Текст книги "Королевство на краю моря (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Снимая с нее лифчик, он отходит на шаг, не отрывая взгляда от груди. Рассеянно отбрасывает белье, прижимает ладонь к ее чуть округлому животу и ведет вверх. Не обращая внимания на то, что Грейнджер дергает его за руки, Драко сгибает пальцы и ведет костяшками по ложбинке между грудями. Ее движения становятся резче, но он не останавливается, очерчивает холмики и розовые ареолы, темнеющие вершинки сосков.

Гермиона стискивает его бедра коленями, тянет на себя, и Драко подчиняется. Она обхватывает его ногами, их взгляды встречаются. Краснея, Грейнджер тут же опускает глаза. Драко хмурится и, положив ладони на ее колени, скользит по бедрам. Сжимает пальцы, видит, как раскрываются ее губы, и подается вперед, ловя верхнюю. Пять ударов сердца спустя Грейнджер отвечает с не меньшим пылом, чем прежде.

На секунду ему показалось, что она вот-вот оттолкнет его и спрячется в спальне. Внутренний голос, запальчиво перечисляющий все бесстыдные фантазии, которые с ней хотелось воплотить, чуть не сорвался от разочарования. Слишком уж Грейнджер стыдится и смущается. Любые поползновения с его стороны должны быть направлены на то, чтобы свести ее с ума, иначе она захлопнется, как створки моллюска.

Драко обвивает ее рукой за бедра и тянет на себя – близость вынуждает толкнуться бедрами навстречу. Ладони Грейнджер ныряют к поясу брюк – раздается «вжик» молнии – и тянут за ткань. Гермиона подцепляет его белье, и оно отправляется вслед за спавшими с бедер штанами. Он вжимается в нее, опуская спиной на стол, руки Грейнджер соскальзывают с его тела. Пуговица на ее джинсах поддается лишь со второй попытки, Драко расстегивает их мимолетным движением пальцев. Склоняется оставить поцелуй на ее животе, заодно поддевая пояс джинсов и трусиков, и Грейнджер с готовностью приподнимает бедра. Он споро стягивает ее штаны до колен, костяшками пальцев прослеживая изгибы тела, и, отступив на шаг, полностью избавляет ее от одежды.

Его взгляд задерживается на ямочках на ее коленях, на гладких бедрах, на треугольнике волос – Грейнджер смыкает ноги, закрывая обзор. Драко не позволяет ей вновь проникнуться неловкостью, засомневаться, переборов желание, и, раздвинув ей колени, ступает между ними. Языком и губами прокладывает дорожку по ее животу, вокруг груди, а затем обхватывает правый сосок. Гермиона выгибается, вцепившись ему в волосы, и издает чудесный звук. Сжимает ногами его бока, и Драко чувствует себя пьяным ей. Ощущением, запахом, вкусом. Не удается даже насладиться моментом: на это не хватает выдержки. Руки оглаживают каждый сантиметр ее кожи, рот поочередно впивается в разные места – хочется всего и сразу. Кожа у нее горяча, как и кровь в его жилах, Драко хочет, чтобы тело ее блестело от пота, чтобы дыхание стало рваным. Хочет довести ее до исступления, хочет знать, что это – из-за него, хочет, чтобы она цеплялась за него, как за единственную опору. Хочет забыть, что забывает, и хочет помнить ее.

Грейнджер за волосы оттягивает его голову, и Драко, подвинувшись, теперь над ней нависает. Глаза у Гермионы горят, щеки залиты румянцем, сама она кажется под ним совсем миниатюрной. Ее сила ушла, обернувшись беззащитностью, взглядом, который выражает нечто такое, что Драко не может уловить. Его одолевает странное желание заключить ее в кольцо рук и в то же время – прижать к столешнице, закинуть ее ноги себе на плечи и вбиваться в нее, пока она не закричит. С Грейнджер его постоянно разрывают противоречивые желания. Прошлое и будущее, враги и друзья, сожаления и удовлетворение, отчаяние и надежда, провал и триумф, ненависть и… Драко встряхивает головой, Грейнджер сводит брови, тяжелое дыхание на миг замирает, а затем с вырывается со свистом.

– Что?

Он вновь мотает головой, переводя взгляд с ее сияющих глаз на кончик носа, на покрасневшие щеки, на локоны, прикрывающие обнаженные плечи.

– Об этом?

Гермиона обхватывает его голову, задевая пальцами мочки, и в ее глазах столько искренности, что Драко сложно сдержаться и не отвернуться.

– Обо всем.

Он собирается что-то сказать – что угодно, лишь бы разрядить атмосферу, избавиться от тяжести в груди, – но Грейнджер привлекает его к себе. Кончиком языка проводит по его верхней губе, Драко тут же углубляет поцелуй, заигрывает с ее языком, вырывая из ее груди хриплые вздохи. Его ладони на секунду отрываются от ее кожи, чтобы стащить белье – он оказывается на свободе, тело потряхивает в ожидании исходящего от нее жара. Драко, погладив внешнюю сторону ее бедер, дергает Гермиону к краю стола. Выпрямляется и поднимает ее за собой – она обнимает его за шею.

Драко просовывает между ними руку и вжимает в нее палец. Поглаживает, ухмыляясь, когда Грейнджер вскидывается и сдавленно стонет. Он выписывает вокруг ее клитора четыре круга, проводит пальцем поверх него, а затем опускает руку и погружает в ее жар средний палец. Ее стенки сокращаются, и Драко стонет, добавляя второй палец. У нее внутри горячо и влажно, бедра сами собой движутся навстречу. Долгой прелюдией он займется позже. Извлечет из Гермионы все звуки, на которые она способна, изучит ответную реакцию на все касания, оценит, сколько она выдержит, прежде чем перешагнет за край. Сейчас же его не покидает ощущение, что он стоит на этом месте уже вечность. Что все эти белые пятна в его жизни были ожиданием, от которого он устал.

Драко вытягивает из нее пальцы, целует крепче, когда Гермиона подается бедрами вслед за его рукой, и обхватывает себя. Дважды проводит по всей длине, затем чуть сгибается, отклоняя ее назад. Грейнджер отпускает его шею, шлепнув ладонями по столу, упирается за спину, а Драко отрывается от ее губ. На краткий момент встречается с ней глазами – ее внимательный взгляд не оставляет его лица – и устремляет их ниже. Драко раскрывает ее для себя, придвигается, головкой члена скользя к ее лону. Слышит, как Гермиона задерживает дыхание, когда он проникает внутрь лишь кончиком, испуская вздох от ощущения сжимающих его мышц. Драко хочет посмотреть на нее, убедиться, что все хорошо, но тело подчиняется инстинктам и желаниям, поэтому он резким движением погружается в нее до конца.

Они оба громко стонут, Драко закатывает глаза, прикрывая веки. Теряясь в ощущениях, он хватает Грейнджер за бедра, выскальзывает и тут же толкается обратно. Гермиона смыкает пальцы вокруг его запястья, чем заставляет открыть глаза и увидеть, что ее взгляд направлен в низ его живота. Драко обхватывает ее затылок, склоняется к лицу и замирает в миллиметрах от губ – сама она уже приготовилась к поцелую.

Ее веки подрагивают, Грейнджер распахивает глаза – и в груди у Драко все сжимается. В этот момент она красива, до одури хороша, но если он скажет это, то выйдет фраза из дерьмового романа. Драко убеждает себя, что скажет ей об этом позднее. Позднее, когда его словам можно будет верить и она будет понимать, что он всегда говорит правду.

Гермиона тянется к нему, но Драко едва отстраняется.

– Да, да, и об этом тоже, – скороговоркой бормочет она, придвигаясь ближе.

Он усмехается ее нетерпеливости.

– И спрашивать не собирался.

Под ее прикосновением к его губам усмешка пропадает, взгляд опускается на ее подбородок, шею, грудь, что ритмично двигается в такт каждому толчку. Когда Грейнджер, обращая внимание на себя, пальцами проводит по его шее, на ней дыбом встают волоски. Гермиона улыбается, а у него снова заходится сердце.

– Не хочешь запомнить эту часть?

– Хочу. Но можно притвориться, что нет, лишь бы посмотреть, как ты станешь напоминать. – Драко касается губами щеки, чувствуя, как ее улыбка становится шире, как вылетает смешок. – Как же с тобой хорошо, – вырывается у него шепотом.

Скрестив лодыжки у него за спиной, Гермиона бедрами подается ему навстречу, утягивая глубже, и оба их стона отдаются у него в груди. Грейнджер поворачивает голову, ловит его губы, и Драко кажется, будто он снова прыгает со скалы. На секунду зависает в воздухе – невесомый, свободный, позабывший обо всем – перед тем, как рухнуть вниз.

Вот это он запомнит. Если ничего больше не останется, он будет помнить этот момент.

Двадцать четыре

Море поднимается огромными волнами, от которых в воздух взлетает пена. Темно-серое небо пронзают вспышки молний, со злостью прорываясь сквозь свинцовые тучи. Под порывами ветра клонятся к земле деревья, воздух наполняет влага. Драко чувствует, как та проникает в легкие, когда, ощутив прикосновение к плечу, он глубоко вдыхает.

– Дождь будет.

– Ты всегда утверждаешь очевидное или ты под впечатлением, что у меня совсем мозги отказали?

Иногда его тошнит от ее объяснений. Грейнджер постоянно перепроверяет, что он помнит, сообщает, о чем забыл, записывает на доске, на карточках, на обрывках пергамента тысячи мелочей. Он понимает, что она старается помочь, что действительно помогает, но сдерживать раздражение от этого не легче.

– Последнее. Иначе почему ты стоишь столбом, а не помогаешь мне вешать? Да еще и встал прямо здесь.

Драко оглядывается раздраженно – нечего было прерывать его размышления. Грейнджер издевательски улыбается и протягивает белую жердь и сжатый кулак. Выгнув брови, Драко забирает палку. Смотрит под потолок и влево, на окно и крючок с одной стороны, который Грейнджер уже приспособила.

Она машет сжатым кулаком, пока Драко не вытягивает руку, и в ладонь ему падают металлические штуки.

– Крючки надо вкрутить с двух сторон. Потом прицепим занавеску к карнизу и подвесим на крючки. Я думала еще насчет тех… – Грейнджер крутит в воздухе пальцем, – …крючков по бокам. Ну знаешь, за которые… – она собирает штору и, отведя в одну сторону, выжидательно смотрит на Драко, но, не встретив ни проблеска понимания, вздыхает.

– Зачем нам шторы, если мы вообще не заходим в эту комнату? – в его тоне сквозит недоумение. Драко не полностью уверен, что комната всегда пустует, но раз уж весь дом обставлен, а здесь стоит лишь кресло, то его предположение верно.

Грейнджер бросает занавески на стоящий в углу стул и, подбоченившись, рассматривает зеленые стены.

– Потому что ты сюда заходишь. Это часть дома. Вот – отвертка.

Он пялится на инструмент, на Грейнджер, но все-таки забирает. Поворачивается к окну, прислоняя жердь к стене. Раскрывает ладонь и разглядывает содержимое. Оттянув языком щеку, убирает половину железяк в карман. Как только Драко прижимает крючок к стене, встревает Грейнджер:

– Чуть выше.

Он недовольно фыркает и сдвигает деталь выше.

– Ниже.

Стиснув зубы, Драко оборачивается, встречая ее невинный взгляд.

– Ты хочешь повесить шторы или тебе просто нравится меня доставать?

Сжав губы, Грейнджер отворачивается.

– Если делаешь что-то, то делай правильно.

– Тогда, может… – при звуке грома она испуганно подпрыгивает, и Драко не сдерживает смешка. – Боишься грозы?

– Нет. Просто не ожидала. Дом как будто сейчас рухнет.

Драко хмурится, глядя на зажатую меж пальцев отвертку.

– Он не настолько древний.

– Да, держится неплохо. Хоть и покосился.

– Да ладно, – бормочет он, отвлекшись.

– Будешь спорить со всем, что я скажу? Ты как попугай.

Драко замирает, глядя в окно, будто там, за ним, Грейнджер парит на попугаичих крыльях, затем медленно поворачивает к ней голову.

– Попугаи соглашаются, а не спорят.

– Нет. Я про тех, которые повторяют за тобой, лишь бы довести…

– А, так против тебя восстают птицы, – он едва прячет усмешку.

– Ты-то думаешь, ух ты, говорящая птичка, – вещает Грейнджер, проигнорировав его слова. – Как здорово. Я смогу поговорить с птицей – ведь если она болтает, если подхватывает твои слова, значит, сумеет поддержать разговор. А потом ты слышишь что-нибудь вроде «Полли хочет крекер» или «отвали».

– Ага, – Драко разворачивается к ней лицом, совершенно позабыв о крючке.

– Так вот: тебе интересно поболтать с птицей, ты здороваешься, а она говорит: «Полли хочет крекер». Ой, ты хочешь есть? «Отвали». Это невежливо. «Отвали». Вот поэтому ты и голодная. «Полли хочет крекер». И тут тебе становится стыдно, ведь даже если птица злая, есть-то ей все равно хочется…

– Грейнджер, – Драко разглядывает ее, нахмурив брови и скривив рот. – Ты обкурилась? Замолкни уже.

– Видишь! Раздражает! О чем я и говорила. – По совершенно необъяснимой причине вид у нее донельзя самодовольный. – Короткие ответы, в которых никакого смыс…

Он хватает ее за плечо и наклоняется ближе.

– Понимаю, тебя когда-то до смерти оскорбила птица. Боль, которую ты пережила от крыла того попугая, невыносима. – Сверкнув глазами, Грейнджер раздувает ноздри – Драко давится смехом. – Но эта ситуация скорее говорит о твоем уме или же о прискорбном отсутствии личной жизни и друзей. Раз уж ты заинтересовалась общением с птицей.

Она пихает его в плечо, и он не выдерживает – хохочет, сотрясаясь всем телом.

– Дурак! Это просто пример!

– Попробуй открыться своему попугаю. Терапия…

– Я тебе покажу терапию, – рычит она, снова его толкая. Драко едва шевелится – в ее действиях не хватает настоящей злости. Смех стихает, он качает головой, видя, как краснота с ее щек расползается, доходя до кончиков ушей. – А я-то думал, у меня с мозгами…

– Давай уже займемся занавесками. По-моему, крючки надо прицепить вот сюда… – Грейнджер обходит его, явно сконфуженная. Прижимает ладонь к стеклу – то запотевает – и поднимается на носочках. – Сюда. Прямо над пальцем.

Она опускается на пятки и сердито оглядывается через плечо. Драко, приподняв брови, встает у нее за спиной и кивает. Грейнджер опять вытягивается, и он прижимает крючок точно над ее напряженным пальцем.

– Найдешь еще пару попугаев – и сможешь взлететь…

Ее локоть задевает его бок.

– Или просто ударю локтем так, что ты выдохнешь весь воздух и приподнимешь меня до нужной отметки.

Он откашливается:

– Вот уж вряд ли. Это знакомые птички тебе расска…

Грейнджер резко двигает локтем – слышится хруст, – а Драко отпрыгивает. Он победно улыбается, она прижимает руку к себе и смотрит с обидой.

– Бо-ольно.

Склонив голову, Драко цокает языком.

– Льда? Врача? – Ее гадкие пальцы тут же щипают его за бок. – Твою мать! – и он отскакивает от нее. Бросает возмущенный взгляд, потирая пострадавшее место, а Грейнджер милейше улыбается. Чем нагло врет.

– Ой, бедняжка Драко. Повязку? Мазь, обезболивающее? Поцеловать, где бо-бо?

– Тащишься от боли, Грейнджер?

Краснея, она закатывает глаза.

– Это материнская присказка. – Драко с отвращением кривится, и Грейнджер торопится закрыть его рот ладонью. – Я тебя ударю.

Он пытается пройтись по ее любви к насилию, но вряд ли она разбирает что-то помимо неясного бормотания и взгляда, которым Драко окидывает ее с головы до ног. Грейнджер стоит с неодобрительным видом, но на ее губах заметен намек на улыбку.

– Занавески, – напоминает она. Крепче прижимает к его рту ладонь и имитирует кивок. – Конечно, – тянет она и от выпада его языка отдергивает руку, отчего Драко низко смеется. – По-злодейски!

Грейнджер тычет в его направлении пальцем.

– Потому что лизнул тебя? – он бы назвал это другим словом. Коварным, возможно. В зависимости от места приложения.

– Смех. Смех был точно злодейским, – спорит она и, когда Драко ухмыляется, снова на него указывает. – И вот опять.

– Маниакальным, может, – он пожимает плечом; бушующая снаружи гроза отбрасывает на ее лицо тускло-синие блики. – И не обяза…

– По меньшей мере дьявольским. – Голос у Грейнджер звучит странно, будто дыхание перехватило.

– Назови хоть сотню синонимов, спор ты этим не выиграешь.

Поджав губы, она обращает лицо к окну, по которому стекают потоки дождя.

– Занавески. За дело. Скоро стемнеет.

– У нас же есть свечки?

Грейнджер неразборчиво бормочет и, схватив прислоненную к стене жердь, направляется в угол комнаты к стулу. Хмыкнув, Драко разглядывает шуруп с отверткой и возвращается к окну. Приставляет крючок к месту, которое выбрала Грейнджер, подносит шуруп. После седьмого оборота стонет – кончик едва входит в стену – и ругается, когда отвертка соскальзывает с насечек.

Замирает, заслышав за спиной звук, почти что заглушенный стуком дождя по стеклу и крыше. Драко медленно поворачивает голову, ища глазами Грейнджер.

– И что это было?

– Что было что?

Он с любопытством ее оглядывает, уголки его губ чуть подрагивают в усмешке.

– Ты засмеялась или подавилась?

– Я тренировала твой злодейский смех, – отрезает Грейнджер. – Теперь ты знаешь, как по-дурацки он звучит, – она поднимает жердь с нацепленной на нее занавеской, и Драко смеется.

– Ненормальная.

– Да, но при этом самая нормальная из присутствующих, так что задумайся.

– П-ф.

– П-ф.

И.

Драко тяжело выдыхает, глядя на перекинутую через него руку с синеватыми венками. Ведет взглядом по прядям, разметавшимся по его груди, и дальше к копне кудрей у плеча, за которыми едва виднеется лицо Грейнджер. Она обдает дыханием его плечо, под ладонью поднимается и опадает ее живот. Протянув руку, Драко пальцем поглаживает ее запястье, проверяя, такая ли мягкая ее кожа, как кажется на вид. Из-под массы волос и его плеча можно различить лишь линию ее носа, но и так ясно, что Грейнджер еще спит.

Он устремляет взгляд к потолку, смаргивает и осторожно выбирается из постели. Целую минуту ищет шорты, оказавшиеся под кроватью, и натягивает по пути к двери. Проверяет календарь и, потирая глаза, прочитывает заметки о каждом дне. Дойдя до последней, Драко невидяще смотрит перед собой. Голову пронизывает тупая боль, и он хватается за лоб.

Подцепив с комода ручку, с ходящими по лицу желваками помечает звездочкой четыре дня. Откинув волосы, черкает на вчерашнем. Бросает ручку, та громко стучит по полу, и Драко оглядывается на Грейнджер. Календарь не сообщает, как они оказались в одной постели, но он и сам вполне догадывается. Если бы Грейнджер взглянула на пометки, то увидела бы лишь одну, сообщающую, что они переспали, но Драко нарисовал тогда рядом черту и повторил ее на каждом следующем дне. Помимо первой он насчитывает еще четыре штуки: «/постель», «/кабинет», «/диван», «/постель». Припоминает эпизоды первой, где-то половину «дивана» – и все. По крайней мере, ему известно, что это было.

Драко неслышно выходит из спальни, пересекает гостиную, поднимается по лестнице, затем заворачивает в коридор. Толкает дверь в кабинет – на стеклянных флаконах поблескивают тусклые лучи солнца. Он подхватывает со стола две бутылочки, зная, что оставляет их, только если внутри воспоминания о ней, и убирает на третью полку, отмеченную «Г». Встает в центр и поворачивается налево. На доске в углу жирно выделено и подчеркнуто слово «Факты», а под ним – убористым почерком – следуют строки. На поверхности за его столом значится «Мы испробовали:», в нижней части – «Последние споры:». В правом углу обведены «Минусы:». Первые два пункта совершенно бесполезны, Драко думается, что Грейнджер записала их лишь для того, чтобы смягчить остальное. Или же ей нестерпимо хочется перечислить преимущества арбуза против дыни и убедить его, что отдельные сорняки за внешнюю привлекательность до сих пор считаются цветами. Однако вниманием Драко завладевает именно третий спор, занимающий всю оставшуюся площадь огромной доски.

Справа от стола располагается еще одна, туда приклеены десятки бумажек, временами заполненные его собственной рукой. Драко на секунду прижимает пальцами квадратную записку, несколько раз прочитывает доски, запоминая наизусть. Его занимает мысль, сколько уже дней он повторяет этот ритуал, но он гонит ее подальше. Всегда легче иметь дело с тем, что разложено по полочкам. Разделено на категории, вскрыто и выложено на доске без прикрас. В отсутствие лишней шелухи внимание заостряется. Если детали не имеют особого отношения к конечной цели, то бессмысленно сейчас о них думать.

Драко покидает кабинет, спускается и ступает в спальню. Грейнджер спит свернувшись калачиком на его половине. То ли потянулась за теплом от его тела, то ли проснулась и решила встать, но передумала по ходу дела. Он наблюдает за тем, как она легко шевелится во сне под одеялом, как восходящее солнце окрашивает ее кожу в другой цвет.

Двадцать четыре. Он помнит двадцать четыре разных воспоминания о ней. Одни ярки и как живые перед глазами вплоть до последних мелочей, что воспринимаются всеми органами чувств. Другие затуманены, возникают вспышками, отрывками предложений или вырванными из контекста фактами. Ему казалось, что раз в голове теперь столько места, то каждое воспоминание будет живым и ярким, но это не так. Всего лишь двадцать четыре – столько же, сколько лет ему, если страница прошлого месяца в календаре не врет. Двадцать четыре года, а он помнит не больше, чем обычный человек за пару дней. В некоторых воспоминаниях он ребенок. В большинстве – повзрослевший, с окрепшим голосом. Ворох одежд, череда незнакомых лиц, разные места. Но больше всего Драко помнит этот дом. Больше всего – ее.

Единственное воспоминание о Грейнджер за пределами этого дома – в комнатке с четырьмя столами. Она спорила с ним о достоинствах черники перед бананами, размахивая перед ним маффинами, пока он не выхватил банановый. Драко помнит спор о маффинах, но представления не имеет, как вчера они оказались в одной постели. Как Грейнджер вообще здесь оказалась. Вероятно, сегодня он забудет об их первом разе и больше не сможет вспомнить, почему каждый раз, как они садятся ужинать, на ее щеках появляется слабый румянец.

Драко даже не знает, какие их связывают отношения: дружеские или некие другие. Встречались ли они уже до того, как переспали, или все было совершенно по-другому. В голове у него разлад. Драко знает Грейнджер, не зная откуда, знает, какое чувство вызывает прикосновение к ней, что она в нем пробуждает. Быть с ней просто, но от противоречивых ощущений никак не отделаться. То ли забраться обратно в постель, то ли убедить себя, что это временное помешательство. Будто он ждет, что все развалится, не понимая, почему оно должно развалиться.

Драко будто слепой, зрение улавливает лишь тусклые тени, которые и намекают на присутствие чего-то. Это неимоверно бесит, не меньше слов, когда те крутятся на кончике языка. Или не меньше ощущения щекотки под кожей, когда расчесываешь все вокруг, но достать до места никак не получается. Не получается забраться внутрь, не получается избавиться от зуда, и тот не унимается, изводит, пока не превращается в неуемное жжение.

На доске этой информации нет, а спрашивать Грейнджер Драко не собирается. Быть может, ее метод оставлять все как есть для нынешней ситуации – лучший вариант. Лучший, пока не вернется память. Пока он сам для себя не решит, кто они друг другу. Черт его знает, насколько хорошо у него работает интуиция, но кроме нее мало что осталось.

Драко тянется, подушечками пальцев скользя по завитку. Ведет к плечу Грейнджер, вдоль груди, к краю одеяла. Она поворачивает в его сторону голову, ее рука перемещается на живот. Драко переводит взгляд на ее лицо – Грейнджер переключает внимание с его груди и смотрит ему в глаза. Хмурится, приоткрывает рот, но он успевает заговорить первым:

– Я хочу вернуться в Англию. – Тон спокойный, выверенный. Ее глаза округляются до невозможных размеров.

На правой доске этот спор значится под номером три. На решение повлияли отрывки разговора, который состоялся перед первым сексом на обеденном столе. И выросшее число звездочек на календаре, пропажа большего числа воспоминаний, зуд, что жег изнутри. Время – худший враг человечества. У Драко не осталось выбора – если, конечно, он хочет спастись.

На душе тяжело, слова встают поперек горла.

– В Англию? – переспрашивает Грейнджер, едва сдерживая улыбку.

– План Б, – уточняет он. Она медлит, устремляет глаза к потолку, трет лицо – за руками видна улыбка. Гермиона поднимается, Драко едва успевает вдохнуть – взгляд опускается вслед за слетевшим с нее одеялом, – как она уже к нему прижимается. На прикосновение обнаженной груди к его коже тело реагирует, не спрашивая мозг: бегут мурашки, в животе завязывается узел. Убрав руку с его шеи, Грейнджер подхватывает у талии одеяло, стараясь подтянуть то повыше. Именно это движение помогает принять решение, поэтому Драко все-таки прижимает ладонь к ее спине, притягивая Гермиону к себе. Обхватывает ее и второй рукой, опускает голову, но вскидывает бровь, замечая синюю с позолотой линию на ее спине.

– Согласно пункту один-точка-бэ, ты…

Глаза у нее яркие и блестят, голову обрамляет золотой свет. Драко моргает, сводит брови, вдруг обращая внимание на то, что ее кудри висят прямо над его лицом, под спиной холодно и твердо, а за ее головой виднеется потолок, а не стена.

Он выдыхает набор букв и звуков, изогнув шею, видит за собой прикроватный столик. В передней части головы сворачивается кольцо боли, которая еще пульсирует и в затылке. Драко расширившимися глазами ловит взгляд Грейнджер.

– Драко? – Ее голос дрожит, и кажется, что от любого громкого звука она разобьется на осколки.

– Что случилось? – Грейнджер с шумом выдыхает, Драко со стоном приподнимает голову, осторожно ощупывая затылок. – Как я оказался на полу?

Она мотает головой, пожимает плечами и совершенно потерянно касается его щеки. Будто… проверяет, что действительно очнулся.

– Ты потерял сознание. Рассказывал мне что-то, а потом закричал и упал. Ударился головой. И просто смотрел на меня. Совершенно пустым взглядом. Я думала, это из-за боли, но ты как будто… как будто завис.

Щеки у нее мокрые. Грейнджер снова трясет головой, всхлипывает чуть слышно и опускается ему на ноги.

– Проклятие? – спрашивает он, сам зная ответ.

– Оно, видимо… видимо, проникло в…

– Часть мозга, которая имеет дело с настоящим, – медленно договаривает сам себе Драко, бессмысленно глядя в потолок.

У него нет никакого представления о том, что произошло. Лишь… пустота. Похоже, боль владела им все время, пока он был не в себе, нежданная и новая каждую секунду. Так ли все кончится? Он вырубится, в мозге что-нибудь разорвется и он умрет? Ощущая боль, но… Словно другой человек. Словно огромная часть него непрестанно страдает, но не способна сложить мозаику воедино.

Грейнджер склоняется над ним и, шмыгая носом, ощупывает голову. Слезы на ее лице высохли, остаются лишь пятна. Она осматривает его лоб, руки подрагивают.

– Я не смогла ничего сделать. Хотела попробовать заклинание, но знала, что станет только хуже. Я пыталась…

Драко кладет ладони на ее бедра, чувства закручиваются в спираль, сжимая сердце. Он ощущает себя больным, голова раскалывается и от боли, и от мыслей.

– Виновато проклятие. Такой эффект.

– Я знаю. Знаю. Ты в порядке?

– Да, – выходит мрачно.

Грейнджер неровно выдыхает и, проведя большими пальцами по его скулам, потирает ему виски.

– В Англию.

– В Англию, – кивнув, подтверждает Драко и в этот раз обнимает Грейнджер без каких-либо сомнений.

Двадцать пять

Ему протягивает руку парень в очках с черной оправой, растрепанными волосами и шрамом в виде молнии на лбу. Драко медлит секунду перед тем, как поднять в ответ свою, пожатие выходит крепким, но без попытки впечатлить. Устроившаяся рядом Грейнджер, которая застыла, как только он вошел в зону досягаемости Гарри Поттера, теперь расслабляется. Незнакомое имя, гулко отдающееся в пустых коридорах памяти, вызывает лишь смутные ощущения и никаких образов.

– Драко Малфой, – отстраненно представляется Драко, не выдавая ни теплоты, ни пренебрежения. При взгляде на парня его одолевают смешанные эмоции, но не такие сложные, как с Грейнджер. И не такие приятные. Из-за них хочется уйти, но не настолько, чтобы и вправду это сделать.

– Я… Гарри Поттер, – повторяет парень, на что Драко кивает и оглядывается на Грейнджер за дальнейшими подсказками. Он надеется, они собрались не ради поболтать. Встреча с этим парнем кажется пустой тратой времени, но все же Драко не может знать наверняка.

– Он один из моих лучших друзей. – Грейнджер так улыбается Поттеру, что Драко становится не по себе, и, когда она пожимает тому предплечье, он стискивает зубы.

– Ладно. Так и будете на меня глазеть или займемся уже делами?

Грейнджер оглядывается на него с раздражением, и, быть может, из-за этого Драко придвигается к ней чуть ближе. С ней он знаком лучше, чем с самим собой. Во взгляде Поттера смешиваются недоверие и насмешка. Драко в ответ прищуривается.

– Гарри работает в Министерстве мракоборцем. Он…

– Мы сравнили магический след на твоем разуме со следами на разумах погибших эльфов и Пожирателей смерти. Из хранилища пропал след Ганнса и еще троих сотрудников. Один из них Малфой. Другая – Джонс.

– Джо… Дженет? – Поттер кивает, Грейнджер мотает головой, а когда оба обращают внимание на Драко, его лицо не выдает никаких эмоций. – Которая работала с нами?

– Да. Впрочем, третий отсутствующий след не твой, а какого-то охранника со второго этажа. Его проверили, получили след – он чист. Ошибка, видимо.

– Джонс и Драко. Ну ведь… не совпадение же это. А учитывая, что Дженет и Ганнс пропали… – Грейнджер опускает голову, но через секунду вскидывает подбородок, глядя в мрачное лицо Поттера. – Ты же не… То есть… Гарри, я была с ним, когда те двое еще работали…

– Что?

Застывая от невысказанного обвинения, Драко взглядывает на Поттера, но тот мотает головой.

– Нет, его не обвиняют. Кто бы ни потёр следы, мы считаем, его пытались подставить. В отделе думали, что либо Ганнс что-то сделал с Джонс, либо оба замешаны.

– Так кто именно? – Драко не терпится узнать ответ. – Ты сказал «думали», значит, вы пришли к какому-то выводу.

– Возможно, – Поттер запускает пальцы в волосы, приводя прическу в еще больший беспорядок. – Мы нашли Ганнса.

– Тог…

– Мертвым.

Холод из головы проваливается Драко в живот, кончики пальцев покалывает. Твою мать. Если его проклял Ганнс, то, вероятно, тот унес с собой в могилу информацию, как вылечить Драко. Его одолевает ошеломляющее желание запустить чем-нибудь в стену, отстраниться от Грейнджер и отойти к противоположной стене. Дерьмо.

Пару секунд слышится лишь стук ботинок по полу, злящийся Драко спиной чувствует на себе взгляды. Поттер вновь заговаривает:

– При нем ничего не нашли. Он был в той же самой одежде, как в день исчезновения. Последнее выпущенное заклинание – оглушающее. Мы обыскали окрестности, но не нашли ничего, что бы попало под чары. Его магический след больше не достать.

За спиной слышатся тихие слова, шорох одежды, и, обернувшись, Драко видит, как Поттер гладит Грейнджер по руке, а затем тянется к ее шее, под волосы. Драко сверлит парня взглядом, и они встречаются глазами. Поттер хмурит брови – это вызывает вспышку раздражения, – а затем с изумлением смотрит на Грейнджер.

– Мы ищем Джонс. Она может быть ключевым элементом. Или даже исполнителем. Ты говорила, Малфой ушел из паба с девушкой? Той ночью.