Текст книги "Королевство на краю моря (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Драко знал, что Грейнджер ничего не прочитает на его лице, но ее взгляд все равно заметался.

– Ты даже не знаешь, что там за воспоминания. Если брать твою теорию, то, вероятно, потерять ту часть меня не так уж стремно.

– Не верю, – прошептала она. – Мы все целостные существа, Драко. Ты играл в дженгу?

Он скрестил руки, оперся о стену, изучая ее лицо при слабом свете.

– Если бы башня грозила упасть, Грейнджер, она бы уже рушилась с ними или без.

– Но если их вообще исключить и собрать себя заново, останутся дыры. Это здравый смысл. Если что-то убрать, суть предмета уже не будет прежней. Какими бы ни были воспоминания, они – часть тебя. Я… Ты можешь измениться, а… я бы этого не хотела, – она выдохнула окончание на одном дыхании, опустила взгляд на чемодан, и у Драко в груди что-то дрогнуло.

– Почему ты не думаешь, что без них мне будет лучше? Ты…

– Я думаю, что без них ты будешь уже не ты. – Она покраснела? – Ты не будешь Малфоем, которого я знаю сейчас. Мы все ошибаемся, сожалеем, чувствуем вину – но ведь из всего этого мы извлекаем уроки. А если ты забудешь? Скажем, воспоминаний нет, и ты – чистый лист. Потом они, «хорошие», встают на место. Будешь ли ты тем же мальчишкой, как под конец пятого курса? Будешь ли ненавидеть грязнокровок, не узнаешь, что такое понимание, стыд, смирение, осознание…

– Отсутствие парочки воспоминаний не отбросит меня обр…

– Но ведь они – основа, разве нет? – Грейнджер выразительно махнула на чемодан, взгляд был умоляющим. – Ты пытаешься стереть войну. Сделаешь так, и ты избавишься от всего, что понял, к чему пришел. Ты избавляешься от опыта, будто ничего и не было, и остаешься с памятью о двух разных личностях себя, но без понимания, как одна перешла в другую. Без веры, что этот переход был необходим, что ты не мог оставаться человеком, каким тебя воспитали, и поэтому стал тем, кем научился быть. Без понимания, почему ты такой как есть, ты вернешься к началу.

– Твои утверждения основаны на теории, что если я потеряю воспоминания, то перестану быть собой. Люди теряют память, но все равно знают, как жить, что такое небо и как разговаривать. Опыт и понимание не всегда содержатся в воспоминаниях – учитывая ситуацию, этого не может быть.

– Но есть и люди, которые не помнят, кто они. Которые как раз забыли…

– И это может быть из-за повреждения мозга, если затронута не одна область или…

– Может. Но мы не знаем! Нужно рассмотреть все возможности, Малфой. Что будет, если ты кардинально изменишься? Разве ты не понимаешь, что все воспоминания – это часть тебя? Хорошие, плохие – они есть у всех. В каждом из нас есть и хорошее, и плохое, и никак иначе.

Драко так высоко заломил бровь, что дернулось веко.

– Так говоришь, в Волдеморте было что-то хорошее?

– Нет. Да. В определенном смысле. Он любил. Себя, силу, власть. То, что он любил, считалось злым, но все равно он был способен что-то чувствовать по отношению к этим понятиям.

– Ты распыляешься.

– Не суть. Просто я о том… – Грейнджер огляделась, тяжело выдохнула и снова воззрилась на него. – Нас определяет не только хорошее, а все, что происходит в жизни, даже то, о чем жалеем и от чего больно. Человеку решать, отразится ли оно к худшему на его личности. На твоей – не отразилось. Ты набрался опыта и обратил его на благо, стал хорошим человеком. Да, очевидно, ты не идеален…

Губы у Драко дрогнули.

– Очевидно.

– Но ты не… ты не так уж плох. Даже если помнить о прошлом. Как знать, в каком-то смысле из-за него так и вышло. Не отбрасывай его. Ты ведь столько всего преодолел. Не стыдись больше прошлого. Учитывая, каким оно помогло тебе стать.

– Нереально, – пробормотал он.

– Что?

И внезапно Драко почувствовал себя уязвимым, раскрытым, словно одно слово выдало слишком многое.

– Люди все равно стыдятся прошлых ошибок и раскаиваются, какое бы благо те ни принесли. Если бы не стыдились, то сделали бы то же самое еще раз. Они бы не прониклись и, соответственно, не изменились бы сами.

Грейнджер нахмурилась, подцепила флакон с верхушки груды.

– Тогда смирись. И научись с этим жить. Пойми, что те события все равно помогли тебе стать человеком, которым можно гордиться больше. Что в каком-то смысле ты разобрался в себе и стал больше ценить жизнь, свободу и счастье. Даже если больно, тяжело, это все твои неотъемлемые части. В этом нет ничего плохого, Малфой.

Грива кудряшек качнулась, Грейнджер послала ему какой-то робкий взгляд, но твердой рукой подняла флакон к полкам.

– Осторожнее, Грейнджер. Иначе я решу, что начинаю тебе нравиться.

Она потеснила ряд бутылочек, задержала на них глаза, а потом посмотрела на него. Драко ждал шутки, чего-нибудь остроумного и едкого, но Грейнджер лишь пожала плечами, и тишина затянулась.

Двадцать два

Он точно видел в этом умысел: домашние эльфы в комплекте с Грейнджер. Был уверен, что министр ставит ему палки в колеса, решив, что Малфой обязан облажаться прямо на финишной прямой, пока Министерство еще сует нос в его жизнь. Что если Драко преодолеет последний рубеж – Гермиону Грейнджер – и не потерпит фиаско, он будет пригоден для жизни в обществе. Драко был уверен, что не выдержит.

Кажется, она была права. Он даже не замечал напряжения в затылке, пока голове не полегчало. Сжился с ним, списав на усталость и иногда возникающую боль. Если Грейнджер была права: если охранные чары ухудшали его состояние или ускоряли проклятие – это вполне вписывалось в его исключительное везение. Конечно же, он ненамеренно вредил сам себе.

Драко чуть не обвинил ее. Сложись ситуация по-иному, не сдержался бы. Не вломись она в его жизнь, обошлось бы без чар. Но сваливать все на Грейнджер было поздно, да и Драко достаточно повзрослел, чтобы отвечать за свои поступки. Никто ведь не просил запирать ее в доме.

Он стер кровь с пальца и бросил бумагу в мусорку, вышел в гостиную. Мельком подумал пройти сразу на кухню, забив на неизбежное прощание, но почувствовал, что должен ее проводить. Некое обязательство потянуло его к выходу, непонятная необходимость увидеть ее лицо, если вдруг больше не придется. Если вдруг она не вернется и из воспоминаний останется лишь одно это.

Грейнджер его ждала. Подняла голову, шлепнула сумкой по ноге и улыбнулась.

– Я дойду до дороги, а оттуда аппарирую. На случай, если мое перемещение отследят, но вряд ли тебе стоит беспокоиться.

Засунув руки в карманы, Драко кивнул и перекатился с пятки на носок.

– Ладно. Тогда я не сваливаю отсюда?

Улыбка погасла.

– Я же обещала, что никому не скажу. Просто не хватайся сразу за портключ и нападай, только когда убедишься, что это не я. Я вернусь через несколько дней. Одна. Надеюсь, ты не станешь одним из тех свихнувшихся параноиков, которые носят повязки и спрыгивают с деревьев. – Драко смотрел на Грейнджер, будто она сама только что рехнулась. – Ну знаешь. У них взгляд такой дикий, и они дергаются от каждого шороха. Прячутся на деревьях, обмазываются грязью, а потом так… – она рванула вперед, сгорбившись, – набрасываются, пока ты просто собираешь цветы.

Он медленно кивнул:

– Конечно, – и одарил ее выразительным взглядом. Настоящая чокнутая. Когда-нибудь ее запрут в Мунго, чему он совсем не удивится. Для таких, как она, это судьба. Все эти знания просто искореняют чувство реальности.

Секунду они смотрели друг на друга, затем Грейнджер приняла решительный вид. На три шага сократила между ними расстояние. Протянула к нему руку, замерев, когда Драко вздрогнул. Он не специально: просто не ожидал ни прикосновения, ни того, что она что-то сделает… чего бы там ни собиралась. Грейнджер отстранилась, уронила руку, выражение лица стало замкнутым, а взгляд уперся в его плечо.

– Ну… – она кивнула, развернулась на выход, и Драко без раздумий потянулся следом.

Ухватил ее за руку и тут же за вторую, развернул и привлек на шаг ближе. Грейнджер удивленно подняла лицо, и он опустил голову, находя ее рот. Было не так нежно, как в первый раз: пальцы крепко держали ее за плечи, а губы твердо прижимались к ее. Потянуть, толкнуть, выдохнуть – и она ответила, втягивая его нижнюю губу. Драко наклонил голову в другую сторону – нижняя, верхняя, нижняя, – целуя ее достаточно жестко, что голова Грейнджер под напором болталась вперед-назад. Ее пальцы вцепились в полы его рубашки, она привстала на носочки, отвечая не менее яростно, быстро, немедленноотчаяннозапыхавшись.

Если вдруг это – в последний раз. Если вдруг он забудет первый или больше ее не увидит. Ну какая разница? Какая разница, что он делает, если все равно забудет? Можно творить все что хочется. Задумывать – и выполнять. Никаких сожалений. Времени немного, так почему бы не поддаться желаниям?

Когда Драко отстранился, сердце билось где-то в глотке, ее глаза распахнулись, по-прежнему храня искру удивления. Пальцы разжались, голова кружилась, не получалось определиться, было ли это самое лучшее решение. Он не смог сдержаться. Интуиция завопила задержать ее, и первой мыслью, что пришла в голову – что приходила уже какое-то время, – было поцеловать ее. Зацеловать. Сердце билось с такой силой, что вызывало одновременно желание прижаться к ней снова и спровадить в Англию.

Драко бы отступил, но ее руки не отпускали рубашку, а горячее дыхание опаляло губы. Грейнджер что-то искала в его лице, и он был бы рад знать, что она видит, потому что сам понятия не имел, как разобраться в эмоциях и скачущих мыслях.

Она облизнулась, его взгляд проследил за движением, за тем, как она пробует его вкус на своих губах, и Грейнджер шагнула назад.

– Я…

– Увидимся, Грейнджер.

Похоже, поцелуй и единственное предложение составили самое достойное прощание в его жизни.

– Именно. Обязательно.

Драко кивнул, Грейнджер втянула воздух и развернулась к двери. Он смотрел ей вслед, пока ее не скрыли деревья. Задержал взгляд в точке, где она исчезла, перевел на окно и повернулся спиной. Зашагал на задний двор – на свежий воздух, к морю.

Двадцать три

В Министерстве его взяли на оплачиваемую работу. Он даже не осознал сразу разницы: вчера ругался с Грейнджер как волонтер, а сегодня – уже как полноправный сотрудник. Спустя три дня, пока он набрасывал мантию и хватал со стола тост, мать высказала свои мысли насчет перемен в его жизни. Драко чуть не остался дома. Рассматривал стул, тарелку с завтраком, взглянул сквозь проем на путь к постели. На него снизошел покой. Всеобъемлющий и абсолютный.

За опоздание Грейнджер выклевала ему мозги, сообщив, что раз уж ему теперь платят, неплохо бы проводить время на работе. Потом придралась к оставленному на офисной тарелке маффину и рванула к столу, что Драко не преминул прокомментировать. И все. Легчайший переход за время его существования. Наличие Грейнджер должно было усложнить все в сотню раз, он бы мог стащить мантию и остаться завтракать с матерью, но легкость в принятии решения пришла в том числе из-за нее. Непонятные отношения с Грейнджер оказались наиболее интересным и любопытным опытом, что выпал ему за прошедшие пять лет, вырвали из рутины и застоя. Он чуть не стал затворником. А она его вытащила.

Драко размахнулся и вогнал топор в полено, в грудь отдалась вибрация от удара. Рубить дрова особого смысла не было, но занятие оказывало терапевтический эффект. Замах, удар, треск, отдача. Нужно было чем-то себя занять. Он уже посидел в кабинете: читать было нечего, записей не осталось. Вытащил оставшиеся в голове воспоминания и ждал, пока что-нибудь не подтолкнет на поверхность другие.

Покрасил спальню Грейнджер в цвет «ракушка», который нашел в подвале. Загадочным образом лишь одна стена в зале оказалась выкрашена в него же, хотя Драко все же припоминал, как так вышло. Попытался выровнять покосившийся комод, но отказался от этой затеи, опасаясь сломать. Купил по стеллажу в ее комнату и зал. Обтесал ветку в форму ножки, которую Грейнджер взорвала у его кровати. Починил стул, от которого она голыми руками тоже отломала ножку, постелил в зале коврик, подкрутил расхлябанную ручку. Шумел специально, выгоняя из себя и дома тишину.

Прибрался везде, раскрыл окна, выпуская затхлый воздух, игнорируя факт, что в ее комнату не ходил – лишь бы не выветрился запах чернил, книг и кофе. Вдруг он его забудет. Стащил дрова в подвал, старался внимательно отмечать дни в календаре, учился готовить без рецептов и наблюдал за морем. За морем – чаще всего.

Дни сливались друг с другом. Драко просыпался, видя перед глазами вспышки событий, которые не мог распознать. Многие дни просто выпадали из памяти, словно их и не было. Он смотрел на море, чувствуя, как жизнь проходит мимо так же, как ветер: касается и стихает, не оставляя следа. Наедине с собой, с мыслями – неустанно.

Он размышлял о проклятии, об остатке жизни, о возможном будущем – и содрогался. Забывался на середине действия, и никто не мог намекнуть хотя бы разговором, что происходит. Совершенно один. Иногда в голову приходила мысль, что, может, он умер, а сам еще этого не понял. Тишина разрывала.

Драко взгромоздил ветку на пень и, отойдя на шаг, замахнулся топором.

Не стоило ее целовать. Он всегда мнил себя наблюдательным, но мог и неправильно понять намеки. Грейнджер временами бывала открытой книгой, но чаще – еще сложнее обычных женщин, которые и сами по себе были той еще головоломкой. Она делала это специально. Не Драко же виноват. Он уже на полпути к сумасшествию. Чего от него ждать, кроме странных поступков? И странных мыслей. Мыслей, будто бы поцеловать ее напоследок – хорошая идея, будто бы они – хорошая идея. Драко не помнил большую часть своей жизни. Не обвинять же его в том, что он попутно забыл, почему им нельзя встречаться. Если нельзя. Драко еще не определился.

Грейнджер ведь ответила. В обычных обстоятельствах он бы посчитал это согласием, но прошла неделя. Восемь дней с ее ухода, а пресс-папье в кармане даже не дернулось. Видимо, Драко ее напугал. Видимо, Грейнджер вернулась к прежней жизни и вспомнила все причины, о которых тоже раньше забыла. Решила жить своей жизнью, а не спасать его. Может, друзья-мракоборцы убедили ее, что той ночью он не мог не убить.

Верь мне.

Он даст ей пару дней. Лишь пару, пока переписывает на бумагу все, что запомнилось из записей. Потом заглянет в магический мир, постарается найти нужные книги и контрзаклинание, чего бы это ни стоило. С ней или без.

Драко тяжко выдохнул, пнув бревно в сторону поленницы. Слева доносился грохот волн, бьющихся о скалы, – те словно отсчитывали время. Один… два… три. В моменты непроглядной тоски он полагал их обратным отсчетом. Вот что от тебя осталось, шептало море. За каждое мгновение он держался что было сил, пока то не пропадало наравне с остальными. Три… два…

========== Глава 6 ==========

А.

Сидящий на пне, Драко подскакивает из-за пульсации в кармане. Выдергивает портключ, вскидывает палочку, но замирает, выжидая…

– Малфой? Это я. Гермиона. – Ее голос доносится из-за угла дома, проходит сквозь барабанные перепонки, и Драко вспоминает, что нужно дышать. – Откроешь дверь?

Он опускает глаза на коробочку с портключом, прокатывает по ладони и возвращает в карман. Проходит к задней двери и дальше через кухню, коридор, гостиную. Драко сомневался, что Грейнджер вернется, убеждал себя в обратном, и вот, девять дней спустя, она снова здесь. Он не осознавал, сколько пространства Грейнджер заполняет собой, пока после ее ухода не проявились пустоты.

Он не выглядывает в окно, не убирает палочку и открывает замок, всматриваясь ровно в то место, где появится ее лицо.

– Со мной… – Дверь открывается, кажется, будто с последней встречи прошел не один месяц. – …никого.

Ее взгляд мечется по его лицу, и Драко усилием воли сдерживается, чтобы не почесать отросшую щетину. Грейнджер будто бы подрезала волосы, хотя мог сказаться эффект от нового шампуня. Одежда тоже кажется незнакомой, а ее щеки растягивает улыбка.

– Я принесла обед! Из магазинчика напротив Министерства, ты иногда такое ел. Решила, ты не откажешься, – Грейнджер наступает, Драко отходит и закрывает за ней дверь, провожая взглядом до стола. – Ты повесил полки! И столик появился, ковер. Малфой, смотрится отлично. Опять отбил себе палец? Я помню, ты считаешь, будто у молотков против тебя заговор.

– Я сказал, они прокляты. Это ты предположила, будто у них есть повод мне вредить.

Она улыбается, разглядывая контейнеры с едой, и похоже, тема затронута целенаправленно: проверить, сколько он забыл за время ее отсутствия.

– Как дела? Все хорошо? Ты ел?

Драко хмурится.

– Я не ребенок, Грейнджер, и в состоянии о себе позаботиться.

– Вижу, вижу, ты здоров, – бормочет она, положив сумку на диван. – Больше никто не придет. Можешь отойти от двери.

Он слишком отвлекся на то, как она по новой оккупирует территорию, и не заметил, что замер столбом. Драко бросает на нее взгляд и щелкает замками, проходит за ней на кухню. Грейнджер выставляет на стол контейнеры, а он, спиной чувствуя все ее перемещения, достает приборы.

– Расскажу все после обеда. Как ты…

– Рассказывай сейчас.

Ему нужно знать, почему прошло целых девять дней. На книги бы ушло не больше двух. С ней либо что-то случилось, либо она сомневалась, стоит ли возвращаться, – он до тошноты устал гадать. Если случилось нечто, относящееся к нему, ему необходимо знать немедленно.

– Ладно, ну… Помнишь Марка? – Драко смотрит на нее в упор, выражение ее лица меняется, взгляд утыкается в столешницу, и Грейнджер садится. – Он с нами работал…

– Я знаю. – Кажется, Драко припоминает с ним пару эпизодов.

– Хорошо. Хорошо, ладно. Ну, он пропал. – Его брови взлетают вверх, он тоже садится, видя неуверенность на ее лице и блеск глаз. – С ними тоже разговаривали, конечно…

– Кто с кем разговаривал, Грейнджер?

– Мракоборцы с нашими коллегами, когда мы пропали. Слышал бы ты, какие слухи ходят, – она закатывает глаза и качает головой.

– Ганнс? – уточняет Драко. Ему нужна точка опоры, в мыслях уже прокручивается сотня сценариев.

– Именно. Когда всех опрашивали первый раз, он еще был на месте, а два дня спустя – исчез. Когда он не явился на следующий день, Дженет побежала к мракоборцам. Убеждала их, что будет следующей. Началось расследование, но Марка и след простыл. Вря…

– Стой, – Драко пялится в потолок, в голове мелькают слова из записки, приколотой к доске в кабинете, – записки, которую он перечитывал каждое утро, с тех пор как получил. – Ганнс… По-моему, той ночью Ганнс был в пабе.

– Когда? – Грейнджер настораживается и не дожидается ответа. – Той самой ночью?

Драко кивает в потолок.

– Записка от Грега. Я-то думал, что трепался тогда о Ганнсе, потому что не приглашал его в паб на другом конце Англии, недалеко от дома Грега.

– Подожди… что именно там написано? – она подается вперед, забыв о еде, и не отрывает глаз от его лица.

– Он говорил насчет следующих выходных, предупреждал, чтобы я не затрагивал тему соч… и дерганных коллег. Ты точно знаешь, что парень не нарик? Вот что он спросил, – Драко невидяще смотрит на контейнер, от попытки свести детали воедино голова идет кругом.

– А что там с «соч»? Дословно? Нам…

– Не суть, – он мотает головой. – Ганнс мог быть в пабе. Если он пропал, он мог…

– Пережить то же самое или видеть, кто это сделал. Но он бы не стал молчать? И… Гойл ничего не сказал про Ганнса.

Драко вперился в нее глазами.

– О чем ты говоришь?

Грейнджер поборола неуверенность и вздернула подбородок.

– Естественно, я их опросила. Не думал же ты, что я несерьезно отнесусь к делу? Ты не помнишь ту ночь, и никаких подсказок в твоей голове я не нашла, а твои друзья были с тобой. Но они тоже едва ли что помнят: все напились. Сошлись только в том, что почти все время вы были вместе, а потом ты ушел с какой-то девушкой.

– Девушкой?

Грейнджер отводит взгляд, вдруг увлеченно разглаживая рукава.

– Высокая блондинка, ноги от ушей. Хотя Забини и сказал, что удивился, мол, сейчас в твоем вкусе брюнетки, никто из них не увидел ничего криминального в твоем уходе, да и девушка была красивая.

От замечания Блейза Драко сжимает челюсти и ждет, когда Грейнджер поднимет ресницы, чтобы догадаться о ее мыслях.

– Как видишь, я не помню.

– Может, она на тебя и напала. Я пыталась разузнать больше, но никто не помнит ее лица. Просто красивая. И все. После этого ты не вернулся, а вас было всего четверо. Ты, Паркинсон, Забини и Гойл. Больше я ничего не выяснила, они очень настороженно ко мне отнеслись. Паркинсон с Забини вообще следили за мной в Лондоне, ее я даже за углом библиотеки видела.

– Еще бы тут не насторожиться, – бормочет Драко, погрузившись в мысли. – Пропала на несколько месяцев в одно время со мной и вдруг вернулась. Как ты объяснила, где была?

– Сказала, что веду частное расследование. Народ решил, я с тобой сознательно ушла, теории построили, – Грейнджер не решается продолжить, из приоткрытого рта вырывается странный звук и тут же обрывается.

– Что?

– Я, ну… Когда в отделе выяснили, что я просто прогуливаю, меня отстранили от работы. Я думала, будет гораздо хуже, учитывая, что возвращаться все равно пока не собиралась. А еще… я рассказала Гарри и Рону правду. – Драко смотрит на нее с хмурым видом. – А что мне было делать! Я исчезла – ты хоть представляешь, как они волновались? Чего только не надумали. Я не сказала, куда ты делся. И убедилась, что никого за собой не приведу. Рон до сих пор со мной не разговаривает.

– Какой сюрприз. Ты добровольно живешь со мной и не говоришь ему где.

– Убери это сомнение из голоса, – ворчит Грейнджер. – Я не рассказала ничего лишнего. Нечто вроде: кое-что случилось, не могу сообщить, ты пропал, а я ушла тебя искать и не связывалась с ними, чтобы никто не засек, а теперь расследую одно дело. Они оба злятся, особенно Гарри, что я и сейчас о многом умолчала.

Она нервно крутит вилку, поводя пальцами вверх, вниз, вверх, вниз, не скрывая беспокойства. Когда дело касается их дружбы, эта троица чуть ли не органами срастается. Драко сомневается, что они так долго могут существовать, не находясь в центре жизней друг друга. Если учесть, какое прошлое их объединяет, тут мало удивительного. Удивляет как раз то, что она вернулась после того, как Поттер с Уизли взбесились.

Предпочла его им. От открывшейся истины перехватывает дыхание, и Драко вглядывается в Грейнджер. Она вернулась сюда, к нему или ради него, забив на то, что высказали друзья. Он вспоминает прощальный поцелуй и ее заботу о каждом встречном домовике и гадает над смыслом. Гадает, к какому из двух вариантов отнести ее усилия.

– Если там был Марк… может, ему угрожали? Он не мог рассказать, что увидел, сомневался или даже его похитили. Или с ним случилось то же са…

– Не в ту сторону думаешь, – Драко сжимает пальцы на краю столешницы и через силу переводит глаза со стены на Грейнджер. – Если Ганнс там был – что возможно…

– Но если был, а Гойл не просто так упомянул, что ты на него жаловался, почему они его больше не помнят? Гойл послал сову на следующий день, значит, в ту же ночь у нападавшего не получилось замести следы.

– Или нападавшим был Ганнс.

Грейнджер с непомерным удивлением на лице запрокидывает голову и затем смеется:

– Марк? Улыбчивый, порывистый Марк?

– Нормальный человек не может быть постоянно таким счастливым. Если он что-то планировал, то создал бы имидж парня, который на подобное не способен.

– Но…

– У него был доступ. Министерство наведалось к каждому из них, проверяли, как обращаются с магическими созданиями. Он запросто мог прийти, прикрывшись проверкой и правилами, с нужными документами, и выяснить, что именно помнят Блейз, Панси и Грег. И если они сами хотели узнать, что произошло, и видели его в пабе, то точно пустили бы в дом.

– По-твоему… это Марк совершил? Вошел и стер им воспоминания? И он же…

Кипящая энергия не дает сидеть на месте, Драко подрывается и под предлогом попить вышагивает по кухне. Его пошатывает, в голове гудит, а в груди жаркой волной поднимается злость. Он старается вытащить из памяти что-нибудь еще, помимо кратких вспышек с Ганнсом, движения где-то на краю сознания, но не может.

– Зачем? – спрашивает Грейнджер. – Зачем ему это? Зачем появляться в пабе и рисковать тем, что тебя узнают?

– Не думал, что представится возможность.

– Но…

– Грейнджер, я не в курсе! Кажется, он был в пабе, потом сбежал, а когда появился повод для вопросов, его не нашли – это все, что я знаю. Он…

– Драко, посмотри еще…

Он разворачивается, ее голос затихает, в сумке шуршат бумаги. Грейнджер поднимается со стула и выкладывает на стол газеты, с дрожью выдыхает. Драко подходит ближе и, коснувшись бедрами края стола, берет одну из статей. Быстро просматривает, хоть по заголовку все понятно, и впивается в ее щеку взглядом.

– Это из «Пророка». Пожиратель смерти арестован за убийство. Здесь о том же, и здесь, и вот тут. Вот это с последних страниц: список бывших Пожирателей, которые пропали. В сумме пятеро. За полтора года погибли четверо: одно самоубийство, трое умерли из-за повреждения мозга. И это только те, о которых известно. Кто-то не остался равнодушным, потрудился сообщить прессе.

– Блядь, – шепчет Драко, отпуская статью, и та приземляется поверх еще трех.

– Плюс твой случай, – Грейнджер протягивает газету, откуда на него смотрит собственное лицо, фотография почти недвижима. – За время поисков я узнала, что твоя мама отдала целое состояние, чтобы тебя напечатали на первой странице. Наняла детективов, а через две недели уволила за некомпетентность.

Чувство вины металлической струной пронзает грудь, звенящим звуком разносясь по крови. Он же оставил записку? Должен был как-то сообщить, что пропадает по собственному выбору, пусть даже письмо сгорело бы сразу после прочтения. Должен был сделать что-то, чтобы мать меньше беспокоилась. В послевоенном мире ей и так приходилось непросто. С таким сыном, как он, всегда было трудно, но он обязан был что-то сделать.

– Ты думаешь, все случаи взаимосвязаны, – говорит он, с усилием меняя направление мыслей, стараясь скрыть выражение, что могло исказить лицо.

– Может, и не все, но это точно не совпадение. Даже если не брать в расчет убийства… допустим, мракоборцы тщательно проверили следы, заметили какую-нибудь заминку, примененную магию, что-нибудь еще в воспоминании. Или если учитывать только то, что Пожиратель вполне может кого-нибудь убить… Пусть один случай действительно будет самоубийством. Часть из них пропала, и не просто, а так, что кто-то обеспокоился и не стал молчать. Из чего следует, что они не просто прячутся от общества. Значит…

– Те три смерти. – Повреждение мозга. Умерли от повреждения мозга. – Либо это эффект проклятия, либо у Ганнса вышло не с первого раза.

– Если это… – под острым взглядом Грейнджер осекается, опуская глаза на газеты. – Кто-то возложил на себя миссию. Отомстить. Часть Пожирателей едва выпустили из Азкабана – и сразу что-то случилось. Другие вышли из-под надзора Министерства. У них есть информация, когда за Пожирателями никто не следит, или же наложены чары, отслеживающие магический след…

– И творимую рядом магию, – бормочет он. – И такую информацию смог бы получить министерский сотрудник.

– Или бывший Пожиратель, который сам был под теми же чарами.

Драко трясет головой.

– Вряд ли бывший Пожиратель…

– Если он думает, что искупил грехи, и хочет, чтобы остальные заплатили…

– Да почему тебе так трудно поверить? – срывается Драко. – Ганнс…

– Здесь что-то не так…

– Здесь что-то не так? Проклятие выжирает у меня жизнь, а здесь что-то не…

– Знаю! Я знаю, Малфой! Но нельзя торопиться с выводами и зазря подозревать человека, который даже не…

– Твой отчет.

– …чем дольше мы… Что?

Драко барабанит пальцами по столу, и, если бы не сотня текущих проблем, он бы самодовольно ухмыльнулся.

– Твой отчет. Та самая причина, по которой ты вообще сюда забралась. У кого еще был к нему доступ?

У нее открывается рот, вырывается подобие стона, и Грейнджер поднимает на него круглые глаза.

– Господи.

Драко отмечает ее замешательство, сжимает зубы, у него зреет одно подозрение, и что-то ускоряет бег крови.

– Почему тебе так трудно поверить в факты, хотя сюда ты примчалась… – он чуть не подпрыгивает на месте, когда она бросается к столу за газетой.

– Это взаимосвязано. Зачем еще ему забирать отчет? Там должна быть какая-нибудь зацепка. Мне нужно вспомнить все, что там написано. Домовики, интервью… и владельцы! Нужно проверить, есть ли связь между людьми. Что-то же ему понадобилось… – Грейнджер давится на вдохе и показывает на Драко пальцем. Он поднимает бровь. – Там были эксклюзивные интервью. С эльфами, чьи владельцы сидели в Азкабане, я проверяла, какой эффект это оказывало на домовиков. Потом еще с эльфами Пожирателей, чтобы оценить негативное воздействие среды на личные взгля…

– Грейнджер…

– …как они соотносятся с их…

– Грейнджер, тише. Притормози. Когда тебе втемяшивается какая-то идея, я не понимаю половину той фигни, которую ты несешь. Ты как будто перепила бодроперцового зелья, – Драко качает головой, Грейнджер делает глубокий вдох. – У тебя нездоровая одержимость этим отчетом, как и…

– Не в отчете дело. То есть в нем, но именно в том, как он соотносится с ситуацией. Разве ты не понимаешь? Это наша зацепка к решению проблем.

Драко растирает виски.

– Вряд ли в отчете сказано, как найти Ганнса.

– Найти?

Хватает лишь намерения, чтобы воспламенить кровь яростью, чтобы нахлынул адреналин, распространяясь по спине, рукам – к сжавшимся в кулак пальцам. Кости ломит от дичайшего желания расплаты – еще чуть-чуть, и все тело охватит дрожь.

– Именно. Найти.

С.

Грейнджер хватается за стул у стола с исследованиями, поднимает, упирая в бедро, и бочком двигается к нему. Драко глубже вдавливается в диванные подушки и выравнивает дыхание, пока она не заметила его нервозность.

Грейнджер ставит стул перед ним и, ступив ногой между его ног, задевает колено. Уцепившись за сидение, придвигается ближе, и, когда его достигает тепло ее бедер, взгляд Драко резко опускается. Проходит вдоль всей ее ноги к колену, которое стукается об него, когда Грейнджер ерзает. Он вскидывает брови, гадая, понимает ли она, насколько близки сейчас места, которыми еще не приходилось соприкасаться. Еще… просто не приходилось.

Драко откашливается, откидывает волосы, будто физическим движением сможет отогнать детальные сцены перед глазами, и задумывается, что именно отыщется в его голове.

– Только для воспоминаний?

– Именно. Я постараюсь извлечь воспоминание о той ночи и любые другие, которые можно было спрятать, и зацепить магический след проклятия. Надеюсь, оно не видоизменилось и сохранило первоначальную форму, а хуже становится, потому что оно распространяется. Если форма осталась прежней…