Текст книги "Королевство на краю моря (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Всего пара часов прошла. Подожди еще. Вот картинки с варварским лечением маглов я с радостью забу…

– Оно не варварское.

– Поверь, прокалывать чужую кожу иголками…

– Маглы отлично лечат людей, Малфой. Да, иногда методы болезненные, но у них же нет магии. Я бы посмотрела на растерянных волшебников, если бы им пришлось хоть месяц без нее обходиться…

Драко возводит взор к небу, раздраженно стискивая зубы.

– Да, так просто уже не будет, но мы не станем бегать, будто наступил конец света. Я довольно легко приспособился. Только потому что магам легче, не значит…

– Так а что насчет лечения? Если в магическом мире не станет магии, люди не будут иметь ни малейшего понятия, что делать с болезнями и травмами. И не только с ними, они же без магии никуда, от лечения и уборки до…

– Тогда мы и обратимся к варварским методам…

– Именно!

– …магловским методам. В сравнении с нами маглы…

– Нет! Маглы – профессионалы в сфере…

– Они сшивают раны!

– Они придумали собственные зелья без магических штучек! От тошноты, от боли, стимуляторы…

– Я говорю о…

– И если бы магам пришлось искать новые способы лечения, они бы все равно не дошли до магловских. Тут речь не просто о швах. Маглы придумали разные приборы, медикаменты, хирургические…

– Если ты замолкнешь хоть на пять секунд…

– Если бы в волшебном мире не было магии, тогда способы лечения были бы варварскими. А маглы…

– Но в сравнении с магическим миром именно сейчас, а не с идеей, что мы лишимся магии – на чем целиком и полностью основывается твоя точка зрения, – их средства именно варварские. Можешь сколько угодно прикидывать «а если бы», но в итоге ты либо наводишь на рану палочку, либо сшиваешь плоть нитью. Оттого, что ты споришь с этим, ты просто выставляешь себя идиоткой.

Поджав губы, Грейнджер сверлит его взглядом.

– Ты не ценишь по достоинству магловские изобретения и забываешь, как хорошо маглы адаптировались к миру, хоть они и не могут просто, – она взмахивает рукой по кругу, – наколдовать.

Остановив на ней тяжелый взгляд, Драко со злостью сжимает челюсти:

– Или же это ты не ценишь по достоинству магический мир. Мы не просто машем палочкой, и ты это прекрасно знаешь. Мы задействуем магическую силу, учимся ее контролировать, оттачиваем управление, зубрим миллион заклинаний и их…

– Я по достоинству ценю магический мир, Малфой, – Грейнджер тычет себе в грудь. – Я больше половины жизни посвятила магии и учебе и не один год этот мир спасала. Я здесь работаю и живу. Но я уважаю мир маглов, мир моего рождения, и вот этого тебе крайне не хватает…

– Только потому что я не…

– Но я не удивлена. Ты не уважаешь ничего, что имело бы отношение к…

– А вот сейчас я бы последил за речью, Грейнджер, – негромко произносит Драко и предостерегает взглядом.

– Не собираюсь я следить за речью. Это разговор, Малфой, и если ты не можешь его вынести, это не моя проблема. Злись – я не боюсь. Что ты сделаешь? Просверлишь во мне дырки взглядом?

– Я способен и на худшее, и ты это знаешь. К тому же ты так торопишься с выводами, основываясь на собственных же предположениях, что, очевидно, совершенно не уважаешь меня. Ты та еще лицемерка…

– Я не лицемерка и…

– …никогда не говорил, что я не уважаю придумки маглов. Если ты не заметила, я уже несколько месяцев не могу пользоваться магией. Если я говорю, что по сравнению с магами у них варварские методы лечения, это не оскорбление. Это факт. Отрицая это, ты показываешь собственную слепо…

Грейнджер вскидывает подбородок.

– Ты согласен с тем, что для тех, кто живет без магии, у маглов продвинутые способы лечения и…

– Мне нечего тебе ответить: я же не разбираюсь в их медицине. Я лишь знаю, что они зашивают людей нитками, а твои родители выдирают зубы плоскогубцами…

– Это не…

– …правильные выводы. Уже по одному этому очевидно, что они отстают от нас в медицинском плане. И я говорил только лишь об этом, а не о том, что ты там за меня додумала.

Грейнджер сопит, смахивает с лица кудри.

– Ладно. Я с тобой согласна… – под его неверящий смешок она продолжает, – но я все еще утверждаю, что в общем и целом они не варварские.

– Ладно.

Невыносимая женщина.

– И тебя я уважаю, – избегая смотреть ему в глаза, Грейнджер разглядывает лежащую перед ней ветку.

– Ага.

– Уважаю, – тихо повторяет она, поднимая взгляд. – Так… дашь перчатки?

Драко толкается в щеку языком. Пусть бы стерла руки, но ведь потом весь мозг вынесет, что он во всем виноват. После ее озарит догадка, что все это связано с его жгучей, но необоснованной ненавистью к невинным белкам: он ведь подозревает, что те замышляют захватить волшебный мир. А если захватят магловский, он, конечно же, и не почешется. Абсурдность грейнджеровских заявлений стремится к бесконечности.

Драко представления не имеет, почему чаще всего их терпит. Стянув перчатки, подает Грейнджер – забирая их, та кидает на него странный взгляд.

– Спасибо.

– М-м.

Она с легкостью их надевает, а Драко интересно, ощущает ли она сохранившееся от его кожи тепло.

– Мой дядя сам колол себе дрова. Он думал, что в магазинах их пичкают химией, а из камина потом поднимаются пары и оседают в доме.

– Я смотрю, разбрасываться нелепыми обвинениями – это семейное.

Грейнджер смотрит на него с раздражением, а у Драко перехватывает дыхание: ведь этим замечанием он сам подставился под ответную издевку. Однако она не упрекает и, кажется, даже не замечает открывшейся возможности. Улыбается ему, будто знает какой-то секрет. Лучше бы критиковала его семью: от этой улыбки ему гораздо больше не по себе.

– Тетя, жена этого дяди, тоже строила дикие теории. Она верила в магию.

Он изгибает бровь.

– Дикие теории крайне редко оказываются правдивыми.

Грейнджер хмыкает:

– Знал бы ты, сколько маглов верят в магию. Особенно дети.

– Дети много во что верят, – бормочет Драко, следя за тем, как она обходит пень, выбирая, где бы встать.

– В семь лет я решила, что верить в магию чересчур нелогично. Она не могла существовать, а если и существовала, то давным-давно. А четыре года спустя пришло письмо из Хогвартса.

Драко со смешком выдыхает, воображая зубрилку Грейнджер, которая недоверчиво кривится.

– Но ты должна была поверить. Ведь оказалась же в Хогвартсе. – Он не представляет, как можно прожить без магии одиннадцать лет и получить ее полным сюрпризом.

– Первое письмо мы выкинули. Ну вроде как чья-то шутка, хотя доставка совой нас изрядно удивила. А появляющиеся слова списали на химическую реакцию на воздух. Маглы умеют проявлять невидимые чернила и объяснять необъяснимое.

– Но второму письму вы поверили?

– Его принесли люди – добровольцы из магического сообщества, которых одобрил Дамблдор. Женщина, которая пришла к нам, сказала, что предметы вокруг меня летают не из-за призраков. Да и остальные странности – тоже не их рук дело. Она все объяснила. Привела нас в Косой переулок. После этого я не сомневалась. Взахлеб читала о магии все подряд.

Драко никогда не интересовался ни миром маглов, ни тем, как появляются в школе маглорожденные. Но не один месяц прожив маглом, он мог понять притягательность волшебного мира. Притягательность магии. Грейнджер откашливается, хватается за топор и тащит его за собой, вставая перед пнем. Поднимает, кладет топорище на плечо и вышагивает туда-сюда.

– Что ты делаешь? Брачный танец с бревном? Руби уже, Грейнджер.

– Ну-ка. Прежде чем раскрывать рот, вспомнил бы, что у меня в руках смертельное орудие. А то раздражаешь.

Драко зыркает, но без особого пыла: знает, что Грейнджер мало что имеет против его рта. Он наблюдает, как она поворачивается, шагает, вертится, поворачивается, шагает, а потом определяется с положением. Расправляет плечи, перехватывает топорище и выставляет вперед руку.

– Что…

– Я примеряюсь к линии удара. Как в… гольфе. Нужно оценить угол, расстояние и скорость, а потом верно ударить.

Она шмыгает носом, щурится и снова качает рукой, плотно сомкнув пальцы.

– Зачем бы еще им по десять минут пялиться на мяч.

– Ну, точно, – тянет Драко, топор от резкого замаха раскалывает… – …в пень.

Секундное замешательство – и он смеется. С выразительным взглядом Грейнджер упирается ногой в пень и рывком вытаскивает топор.

– Я отвлекала внимание. Представь, что я акула. Не в смысле «акула бизнеса», а настоящая акула в бассейне. А ты берешь и плаваешь ночью, думая, что акуле здесь взяться неоткуда.

Она изгибает брови, он хмурится и качает головой.

– Вот увидишь. Я тебя удивлю.

Грейнджер широко улыбается, а Драко указывает на ветку.

– Жду не дождусь.

Резкий замах топором заставляет его отшатнуться. Она смеется, а он предостерегающе грозит ей пальцем.

– Это злодейский смех.

– Ничего подобного.

– Я его везде узнаю, – уверяет он. – Злодейский.

– Ой, конечно. Ты наверняка все детство его тренировал. Му-ха-ха.

– Му-ха-ха? Где тут злодейство?

– Тут классическое злодейство! – вскрикивает Грейнджер, смотря на него как на дурака.

– Ну конечно.

Похоже, будто вместо его слов она слышит «повтори» и в этот раз опускает топор без подготовительных плясок. Железо рассекает ветку, и от триумфального вида Грейнджер Драко фыркает.

– Изобрази свой злодейский смех, – требует она.

– У меня его нет.

– Есть! Дай послушать.

– Его нет, – он пожимает плечами и, когда от силы рывка она пятится на несколько шагов от пня, неосознанно подает руку, но обрывает движение, сжав пальцы в кулак, противясь чему бы то ни было, что заставило его пошевелиться.

– Врун. – Драко откидывает обрубок в кучу к своим и затаскивает ветку на пень. – Вот голову еще чуть-чуть сюда подвинь…

При виде выражения на его лице Грейнджер хохочет запрокинув голову, а он ведет пальцем по внутренней стороне ее локтя. Она в момент отдергивает руку.

– Ненавижу, когда так делают!

– Я в курсе, – он ухмыляется, вспоминая, с каким видом она на днях позволила домашнему эльфу взять себя под локоть. Драко выпрямляется, шагает к ней, опуская голову навстречу ее лицу, – из его груди вырывается низкий зловещий смех.

– Впечатляет, – шепчет Грейнджер и откашливается.

– Я знаю.

Она подтягивает его перчатки, и Драко, схватив ее за запястье, просовывает ремешок в пряжку.

– Что-что? Кажется, твое эго так разрослось, что заглушает звук.

Грейнджер наблюдает за его пальцами, что пробегают по внутренней стороне запястья, затягивая второй ремешок. Протягивает другую руку, не успевает он отпустить первую, и Драко сомневается, не примерещилась ли ему дрожь. Он смотрит на нее с недоумением и встряхивает головой. «Что?» – беззвучно спрашивает он, собираясь прокомментировать ее внезапно пронзительный голос, ввинчивающийся в барабанные перепонки, но Грейнджер смеется, и, кажется, этого достаточно.

Ф.

Грейнджер спускается на обочину и, покрутив головой, переходит дорогу. Драко идет следом, при виде машины ускорив шаг.

– Он не мог прислать адрес совой? – ворчит он.

– Твои чары не пускают. Он оставил портключи к обоим адресам из моего отчета. Нужно всего лишь забрать их из банковской ячейки, и можно отправляться. И не жалуйся, что банк в мире маглов: ты сам настоял.

– Я настаивал вообще не ходить за адресами. – Краем глаза Драко замечает, как она к нему поворачивается, но его внимание сосредоточено на окне банка. Пусть посылает в его сторону какие угодно взгляды, ему все равно.

– У тебя есть ключ от ячейки?

– Код.

– Отку… – он замолкает, когда Грейнджер придерживает дверь, и смеряет ее взглядом. Хватает створку и сверлит Грейнджер глазами, пока та не разжимает пальцы и не заходит внутрь.

– Он отдал мне код, когда мы составляли план у него дома.

Хмыкнув, Драко останавливается у ячеек и смотрит, как охранник провожает мужчину к столам в центре зала, а потом четыре раза прохаживается за спиной посетителя. Чья-то рука цепляет Драко за воротник и тащит вперед. Голова дергается, кудряшки Грейнджер разлетаются, и она тянет его за собой.

– Я тебе не собачка, – рявкает он, отрывая ее руку от воротника, но та сразу же хватает его за пальцы. – Так что если ты не стала обычной слизеринкой, которую заводит запах денег, я не согласен за тобой таскаться. Разве что предложишь заняться чем-нибудь неприличным между шкафчиком тридцать шесть и… или в туалете.

Развернувшись, Грейнджер закатывает глаза, Драко приподнимает брови и пинком назад захлопывает дверь.

– Если ты перестал витать в облаках… – она протягивает коробочку с… от этого веет чем-то знакомым, тем, от чего обычно щемит сердце, но Драко не может уловить мысль. – Портключ. Со стороны Гарри это довольно умно. Поймай его, чтобы попасть, куда стремишься.

На лице Драко она не находит понимания.

– Снитч. Ловить. Ловец. Ты не… Квиддич?

Помимо того случая, когда он забыл о поцелуе, ее голос еще ни разу не звучал столь сдавленно. Слабо, тонко, почти что писком. Обычно Грейнджер хладнокровно воспринимала его пробелы в памяти, словно они ничего не значили: ведь вскоре он все равно все вспомнит. Но из-за бледности ее лица, надломившегося голоса и широко распахнутых глаз у него под кожей растекается паника, тело цепенеет, а взгляд мечется по ее лицу в поисках ответов. Он забыл нечто существенно важное. Нечто такое, мысль о чем заставила ее содрогнуться. Даже не мысль – понимание, что он забыл.

Грейнджер тянется к его щеке ладонью, но Драко ее перехватывает.

– Не волнуй…

Он тяжело сглатывает, разжимает пальцы и убирает от себя ее руку.

– Не стоит. – Слова выходят сиплыми, словно через силу вырываются из груди.

– Ты вспомнишь. – Ее голос звучит глухо, она четыре раза судорожно сглатывает, затем смотрит на него из-под ресниц, словно робеет. – Объясню про квиддич дома. Но я в нем не сильно разбираюсь.

– Не разбираешься? – отстраненно переспрашивает он, не зная, то ли действительно отвечает таким тоном, то ли ему так слышится: в висках все еще колотится пульс. – Уже за это его стоит любить.

Грейнджер едва-едва, но по-настоящему улыбается.

– Интересно, чем расплачусь на этот раз.

Магия портключей, магия, что усиливает проклятие, всегда забирает что-нибудь взамен.

– Может, случаем, когда утром я поскользнулась.

Ее голос доносится как будто издалека, и не понятно, виновата ли его паника или нечто другое. Вдруг та глушит звук?

– Когда грохнулась на задницу и пять минут орала про носки?

– А ты смеялся, что мне больно!

Драко вздыхает и опускает глаза на уложенный в коробку шар с золотыми крылышкам.

– Это воспоминание я бы оставил.

– Ну, когда мы восстановим твою память, ты хотя бы не узнаешь, когда именно оно пропало.

Он зыркает на нее, едва не отодвигается, когда она ступает так близко, что задевает одеждой.

– Если людей двое или больше, с портключом нужно путешествовать именно так, – объясняет Грейнджер.

Она забирает ключ из коробки и обхватывает Драко руками, прижимая шар с крыльями к его спине. Он знает, что объяснение – вранье, но не цепляется ни к нему, ни к тому, что ее рука выписывает вдоль позвоночника успокаивающие круги, и обнимает ее в ответ.

М.

– Резать ковер ножницами отвратительно сложно.

– Если б только у тебя остались зубы как у бобра.

– Ты помнишь, что у меня были… слегка удлиненные и…

– Зубы как у бобра? Я вижу их на тех фотках, которые ты отказываешься снимать. И хватит зудеть про ножницы. Ты сама захотела положить в гостиную ковер.

– Здесь не хватает уюта. Заодно прикроем пятно в углу. От чего оно вообще?

– Без понятия, – ворчит Драко, разворачивая ковер в другую сторону. – Ты там все обнюхала и не разобралась, так что я…

– Может, хватит уже? Исследовать что-то всеми доступными чувствами – совершенно нормально.

– О, – выдыхает он и выпрямляется. – Хочешь лизнуть?

– Не. Неси, – рычит Грейнджер, и что-то клацает. – Чушь. От ножниц никакого толка.

Драко, потянувшись за спину, стягивает через голову рубашку.

– У меня даже яйца вспотели.

– У меня тоже, так что…

Он смеется и, пнув ковер разворачиваться, вытирает рубашкой шею. Оглядывается на Грейнджер, задерживая внимание на ее веках, вздернутом носу, в раздражении сжатых губах, на влажной коже шеи и выреза. По ее правой груди ползет капля пота – и во рту у него пересыхает. Расправляя ковер, Грейнджер на краткий миг наклоняется вперед, мелькает зеленое кружево, и Драко едва сдерживает стон.

– Выйдет отлично.

Он смаргивает, разворачивается к ковру и раскатывает до конца.

– С чего вообще ты выбрала красный?

– Стены бледные и скучные. Красный привносит живость, а ее тут как раз не хватает.

– Мое сердце еще точно бьется.

– Я один раз решила, что умерла.

Драко замирает и, тяжело выдохнув, оглядывается. Ее взгляд прикован к его спине, и буквально чувствуется, как скользит между лопаток вниз по позвоночнику.

– Да? – выдыхает он, замечая, что Грейнджер не сразу отводит глаза. – На войне?

Драко трудно определить, покраснела ли она, или румянец проступил из-за жары.

– Нет. Ну… Нет, еще в детстве.

Когда Драко расправляет ковер у стены, от того остается порядочный хвост. Что-то со звоном приземляется у ног. Он смотрит на ножницы, затем – на Грейнджер. Та подходит ближе.

– Что случилось?

– В школе было задание найти у соседа пульс и посчитать удары в минуту. У меня пульс найти не смогли и убедили, что я умерла. – Драко переводит на нее взгляд, и Грейнджер поднимает руку. – Мне было пять.

Она была права: ножницы дерьмово прорезают ковер. Изнутри поднимается раздражение, жара только подбавляет злости, и Драко едва не запускает ножницами в стену. Дико хочется распластаться по полу и просто дышать, не шевеля и пальцем, пока не охладится кожа, но он продолжает клацать ножницами.

– Занятно.

Меньше всего ему хочется слушать о ее детских воспоминаниях, когда из своих он помнит едва ли пару случайных моментов, да и те бессмысленны.

– Это только начало. Я попыталась воспарить со cтола, а в итоге только коленку разбила… Не смешно! Одноклассники думали, я призрак, и разбегались от меня с криками. Я получила психологическую травму! Видел бы ты лицо мамы, когда я сказала ей, что больше не хочу быть мертвой.

Драко, едва переводя дыхание от смеха и влажного воздуха, прислоняется к стене. Грейнджер шлепает его по руке, но тоже смеется и сползает по стене. Еще бы она не попыталась воспарить. Грейнджер не была бы Грейнджер, не постарайся она получить из ситуации новые знания.

– Вообще-то события, которые мы переживаем в детстве, оказывают продолжительный эффект на наше будущее! Это просто остается на подкорке. Скорее всего именно из-за этого я боюсь летать. Именно из-за той секунды невесомости, за которой последовала боль.

Драко качает головой, разглядывая белеющий на пальцах оттиск от ручки ножниц.

– Я и не помню, как это – летать. Но один раз, может даже в самый первый, я думала, что умру. Потом поняла, что нет, и смеялась.

Он смотрит на переход, где поблескивающая кожа скрывается за воротом ее рубашки.

– И ощущения от полета такие же?

– Какие?

Пожав плечом, Драко откидывает ножницы.

– Как будто выжил. Как будто ты бессмертный.

– Нет. Наоборот, кажется, что ты постоянно на краю смерти. Хотя кто-то и смеется ей в лицо.

Он слышит звук разлепляемых губ – Грейнджер улыбается:

– Му-ха-ха.

Драко оборачивается, дергая уголком губ.

– Что?

Улыбка гаснет – Грейнджер словно на что-то решается.

– Я отчасти предвзята, так что мое мнение… – она подрывается с места, заставляя Драко тут же напрячься. – Пошли.

Он осматривает комнату, ища признаки опасности или подсказку, о чем она болтает, а потом глядит на нее с удивлением.

– Куда?

Грейнджер хватает его за руку и тащит, скользя ладонью по влажной коже. Драко поднимается и выходит за ней из дома, пересекает задний дворик, следует вдоль обрыва и вниз по склону через лес. Воздух на улице свежее, под дуновением прохладного ветерка его отпускает духота комнаты.

– Ты хочешь что-то показать или просто решила, что неплохо бы еще поработать?

– Ты идешь сюда, – она хватает его за запястье и тащит еще на четыре шага вперед. Осматривается и сама себе кивает: – Именно. Жди здесь.

Грейнджер убегает дальше по склону и теряется за деревьями. Едва Драко обращает внимание на море, как со стороны, куда она ушла, слышится всплеск. Видно, Грейнджер хочет, чтобы он спрыгнул. До воды метров семь, на поверхности не проглядывают ни камни, ни выступы уходящей под воду скалы.

– Зачем ты спустилась? – кричит он; голос, нарушающий естественный шум леса, звучит неуместно.

– Ну… – доносится до него, а затем уже из-за выступа скалы показывается Грейнджер. – Ты же иногда соображаешь…

– Иногда? – сощурившись, Драко перекатывается на носках.

– Ты спрыгнешь.

– А ты… испугалась?

Возможно, она испепеляет его взглядом, но с такого расстояния все равно не видно. Грейнджер ныряет, Драко, стянув футболку, закидывает ее на ветку. Без рук снимает кроссовки, стаскивает носки и задумчиво крутит пуговицу штанов. Вниз лететь далеко: лучше бы спуститься чуть ниже по склону. Или сразу отправиться в дом, иначе, если он спрыгнет с высоты поскромнее, Грейнджер будет припоминать это при каждом удобном случае.

Внизу она выныривает, ловя ртом воздух, и кричит:

– Глубины хватит.

Драко прикидывает расстояние до воды.

– Ты достала до дна?

– Я на нем стою.

Он бросает на нее взгляд – Грейнджер барахтается в воде.

– Не вижу твоего лица, так что знай: я пошутила.

Драко качает головой и снова заглядывает через край. Возможно, он действительно полетит. И это ощущение… он должен его испытать. Или же Грейнджер пользуется состоянием его разума для воплощения своих сумасшедших идей.

– Страшно, Малфой?

– Обхохочешься, – шепчет он, расстегивая и спуская штаны. Избавляется от них, отступает от края.

Он либо сломает себе шею, либо кайфанет, но так или иначе – прыгнет. Драко глубоко вдыхает, встряхивает руками и сосредоточивается на краю обрыва. В ушах шумит, изо рта вырывается воздух – и вот он уже бежит. Под ноги попадаются камни, ветки, трава – и Драко срывается с обрыва. Сердце подскакивает к горлу – и настает момент парения. Момент невесомости, который несет вперед, а потом обрушивает вниз. Кажется, будто взлетел в небеса, застрял в облаках, в голове совершенно пусто – есть лишь ощущение полета. Оно избавляет от груза на плечах и всех проблем, и на мгновение Драко есть все и ничего одновременно. Он живее всех живых, умиротворен и свободен.

Падение заставляет все внутрености подлететь к горлу, в то же время дергая тело вниз. Желудок странно сжимается, по коже хлещет ветер. Мысли о приземлении далеки как никогда и маловажны; ноги инстинктивно дергаются, руки машут в попытке удержаться в воздухе. Драко едва успевает упиться ощущениями, как с всплеском входит в воду ногами и погружается на глубину. Разгоряченную кожу обжигает холодом, вдоль тела взрываются пузырьки. Ноги касаются дна, но инерция тащит ниже, и в колени отдается легкая боль. Драко отталкивается, стремится вверх и выныривает на вдохе. Втягивает и втягивает в себя кислород, убирая с лица мокрые волосы.

– Понравилось?

Он окидывает взглядом простирающееся перед ним море, высящиеся в отдалении скалы и поворачивается на голос. Прыжок вышел охренительным. Внутри оживился ребенок, требующий: «Еще, еще!» Драко в жизни такого не чувствовал. Или чувствовал, но просто… не помнил. Быть может, полет именно таким и был. Он, наверное, за одно это любил квиддич.

– Неплохо, – отзывается Драко, стирая с губ привкус соли.

Грейнджер улыбается, будто и так знает настоящий ответ.

– Достал до дна?

– Немного. – Сердце после прыжка никак не успокоится, в крови бурлит адреналин. – Было бы мельче – вот тогда появилась бы проблема. – Драко указывает на нее подбородком. – Ты одетая прыгнула?

– В основном.

Светлая бровь выгибается.

– В основном?

– Хоть раз пытался выбраться из мокрых джинсов?

Взгляд сам по себе падает ниже, к поверхности воды, но под темной толщей не разглядеть, совпадает ли по цвету ее белье с замеченным ранее лифчиком. Драко фыркает и оглядывает скалу.

– Где ты спустилась?

– Там у воды есть небольшой уступ.

Он подплывает ближе, и их обоих качает волной, толкающей в сторону скалистых стен.

– Храбрая Грейнджер, – ухмыльнувшись в ответ на ее взгляд, Драко осматривается.

– Выход ищешь?

– Нет, пчел-убийц.

Естественно, он ищет выход. Учитывая, что они оба спрыгнули с какой-никакой высоты, остается один очевидный вариант выбраться. Вряд ли среди его талантов затесалась способность карабкаться по стенам.

– Где-то тут берег.

– Где-то тут, – бормочет Драко.

– Или можешь забраться по скале, – Грейнджер кивает на отвесную стену, улыбка явно свидетельствует о том, как ее веселит одна лишь мысль, что он попробует залезть наверх.

– Говорит та, кто спрыгнула с детской высоты.

Она хлопает по воде, посылая в него брызги, которые не долетают даже близко.

– Там есть дырки под ноги и выступы, за которые при необходимости можно зацепиться. Смотри…

Грейнджер плывет к стене, Драко – за ней, хотя ему все равно, как она будет доказывать свою точку зрения. Он уже достаточно хорошо понимает, что, если не признает ее правоту или не опровергнет, она будет трещать не умолкая. Если бы ветер был чуть сильнее, волны бы накрывали их с головой и до берега добраться было бы непросто. Драко много раз стоял на краю обрыва и даже оттуда слышал, с каким грохотом волны разбивались о камни. Сегодня море не свирепствует, лишь накатывает иногда,

посылая брызги. Грейнджер спокойно описывает путь побега, Драко замечает, что ее предположение основывается на том, что на часть стены, которую им не видно, можно забраться, и они спорят, осилит ли кто-нибудь подъем.

– Я не сказала, что сама заберусь…

– Ты сказала, кто угодно заберется при необходимости. Так что вперед. Твоя необходимость – доказать собственную правоту, – он заплывает ей за спину и хватает за талию. – Я даже помогу тебе зацепиться за первый выступ, раз уж, как я отметил, некоторые вообще не смогут до него дотянуться.

Грейнджер отрывает от себя его руку.

– Если бы от этого зависела моя жизнь, как отметила я, я бы постаралась. Но в данный момент…

– А, так ты трусишь.

Развернувшись, она плещет ему в лицо водой. Драко кашляет, злится и планирует отомстить, но тут ее нога вскользь, кожа к коже, задевает его. Он смотрит вниз, на воду, на облепившую ее тело рубашку. А когда поднимает глаза, надменность с ее лица пропадает.

– Ты явно что-то задумал. Что-то очень зловещее.

Драко ухмыляется – Грейнджер отплывает. Он позволяет волне толкнуть себя ближе и, чтобы не врезаться, упирается ладонями по обе стороны от Грейнджер.

– Смотря, что ты считаешь зловещим.

Волна разбивается о камень, уровень воды поднимается до подбородка, а над головами разлетаются брызги. Они оба отплевываются, но ее вдруг разбирает хохот.

– Ты похож на вымокшего хорька.

Драко откидывает волосы и утирается.

– Хорька? – переспрашивает, наклоняя голову ближе, и старается сдуть струйку воды, что бежит из носа ко рту. Изгибает бровь, переводит взгляд на Грейнджер и снова выдыхает воздух вверх.

Ее смех стихает, глаза шарят по лицу, а потом встречаются с его. Она поднимает руку, подушечками пальцев задевая стоящие торчком волосы. По шее спускается ладонь, и Драко расслабляет локти – набежавшая волна вдавливает его в Грейнджер. Ее пальцы обводят ухо, скользят по шее, затем – вдоль челюсти.

Грейнджер прослеживает взглядом вырисовывающуюся дорожку, замирает, заглянув ему в глаза, и убирает руку. Откашливается, опускает голову и отодвигается к скале. Подоспевшая волна толкает Драко к ней, и он обхватывает Грейнджер за шею. Потирает пальцами затылок и тянет к себе.

Она устремляет на него взгляд, он покачивается на волнах и обращает внимание на ее рот. Слизывает со своих губ соленые капли, наклоняет голову и придвигается ближе. Останавливается, но веки у Грейнджер уже сомкнуты. Другого знака не нужно, и расстояние меж ними исчезает.

Драко целует ее требовательно, ловя нижнюю губу своими, и с чмоком отстраняется. Наклоняет голову в другую сторону, а Грейнджер прижимается к нему и сама же целует. Одной рукой обхватывает за шею, другой ведет по плечу. Драко вдыхает и обнимает ее за талию. Рубашка задралась, и ладонь касается мокрой гладкой кожи. Сдвигается дальше, чуть сжимает бок, следует по спине, оглаживая позвонки. Губы у Грейнджер прохладные, а на контрасте с касаниями горячего языка так вовсе кажутся ледяными. Ее рука ползет по его груди, вверх и вниз, и Драко поднимает свою, пока подушечки пальцев не задевают чашечку лифчика.

Грейнджер захлебывается воздухом и свободной рукой зарывается ему в волосы. На них накатывает волна, и поцелуй прерывается. Рука Драко с шеи перебирается на ее задницу, а сам он приникает к ее горлу. Ведет губами дорожку, отмечая, прихватывая кожу, и слизывает соль с местечка прямо под челюстью.

Он обхватывает ягодицу и прижимает Грейнджер к себе. Она сильнее стискивает в пальцах его волосы, а другую руку опускает на его бедро. Оттягивает ему голову и впивается в рот, под водой задевая его ногу. Драко напоследок сжимает ягодицу, ведет рукой по талии и дальше – под полы рубашки. Ладонь Грейнджер отпускает его волосы и, с нажимом касаясь кожи, добирается до другого бедра.

Пальцы обводят тазовые косточки, следуют вдоль края белья, обнимают бедра. Застонав, Драко вжимается в Гермиону и пытается направить ее руки туда, куда ему хочется. Она улавливает намек и возвращает руки назад. Он забирается выше под рубашку, к коже липнет ткань, и кончики пальцев задевают край лифчика. Драко замирает: ее пальцы пролезают спереди под резинку, а большие – поглаживают живот.

Да. Он вскользь задевает своим языком ее и переходит на шею, слизывая соль. Да. Посасывает кожу, пальцы проникают под лифчик, и вот уже ладони чувствуют вес ее груди, а в центр упираются соски. Да. Драко легко сжимает, надавливает и двигает ладонями вверх-вниз, порождая жар, трение и ее стон, что прокатывается по кончику языка. Да, черт возьми.

Член дергается, руки Гермионы проникают под резинку белья сзади и сжимают задницу, и Драко трижды толкается, потираясь о ее живот. Стонет в шею, прикусывает кожу и тут же всасывает, переходит чуть выше – и повторяет все заново.

Большими пальцами обведя соски, легонько царапает ногтями. Грейнджер сразу же прижимает ладони к его коже и ведет ими наверх. Драко качается вперед, а она, обхватив его ногами, царапает спину. Они погружаются глубже в воду, он с силой упирается рукой в скалу, ногами пытаясь найти опору, но под ними пустота, и Драко, выругавшись, поднимает голову поцеловать Гермиону.

Губы у нее прохладные и влажные, а язык – с привкусом соли. Драко не может больше удерживаться на плаву: удовольствие усиливается осознанием того, к чему все идет. Свободной рукой он ласкает по очереди каждую грудь, пощипывает соски, а затем нежными движениями спускается по животу. Переходит на ребра, за спину, к ягодицам – и вдавливает Грейнджер в себя, чтобы почувствовала его возбуждение. Бедра бессильно дергаются, лишь бы оказаться ближе к ее жару, скользкой глубине, скрытой за границей белья. Сейчас ему не хочется больше ничего, кроме как войти в нее, прижаться губами к груди и чтобы ее ногти царапали кожу головы. Но он не может. Не может найти за что ухватиться, никакой опоры, и все идет к черту.