Текст книги "Лиловый (II) (СИ)"
Автор книги: . Ганнибал
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)
– Что… нет, – нервно оскалился он. – Как я могу вас презирать. Ваша раса гораздо дальше моей ушла по пути развития, вы создаете машины, которые могут вести себя точь-в-точь как люди…
– Презираешь, – упрямо повторила Эннис.
Он скривился и отпустил ее руки; а она вдруг сама прянула к нему и мягко обхватила за шею, привлекла его к себе. Она была такая теплая, светлые длинные волосы лезли ему в лицо, мешая дышать, но Леарза совершенно растерялся от неожиданности и не сделал даже попытки убрать их, так и замер в нелепой позе, вдыхая запах ее духов.
Потом уже она сама отстранилась от него и покраснела, когда услышала чьи-то шаги; одинокий прохожий, какой-то старик, прошел мимо них и не взглянул на них, но Эннис резко отвернулась и закрыла лицо руками.
– Т-ты чего, – ошарашенно окликнул ее Леарза.
– У нас так не принято, – еле слышно пробормотала она, – но мне ужасно хотелось это сделать.
* * *
Это время перехода.
Тысячи лет тому назад именно в эти дни с севера к берегам Атойятль пришли первые переселенцы; они несли с собою веру в Человечество, веру в существование души.
Тысячи лет минули, но время Перехода по-прежнему празднуется на Анвине.
День выдался пасмурный, но сухой, и казалось, вся природа застыла: ни дуновения ветерка, ни крика птицы. Толпа на площади перед дворцом тоже стояла практически неподвижно, все одетые в простые платья, с непокрытыми головами, несмотря на весенний холод. Все ждали.
Ожидание распростерло свои безмолвные душащие пальцы над Тонгвой.
Вот наконец свершилось; врата дворца открылись, и из мрака в свет тусклого дня вышел сам Наследник, одетый во все черное, высокий и худощавый, и на свету особенно четко проступили тонкие черты его строгого лица с глубоко посаженными глазами. Он ступил на каменные плиты, в молчании сделал шаг, потом другой…
Молчание.
Все знали, что сегодня он будет говорить перед собравшимися гражданами, все ждали этого часа; практически все население Централа столпилось на площади перед дворцом, желая выслушать его, как это делалось каждый год, и все с замиранием дыхания следили за ним. Фигура его хорошо видна была на свету против тени, отличная мишень. И он будто специально остановился, встал неподвижно, подняв глаза к небу, словно задумавшись о чем-то.
Наконец сказал:
– К сожалению, сегодняшний день мне приходится начать с дурного. Тысячелетиями Анвин чтил память Арлена, нашего бога-покровителя, но наступают смутные, тяжелые времена; вера наша подводит нас. Узрите! Вот человек, замысливший поднять на меня руку.
Сотни голов повернулись в указанном направлении; люди остолбенели в изумлении.
Две башни возвышались на въезде, и на самой вершине одной из них было какое-то движение. Один человек схватил другого и с силою сдерживал, а тот, очевидно, пытался вырваться, заметил, что все смотрят на них, и тоже замер.
– Брось ружье, – холодно произнес Тегаллиано, фигуры которого зрителям снизу не было видно: толстяк с ледяным взглядом стоял на противоположной стороне площадки, у самого парапета. – Сейчас.
И руки разжались, выронив охотничью двустволку.
– Орсо Кандиано, – ветер разнес слова Наследника по площади. – Решивший, будто я представляю собой опасность для Анвина. Я вынужден разочаровать тебя: кроме меня, у Анвина нет другого навигатора в космической бездне, и потому я не могу допустить воплощения твоих планов в жизнь.
– Проклятье, – еле слышно прошептал Теодато, сжимавший кулаки в нервном волнении. – Этот глупец!
– Теперь уже ничего не изменишь, – так же тихо ответил ему Виченте. Братья стояли в толпе, подняв головы; глаза их были устремлены к фигуре хорошо знакомого им человека, двоих хорошо знакомых им людей на площадке башни.
Мераз держал Кандиано в медвежьей хватке своих сильных рук, не давая ему вырваться.
– Однако я милосерден, – добавил Фальер, – и потому дарую тебе свободу, Орсо Кандиано. Ступай! Я верю, что ты найдешь истину. Что до закованного, который повиновался тебе… приведите его сюда.
В толпе наконец поднялся говор; люди по-прежнему следили за происходящим на вершине башни. Бездушный, державший неудавшегося убийцу, покорно отпустил его.
– Мераз! – тут же воскликнул Кандиано, стремительно оборачиваясь. – Мераз, не поддавайся ему!
– Это бесполезно, – возразил Тегаллиано. – Тебе не дозваться до него. Так, а теперь медленно… руки держи на виду… так… подойди сюда.
Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться; тогда уже, когда они скрылись из вида стоявших на площади людей, другие руки перехватили Орсо Кандиано и скрутили ему запястья за спиной.
– Фальер милосерден, – буркнул Реньеро Зено, стоявший на нижней ступеньке лестницы, – а я нет. Сегодня же велено тебя отправить в монастырь под Хагааденом, и если попробуешь вернуться в Тонгву – пожалеешь.
Толпа ждала; вот появились стражи порядка, заставив людей расступиться, и по узкому коридору прошли двое. Любопытные глаза следили за ними. Первым шагал высоченный смуглый закованный, следом спокойно, будто на утренней прогулке, шел сам Марчелло Тегаллиано.
Наконец они оба остановились в непосредственной близости от терпеливо ожидавшего их Наследника. Тот перевел взгляд на толпу.
– Сегодня на Анвине отмечается время Перехода, – сказал он. – Время изменений, больших перемен. Большие перемены выпали на наш с вами век. Несколько тысячелетий назад наши далекие потомки оставили позади себя своих сородичей, избравших другой жизненный путь; эти люди, потерявшиеся в недрах космоса, почти истаяли из нашей памяти, обратились в детские сказки, однако они существуют, более того: они наконец нашли нас.
Он коротко кивнул; двери вновь открылись, и на этот раз из сумрака дворцового холла вышли еще двое. Один из них был крепко сложенный молодой человек в форме стража порядка, а сразу следом за ним, понурив голову, ступал еще один закованный, одетый в грязный комбинезон рабочего, с руками, перепачканными машинным маслом. Лишь теперь, выйдя на площадь, он коротко вскинул напряженный взгляд.
– Вот и ты, мой дорогой Яган, – мягко обратился к нему Фальер, – хотя, впрочем, ведь я не знаю твоего настоящего имени. Негоже посланнику далекой цивилизации работать простым техником, пусть даже в самом сердце Анвина. Я предложу это место несчастному юноше, которого обманул своими речами Орсо Кандиано, ты же должен обрести более подобающий статус дипломата.
На площади воцарилось такое молчание, что казалось, все эти сотни людей прекратили дышать.
Закованный, – тот, кто им притворялся? – остался стоять, но вот он поднял взгляд на Наследника. Действительно, лицо у него было не совсем характерное для бездушного, в дневном свете заметно стало, что его кожа слишком светлая, пусть и запачкана сажей, а лоб высок, почти как у урожденного аристократа.
Наконец он ровно произнес:
– Что же, вижу, вы раскусили меня, господин Фальер. Признаться, когда я отправлялся на Анвин, мы всерьез беспокоились и подозревали подобный исход. Мое настоящее имя – Дэвин Касвелин, и я действительно принадлежу к цивилизации, отличной от вашей. Надеюсь, вы не заклеймите меня чудовищем за это.
– Конечно же, нет, – ответил Фальер. – Разве мы дикари, варвары, чтобы пытаться уничтожить все неизведанное, даже то, что пугает?…Впрочем, я понимаю вашу осторожность: должно быть, в вашей практике были уже… случаи. Теперь, однако, когда правда открылась, попробуем установить контакт.
Касвелин согласно склонил голову.
Только тогда площадь взорвалась гулом потрясенных голосов.
13,80 пк
С обеих сторон от него уходили вдаль стены, выложенные из тускло-красного кирпича, почти совсем почерневшего от времени. Щербатые, с черными оскалами окон, между стен – разбитая дорога, покрытая пылью, а над головою небо темно-малинового цвета, совершенно безумное, медленно вертящееся вокруг единой незримой точки – красной мигающей звезды.
Все было как надо; он глянул себе под ноги и обнаружил, что кеды его тоже все в пыли, некогда белые носы их совершенно посерели, а джинсы заляпаны темной краской.
Он шагнул вперед.
Улица шла под откос, никуда не сворачивая, кособокие кирпичные дома, некоторые с глинобитными надстроенными вторыми этажами, некоторые наполовину разрушенные, – все они теснились вокруг него, давили, молчали. Красная звезда продолжала мигать далеко впереди, наверху.
Вот глаза его различили еле видимый в багровом тумане силуэт другого человека, идущего ему навстречу. Он остановился; человек продолжал идти, приближаясь. Он знал, кто это.
Будь осторожен, прошелестел в ушах тихий бесполый голос.
Ты никак не научишься контролировать себя.
– Может, и не хочу, – сердито отозвался Леарза.
Человек был уже почти рядом. Видно стало, что он одет в изрядно запыленный плащ с высоким воротником, и само лицо его, казалось, вылеплено было из дорожной пыли, тонкое, ломкое, а глаза настолько светлые, что можно было подумать, что они мерцают золотом.
И ты ведь не думаешь, будто избавишься от нас.
– Да черт с вами. Эй, Эль-Кинди! Что это за место?
– Ты должен сам знать.
Леарза принялся оглядываться, вертя головой; малиновое небо по-прежнему крутилось над ним, со звездою в центре, и убогие домишки вокруг жались друг к другу, как напуганные воробьи. Розоватая пыль медленно оседала в воздухе.
– Ну и к одной матери, – буркнул наконец Леарза, опуская взгляд. Земля разверзлась под ногами; домишки резко взмыли, будто небо поглотило их, всосало в себя. Чернота окружила двоих стоящих ровно людей, а потом Леарза сделал шаг, другой… разбежался и прошел прямо насквозь, так что хлопнул чужой запыленный плащ; перед ним закружилась серебристая мерцающая дымка, начала опадать в пустоте, выкладывая собою тропинку.
Он протянул руку в никуда, и другая рука встретила его ладонь. Это была женская рука, с тонкими пальцами, с черной грязью под ногтями, с кожей смуглой, красноватого какого-то оттенка; Леарза коротко рассмеялся и повлек ее к себе.
Она вынырнула из бездны, шагнула на серебристую тропу рядом с ним. Она была чуточку выше его ростом, черноокая, лицо ее отлито из меди, неподвижное, как у статуи. Она молча сделала жест, приглашая его за собой, и он пошел, не отпуская ее горячей ладони.
Безымянная женщина вела его в черноту, но где-то вверху, высоко над ними, по-прежнему мерцала неподвижная красная звезда. Звезда вдруг оказалась большим фонарем, висевшим в центре гигантского мрачного холла, со всех сторон сыпались ослепительные белые брызги, серебристая дорога превратилась в металлический мост. Женщина продолжала идти вперед, и Леарза шагал следом.
Она что-то хотела показать ему; что-то важное. И он шел, он тоже хотел это узнать, увидеть…
Мир покачнулся.
– Скорее, – одними губами произнес Леарза.
Еще один толчок.
– Бежим!
Они побежали; но поздно, мост уже заваливался, и искрами нещадно обожгло его правую щеку. Чужая ладонь в его собственной медленно начала таять. Все белело, заливало пламенем, падало, исчезало…
– Черт побери! – заорал Леарза, вскидываясь.
Корвин буквально отпрыгнул от него, непроизвольно выругался; на какое-то время в комнате воцарилась немного удивленная тишина, китаб сидел, тяжело хватая воздух ртом, в постели, андроид осторожненько отошел к самой двери, наконец негромко заметил:
– Не ожидал, что ты так вскинешься. Извини.
– Это ты извини, – выдохнул Леарза, принялся ожесточенно тереть лицо руками. – Мне снился сон…
– Да я уже понял, – пробормотал Корвин, немного расслабился и опустился на стул. – У тебя тут будильник надрывался добрых полчаса, а ты дрых, как ни в чем не бывало. Я подумал, люди обычно не ставят будильник без особой нужды…
– Точно… спасибо, что растолкал меня, – он потянулся за планшетом, экран которого все еще светился, и обнаружил, сколько времени. – Черт!..
– …Кажется, я лучше пойду…
Все еще несколько удивленный, Корвин незамеченным выскользнул из комнаты, по которой метался руосец, очевидным образом едва не проспавший что-то важное для себя. Не прошло и пятнадцати минут, как Леарза, подхватив в холле свою ветровку, крикнул:
– Вернусь вечером! Пока!
И с этим убежал.
Андроид, которому до вечера необходимо было закончить статью, только покачал головой и пошел к себе.
Леарза между тем, чертыхаясь и дважды уронив на бегу планшет, добрался до стоянки аэро, расположенной на крыше дома, где плюхнулся на сиденье своей машины и тронул ее с такой скоростью, что едва не столкнулся с другим аэро, собиравшимся парковаться.
Только тогда немного успокоился и еще раз посмотрел на часы.
Они договаривались встретиться возле больницы; Эннис сегодня заканчивала суточное дежурство и освобождалась рано. Он страшно боялся опоздать, хотя в итоге оказался на месте за пять минут до назначенного времени и еще ждал ее, топтался на площадке для аэро, когда она наконец поднялась к нему и еще издалека окликнула:
– Леарза!
Он стремительно обернулся к ней. Она шла по площадке, и ветер швырял ее волосы, трепал короткий плащик. Оказавшись возле руосца, она с улыбкой протянула ему руку, которую он мягко пожал.
– Куда пойдем сегодня? – весело спросила она; он смотрел в ее лицо, недоверчиво произнес:
– Ведь ты устала.
– Ничего, мне удалось немного поспать, – беспечно возразила Эннис. Потом склонила голову набок, подняла брови и коротко рассмеялась, потянулась к нему руками; Леарза несколько озадаченно стоял смирно, пока она поправляла ему воротник, но что-то все ей не нравилось, наконец она сообразила и воскликнула: – Да ты футболку наизнанку надел!
– …Правда? – глупо спросил он.
– Признавайся: ты чуть не проспал и собирался за пять минут.
– Ну…
– Пойдем ко мне, – предложила Эннис. – Раз уж мы оба такие невыспавшиеся, поваляемся на диване.
Возразить ему на это было нечего, и вскоре они уже направлялись к ней домой; в гостях у Эннис он ее ни разу не был и не без любопытства обнаружил, что она живет в пригороде Ритира, в районе, который уже нельзя было бы отнести к высотному городу, но все-таки дома здесь были в основном четырех– и пятиэтажные, кажется, очень старой застройки, – хотя, может быть, это была только имитация старины.
Квартирка у нее была маленькая, всего две комнаты, и тоже будто в стиле давно ушедшего времени, и после королевского беспорядка Корвина, к которому Леарза успел привыкнуть, выглядела особенно опрятной. Они вдвоем неловко толклись на кухне, потом пили кофе с печеньем, наконец перебрались на тот самый диван; Эннис действительно залезла на него с ногами и обняла подушку, а Леарзе не сиделось, он вскоре поднялся и подошел к книжным полкам напротив, принялся рассматривать стоявшие на них вещи.
– Давно ты живешь одна? – спросил он.
– Несколько лет, – сказала Эннис. – С тех пор, как начала учиться на врача. Моя семья живет на Сиде, в Квинлане. Это милый усадебный район, очень старый, совсем маленький. Он построен в узкой длинной долине, на берегу морского залива.
– Профессор Квинн говорил как-то, что твоя мама – его младшая дочь…
– Верно, – улыбнулась она. – Дедушка и сам когда-то жил в Квинлане, и там до сих пор живут все мои родственники: дядя и две тети с семьями.
– А бабушка? – вырвалось у Леарзы; его вдруг осенило, что если у профессора Квинна есть дети и внуки, то должна была быть и жена.
– Бабушка умерла, когда я была еще маленькой, – сообщила Эннис; лицо ее сохранило свое безмятежное выражение. – Она тоже работала в научно-исследовательском институте, но она была физиком по образованию. Во время очередного их эксперимента что-то пошло не так, и вся лаборатория взлетела на воздух. Такое иногда случается.
– …Прости.
– Да ничего, я ведь почти и не помню ее.
Леарза смолчал и отвернулся к полке; спокойствие Эннис в очередной раз напомнило ему о том, что ему никогда не нравилось в обитателях Кеттерле.
Тут взгляд его упал на двухмерную фотографию в рамке, стоявшую между кошачьей статуэткой и вазочкой.
– Это… ты? – спросил Леарза, бездумно протягивая руку.
– А… да, – отозвалась девушка.
На фотографии изображены были трое; взрослые люди, мужчина и женщина, держали на руках крохотного совсем ребенка, годовалого, быть может. Оба счастливо улыбались; ребенок потешно раскрыл рот.
– Это бабушка с дедушкой, – сказала Эннис. – Они тогда еще жили с нами в Квинлане. Это было незадолго до того, как бабушка погибла. Дедушка очень тяжело переживал ее смерть, не мог больше оставаться в доме, в котором они счастливо прожили много лет, а тут как раз разведчики обнаружили Венкатеш, и он уехал… а когда вернулся, то предпочел оставаться в ксенологическом.
Леарза потерянно молчал, рассматривая людей на фотографии. Взрослая женщина чем-то определенно была похожа на саму Эннис, с такой же открытой и доброй улыбкой на лице. Муж ее держал обеими руками ребенка, выставив перед собой, словно дорогой приз, а она положила ладонь на его локоть.
Леарза по-прежнему стоял спиной к ней и не видел, что улыбка сошла с ее усталого лица; Эннис опустила голову, разглядывая собственные пальцы.
– Я знаю, ты думаешь, что мы такие бесчувственные, – тихо добавила она. – Что мы столь равнодушны к чужой смерти, – да хоть бы и к своей собственной, – что продолжаем улыбаться, кажется, даже на похоронах. Но понимаешь… это наш способ справляться с горем и болью. Тоже, наверное, неидеальный… не думать о плохом, не плакать, закрыть все в самом потайном уголке сознания и никогда не возвращаться, только наедине с собой, по ночам.
– Извини, – глухо отозвался Леарза. – Я дурак.
* * *
Описать, какое произошло столпотворение после случившегося, одними словами было бы невозможно. Гомон людских голосов достигал небес; сперва пораженные вестью о неудавшейся попытке убийства, теперь уже они и не вспоминали ни об убийстве, ни о самом Кандиано, который с того момента исчез из Централа навсегда, и даже говорить о нем стало неприличным (Витале Камбьянико расстроен был тем, что обоих братьев Наследник попросту проигнорировал, но ничего не мог поделать с этим).
Все только и говорили в тот день, что о таинственном инопланетянине, который скрывался среди бездушных, да еще и пробрался во дворец самого Наследника. Хотя сам Фальер и все сопровождавшие его давно ушли, никто никак не хотел расходиться с площади, и только двоюродные братья Моро и Дандоло, обеспокоенные судьбой своего старшего товарища, кое-как выбрались из толпы, почти бежали по пустым улицам.
– Несчастный упрямец, – воскликнул Тео, оглядываясь. – Что теперь с ним будет!
– Я думаю, его отправят в один из уединенных монастырей в степи, – ровно отвечал Виченте, – Наследнику не нужна его смерть, если ты этого боишься. Смерть может сделать его мучеником за истину. К тому же, видел ты, как потрясен был случившимся Мераз? Боюсь, этим они действительно сломали его. Теперь он будет преданно служить Фальеру, потому что милость Наследника поразила его в самое сердце.
– Да черт с ним, с Меразом! – отмахнулся Теодато. – …Силы небесные! Они действительно все это время были среди нас! А ты смеялся надо мной!
– Кто мог подумать!
Теодато замедлил шаг и рассмеялся, запрокинув голову; Виченте тоже вынужден был притормозить, оглянулся на него, нахмурился.
– Ну, чего ты радуешься? Погоди, еще неизвестно, что будет дальше. Этот Фальер может взять и решить, что инопланетян нужно прогнать к чертовой матери.
– Да ведь он объявил во всеуслышание, что хочет, чтоб этот Касвелин был их официальным представителем, – возразил Тео. – Значит, между нашими цивилизациями установятся дипломатические отношения.
Виченте только махнул рукой и пошел дальше, делая такие длинные шаги, что Теодато пришлось бежать за ним едва ли не вприпрыжку, чтобы не отстать.
– Да куда ты несешься!..
Они вернулись домой, но и там не могли найти себе покоя, к тому же, в гостиной смуглый Нанга, служивший семейству Дандоло едва ли не с рождения, осторожно как-то обратился к Теодато:
– Господин Теодато… это правда? Ну, что инопланетяне…
– Да, – отозвался тот, поначалу не обратив внимания, – один из них притворялся бездушным, но Наследник раскрыл его.
Нанга так и остался стоять, глядя на своего хозяина широко раскрытыми круглыми глазами.
– Ведь это значит, что начнется война, господин Теодато? – не сразу спросил он. Теодато раздраженно передернул плечами.
– С чего ты взял! Зачем нам воевать с ними? Они не желают нам зла. Они почти такие же люди, как и мы, и выглядят ровно так же, как ты или я.
Нанга промолчал; Виченте нахмурился, потом отошел к наполовину закрытому гардиной окну и закурил.
– Впрочем, все решит Наследник, – уже спокойнее добавил Теодато. – …Ну что ты так смотришь, Нанга? Напугался?
– Ведь они уничтожат нас, – тихо сказал бездушный. – Так говорится в пророчествах.
– Какие еще пророчества! – совсем уж взбесился Тео, замахал руками, принялся ходить по комнате туда и обратно. – Заладили, как дураки: пророчества, сказки! С тех пор, как мы воевали с ними, прошло несколько тысяч лет! Столько времени, сколько в твоей глупой голове никогда в жизни не уместится! Мы изменились за это время, они изменились! Вот мой отец и отец господина Виченте ненавидели друг друга, это что, обязывает нас оставаться врагами? Виченте мне не сделал ничего дурного, и точно так же мы, нынешние мы, ничего не сделали нынешним им, как и они нам!
Бездушный ничего не ответил, так и стоял, только опустил темную голову.
– …А, – раздраженно протянул Теодато. – Ступай, Нанга. Все равно ты этих инопланетян еще очень нескоро увидишь, если увидишь вообще. Небось они так и будут сидеть на какой-нибудь космической станции и общаться с одним Фальером и его советниками!
Нанга послушно вышел прочь, оставив братьев наедине.
– Они боятся, – негромко произнес Виченте, по-прежнему глядя в окно. – И, я готов поспорить, многие из аристократов тоже боятся, только скрывают это.
– Я знаю, – горько согласился Теодато. – Сколько криков было, когда вернулись космонавты! Каждый второй орал, что пора готовиться к страшной войне. Некоторые особенно одаренные личности вовсе ринулись к Реньеро Зено, записываться в национальную гвардию. Даже мой папаша тогда, когда я их навестил и рассказал последние новости, произнес дурацкую напыщенную речь, где настойчиво предлагал мне проявить всю возможную и невозможную доблесть и использовать свой талант против инопланетян…Они не идиоты, потому и скрывались все это время. Знали…
– Интересно, каким образом Фальер раскрыл их, – пробормотал Виченте. – Уж не благодаря ли собственному таланту?
– Может быть. Я лично никогда с ним не встречался, но Гальбао говорит, что он часто будто наперед знает некоторые вещи, даже иногда угадывает результаты наших вычислений…Слушай, а что, если этот Касвелин был не один?.. – лицо Тео сначала осветилось догадкой, а потом как-то удивительно изменилось, на полминуты обратившись в гипсовую маску; Виченте обернулся и внимательно наблюдал за братом. – Конечно, – наконец сказал тот, вновь оживившись. – С вероятностью в девяносто семь и… в общем, почти наверняка он был не один. В первую очередь должны быть их люди среди наших закованных, туда пробраться проще всего, хотя они должны были перед этим внимательно изучить наше общество со стороны, и особенную опасность для них представляли управляющие. Они, видимо, давно уже отыскали Анвин и наблюдали за нами, и среди закованных должно быть несколько их людей. В Централ внедрить кого-либо сложно, потому что аристократия немногочисленна, почти все здесь так или иначе знают друг друга, ведут свое происхождение от древних именитых кланов, однако с провинциальными городами куда проще, и, наконец, я подозреваю, что даже в Централе есть их посланники… если уж даже они забрались во дворец Наследника!
Виченте наблюдал за ним в молчании, а когда Тео закончил и оглянулся на него, брат его коротко усмехнулся.
– Да твой собственный талант им лишь немного менее опасен, чем дар Наследника, – заметил Моро. – Твоя логика безупречна.
Тео даже немного смутился и отмахнулся.
– Ерунда все это, – пробормотал он. – …Эх, что бы я не отдал за возможность напрямую пообщаться с инопланетянином! Да только ведь вряд ли Фальер это допустит… что верно, то верно: многие боятся инопланетян, и с его стороны будет большой ошибкой позволить им открыто общаться с нами, не говоря уж о том, что это может даже вызвать бунт среди бездушных, это здорово подорвет его собственную власть. Эти люди используют сложную технику, их взгляды отличаются от наших. Если они докажут нам, что техника ничуть не губительна для души… долго ли тогда продержится на своем месте Наследник Арлена, учившего об обратном!
…Это был во всех отношениях очень беспокойный день, что ни говори; вечером они еще отправились к одному знакомому Теодато по гильдии вычислителей, имевшему связи среди высших кругов, пытались разузнать хоть что-нибудь о судьбе Орсо Кандиано, но ничего определенного не выяснили. До глубокой ночи братья сидели в кабинете, где Тео беспокойно ходил туда и обратно, а Виченте, как это было в его привычке, развалился в кресле и курил; время от времени между ними завязывался разговор, но потом вновь все стихало.
Наконец они разошлись по своим комнатам.
Утро следующего дня было самое что ни на есть обыкновенное, и Теодато, проснувшись, еще долго валялся в постели и удивлялся тому, как неподатлива привычная реальность, казалось ему, после вчерашних событий мир должен был измениться, а солнце – подняться на западе, но ничего примечательного в природе не произошло.
Кузен его еще не вставал, сообщила прислуга; какое-то время Теодато бестолково слонялся по гостиной, погруженный в свои мысли, наконец ощутил, что если он сейчас же не поговорит с Виченте, который за прошедшее время стал очень близок ему, то попросту взорвется. Теодато решительно поднялся по лестнице на второй этаж и постучал в дверь.
Ответа не было. Что он, так крепко спит?.. Но в следующий момент Теодато вспомнил, как чуток был сон его кузена еще во время охотничьей поездки, и насторожился. Постучал снова.
Тишина. Тогда уж он обеспокоился и открыл дверь, готовый извиняться за вторжение, если что.
Комната была пуста. Солнечный свет падал толстым потоком на ковер, и в воздухе медленно кружились оседавшие пылинки, крошечные золотые точки. Кровать оставалась застеленной, будто никто и не спал в ней эту ночь, и вообще никаких следов человеческого пребывания…
На столике у окна что-то лежало. Теодато осторожно, мягкими шагами подобрался к столику и остановился, глядя на это.
По виду вещица очень похожа была на обыкновенные часы, только вместо циферблата со стрелками имела небольшой матовый экран; какие-то непонятные символы светились на этом экране. Теодато протянул руку, однако не сразу решился прикоснуться к странному предмету, на несколько мгновений пальцы его замерли в воздухе, но вот он осмелился и схватил чудные часы.
Символы на экране поморгали и сложились в короткое понятное: «Увидимся».
Теодато стоял, не сводя с этих букв взгляда, уголки губ его подрагивали; наконец он запрокинул голову и громко заорал:
– Ублюдок!
А потом расхохотался.
* * *
В эту ночь в кварталах бездушных было тихо, и казалось, что люди все попрятались по своим домам и сидят там в молчании, ожидая чего-то страшного. Злые духи витали по кривым узким улицам, готовые похитить зазевавшихся. Инопланетяне!.. Где-то совсем близко, еще пока в небе, но вот-вот они спустятся на землю; небо поглотит землю и уничтожит ее вместе со всеми обитателями.
Старый часовщик Язу со своими домочадцами в ту ночь в тишине сидел в темной гостиной у электрического обогревателя; все они отнеслись к новостям по-разному, старик был в шоке и ожидал скорейшего начала войны, старшие сыновья его тоже были убеждены, что скоро доведется им взяться за оружие, младшие дети напуганно хныкали, женщины встревоженно перешептывались на кухне. И жильцов сверху было не слыхать; должно быть, и Нина в ужасе, ведь если ее Уло уйдет на войну, она останется опять совсем одна.
Старик Язу и не предполагал, что в это время наверху за дощатым столом, накрытым ветхой, но чистой скатертью, сидели трое других людей. Никто из них не выглядел испуганным, хотя на смуглом женском лице действительно было беспокойство.
Едва вернувшись с работы в тот день, Уло поймал привычно подошедшую обнять его Нину и негромко хмуро сообщил:
– Нас раскрыли. Ты ничего еще не знаешь?
– Что?.. – напугалась она. – Я ничего никому не…
– Я знаю, – перебил разведчик. – Раскрыли другого из наших людей… нашего капитана. Его место было очень опасным, во дворце самого Наследника. Мы все рисковали, но капитан Касвелин – больше всех, никто не мог знать, действительно ли Наследник сможет угадать его… неважно. Теперь уже ничего не изменишь, поэтому нам отдан приказ возвращаться на станцию.
– В-возвращаться?
– Я уйду, Нина, – вздохнул он. – Я должен уйти. Дальнейшее мое пребывание на планете нецелесообразно. Я оставлю тебе денег, но тебе придется как можно скорей опять найти работу, и…
– Я пойду с тобой, – воскликнула она, не успев и подумать.
– …Ты не можешь.
– Но… ты оставишь меня? – прошептала женщина, и на ее глазах показались слезы. Она еще не до конца понимала, что все это значит, но уже чувствовала всем своим существом одно: происходящее дурно, ее Уло оставляет ее, чтобы…
– Я вынужден это сделать, – почти мягко ответил Уло и обнял ее. – Я не хочу, но выбора нет. Я не могу даже ничего пообещать тебе… никто не знает, как дальше будут складываться обстоятельства. Если все пойдет хорошо, я потом заберу тебя с собой. Если не боишься.
– Ничего не боюсь, – всхлипнула Нина. – Значит, надо подождать?
– Да… надо подождать. И никому не говори обо мне. Когда будут спрашивать, куда я девался, – ругайся и жалуйся, что променял тебя на другую, с которой и убежал в соседний город, – он усмехнулся.
– А если спросят, что за другая, – скажи, она была здоровенная и волосатая, как я, – раздался вдруг чужой голос за ее спиной; Нина перепуганно воскликнула и стремительно обернулась. В сумраке комнаты высился незнакомый мужчина, по виду тоже будто такой же закованный, но лицо его было слишком светлого оттенка.
– Не бойся, это Каин, – сказал Уло, придерживая ее за плечи. – Он тоже один из нас. А ты мог бы хотя б дверью воспользоваться, знаешь ли, для приличия.
– Не хотел, чтобы семья снизу видела меня, – резонно возразил тот. – Потом пойдут ненужные вопросы. Не пугайся, красавица, я не кусаюсь.
Нина только выдохнула и опустила вскинутые руки. В груди у нее между тем поднималось уже полузнакомое чувство; этот человек напротив был… таким же, как Уло, и очевидно, что они давно и хорошо были знакомы. Если это друг Уло… когда-нибудь, когда Уло заберет ее с собой, такие люди будут окружать ее. Она не должна их бояться.