Текст книги "Манифест Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Гайя-А

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Туригутта зажмурилась; пахло жареным маринованным мясом, слышались ленивые переругивания тиаканцев, торгующих всяческой снедью, вечная ругань вольных прачек, спорящих из-за куска мыла. Конокрад в колодках распевал скабрёзную песенку. Мир был кристально знаком и чист. Правильным и справедливым.

Только меча не было у неё и руки её были скованны, но это должно было измениться в следующие несколько минут, стоит им только преодолеть преграду высоких ворот Исмей. Туригутта застыла перед последним рядом ярмарочных навесов, улыбаясь гарнизонным башням. Она была абсолютно уверена, что их разглядели издалека.

Мотылёк забарабанил в калитку первых ворот, но ответной реакции не последовало. Тури терпеливо выжидала. Юноша поднял руку и вновь вознамерился постучать, когда распахнулись ворота, и Левр покатился по земле, сбитый с ног тремя бравыми молодцами в полной штурмовой выкладке.

– Хозяйка дома! – дрогнувшим голосом возвестила Туригутта, успевая только обвести парней взглядом.

Суета вокруг нарастала. Левра проволокли внутрь, быстро прекратив его попытки сопротивления. Тури успела задуматься, как сильно ему досталось, когда её закружило в объятиях и приветственных криках, а кое-кто даже разразился слезами.

– Я знал!

– Хрена ты знал, скотина, мы её уже и отмолили…

– Земля тётушку не примет, огонь тётку не возьмёт. Наша Лисичка с нами!

– Я в порядке, – отвечала она коротко всем подряд, окунаясь в их приветствия, как в исцеляющие воды. – Всё хорошо; Бритт! Бритт, золотой мой! – И, прорвавшись сквозь толпу, оруженосец вздел её в воздух, сгрёб обеими руками, оторвал от земли, закружил, невнятно выкрикивая молитвы вперемешку с руганью.

Но когда крики стихли и Туригутта оказалась на ногах снова, она обернулась, чтобы взглянуть на Мотылька. Взъерошенный и напряжённый, он, тем не менее, не смотрелся чужеродно. Скорее был похож на отбившуюся от стада овцу, нашедшую, наконец, пастуха…

– Это, дружочки, Левр Мотылёк, – сообщила она в пространство, – мой тюремщик.

…или мясника.

========== Рыцарь нарушает правила ==========

Комментарий к Рыцарь нарушает правила

Очень левроцентричная глава)

От истории не так много осталось, что автора чрезвычайно радует)

…В теории – если верить тому же мастеру Мархильту или любым другим Наставникам – воины должны были являть собой все возможные достоинства и никаких недостатков. Каждый из них обязан был соответствовать идеалу или стремиться к нему.

Если Левр и встречал сборище, более далёкое от всех идеалов рыцарства, чем воины Туригутты Чернобурки, так разве что бездомных попрошаек у ворот Сосновой Крепости, далёкой, совершенно забывшейся в приключениях. Юноша призвал оставшиеся у него силы, чтобы не двинуться с места, когда сразу трое мужчин шагнули в его сторону, положив ладони на рукояти мечей и сабель.

– Парень, ты тот ещё камушек, если она тебе не сожрала, – усмехнулся рослый суламит, названный Туригуттой «золотцем», и остальные поддержали его такими же наглыми улыбками.

Левр меча не опустил.

– Так чего ты хочешь за возвращение сестры?

– Ничего. Она подлежит воинскому суду. – Левр проговорил эти слова вполголоса, и они потонули в злобном хохоте присутствующих.

Самое страшное из переживаний прошлого снова было реальностью. И на этот раз рыцарь не мог утешить себя тем, что воины вокруг него не настоящие. Как раз они были самыми настоящими. И смеялись над ним.

Что толку было бороться со своим страхом? Стараться задавить его? Он не становился меньше от этого.

Левр моргнул.

Меч по-прежнему был в его руке.

– С кем из нас ты хочешь сойтись в драке, парень? – продолжил суламит, разминая плечи и оглядываясь. – Любой из нас сочтёт за честь…

Левр не стал дожидаться. Он уже знал – он был уверен, что ему придётся сразиться с кем-то из них, и не с одним. И если перебирать правила, записанные за Туригуттой Чернобуркой, то одно из лучших было бить первым.

Бить первым. Не смягчать удар. Не щадить противника. Не смотреть назад. Не надеяться на будущее. Жить и сражаться в настоящем. И, под свист и гомон зрителей, Левр приготовился.

– Назад! – раздался вдруг властный голос над кругом, в котором юноша не сразу узнал Туригутту. В центр прошагала и она сама.

Кандалы на её запястьях наличествовали. А вот цепь между ними была порвана.

– Дай мне саблю, – толкнула она плечом замершего воина. – Эй, ребятки! Шире разойтись. Он мой.

Чувство собственной чуждости, посещавшее его всегда на тренировочных площадках Сосновой Крепости, отступило без остатка. Был он, песчаная пыль в воздухе, была неулыбчивая, незнакомая Туригутта напротив, и в её свободных руках – сабля. И, если Левр достаточно хорошо узнал её за время их путешествия, воевода не собиралась его щадить. В списке тех, кого она имела полное право ненавидеть, он должен был занимать почётное первое место.

Что ж, они достаточно долго портили друг другу жизнь, чтобы сойтись в финальной схватке. «Здесь и сейчас, – решил Левр, – здесь и сейчас я узнаю, и узнают они все, обманывал ли я сам себя или рыцарство – то, что мне действительно по силам». Азарт, охвативший его, не шёл ни в какое сравнение со страхом, сковывавшим всё тело на турнире в Мелтагроте.

Он помнил всё, помнил тяжесть надёжной брони, что спасла бы его жизнь даже от самых сильных ударов, помнил вкус пыли на языке, помнил поднятые руки зрителей и лица дам. Помнил запах ристалища – лошадиный пот, мокрый песок. Помнил звуки – рвущиеся стяги, восторженные возгласы. Но чего Левр не мог воскресить в памяти, так это себя, мог только вспомнить оцепенение в теле, не имеющее причиной доспехи или неумение замахиваться мечом.

Здесь и сейчас всё было иначе. Даже Туригутта размывалась перед его зрением. Взор выхватывал детали. Потёртые рваные штаны. Сношенные сапоги. Тёмные пятнышки многолетних мозолей между большими и указательными пальцами её смуглых рук. Он мог сосредоточиться на прищуренных тёмных глазах, безумных, прекрасных, на смертоносно-обманчивой простоте шагов, плавных, как поступь лесной косули. На осанке. На изгибе жёсткой талии. Ехидном выражении плотно сжатых губ.

– Ты была куда как смелее, Чернобурка, в койке! – наугад выкрикнул Левр, догадываясь, что спровоцирует женщину, и он добился своего; и Боже, предчувствуя разбитый рот, нос, боль во всём теле и даже, вероятно, выбитые зубы, он хотел этого…

Она атаковала. Всерьёз.

…Левр хотел. Познать её. По-настоящему. Быть врагом или другом, но не мальчиком для сказок на ночь; быть тем, кто её разозлит, рассердит, развеселит, взволнует, но только не оставит одну, не разочарует, не покажет спину.

Её девятый удар был подлым, десятым она его опрокинула на землю, а избежать одиннадцатого ему удалось, совершенно нерыцарским ударом в челюсть скинув женщину с себя. Туригутта зарычала, окружающие – Левр их не видел и не чувствовал их присутствия – что-то пророкотали.

Они меня забьют насмерть, если она просто нахмурится; но это того стоит.

Стычка продолжилась. Поднимая руки и выдыхая, набирая воздух в грудь, отражая удар и подставляясь – Левр напрочь забыл обо всём за пределами их мира на двоих. Ударов было множество, но он умудрялся подхватывать её сложный, рваный, неправильный, непредсказуемый ритм и встраиваться в него.

– Думаешь, я ослабла? – гаркнула воевода, побираясь достаточно близко, чтобы пнуть его в лодыжку. – Да ты стонешь, как ишачка в охоте!

– Тебе лучше знать, – не смолчал он в ответ.

В следующий раз они замерли рукоять к рукояти. И Левр, убеждённый, что уж в этой позиции будет сильнее, выдохнул испуганно, столкнувшись с её прямым взглядом.

В нём была печаль.

Ты опытнее, ты лучше сражаешься, ты хитрее, не так наивна, но счастлива ли ты от этого? – подумал, не посмев сказать, Левр, позволяя за себя говорить это тяжеловесному дедовскому клинку. И больше не терял её глаза. Беспокойные, искренние, как никогда, в которых взрывались степные звездопады, в которых звенела сталь сражений над зелёными полями и ржали кони под грозовыми небесами. В которых бесконечно сражались они вдвоём, прогоняя прочь даже призраки прошлого.

Голоса вокруг исчезли. Зрители исчезли. Запутавшись в ногах друг друга, Туригутта и её рыцарь-противник рухнули на землю и покатились по ней.

Левр ожидал всего, только не того, что её руки настолько сильны спустя месяцы в оковах. Короткое мгновение Тури снова была женщиной, затем – воеводой Чернобуркой, но потом опять, опять женщиной, близкой, желанной, пахнущей острым пряным потом, лошадьми, долгой дорогой, гостиничными безвкусными обедами и дешёвым вином – и вновь оборотилась опасной смертоносной воительницей, готовой вцепиться зубами ему в горло…

Я сражаюсь не с ней, – вдруг пришло Левру в голову, – я сражаюсь с собой. Пришла другая мысль, не менее неожиданная и интересная: что, если и для неё это не просто рутинное убийство? Что, если и она пытается победить нечто большее, чем мальчишку-конвоира?

Разгадать загадку и разрубить хитросплетение узлов им не удалось; над площадкой зазвучал рог, раздались крики, а затем Тури с него сдёрнули, швырнули в сторону, и Левр против разумного рванулся вслед – догнать и защитить её, но тут же оказался на земле лицом вниз, с руками, скрученными за спиной, чей-то сапог отшвырнул прочь его клинок, умелые руки мастерски обездвижили его.

Рядом Туригутта точно так же отплевывалась от песка, злобно дрыгая ногами и руками и проклиная всё на свете.

– Оружие наземь! Королевские дозорные войска вступают в гарнизон Исмей и требуют покорности его величеству!

***

…Быть пленником – сомнительное удовольствие. Пленницей – и того меньше.

Туригутта закатила глаза, опираясь спиной о крошащийся известняковый кирпич. Известняковые постройки быстро ветшали и приходили в негодность там, где сырость подтачивала стены и основания. Если бы у женщины с собой было что-нибудь острое, она непременно попробовала бы расковырять место крепления решетки к стене.

В тюремной камере Исмей она была одна. Она не позволила своим бойцам сопротивляться налетевшим словно из ниоткуда дозорным в королевских плащах – во дворе крепости стало темно от чёрных одежд и стягов. Незнакомцы – из горцев, конечно – действовали быстро, аккуратно и не мешкали перед тем, как применить силу к непокорным.

Бритт бросил на воеводу короткий вопрошающий взгляд, но Туригутта лишь поджала губы, едва заметно мотнув головой. Её парни не заслужили наказания. Вероятной бойни, о которой она накануне рассказывала Мотыльку, удалось избежать.

Куда дели дозорные юного рыцаря, спросить Тури было не у кого. Она мудро не открывала рта лишний раз, и ей удалось избежать – слава Богу! – новой цепи на оковах. Чувство свободных рук было непередаваемо прекрасно. Ради него стоило вести себя скромнее.

Тури подняла руки ладонями кверху. Запястья стали тоньше за месяцы в вынужденном положении и болели. Болели натёртые косточки, сильно выдающиеся там, где прежде их не было. Но даже так, она успела взять саблю, она успела сразиться, успела вновь испытать себя в бою – и была как никогда признательна за то, что противник оказался не из тех, что струсили бы.

Загремела решётка двери. Появились безмолвные воины в чёрных кафтанах. Трое заняли место у решётки, двое встали точно напротив входа. Горские невыразительные лица, на вкус Туригутты, не смогла бы различить между собой родная мать.

– Мастер войны Туригутта Чернобурка, – зазвенел один из них, по голосу – едва ли старше Мотылька, – вас приветствует капитан королевских войск, Финист Элдар.

Ей послышалось, все асуры на грани слышимости добавили что-то на своём наречии. Впрочем, она знала, что именно. «Сын Солнца». Удивление Тури удалось скрыть при виде молодого мужчины, легко сбежавшего вслепую по крутым ступеням и прошедшего к ней в камеру. Да, это был он, она могла вспомнить его лицо; отрёкшийся наследник, выбравший простую воинскую жизнь вместо белого трона.

Вероятно, в его выбор были вмешаны куда более тонкие материи и многоуровневые интриги, но Туригутте хватало поверхностного знания: арестовал её не простак и не рядовой дозорный.

– Сестра-мастер, – приветливо поздоровался Элдар, – могу я предложить тебе трапезу?

На ильти он говорил без малейшего акцента. Тури кивнула. Один из неразличимых горцев немедленно вплыл внутрь – в руках он держал корзину с едой.

При виде трёх пышных пшеничных караваев и доброго куска овечьего сыра воительница сглотнула набежавшую слюну.

– Если там яд, не вздумай меня остановить, – предупредила она капитана. Он лишь улыбнулся.

Бездонных чёрных глаз улыбка не достигала.

– Не возражаешь, сестра, я начну? – мягко проговорил капитан, игнорируя её жадное чавканье. – Видишь ли, наше время ограничено. И первое, что я должен сообщить, – суда над тобой не будет. Да, приговор к каторге был признан бесчестным. От лица Совета приношу извинения. Твоему положению в войсках такое наказание не подобает, посему ты будешь со всем уважением обезглавлена на центральной площади белого города.

Сердце Тури оборвалось, еда на миг потеряла во рту вкус, но она лишь кивнула. Других милостей было ждать неоткуда. И это был не первый смертный приговор.

– Но вопросы появились к твоему прославленному тюремщику, Левру Флейянскому. Видишь ли, не каждый день сыновья Наместников-предателей пишут письма королю, сообщая о предательствах князей, мастер-лордов, воровстве и обмане среди полководцев…

– Безумцев в Поднебесье немало, – осторожно ответила Туригутта.

– Безумцев, по стечению обстоятельств грамотных, одарённых в словесности, да к тому же пропавших вместе с государственной преступницей-воеводой Бог весть где, а затем объявившихся с повинной в Исмей – нет. И это не считая той мелочи, что мастер-лорд с каторги объявил обоих беглецов мёртвыми – что подтверждено свидетелями. Говорят, оба прыгнули с Мостов в Варну.

Чего было не отнять у их приключений – так это обилия свидетелей, тут Тури не стала бы спорить.

– И вот какой юридический парадокс заставил кое-кого в Совете обеспокоиться, – продолжил молодой асур. – Рассказ безумного Левра слишком разумен, чтобы его проигнорировать. Особенно в той части, которая касается разграбления новых золотых рудников, подкупа шеф-мастеров Дозора и тому подобных деталей. Особенно на Западе.

«Особенно под носом у князя Иссиэля, который твою семейку ненавидит, – про себя договорила Туригутта, – настолько, что даже не хочет видеть твоих знамён в своём городе, старой столице; и, может быть, Молодой Иссиэль вовсе не моего капитана задумал сместить в Совете, а твоего дядюшку Элдар». Она не была сильна в политике, но, когда речь заходила о воинах, чувствовала себя на знакомой территории.

– И поскольку единственным вероятным свидетелем всего произошедшего являешься ты, мастер войны, то приходится выбирать. Либо ты свидетель, либо осуждённая смертница.

– Так кто в итоге? – Она облизала пальцы, стараясь не выдать собственной нервозности. Асур хладнокровно поднялся со своего места.

– А это, сестра, зависит от того, какой вариант кое-кому в Совете окажется выгоден и насколько послушным будет твой приятель из Флейи. А теперь – если ты насытилась и твой рот свободен, чтобы ответить на мои вопросы – не будешь ли любезна…

***

Время в темнице на самом деле текло бесконечно. Левр успел пересчитать кирпичи в кладке стен, прутья в решётках дверей и окон, количество гвоздей в немногочисленной мебели и уже перешёл к подсчету пробежавших мимо крыс и мышей. Удивительно, какой редкостью они были – ему казалось, тюрьмы ими должны кишеть.

Он закрыл глаза. Открыв их, он вновь принялся пересчитывать потолочные своды. Один, два, три. Туригутту могли вернуть на каторгу за день, за час. Чем они занимались так долго? В его представлении, всё расследование занимало несколько часов. Может, день или два, но никак не десять. Что могло произойти за десять дней? Что угодно: государственный переворот, массовые погромы и бунты, эпидемия оспы или чумы, потоп, пожар, стихийные бедствия и нисхождение всех знаков конца времён.

Но, судя по виду из крохотного вентиляционного окошка, к которому он, превозмогая страх перед высотой, забирался дважды в день и у которого проводил по несколько минут, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Ярмарочный люд, конечно, переставлял навесы с места на место, погода сделалась ощутимо холоднее, но и только.

В сидении в тюрьме не было ровным счётом ничего героического. Левру не приходилось терпеть пытки. Его не допрашивали за десять дней ни разу. Попросив одеяло, он его получил. Еда была более чем сносной, особенно по сравнению с той, что доставалась ему за время их с Туригуттой путешествия.

Кроме койки с соломенным матрасом, в камере находилось ведро для нужд, ведро с чистой водой, небольшой табурет, накрытый скатертью, на которой лежало потрёпанное Писание. Робкую просьбу вернуть тептар не удовлетворили. Левр оказался один на один со своими мыслями и благочестивыми строками божественного откровения, которые его слабо утешали.

Что происходило с Туригуттой? Что произойдёт с ним? Вопросы мучили его, мешая даже отоспаться, а ведь ему казалось, спать после всех приключений по дороге он сможет вечность.

Десять дней спустя, в жажде узнать ответ на свой вопрос, юноша приветствовал скрежет решётчатых дверей темницы, как будто к нему спешили самые дорогие гости.

Шаги по крутой лестнце были едва слышны. Доносились голоса:

– …ну наконец-то! Ужасная скука эти гарнизоны. Летящий, почему тебе не сидится в столице или у дядюшки?

– Ты предпочитаешь рисковать задницей за гроши? Я бы поскучать не против. – Глубокий, приятный голос капитана приблизился, и воины короля во главе со своим предводителем оказались напротив Левра. Их разделяла лишь решётка.

Капитан Элдар сел на ступенях. Переносной столик с несколькими свитками и листами бумаги поставили на пол. Среди прочего Левр увидел перед капитаном свой тептар. Можно было не сомневаться, его изучили вдоль и поперёк.

Допроса не было – капитан лишь уточнил несколько деталей, после чего дружелюбно воззрился на заключённого.

– Ты знаешь, почему ты в заточении? Это не наказание. Скорее защита. Ты обвинил не самого незаметного военачальника в измене, лжи и взяточничестве.

– Мастер-лорд Оттьяр намеревался лгать под присягой. Он сговорился с Дозором…

– Да-да-да, мы все изучили твои показания, – отмахнулся капитан Элдар, – ты же понимаешь, как это звучит. Когда подданные князя обвиняют военачальников князя, да ещё и делают это в королевском суде… никто не захочет связываться с таким делом. Особенно если военачальник весьма влиятелен благодаря контролю над самыми богатыми и новыми из золотых приисков.

– Я не откажусь от своих слов, – предупредил Левр.

«Пока нет, – прозвучали слова голосом Туригутты, словно она стояла рядом, – подожди с месяцок, мальчик. Подожди – и будешь готов оговорить меня, себя, родную мать, короля и святую Веру за право увидеть солнце». Если это было ещё одно испытание, Левр предпочёл бы его не проходить. Капитан пожал плечами:

– Видишь ли, обвинив мастер-лорда Оттьяра, ты становишься частью неприятного длительного процесса, который с равным успехом может закончиться решением в его пользу или против него. Но даже в худшем для него случае мастер-лорд не будет обвинён в измене. Его не казнят, вряд ли сошлют. Что ты получаешь? Звание? Поверь, я бы предпочёл не иметь такого врага, когда речь о жалкой бирке на поясе.

«Справедливость, – подумал Левр, усилием воли не бросая взгляд на свой тептар на низком столике, – справедливость, честь, верность. Это гораздо больше, чем воинский пояс».

– К тому же ты уже добился справедливости для своей пленницы, – как бы между прочим заметил капитан, не спуская глаз с рыцаря. – Действительно, неразумно со стороны князя Иссиэля было отправлять воеводу Чернобурку на милость тому, чьи земли она разорила и кто был свидетелем против неё. Новый суд по её делу невозможен.

– Что теперь будет с ней? – холодея, спросил Левр. Капитан пожал плечами:

– Полагаю, её просто тихо казнят.

Очевидно, надломленная тишина даже горцу показалась неуютной, потому что он заговорил с интонацией убеждения:

– Подумай, ты – эскорт-ученик, и твои слова приравниваются к половине свидетельства. Чего ты можешь добиться, настаивая на своём?

– Вы не хотите суда, – в пространство проговорил Левр, всё ещё не в состоянии переварить услышанное.

– Никто не хочет. Это может… осложнить ситуацию на Западе, скажем так.

– Вы просто хотите оставить всё как есть.

– На данный момент – да. Я не думаю, что тебя заинтересуют подробности политического противостояния…

– Нет.

– Ты ведь всё равно не представлен ко двору.

– Нет.

Холод, проникший в него с речами молодого наследника Элдар, не улетучился, как это бывало прежде. Он укрепился. Он вырос. Левр позволил ему вырасти. Позволил своему страху окончательно собой овладеть, чтобы ужас его пожрал, готовый сдаться перед ещё большим.

Туригутта была права. Рыцарства не существовало, кроме как в песнях, сказках и отдалённых захолустьях вроде Варнаяра, где старые земледельцы могли себе позволить игровые турниры и путешествия вдоль дорог на старости лет. Мёртвые герои древности смеялись над ним с гобеленов и гравюр, когда юноша пытался догнать их в невероятных приключениях и отважных подвигах, вооружённый игрушечным копьём и такими же ненастоящими представлениями о правилах битв, побед и поражений. Итак, у всякой чести был предел и цена.

И свою Левр только что узнал.

– Да, я не был представлен ко двору, – заговорил он, шагая навстречу неизбежности, вспоминая, как целую вечность назад вживался в роль рыцаря перед турниром, – но я рождён в благородном доме. Мой отец был Наместником Лияри. Как и моя мать, принадлежавшая к дому Карин. А это значит, что я всё ещё дворянин, – продолжил Левр, глядя сквозь капитана, чувствуя необычайную лёгкость в теле, – и мои слова являются полным свидетельством против любого из подданных Элдойра. Более того, я имею право требовать как народного, религиозного и военного, так и королевского суда. – Он не замолчал, даже когда Элдар что-то тихо шепнул на ухо одному из своих стражей, после чего тот удалился. – По любому обвинению.

– И ты всё же обвинишь мастер-лорда в измене королю? – настороженно спросил Элдар. Левр сглотнул, стараясь побороть неприятное сосущее чувство в желудке:

– Нет. Я, кроме лжесвидетельства, обвиняю его в богомерзком грехе, оскорблении Веры: домогательстве к пленным и мужеложстве.

Слабым утешением, но всё же незабываемым впечатлением стали для Левра шокированные лица капитана и стражников-горцев, мгновенно растерявших своё прежнее напускное хладнокровие.

«Что ты сказала бы на такую тактику, Туригутта?».

***

Ему не стоило удивляться тому, как спустя ещё бесконечные четыре дня принялись шарахаться от него все встретившиеся воины. Это должно было ранить, задевать, но ему на самом деле было всё равно.

Левр даже нашёл в себе силы усмехнуться, расслышав приглушённые – недостаточно – разговоры о том, добавить ли к его прозвищу что-нибудь о его пострадавшем от домогательств Оттьяра целомудрии. «Пусть добавляют, – уговорил он себя тем же вечером, – пусть выдумывают столько оскорблений, сколько им угодно. Это мне лишь поможет». План прост, хотя и недоработан: действительно, дела чести рассматриваются в Храме, и избежать разбирательства не сможет даже мастер-лорд Оттьяр, какими бы залежами наворованного золота он ни обладал.

План, вероятно, слишком прост, потому что четыре дня спустя, когда Левр исхаживает вдоль и поперёк единственный коридор, по которому ему разрешено прогуливаться, приходит ответ из королевского суда. Капитан Элдар зачитывает его юноше лично, усмехаясь и кривя уголок рта.

– Ты добился своего, юный рыцарь. Боюсь, это может стать дурным прецедентом.

– Будет суд?

– Нет. Будет поединок. – Капитан Элдар протянул Левру письмо, лицо его стало непроницаемо. – Это дело оказалось на порядок занятнее, чем я ожидал. Мне пришлось поклясться именем своей матери, что я не шучу – как будто я так часто это делал! – когда я отправлял поверенного с вестью и твоими показаниями.

– Поединки запрещены…

– Это так. Но даже в Храме не нашли ни одного документа, где было бы указание на рассмотрение дела с подобными обвинениями. – Капитан с любопытством взглянул на юношу. – Скандальная слава воеводы Чернобурки показалась тебе хорошим примером, чтобы следовать?

– Мои намерения от этого далеки.

– Каковы бы они ни были, юный рыцарь, знай, что развязка превзойдёт самые смелые ожидания. – Горец покачал головой. – Такие дела не остаются незамеченными. Через три дня Оттьяр будет здесь, а вместе с ним, не сомневайся, вся окрестная знать и все, кто успеет услышать и добраться до Тиаканы. Мы достаточно близко к столице, чтобы разбирательство привлекло достаточно зевак.

Весь следующий день Левр провёл не покидая своей темницы, несмотря на то, что дверь была открыта. Отчаяние, охватывавшее его, находило всё новые уголки души для того, чтобы обосноваться. Из пучин самобичевания его вырвал Бритт, оруженосец Туригутты, появившийся на второй день его добровольной изоляции.

– Сестра-мастер передаёт вот это. – Он протянул изрядно потрёпанный тептар. – Она была у капитана Элдар. Много разных слов она сказала – я не буду повторять.

– Благодарю.

– Не благодарят вестника смерти, – мрачно произнёс рослый воин, – хотя ты сам напросился. По крайней мере, на твою будут смотреть сотни пар глаз. Там, у ворот, устроили долбаное ристалище.

– Турнирное? – тупо переспросил юноша. Бритт закатил глаза.

– Сортирное, болван! Какое ещё, кроме турнирного?

– Турнирное…

– Ты разозлил козла Тьори, вот что я знаю точно. Он не убьёт тебя легко. Покромсает, если сможет, и подыхать будешь долго. И что тебе вздумалось?..

– Сможешь дать пару уроков с мечом? – обратился к нему Левр, игнорируя его грубые подначки. Бритт лишь пожал плечами, уходя.

Вздохнув, юноша открыл тептар на последней странице, заложенной обнаружившимся там павлиньим пером. Сердце замедлило ход, слёзы едва не навернулись на глаза – но вовремя Левр опустил взгляд на то послание, которое ему на последней странице оставила неграмотная Туригутта.

Весьма художественно и с немалой долей грубого натурализма толстой чернильной линией была изображена гротескно выпяченная волосатая задница.

***

Если что успел узнать Левр из Флейи о наследнике Элдар за время с ним рядом, – так это то, что он, подобно большинству своих сородичей, был по-горски склонен к широким жестам.

Размах, с которым Элдар организовал канунный вечер перед решающим поединком, оказался истинно королевским. Вряд ли подобные средства могли быть взяты из казны. Скорее, их предоставили горцы.

Левр чувствовал себя участником детского розыгрыша весь день накануне, и вечер оказался ещё хуже. Удивительно, но перед турниром в Мелтагроте – ненастоящим, притворным сражением, единственным, в котором он участвовал, ему было в сто раз страшнее, чем теперь, когда смерть была близка. И, по мнению большинства, неминуема.

Присутствующие горцы поглядывали на него с удивлёнными усмешками. Воины Туригутты – с чувствами, которых Левр разгадать не мог. Они казались беспокойными. Причиной могло быть то, что ни одному не позволили держать при себе оружие. В отличие от Левра.

– Надеюсь, с тобой я не рискую, юный рыцарь? – послышался голос капитана, Левр обернулся; Элдар, скрестив руки, смотрел на него без улыбки. – Я подумал, тебе меч может понадобиться не только против Оттьяра. Возможно, кто-то заденет твою честь сегодня?

Левр смолчал, опуская глаза в пол. Лёгкие шаги асура были почти беззвучны.

– Зачем этот фарс, юноша? – зазвучал ближе Элдар.

– Если я его убью, вы получите то, что хотите.

– Осторожнее; я – всего лишь скромный служитель его величества, а не посланник воли моей семьи. Кое-кто из которой, в самом деле, будет очень радоваться в случае твоей победы. И свирепая, но такая обворожительная Туригутта Чернобурка избежит смертной казни, поскольку главный из пострадавших от её рук будет мертвецом, признанным лживым свидетелем, – протянул горец, – а вот, кстати, и она. Что ж, я оставлю тебя, юный рыцарь.

Левр его не слышал: взгляд его был прикован к воительнице. Она выглядела потрясающе. Воинственной походкой с гордо поднятой головой Туригутта Чернобурка, держа левую руку на поясе с мечом, а правую у груди, шагала по залу. Отросшие иссиня-чёрные волосы она перехватила лентой через лоб. Левр не сомневался, женщина не воспользовалась предложенной помощью служанок: волосы торчали кое-где, а белый бант, долженствующий символизировать отсутствующую вуаль, был повязан криво.

Но это ничуть не умаляло общего впечатления от её появления. Подобранный подол тускло-зелёного платья открывал тяжёлые сапоги и ружские шаровары. Ножны на поясе весело бряцали, украшенные бубенцами и цветными перьями. Юноше показалось, он успел лишь моргнуть, а она уже стояла с ним рядом, глядя строго снизу вверх на него.

Он и не подозревал, как сильно успеет соскучиться.

– Левр из Флейи, – церемонно приветствовала его Туригутта, – я слышала о том, что ты всё-таки склонился к самоубийству.

– Это не… – слабо запротестовал Левр, но она перебила его, подняв левую руку:

– Кажется, я всё ещё старше в звании. И эскорт-ученики не перебивают.

– Да, мастер войны. – Ему оставалось только кивнуть в согласии. Она сложила руки на груди. Удивительно, как обретение свободы изменило всё в Туригутте, от маленьких жестов до осанки. Только походка была всё той же, пружинящей, ритмичной и такой, словно она всё время была готова к бегу.

А вот голос приобрёл нотки злой властности, и спорить с ней стало совсем невесело. Левр обнаружил, что безмерно скучает по её беззаботному каркающему смеху и глупым шуточкам.

– Ты бросил вызов Тьори, а он получил за умение убивать земли и титул, – продолжила воительница без улыбки, – ты его оскорбил и сделал это намеренно. И я не буду отговаривать тебя. Даже не уверена, что знаю, зачем говорю тебе это. Ты умрёшь.

– Если так надо.

– Ты умрёшь, – нажала она, повышая чуть тон голоса. Левр покорно кивнул:

– Необязательно.

– Ты умрёшь! – на этот раз на них оглянулись несколько проходящих мимо воинов, и Туригутта отволокла юношу за собой в более тёмный угол.

В переполненном зале крепости, со всех сторон полном стражи королевского дозора, вряд ли можно было найти хоть какое-то уединение, особенно им двоим, но с некоторых пор Левр философски относился к вероятности появления нежелательных зрителей.

– Ты никогда и никого не убивал, – зашипела Туригутта, вновь ставшая собой прежней, и толкнула рыцаря к стене, – и – духи будут свидетелями! – да, ты хорош. У тебя правый замах, как удар драконьего хвоста. У тебя длинные крепкие ноги. И ты гибкий. Но Тьори таких, как ты, убивал десятками. Я проигрывала тем, кого он побеждал. Десятки глупых мальчиков вроде тебя гниют в земле, сотни калеками просят подаяние у ворот храмов…