Текст книги "Манифест Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– В общем, – кашлянула Тури, – за эту самую торговлю – финики, ковры, всякое добро, пшеница, ячмень – старейшина Мелот меня полюбил и написал в Школу Воинов. Ну и приложил что-нибудь ценнее слов, я думаю. Ему хотелось, чтобы мы там остались. Так мне дали звание мастерицы войны. Правитель подарил мне коня, а в Ибере во дворце Наместника мне полагались отдельные покои на всё время, пока я служила в Южном Черноземье.

Мальчик, давно заворожённо слушавший её, поднял подбородок со скрещенных рук. Тури невольно смутилась. Жаль, что юноша видел её даже без меча, грязной, оборванной, в оковах. Ничего общего с тем, как прошла её жизнь.

Смеркалось. Бескрайнее небо окрасилось в лиловый, редкие облачка истаяли и запели цикады. Густые кроны лиственных деревьев и пышные разросшиеся кусты издали стали похожи на пуховые подушки, взбитые на просторной кровати. Опускался густой туман.

Если бы ещё было новолуние! Но луна, хоть и пошла на убыль, освещала ночь достаточно ярко. Тури внимательно изучала местность, рассчитывая, где именно возможно будет спрятаться, когда она сбежит.

Это она собиралась сделать. Полагаться на то, что юнец вытерпит её девять попыток, было бы самонадеянно. Даже самый рыцарски настроенный мужчина – или юноша – вряд ли будет в восторге получить по голове камнем от пленницы. Как назло, и камней не попадалось подходящих. Тури озиралась в поиске хотя бы веток, но увы – дорога и окрестности не баловали её.

– Значит, вас не за сражение сделали мастером войны? – вдруг жалобно подал голос паренёк, и Тури вздрогнула.

– Мой милый Мотылёк, ты представляешь себе, что такое поле битвы? – Тури размяла плечи, выпрямилась. – Видимо, нет. Чаще всего это… – Она попыталась подобрать слово, понятное и ёмкое, вспомнила турнир. – Свалка. Лучшее, что ты можешь совершить, – это выжить. И нет в этом великого мастерства – чаще лишь везение. Но иногда ты помогаешь выжить кому-то кроме себя. Иногда ты помогаешь кормить этих выживших. Стирать их одежду. Лечить их. Кормить. Согревать. Обувать. – Она со вздохом подёргала ногами в его сапогах, задумавшись, не потребует ли он их обратно: в них всё же легче было бы убежать.

– И за это дают звание? – недоверчиво протянул юный рыцарь.

– Прими это. – Она не могла перестать ухмыляться его очевидному разочарованию. – Я выживала дольше других и принесла нашей казне немного больше денег, чем они. Но если ты хочешь узнать, за что твои воины на самом деле дают тебе руководить собой… если ты хочешь узнать, что на самом деле, кроме званий, даёт уважение среди войск…

За долгую паузу она успела вдоволь налюбоваться своим охранником: рот был открыт, глаза блестели, упавшие на лоб пряди светлых волос он убирал обеими руками, забыв про её цепь, забыв о том, как по-детски выглядят его жесты…

– …то тебе придётся ждать следующей истории, – с удовольствием завершила Тури и вытянула ноги вперёд, шмыгнула носом. – На сегодня это всё. Я устала. Ты не будешь столь любезен одолжить мне что-нибудь мягкое? Нет? Какая досада. Мои кости устали от сырой земли…

Юноша отодвинулся, задумчиво глядя куда-то вдаль. Тури притворялась засыпающей, усиленно сопя. Он не взял её цепь в руки. Он смотрел в сторону. «Должно быть, прикидывает, сколько стоит звание. Считай, считай, засранец. Если мне удастся смыться, тебе придётся накопить долбаное состояние, чтобы купить его». Теперь ей нужно было всего лишь дождаться – дождаться заснувших оборотней у костра, или, может, дождаться, пока юношу тоже сморит сон.

Она затаила дыхание, когда Мотылёк, вздохнув, принялся снимать нагрудник. Он даже не раздевался полностью на ночь, настороженный и всегда напряжённый. Как назло, именно сегодня Мотыльку вздумалось помечтать. Поворочавшись, юноша прислонился к колесу экипажа, оперся о локоть, задумчиво глядя в далёкий огонь костра.

«Хорошенький, – признала Тури, вздыхая тихо и стараясь не выдать себя. – Всё-таки люблю светленьких. А брови горские. И ресницы чёрные. Эх, если и папашка такой был, жёнушка капитана всё-таки не дура оказалась. Жалко, если придётся зарезать его, чтобы бежать». Не догадываясь о рассуждениях своей коварной пленницы, юноша засыпал. Тури осторожно приподняла голову, когда он первый раз всхрапнул. Тихо, по одному звену, она принялась вытягивать цепь из-под его ног.

Некстати раздался хохот от костра – кто-то, видно, до сих пор шептался. Левр вздрогнул, вскинулся, но, не обнаружив угроз, вновь уронил голову. Тури едва сдержала смешок. «Вот поэтому я никогда не ставила молодёжь в ночные дозоры».

Она скосила глаза в сторону края дороги. Ей придётся совершить хорошую пробежку, что в цепях было совершенно невозможно. А значит, надо уходить тихо. Тури помедлила, привставая. Придержала цепь на пальце – только бы не звенела! Медленно, плавно, она отползла на шаг назад, стараясь не издавать ни звука, так же медленно встала на ноги. Ненавистные оковы на ногах задевали траву и позвякивали. Мальчик заворочался. Она замерла, сглатывая.

Снова тишина. Ещё два шага. Нельзя рисковать, звук в ночном воздухе разносится далеко, это не военный лагерь, где не слышно собственных мыслей из-за шума. Ещё шаг. А спит он не слишком крепко. И губы вытягивает во сне. Мальчишка. Ещё шаг…

Она отошла почти на десять шагов, когда он проснулся. Выбора не оставалось: его придётся или вырубить, или прибить насмерть. Тури не думала долго, роняя цепь и хватая его же нагрудник – бросившись на него пластом и больно ударившись о край – в отчаянной попытке найти хоть какое-то оружие. Но Мотылёк был хорош. Чертовски хорош в избегании столкновения.

– Довольно! – прошипел он, уклоняясь от ее ударов. – Ты уже не убежала!

Это было обидно. Так что она позволила себе ещё один замах нагрудником перед тем, как он подсёк её и тут же поймал, немедленно укладывая лицом вниз на землю и обезоруживая, после чего старательно примотал цепь к колесу и щёлкнул замком.

«Самая тихая схватка из всех; прежде такого не случалось со мной, – пыталась прийти в себя Тури. – И, если он не полный придурок, он больше не заснёт прежде, чем прикуёт меня к чему-нибудь». Оба перевели дыхание. Женщина готовилась к пинку напоследок, но вместо этого Левр хмуро навис над ней и горестным тоном инквизитора, разочаровавшегося в своём пыточном мастерстве, произнёс:

– Снимай сапоги.

– Да подавись, – буркнула она, садясь и неохотно расставаясь с обувью.

Что ж, это была непродуманная попытка. Туригутта ругала себя, злая, как никогда. Что ей стоило усыпить его бдительность двумя, тремя вечерами тишины и воинских баек? Ведь не обещала же она попытки побега каждый день – в конце-то концов. А если бы и обещала – что за печаль нарушить обещание?

Она никогда не добилась бы и половины того, чего добилась, держа слово перед врагами. А он, владеющий ключами от её оков, был врагом, тут сомнений не оставалось. И, видимо, в следующую попытку придётся его прирезать во сне.

От костра северян вновь раздались голоса: волки шумно выясняли, от кого несёт дохлятиной. Кажется, дело шло к кулакам и мордобою. Тури зажмурилась. Определённо, если это было то, чего она добилась, следовало основательно пересмотреть методы и цели.

И выбираться уже как-то из-под попечения долбаного рыцаря Мотылька.

***

Полночи он провёл злясь на женщину и на себя, на свою слабость, на свою глупость и быстрый язык.

Он позволил себе замечтаться, что часто бывало с ним в библиотеке наедине с книгами, – и вот результат: первая же попытка побега заключённой едва не обернулась удачей, причём без каких-либо ухищрений с её стороны. Туригутта Чернобурка оставалась опасной противницей. Даже в цепях.

Ему следовало молчать и оглохнуть. Не поддаваться её чёрному обаянию. Иного не могло быть у воительницы, за которой на верную смерть годами шли опытные бойцы. Левр заворочался снова. Всё, что знал о Туригутте Чернобурке юноша, приходило со сплетнями. Так, прошлой зимой её ждали в Нэреине-на-Велде, куда она не явилась, вместо этого отправившись грабить окрестности Лучны далеко на юге. Но это было всё, что он о ней знал. Байки простонародья о вытворяемых воеводой зверствах Левр не принимал в расчёт. Всегда находились те, что их сочиняли, и те, что верили им.

Как можно было соотнести трепещущих мастеров Школы, говорящих о демонице во плоти, – и вот её, храпящую на голой земле? Как, если он с трудом мог разглядеть в болтливой каторжанке воина, которым она вдруг оборачивалась, когда дралась? И хорошо дралась – если учесть её общее состояние, скованные руки и ноги, отсутствие оружия. «Это упущение нашей Школы, – понял Левр, – мы не привыкли бить женщин всерьёз. Да есть ли вообще в Мелтагроте девчонки с оружием?» Он не сомневался, что какие-то девушки упражняются в стрельбе, некоторые, возможно, учатся фехтованию дома. Но Туригутта оставалась первой, с которой ему когда-либо приходилось сталкиваться.

И он не мог заставить себя бить в полную силу.

Левр спал плохо, и утро разбудило его раньше, чем всех остальных. Неприязненно покосившись на свою пленницу, он сел, прислонился к колесу экипажа, потёр лицо. Следовало умыться. Следовало одеться. Следовало разбудить кого-то из волков и намекнуть, что лошадей следует рассёдлывать на ночь. Хотя вон тот, в потрёпанной синей курте и низко надвинутом капюшоне, возможно, как раз уже седлал их…

Внезапное прозрение остановило возглас, вырвавшийся из груди юноши, беззвучным. Он немедленно отполз назад, к колесам экипажа.

«Что делать? Кто это? – все способы подавить панику остались забыты, – кричать? Бежать?». Он потянулся к плечу спящей Туригутты и толкнул ее. Толкнул второй раз. Она пробурчала нечто недоброжелательное. Левр выглянул из-за экипажа. Незнакомцев было уже трое, и двое из них крадучись приближались к костру. Это не сулило ничего хорошего.

– Мастер, проснитесь, – прошептал он, лихорадочно нашаривая рукой клинок, но вместо него находя что угодно: выпавшие серные драконьи спички, тептар, грифельный стержень, который тут же раскрошился, собственный нагрудник. Ему следовало – по крайней мере, так говорили песни, так он сам прежде полагал – выйти и принять бой. Но вот он, Левр из Флейи, ползает в грязи, даже не в силах найти собственные сапоги и меч. Да и что он представлял собой против троих опытных воинов?

Смерть от рук дорожных разбойников отчего-то категорически не казалась славной.

Туригутта потянулась, зевнула, и Левр отчаянно задёргал её цепь. В это же мгновение донёсся первый крик от кострища и ржание сразу нескольких лошадей. Мгновение спустя Левр оказался лежащим почти под экипажем, а сверху него взгромоздилась воевода, почти приникшая к земле, замершая на коленях и локтях, как затаившаяся на охоте лисица. Мимо них с другой стороны от экипажа пронеслись лошади, гикали всадники, звучала речь на сурте, возгласов становилось больше.

Звенела сталь. Раздавалось рычание и подвывание. Туригутта сползла с юноши.

– Надо сваливать отсюда, – прошептала она, толкая его, всё ещё пытавшегося рассмотреть, что происходит, – не мы их цель, нас не хватятся.

– Но как? Куда? – возразил он, и женщина пнула его в голень:

– Давай отстёгивай меня!

Руки у него тряслись, когда он пытался вставить ключ в замок цепи. Когда ему это всё-таки удалось, воевода подскочила с места и принялась удирать в противоположном драке направлении со скоростью, которую непросто было развить со скованными ногами. Левр ругнулся под нос, быстро пытаясь собрать хоть что-то из валявшегося по земле добра и одновременно не упустить Туригутту из виду.

Он был уверен, что, стоит ему замешкаться, воевода Чернобурка исчезнет бесследно. Схватив в охапку всё, что попалось под руку – Левр не мог сказать, было ли там что-то полезное, – он припустил вслед за ней.

Он ощутил нехватку воздуха, когда внезапно не увидел женщину. Но затем из ближайшего жасминового куста показались её руки, и он нырнул вслед за ней. Куст оказался колючим, под ногами скользила влажная трава. Когда он открыл рот, то не успел издать и звука – она тут же припечатала сверху свои грязные ладони:

– Не вздумай! Сиди тихо!

Левр не мог сказать, сколько времени прошло с того мгновения, как затихли последние крики и звуки борьбы от их оставленных попутчиков. Но он не решился пошевелиться прежде, чем это сделала Туригутта. Выбравшись на дорогу – оба были босиком, женщина окончательно изорвала свои штаны, – они посмотрели друг на друга, словно впервые.

Мысли роились у Левра в голове одна другой страшнее. Но все они превратились в прах, когда Туригутта беспечно улыбнулась и промурлыкала с игривыми модуляциями в гортанном голосе:

– Признайся, ты это всё подстроил, чтобы меня и наши игры ни с кем не делить?

========== О мертвецах и трактирах ==========

– Отдай мне ключ.

– Нет.

– Хотя бы покажи. Вдруг ты его потерял?

– Нет.

– Мотылёк, золотце, разве можно так с друзьями?

– Шагай дальше.

По крайней мере, теперь у Тури на ногах была обувь. Ей пришлось напихать в носки ботинок травы, чтобы они не спадали, да и сняты они были с мертвеца, но в её жизни бывали трофеи куда как пострашнее.

К сожалению, юный рыцарь успел заметить её интерес к оружию одного из их мёртвых попутчиков, когда спустя несколько часов унылой отсидки в придорожном ракитнике они вернулись назад. Лошадей простыл и след. Экипаж догорал – угли уже едва теплились. Тури и её страж молча стояли у открывавшейся им картины.

Она успела разжиться ботинками, новой туникой и тремя ремнями, прежде чем Левр пошевелился. Юноша был бледен. Тури была уверена, что он впервые видит столько мёртвых тел в одном месте. Но всё же, испуганный или нет, в смятении ли, а нож из её руки он вырвал, когда она почти опустила его в ботинок. К счастью Тури, её цепь где-то потерялась вместе с замком. Верёвку было бы легче перегрызть или перетереть – если бы у неё была такая возможность.

Ещё более отстранённый, Мотылёк побрёл, периодически подёргивая верёвку, вперёд по дороге. Они прошагали не меньше двух вёрст, прежде чем Тури вынуждена была обратиться к нему.

– И куда мы, собственно говоря, идём?

– Куда и шли, – был краткий ответ.

– То есть туда, куда ушли убийцы. Разумно. Этому тебя в Школе научили?

Он не ответил, но замедлил шаг. Судя по опущенной голове и напряжённо сжатым губам, юноша о чём-то мучительно размышлял. Наконец, он повернулся к ней.

– Я всё равно доставлю вас к месту назначения, мастер войны Туригутта, – церемонно сообщил Мотылёк, – и я не сниму с вас кандалы.

– Ты меня разочаровал! – Она театрально застонала, закрывая глаза и пряча лицо в ладонях. Никакого действия на паренька это не возымело.

– Я думаю, мы спустимся с дороги в низину. Здесь, похоже, возили только каторжан на каменоломни, – продолжил негромко Левр, – но все другие дороги там. Мы остановимся в какой-нибудь деревне. Попробуем найти лошадей…

Тури считала его идею бредовой, но возражать не стала. Всё было лучше, чем прямая дорога на каторгу. Даже спуск со скованными ногами по заросшим холмам – пару раз она всё-таки очень неудачно приземлилась: один раз задом на колючки, другой – точно на муравейник. Приятной местью было созерцание рыцаря, вязнущего на пашне, по которой они пробирались к проезжей дороге. Через пару часов они достигли деревни. Тури подобралась. Недоброе предчувствие охватило её сразу, как только на рассвете Левр её разбудил, и с тех пор не заканчивалось, но только ширилось.

– Послушай, может, лучше было бы не особо щеголять в доспехах? – намекнула Тури, беспокойно оглядывая подъезд к деревушке. Левр опешил.

– Почему?

– Оружие имеет свойство пугать тех, у кого его нет. Доспехи пугают всех – кроме трепетных благородных девиц, конечно. И посмотри на меня, зрелище точно не услада для взора… стоит ли нам вообще вместе показываться?

– Вы – заключённая его милости, князя Иссиэля, – высказался юноша, – а я – эскорт-ученик Школы Мелтагрота. У меня при себе письмо его милости. Нам обязаны предоставить всё необходимое для дальнейшего пути.

Безнадёжный случай. И вновь Тури промолчала.

Маленькая деревня протянулась вдоль излучины старого озера. Десятка с три подворий образовывали несколько улиц. Встретившиеся деревенские жительницы на срединной хине не изъяснялись, и Тури ни слова не поняла из того, о чём с ними беседовал Левр. Судя по тому, что женщины даже не остановились второй раз взглянуть на облачённого в доспехи рыцаря, для них зрелище было не диковиной. Рыцарь и его пленница направились к дому старосты.

Сытые, тучные коровы возвращались с дойки на поле. Горланили петухи. Где-то курлыкал индюк и кричали гуси. Прикрывая в притворном стеснении лица, мимо прошагали, звеня оловянными браслетами, девушки в пёстрых покрывалах, расшитых бусами и ракушками. Чистенькие и нарядные. Как и всё вокруг.

Дурное предчувствие не отпускало Тури.

***

Стоило Левру увидеть дом старосты деревни, и он выдохнул с облегчением. Он мог мечтать о приключениях, сидя в беседке в Школе Воинов. Но не было ничего желаннее крыши над головой в эту минуту. Кроме того, он желал умыться, предпочтительно тёплой водой с мылом, пообедать, а после снять с себя чёртовы доспехи, поддев и всё вообще, и скоблить, скоблить тело до тех пор, пока не сотрутся вместе с грязью последние несколько дней.

Он не был уверен, что после сможет заставить себя надеть их ещё раз. Когда он только начинал в них тренироваться, это была пытка, неприятная тяжесть, хотя за пару месяцев он привык. Но тренировки не длились круглые сутки днями подряд. Всё тело зудело и чесалось, и не было никакой возможности до него добраться.

При виде окружающей его деревенской благодати пришло понимание, как же сам он грязен. Если судить по виду его пленницы, состояние обоих было более чем удручающее. Вряд ли впечатление могли исправить блестящие доспехи – если учесть, что края кое-где покрывались ржавчиной, а вмятины и царапины уже никакая полировка не могла скрыть. Очевидно, того же мнения были и несколько мужчин у самого большого дома деревни, старавшиеся держаться от пришельцев подальше. Учитывая резкий запах пота, исходивший от него самого, Левр не мог их винить.

В центре деревни большая часть цветов была вытоптана, и наличествовали признаки недавней разрушительной потасовки: вывороченные столбы заборов, осколки глиняной посуды под ногами, многочисленные следы борьбы. Стога сена, смётанные у сеновала, также кто-то с неясной целью раскидал по всему проулку.

Наконец, из дома появился деревенский староста: рыжий длинноволосый сул с тремя растрёпанными косами, закатанными пыльными рукавами и подорожником на носу. Вид у него был грозный.

– Это они, да? – возвысил он голос, обращаясь к маячившему за спиной соседу. – Эй, вы! Назовитесь.

– Левр из Флейи, эско… – Туригутта разразилась демонстративным кашлем, юноша вынужден был проглотить «эскорт-ученика», – из Школы Воинов Мелтагрота.

– А это что? – староста кивнул на женщину.

– Заключённая его милости Иссиэля.

– Беглая?

– У меня есть бумаги… – начал было рыцарь, но староста его уже не слышал, подняв голову к небу и говоря сам с собой:

– Так-так, значит, одна беглая каторжанка и какой-то сопляк в доспехах стали причиной того, что сегодня полдня мой дом переворачивали вверх дном молодцы Вольфсона Илидаровича. И теперь на верхней дороге куча мертвяков, прими Господь их грешные души, а у меня на пороге попрошайки.

Чернобурка что-то прошипела слева, но Левр не мог заставить себя остановиться. Даже обнаруживая под сапогом чей-то выбитый окровавленный зуб.

– Мы желаем продолжить наш путь верхом и желаем встретиться с вашим ленд-лордом. В его землях на дороге орудуют разбойники. Это должно быть донесено до…

– Я ленд-лорд! – прогрохотал сул, от порывистого движения подорожник с носа у него слетел. – Я хозяин этой земли, и я чхал на то, что желает какой-то сраный бродяга Бог весть откуда!

– Мелтагрот…

– И на Мелтагрот я чхал, холера его побери!

– Бежим, – пробормотала Туригутта, и Левр моргнул, отступая под натиском разъярённого лорда-трудяги, чья рука уже искала вилы, прислонённые к двери.

– Но у меня бумаги…

– Будет чем разжигать костер, бежим!

Не в первый раз за последние дни он бежал в доспехах, а рядом, громыхая кандалами, перебирала ногами воевода Чернобурка.

«Что ж, я хотел быть рыцарем и совершать подвиги, – уныло думал Левр, волочась нога за ногу по лиственной рощице следом за неутомимой Туригуттой. – Боятся ли рыцари? Устают ли рыцари? Бывает ли такое, что рыцари не имеют ни малейшего представления о том, что происходит?»

Прошедшие полтора дня его подкосили. Он почти выл от чесотки по всему телу. У него урчало в брюхе. Разбойники, кем бы они ни были, что налетели на них в предутреннем мраке, забрали всё съестное, что нашли. Однако Туригутта Чернобурка не казалась удручённой этим обстоятельством. «Правильно, ей хуже уже не будет, – злился Левр, – это мне нужно каким-то чудом выбраться из этой передряги». Когда они достигли края кленовой рощи, Туригутта, оглянувшись, уселась у корней одного из дерева, вытянула ноги и сообщила:

– Думаю, мы ушли на достаточное расстояние. Что ж, отважный рыцарь Мотылёк, что ты собираешься делать дальше?

И Левр рухнул рядом. Едва найдя в себе силы привязать её к стволу – женщина не возражала вовсе, – он снял часть лат, обнаружив заодно очередные разболтавшиеся крепления, и вновь уселся рядом со своей пленницей.

Не имея даже отдалённого представления, куда идти, кого просить о помощи и что именно делать.

В книгах и историях герои справлялись со всеми трудностями шутя либо при помощи отважных безумств. Им не встречались мелочные нищие ленд-лорды, бьющие со спины разбойники. Им не приходилось таскаться по непролазным оврагам в чужих доспехах времён столетней давности. Да ещё в компании злоязычной каторжанки.

– Возможно, ты захочешь найти дрова и развести огонь? – невинно предложила злоязычная каторжанка.

– Точно, – пробормотал он, не делая ни движения, – именно так.

– А затем, может быть, ты наполнишь флягу водой из того дивного ручейка, через который мы перебрались, пока убегали?

– Угу.

На поиски сухих веток, пригодных для разведения огня, ушло почти два часа. Вне всякого сомнения, жители деревень подбирали каждую упавшую веточку, каждый прутик в округе, и Левр помучился, пока искал хоть что-нибудь пригодное для костра. Ещё час ушёл на то, чтобы подобрать с запасом достаточное количество сыроватой коры, сухой травы и прошлогодних листьев. Когда он вернулся к пленнице, она как раз пыталась, изогнувшись в немыслимой позе, зубами снять второй сапог.

– А, вот и он наконец, – не слишком дружелюбно отозвалась она на его шаги. – Меня могли шакалы съесть, пока ты там бродил!

– Здесь их не водится.

– Значит, кабаны. Или хорьки. Или долбаный загорный гнус. Развяжи меня наконец!

– Сначала разведу огонь… – В ответ на это она застонала:

– О нет, я не могу до ночи сидеть в этой позе! Давай спички, я сама. И нож, нужно настрогать щепы.

Он почти подчинился, но в последнее мгновение остановился. Чернобурка закатила глаза, демонстрируя скованные руки.

– Я ружанка. Свой первый очаг я построила, когда ещё писалась по ночам. У меня это займёт в сто раз меньше времени, чем у тебя. Долго мне ждать? Уже совсем стемнело!

«Я самый отвратительный конвоир», – ругал себя Левр, подчиняясь своей пленнице. Перестраховываясь, пока она выстругивала щепу, он держал меч у её горла, вцепившись в него, как будто от этого зависела его жизнь. На этот раз нож он отобрал сразу же, как только женщина закончила работу – хотя и пыталась её растянуть.

Огонь весело заплясал перед ними всего через пару минут. Левр отвязал Туригутту от дерева, не сговариваясь, они сели рядом, расстелив под собой одно из тонких одеял, прихваченных у сгоревшего экипажа. Наконец-то юноша мог перевести дух. И тут же задаться тысячей вопросов. Что, собственно, произошло утром? Кто были эти разбойники, вооружённые, как наёмники лучших войск? Неужели то действительно была Свора знаменитого Вольфсона, пиратствующего у побережья? Что они делают в Полесье и зачем искали их?

Стоило Левру вспомнить утро, и он сразу чувствовал постыдную слабость в ногах. Смерть никогда не подходила к нему настолько близко. Были, конечно, казни; за всю жизнь в Мелтагроте юноша слышал о пяти или шести и был на одной. Но он никогда не сталкивался с убийством. Ещё страшнее было вернуться потом к месту убийства. Чем ближе они подходили к разорённой стоянке, тем больше Левру казалось, что откуда-то некто наблюдает за каждым его шагом, только и выжидая удобного момента, чтобы наброситься и растерзать. Тела всё ещё были там. Мертвецы, многие из которых казались ещё живыми.

Могли ли рыцари бояться мертвецов? Левр сомневался. Когда его пленница достаточно отогрелась, а урчание в животе стало невыносимым, он не выдержал тишины, вызывавшей к жизни слишком многие тягостные раздумья:

– Вы когда-нибудь боялись мертвецов, мастер?

Она хмыкнула, утыкаясь подбородком в колени и подвигаясь ближе к огню.

– Хочешь страшную сказку на ночь, Мотылёк?

– Я хочу забыть о том, что весь день ничего не ел, – чистосердечно признался Левр.

– Мудро, – похвалила она, щуря тёмные глаза. – Да, есть у меня одна история. Аппетит отбивает. Слушай же…

***

Победа этого стоила. Это было то, с чем они жили в годы Смуты. Это была истина больше, чем жизнь, чем смерть, чем боль. Победа стоила всего.

С этой мыслью Туригутта Чернобурка, ещё не прославившая своё имя, стояла среди тысяч других воинов на Южной стене Элдойра перед тем, как отправиться вниз. Она не боялась боя. На самом деле, её куда больше пугало поражение. А поражение казалось очень вероятным. Она плохо запомнила, какой клич прозвучал перед тем, как она и её десятка заняли своё место в рядах армии Ниротиля. Она не помнила точно, что и кому говорила перед сигналом к атаке.

Но стоило ему прозвучать, в них полетели стрелы и копья, и запоминать стало нечего, некогда – всё размывалось, всё таяло, остались только тени, от которых следовало спасаться. Тени занесённых мечей и летящих стрел. Тени потустороннего мира. Тури казалось, она слышит наяву шёпот душ, что покидали остановившиеся сердца.

Она выжила – вот и всё, что помнила, кроме собственного страха, женщина, когда всё закончилось целую вечность спустя. Поднялась, тяжело кашляя. В дыму, окружавшем её, она не могла различить оттенок знамён, и это было хуже всего. Это было важнее всего. Спотыкаясь, зашагала в никуда, подволакивая ушибленную ногу, но почти сразу споткнулась о чьё-то тело. Дальше идти Туригутта не рискнула, схватившись за бок. Кажется, опять ребро. И опять с той же стороны, что и в предыдущий раз!

Битва продолжалась, но шум удалялся. И, хотя в ушах у Тури звенело, она могла расслышать обрывки фраз, разговоров:

– …и как раз вовремя пришли…

– …поднимай его, поднимай! Этого оставь, он уже всё.

– …только рука? Или ногу тоже? Идти можешь?

А значит, раненых забирали госпитальеры и добровольцы.

Мертвецов было больше. Туригутта медленно обернулась вокруг. Куда бы ни упал её взгляд, вокруг были мертвецы. Куда бы она ни ступила, под ногой оказывалось чьё-то ещё тёплое тело. Оступившись, она упиралась руками в коченеющие трупы. Оборачиваясь, встречала чей-то стекленеющий взор. Вся южная стена, весь ров, все рвы – пять, шесть рядов, кто знает? – были в мёртвых телах, отрубленных конечностях, крови и грязи. Где-то что-то горело. Разлом в стене, который был в нескольких десятках шагов, продолжал осыпаться каменной крошкой. Крики, стоны, плач, мольбы – всё сливалось в одно гудение, висящее над землей.

Тури прижала руки к лицу, пытаясь дышать, но воздух был слишком тяжёлый, она не могла вдохнуть, сломанные рёбра жгло огнём, а ноги слабели, и в последний момент её подхватил кто-то сильный, большой, когда она принялась оседать вниз, цепенея и задыхаясь.

– Ты ранена, сестра? – Незнакомый тёплый мертвец смотрел добрыми серыми глазами сверху на неё; она не смогла бы отличить его лицо от тысячи других лиц. – Ты можешь идти?

– Нет, – беззвучно открылся её рот, мгновенно наполнился слюной вперемешку с желчью и кровью: кажется, она прикусила губу или язык. Может быть, сломала зуб.

– Я провожу тебя к городу. Кто твой командир?

– Мы все умерли, – сорвалось легчайшим глухим шёпотом с губ. Сероглазый мертвец с тёплыми руками покачал головой, прогрохотал над ней:

– Обхвати меня за шею. Я отнесу тебя.

Несмотря на тепло его рук, её пробирал озноб. Незнакомец усадил её на уступ у рухнувшей стены. Серо-синяя оседающая пыль висла в воздухе. Раздавались далёкие крики. Среди них Тури могла расслышать команды перестраиваться, перекличку. Но её тело больше не подчинялось им. Бездумно она вновь побрела в никуда, совершенно не отдавая отчёт в направлении.

В двадцати шагах наткнулась на мёртвого Рамиса – его лицо было чистым, как будто умытым, тогда как все вокруг с ног до головы были в пыли, крови и грязи. Мёртвая Чази, девушка из отрядов кочевников. Мёртвые братья из Ибера. Бану. Какие-то горцы. Мертвецы и лишь изредка – умирающие. Мёртвые лошади. Раздробленные щиты. Хромающего, под руки из-под чьих-то тел и наваленных сверху обломков вытаскивали Трельда. Наконец, стали попадаться знакомые стяги. Тури и не представляла, что бой отбросит её так далеко от своих.

Её страшно мутило. Её никогда не мутило прежде от крови и ран, своих ли, чужих ли. Но теперь всего было слишком много. Запах смерти, густой, отравлял воздух. Не запах разложения, не резкий металлический запах крови – нечто иное, на грани ощущений, чьего вкуса нельзя было определить, с чем-то сравнив. То была сама смерть. Смерть, низко рыча, собирала свой урожай, шагая рядом, совсем близко. И робкая радость от того, что Тури уцелела, увядала, когда она чувствовала дыхание смерти за спиной.

И вот тогда воительница увидела – под рыжим конём, под несколькими щитами и трупами, весь в крови, был её капитан. Она закричала сразу же, не зная ещё, есть ли вообще голос, и спустя мгновение все прежде невидимые выжившие суетились вокруг.

Бьющиеся сердца среди холодеющих трупов. Такими запомнила своих соратников Туригутта в страшный день победы Элдойра. Она редко покидала госпиталь в следующие месяцы – пришла зима, и нехватка припасов продолжала сказываться на всём городе. Было холодно, голодно, продолжали умирать друзья. Каждый её день начинался и заканчивался одинаково – у ног Ниротиля, чья жизнь по-прежнему оставалась под угрозой. И однажды, стоило ему подняться на ноги, вместе с ним поднялась и новая война…

И жизнь продолжилась почти такой же, как была прежде. Забывались раны, забывались потери. Одно не забывалось: собственное безмолвное одиночество на поле мертвецов, не успевших остыть под стягами победы.