Текст книги "Манифест Рыцаря (СИ)"
Автор книги: Гайя-А
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Но из всего, на что можно было смотреть, рыцарь выбрал именно её.
И не отрывал взгляда, пока впереди не показались высокие сторожевые башни Мостов.
========== Когда рыцарь тонет ==========
Чешуйчатые скалы были не единственным чудом, увиденным Тури на Варне.
Чем ближе они подходили к Мостам, тем уже становилась тропинка, чаще срывались камни с обочины вниз, в бушующий поток. Вода несла с рёвом всё: от толстых древесных стволов и ветвей до мёртвых животных. Тури сама увидела труп лося. Надо всем этим искрилась в лучах неяркого солнца радуга в брызгах воды.
Скалы выросли над ними, когда тропинка оборвалась. Три подвесных длинных, достаточно широких моста на огромных стальных тросах были единственным способом перебраться через реку и продолжить путь. Первый мост заканчивался на крохотном приступе чешуйчатой скалы, оттуда же можно было по второму перейти к такой же небольшой пещере в другой скале, и только затем – через третий – вспотевший от страха путешественник оказывался, наконец, на берегу.
– Как же их построили? – поразилась Туригутта, открыв рот.
– Нанимали драконов, – вздохнул Левр, – нам в Школе говорили. Это давно было.
– Как давно?
– Двести лет, наверное… а это важно?
– Долбаные изуверы те строители. – Тури кивнула на возвышающуюся скалу между первым и вторым мостом. Обращённые к проходящим путникам, над арками, грубо вытесанными из цельного камня, висели, раскачиваясь со скрипом, клетки с истлевшими трупами. Несколько костей вывалилось. Но по большей части мертвецы выглядели относительно свежими.
Не старше двух-трёх месяцев.
Точно рядом с ними на возвышении, старательно обмотанные страховочными верёвками, наперебой возглашали что-то чтецы новостей. Тури разглядела шестерых. За шумом воды и гомоном нескончаемого потока в очереди к Мостам нельзя было расслышать ни слова. Тури надвинула намотанное одеяло на голову, как капюшон. Предчувствие у неё было недоброе.
Очередь к подвесному мосту волновалась. Кто-то успевал даже торговаться. Несколько путешественников напевали вразнобой. Испуганные крестьянки жались к мужьям и детям, мычали быки, которых, шумно бранясь, хозяева заволакивали за кольца в носах на следующий мост. Испуганно квохтала домашняя птица в сетках. Очевидно, других переправ через Варну в округе не было, если существовали вообще.
Первый же чтец, прикрывшийся серым плащом от мелких брызг ледяной воды, балансировал на поросшем водорослями и мхом склоне и нараспев зачитывал:
– …не бегите, не наклоняйтесь над водой, не раскачивайте мост. Внимательно оглянитесь по сторонам: не нужна ли помощь брату или сестре? Соблюдайте порядок…
С возвышения напротив уже не таким мягким тоном выкрикивал другой:
– На всякий товар на продажу подготовьте бирку! Воровство на Мостах наказывается на месте! – Рука его указала на клетки с мертвецами, он набрал воздуха в грудь. – Сообщает Дозор и Наместник, за совершение преступлений против белого трона и его закона разыскиваются отравитель, прозванный Алхимиком, осквернитель трупов и насильник, колдун и нечестивец… с приметами…
Тури сглотнула. Ну конечно. Было бы наивно думать, что Оттьяр просто так позволит беглецам раствориться в воздухе и исчезнуть. Уж точно не после речей Мотылька о чести и пожизненной борьбе за рыцарскую доблесть.
Приметы особо опасных преступников перемежались с сообщениями о торговле.
– …Также сообщает ленд-лорд Циэль-Гамит Третий о первой в этом году продаже ячменя. Отборное зерно по низким ценам, которое доставят деликатнейшие возчики, заказывайте у ленд-лорда Циэль-Гамита Третьего лично или через родственников; оплата по договорённости, сухое зерно…
– Везде одно и то же, – фыркнула Тури тихо. Мотылек вздохнул, но смолчал.
– Спешите выбрать пути объезда: селевым потоком перевал на Чёрных Башнях приведён в непроходимое состояние. Любезно сообщает его высочество князь Элдар, полководец Элдойра, славный брат-мастер Гвенедор, что проезд и проход через его княжество был и остаётся бесплатным, также не взимаются торговые пошлины до ноября…
Чтец новостей не замолкал дольше, чем на несколько мгновений. Его сменял другой, изъяснявшийся на сурте. Звучали призывы покупать зерно, лошадей, пользоваться услугами драконьей почты, навестить бордель, трактир или постоялый двор – или всё вместе сразу. Пару раз прозвучало сообщение о новоизобретённом эликсире, спасающем от всего, кроме дряхлости преклонного возраста.
Левр и Туригутта почти преодолели мост, когда, помогая себе жестами и повышая голос, чтецы дуэтом исполнили вступление в гимн белого города. Затем послышалось:
– Услышь всяк, стар, млад и тот, что умом не одарён! Наместник славного вольного города, что именуется Нэреин-на-Велде, лорд Амин, сообщает, что за поимку опасных беглых преступников, изменников, – тут оба чтеца драматически воздели руки к небу, гримасничая, – лично вручит отважному герою две с половиной тысячи гривен в золоте. За сведения, что приведут к поимке преступников, счастливчик получит пятьсот гривен с доставкой в серебро. Внимайте! Достойный Наместник и мастер-шеф Дозора сообщают приметы разыскиваемых… нечестивой сестры Туригутты из Руги… и её подельника.
Тури ощутила холод по спине, нервно сжала руки, сплела пальцы, пряча руки под намотанным сверху одеялом. Она боялась выдать себя и своего спутника неосторожным взглядом искоса. Удачно бредущий мимо крестьянин с двумя быками оттеснил их к верёвочным перилам. Может быть, им удастся скрыться от глаз, может, снова зазвучит невинная похвала зерну, коровам или репе…
Но чтецы продолжали.
– Дозорных не видно, – зашептал ей понявший её осторожные движения правильно Мотылёк, – не стоит волноваться; разве мы вызываем подозрения?
– Ты себя видел?! Это если не учитывать мою рожу и руки в кандалах…
– Оружие у многих есть.
– Ржавые доспехи твоего прадеда…
– …но вы могли бы замолчать?
– …всё равно что сдаться самим. Неужели Тьори Кнута тебе мало было? Парень, ты тогда даже не был под подозрением, правые духи, в измене! Тут не обойдётся пинком под зад и сломанным носом. А зубы заново не отрастут.
– После шестидесяти, говорят, вырастают, – буркнул юноша, и следующий шаг оба сделали уже на твёрдую землю.
Ненадолго. Требовалось преодолеть ещё два подвесных моста. Чтецы новостей и зазывалы, рекламирующие товары, не смолкали ни у одного. К ужасу своему, у последнего перехода беглецы разглядели троих воинов в строевых латах и при оружии. Тури замедлила шаг.
Её бесподобно острое зрение с годами стало слабеть, но всё же она не сомневалась, что на серых плащах фибулы с вьюнками – дань лорда Гиссы Амина своему происхождению. Завладевший городом после мятежей, новый Наместник питал к Туригутте и её разношёрстному войску не самые тёплые чувства, и это было взаимно. Тури не знала поганца лично, но он стал одной из причин её падения: всего лишь за пять дней до того, как штурмовики должны были войти в бунтующий Нэреин, в город вступил – по приказу его величества, конечно, – её же капитан.
Или бывший капитан, следовало бы сказать. Ниротиль Миротворец – подумать только, как прикипело издевательское прозвище к полководцу!
Иными словами, лорд Амин знал, как остановить кочевницу и спасти свой город от полного разорения. Для города это закончилось триумфальными шествиями и закулисным переворотом, для Тури – ссылкой в Лучну, где два месяца голода едва не добили тех из её ребят, кто всё ещё оставался жив. Живы ли они до сих пор?
Воины у третьего моста – Мотылёк уже покидал второй – внезапно остановили пару крестьян, мужчину и женщину, после чего принялись о чём-то их расспрашивать. Судя по напряжённым позам воинов, дело шло не о хищении репы или погоде в далёких краях.
– Развяжи шнурки на нагруднике, – скомандовала Тури сквозь зубы юноше, – возможно, придётся быстро убегать. Я почти уверена…
– Эй, вы двое! Высокий парень и ты, чернявый! О, чтоб меня, мастер, это они!
Этот голос Туригутта знала со всеми его оттенками. Скотина Ларат. Тури замерла. На подвесной мост всадники ступить всей толпой не решались. Она попятилась назад, беспомощно оглянулась на Мотылька. Он казался огромным и непоколебимым, как статуя. Его руки обхватили её за плечи. Тури сглотнула.
Она знала, что ждёт в заточении, и теперь Левр знал тоже. Не было времени рассуждать и размышлять.
– Не усложняй, парень, сдавайтесь оба! – донеслось на срединной хине с берега. Тури мотнула головой.
– Толкни меня, – прошептала она, не рискуя посмотреть рыцарю в глаза, – слышишь? Толкни. Вниз.
– Ты утонешь.
– Может, не утону.
– У тебя кандалы на руках. – Он не назвал её «мастером», и это отчего-то обрадовало Тури.
– Я знаю, идиот! Не тупи, толкай, я сама – я не могу! Здесь, блядь, высоко и страшно…
Внезапно он развернул её к себе лицом, обхватив за талию.
– На четвёртый счёт. Раз, два…
– Не поняла?
– Три… – Одной рукой он приподнял цепь оков и закинул себе за голову: теперь они были похожи на крепко обнявшуюся парочку любовников. Тури моргнула, когда до неё дошло, что именно юный рыцарь собирается сделать. И от удивления у неё просто не осталось слов.
Ни одного слова. Ни одного не пришло на ум, даже когда на так и не прозвучавший счёт «четыре» мир вместе с подвесным мостом качнулся, перевернулся и полетел вверх, быстрее и быстрее, так быстро, что она едва успела набрать воздуха в грудь прежде, чем оказаться в ледяной воде Варны.
В самом буквальном смысле со скованными руками, обнимающими рыцаря в доспехах. Который – словно мало было прочих обстоятельств! – к тому же не умел плавать.
***
– Ты жива?! – крикнул он, выныривая и отплёвываясь; женщина, висящая у него на шее, не отзывалась. – Туригутта!
Больше ничего произнести шанса не предоставилось: он шёл ко дну. К счастью, нагрудник и крепежи на поясе отпали раньше, и, кое-как барахтаясь, Левр держался на плаву. И дышал. В чём он не был уверен, так это в том, что дышит Чернобурка, потому что признаков жизни она не подавала.
– Держитесь, – пробормотал он – совершенно зря, в рот тут же полилась вода, затем что-то врезалось в него сзади, и их обоих закрутило в водовороте вместе с гигантской корягой, унося всё дальше и дальше.
Ухватившись за корягу, юноша затряс безвольно бултыхавшуюся Туригутту свободной рукой:
– Придите в себя! Дышите!
И она открыла огромные глаза. Глядя в них, Левр медленно кивнул. Слова были совершенно излишни.
– Рули, – прошептала она трясущимися губами, – рули. Ногами. К берегу. И побыстрее, я уже замерзаю.
…Первое, о чём подумал Левр, обнаружив вокруг достаточно воздуха, чтобы дышать, а под собой – относительно твёрдую поверхность, был его тептар. Почти наверняка записи смыло водой, и чернила расплылись. Но если тептар уцелел, то следующую запись юноша продумал в деталях. Возможно, придётся даже внести в глоссарий несколько новых выражений. Тех, что приходят на ум уже в прыжке в самую холодную из рек Поднебесья с подвесного моста…
И только затем юноша вспомнил о Туригутте.
Она лежала на илистом берегу в шаге от него, на боку, белая, мокрая и неподвижная. Всё ещё не в себе от всего происходящего, Левр попытался воскресить в памяти хотя бы примерно полагающиеся действия – утопленники пугали его даже больше удавленников. Что-то говорили о воскрешении из мёртвых при помощи надавливания на грудь. Но, стоило ему только дотронуться опасливо до плеча женщины, как она взвизгнула, вскочила, отползая от него и выставляя руки перед собой.
Не сразу, но их сиплые крики и возгласы, обращённые друг к другу, обрели подобие смысла.
– Вообще, блядь, не приближайся ко мне, на хрен, больше, ты, грёбаный безумец! – категорически взвыла воевода Чернобурка. – Боже правый, степные призраки и духи сумасшествия, ну бывают полудурки, видывали; ну бывают дураки, встречали. Но чтобы буйно помешанные вроде тебя – да что было за нутро, в котором тебя мать выносила, из драконьей кости?
Не сразу Левр понял, что это был комплимент с её стороны.
Продрогшие и озябшие, они поспешили убраться с открытого затона. Илистый берег, к которому их прибило вместе с корягой, встреча с которой едва не стоила Левру выбитого глаза, оказался рукавом реки, видимо, когда-то отведённым жителями брошенной деревеньки на берегу. Конечно, ни домов, ни садов не сохранилось, да и канал был запружен трудолюбивым семейством бобров. Зато у одной из полуразрушенных бобровых хаток они нашли место, чтобы, дрожа, разоблачиться и попробовать отжать и немного просушить вещи.
Дела были плохи, как ни крути. Помимо болящих частей тела, мокрой одежды и преследователей, вероятно рыскающих по берегам Варны, Левр назвал бы главной бедой полное отсутствие карты.
Пока они не обнаружили, что лодыжка у Туригутты распухает с каждой минутой. Приобретая почти синюшный оттенок. Поначалу наступавшая на неё, она хромала с каждым шагом всё сильнее.
– Чтоб тебя так перекосило! – с чувством высказалась воевода. – Ну вот скажи, как тебе в голову пришло прыгать в воду?
– Не знаю, – чистосердечно признавался юноша, – но я подумал… я же уже распустил шнурки на самых тяжёлых латах… и, если я сразу не пошёл бы ко дну, появлялся шанс.
– Ты плавать не умеешь, а у меня руки в кандалах!
– Но ведь сработало.
– Не «сработало», а повезло!
– Но ведь повезло.
Она распекала его, дрожа от холода, а с приближением заката принялась трястись совсем уже отчаянно. Напрасно Левр надеялся найти хотя бы одну драконью спичку в карманах. Высекать огонь не было сил. Переночевать решили в бывшем убежище бобров, прикрывшись еловым лапником. Судя по изобилию хвойных пород, находились они недалеко от дороги на Тиаканское плоскогорье. Туригутта пробормотала что-то о том, что завтра же проведёт разведку, перед тем как прижаться к Левру всем телом, для верности снова закинув скованные руки ему на шею, и уснуть.
Мгновенно и глубоко.
Разведку на следующее утро она не провела. Она вообще не встала на ноги, так же, как и сам Левр, обнаруживший в свете утра – хмурого, пасмурного и серого, что при падении в воду он разбил себе подбородок о какую-то деталь лат. Кровь шла из рассечённой десны – удивительно, что губа над ней цела.
– Любуешься? – подначила его Туригутта, когда он пытался разглядеть своё лицо в отражении клинка.
– Зуб шатается.
– Не трогай, заживёт. И порез не ковыряй, занесёшь заразу, не обрадуешься.
– Что вам до моего лица? – пробурчал он недовольно, опуская меч. – Заботьтесь о своём. В таком виде мы просто не можем показаться…
Он запнулся. Чернобурка напряглась. Тишина между ними снова была отравлена.
– Мы не идём к моим парням, – наконец, негромко проговорила она.
– Нет.
– И мы не отсиживаемся до лучших времён где-нибудь в этих кущах.
– Нет… не думаю.
Он не посчитал нужным говорить, что именно планирует делать дальше – и благодарил Бога, что она не спросила, потому что плана у него не было. Вообще.
В кошельке было семнадцать серебряных ногат. В желудке – неприятная, но уже почти привычная пустота. Рядом восседала, пристально буравя его недобрым взглядом, самая опасная преступница Поднебесья. Определённо, везение Левра приобрело самую извращённую форму.
Почти весь день ушёл на то, чтобы соорудить для женщины костыль из подходящих крепких веток, починить ремни на ножнах и привести в порядок одежду и обувь. Левр мог только вздыхать: оба выглядели как оборванцы. Кем и являлись по сути. Он старался не представлять, что ждёт обоих дальше. Теперь даже последняя помойная кошка в Поднебесье будет знать, что Левр ослушался приказа, предал князя, нарушил закон…
Туригутта переживала о другом. Когда они шли вдоль опушки – держась на равном удалении от реки и не забираясь в чащу леса, но и не показываясь на открытом пространстве, – она присматривалась к окрестностям, морщила лоб, что-то высчитывала.
– Раздери меня степные бесы, но я думаю, мы не так и далеко от Тиаканских гарнизонов, – наконец выдала она. Левр потупился.
Всё, что он мог сказать о Варне, так это то, что она впадает в Велду. Воевода вздохнула.
– Здесь есть вырубка, – заметила она вскользь, – значит, есть и деревня. Замечай такие детали всегда, мальчик.
– А… где она? Она же не может быть далеко от воды.
– Это так. Но следов волока брёвен к реке нет, да и не станет никто сплавлять лес по таким порогам. Нет, деревня эта лесная. И, я думаю, не очень дружелюбная к чужакам.
– Потому что…
– …подумай почему.
Левр оглянулся в поисках подсказок. Противоположный берег Варны был слишком далеко, да и сама река едва виднелась в просвет между елями. В лесу было сумрачно, тихо и немного жутковато.
– Потому что… вокруг лес? – нерешительно промямлил он. Воевода хлопнула его по плечу, чуть не споткнувшись на своём костыле:
– Светоч твоего разума не погас, а я опасалась!
Деревню они за целый день не нашли.
…Ожидаемо, думал Левр, созерцая бодро прыгающую на своём костыле Туригутту. Ожидаемо, что даже в этом состоянии она светится весельем и оптимизмом, а он ещё больше запутался в том, что делает, зачем, есть ли смысл в происходящем – и что ему делать дальше.
Всё было просто в начале. Когда ему просто нужно было идти рядом с её клеткой и она была тем, кем была – каторжанкой, преступницей, осуждённой самим королём в далёком белом городе. «Рыцарь должен быть справедливым» – так было написано во всех тептарах. «Рыцарь должен восстанавливать справедливость там, где она нарушена». Так думал Левр Флейянский.
Но до неё он не задумывался о том, что несправедливость окружала его всегда. Задумавшись, юноша в очередной раз споткнулся.
– На двоих у нас три здоровые ноги и только две свободные руки! Не вздумай разбиться здесь.
Уже почти совсем стемнело, и кромешная лесная мгла, полная пугающих шумов, сгустилась вокруг, когда они набрели на крохотную лесную деревушку, обитатели которой, очевидно, и вырубали лес вдоль берега. Мрачные неразговорчивые лесорубы без лишних разговоров приютили подозрительных путников.
Обе предложенные миски с ячменной кашей Левр отдал воеводе. Она не отказалась – ещё и попыталась стянуть у него хлеб. В ожидании старейшины он и женщина провели время у крохотного костерка, с радостью отогревая замёрзшие в стылых сапогах ноги. Осенний лес был полон звуков жизни. Юноша вздрагивал ежесекундно. Ему постоянно чудилось, что из темноты на него кто-то смотрит.
Слабым, но утешением было то, что Туригутта напрягалась не меньше. Она, кочевница степей, закрытые пространства не любила.
Старший был краток: на рассвете беглецам следовало покинуть лесных жителей. Нельзя было сказать, что Левр остался бы с радостью. Хлипкие домики, наполовину землянки, никак не казались надёжным убежищем от осенней прохлады. К счастью, лесорубы знали тропу в обход основных дорог, что привела бы путников ни больше ни меньше, а прямо к Тиаканским гарнизонам. Услышав это, Туригутта вцепилась в локоть юноши и трясла его с невесть откуда взявшимися силами:
– Ты понимаешь, что это значит? Там мои сотни!
– Десять дней пути по лесным тропам? – засомневался Левр. – Я бы не надеялся… это безрассудно.
– Пошёл ты! – Она вскочила на ноги, оперлась о свой костыль. – Не ты ли, золотце, нырял со мной на шее в реку? А?
– Но у нас ничего нет. Из запасов.
– Это не пустыня, что-нибудь поймаем… – Она осеклась. Окинула его взглядом, посмотрела на себя, вздохнула.
– Есть ещё одна дорога, – встрял старший лесоруб, почёсывая густую бороду, – но на ней кого-никого, а встретить можно. И всё-таки до неё придётся идти по лесу. Но вы можете остановиться у моего брата. У них там… поселение.
– Как называется? – деловито осведомилась Чернобурка.
– На картах его нет, это просто лесной хутор. Я нарисую путь…
Ночью полил дождь. Не было ни разрядов молнии, ни ветра. Обычный осенний дождь, загасивший большую часть немногочисленных огней в деревне через дырявые крыши.
Впервые за долгое время Левр не хотел засыпать быстро. Дождь всегда наводил на него настроение размышлять. Прежде это были большей частью мечты. С Туригуттой, уронившей голову ему на грудь и сладко сопящей, думать ни о чём, кроме неё самой, решительно не получалось.
В его мечтах он голыми руками разрывал оковы на её руках, освобождал от цепей, очищал её имя перед всем Поднебесьем, попутно открывая таинственные волшебные силы в дедовом мече. И вдвоём они пировали за столом, ломящимся от деликатесов.
***
Если что-то Тури любила столь же мало, как горы, – так это леса. И не все, а именно темнохвойные.
Они наводили на неё тоску и чувство собственной ничтожности вернее любого отточенного вражеского копья. Тревожный запах мокрой хвои с самого утра, капающая за шиворот вода, уже отчего-то пахнущая мхом и болотом, не добавили утру привлекательности. Тяжело вздохнув, женщина выпуталась из цепких объятий продрогшего Мотылька – он даже не пошевелился. Последние две ночи – с того дня, как они покинули лесорубов, – он спал мёртвым сном.
«Ну вот почему бы тебе не спать так же крепко на дороге? Я бы сбежала, – негодовала Туригутта, – а теперь ты мне ох как нужен, сумасбродный рыцарь, в этом лесу. Я без тебя пропаду».
Несмотря на обещание лесных жителей о скорой встрече с их родственниками, никаких признаков обитаемого жилья не наблюдалось. Весь день путники медленно ковыляли по едва видимой тропке, которую им представили как «тракт». Заросший и заваленный трухлявыми стволами пихт и лиственниц, он, по мнению Чернобурки, мог вести их только к бесславной кончине в челюстях лесных чудищ.
Со своей хромотой Тури не могла проходить больше десяти вёрст в день. Учитывая состояние дороги, они проделывали и того меньше. К счастью, отёк на её лодыжке начал спадать, боль уменьшилась. Она не признавалась в этом Левру, справедливо посчитав достаточно разумным скрывать от него свои возможности, пока он сам не определится, к какому будущему ведёт узницу.
Во всяком случае, при необходимости она знала, как его обезоружить. Его слабости и его привычки, это она так или иначе разглядела. Нет. Мотылёк не был её главной опасностью в эти дни. Опасен был лес, вероятная погоня, Дозор, чудища в чаще и голод. Вот это последнее обстоятельство заставляло Тури волноваться всерьёз.
Кожа у неё на руках шелушилась, как и на лице, дёсны кровили, крошились два задних зуба, и она всем своим существом чувствовала близкую болезнь от недоедания и слабости.
А тут ещё Мотылек с его виноватыми взглядами и неловкими попытками как-то скрасить безрадостный день! Его утренняя галантность раздражала.
– Мог бы костёр развести, – буркнула она, созерцая его пробуждение.
– Сырые дрова.
– Найди те, что сухие. Валежник на что? Даже я знаю, а я ружанка! Ты просто обленился вконец.
– Нет валежника, – огрызнулся малец, – я вчера ещё искал.
Тури навострила уши. Определённо, поблизости кто-то обитал. Подгоняя Мотылька, она захромала вслед за ним, оглядываясь. Нога всё ещё болела. Но, по крайней мере, на неё можно было наступать.
Прыжок с моста в Варну был из тех деяний, ради рассказов о которых стоило выжить. Даже ушибленная лодыжка того стоила. Тури усмехнулась, представив себе лица парней у костра, когда она расскажет им… если выживет, конечно.
Хутор ещё более диких лесовиков нашёлся поблизости. Если весь предыдущий путь по лесу был похож на страшную сказку, то это был самый жуткий отрывок. Тури вцепилась в руку Левра и потянула его к себе.
– Развяжи ножны, – пробормотала она, – и будь готов.
– К чему?
– К чему угодно.
Из наиболее заросшей землянки показалась полноватая женщина в ярко-синей косынке. Белозубо улыбаясь, она низко поклонилась гостям и захлопотала вокруг, то и дело выхватывая, как волшебница, одно за другим угощения словно из ниоткуда:
– Вы устали? Должно быть, утомились с пути? Заходите, прошу вас. Заходите же, отдохните. Сейчас нет мужчин, но они вернутся к утру и проводят вас…
Мотылёк послал воеводе упрекающий взгляд через плечо – она не удержалась от ответной кривой гримасы. Несмотря на голод, она отказалась от предложенного ягодного напитка и даже от мёда, решив понаблюдать за тем, какой эффект блюда окажут на её бесстрашного рыцаря. Долго Тури не продержалась.
– А ну отдай сюда, – горшок с мёдом она вырвала у него из рук и прижала к груди, – и ножны развяжи, я же говорила.
– Знаете, мастер, вот теперь я точно вижу, что мне пригодились мои знания, полученные из столь нелюбимых вами книг, – раздалось вдруг непривычно язвительное с его половины лавки – обоим приходилось сидеть, пригнувшись: потолок в землянке был на удивление низким.
– Просвети меня, о мудрейший.
– У воителей случается болезнь, как у стариков народа Бану, когда они во всех видят врагов, в каждом слове – обман, а в еде ищут яд.
– Это я больная? Кто прыгнул в воду…
– Кто просил столкнуть туда? Если это не болезнь и не одержимость…
– …это мой поганый характер, – извернувшись, Тури попробовала стянуть ложку у него из рук. Не удалось. Пришлось довольствоваться собственными пальцами в качестве столовых приборов. Это не сделало мёд менее вкусным.
Ещё некоторое время они молча запихивали в себя всё, чем неожиданно гостеприимная хозяйка угостила. Закончив со снедью – и поборовшись за горшок с мёдом, чтобы вылизать остатки с донышка, – оба блаженно вытянулись, спина к спине, на длинной лавке. Если Туригутта и любила что-то в своей жизни, то едва ли не больше всего – мгновения тихого счастья, передышки между боями и битвами. Как теперь. Это было наслаждение.
– Как нога? – нарушил молчание Мотылёк.
– Лучше. Завтра я смогу идти без костыля.
– Сколько мы уже прошли?
– Понятия не имею. Слишком много деревьев вокруг. Как они ориентируются, хотела бы я знать. – Тури потёрлась затылком о его спину, вздохнула. – Одну бы добрую лошадку мне и дорогу, и ты бы меня больше здесь не увидел. Куда бы ты ни надумал меня везти, дай только оказаться верхом. И…
– …расскажите историю. Ещё одну, пожалуйста.
Спина под её затылком была горячей и напряжённой, она чувствовала это сквозь слои ткани: через его рубашку, тунику и шерстяную накидку. Крепкая, широкая спина. Нет мальчишеской сутулости или угловатости – если бы не выражение его глаз, не застенчивость, он мог бы сойти за опытного воина. Мускулистое тёплое тело, рядом с которым приятно просыпаться по утрам… Тури прикрыла глаза. Вздохнула, глядя в сторону.
– Какую историю ты хочешь услышать?
– Что-нибудь… не очень кровавое. Если это возможно.
– Что-нибудь… романтическое? – Она не удержалась и потёрлась о его спину своей, удовлетворённо чувствуя ворчание всей кожей. – Что-нибудь… возможно, о прекрасных дамах, благородстве… о потерянной родне, воине, лишённом наследства, восстановившем честь своего имени?
– Да.
– Хочешь ли ты услышать историю о предательстве и отваге, мужчине, разрывавшемся между чувством и долгом? О погибших друзьях, клятвах, о красивых признаниях, нежных словах, почётных званиях…
– Да, – прошептал мальчик на грани слышимости.
Она вздохнула. От юноши не доносилось ни звука.
– Что ж, у меня есть одна история. Не самая любимая мной. Дослушай, прежде чем судить, хорошо?
***
Ниротиля считали мягким. Это было для Тури в диковинку. Она не робела, но, проведя почти полгода с сотниками Регельдана, готова была признать Тило образцом доброты и понимания. Её полководец снисходил к её слабостям. Она была единственной женщиной во всём его войске – возможно, он и набрал потом девушек-учениц, но всё же она добилась его уважения первая.
Но после берегов Гремши и двух лет безмятежности Туригутте не хотелось больше воевать. Она размякла и позволила себе привыкнуть к безалаберности лагерного быта, не отягощённого серьёзными стычками. Проблемы остались далеко на западе вместе с королевскими приказами, тронами, наместничеством и другими горестями. Бесконечное лето, безмятежное и чистое, было вокруг.
Тури не почуяла беды. Даже засыпая и просыпаясь в одной койке с Тило почти каждый день, она не разглядела его ухудшающегося здоровья – частого сухого кашля, боли в груди. Он бы никогда не пожаловался. И она не была ему женой или любовницей. Не была наложницей – вроде дочерей из кочевых кланов, которых радостно предлагали их собственные отцы, надеясь упрочить отношения с полководцем. Тури в голову не пришло бы готовить ему еду, убирать его шатёр, пристально следить за его здоровьем. На это у него были прислуживающие мальчики-ученики.
Когда в один из дней он, облачённый в серебристо-белые одежды, на рассвете покидал лагерь, она не увидела в этом ничего странного. Он никогда и никому в своих действиях не отчитывался.
И вернулся через три с половиной месяца – что тоже было обыденным делом. Следующие месяцы они жили точно так же. Как и прежде – с вылазками, сопровождая землемеров, изредка разбирая склоки между кочевниками и переселенцами. До того дня, когда её – ещё не воеводу, но уже сотницу – попросили явиться в его шатёр.
Тило держал в руках письмо. Стоя спиной к ней и тяжело опираясь на свою трость, напряжённый и сосредоточенный, и красивый – как никогда прежде. И Долли, и Ами, и Гана отвернулись, завидев её. Общее смущение чувствовалось в воздухе шатра. Но Тури смутилась ещё больше, когда увидела фигуры в чёрных плащах.
Горцы. Асуры. Она инстинктивно напряглась. Присутствие королевских войск никогда не значило ничего, кроме проблем.
– Посланник Атари прибыл с повелением от Правителя, – подтвердил её опасения Ниротиль, – его величество провёл границу. Лерне Нези. Там мы поставим последний верстовой столб.
Тури непонимающе качнула головой:
– Но мы завоевали территории до границы Сааб!
– Мы оставляем их. Собери остальных воевод. Отправь десятку Менды к Лерне Гедати. Мы отходим. – Голос Тило не оставлял сомнений: намёка на спор он не потерпит. Она могла подождать, пока они останутся наедине, но, когда горцы покинули шатёр – снаружи раздались дикие напевы радостных кочевников и звук бубнов с бубенцами, – Ниротиль не поднял головы от письма, что держал в руках.
– У меня родился сын, – наконец сообщил он, обмахиваясь письмом и устремляя взор вдаль, на западные горизонты степей. Тури проглотила мгновенно полыхнувший взрыв смешанных чувств.
– Мои поздравления. Дочь Геды?
– Нет.
– Хеза? Они лопнут от гордости.
– Нет. – Он опустил голову, Тури нахмурилась, пытаясь вспомнить, из каких племён ещё предлагали женщин полководцу, но прозвучало то, что разом выхватило воздух из её легких. – Мать моего сына – леди Орта. Сонаэнь. Моя жена.
Небо словно враз потемнело и рухнуло на Туригутту, её шатнуло, в виске запульсировала боль. «Сонаэнь! Ещё одна шлюха. Раздвинувшая ноги перед врагом, перед твоим главным противником. И ты её простил, Тило, ты простил, как ты мог!» Она бы швырнула что-нибудь в него, но снаружи шатра верхом ждали полководца посланники Атари, и потому ей пришлось низко опустить голову, сдавленно ответить: