Текст книги "Манифест Рыцаря (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Тебе лучше приковать меня сейчас, пока ты не заснул.
Это было неожиданно.
– Почему же?
– Если ты не сделаешь этого, я сбегу.
А это – прямо и откровенно. Тёмные глаза воительницы блестели в темноте. Левр поднялся с места, очень осторожно подошёл к Чернобурке и вытянул цепь на всю длину. Замок был там. Он поколебался мгновение. Возможно, ему следовало позвать на помощь?
«Этого ещё не хватало, – разозлился юноша на себя, – верить этой сумасшедшей, когда она в очередной раз пытается посмеяться надо мной!»
– Ты не сможешь, – ответил он и сел на прежнее место. Цепь осталась у него в руках. Туригутта беспечно пожала плечами.
– Ты был предупреждён.
Левр был выше женщины и определённо сильнее, но наедине, без посредничества едких комментариев Ларата, он отчего-то чувствовал такое же напряжение, как если бы перед ним восседал живой дракон. Возможно, дракона он опасался бы меньше. И, что точно знал юноша, Туригутта могла с лёгкостью учуять его страх.
– Думаешь, не сбегу? – Она улыбнулась: блеснули два золотых зуба справа. – Думаешь, ты сильнее? Попробуй. Даже босая, я тебя отпинаю… ну же. Или ты недостаточно смелый?
– Я умный, – выпалил Левр, неосознанно дёргая её цепь. – Я и пробовать не стану.
– Что-то такое есть в тебе небезнадёжное, что-то есть, – кивнула женщина, запрокинула голову и тяжело вздохнула, – но попытаться стоило. И что такой умник делает по эту сторону Велды, в Полесье, вместо того, чтобы наслаждаться победой и девичьими вздохами вслед, а если повезёт, то и чем-то большим? А, Мотылёк?
Левр отчаянно краснел. Он в самом деле рисовал на предыдущем привале в тептаре, прикидывая, возможно ли изобразить эребского рогача на щите в качестве герба. Ему следовало догадаться, что воительница обратит внимание.
– Меня зовут Левр из Флейи. Я всего лишь прохожу испытание эскорт-ученика…
– Ух, золотце. Если я тебя поцелую там, куда тебе хочется, развлечёшь меня схваткой?
– Молчи, – буркнул юноша, краснея. Но Туригутта не умолкла.
– Чтобы я молчала, ты говори. Нечего сказать? Так я продолжу… но мне нужно имя.
– Какое имя? – запнулся Левр, вынужденный взглянуть на свою пленницу. Она состроила гримасу и стрельнула в его сторону нарочито кокетливым взором:
– Имя твоей зазнобы, конечно. Что ж, она будет Прекрасной Дамой, пускай. Ты, конечно, совершаешь сей подвиг ради неё – нахер сказки о званиях, если ты не слабоумный, ты знаешь, как получают воинские пояса, для этого не нужно подвигов, и от любых испытаний можно откупиться. Но ты не похож на того, кто отправился бы в подобное путешествие ради денег – да и какие деньги, если сам всё ещё вне звания! Слава же тебя точно не интересует – в чём слава сопровождать женщину в ссылку? – Мятежная полководица возвела глаза к небу. – Ни золотых копий, ни наград.
– Откуда тебе знать? И почему ты не можешь молчать? – буркнул Левр, угрюмо глядя под ноги, не переставая сжимать цепь.
– Я уверена, что поболтать мне ещё очень не вскорости представится случай. Ты, конечно, не самый одарённый собеседник, но, как говорят в Руге, когда нет печёных куропаток, на свадьбу радуются саранче.
«Меня сейчас стошнит», – Левр постарался изгнать из мыслей образ запекаемой саранчи, о предполагаемом вкусе которой не имел никакого представления. Туригутта с очевидным развлечением наблюдала его отвращение. Её пристальные, немигающие круглые карие глаза напоминали взгляды ручных рысей, которых привозили с севера Загорья как диковинки. Юноша опустил голову. Вспыхивающий румянец он чувствовал каждой порой на коже.
– Я плохо сплю, если на ночь глядя ни с кем не покувыркаюсь, – вновь завела свои шуточки женщина, покашливая. – Ты не выспишься, если я всю ночь буду скрежетать зубами и стонать у тебя над ухом. Сделай милость, хоть одну руку мне освободи, раз уж ты такой блюститель нравственности. Или будь настоящим братом пленной сестре – одолжи свою…
Левр сжал зубы почти до боли. У костра раздался очередной взрыв волчьего хохота – с подвыванием и тявканьем. Северяне веселились.
– Ты говоришь на сурте, Мотылёк? – вновь заговорила воительница. – Я вот говорю немного. Но я не рискну пойти к этим милым мужчинам, чтобы развлечься… – Она принялась стягивать обеими руками штаны, виляя бёдрами.
– Да сколько ж можно… – подскочил Левр, и в следующую же секунду встретился затылком с землёй, запутавшись ногами в невесть откуда взявшейся под ними цепи.
Он сам не понял, как она умудрилась перехватить скованными руками его руки, как – бросить его на землю, с лёгкостью оседлать и закинуть цепь ему на шею. В несколько тычков наугад пленница нашла слабое место у ворота доспехов. В глазах у Левра потемнело, он из последних сил успел дёрнуть ногой, надеясь привлечь внимание костровых шумом.
Он не знал, насколько это удалось. Воздуха становилось в груди всё меньше, а хватка на горле не ослабевала.
Если бы мастер-лорд Мархильт видел его беспомощные лягушачьи судороги!
***
– Тревога! В оборону! – раздался резкий окрик от костра северян, и Тури перекатилась со спины, оседлав идиота-рыцаря и со всей силы затягивая цепь вокруг его горла.
Ей пришлось нелегко. Мальчик не сдался с первой подсечки. Ясно было, что он не имел ни малейшего представления о том, как противостоять удушению, и делал именно то, что сделал бы любой неопытный юнец: схватился за цепь и попытался сбросить воительницу. Это было бесполезно: она крепко обхватила его бока ногами. Ещё чуть-чуть надавить и потянуть вверх – будь он ниже ростом, у неё это уже получилось бы, может быть, она просто ослабла без нормальной еды и тренировок…
– Что, не особо спасают доспехи? – она прошипела это сквозь зубы, но в следующую секунду юноша внезапно перехватил её правую руку и сжал в своей, впиваясь как раз туда, где когда-то был мизинец.
Запястье само собой ослабло. Вряд ли он сделал это осознанно…
В следующую секунду её оттаскивали двое дюжих северян, не особо церемонясь. Она отбросила одного и вполне могла бы справиться со вторым – будь у неё свободны хотя бы ноги. Этого не произошло, и спустя миг она была опрокинута на землю, а тот оборотень, которого оттолкнула, слегка пнул женщину в отместку.
Юноша уже стоял на ногах, краснея. Цепь из рук он, тем не менее, не выпустил.
– Не похоже, что ты и твоя подружка наслаждались своей игрой, парень, – с лёгким акцентом высказался один из тех, что держали её. Тури скрипнула зубами.
– Женщина часто раскрывает свой рот не по делу, – добавил другой, – двинь ей по зубам, а не устраивай сраное побоище в ночи!
– Никакой битвы. Она получила своё и будет тихой, – ответил Мотылёк. Тури недоверчиво скосила глаза в его сторону.
На сей раз пришлось прикусить язык; с северянами шутки были плохи. Она невольно трепетала всем телом, возвращаясь в состояние готовности: вот сейчас, сейчас снова придётся переживать то незабытое гадливое чувство, опять кто-то будет бить её, унижать, потом – вторгаться в её тело, и будет боль, и надо будет опять терпеть, но…
– Отпустите её. Я думаю, мне стоит привязать женщину покрепче и заткнуть ей рот, чтобы она не досаждала вам больше.
Мотылёк просто не мог звучать настолько уверенно. Туригутта открыла рот, едва продумав, что и как именно она ответит, и тут же юноша дёрнул её цепь на себя.
– Давай, малец, не шуми, – пробасил северянин в красном кафтане с уловимым сомнением, – будешь развлекаться с ней, предупреди, чтобы мы не волновались.
Чуть взъерошенный, Мотылёк отволок её к ближайшей кривой берёзе и старательно обмотал цепь вокруг. Только после того, как на ней щёлкнул замок, он выдохнул и рухнул у дерева, опираясь на него спиной.
– Не делай так больше, – строго проговорил он тоном занудного проповедника, несколько гундося; кажется, Тури разбила ему нос во время отчаянной попытки побега.
– А то что? Боишься, в другой раз твои приятели не придут на помощь?
– Ты меня не одолеешь. – Он выглядел позабавленным.
Возможно, он всё-таки иногда поддавался порывам, потому что поднялся на ноги и навис над ней, гордо задрав гладкий подбородок и расправив плечи.
– Ты ниже. Ты слабее.
– Я только что тебя почти задушила.
– Это был подлый обман!
– Я никогда не была из благородных леди-мастеров, да и вокруг не вижу судейских трибун. Где моё копье и щит с гербом? – Она кашлянула. – Где мои грёбаные герольды? И заметь, я предупредила, что попытаюсь; ты не умеешь ценить широкие жесты. Так вымирает рыцарство!
Как она и подозревала, это сработало. Правда, совершенно противоположным образом. Мальчик просто отошёл назад, затем демонстративно достал из перчатки ключ и показал его Тури, после чего спрятал обратно. И преспокойно улёгся спать. На достаточном расстоянии, чтобы она не могла его достать. Она попробовала, тем не менее.
Безуспешно. Туригутта проклинала его всю холодную ночь до утра: она не могла уснуть, прикованная к дереву. Впрочем, первая неудачная попытка побега не означала, что она перестанет пытаться.
Наутро Мотылёк был задумчив и ещё более обычного отстранен. Тури сосредоточилась на самом внимательном изучении его повадок: её цепь по-прежнему была в его руках, и держал он её достаточно крепко.
– Как вы это сделали вчера? – вдруг спросил он её с уважительной интонацией, пока неторопливые северяне лениво собирали свои пожитки и запрягали экипаж. – С первого раза?
– Что? Свалила тебя наземь? – Она хмыкнула. – Ты наконец-то снизошёл до того, чтобы задавать вопросы?
– Как? – упрямо спросил юноша, избегая взгляда ей в лицо. Тури сделала вид, что не слышит, вздёрнула нос.
– Если юный рыцарь заметил, на ногах и руках у меня цепи. Сними их с меня, и я научу тебя всему, что захочешь.
Юноша фыркнул, игнорируя её подначки. Тури, однако, не намерена была терять возможность договориться с ним.
– Или так… – Подумав, она вытянула ногу вперёд. – Добудь мне обувь – и я буду в твоём распоряжении, пока мы не доберёмся до места. Всё-таки не хочется лишиться ног слишком уж быстро.
Она постаралась вновь не думать о том, что рано или поздно нечто подобное её обязательно ждёт на каменоломнях. Подозрительный взгляд был ей ответом на просьбу. Тури молилась, чтобы юноша не задумался о том, что кандалы с ног придётся снять, если она должна будет надеть сапоги. Хотя скорее ей достались бы верёвочные сандалии. Однако, когда он отправился к костру северян, вернулся юноша с пустыми руками.
Она была почти рада отказать ему, но вместо этого он начал разуваться сам.
– Я могу один день идти босиком, – произнёс юный рыцарь, – я действительно хочу, чтобы вы чему-нибудь меня научили, сестра-мастер.
Было глупо расчувствоваться при этом рыцарском жесте. Конечно, Левр Флейянский протягивал ей не цветы в подарок, а всего лишь одалживал свои стоптанные сапоги, но что-то проскальзывало в его жестах… нечто… интригующее.
– Тебя учить драться? Мы уже выяснили, что в других обстоятельствах, – она потрясла цепью, – это было бы возможно, пожалуй. Но не теперь.
– Если вы расскажете что-нибудь из историй своих славных сражений, я буду признателен, госпожа-мастерица.
– Боже правый и степные духи, а ведь ты всерьёз, – севшим голосом ответствовала Тури.
Он удивительно мило морщил нос, когда стеснялся, – это женщина уже заметила. И краснел, как коренной житель Загорья. Ничего общего с белокожими, старательно скрывающими чувства жителями Флейи.
– Вы действительно мастер войны.
– А ты действительно дурак, Мотылёк. – Она вздохнула, примеряя его сапоги – они болтались на её ногах, но выбирать не приходилось. – Я и вчера, и позавчера была мастером войны. Что изменилось? Стоило мне преподать маленький урок и намекнуть на взбучку, которую я могу устроить тебе, бряцающему бесполезной сталью, – и ты прозрел?
– Расскажите мне, – упрямо повторил он. Тури закатила глаза.
– Что? Историю жизни? Историю победоносной войны? Колыбельную спеть? Ничего я не буду тебе рассказывать.
– Я выполнил своё обещание. Моя обувь у вас в руках.
– Моя цепь в твоих.
Они обменялись взглядами. Это был первый раз, когда он на самом деле смотрел ей в глаза. Тури прищурилась.
– Что ж, раз ты настаиваешь. Что ты хочешь услышать? Уверена, что-нибудь рыцарское?
– Да. – Светлые глаза сияли невинной апрельской зеленью. Тури вздохнула.
– Да будет так! Сколько ещё дней нам обещают?
– Девять, – выдохнул юноша, по-прежнему глядя на неё безотрывно. От такого пристального взгляда будет сложно сбежать. Но Тури не отчаивалась. Отчаяние было не в её природе.
– Девять дней. Давай заключим сделку. Я расскажу тебе девять занимательных воинских историй. Девять раз отвечу на любые твои вопросы.
– Но? – Он быстро схватывал, этого она не могла не отметить. Женщина усмехнулась.
– Но ещё я девять раз попробую сбежать, а ты не выдашь меня. Если поймаешь до того, как у меня это получится.
Он часто заморгал. Туригутта развела руками:
– Я бы согласилась. Если ты так уверен в себе, что думаешь, что у меня это не получится…
– Только девять раз? По разу в день или нет? – выпалил он, по-прежнему глядя на неё своими тревожными огромными глазищами. Тури фыркнула.
– Кто из твоих предков торговал с драконами? У тебя все задатки. Нет, юный мой друг, в эту игру не так играют. Будь я на твоём месте, я бы согласилась. Будь честен с собой: ты получишь повесть, достойную баллад и саг, которую никто до тебя не записал.
– Откуда мне знать, что ты выполнишь обещание и попытаешься только девять раз? Зачем мне нужны девять выдуманных историй?
Тури вздохнула. Мальчик проявлял себя особой с ослиным упрямством.
– Это оправданный риск. Но если ты против, всё пойдёт, как шло прежде, только девятью попытками я не ограничусь, будь уверен, и превращусь в долбаную боль в твоей заднице на ближайшие дни. Мне терять нечего.
– А вчерашняя попытка считается? – пробормотал юноша, и Тури расхохоталась.
Её первое впечатление оказалось справедливым: паренёк был очаровательным ребёнком. Он мог составить весьма недурную компанию в дороге. Если не считать чересчур высокого самомнения, конечно. Выпускники Школы часто страдали этим недугом. Реальная полевая жизнь войска излечивала тех, кого не убивала, от него.
Юноша протянул ей руку.
– Девять дней, – кивнул он торжественно; лицо у него было серьёзным, Тури едва сдержалась, чтобы не захихикать, – девять историй, девять вопросов. Девять попыток.
– Неравноценный обмен по-прежнему, – не удержалась она, – я попрошу ещё чего-нибудь. Как насчёт девяти поцелуев, например? Ладно, не сходи с ума; но, раз уж рассказывать буду в основном я, одари и ты меня чем-нибудь. Ты поёшь? Танцуешь? Пишешь стихи? Боже, хоть что-нибудь кроме чтения занудных книжек знаешь? Ты скучный тип, Левр Мотылёк!
Он вздохнул, развёл руками – забренчала цепь. Её звон отвлек обоих от почти сложившейся беседы. В целом, Тури везло. Она была в сапогах. Сыта. Её всё ещё никто не изнасиловал и не избил в кровь. И впереди забрезжил маленький шанс освободиться, а не пропасть на каторге, изнасилованной, избитой и оголодавшей. Она чувствовала себя почти счастливой благодаря этому призрачному шансу.
Заскрипели оси экипажа, северяне окликнули юношу. Тури кашлянула, провожая взглядом движения рук молодого рыцаря. Куда он мог положить ключ от её оков? Куда – замок от цепи? Ей предстояло это выяснить. Она вновь откашлялась.
– Что ж, поцелуи будешь должен моему скорбному надгробию – которого не будет – или отложим до лучшего мира. С какой истории начнём, Мотылёк?
========== Когда рыцарь бежит ==========
– Как вы получили звание мастера войны?
«Вот я дурак, в самом деле, – тут же обругал себя Левр, – всем известно, какой путь проходит мастер». Его Наставник, мастер-лорд Мархильт, например, часто напоминал своим ученикам, как следует добиваться улучшения положения в воинском сословии.
Хотя Левр не удивился бы, узнав, что Туригутта Чернобурка двигалась более извилистой тропой. Её историю он, конечно, знал. В общих деталях: повесть о том, как через несколько лет после отвоёвывания Элдойра полководец Ниротиль и его верные воины вернули восточное Лунолесье, а несколько героев прославились. Туригутта Чернобурка должна была быть среди них, как ему представлялось. Левр любил истории о Черноземье и юге – ему нравилось думать, что в тысяче вёрстах на востоке одновременно с чопорностью Мелтагрота, застывшего и неизменного, существует мир, полный приключений, подвигов, неведомых открытий и чудес.
Левр видел полководца Ниротиля Лиоттиэля – тот бывал в Мелтагроте и всякий раз посещал Школу. Мастер-лорд Мархильт был обязан полководцу, и они, ученики и эскорт-ученики, всегда выстраивались первыми перед гостем, стараясь угодить своему Учителю. Как-то мастер Мархильт проговорился, что полководец на свои средства содержит учеников в Школе, и Левр – один из них и должен быть благодарен за это.
Он был. И, даже зная, как мизерны его шансы получить звание выше воинского – если он и его заслужит, – не мог не восхищаться командиром знаменитых штурмовых войск, шагающим вдоль их рядов.
Если бы однажды он мог стать таким же! Всё в полководце было потрясающе: блестящая кольчуга, трость, клинки – по одному с каждой стороны, даже глубокие борозды шрамов на лице. Все ученики были влюблены в своего командира, но старшие – особенно. «Держите спины прямыми, а рты – закрытыми, – наставлял их нервничающий мастер Мархильт перед приездом Лиоттиэля, – возможно, одному из вас однажды повезёт служить под его началом». Мальчишками почти все мечтали о штурмовых войсках. Крестьянский сын или наследник пяти поколений сапожников – мечта была едина, тем более когда победа Элдойра ещё оставалась свежа в памяти народа. Даже несмотря на то, что ветераны войны, выжившие и вернувшиеся по домам, чаще жили впроголодь.
И, конечно, Левр мечтал услышать о бесподобной доблести полководца Лиоттиэля от одного из его ближайших спутников.
Но Туригутта мягко улыбнулась, блеснув золотыми зубами и почёсываясь, и опустила на мгновение голову.
– Ты спрашиваешь, как я получила звание или как я стала воеводой? – спросила она. – Потому что есть разница. Звание воина в своё время мой капитан купил мне в благодарность за… верность, я думаю. Звание мастера меча мне подарил старейшина табора Мелот. А мастером войны меня сделали трофеи из Пояса Фиников.
– Купить звание? – ужаснулся юноша. Он слышал – но не верил никогда, что такое возможно; только не в Элдойре, оплоте воинской доблести и чести. Воевода фыркнула, косолапя в его сапогах перед ним.
– Не перебивай, золотце. А то я забуду, о чём речь, собственно. Так о чём речь? Ах, моё воеводство… – Левр обратил внимание, что она невольно опускает руки, словно пытаясь найти клинок слева. – Знаешь, быть сотником в Элдойре не так сложно. Ты находишь ребят, готовых воевать под твоим руководством, и вот ты уже сотник. Тебе дарят воеводские ножны, и, в зависимости от того, как идут твои дела, ты находишь себе командира. Твоя шайка получает знамя. Если нет, плохи твои дела – ты тянешь жребий в Школе Воинов, и тут уж остаётся только молиться, чтоб не в гарнизоны занесло где-нибудь на окраине… и, даже если звание тебе дали, так же легко его могут и отнять, не забывай.
Левр слушал сетования Туригутты на бюрократические порядки, вынужденный признать: ещё в положении эскорт-ученика он с ними уже столкнулся.
Первые годы его ученичества были довольно сносны. Вопрос происхождения всплыл к его семнадцатилетию, и это было не самое светлое время в жизни юноши. Вдруг выяснилось, что все блага, которыми он бездумно пользовался, не задаваясь вопросом их стоимости, требуют оплаты. Тогда-то и вспомнилось, что он сирота, довольство его мизерно, а будущее туманно. Из-за проступка отца он мог проситься либо в городской дозор патрульным, либо надеяться на милость кого-нибудь из сочувствующих князей или лордов.
Или совершить подвиг. «Победить в турнире, например», – подумалось Левру некстати. Или, подобно Туригутте Чернобурке, отправиться на край мира завоёвывать финики для королевства.
К обеду она в своих приключениях добралась до переправы через Гремшу. Левр отчасти благодарил женщину за незаметно пролетевшее время: он и не подозревал, что идти босиком, даже с небольшой скоростью по хорошей дороге, может оказаться столь утомительным. «Где все торговцы, когда они нужны? – недоумевал юноша. – У следующей же деревни куплю ей сандалии. Надеюсь, это можно».
Конечно, данные ему Ларатом деньги предназначались для комфортного путешествия, но входила ли в это понятие обувь для заключённой? Вряд ли она полагалась ей на каменоломнях.
В книгах, которым он предпочитал любое общение с приятелями, каменоломен не было вообще. «Теория военного искусства» гласила, что провинившийся командир возмещает убытки либо платит своей жизнью, но ни слова о каторгах и тюрьмах, в этом Левр был уверен. Он перебирал в памяти всё прочитанное когда-либо о военном сословии. Последней была книга «Славные соратники Имира Непобедимого», и Левр не успел её дочитать. Любимейшей – после «Описания достойных воителей», – как ни стыдился юноша того, было «Искусство ухаживания». Вот в нём-то и присутствовали дарения туфель, цветов, сложение песен и стихов.
Ухаживание в Мелтагроте было возведено в ранг всеобщего искусства. Приморье всегда считалось культурной областью, в противовес диким областям на востоке. Воспитанный с малых лет в окружении уроженцев Лукавых Земель, Левр не представлял себе другого образа жизни. Ему нравилось не думать о мире за пределами Приморья, избирательно относясь к тому, что именно он желает узнать о нём. Но с каждым днём внешний мир вторгался всё более грубо в прекрасный Мелтагрот: это были не только гости турниров и приезжающие полководцы.
Приближался конец целой эпохи. Мелтагрот, отделившийся от Элдойра, вновь подпал под его власть. В Мелтагроте всё было: храмы, Школа Воинов, Военный Совет. Но полководцы, приезжающие из столицы, отличались от тех, которые не покидали Лукавых Земель. Закалённые в настоящих боях, бескомпромиссные, решительные – как Ниротиль. Как Туригутта.
Левр с трудом прожевал жёсткое мясо и сглотнул. Солнце показалось из-за кучерявых облаков. Туман, собиравшийся на заливных лугах низины, рассеивался, и впервые за последние дни видны стали многочисленные поселения, разбросанные по холмам. Даже издали Левр мог разглядеть соломенные крыши одних и тесовую черепицу других. Стадо пёстрых коров паслось, медленно двигаясь к оросительному пруду мимо водяного колеса.
Это была знакомая умиротворяющая картина. Лукавые Земли во всём своём великолепии, разве что чуть севернее, чем привык Левр. Он уже чувствовал дыхание осени – далёкой, но неизбежной. Жаркое, знойное лето отступало. Здесь, на северном берегу Велды, вдали от побережья моря с его тёплым течением, дарящим почти девять месяцев лета, оно понемногу перетекало в осень.
Левр задумался об осени там, на восточных отрогах гор Кундаллы. Было ли там холодно? Какая погода в его родной Флейе? К своему стыду, он не помнил.
Опасавшиеся пленной воеводы оборотни – как бы они ни пытались показать обратное – потеплели к ней, заслушавшись её историей, и, как мог видеть Левр, как раз наперебой угождали ей, угощая подношениями вроде табака, тушёных овощей и жёсткого мяса. Женщина уплетала обед за обе щёки, умудряясь не смолкать при этом ни на мгновение, шумно распространяясь о преимуществах конных переправ в незнакомом для слушателей Черноземье.
– А ты, сестрица, не промах, – уважительно гнусавил один из волков. – За что же тебя к капитану Кнуту отправили?
– К кому-кому?
– Да каторжный капитан. Мы его Кнутом зовём. Оттьяр его имя. Разжаловали за что-то, озлобел, что не по нём, по спине огреть всегда горазд.
Левр вслушался. Тури сидела к нему спиной, и с минуту она не двигалась – но затем вновь принялась запихивать в рот хлеб.
– Я его знаю. Мельком, – неразборчиво прозвучало с её стороны. – Вот за что его сослали, за то и меня.
Северяне покатились со смеху. Они были смешливым народом, как заметил Левр.
– Ох и сестра! А знаешь, что у нас говорят о Кнуте? Слушай…
Лёгкое чувство досады и зависти овладело юношей. Каким-то загадочным образом Чернобурка находила общий язык с кем угодно. Левр нахмурился, неосознанно досадуя на волков, окруживших пленницу.
Она была его пленницей, в конце концов.
***
Мальчик её всё больше удивлял.
С одной стороны, он был простаком. Наивным во многом. Он забывал нож на земле почти у её ног – если бы она только могла дотянуться. Он спотыкался, задумавшись о чём-то, и Тури не упускала возможности полюбоваться его виноватым видом, когда это происходило. Он витал в своих далёких мыслях, даже когда к нему обращались. Прозрачные зелёные глаза смотрели на воеводу из другого мира. Там не было места купленным званиям, выторгованным титулам и отданным без боя городам. Там были путешествия вдоль идеально ровных дорог, с почтительно кланяющимися крестьянами, с прекрасными девами, нуждающимися в помощи, и подвигами…
При этом Левр Флейянский знал, что такое драка. Возможно, шрамов у него и не было, но он не боялся боли. Разве что не привык к ней так, как она сама. И это легко объяснялось – всё-таки в Школе Воинов первое, чему учили, – это терпению. Чем Левр точно обладал в достаточном объеме, так это самообладанием – для своего возраста и опыта, конечно. Тури задумалась, насколько хорош был мальчик в настоящем бою.
Хотя, если она не поторопится с побегом, ей уже не представится шанс узнать. Она отогнала мысль о том, что, вполне вероятно, милого парня ей придётся убить, чтобы добыть желанную свободу. «Заточка, – рассудила Тури, размышляя над самым доступным оружием. – Если бы была у меня хотя бы ложка или кость попалась…» Но, как назло, у неё даже ремня с пряжкой не было. Ларат никогда не оставлял своим узникам шанса на побег.
Не подозревая о готовящейся ему участи, Мотылёк жаждал своих историй. Тури воображала, что он задаст ей сложный вопрос, который поставил бы их по разные стороны. Возможно, он спросил бы о её проступке, стоившем ей воеводских ножен. Или захотел бы, подобно многим другим, услышать о всех её любовниках – или любовницах. Но он предпочёл героическое повествование о званиях и посвящениях. У Мотылька определённо была романтическая жилка. Вот она, трепетная душа настоящего рыцаря.
Может быть, поэтому она так легко увлеклась своей собственной историей. Когда ещё, если не подобным прекрасным вечером, вспомнить былое. Возможно, это последний шанс перебрать пристально и бережно заветные воспоминания о счастливых днях её службы. Как раз тех, когда она не совершала «подвигов», будь они прокляты.
Помнится, в степях у Гремши она и Ниротиль – тогда ещё до того самого расставания – выстроили штурмовые войска вдоль берегов. Это было похоже на бесконечный праздник – начиная с весеннего цветения степи. Мирно паслись стада тучных овец. Цвели мальвы и ромашки. Ароматы жареного маринованного мяса доносились с обоих берегов. Горели костры и звенели напевы под барабан и флейту. Кельхиты и руги встречали Ниротиля и его воинов как родственников.
Тури не могла нарадоваться возвращению на родину. День она начинала с купания в реке; выбегала нагишом из шатра полководца и неслась наперегонки с Ясенем или Бриттом к воде; к обеду наряжалась в ружское воинское платье и отправлялась к кочевникам в гости. Тренировала юнцов и девчонок, развлекалась нехитрыми степными забавами – объезжала лошадей, играла с прыткими козами, танцевала под бескрайним небом родной степи и не уставала от ежедневного веселья. Бесконечные вереницы переселенцев, возвращавшихся в родное Черноземье, текли мимо их гигантского лагеря, и общее настроение было самое солнечное.
А ночью – степной, душистой, тёплой ночью того бесконечного лета – она сидела у костра, перебирая веники пряных трав и перетряхивая пуды фиников и сушёных фруктов с плодородных низин, отмахивалась от комаров и пела со всеми вместе любимые песни. Потом, когда меркли даже отблески заката, возвращалась к капитану.
К Тило. Бывало, за весь день она ни разу его не встречала, и это не беспокоило ни одного из них, потому что оба знали, что ночью она появится в его шатре. Порой до утра они не смыкали глаз, отчаянно, безумно, молча предаваясь страсти, снова, снова и снова. В другие ночи они говорили. Нежничали. Говорили обо всём – о друзьях, любовных приключениях, изысканных деликатесах, обычаях племён, суевериях и привычках. Обо всём, кроме войны и крови.
– …Я не вернусь в Элдойр, – в одну из ночей произнёс Тило, вытягиваясь рядом, – я уже решил. Мы могли бы отправиться к южному побережью. На запад.
Тури сделала вид, что раздумывает. Но, как бы она ни противилась своей природе, стоило ему только произнести что-нибудь со словом «мы» – и она готова была идти за ним в пекло ада. «Возможно, мы оттуда вернулись, – думала Тури, наслаждаясь окружающей обстановкой, – мы все, кого наш капитан вывел». Она потянулась за виноградом в изголовье. С медного блюда упало несколько ягод.
– Позволь. – Тило выхватил одну гроздь, мальчишески улыбаясь, поднял вверх. – Без рук!
– Прекрати играться, – притворно рассердилась воительница, – и отдай мне долбаную еду.
– Я плохо забочусь о своих присягнувших оруженосцах. Некоторые из них голодают. Меня могут судить за это, ты знаешь?
– Отдавай, – она не сдавалась так легко, хотя и устоять перед его улыбкой могла с трудом.
«Забери», – сложились губы мужчины, и конечно всё закончилось объятиями и совсем другими играми.
В бесконечном танце мира и изобилия прошло почти два года. Были и приключения: торговля, налаживаемая с трудом по приказу его величества, стихийные бедствия – вроде внезапных разливов реки, уносящей в далёкое море одежду, забытую на берегу. Раз случился налёт солончаковых крачиков, внезапно решивших наворовать шерсти из войлоков на шатрах для своих гнезд. Они путешествовали – Тури побывала во многих городах, которые прежде были для неё лишь названиями на карте. Бывали драки с местными племенами – но ни одной смерти.
– Помнится, раз старейшина одного из кланов разозлился и закрыл переправу для меня, – делилась Тури, забывшая обо всём, с внимательно слушающим Левром, – и что бы ты думал – Ясень, мать его душу, догадался, завернул меня в ковёр и провёз на ишаке верхом на ту сторону; а берега у Гремши пологие, но воды в ней бывает предостаточно… и вот, мокрая, как кобыла по весне, свисаю я с ковром вокруг меня, и только надеюсь, что не утопну вдруг.
– И всё ради фиников? – не мог поверить юноша. Тури расхохоталась.
– Нет же, дурачок! Ради земли. Черноземье огромно. Племена рассеяны. Представь, что со всех сторон горизонта степь, гладкая, ровная, и вся эта земля наша. И на ней…
Она осеклась. Опасно отдаваться тоске по родине, очень опасно. Не в этих обстоятельствах.