355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ежик в колючках » В прятки с «Прятками» (СИ) » Текст книги (страница 13)
В прятки с «Прятками» (СИ)
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 01:00

Текст книги "В прятки с «Прятками» (СИ)"


Автор книги: Ежик в колючках


Жанры:

   

Фанфик

,
   

Драма


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Я хмуро слушаю, как девку выворачивает в кустах. Значит все-таки сотрясение, мать его! Надо бы ей опять сделать регенерирующую сыворотку, но все уколы остались в бункере. А мазь не поможет. Только если уху.

Когда я подошел, она затравленно оглянулась и стала медленно, будто ей что-то мешает или держит, уползать от меня. Я знаю, вижу, что она меня боится и у нее есть все основания… но я не могу ее отпустить. Она все равно не выживет одна…

– Убей меня сразу, Эрик. Я не могу так… С тобой, как на вулкане и, знаешь что, называй меня как хочешь… но я очень боюсь. Причем даже не тебя, а ожидания смерти…

– Я уже говорил тебе, что я…

– Я тебя услышала, и, возможно, даже поверила. Но я не могу так. Просто не могу… – слезы текут у нее по щекам, а мне хочется сделать что-то, чтобы на грудь больше не давило. В принципе, плевать на эту девку. Не так уж она и нужна, чтобы все вот это терпеть. Зверю нужны жертвы и рано или поздно она ею станет. Я думал, что она сдерживает его, но, как оказалось, она его только распаляет, вызывает своим присутствием. От нее надо избавиться. Иначе это невозможно контролировать, и, вообще, надеяться на что-то.

Антидот не помог, то ли Джанин обманула, то ли правду сказала, что моделирование закончено. Не могу понять, почему мне не пох*й, ведь должно быть! Когда на меня… находит, мне становится на все плевать. Какая-то часть меня еще пытается с этим бороться, но, наверное, скорее всего, просто по инерции. Я смотрю на нее, и она кажется мне затравленным маленьким зверьком, слабым, немощным, покалеченным… но не сдавшимся. Мне должно быть пох*й. Но это не так.

– Хорошо, – тихо говорю я, – я согласен, что тебе со мной опасно. Как бы там ни было, мне никакого резона с твоей смерти нет, но какой бы я ни был урод, я не могу тебя просто так бросить в лесу одну, уж извини. Доедем до бункера, я тебе дам оружие, сыворотку заживляющую, паек и выведу тебя в город. А дальше решай сама. Можешь к Фору пойти, он, вероятнее всего, выслушает тебя, сразу не убьет. Или можем попытаться найти дружелюбных, вряд ли всех убили, они наверное…

Я слишком поздно почуял опасность. Говорил уже, быть зверем легче, чем вот таким… недочеловеком. Монстр, чудовище, или кто там еще никогда не подпустил бы к себе никого сзади. А я подпустил.

Удавка на шее затягивается все сильнее, из горла рвутся хрипы, а я даже понять не могу никак, что происходит. Нас выследили, наверное, напали. Угасающим сознанием я успел заметить, как две черные фигуры поднимают девицу, слух фиксирует вскрик… Да вашу ж мать! Ни х*я я вам так просто не дамся, ублюдки! Размахнувшись из всех имеющихся в придушенном организме сил, спасая свою жизнь, я вдариваю локтем по душащему меня уроду так, что мне показалось, хрустнули ребра. Или мое предплечье. Удавка исчезла, а ворвавшийся в легкие кислород вперемешку с нор-адреналином в крови разливает по телу ощущение второго дыхания.

Пистолет вытащить не успел, бросился на них, молотя без разбору, ломая кости, разбивая все, что можно раздробить. Они вступают со мной врукопашную, из чего я делаю вывод, что оружия у них нет, а мне бы только успеть вытащить пистолет, но не дают сволочи!

Нападают сразу трое, валом, лишь бы задавить количеством. Впотьмах я даже понять не могу сколько их всего, что с девкой. Она затихла, никаких звуков от нее не слышно. Отбиваясь, я даже успеваю прикинуть, кто это такие могут быть. Дерутся они точно не как бесстрашные, скорее, как изгои, тупо махая чем придется. В очередной раз на мою голову опускается что-то тяжелое, в голове совсем туман. Я почти ничего не соображаю… и чувствую, как темная пелена пять заглушает все и поглощает в себя пространство. Страх, ненависть, медный запах крови… жертвы… они нужны мне!

Почувствовали разительные перемены и нападающие. Один отлетает мощным рывком, врезаясь с ласкающим слух краком в дерево. Сломался, бедняга, ну ничего, авось не помер, но выпадает из битвы однозначно. Сколько их остается, мне уже пох*й. Вот сейчас, точно пох*й. Отшвырнув от себя второго нападающего ногой, я хватаю за горло третьего и по лицу сама собой расползается гаденькая улыбочка. Пальцы все сжимаются на горле, заставляя вылезать из орбит глаза уродца и, почему-то, несмотря на то, что уже довольно темно, я вижу его так четко, будто на мне прибор ночного видения. Второй, видимо, придя в себя, опять нападает, пытается огреть дубинкой, но я перехватываю ее и, выкрутив у него из рук, обрушиваю на него с такой силой, что, скорее всего, проломил череп. Но с ним потом. У меня в руках жертва, и я убью его сейчас, вырвав ему горло, которое я все продолжаю сдавливать, но так, чтобы он не подох слишком легко.

– Аааа, – врезалось в слух, и я понял, что это девица орет. Надо заканчивать тут быстрее.

– Кто вы такие? – мой голос странный, будто бы и не мой вовсе, а раздается откуда-то извне, – что вам нужно? – Но мужик хрипит только, ответить не может. Резко шваркнул его на землю, заставляя встать на колени, и хватая за волосы на затылке, заглядываю ему в лицо. – Кто вы и что нужно?

– Мы стервятники, стервятники, просто воры…

– Ясно, – просто сообщаю ему, доставая нож и приставляя к его глотке, – теперь будете дохлые стервятники, – полоснув по горлу, я стараюсь заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть, как из них уходит жизнь. Он захлебывается, хрипит, бьется в конвульсиях, кровь бурыми, в сумерках фонтанчиками, выталкивается из яремных вен. Он обмяк, и я бросил эту падаль от себя подальше. Больше он не нужен.

Девку убили, скорее всего. Придушили уже, наверное. Понимание этого растравливает ненависть, заставляет в груди полыхать пожарищем, выжигая разум, оставляя одни инстинкты. Она нужна мне! Никто не смеет ее трогать, кроме меня! Ублюдки! Уроды у*бищные! Слабый писк из зарослей дал понять, что еще не все потеряно. Даже не пытаясь оценить обстановку, я ворвался в гущу людей, и только потом уже стало понятно, что их там трое. Двое держали девицу, а третий срезал с нее форму, не обращая внимания на попытки брыкаться.

– Захлопнись, дура! – успел только выцедить у*бок, когда я темной тенью налетел на него, просто сметая со своего пути. Он затих на время, и тут очнулись двое других. Один, сразу же, без паузы всадил в грудь девицы нож, а второй пошел с клинком на меня. Осознание того, что сейчас произошло, было последней всполохом, что оставили мне человеческие воспоминания. Дальше пошла неудобоваримая каша из раздираемых человеческих тел, раздавленных голов. Прижав одного из них к земле, я приставил нож к его лицу, а он успел что-то провякать:

– Нет! За что? Мы ничего…

– Никто не смеет ее трогать, выблядок, никто, – прошипел я ему, вырезая у него глаза. Кровь, вперемешку со слизью из глазного яблока, струится по искаженной предсмертной мукой роже. Его вопли немного отрезвили меня. Нет, затягивать с этим нет смысла, и свернув ему шею так, что показались позвонки, я встал, втягивая полной грудью пропитанный кровью воздух, и огляделся.

Зрение притупилось. Сумерки полностью захватили владение лесом, и видно было не очень хорошо, но я понял, что я весь в кровавых ошметках, возможно, даже чьих-то мозгах, рядом валялась оторванная рука… Ну них*я себе, бл*дь… А ну теперь ясно, мозги откуда, череп одного из уродов раздроблен так, будто по нему проехался бульдозер. Монстром быть проще. А вот защищать девицу… это что-то новенькое.

Она лежала вывернувшись в неестественной позе и выглядела совершенно мертвой. Мне показалось, что они ударили ее в грудь, но на самом деле нож торчал чуть ниже ключицы. Это тоже плохо, но точно не смертельно. Брюки разрезаны, но белье целое, я успел. А они нет. Но им теперь это все равно.

Нож вынимать нельзя, если лезвие повредило артерию, она может погибнуть от потери крови. Надо бы оказаться в бункере, да можем не успеть. Остановить кровь, наложить мазь, зафиксировать стягивающей повязкой…

– Нет, не надо, не трогайте… – обморочным голосом забормотала она, пока я стягивал с нее то, что осталось от ее куртки. Твою мать, как они ее не переломали, от нее же почти ничего не осталось! И почему она мне казалась такой тяжелой? Освободив тело от одежды, разрезав ее футболку, я аккуратно вытаскиваю лезвие из плоти, сразу же зажимая рану тканью. Кровь течет быстро, но не выталкивается, а, значит, остановим… – Эрик… нет… не трогай меня… – она сделала попытку уползти, но я не пускаю ее.

– Подожди, тебя ранили, надо кровь остановить!

– А что это было? На меня налетели… я пыталась… а они…

– Тише… теряешь силы на разговоры. Какие-то залетчики. Сказали, что стервятники.

– Они ушли? – она немного приподняла голову, но я настойчиво укладываю ее обратно.

– Ушли, ушли. В мир иной они отошли, успокойся, – Эшли скосила глаза в сторону, и они расширились у нее от ужаса. Увидела руку и расквашенную голову. Да вот же, твою мать! Девица повернулась и ее опять стало выворачивать, а я думал только о том, что не успел стянуть ее рану. Мазь-то, по всей вероятности, и поможет, конечно, вот только как кровь-то восстанавливать! – Слушай! Слышишь! Эшли, посмотри на меня!

– Т-т-т-ты руку оторвал… ему? Но как… Боже, как?

– У тебя есть все основания меня бояться… но… Я не смог видеть, как они издевались над тобой. И потерял контроль… Опять.

– Господи… Боже… – зашептала она и я понимаю, что это больше, чем она может выдержать. Поднялся и аккуратно, чтобы не разошлась повязка, взял ее на руки. – Куда… куда ты меня…

– Нужно вылечиться. Окрепнуть. И тогда уйдешь.

– Но ведь ты…

– Мы будем жить в разных частях бункера, не будем встречаться. И тогда ты будешь в безопасности. А как только сможешь, уйдешь. Ок?

Она тяжело дышит, не сводя с меня чумных от пережитого глаз. Всматривалась пристально, будто если сейчас на меня опять найдет, она с дырой в теле сможет что-то сделать, но… Все равно смотрит, сверлит так, что у меня начинает болеть голова.

– Я тебе ничего не сделаю. Во всяком случае не сейчас.

– От тебя ужасно пахнет. Как на скотобойне…

– Просто не думай ни о чем. У тебя ведь это лучше всего получается, – не получилось у меня не съязвить. Бл*, вот истинно, лучше вообще заткнуться! – Помолчи, ладно? – Эшли едва заметно кивнула, но все тело ее было до предела напряжено. Она боится меня. Боится зверя. Которым я, скорее всего, и являюсь. Не знаю, как много она видела, сколько она была в сознании… Всю дорогу в бункер мы не сказали друг другу ни слова. Одно понятно. Никаких доверительных отношений у нас быть не может. Может, оно и к лучшему.

Эшли

Раскидистые кроны деревьев мало укрывали от дождя, выбранную мной для тренировки небольшую поляну. Серое небо нависало бездонной пропастью, проливающейся тяжелыми каплями, колотившимися по листве, и этот мерный, успокаивающий стук был единственным звуком, достигающим моего слуха, заглушающим собственное дыхание и отчаянные попытки правильно воткнуть нож в импровизированную мишень.

«Бамс!» Недокрученная рукоятка врезается в облупившуюся кору с глухим треском, и уже третий нож улетает в траву, красивенько покрутившись в воздухе. Морщусь, плечо ноет, хоть рана и быстро затянулась, а вот распоротая стеклом ладонь воспалилась, прибавив трудностей. Иду, подбираю ножи, возвращаюсь на точку, примериваюсь. Снова бросаю. Остервенело, со злостью, что казалось, лезвие вот-вот треснет, разлетится, но оно каким-то чудом все еще оставалось целым. Бросаю, выплескивая свое отчаяние, унимая дрожь в руках, словно надеясь так настырно достучатся до того, кого тут не было, с тихой мольбой просочится сквозь незримую стену жестокости. Изливая все то, что накопилось на душе.

Холодок прополз по лопаткам, заставив передернуть плечами, отгоняя неприятное ощущение. От привычной жизни остались лишь воспоминания, пробирающие до глубины души, которые я надежно берегла в своем сердце, а по щекам текут слезы боли. А, может, это дождь, ведь зачем мне плакать? Обида потихоньку заглушается, и боль медленно уходит из меня, вытекает, словно песок в песочных часах, но не отчаяние, а внутри обрываются оголенные нервы. И не хватает сил даже вдохнуть.

А дождь все барабанит, насквозь промочив куртку, которая и так плохо грела. Еще меньше грела мысль о том, что придется возвращаться в бункер, похожий на мрачный склеп, в котором нет ни солнца, ни неба, ни простора, и даже воздух казался безвкусным. Что там делать? Прятаться в четырех стенах от него, совершенно разбитой, боясь не только сделать лишнее движение, сказать слово, а уже сомкнуть глаза и просто уснуть. Уснуть, и не видеть во сне тонущие в языках пламени остовы разрушенных стен и мертвых людей… Уснуть, и не слышать собственных криков, когда из сгустившейся черноты выныривают то «Вольники», с мерзкими улыбками, то полчища крыс, то страшное чудовище… Не вскакивать от пережитого, не просыпаться в холодном поту, хватая ртом воздух и мотая головой, отгоняя ужасные видения, и вновь забываясь сном видеть то же самое. Кровь, убийства, страх, боль и смерть. Уснуть, и хотя бы во сне не боятся его и не задумываться ни о чем. Я чувствую себя опустошенной… Хочется закрыть глаза, чтобы уснуть и не просыпаться.

До сих пор я старалась не думать о том, что случилось тем вечером три дня назад, когда мы возвращались по темному тоннелю за стену. Когда я дала слабину, позволив себе поддаться такой не ожидаемой от Эрика нежности, довериться, за что и поплатилась неожиданным ударом в стену и фейрверком в голове, словно целый мир там обрушился за доли секунд. Без шанса на восстановление, без единой надежды… Не было ни звуков, ни запахов, ни огромного силуэта мужчины, в тусклом отблеске луча фонарика. Только темнота, безмолвие и разливающаяся по телу боль. Эрик не смог сдержать свою ярость, и снова, чуть не убил меня. А потом, спас… Удушающая тоска неприятно сжимает колотящееся сердце, а еще отчаяние, я сцепила пальцы на рукоятке, попыталась дышать ровнее, силясь унять подступившие слезы. Джанин испоганила ему всю жизнь, вывернула душу, искаверкала психику, превратив в монстра, но он борется с ним, и это невозможно тяжелая борьба с самим собой. Искалеченный моделированием человек. Отважный боец, опытный воин, гордый бесстрашный. Расчетливый лидер, отличный стратег. Заботливый мужчина, проявляющий нежность. Защитник, и одновременно неконтролируемый зверь… И многое-многое другое, прячущееся в озлобленной жестокости… в душе вспыхнула муторная горечь.

Но как бы я себя не убеждала, что это все «монстр», который бесцеремонно проламывается из человека, и Эрику все же с трудом, но удавалось его усмирить, сдерживать свою жестокость, никакие уговоры не возымели должного эффекта. Каждый день я продолжаю боятся, ожидая нового удара, как только вижу его, невольно оглядываясь и ища пути отступления, хотя Эрик даже не смотрит в мою сторону. Мы сталкиваемся лишь в узком коридоре, или в пищеблоке, и то мельком, стараясь разойтись по комнатам и не замечать ни его взгляда, полного не то презрения, не то отчаяния, не то всего вместе, ни моих жалких попыток сохранять хладнокровие и не вздрагивать от каждого его резкого движения, и не решаясь даже разговаривать. Попытки начать разговор почти всегда с треском проваливаются. Он не всегда казался раздраженным, но было в нем что-то, что просто кричало о его опасности, не позволяя больше доверять. В те моменты, когда Эрик взрывается, и не может держать себя в руках, мне хотелось бежать, без оглядки. Рано или поздно он может убить меня, не специально, случайно, однажды просто не рассчитав силу удара, поэтому план отступления, чтобы хоть переждать бурю неадеквата, пришлось разработать.

Господи, как же я устала бояться… но без него мне не справится. Да и за несколько часов в городе, меня чуть не пристрелили, не сожрали, и не оприходовали сразу в двух групповушках… Мерзость, боже, какая мерзость… И без того на душе погано. А Эрик, в порыве яростного безумия, разорвал их голыми руками, защищая меня… Это странно, сперва «монстр» пытается меня убить, а потом оберегает, заботится, лечит… И я видела, что он волновался за меня. А еще мне было дико страшно, вновь, оказаться в лесу одной, да на подкожном корме. Я никогда не голодала, живя в Дружелюбии – это просто невозможно, поэтому прочувствовала сполна и с лихвой, аж до дрожи, когда желудок невыносимо сосет, так, что хотелось вырвать его из живота, только чтобы не чувствовать нестерпимо скручивающихся внутренностей… Бррр, чудом ведь не сдохла!

В тишине, нарушаемой лишь дождем и шуршанием листвы на деревьях, я провела почти целый час. Возвращаться в бункер не хотелось. Не хотелось, потому что я лелеяла чертовски наивную надежду на то, что у нас с Эриком получится сработаться, установить некий баланс и нормально общаться, что справимся, не смотря ни на что, а на самом деле мы ничего не смогли. Сейчас он старается обуздать своего зверя, держится на расстоянии, иногда позволяя мне увидеть себя и с другой стороны, открываясь из того страшного кокона хладнокровия, презрения, грубости, эгоизма и жестокости, в котором старательно закрывается человек. В нем есть сочувствие, ведь Эрик искренне сожалеет о смерти Ворона, этого нельзя подделать, видно по глазам. Усмиряя дыхание, и дрожащее, как у перепуганного зайца сердце, я крепко зажмуриваюсь, стараясь думать о том, что, возможно, еще не все потеряно. В очередной раз вспоминая все то, что я видела в нем, чудовищное напряжение отступало. Он нужен мне, как ни крути, нужен. Наверное, мне единственной и нужен. Ничем этого чувства не забить. Понятия не имею, что делать, но знаю только одно, что оставлять его одного нельзя. И плевать на все! В груди жалко защемило, а воздуха снова перестало хватать, сердце не заставишь вычеркнуть чувства, его не запрограммируешь на безразличие.

Не знаю, что будет дальше, время покажет. Все что мне остается, колупать обманчивую уверенность в закромах своей души. Нельзя опускать руки и сдаваться. Мне нужно это призрачное ощущение надежды. Не знаю, зачем ему я – он все равно не ответит, но, может, и Эрику нужно, чтобы кто-то просто был рядом… Согласитесь, это уже что-то! И даже неважно, что им двигало в тот момент, когда он взял меня с собой, важно то, что я обязана ему жизнью, и ни раз… Эрик меня защищает, спасает… Да только от себя он уберечь меня не может. Монстр прорывается, ломает его изнутри, вспыхивает в глазах безумием… А каково ему? Что у него творится в сердце? Как сделать, чтобы вся эта чернь вымылась из его души, из подсознания? Чтобы монстр пропал из глубины черных колодцев зрачков? Он там, не уходит. Я готова поклясться, что ощущаю даже его жаркое дыхание. Не отступает. Будто ждет того, чтобы отступила я… Я вижу его совершенно отчетливо, чувствую, теперь даже острее, чем прежде и это тревожит больше всего. А потом, к своему удивлению внезапно почувствовала острый прилив чего-то необъяснимого… Да, Эрик монстр, но, он… мой монстр. Фух, стало даже легче, а в груди переливалось жидким огнем. Ох, черт, сердце сейчас выпрыгнет!

Шмыгая носом и проклиная погоду, я сворачиваюсь и направляюсь к люку, ведь, несмотря на все свое нежелание сидеть под землей, понимаю, что толку от меня будет только от здоровой и полной сил. Впрочем, Эрик покидал наше убежище всего пару раз, и только один, предоставив мне возможность оклематься, и, как обещал, мужчина перебрался жить в другую часть бункера, оставив за мной командирскую, и заходит в нее только чтобы пройти в диспетчерскую, где находится почти все время. Захлопнув люк, и сползая по лестнице вниз, не успеваю уже удивляться, что немного привыкаю к этому месту и даже считаю, в какой-то степени своим домом, за неимением другого. Человек – тварь такая, ко всему привыкает! Ну да, у нас и свой маленький быт имеется, правда, домохозяйка из меня никакая, готовить я не умею, только сковородки поганю, даже кофе варить не научилась, спасибо, Эрик об этом заботится. Подвергшийся атаке лидерского гнева пищеблок, кое-как удалось привести в надлежащий вид, ага, только из мебели там остались барная стойка, пара висящих полок и, на удивление работающий холодильник с огромной вмятиной в дверце. Мда, хоть что-то.

Я уже хотела сбросить мокрую куртку и наведаться за кофейком, ощутив блаженственный запах, как дорогу мне перегородила высокая фигура лидера. Ой!

– Тренировалась? – интересуется спокойно, чуть склонив голову набок, пытливо меня разглядывая. Я замираю, судорожно соображая, как себя вести, чтобы не спровоцировать мужчину на конфликт. Эрик не высказывался ни разу против моих тренировок и вылазок на поверхность, хоть это и опасно, помятуя о странных животных и появившихся за стеной «стервятниках». Твою мать-то, будто нам гребанных «Вольников» мало… Ведь он сам должен понимать, если я не наберу форму, какой от меня вообще будет прок. Конечно, правильнее было бы попросить его заняться моей боевой подготовкой, но трудно угадать, чем и в какой момент лидера можно рассердить, чтобы не привести к печальным последствиям. Самое большее, что я могу для него сделать – не доставлять проблем, не навязываться, держать язык за зубами, и как можно спокойнее реагировать на его вспыльчивость и грубость. В общем, быть паинькой, чтобы «монстр» не вырывался наружу.

– Да. Немного. – осторожно отвечаю я, разглядывая мыски своей обуви, ощущая, как его взгляд сверлит мне макушку.

– Ну и как? Получается? Навыки не растеряла? – ох, вообще-то, не очень, но это из-за долгого перерыва и моего паршивенького состояния.

– Ну так… херово. – аккуратненько тяну, стараясь уловить настроение мужчины. А, может, попросить таки его помочь, инструктором Эрик всегда был жестким, но сдержанным, нам все равно надо учится общаться между собой, иначе, никаких положительных перспектив не предвидеться. – Плечо еще болит. Но когда пройдет, все будет нормально.

– Ничего не видела подозрительного?

– Я недалеко отходила, буквально на несколько метров, до ближайшего дерева. Нет, ничего не видела. Мокро только.

Он отходит к складам, исчезая за одной из дверей, я прислушиваюсь к возьне и шуршанию, наверное, опять собрался уходить. Куда? В город? Или осматривать местность? Почему с собой не берет, вдвоем же сподручнее? Да и меня это всё теперь напрямую касается, раз уж я не ушла.

О том, как мы будем воплощать свои, довольно грандиозные планы действия, по устранению лидеров Бесстрашия и их «Вольников», мне как—то думать пока не хочется, но я прекрасно понимаю, что стоит только ступить за черту – обратного пути не будет. Да ведь и нам, иного выхода не оставили, правда? Просто так надо. Времена навалились тяжелые, значит, надо оставить все личное и собраться для общей цели.

Зверь, на которого наткнулись Эрик и Эшли – это скриммен. Подробно о нем можно прочитать в фанфике «В прятки с кошмаром» https://ficbook.net/readfic/2908942 глава 9.

Краткая информация:

Скриммен (во вселенной этого мира) – хищное млекопитающее из семейства псовых, появившееся на земле после катаклизма. Форма мутации млекопитающего и хрящевой рыбы. Очень крупное животное, крупнее любого волка. Шерсть короткая, при ближайшем рассмотрении оказалась чешуей. Суставы гнутся в обе стороны. Зубы по расположению и виду похожи на зубы акулы, конусообразные и очень острые. Голова круглая, совершенно покатая, ни органов зрения, ни органов слуха, ни органов обоняния не обнаружено. В задней части головы есть видоизмененные жабры. Животное может жить под водой. Очень развитый мозг. Передвигается, паря по воздуху в нескольких сантиметрах от земли. Не может преодолевать возвышенности (горы, скалы и прочее)

Ареал обитания – лесной массив, пологие пустоши. Живут как по одиночке, так и стаями до 15 особей. Если животные сбиваются в стаю, то среди них выделяется вожак, который ментально связывается со всеми особями и контролирует их. Размножаются как млекопитающие. Самка может приносить до одного детеныша в год, независимо от погодных условий.

Из особенностей – обладает возможностью ментального воздействия на людей – животное выделяет феромоны, которые воздействуют на мозг человека и заставляют испытывать его самые страшные кошмары. Человек их материализует свои страхи и умирает от ужаса или от воздействия материализованного кошмара. Скриммен таким образом охотится на все живое, но если нет белковой пищи, может долго выживать питаясь подножным кормом, в том числе травой, ветками деревьев. Ментально питаясь страхами, животное вырастает до огромных размеров. От обычного питания особи гигантскими не становятся.

Обычный человек, не дивергент, скримменов не видит – еще до того, как человек оказывается в непосредственной близости от особи, скриммен чувствует его страхи и вызывает самые кошмарные, от которых человек умирает. То же происходит и с другими животными. Дивергенты могут прервать симуляцию, вызванную скримменами, при этом особи не способны увидеть дивергента. Однако, до тех пор, пока дивергент не поймет, что «это все нереально», но подвергается воздействию симуляции.

Поддаются приручению. Пребывая в спокойном состоянии, животные могут ментально общаться с человеком, посредством образов, прогнозирования будущего и пр. Других животных подчиняют своей воле. Когда особь долго питается страхами и вырастает до огромных размеров, а также, когда превращается в одиночку, становится очень агрессивной, нападает на все живое, совладать с ним невозможно, единственным выходом остается – убийство особи.

Стена вокруг города – это своеобразный огромный передатчик, отпугивающий животных и защищающий всех живущих внутри периметра. В послевоенном Чикаго животные были пойманы и использованы для создания сыворотки симуляции. Также в Чикаго созданы портативные индивидуальные передатчики для отпугивания животных, чтобы за стеной могли жить не только дивергенты.

====== «Глава 14» ======

Эрик

Музыка: Sonata Arctica – Fade To Black [Metallica Cover]

Я смотрю, на вещающую по общественному каналу рожу Сэма и не знаю, чего я хочу больше – вырвать его кадык или расплющить черепушку так, чтобы вся та смесь, что у него в голове вместо мозгов перестала калечить ту систему, в которой мы жили двести лет. Фракции отменены, общество рассеяно, процветает мародёрство и хаос. А он довольный как петух в курятнике, вещает… Рядом с ним я заметил несколько знакомых рож, в том числе и Джойса. Вайро, скорее всего, у него на особом положении, меня ищет, не иначе. А Джойси, всегда был небольшого ума, но сильный, значит, он держит его в качестве бодигарда. Неужели их все устраивает? Где же Фор, почему он ничего не делает? Он тоже смирился? Где оставшиеся дружелюбные? Не они ли на нас напали у тоннеля? Или это вконец зарвавшиеся изгои?

Летят наши планы с попытками бороться с Сэмом к чертям, потому что мы с девицей так и не поняли, как нам быть. Она достаточно окрепла и вполне готова была уйти… Но она сама ко мне не обращается, боится. А я не хочу ее отпускать. Не хочу и все. Ее присутствие… делает мою жизнь осмысленной. Не станет ее, не станет ничего. Почему я так решил, с чего такие мысли, я не знаю. Мы живем в бункере, но практически не пересекаемся. Здесь есть разграничение, для солдат и командования, я живу в казарме, она в комнатах командсостава. Я стараюсь меньше бывать на ее территории, она не заходит на мою.

Иногда я слышу, как она возится в пищеблоке, чертыхаясь и кряхтя, пытается готовить. Ни хрена у нее не выходит, частенько из кухни несет горелым, а чаще всего она использует консервы, уж их-то невозможно испортить. Я оставляю ей уже сваренный кофе, варю его всегда заведомо больше, эту малость мне не сложно сделать, а она за это приводит помещение в удобоваримую чистоту. Когда я в первый день услышал, как кто-то скребётся, я думал, что в бункер пытается кто-то пролезть и выскочил на звук, заряжая пистолет. Она, заметив меня, отшатнулась, глаза стали как блюдца и явно приготовилась помирать. Думала, наверное, что у меня опять… галлюцинации. Но как оказалось, она всего лишь пыталась навести порядок.

– Напугал до усрачки, – сведя брови на переносице, бросила она, – лучше б помог!

– Пфф, тоже мне бесстрашная, – ухмыльнулся я, пряча пистолет.

– Тут как будто ураган прошел… – пробормотала она и показала на большую коробку, – не знаешь, куда весь этот хлам девать?

Хлам я сжег этим же днем, признавая, что среди горы мусора жить действительно неприятно. Это был самый длинный разговор за наше пребывание в бункере.

Я видел, как она тренируется. Сначала я хотел запретить ей выходить, если тут есть такие личности, как стервятники, которые напали на нас у выхода из тоннеля, то могут выследить, понять, что мы здесь. Но потом решил, что нам все равно отсюда скоро уходить, лучше лишний раз не вступать с ней в контакт. Когда мы сталкиваемся в коридорах, она чаще всего прячет глаза, кивая мне. А я ловлю ее запах, смотрю на ее отросшую макушку и мне хочется воскресить Джанин, чтобы прибить ее самому, прибить так, как это делает зверь, жестоко, кроваво. Потому что мне хочется, очень хочется поговорить с ней, услышать ее голос. Как выяснилось, мне этого не хватает.

Я уже давно думаю, надо бы поставить в округе датчики движения. Это предупредит нас и поможет подготовиться, на случай, если нас выследят, найдут или просто патруль будет прочесывать местность. Мы сможем свалить или дать бой, в зависимости от того, сколько их будет.

Выключив канал, я услышал, как крышка люка отвалилась и Эшли полезла внутрь. Вся мокрая как мышь, в руках держит три ножа. Тренируется. Мда, Бесстрашие не в Яме, оно в нашей крови, голове и жизни. И этого никто у нас не отнимет.

– Тренировалась? – спрашиваю у нее, пока она не убежала в свою раковину.

– Да. Немного.

– Ну и как? Получается? Навыки не растеряла?

– Ну так… херово. – на меня не смотрит, не поднимает глаза. – Плечо еще болит. Но когда пройдет, все будет нормально.

– Ничего не видела подозрительного?

– Я недалеко отходила, буквально, на несколько метров до ближайшего дерева. Нет, ничего не видела. Мокро только.

Ну вот и поговорили. Да у нас прогресс, мы, кажется, обменялись аж тремя предложениями. Я понимаю, что она боится. И правильно делает. Но как же… иногда хочется встряхнуть ее, заставить на себя посмотреть. Мне уже кажется, что я могу контролировать себя, быть рядом с ней и не иметь возможности прикоснуться, хотя бы просто поговорить, оказалось немыслимой пыткой.

Я кивнул и пошел осматривать, что нам могут предложить здешние запасы гаджетов. Негусто на самом деле, пара десятков датчиков, две камеры наблюдения, что обнаружились в диспетчерской. Вообще-то, камер было больше, но все они оказались непригодными к использованию. Кроме двух.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю