрутил бы ус, не сказал бы: «Эх, была б чужая девушка, украл бы!» Но в ночи она босиком, закутавшись в синее покрывало, убегала в степь, где, неразличимый в шерстяном плаще, ждал всадник. С годами – сколько прошло лет? Двадцать? Больше, меньше, быть может? – лицо его в её памяти почти стёрлось, рассыпалось, как старая сабянская мозаика, падающая с глиняной стены. Она помнила черты, но они давно перестали складываться в цельный портрет. Ещё помнила, как мешали его верёвочные браслеты – украшение погонщиков скота, помнила, как жужжали жуки-нектароносцы над индиговыми цветами…

Тогда её ноги, хоть она редко носила обувь, были мягкие и нежные. Сейчас они почти не отличались наощупь от кирпичей, по которым Чернобурка планировала вскарабкаться наверх к решётке и долгожданной свободе.

– Тебе одной не взобраться по стене, – высказался, не поднимая глаз от книги, сосед Тури, – один со связанными руками как-то пробовал.

– Я могу помочь тебе, – возликовала внутренне женщина.

– Чтобы я потом вытащил тебя? Я наверх не собираюсь. Я останусь здесь.

– Зачем тогда сказал? – обозлилась Тури. – И как ты, раздери тебя степные духи, вообще сюда попал?

– Я воин Синегорья, – встряхнул космами дикарь, – меня зовут Ба Саргун. Я был здесь пленником. Потом остался… просто остался.

Тури сжала зубы. Афсар были знамениты своим особым отношением к точности формулировок. Слово за слово она могла бы вытянуть из афса подробности его пути в яму в Эбии, но гораздо больше воеводу интересовала её собственная участь:

– Ты тут с удобствами устроился, я смотрю. И давно?

– Четыре месяца. От-Ти оставил меня здесь. Он… хозяин.

Туригутта фыркнула.

– И часто он появляется здесь? От-Ти, или как ты его назвал там?

– Часто. Он любит говорить о чтении. Он любит книги, – с непонятным страдальческим выражением лица молвил афс, чуть запнувшись, – мой народ не знает книг. Он был удивлён. Мы много говорили. Я уже учу… вот… малую хину.

– Я читать не умею, – брякнула Тури, давя так и рвущийся вопрос о том, не взял ли мастер-лорд Оттьяр себе нового любовника.

Экзотический был бы выбор, надо признать. Афса без традиционной для его племени раскраски – а Тури в основном была знакома с боевой, – с короткими волосами всё же нельзя было бы принять за представителя любого другого народа. Воительница мысленно поставила рядом утончённого, холёного, белокожего Оттьяра и кряжистого афса. Забавное зрелище получилось бы.

– Я никогда не ел женщину, – поделился вдруг афс, закрывая и откладывая книгу. Тури дёрнула плечом:

– А это обязательно? Я имею в виду, тебя вообще не кормили? Раз уж вы с Тьори такие друзья…

– Они тоже так говорили. – В низком голосе пленника появилась ощутимая угроза, неловкость разговора оказалась смыта напряжением. – Они говорили «а, вы с ним такие друзья», потом сразу начинали рассказывать о том, что От-Ти возьмёт меня, подобно тому, как я брал бы женщину. И другое говорили… – Он перешёл на родное наречие, зазвучал эмоционально и яростно.

– И тогда ты их за это убил. И съел.

– Я же им обещал, если не заткнутся. Вот. Пришлось, – вздохнул афс снова и положил руки на книгу.

Снова они сидели в тишине. Тури придвинула к себе снятые оковы. На всякий случай, приметила пару предметов потяжелее, если придётся отбиваться от оголодавшего соседа. Он не выглядел истощённым. Чернобурка провела не один год в Пустошах, да и о соседстве с Афсар с детства знала достаточно.

У неё не было бы шанса против него даже с мечом в руках, с двумя саблями, здоровой и полной сил. И уж конечно не со скованными руками пытаться выжить в столкновении с ним. Что ж, если это конец, то бедному Мотыльку приходится хуже. Если он ещё жив, в чём Тури сомневалась. Когда-то и она была такой. Периодически накатывало до сих пор.

Ей всегда сложно было держать язык за зубами. Редко она могла удержаться от рукоприкладства: приходилось. В её положении единственной женщины в целой дружине нужно было бить до того, как ударят саму. Стараться нанести удар первой.

И иногда противник отвечал, не делая ей скидок. С афсом – как там его звали? – следовало быть втройне осторожной. Это племя не прощало небрежности в разговоре.

– Если я правильно поняла, ты и Оттьяр не закадычные друзья? И если я сейчас сбегу, ты не поднимешь крик? – решилась на риск Тури. Афс пожал плечами, возвращаясь к чтению. Этот единственный ответ её удовлетворил.

Тури внимательно посмотрела на стену и тяжело вздохнула.

– Думаю, ты не совсем женщина, – вновь высказался афс, листая книгу, – наверное, ты немного дух.

– Некоторые так и считают, – запыхтела воительница, прикидывая, высоко ли она поднимется со скованными руками. Первая попытка хоть на сколько-то подняться провалилась.

– Тебе нужно закинуть верёвку наверх, – прокомментировал заинтересованный дикарь, отложивший, наконец, проклятую книжонку. Тури зашипела.

– А у меня она есть? Не мешай!

Нога соскользнула с крохотного выступа в третий раз, и женщина приземлилась на пол. Определённо, до решётки ей было не добраться. Зачем она вообще там? Лестницу и ту уносят с собой, Тури не сомневалась.

– Подсадить? – вновь высказался афс.

– Что ты привязался? Сиди, читай.

– Я могу помочь. Ты, если вылезешь, будешь прямо под окнами От-Ти…

– Да я спалю нахрен его конуру и его тебе на вертеле подам, если только ты меня отсюда вытащишь! – выдохнула Тури нетерпеливо. Но афс снова её удивил.

– Нет. Я отсюда уходить не собираюсь. Но ты можешь взять кое-что в доме и кинуть вниз мне. Книгу. В зелёной мягкой обложке…

– Ты чумной, не иначе. А как я отсюда выберусь? – Тури не терпелось попробовать. Дикарь покровительственно хмыкнул.

– У тебя нет верёвки. Но у меня-то есть.

***

«Не нужно мне было соглашаться на этот проклятый турнир, – в тысячный раз повторял Левр, подволакивая ногу. – Боже Всемогущий, спаси меня от таких ошибок впредь. Даже если я сейчас одну из них совершаю!»

Он был избит и ослаблен. Он едва мог передвигать ноги и подозревал, что дальше легче ему не станет. И в этом состоянии ноги несли его спасать Туригутту. Левр сам бы над собой посмеялся, но у него дыхание перехватывало от этого.

Имир Непобедимый давно бы разорвал врагов голыми руками. Но Имир Непобедимый на то и носил своё прозвище, беспощадный к врагам и неизменно обходительный с прекрасными дамами. Туригутта даже отдалённо не походила ни на одну из них. Как и сам Левр – на отважного Имира. Юноша остановился на обочине дороги, не уверенный в том, чего именно ждёт. Без доспехов и меча вряд ли кто-то узнает его в Эбии. Если бы только не слишком заметные побои на лице. Их можно было, конечно, завесить волосами, начесать их как-нибудь…

Скрип тележных колес заставил его вскинуться и озираться в панике.

– Тпр! Малец, ай, малец! Куда тебе? Подвезти? – раздался доброжелательный голос с облучка. – Далеко ты не дойдёшь, кривенький.

Левр понял, что он на самом деле именно таким и должен выглядеть: горбатым, кривым, а то и хромоногим. Пришлось проглотить жалость. Телега направлялась в Эбию, груженая до предела глиняной посудой, прикрытой холстами. Путешественник перехватил взгляд юноши, пустил колечко дыма.

– Вот, везу в Эбию продавать. Здешние-то особо не мастера. И обжигать особо не стараются…

Уже было ясно, что скучающего торговца распирает поделиться историей своей жизни, подробностями ведения торговли или семейными передрягами. Левр стиснул зубы.

– Я сам с Тиаканы, малец, да вот перебрался. Неспокойно там нынче. Войска, знаешь, только и сигают, туда-сюда, туда-сюда. Я говорю, истопчут горы в пыль. И ладно бы толк был. А всё королевские войска, не наши, не горцы. Вынюхивают, всё смотрят на что-то, всего им мало…

О войсках Левру слушать совсем не хотелось. О политике и того меньше. Но, на его счастье, возница перешёл к обычным жалобам, относящимся к чужакам на его земле. Словно он сам теперь не был точно таким же чужаком.

– …обычаи им наши, видите ли, не нравятся. А кто их вообще просил к нам соваться? Сидели бы, мягкокостные, в своих степях. А ведь сколько раз говорили: не мешаться с чужаками…

– И какие обычаи не нравятся? – хрипло спросил Левр, надеясь притушить недовольство попутчика. Тот радостно откликнулся на вопрос.

– Не уважают нас они. И Силу не чтут. С тех пор как Солнце Асуров, нашу госпожу, забрали себе проклятые северяне, покоя не было нам: не захотели отдавать нам и её дочь. Хоть трижды полукровка Элдар, а без Правителя нельзя отдать ребёнка из рода отца в род матери. Лишили нас нашего Солнца… попомни слово моё, малец, не будет добра от этого.

Левр благоразумно промолчал. В верности асуров предшествующей династии было что-то запредельное, пугающее всех за пределами их любимых гор. Как и в самих Элдар.

– …А здесь? Вся эта плоскость, братец, я здесь всегда как голый. И так тошно, так скудно вокруг. И лорды здешние скоты, все как один. Не то, что у нас. А хозяин тутошний? О-о, Кнут его зовут. Мы-то недавно приехали, мы с ним не воюем, а своих он не щадит. Да о нём на этом берегу всякий слышал. Есть у него яма с людоедом, и кто насолит – пожалуйте! А всё почему? Никакой твёрдой власти нет. Твёрдость, как в камне, вот так-то у нас говорят. А здесь что? Мягкая грязь, тьфу! Понасажали на плоскости имений, клочок на клочке – ничего доброго это не сулит. – Очередное обещание грядущих бед прозвучало из уст неожиданно говорливого горца с неиссякаемым оптимизмом.

Были ли на самом деле лорды-горцы лучше дворян равнин? В этом у юноши возникли обоснованные сомнения. Он задумался о давно забытой Флейе. Как бы там ни было, его родина тоже относилась к Предгорьям. Следовало ли ему любить горы? Следовало ли ему любить горцев и их странные обычаи, о которых он только слышал?

Стал бы его отец – или его дед, прославленный Нэусти Лияри, – спасать осуждённую преступницу, рискуя жизнью? Подумав о собственных перспективах, Левр определился: он намерен был вовсе не спасать Туригутту. Нет. Он защищал свою честь, честь князя Иссиэля. А ещё ему нужен был дедов меч назад. Да. Это звучало гораздо лучше. Это гораздо больше шло настоящему рыцарю – которым он не был и вряд ли станет, – чем желание засыпать под истории Чернобурки. Не в первый раз юноша задумался, сколько правды было в этих историях, а сколько лжи.

Как и в его собственных путаных устремлениях. Может, всё дело было в лёгком недомогании. Он почти чувствовал жар собственного тела. Приближающаяся осень принесла прохладный ветерок, но Левру становилось всё жарче, и притом клонило в сон. К тому же телега постоянно поворачивала – накануне юноша бежал через пахотные поля напрямик, но дорога петляла, как болотная гадюка во мхах, да и возница не спешил, чтобы не побить свои драгоценные горшки.

Когда Левра тряхнуло на бревенчатых мостках, перекинутых через сточную канаву на въезде, он понял, что только что едва не упал в обморок. Это, а также тупая, горячая, разлившаяся по телу боль и необходимость скрывать своё состояние целиком заняли бы сознание Левра. Если бы не вооружённые до зубов дозорные, как раз проверяющие троих золотодобытчиков, покидающих Эбию.

Въезжающие досмотру, по счастью, не подвергались.

– Не встречали кого, дядюшка? – обратился через плечо один из дозорных к вознице.

– А кого ищете? – жадно вопросил тот.

– Да бабу одну. Покарябанная такая, каторжанка. Черноволосая, вот такого роста… татуировки на ней…