Текст книги "Лиловый (II) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)

Леарза поймал ее за пояс одной рукой, а другой вцепился в поручень, которыми были оборудованы все достаточно высокие крыши, – он уже знал. Волтайр все еще верещала, зажмурившись, когда он привлек ее к себе и с силой прижал к своей груди, ее волосы немедленно швырнуло ветром ему в лицо, и Леарза зафыркал, пытаясь освободиться. Наконец ему удалось сместить ошалевшую женщину так, чтобы его подбородок оказался над ее правым плечом, а ее волосы – сбоку.

– Видишь? – спросил он, смеясь. Волтайр замолчала, но глаз еще не открывала, судорожно ловя ртом воздух, которого не хватало. – Не бойся, – добавил Леарза ей в самое ухо. – Я держу тебя крепко.

Только тогда она осмелилась и посмотрела перед собой.

Небо было черным, как бездна, разверзающаяся над их головами, и ослепительно ярко блестели звезды, а внизу были огни.

На мгновение Волтайр показалось, что они плывут в космосе: сияние окружало их, сияние и ночь. И воздуха было так мало, что ее сердце невольно колотилось в безумном ритме. Страх вдруг куда-то пропал; в конце концов, спиной она прижималась к чужому жесткому телу, и сильная рука обхватила ее за пояс. Она хотела что-то сказать, но не могла: не хватило дыхания.

Он сжалился над ней минут пять спустя, фактически затащил ее обратно в здание, и дверь с лязгом закрылась за ними. Волтайр обессиленно прислонилась к стене и принялась отдуваться; Леарза, не чувствуя, как запыхался, принялся ходить по коридору, сунув руки в карманы кожаной куртки.

– Ты сумасшедший, – наконец еле слышно выдохнула женщина.

– Так тебе понравилось? – спросил он лукаво, и она, прежде чем успела сообразить, сказала:

– Да!

Он рассмеялся; Волтайр немного смутилась, опустила голову.

– Пойдем, – предложил он. – Я сегодня еще хотел попасть в Арсайд и Сайорсу.

– И везде проверить самые высокие крыши?..

– Ну да!

Она махнула рукой, но ничего больше не сказала. Они вдвоем осторожненько выскользнули из второй двери и оказались снова в здании информационного центра; только тогда Волтайр обнаружила, что ноги у нее дрожат и грозят подогнуться.

– Давай передохнем, – попросила она. – Тут вроде было кафе где-то…

– Двумя этажами ниже, – не моргнув глазом, ответил Леарза. – Якобы оттуда открывается роскошный вид на город.

Волтайр первой направилась вперед, к лифтам, но он догнал ее и подхватил под локоть, а у нее не было сил и сопротивляться, даже наоборот, она почувствовала благодарность к нему: идти, опираясь о чужую руку, было проще.

Они спустились в маленькое уютное кафе, где и устроились на низком диванчике у самого окна. Какое-то время оба успокаивались; Волтайр заказала кофе с молоком, Леарзе ничего не хотелось, и он просто развалился на диване, выглядывая с чувством превосходства на сияющие огни чужого города.

– А где ты жила, пока Бел был на Руосе? – спросил он у женщины. – Совсем одна в усадьбе?

Она помолчала, потом ответила:

– Нет, я жила на Сиде, в одном из местных усадебных районов.

– А? У вас что, и тут есть свой дом?

– …Нет.

Он наконец оторвался от окна и посмотрел на нее; Волтайр отвернулась, и ее взгляд бесцельно блуждал по помещению кафе. Несмотря на поздний час, посетителей было достаточно.

А потом она заметила человека, которого не могла не узнать. Леарза что-то сказал в этот момент, но Волтайр не слышала его вопроса, все ее существо сжалось в маленький напряженный комок, готовый обороняться.

Он тоже заметил ее, что-то сказал своему спутнику, – видимо, коллеге, – поднялся с места и подошел.

– Не ожидал встретить тебя здесь, – вместо приветствия произнес он. Она смотрела на него снизу вверх; он нисколько не изменился, – а впрочем, и мог ли?.. – по-прежнему был ровно причесан, носил аккуратную клетчатую рубашку, и рука его к груди прижимала здоровый дизайнерский планшет. – Да еще и ночью. А, впрочем, на Эмайне сейчас, кажется, светлое время суток?

Леарза за ее спиной замолчал и, должно быть, рассматривал незнакомца; Волтайр напрочь забыла о присутствии молодого руосца, только продолжала смотреть в это лицо, в котором узнавала каждую мелкую черточку.

– А я и забыла, что ты теперь работаешь в информационном центре, – тихо сказала она.

– Как дела?

– Хорошо. У тебя?

– Работы много, – то ли пожаловался, то ли похвалился он. – Я слышал, экспедиция на Руос завершилась, и планета опять разрушена. Твой брат вернулся домой?…А, или он уже на Анвине? Ты все еще не разговариваешь с ним?

– Разговариваю, – ее голос чуть дрогнул. – Мы живем сейчас вместе. На Анвин его не послали. Не думала, что ты интересуешься новостями из ксенологического, Боуэн.

– Да я и не то чтобы интересуюсь, – вежливо отмахнулся он. – Просто коллеги обсуждают.

Потом он посмотрел наконец на Леарзу, будто только теперь заметил его; выражение его лица стало любопытным.

– Да ты никак обзавелась младшим, Волтайр?

Она судорожно оглянулась и обнаружила, что руосец смотрит на подошедшего человека потемневшим взглядом.

– Я человек, – медленно произнес он.

– О, прости, – ретировался Боуэн, потом снова обратился к Волтайр, будто утратил всякий интерес к Леарзе. – А я вот решил попробовать во второй раз. Мы заключили брак около месяца назад.

– Поздравляю, – совсем безжизненным голосом ответила она; что-то во всем этом было неладно, и Леарза остро это чувствовал. Леарзе с первого момента очень не понравился незнакомец, подошедший к ним, и меньше всего – его беспечный, казалось бы, вежливый тон.

– Я думаю, нам пора, – вмешался он.

– О да, конечно, – согласился чужак. – До встречи.

И отошел; Волтайр послушно поднялась со своего места, следом за ней – Леарза. Они в молчании покинули информационный центр и дошли до аэро, где женщина неожиданно отпихнула его и уселась на место навигатора сама. Леарза пожал плечами, ощущая, что ей сейчас лучше не перечить, и опустился на сиденье пассажира.

Аэро резко взмыл в воздух и какое-то время мчался в гробовой тишине; понемногу начало светлеть. Проверив на планшете, Леарза обнаружил, что они находятся посреди пустоты: вокруг не было ни единого населенного пункта, когда машина пошла на посадку.

На горизонте ровно алела полоска рассвета, Волтайр вышла наружу, следом за ней выскочил и китаб. Вокруг них были бесконечные тускло-зеленые холмы, и лишь где-то далеко-далеко к югу темнела каемка леса; Волтайр сделала несколько шагов вперед, а потом будто ноги перестали ее слушаться, и она буквально рухнула в траву. Леарза замер.

Ее резко сведенные плечи содрогнулись. Раз, другой. Он отупело смотрел на ее спину, обтянутую черной тканью плаща, потом кинулся к ней и плюхнулся на землю рядом. Лица Волтайр не было видно: она низко опустила голову, ее руки безвольно лежали на коленях, а потом на ее белые пальцы упала одна капля, другая…

Леарза поначалу почти что перепугался, не понимая, что делать, но ее плечи так жалко тряслись от слез, что он резко схватил ее и прижал к себе со всей дури, так что они едва не рухнули набок. В свое время ему не раз доводилось утешать маленьких Кухафу и Джарван, и он инстинктивно принялся гладить женщину по спине, мягко раскачиваясь из стороны в сторону, а она разрыдалась в голос и вцепилась ему в футболку руками.

Она плакала еще долго, она замерзла, но не обращала на холод внимания, а футболка у Леарзы промокла насквозь, да ему было не до того. Она плакала, будто хотела выплакать из себя что-то ужасно болезненное и тяжелое, а он держал ее так крепко, словно боялся, что она вот-вот рухнет в невидимую бездну.

– Прости меня, – много времени спустя хрипло прошептала Волтайр. – Прости…

– За что? – недоуменно спросил Леарза.

– Я поступила, как последняя дура, – призналась женщина. – Неразумно и эгоистично… а Бел знал и молчал, и только потакал мне… он всегда во всем мне потакал…

– О чем ты?

Новый взрыв слез.

– Мы с Белом перестали общаться за три года до того, как его отправили на Руос, – наконец собравшись с силами, рассказала она. – Все это время мы не виделись друг с другом. Бел терпеть не мог Боуэна Фаррелла, за которого я тринадцать лет тому назад вышла замуж. Бел уже давно был на Руосе, когда я родила своего первенца… но незадолго до того, как он вернулся оттуда, мой сын умер. Я буквально сбежала от Боуэна, не в силах выносить жизнь с ним, и помирилась с братом…

Леарза молчал, по-прежнему крепко обнимая ее.

– Он умирал у меня на руках, – всхлипнула Волтайр. – Я металась, как безумная, я хотела вызвать помощь, но Боуэн… мы чересчур медлили, он умер в дороге, когда мы были в больнице, уже оказалось поздно.

– Это ты меня прости, – безголосо сказал Леарза, до которого вдруг с ясностью дошло, как он сам, не зная, несколько дней назад причинил ей боль своим безжалостным вопросом.

Она будто не заметила, продолжала всхлипывать.

– Я понимаю, я вела себя, как истеричка, Боуэн не хотел никому вреда, он просто вел себя сообразно логике… Но я не могу удержаться и все равно ненавижу его, как будто он убийца… и… Леарза, я такая эгоистичная дура!.. Я… упросила Бела забрать тебя к нам, потому что в глубине души думала, что ты сможешь частично заменить мне моего ребенка…

Ее голос окончательно упал, скатился в шепот; Леарза смутно понимал, что для нее это было мучительное и постыдное признание. Но внутри у него все дрожало в такт ее слезам, и он лишь крепче прижал ее к себе, принялся целовать в пушистые волосы на затылке.

– Если бы я мог… – пробормотал он. – Я бы с радостью, только чтобы ты не плакала, Волтайр… наверное, я и так по вашим меркам гожусь тебе в сыновья, и такой же глупый, как ребенок, я… во имя Хубала… а, черт возьми, что я говорю… я так люблю тебя, Волтайр, сердце разрывается смотреть на твои слезы!..

Она замолчала. В груди у него затрепетало смущение: поддавшись чувствам, Леарза открыл ей свой самый главный секрет, в последние недели заставлявший его носиться по крышам и орать в облака. И тут еще Волтайр мягко отстранилась от него, подняла голову. Лицо у нее было покрасневшее и мокрое, а глаза пронзительно блестели под опухшими веками.

– Ты не ребенок, – тихо возразила женщина; ее тонкие мокрые пальцы осторожно тронули его скулу. – Ты… не такой, как мы, это верно… но я думаю, может, на самом деле ты… очень сильный. Кто из нас смог бы жить, улыбаясь, после такого?..

– Я могу улыбаться, – ответил он, борясь с трепетом, – потому что рядом есть ты.

Волтайр улыбнулась. Это была до чудного нежная улыбка, чуть дрожащая, все еще на грани слез; Леарза засмотрелся на нее и замешкался, только неловко замер, когда ее мокрые губы коснулись его.

Потом уж он справился с собой, и то не сразу, сначала боялся и пошевелиться, наконец привлек ее к себе, отчего они окончательно потеряли равновесие и шлепнулись в траву.

* * *

В северном полушарии окончательно вступила в свои права осень. Яблони в саду усадьбы Морвейнов закутались в золото, потом в багрянец, потом начали терять свои роскошные наряды; все чаще по ночам шли дожди, и небо оставалось серым в течение целого дня.

И тем не менее это были безумно яркие дни для Леарзы; весь мир пел, танцевал и с радостью принимал его, бывшего чужака, в свое лоно. Во снах ему виделись лишь облака и яблоки. Он шел по улицам кеттерлианских городов, улыбаясь во весь рот, и люди улыбались ему в ответ. Пару ночей подряд он устраивал просто фантастические фейерверки в саду Морвейнов, а бывшая лаборатория отца Бела и Волтайр понемногу превратилась в пиротехническую; приехавший навестить руосца Корвин обнаружил, что тот сидит в своей лаборатории, обложившись разнообразными пробирками, колбами и слитками металлов, и копается в планшете, где у него было великое множество найденных в сети учебников.

– На Руосе я чувствовал себя так, будто выпил всю воду на свете, – возбужденно рассказывал он Волтайр, размахивая руками, – будто все знания моих предков были уже у меня в голове, и мне оставалось только идти вперед и открывать новое! И тут вдруг я обнаружил, что мне еще столько всего нужно узнать и выучить, на три человеческих жизни хватит, и надо все это быстренько освоить, чтобы снова оказаться на грани неизведанного!

Волтайр улыбалась ему в ответ и время от времени принималась расчесывать его лохматые волосы, отросшие почти до плеча.

Леарза не замечал, что Бел Морвейн становится все мрачнее и мрачнее.

У Морвейна были свои заботы; он постоянно пропадал в ксенологическом, а то навещал профессора Квинна и о чем-то подолгу разговаривал с ним. Он принес домой малопонятные разведческие инструменты, – на это Леарза тут же обратил внимание и заинтересовался.

– А что это за штука? – спросил любопытный руосец, когда Белу пришлось показать ему все приборы и по очереди про каждый объяснять, что он делает.

Бел взял в руки небольшую коробочку, похожую на коммуникатор. Внимательные серые глаза Леарзы с любопытством следили за его движениями.

– Это счетчик, – угрюмо пояснил Морвейн. – После экспериментов на Ятинге, Венкатеше и Руосе мы установили, что энцефалограмма человека с высоким уровнем психического развития сильно отличается от обычной. Более того, в предметах, с которыми взаимодействовал… по-вашему, Одаренный, часто остается статическое электричество. Это все, как понимаешь, ненадежные способы определения, но таким образом Каин в свое время установил, что Острон обладает зачатками Дара.

– И эта штука?.. – с пониманием произнес Леарза. – А ты можешь… меня проверить?

– Почему бы нет, – согласился Бел. – Так, на Руосе нам приходилось идти на разного рода хитрости, потому что такой штуковиной перед носом у руосца не помашешь, не вызвав закономерных вопросов. Но ты – другое дело… подойди.

Леарза послушно сделал шаг вперед и уставился прямо в холодные глаза Морвейна. Тот отвел взгляд и принялся копаться в своем счетчике.

– Я буду тебя спрашивать, а ты отвечай сразу, не думая, – предложил Морвейн. – Как звали твоего деда?

– Михнаф, – послушно ответил Леарза.

– Какое самое высокое здание в Ритире?

– Медицинский корпус.

– Где сейчас Каин?

– На Анвине.

– Какая завтра будет погода?

– Холодная.

– Когда состоится следующий концерт у Сета?

– Через два месяца.

Бел кивнул головой, потом отложил счетчик.

– Ну? – с нетерпением спросил китаб.

– Сам же знаешь ответ.

– Я не Одаренный, – рассмеялся Леарза, заглянул в экран счетчика, но тот уже выключился. – Ну и к лучшему. Не хотелось бы сойти с ума!

Морвейн пожал плечами.

В тот вечер он был мрачнее обычного и ушел к себе; Волтайр и Леарза не возражали, они вдвоем сидели на кухне и смотрели фильм. Поначалу Леарза никак не мог успокоиться и все вертелся на стуле, отпускал комментарии, заставляя Волтайр смеяться, потом потихоньку придвинулся к ней вплотную, положил голову ей на плечо.

Бел Морвейн в то время валялся в своей постели и смотрел в темнеющий потолок.

«Дар не откроется ему, сказал дед, – подумал разведчик. – Небеса заберут его… я думал: небеса заберут – означает смерть».

7,13 пк

Холодная бесснежная зима одолевала кварталы бездушных, но в Централе были слишком мощные системы отопления; и любой бездушный скорее погиб бы сам, замерзнув насмерть, чем позволил аристократу страдать от отсутствия тепла.

Это было так же естественно, как то, что день сменяется ночью.

Тонгва располагалась в глубине континента, в самом сердце огромной степи, серые просторы которой лишь разрезала полноводная река Атойятль. Древесину здесь испокон веков можно было достать лишь с трудом, и оттого даже уютный Централ был целиком выстроен из камня. Это, впрочем, не делало его менее красивым. Высокие арочные окна блестели на солнце всеми цветами радуги, демонстрируя прохожим чудесные витражи, а улицы были ровными, с замысловатым узором мостовой, и тут и там были маленькие скверики, в которых трудолюбивые бездушные насадили привезенные издалека растения.

Может быть, на Анвине были места и получше, – на побережье или в густых лесах севера, и были города, окруженные пышными садами, но Наследнику никогда и в голову не приходило мыслей о том, чтобы перенести столицу из Тонгвы. Тонгва была символом, который должен был напоминать всем остальным о том, какова история их народа. В эту степь когда-то давно удалился великий Арлен, чтобы провести остаток своей жизни в отшельничестве и подвергнуть себя суровым испытаниям ради постижения Истины. Рано или поздно клан его потомков окончательно перебрался на берега Тонгвы, где было так трудно выживать, и какое-то время они жили здесь в нечеловеческих условиях, в глинобитных хижинах, плохо одетые и в жару, и в мороз, – и то, и другое в степи было почти непереносимым, – и питались тем, что могли найти, не поднимали руки на живых существ даже при угрозе голодной смерти, а их женщины даровали жизнь своим детям прямо на земле, не получая никакой помощи.

Многие умерли.

В центре города до сих пор было огромное пустое место: погост былых времен. Этому погосту была не одна тысяча лет, и всем, что напоминало о том, что здесь захоронено бесчисленное количество людей, был небольшой каменный постамент, на котором были высечены имена Наследников тогдашнего времени.

Дворец нынешнего Наследника открывал врата на главную площадь Централа, посреди которой бил фонтан, но часть его окон выходила на погост, и Наследник не раз стоял на террасе верхнего этажа, и в зной, и в стужу, и задумчиво смотрел на пустырь.

Они были самыми смелыми и взяли на себя всю ответственность. Те, кто оказался трусливее и не решился бросить всю свою жизнь на острие клинка, терпеть страшную нужду, голод и холод, оставались в поселениях на севере, а их потомки стали отличаться от степных жителей все сильнее и сильнее. Наконец они добровольно взяли себе звание бездушных и окончательно сгубили себя; аристократы с благодарностью приняли их жертву.

Наследник понимал, что без бездушных выжить было бы совсем не так просто. Впрочем, и одни лишь бездушные не справились бы; только в симбиозе они могли существовать, как корабль без искажателей и навигаторов не в состоянии лететь сквозь черную бездну космоса, так и искажатели с навигаторами без металлического остова не сдвинутся с места.

Он опасался, что в последнее время об этом стали забывать.

Аристократы давно оставили свой аскетический образ жизни, променяли глинобитные хижины на каменные хорошо обогреваемые дворцы, а люди из бездушных прислуживали им.

Во дворце Наследника их не было; не было в них надобности. Единственный человек из окраинных кварталов являлся сюда раз в неделю для того, чтобы следить за работой отопительной системы, но обычно выше подвала он и не поднимался, так что Наследник и не видал его.

В тот день он долго стоял на своей любимой террасе, а затем спустился на первый этаж; и там он не остановился, а пошел по узкой лестнице вниз, в подвал, где было жарко и душно, а неприглядные черные машины гнали горячую воду по трубам, скрытым в стенах здания.

Высокий мужчина в грязном комбинезоне был там, в подвале, склонился возле одного из насосов и что-то чистил; когда дверь открылась, он резко поднялся на ноги и уставился на вошедшего, но ничего не сказал. Наследник снисходительно подумал: «растерялся». Не каждый день он спускается в машинное отделение для того, чтобы поговорить с бездушными.

Но сегодня что-то тянуло его вниз.

Этот человек был огромным, как буйвол, широкоплечим, ничуть не ниже самого Наследника, и глаза у него были глубоко посаженные и по цвету напоминали золу. Наследник отметил, что у него высокий лоб для бездушного, и хотя выражение лица его не подразумевало большого ума, все-таки что-то было в этих темных глазах, запомнившееся Наследнику.

– Давно ты следишь за оборудованием здесь? – спросил он бездушного, который упорно молчал и смотрел на него в ответ, не демонстрируя никакого страха.

– Не очень, – сказал тот. – Старого Тонкаву разбил паралич, и я теперь вместо него.

Наследник припомнил: и верно, долгое время сюда приходил согбенный жилистый старик.

– А тебя как зовут?

– Яган, – ответил бездушный. – Ты – Наследник?

Он рассмеялся: позабыл, какими они могут быть непосредственными вследствие своего невысокого интеллекта.

– Я Наследник, – согласился он. – И меня зовут Марино Фальер. Ты можешь звать меня «господин Фальер». Расскажи, в каком состоянии отопительная система?

– В хорошем, – послушно сказал Яган, оглянулся. – Но могло бы быть и лучше. Третий котел подтекает, а труба от второго проржавела, надо бы заменить ее…

– Так займись этим. Ведь твоя задача – содержать отопительную систему в безукоризненном порядке, верно?

– Да, – не моргнув глазом, кивнул бездушный.

Довольный собой, Фальер ушел прочь, наверх. Но пока он шел, выражение его лица менялось, и в глазах поселился космический лед.

Он знал, он был уверен в том, что они уже здесь. Среди его людей. Вряд ли они сумели пробраться в Централ, сюда кого попало не пускают… Но там, в холодных кварталах закованных, в багровом сумраке заводов… они уже наверняка прячутся посреди адских огней, незаметные, невидимые, наблюдают, изучают, классифицируют и решают, в какой же разряд отнести эту цивилизацию. Уничтожить ли ее сразу или обождать?..

И поскольку Фальер был свято уверен в том, что из наследников Арлена и его бога-отца остались только они, у него и сомнений не возникало: цивилизация, явившаяся им у погибшей планеты, – та самая. Наверняка они и разрушили несчастный розоватый шарик в далекой системе, и разведческий корабль Анвина застукал их за этим. Космонавты вернулись из того полета напуганные насмерть и долго еще потом с ужасом смотрели на небо, ожидая, что чудовищная станция, уничтожившая целую планету, отправит в погоню свои корабли, отыщет Анвин и уничтожит и его.

Они отчего-то медлили. Он знал, что их звездолеты уже вошли в систему, чувствовал возмущения эфира кожей, а ощущение реальности стало донельзя похожим на разбухшую каплю воды, готовую сорваться и упасть.

Переполошившиеся советники хотели уже готовиться к войне, к защите своей системы, но Фальер успокоил их и напомнил: они любопытны. Они суют свой нос всюду, куда он только пролезает. Значит, сначала они непременно изучат Анвин со всех сторон и лишь потом попытаются уничтожить. Надо воспользоваться этим. Обмануть их, выйти на контакт. А там видно будет…

Но и он не мог не испытывать легкого страха, когда думал о том, что среди чумазых закованных прячутся чужие, опасные, бесчувственные.

Надо было выбрать такую нить, которая приведет к их гибели.

* * *

В тот день выпал первый снег. Небо было ровно-серебристым, без намека на солнце, и белые хлопья летали в воздухе, будто не уверенные, то ли им падать или погодить еще немножко, танцуя свой вальс.

С утра Леарза восторженно наблюдал за снегопадом, устроившись у окна на кухне, и потому первым увидел, как на площадке перед крыльцом опустился знакомый аэро.

Младшие явились посмотреть, как молодой руосец будет реагировать на первый снегопад в Дан Уладе; Леарза встречал их добродушно, а Волтайр в тот день пекла сырный торт, и они задержались до позднего вечера. Даже Бел Морвейн спустился к ним на кухню, где все трое сидели и наперебой болтали, и Сет не преминул поддеть разведчика:

– Как в ксенологическом корпусе? Небось отчеты шлют с утра до ночи?

– Отчетов немало, – хмуро ответил Беленос; Тильда осторожно положила руку на запястье Сета, но тот проигнорировал. Леарза в этот момент был занят, помогая Волтайр разрезать торт на куски, и не обращал внимания на их разговор.

– Как там Каин, не прислал еще весточки?

– Я все жду от него хоть какой-нибудь писульки, чтобы самому написать статью, – сказал Корвин. – Но, по всей видимости, это будет еще нескоро.

– Мне кажется, официально предоставляемых отчетов по экспедиции вполне достаточно, – резко произнес Морвейн, сложив руки на груди. – Все идет гладко. Анвиниты по-прежнему отправляют в космос свое послание, вряд ли они знают, что мы уже на их планете.

– Никак Бел все еще бесится, что его туда не отправили, – безжалостно рассмеялся Сет. – Это после того, как за экспедицию на Венкатеше тебя занесли в списки лучших специалистов! Сдаешь позиции, Бел.

– Лекс меня из этих списков доселе не исключил, – возразил Морвейн; в душе у него царила тьма, но он ничем не выдал этого, лишь его лицо стало еще больше каменным, чем всегда. Тильда и Корвин видели это, но Сету, должно быть, не хватало общества Каина и хотелось кого-нибудь подначить.

– Ну да, и даже не сделал официального выговора за Руос, – беспечно заявил он. – Хотя, может, в таком игнорировании кроется своеобразное порицание!

– Сет, – не удержалась Тильда. – Хорош уже ерничать. Я еще за последний концерт не высказала тебе свое «фи», знаешь ли, а ты несколько раз точно фальшивил!

Обстановку немного разрядили Леарза и Волтайр: у них соскользнул с подноса кусок торта, Волтайр взвизгнула, пытаясь схватить его, и чуть не уронила весь поднос, а Леарза поймал и ее, и падающий кусок и с видом фокусника вернул на место.

– Браво, – рассмеялся Корвин: из-за восклика женщины все четверо обернулись к ним. – Ты случайно на Руосе стрелы зубами не ловил, парень?

– Да нет, не приходилось, – фыркнул Леарза, все еще придерживая Волтайр за пояс; его рука задержалась там несколько дольше, чем было нужно, и он отпустил ее лишь тогда, когда женщина пошла к столу, чтоб поставить наконец свою ношу. Бел Морвейн хмурился, молча встал и вышел с кухни.

– Больше надо было дразнить его, идиот лысый, – сердито сказала Тильда. – Неужели у тебя совсем соображалка не работает?

– Да ладно, побесится и отойдет, – не слишком уверенно возразил ей Сет. Леарза, пропустивший большую часть их разговора с Белом, недоуменно посмотрел на них.

– Бел очень серьезно относится к своей работе, – произнесла Волтайр, которой воркотня над сырным тортом не помешала уловить смысл их разговора, – даже слишком серьезно, может быть. Ты перегибаешь палку, Сет, не надо больше так делать, пожалуйста.

– Ладно-ладно, разве я могу устоять перед целыми двумя женщинами, – задрал тот руки.

Младшие благополучно слопали весь сырный торт, оставив Белу маленький кусочек, и отправились по своим делам; Морвейн сидел у себя в комнате, а потом вышел на кухню. Волтайр и Леарза в это время сидели там и немного виновато вскинулись: вроде бы это Сет дразнил Беленоса, но отчего-то оба чувствовали себя причастными. На плечах Морвейна лежала тяжелая кожаная куртка, из-под которой он вытащил капюшон толстовки и накинул на голову, явно собираясь выйти.

– Ты куда? – спросила его Волтайр. Он не оглянулся и ответил:

– В ксенологический.

Они ничего не сказали ему на это, дверь закрылась, и в окно было видно, как он стремительно пошел прочь по садовой дорожке, припорошенной снегом.

– Он и вправду не находит себе покоя, – осторожно произнес Леарза много времени спустя. – Мне даже немного стыдно. Если это… из-за меня?

– С чего ты взял, – немного нервно возразила Волтайр.

– Но ведь ты плакала из-за меня. Мне отчего-то все кажется, что я что-то разрушаю своим присутствием.

– Дурак, – сказала она. – Что ты можешь разрушить?…И не обращай на Бела внимания, он большую часть времени такой. Знаешь, он сильно старше меня и долгие годы очень обо мне заботился, еще когда я пешком под стол ходила, и поэтому у него… своеобразное отношение ко мне, – она будто слегка замялась. – Я думаю, сейчас он просто ревнует, как многие старшие братья.

– Ревнует? – удивился Леарза. – Но ты сама говорила, что вы с ним до недавнего времени никак не общались лет тринадцать.

Волтайр вздохнула и улыбнулась, склонив голову набок. Прядка ее волос красиво упала ей на шею при этом.

– Тогда было то же самое, – призналась она. – Белу не просто не нравился Фаррелл. Он страшно ревновал меня, когда я начала бегать на свидания, и даже исподтишка пытался расстроить наши отношения, нарочно грубо вел себя с Боуэном, однажды якобы случайно запер дверь в мою комнату, – она хихикнула. – Наконец я приперла его к стенке, он заявил, что ненавидит Фаррелла, и тогда мы договорились, что не будем общаться.

– Ну это как-то чересчур, – сказал Леарза. Волтайр пожала плечами.

– У тебя была сестра?

– Это удар ниже пояса, – помедлив, честно предупредил он. В ее круглых глазах отразилось непонимание; тогда Леарза ответил: – Была. Но ей едва исполнилось одиннадцать, когда… Бел убил ее.

– Что?..

– Она сошла с ума, – тяжело сказал он. – Поддалась зову темного бога… ты же понимаешь, что это значит, верно? И Бел убил ее, потому что она напала на остальных.

На кухне воцарилось неловкое молчание.

– Прости, – потом тихо произнесла Волтайр. – …В таком случае, ты отомстил ему. Он забрал твою сестру, а ты забираешь у него меня.

– Не знаю, можно ли сказать, что мы квиты, – криво усмехнулся Леарза; она забралась к нему на колени и обняла за голову. Они долго сидели в тишине, понемногу тепло ее тела успокоило его, и неловкость принялась рассеиваться; Леарза сам предложил пойти посмотреть на снег, Волтайр рассмеялась и поманила его на чердак.

– Пусть это не самая высокая крыша какого-нибудь города, – сказала она, – но там-то ты еще не был, вот это упущение! Оттуда видно все окрестные холмы.

Они забрались на чердак, где было не очень большое оконце, но из этого оконца и вправду можно было смотреть, как снег плотной белесой пеленой застилает холмы, окутывает голые яблони в саду, засыпает дорожки. У окна стоял старый столик с пятнами засохшей краски, Волтайр устроилась на столике, а Леарза обнял ее и смотрел через ее плечо, чувствуя странное волнение. Она сама, первой принялась целовать его, и снегопад оказался позабыт. Она была горячей и все возилась, а потом своими руками расстегнула пуговки блузки, ее алебастровая грудь сияла в зимнем сумраке чердака, Леарза смутился; Волтайр хихикнула и привлекла его к себе. В голове у него поднялся жар, мешающий думать. Женщина держалась за его плечи, смеялась и вскрикивала, ее кожа покрылась мелкими капельками влаги, зубы у нее были острые, а за окном все падал и падал снег, покрывая землю.

– Я была у тебя первая? – спросила она потом, все еще сидя на столе, и опять склонила голову набок; ее волосы растрепались и липли к голым плечам. У Леарзы все кружилось перед глазами, и тело по-прежнему горело, будто охваченное пламенем, он прислонился к окну и смотрел на нее, а она была так удивительно красива в нарождающемся лунном свете. Он не ответил ей, но она рассмеялась, потому что и так знала ответ.

– Ты как будто слеплена из снега, – прошептал он.

– Такая холодная? – лукаво уточнила Волтайр. Он помотал головой. Она склонилась к нему и, заглядывая в его глаза, призналась:

– Рядом с тобой я чувствую себя восемнадцатилетней девчонкой. Глупо, а?..

* * *

Он солгал, когда сказал ей, что отправляется в ксенологический; его дорога лежала в Ритир, это верно, но в корпусе для него ничего не было.