Текст книги "В прятки с «Прятками» (СИ)"
Автор книги: Ежик в колючках
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Ты меня в гроб сведешь своими проверками, Эрик, – сказала она, вздохнув и заметно обмякнув. Я ухмыльнулся и потянулся к ней опять. На этот раз она не стала сопротивляться, и эта ее податливость снесла все возведенные мною же самим преграды, разрушила теории, относительно нее. Приоткрыв рот, она сама втянула мой язык, дотронувшись до него своим шариком, и, может быть, я и хотел бы, чтобы все было по-другому, но это было последним, что я помню явственно.
Слух улавливает только треск разрываемой одежды. Сознание фиксирует какие-то обрывки – стоны, обнаженную грудь с торчащим соском, в котором колечко призывно задрано кверху. Ни о какой нежности речи быть не может, пусть я оставляю синяки на ее коже, но я впиваюсь пальцами в нее, доставляя боль на грани вожделения, и ничего не могу с собой поделать. Укусы, тоже нихрена не сдерживаемые, оставляют свои отметины. Она не боится и отвечает мне так же грубо и дерзко, цепляясь за меня, ловя и прижимая, и даже кусает в ответ, заставляя рычать на нее, подобно дикому зверю и отпускать довольно ощутимые шлепки по ягодицам за такие вольности.
Возможно, надо было бы подумать о том, что если кто-нибудь вошел бы сюда, то просто ох*ел бы от такого зрелища, что мы тут устроили. Но беда в том, что я не думал об этом. Я думал только о том, что мой член сейчас окажется в ней, в сочной, узкой и горячей, и она сводит, сводит меня с ума своими вскриками и стонами. Грубо переверчиваю ее спиной к себе, почти швырнув на маты, которые уже пропитались нашими соками, ее смазкой и моим потом, от запаха этого крышу сносит, и уже ничего невозможно контролировать, ни звуки, срывающиеся, казалось бы, прямо изнутри, ни совершенно бешеные толчки, доставляющие ей удовольствия не меньше, чем мне. Каждый раз, когда я вхожу в нее до предела, она подается мне навстречу, и головка моего члена утыкается во что-то, разливая по телу множество импульсов наслаждения. Пальцы, глубоко впившись в ее бедра, натягивают их на себя, я слышу хлюпающие звуки и шлепки об ее ягодицы и эти звуки только еще больше распаляют, доводя до помешательства.
Она чуть поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и моя рука тянется к ее волосам, проскальзывая в них, и я сам склоняюсь к ней, чтобы втянуть еще больше ее животного запаха. Я не мог отказать себе, и сначала губами дотронулся до ее плеча, прихватывая нежную кожу, а потом прикусывая ее бесконтрольно, заставляя девицу дернуться и недовольно простонать. Не переставая двигаться в ней, укладываюсь на нее сверху, а она шевельнула бедрами в нетерпении. В таком положении она почти полностью обездвижена, но мне нравится чувствовать свою полную власть над ней. Опираясь на локоть, я подсовываю ладонь ей под живот, и вынуждаю ее повернуться ко мне, чтобы я опять смог почувствовать ее пухлые губы. Едва я до них дотронулся, как она вся выгнулась, тело ее окаменело на долю секунды, стон раздался на всю Яму, и она кончила, выдыхая прямо мне в рот и обессиленно обмякая.
Я заставляю себя сдержаться, чтобы полностью прочувствовать ее, но мое тело отказывается подчиняться мне, и, окатив острым, пьяным удовольствием, оргазм не заставил себя ждать. Это было совсем непохоже на то, что произошло в моей комнате с рыжей, это было... по-другому. Эта девица, она… другая. И я рядом с ней другой.
– Ты пойдешь со мной, если я тебя позову? – вдруг спрашиваю я у нее, и она подняла голову, удивленно на меня уставившись.
– Пойду? – просто ответила она, безо всяких условий и раздумий.
– Я психопат, ты не забыла? Садист и убийца. Ты можешь пожалеть о своем поспешном решении. Все, что обо мне говорят чистая правда.
– Я знаю. А я чокнутая. Психопат и чокнутая, по-моему, все логично. Тем более что мне все равно п*здец.
– Это еще почему? – нахмурился я, смеривая ее взглядом.
– А разве с тобой может быть по-другому? – ее взгляд осторожный, в отличие от того, которым она смотрела на меня вначале нашего поединка. Его я проиграл, полностью, безоговорочно, расписавшись в абсолютном поражении. Меня неудержимо тянет к ней, а некоторые вещи просто сводят с ума. Я сейчас не могу нормально думать, мне надо срочно оказаться от нее подальше.
– Нам надо убираться отсюда, пока нас тут не запалили, – хмурое бормотание явно не то, на что она рассчитывала, но мне сейчас не до ее обид. – Скоро финальный тест, будет лучше, если ты… подготовишься. На его результаты я не смогу повлиять.
Я уже успел натянуть штаны, когда она вдруг резко вздернула голову и в ее взгляде опять проскользнула ярость.
– На что это ты намекаешь? А? Что ты влиял на какие-то мои результаты? – я, тем временем, натягиваю футболку и киваю.
– А то как же?!
– Брехня все это! И я любому докажу, что я совершенно сама…
– Тренировала ты себя тоже сама? Что еще ты делаешь сама? Морковкой себя любишь?
– Какой же ты подонок, Эрик!
– Закрой пасть, – с потаенной угрозой говорю ей, чувствуя, как темный туман опять начинает застилать разум, – есть вещи, которые лучше не произносить. Если хочешь коптить воздух Бесстрашия дальше!
Я поворачиваюсь и выхожу из Ямы, оставив ее на ринге. Вслед мне неслись еще какие-то проклятия, но я уже не разбираю, да и не хочу. Она все-таки когда-нибудь нарвется и я, бл*дь все-таки сброшу ее в пропасть!
====== «Глава 4» ======
Эшли
Страсть и гнев, вспыхнувшее желание, блуждающее по пустошам отчаяния – всё спуталось в один клубок, и не отыскать его начала. Этот с ума сводящий запах выплеснувшегося адреналина, яростные поцелуи умелых губ, превращающиеся в укусы, грубые движения, посылающее волны тепла в живот и лихорадочно блестящие глаза лишили воли настолько, что все чувства неправильности гасли, и мне это нравилось... Да так, что крышу напрочь снесло. Ой, чокнутая... А теперь души коснулась горечь, взыграв внутри разрушительным ощущением использования. Я сгребаю свои тряпки с ринга, быстро натягивая лосины – вот и все, что осталось от моих вещей. Майка в лоскуты. И как мне возвращаться в таком виде назад, через коридоры штаб-квартиры? Мог бы и озаботится, если б было не плевать. И обидные слова, и затуманенный удовлетворением взгляд, в одно мгновение превратившийся почти в ненавистный, вползали холодной змеей. Да, именно с ненавистью он посмотрел на меня перед уходом... Мне мерзко, гадко, паршиво всё! И больно, черт возьми, больно так, что не вздохнуть, не выдохнуть, только острые спазмы терзают грудь. Ладно, чего разнылась тут, сама ж выбирала себе мужчину. Знала же прекрасно, что он такой. Ведь знала?
Но злые слезы предательски текут по лицу, я их смахиваю, но они возвращаются, пытаясь принять и осмыслить совершенно чудовищную для себя мысль, которая все глубже и прочнее поселяется в сердце, врастая туда под тяжестью его поступков. Эрик никогда не пустит меня в свою душу – я ему не нужна. Никто ему не нужен. Потому что он не хочет, чтоб его любили. Ему и так хорошо. Он приближает меня на мгновение, а потом, словно почувствовав что дал слабину и боясь стать уязвимым, отталкивает еще дальше, и мне вновь приходится сживаться с едва-едва оставленной ролью живой куклы, пытаться смириться с произошедшим, ища в себе силы справиться со всем, пережить. А меня тянет к нему все равно так, будто латунными цепями приковали. И эти желания заставляли какой-то униженной себя чувствовать. Это всё как-то подло, отвратительно, очень больно, эта боль плескается на самом дне души, откуда не достать, и Эрик понимает, что отворачивает так меня от себя, конечно же, понимает, и не скрывает даже этого. Ему не жаль. Нисколько. Тогда что же я делаю со своей жизнью? Не знаю, что же его так неотвратимо исковеркало, что он меня к себе не то что не подпускает, а так и хочет избавиться. Вычеркнуть и забыть. Хотя в этом я его прекрасно понимаю, потому что мне тоже очень хочется ничего не помнить и не чувствовать, потому что я устала терзать себя сомнениями, глотать слезы, пристальнее всматриваться в серые, по-хищному сощуренные глаза, готовясь к чему угодно, от нежного взгляда и до оплеухи, и ждать, когда уже, наконец, разрешится этот ноющий надрыв в душе. Вот только вплавился он в мою жизнь слишком непозволительно прочно. И вот в этом вся загвоздка.
– И куда мы идем? – воплю я, повиснув на втором локте Грега, который тащит нас, как путеводная звезда куда-то на нижние уровни фракции по дребезжащим лестницам.
Настроение последние дни совсем ни к черту, с Эриком ничего не проясняется, он и слова-то мне не сказал, только как-то подозрительно посматривает сквозь хмурость на расстоянии. Между нами расходится черта пустоты, зашиваемая нитками моих глупых надежд. Так себе перспективка, правда? Я сама не знаю, чего уже жду от него, запрятавшись в персональный кокон, наверное, какой-то ответный ход. Вот меня вновь неудержимо и потянуло к друзьям, которым можно поныть в уши, испортив настроение и тем самым получить моральное удовлетворение. Прихватив с собой Линн, мы вперлись в салон к Грегу, и ему уж деваться было некуда, кроме как взять нас с собой.
– Крошь, не ори, увидишь сама, – пропела Хирут, ероша своему парню синюю «щетку» на голове. – У вас инициация почти закончилась, так что ничего страшного не будет, если мы разочек сбегаем в одно местечко.
– Так что за местечко-то, хоть намекните? Интересно же.
– Бои без правил, – раскрыл все карты Грег, глянув на меня с таким торжественным видом, будто я должна была завалиться в эстетический обморок.
– Чего? И нафига они? Вам рингов что ль мало? – глаза мои превращаются в блюдца от удивления.
– Да не нуди, чего такого-то? – подключилась Линн, пробиваясь через толпившихся в коридоре людей, пребывавших в каком-то ажиотаже. – Для Бесстрашия – это абсолютно нормальное явление, правда, незаконное, и мало кто о них знает.
– А ты откуда знаешь? – прицепилась я, но пришлось заткнуться, потому как дорогу нам перегородил здоровенный бугай, но Грегушка что-то зашептал ему, и нас беспрепятственно пропустили в неприметную дверку, ведущую в подвальное помещение. Ого!
– Девид предупредил, что мы придем, – пояснила Хирут, – он частенько сам участвует в боях.
– Поскольку бои все-таки нелегальные, попасть с улицы сюда просто нельзя, нужно что б кто-то из своих порекомендовал. Так что девки, рот на замок! – пригрозил нам пальцем Грег, – и если кто спросит – вы ничего не видели и не знаете, ясно?
– Да ясно, прям удивил, – отмахнулась подружка, намахивая кому-то из знакомых. – Че, думаешь мы без понятия? Не ссы, молчать умеем. Крошь, пошли на балконы, внизу не протолкнуться. А чего народу-то так сегодня много, турниров же еще нет?
– Не знаю, но обещают грандиозное зрелище. Говорят, бойцы будут профессиональные, можно сделать пару неплохих ставок.
– Тотализатор? Ах ты гадость, – возмущенно зашипела я, будто мне хвост прищемили, больно ущипнув его за руку. Так вот в чем дело и зачем эти бои! А вот такая изнанка Бесстрашия мне определенно не по душе. Твою ж мать, неуютно-то как, муторно стало на душе!
– Крошь, не высовывайтесь только, тут могут и старшие члены фракции ошиваться, нельзя чтобы неофиток кто-то видел.
Наш личный парикмахер ухватил меня и Линн за шкирки и оставил на верхнем ярусе помещения, в укромном уголке, а сам быстро сдулся, видимо, делать ставки. Вот пакость какая!
Следующие пару часов для меня стали не самыми приятными. Да что там, мерзкими, если уж совсем-совсем честно. Бесстрашные, конечно, отличаются безрассудством, здесь проще относятся ко всему, даже к смерти. Линн смотрит на все без особого ужаса, урожденные привыкшие ко всяким зрелищам с ранних лет и особо впечатлить их сложно.
Света тусклых лампочек едва хватает, чтобы рассмотреть лица бойцов, выходящих на ринг и сошедшихся в схватке, под громкий ор обезумевшей толпы, они наносят друг другу удар за ударом, поливая кровью маты. Еще удар и поверженный боец падает на настил, а толпа ликует, победитель выделывается перед зрителями, купаясь в овациях. Тьфу, бл*дь! Я не ханжа, сама люблю повизжать, болея, когда ребята дерутся на тренировках, но не вижу вот в ЭТОМ никакого смысла, потому что без серьезных травм отсюда не выйдешь. В Яме полно рингов, дерись – не хочу, если так нравится. Большинство павших уносят на носилках из зала. Мда, у Роджера сегодня будет много работы... Смертность на боях тоже, как я понимаю, довольно высока. Линн быстро вводит в курс дела, объясняя, что в боях участвуют, чтобы заработать кредитов. Всё ясно – бабло, фарс, шоу, ради которых и собираются большинство зрителей. Море пота, крови и боли для жадной толпы. Прелесть, что просто пи*дец! Интересно, а какой привилегированный козел это все курирует?
В обшарпанном, темном зале резко пахнет алкоголем и сигаретным дымом, что глаза слезятся. Небольшой перерыв, чтобы отмыть ринг от красных клякс, но никто не расходится, все ждут какого-то именитого по внутренним рейтингам бойца, обещая невероятное зрелище. Организатор, или кто он там, йух разберет, орет что пришло время для «настоящего боя». Люди вопят просто припи*жено-восторженно, а у меня волосы встают на затылке дыбом, как только по ушам громыхнуло скандируемое имя бойца.
– Кроооошь... – охреневше, не меньше моего, тянет Линн, округлив ореховые глазище, – ты слышишь? Это же... лидер...
Я медленно киваю, глотая скрутившийся ком в горле, который не дает глубоко вздохнуть, поначалу отказываясь верить своим глазам, разглядев, как к местной арене, не спеша, но уверенно идет знакомая крупная фигура, равнодушно мазнув взглядом по беснующимся идиотам, всем скопом бросившимся к рингу, чуть не влезая друг другу на головы. Даже в полумраке я вижу, как Эрик надменно ухмыляется, прыгая на маты, оголяется по пояс, вызвав истерическую эйфорию среди безумно завизжавших девок, начиная разминаться. На широкой спине высвечиваются вгрызшиеся в его кожу грубые шрамы, вены на руках вздуваются канатами, кулачищи перемотаны спортивными бинтами.
– Ты знала? – тыкает меня острым локтем подружка, хмуря тонкие дуги бровей.
– Откуда, Линн? Я и предположить не могла, что Эрик в таком участвует. Он же лидер, зачем ему это? Разве лидеры не должны пресекать подобное?
– А ты что, думаешь, они не в курсе о подпольных боях? Откуда организация? Да и без разрешения лидеров, никто бы не решился устраивать тотализатор. – Линн смотрит на меня, как на глупого ребенка, суя в зубы прикуренную сигарету, видимо, для успокоения. Я отмахиваюсь, внимательно следя за происходящим внизу. – Да не волнуйся, ни в жизнь не поверю, что Эрика кто-то сделает.
Тем временем, ревущая толпа улюлюкнула, почти издевательски, и на ринг влез здоровенный костолом, с рожей дегенерата. Демонстрирует свои раскаченные мышцы, поигрывая для публики. Неужели он всерьез надеется победить лидера? Я не видела, как Эрик дерется в полную силу, кроме нескольких тренировок в Яме, но могу представить себе его профессиональную подготовку и мощную ударную технику, а стойкое ощущение того, что все представления до этого боя, были детскими погремушками, меня не отпускает. Только усиливается. Не зря люди так орут! Внутри загорается паническая тревога, ор стоит невозможный, когда мужчины сходятся в атаках. Сердце заходится от отупляющего ужаса, несясь вскачь вне всяких ограничений скорости, пульс болезненно грохает в висках, намертво вцепившись дрожащими пальцами в перила, сквозь гул в ушах я слышу глухие звуки мощных связок ударов. Бой жесткий, кровавый, но даже я понимаю, что Эрик, с легкостью швыряя второго бойца по рингу, просто лениво играется с противником. Зачем? Он же может вырубить его парой прямых. Снова дикий рев жадных до кровищи придурков, яростные взмахи кулаков вверх, подбадривающие бойцов. Шуточки кончились, у меня аж зубы заныли, финал близок. Ох, как мне все это решительно не нравится-то...
POV Эрик
Все дороги Бесстрашия ведут на нижний этаж инфраструктуры, где наряду с тату-салоном и магазинами располагается бар. Вся жизнь бесстрашных, свободная от бесчинства глупого риска и военных действий проходит тут, в темном, подсвеченном тусклыми лампами помещении, в парах алкоголя и клубах дыма от сигарет.
Облокотившись о барную стойку, я прикурил, оглядывая собравшихся, которые явно старались держаться от меня подальше. Ухмыльнувшись, поворачиваюсь к бармену, чтобы заказать немного выпить и заглушить, наконец, все эти терзающие мозг вопросы, вторгшиеся в мою жизнь. Все меняется, рушится прежнее и на его месте вырастает что-то новое, вот только я неуверен, что мне как-то это ох*енно нравится. Моделирование уже скоро, Джанин ждать не хочет, а это значит… Она хочет власти, о, да, эта женщина всегда хочет только безоговорочного подчинения. И если не получилось добиться его переговорами, значит, она решила достигнуть его физически, превратив бесстрашных в безмозглых дронов. Пока я с ними, меня это не коснется, но мне не нравится, как на меня смотрит Макс. Что-то мне подсказывает, он от меня не в восторге, да и Джанин последнее время избегает моего общества. Конечно, если бы они хотели видеть меня дроном, наравне с остальными бесстрашными, вряд ли Макс предупредил бы меня об этом, стало быть, я в моделировании не участвую. Но я лидер. И я с ними. Стоит только им понять, что я сам по себе… моя жизнь будет исчисляться в минутах. Плюс ко всему, им нужен козел отпущения, чтобы свалить на кого-то всю эту бадягу, если что-то пойдет не так. И вот здесь, наконец, вступает моя игра, под названием «Хрен вы угадали». Поищите меня сперва, а там глядишь и найдется новый козел, Макс, например. Тот, на кого можно свалить все преступления. А когда «виновный будет наказан», вот тогда можно будет выйти на арену…
Все эти мысли текут своим чередом, размеренно и плавно, до тех пор, пока цепочка не приводит меня к неофитке, с которой я справиться к своему недоумению, не смог. Во-первых, неплохо было бы узнать, что за интерес у Сэма к ней. Не верю я, сексом тут не пахнет, она ему во внучки годится. Ну ладно, может быть он и не такой старый, но насколько я его знаю, он не стал бы связываться с малолеткой, да еще с неофиткой. Есть у него тайные делишки какие-то с Эрудицией, есть… Сэм всем говорит, что он урожденный бесстрашный… Но я в это не верю. Непохож он на урожденного, надо бы в архивы залезть и посмотреть там! Зачем ему может быть нужна мелкая, слабая, бывшая дружелюбная, если только он не знал ее раньше… Или ее родителей.
Память услужливо подбрасывает эпизоды. Вот я выдергиваю мелкое недоразумение из-под лавок в зале заседания, где судят изгоев за убийство пары из Дружелюбия. Девчонка говорит, что это ее родителей убили. Тощая, с растрепанными косичками, она еще тогда показывала свой идиотский характер и укусила меня! Сказала, что я монстр, ну тут как в воду глядела… Однако, если вернуться к мысли о Сэме, что связывает лидера Бесстрашия с парой из Дружелюбия? И какого хрена…
– Эрик, ты сегодня будешь участвовать в боях? – подсаживается ко мне Рей, на ходу заказывая себе пиво, – сегодня что-то особенно жарко, ставки высокие. Не хочешь размяться?
В принципе, почему нет? Ясно-понятно, что во фракции это запрещено, бои без правил слишком жестокий спорт, даже для бесстрашных. И хотя я всегда считал, что это самая лучшая тренировка, с тех пор как Макс стал присматриваться ко мне, я оставил эту затею. Однако, если мой план приводить в исполнение, мне будут нужны средства. Да и уже все равно, Бесстрашия в том виде, в котором оно существует сейчас после моделирования уже один хрен не будет, кому какое дело?
– Да, отчего бы не участвовать, – говорю я, растирая подбородок, – кто сегодня?
– Да все те же, ты знаешь. Ничего особенного, вот только… Ты как, в форме? Говорят, в аварию попал, сильно приложился…
– Все нормально у меня, – с неудовольствием отвечаю, косясь в сторону бармена, – возня с неофитами меня закалила, теперь даже травмы мне не кажутся такими уж… серьезными.
– Ну как знаешь, я тогда тебя вношу в списки?
Я киваю и Рей отваливает наконец. Ну ладно, парни, давно не виделись, теперь время для настоящих спаррингов.
В подвале уже собрался народ, и я хмуро взираю на пьяную, беснующуюся толпу. Тут собирается все отребье Бесстрашия, некоторые проводят даже изгоев, это место открыто для всех, кто о нем знает и может показать свое умение в бою. Рей, выдыхая мне в лицо сигаретный дым трындит что-то, но я его не слушаю. Сейчас меня беспокоит только одна мысль, скрыться прямо сейчас, получив деньги, или дождаться все-таки моделирования, чтобы сбежать под шумок?
А шумок будет, это как пить дать. Джанин хочет послать бесстрашных в Отречение, чтобы мы нашли всех диверов, которых они якобы укрывают, вот только одно «но», альтруисты тоже просто так не сдадутся, будут сопротивляться. Они убогие, а не слабоумные. Хотя… они власть сейчас, а если их раздавить как последних шавок, кто и что после этого может сделать Джанин? После Отречения верховная власть именно она. Во всяком случае она так думает.
– Эрик, пора, – толкает меня в плечо Рей, а я опускаю взгляд на перебинтованные кулаки. Не надо было этого делать, когда руки свободны, я их лучше чувствую, но заказчик настаивает… Да и вопросов потом меньше, от Макса и от Сэма, они за мной следят, о, да, только и ищут на чем бы подловить. Если узнают о моем сегодняшнем выступлении… Всем не поздоровится.
Мое появление вызывает в толпе ажиотаж. Я и не думал, что столь популярен, однако, это даже в какой-то степени… приятно. Я только ухмыляюсь, не показывая вида, легко запрыгиваю на площадку, которая, как и наши ринги, находится на небольшом возвышении. Стаскивая с себя майку и разминая мышцы, я еще раз оглядываю толпу, пытаясь найти в ней знакомые лица, но, по счастью, не вижу никого. Сброд и отребье, как и всегда. Почему вдруг это стало важно я не успел понять, потому что на ринг карабкается мой соперник. Я медленно оглядываюсь на Рея, который облокачивается о перила ринга и лишь пожимает плечами. На то они и бои без правил, против тебя может выйти даже изгой, которого я сейчас имею удовольствие наблюдать.
Мышечная масса развита неплохо, очень неплохо. Ничего себе голодающие у нас изгои! Видимо, он не первый год участвует в битвах, если успел так... отъесться. Может, не так уж неправа Джанин, когда обвиняет Отреченцев в превышении полномочий, вон изгой, а отъелся, как кабан!
Прозвучал гонг и афракционер бросается на меня со всей возможной ненавистью, что они питают к членам фракций. Я не успел увернуться от него, потому что его атака была мощной, но совершенно топорной. Мышцы он накачал, а вот техники боя у него никакой нет, поэтому он просто схватил меня в захват, намереваясь вышибить дух мощными ударами в корпус. Прессуха не подводит, и мне удается отклонившись немного в сторону, высвободить руки и перехватить его поперек туловища. Я мог бы избавиться от него за считаные минуты, просто напросто свернув шею или сломав позвоночник, но люди платят за зрелища, а не за смерть изгоя, поэтому я просто играю с ним, как ребенок играет в солдатики.
Приподняв могучее тело, я швыряю его в противоположный конец ринга под завывания и улюлюканье толпы. Кровь, они хотят крови и они ее получат, клянусь. Изгой недолго валялся, он почти мгновенно вскочил и бросился в атаку снова, без промедления, но на этот раз я готов ко всему. Мой кулак встречает эту тупую груду мышц, когда мне он не успевает нанести никакого урона. Ухватив дернувшегося противника за шею, я впечатываю кулак в его лицо снова и снова, не сдерживаясь и только чувствуя еще больше азарта от его беспомощности.
Едва я отпустил его, как он попятился, еле оставаясь на ногах, толпа ревет, чувствуя поражение и отыгрывая свои деньги. Никто в этом зале не сочувствует этому изгою, все ставки сделаны на меня, это понятно. Он знает, что стоит ему «лечь», они порвут его, они хотят зрелища, а не капитуляции. Поэтому он встает, так есть хотя бы призрачный шанс остаться в живых. Он еще не знает, что это точно не сегодня. Участь его уже решена, меня все чаще посещает темная пелена, туман, застилающий мой разум, когда все мое существо чувствует жертву. И сейчас я точно знаю, ничто его не сдержит. Зверь вырвался на свободу, полностью поглотив разум, оставив только животные инстинкты и запах скорой победы…
Он бросается на меня, с криком, рыком, пытаясь перетянуть ситуацию на свою сторону, запугать, взять верх хоть как-нибудь, но у него нет шансов. Я только начал играть с тобой, изгой. Только вышел на охоту, и не откажу себе и зрителям в удовольствии посмотреть, чего мы оба стоим. Отщепенец выбрасывает кулак вперед, а у меня все чувства обострены и кажется, что он двигается в замедленной съемке. Увернуться совсем нетрудно, и одновременно с этим вмазать по ребрам, пробивая солнечное и выпуская из него дух. Противник сгибается, хватая воздух ртом, пытается восстановиться, и я позволяю ему сделать это. Пока. Кулаки вверх, шумное скандирование моего имени, все это сливается в один монотонный гул в ушах и уже ничего не хочется, только крови… боли и… смерти.
Изгой, поменяв тактику, несмотря на боль в явно сломанных ребрах, подкатывается под меня, надеясь снести с ног. Толпа неистовствует, и я понимаю, им неинтересно избиение младенца, им не нужна легкая победа. Намеренно позволяю уложить себя на обе лопатки и пропускаю довольно ощутимый удар по почкам. В теле сразу отзывается привычная боль, но адреналиновое сумасшествие не дает прочувствовать ее в полной мере, а только еще больше распаляет и толпу, и моего зверя. Откатившись так, чтобы кулак его не размозжил мне черепушку, я рывком вскакиваю на ноги и снова намеренно пропускаю пару ударов по роже, так что отчетливо чувствуется во рту привкус крови. Отшатнувшись, но быстро восстановив равновесие, я подаюсь корпусом вперед и налетаю на него с разбега, опрокидывая тяжелое тело на ринг, принимаясь работать кулаками, не контролируя и уж тем более не раздумывая, куда приходятся мои удары. Голова изгоя только мотается из стороны в сторону, пока я продолжаю избиение, но рев толпы снова подталкивает меня прекратить, они еще не насладились.
Последний раз пнув уже почти безжизненное тело, я поднимаюсь с него, разминая кулаки и приветствуя бесстрашных. Рефери фиксирует поражение, но изгой встает из последних сил. Один глаз у него подбит и заплыл совсем, челюсть запала, явно сломана. Голова чумная, ничего не соображает. Это будет легкая победа, но от этого не менее кровавая. Выброшенный кулак перехватывается налету, и я выворачиваю ему руку, заставляя упасть на колени. Ногой при этом пробиваю ему живот, раз, другой, третий, до тех пор, пока он не остается висеть на своей же руке в самом из неудобнейших положений. Он жалок в своей беспомощности, в своей излишней самоуверенности, что он может выйти против бесстрашного, против меня и победить. Рука ломается с хрустом, выворачивая на всеобщее обозрение беловатую кость и заливая ринг кровью. Мучительный стон раздаётся в стенах подвала, и ему вторит… резкий женский крик, на который я оборачиваюсь настолько резко, что кажется сместились шейные позвонки.
На верхнем уровне, почти перевешиваясь через перила, отчаянно визжала мелкая девица, занимающая почти все мои мысли последнее время. Встретившись со мной глазами, она стала мелко-мелко мотать головой, и выставляя вперед руку, будто отгораживаясь от всего того, что она увидела сейчас. Что, не ожидала? Так бывает, девочка, жизнь Бесстрашия не только эффектная форма… И снова, уже в который раз, вдруг, внезапно посетило чувство, что все это уродство вокруг, это то, чего следует опасаться и стыдиться. Не ЭТО жизнь бесстрашия, ЭТО уродство, гнусь, падаль, в которую мы все хотим Бесстрашие превратить!
Тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, я снова смотрю на балкон, встречаясь глазами с ее полным ужаса взглядом и ухмыльнувшись, ломаю шею изгою. Все свое презрение, всю ненависть и жажду я вложил в этот последний рывок, изгой упал на ринг и больше не поднялся. Она закрвает ладонью рот и пятится куда-то вглубь толпы. Злость на себя, изгоя этого недоделанного и на всю эту погань вытеснила все остальное, что было в этой черной субстанции, которую кто-то когда-то обозвал душой. Рефери поднимает мою ручищу вверх, но я выдергиваю ее и иду в раздевалку. Никого сейчас не хочу видеть. А если кто полезет… окажется там же, где этот уродский афракционер.
В раздевалке меня ожидал сюрприз. Да не просто какой-нибудь там, а самый настоящий сюрпризище! Развалившись в кресле, на меня с ухмылкой глядел не кто иной, как Макс, и с самодовольной рожей качал головой в такт своим словам.
– Молодой лидер Бесстрашия развлекается. Браво, Эрик, это именно то, что нам сейчас необходимо. Ты что, бл*дь, совсем ебн*лся!!!
Я понимаю, что влип, это залет, самый настоящий, но лучшая защита, нападение, а уж отбрехаться я всегда смогу…
– Да брось, Макс, ты сам участвовал в подобном, это всего лишь способ немного заработать!
– Что ты говоришь, неужели? Тебе мало того, что о тебе говорят, Бесстрашие и так превратили в сборище адреналиновых наркоманов, а ты… Что ты вытворяешь! В таком участвовать – позорить фракцию!
– Какую фракцию, Макс? То, что вы с Джанин собираетесь сделать, ликвидирует нас всех как фракцию в одночасье! – слова сами складывались в предложения, против моей воли. Сказался то ли безумный поединок, то ли напряжение последних дней никак не отпускало, но меня просто разрывало от желания вывалить ему все как есть, пусть даже ценой его доверия ко мне. – Моделирование сотрет нас как фракцию с лица земли, так не все ли равно, одним изгоем больше, одним меньше.
Взгляд лидера стал совсем ледяным. Нижняя челюсть выпятилась вперед и мне на минуту показалось, что он меня сейчас ударит. Не то чтобы я этого боялся, просто это как-то необычно. У меня в планах не было драться с Максом, но вот от его позы мне вдруг стало не по себе.
– Это не твоего ума дело, Эрик. Твое дело следить за порядком и тренировать новобранцев. Именно поэтому тебя сделали лидером, а не за твои какие-то заслуги или достижения. А ты сам, первый нарушаешь дисциплину. Вот что, я тебя арестовываю, в камеру, конечно, не посажу, но объявляю тебе домашний арест. До финального теста ты не выйдешь из Ямы, под страхом смерти, ясно? Я спрашиваю, ЯСНО?
Я чувствую, как моя грудь вздымается, воздуха мне не хватает. Легкие горят от невозможности напитаться кислородом, из горла рвется полный ненависти бессильный крик. Я ничего, просто ничерта не могу сделать с этим. Мне не дадут машину, оружие не взять, не выехать на дороги… Арест, пока фракция в том виде, в котором она сейчас, дело серьезное, а вот так пропадать ни с х*я у меня намерения не было. Летят все мои планы, и теперь совсем неочевидно, что я буду нужен во время моделирования и не буду под ним. Ну ладно, Макс, посмотрим кого из нас двоих она выберет…
