Текст книги "Королевство на краю моря (ЛП)"

Автор книги: everythursday

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

========== Глава 1 ==========

Ноль

Мы рождаемся. На свет с криками появляется новая неутомимая жизнь. Позднее мы становимся старше и понимаем, что кроется за днем рождения, стараемся вообразить себя этим барахтающимся ребенком, с протертой начисто красноватой кожей, яркой и невредимой. Но это все равно немыслимо. Все равно – чудо.

Когда бумажный самолетик врезался в щеку, Драко подскочил и с хмурым видом выхватил тот из воздуха. Проработав семь месяцев, он все еще не привык к по-детски глупому способу посылать офисные записки. Впервые ступив на порог Министерства еще ребенком, решил, что это лишь розыгрыш, и ждал, когда же отец выскажется о полной некомпетентности Министерства.

Драко положил послание на стол, позволяя тому развернуться, и вскинул глаза в ответ на раздраженный вздох со стороны Грейнджер. Та трясла над мусоркой газетой, по которой расползались капли кофе, смазывая заголовок «Бывший Пожиратель смерти арестован за массовое убийство: кто бы мог подумать?». Взгляд последовал за движениями ее головы, и Драко ухмыльнулся, приметив в волосах самолетик – к концу дня масса кудрей едва держалась в приличном виде. Через час после начала рабочего дня они начинали пушиться, а к пяти от их тени в ужасе разбегались дети.

– Опять собрание в семь утра? – поинтересовался Ганнс, и Драко опустил глаза на записку. Марк Ганнс был фантастическим выпендрежником, чем вызывал у Драко едва сдерживаемое раздражение, но уж если они в чем и сходились, так это в адской нелюбви к ранним подъемам.

– А ведь им самим было б лучше, если б мы высыпались. Хороший сон – продуктивная работа, ведь так? – Джонс кинула записку в мусорку и промахнулась – данный факт удивлял даже меньше состояния грейнджеровских волос. Джонс напоминала Драко Лонгботтома: нетвердой походкой, отсутствием координации и стопроцентной невезучестью.

– Это наша работа.

Грейнджер, конечно. Зануда, одержимый трудоголик, зубрила из зубрил. Она смахнула с волос самолетик, метнула на Драко взгляд, сразу сощурившись в ожидании едкого ответа. Она не ошиблась – к сожалению, ошибалась она редко.

– Просто ляжем пораньше и с утра будем продуктивными.

Наверняка она и предложила устроить собрание: новый план по организации чего-нибудь, список жалоб, которые нужно рассортировать, и дюжина разных способов выманить у Министерства больше финансирования. Первые четыре месяца работы в отделе регулирования магических популяций и контроля над ними грейнджеровское пристрастие к утренним встречам его никак не волновало. Его просто на них не приглашали, да и настоящим сотрудником он тогда не был. После его короткого пребывания в тюрьме Визенгамот приговорил Драко к исправительным работам по четыре месяца четыре года подряд. Сейчас шел последний срок, впереди ждала свобода, и он не лез на рожон, работал и спорил с Грейнджер.

Работа с Грейнджер не входила в предел его мечтаний, но Драко смирился. Когда дело касалось свободы, люди учились мириться с кучей разного дерьма. В стороне отсидеться все равно не получилось. Грейнджер заполняла пространство гневом и претензиями, и, встречаясь с его собственными, оно взрывалось. Он лучше бы выгребал драконий помет, чем проходил первую часть испытательного срока. Каждый день складывался из ледяного молчания с его стороны и багрового лица Грейнджер, чья шевелюра пыталась сожрать их всех живьем.

Драко не знал, когда все прекратилось. Где-то между посаженными голосовыми связками, бурлящей от адреналина кровью и стиснутыми кулаками они достигли точки некоего взаимопонимания. Она больше не кричала, припоминая прошлое, а он больше не надрывал горло, оправдываясь. Теперь они спорили насчет разлитых чернил, пустых сахарниц и «украденных» перьев. Запальчивые пререкания все еще возникали, но касались уже Уизли, Панси и его взглядов на домашних эльфов. Чего было не отнять, так это того, что Драко обладал ростом выше и всегда смотрел поверх ее головы, а Грейнджер слишком любила задаваться, чтобы не пытаться поглядеть на него с превосходством.

Не научись он ее терпеть, не остался бы здесь, отработав положенные четыре месяца. Однако Драко остался – работа в Министерстве для бывшего Пожирателя смерти казалась лучшим вариантом в сравнении с прочими. Разве что чуть-чуть проигрывала свадьбе Нотта с маглорожденной девкой. Сам Драко понимал, что к чему, но жена Нотта была в восторге, и общество приняло его гораздо быстрее, чем Малфоя, помогающего магическим созданиям. Для Драко то было шагом вперед. Послевоенный мир не щадил ни того, кто носил на предплечье бледнеющую метку черепа, ни тех, кто имел к носящему отношение.

Драко справлялся с плачущими эльфами. Справлялся с убийственными взглядами старых друзей, когда приходилось расследовать поступившие оттуда сообщения о насилии. Справлялся с мямлящей Джонс, нервным Ганнсом и присутствием в кабинете трех других людей. Но только Грейнджер заставляла терять терпение, которого и так уж было немного. Это терпение лопалось каждый раз, как речь заходила о ее собраниях.

– Кое-кто ведет такую жизнь, что ложиться спать приходится поздно ночью, – протянул Драко, вертя между пальцами перо.

– Не притворяйся, что им сочувствуешь, Малфой. Все знают, ты только о себе и думаешь.

Драко вернул ей свирепый взгляд, а Ганнс многострадально вздохнул и перебил:

– Ладно, рабочий день кончился. Увидимся утром.

– Тебе хочется оставаться по вечерам? Когда можно идти домой, но приходится сидеть час или больше, копаясь в делах отдела? Так тоже не понравится. А вообще, исследования показали…

– Было бы неплохо, если бы собрания назначались в то время, в которое положено работать, – возразил Драко, откинувшись на стуле, и открыл ящик. Изучил корешки и, забросив папку на место, небрежно задвинул секцию.

– Тогда бы пришлось отвлекаться от регулярной работы, а мы вообще-то имеем дело с живыми созданиями. Рабочие часы нужно тратить на них, а не на проблемы отдела, которые можно решить в другое время. Не понимаю, почему все жалуются. Работаем результативно, а за сверхурочные нам платят.

Глядя на чемоданчик, Драко вскинул бровь и щелкнул замком.

– А, забыла, ты отвратительно богатый и дело в репутации, да?

Задвинув стул, он кинул на нее недовольный взгляд и направился за ней к шкафу.

– При чем тут вообще репутация, Грейнджер?

– Ой, ладно, хорошего вечера! – крикнула Джонс, распахнув дверь кабинета.

– Дело в мотивации, конечно же. Ходить на собрания и тратить еще больше своего времени – вряд ли это поможет заработать вес в глазах общественности? Какая им разница, ходишь ты на совещания или нет?

– Даже если б твоя идиотская точка зрения оказалась верной, ты упускаешь один момент – укреплять репутацию можно и в отделе. И вообще, Ганнса и Джонс мотивирует зарплата, но они все равно не вступают в твой единоличный клуб «Жить работой», – Драко опустил портфель на пол, забирая из перепачканных чернилами пальцев Грейнджер свою мантию.

Бросив короткий взгляд на темные разводы на ее коже, он потер ткань, но не смог понять, осталось ли пятно. Грейнджер оделась сама, быстро застегнулась и попыталась пригладить волосы, чем вызвала у Драко усмешку. Приличная прическа у нее бы вышла только после десятка заклинаний, пары часов и с поттеровской удачей. А уже после можно было бы идти стращать окружающих.

– Не понимаю, почему люди не считают свою работу важной. Ну правда, мы же так оказываем влияние на мир и жизни людей. Почему им все равно? Почему тебе все равно? – она расстроенно покачала головой; одной рукой Драко застегнул фибулу, другой – схватил портфель.

– Да потому что это бред.

Грейнджер обиженно развернулась, и он одарил ее снисходительным взглядом:

– Если вспомнишь прошлое совещание…

– Не считается.

Драко фыркнул и потянул дверь, посверлив глазами затылок Грейнджер – та первой вышла в коридор.

– Тридцать минут моей жизни ушли в никуда – определенно считается.

– Один раз. Один. Ладно, да, Джон слишком долго болтал о перерывах на туалет…

– О своих проблемах с туалетами, куда более детально, чем…

– У некоторых бывают серьезные проблемы с… – она запнулась, взмахнула рукой, – пищеварением и… прочим.

– Ну да-а, – протянул Драко, чье сердце сжалось на секунду, прежде чем он понял, что стоящий в коридоре мужчина поднял палочку, только чтобы подвести щетки к стене. – Я видел, как ты записывала за ним целых пять минут и только потом поняла, о чем вообще речь.

– Неправда! Я слушала!

– Грейнджер, ты голову подняла, лишь когда он заговорил о кукурузе, – Драко поджал губы, увидев, что в приехавшем лифте яблоку негде упасть. Грейнджер шлепнула по кнопке, закрывая двери, примирительно улыбнулась раздраженным хмурым людям, стоящим по ту сторону. Драко сердито зыркнул в ответ.

– Вот же ты… придурок.

– Оригинальная и остроумная. Не удивительно, что тебе больше нечем заниматься, только работать.

– Жизнерадостный и приятный. Не удивительно, что тебе больше нечем заниматься, только бесить меня.

– Признай, Грейнджер, я единственное интересное событие, которое происходит с тобой за день.

– Если ты говоришь о событии, которое хочется стереть, будто его и не было.

– Ты разбиваешь мне сердце.

Грейнджер громко ахнула – Драко дернулся, оглядываясь по сторонам.

– Надо это засвидетельствовать! Быстрее, перо и камеру! Малфой догадался, что у него есть сердце!

Драко смерил ее злым взглядом и под обращенным на них вниманием окружающих отошел на шаг назад.

– Очень оригинально. Мне стыдно тебя знать.

– Мне хочется вырвать себе мозг, только бы тебя не знать.

– А на завтрашнем совещании вырвешь? Да я даже приду на час раньше.

Драко ухмыльнулся, Грейнджер глянула недружелюбно, и оба ступили в подошедший лифт.

Один

Первый год существования, наверное, один из сложнейших – просто мы его не помним. Все в мире чужое и странное. Такое необъяснимое, как собственное существование и потребности. Человек – просто открытый сосуд чувств, не осознающий своих или навязанных эмоций. Естественные порывы обострены как никогда сильнее, но начинается социализация. «Поступай так, делай то, чувствуй это» борется с первичной формой самосознания.

– Что это?

– Это называется ко-фе, Малфой. Напиток, который употребляют для…

– Грейнджер… – он уставился на заполненную до краев кружку, от которой еще поднимался пар. Поблизости отсутствовали чужие сумки и портфели, в библиотеке не было ни людей, ни спасения. – Дерьмо.

– Что?

– Ты думаешь, я останусь.

С удивленным видом она подняла голову от папок, которые по ее просьбе он принес с собой через камин.

– Да, – медленно произнесла, вздохнув в ответ на его стон. – Знаешь…

– Сегодня пятница. Вечер пятницы. Там за окном внешний мир…

– Малфой, ты…

– Прямо там, Грейнджер. Прямо за окном. Видишь? Люди. Не работают. Вечером в пятницу.

– Но ты почему-то все равно появился у камина через минуту, как я попросила эльфа с тобой связаться.

Стоило просто предоставить ей доступ к каминной сети в его крыле поместья, тогда можно было бы пихнуть ей в руки все папки и спровадить. С другой стороны, она бы в итоге шаталась по его дому или барабанила в дверь спальни ни свет ни заря.

– Потому что сейчас всего восемь: раньше идут развлекаться только от голода или безнадеги, – огрызнулся Драко. Планов на вечер не было, но признаваться он не намеревался. Пусть считает, у него мировое турне по пабам всех стран, где он собирает себе чертов гарем.

– И все же, ты не уш…

– Я же сказал…

– Я поняла. – Драко глянул на Грейнджер так, словно все было очевиднее некуда, и она закатила глаза. – Я о том, что ты ведь уже вышел, какой смысл теперь куда-то идти… – Он уловил смысл того, что она пыталась сказать, но продолжал смотреть, позволяя неловкости просочиться ей под кожу. Не было способа лучше выставить другого дураком. – Потому что… Ну? …шутка, Малфой.

– Стремная шутка, – вскинув бровь, он постучал пальцем по стопке книг, расположенной на столе. – Читай дальше, Грейнджер. Так безопаснее для всех.

– Говорит тот, кто планирует идти и бог знает чем заниматься, – она, похоже, выработала хоть какую-то устойчивость к его медленному, но верному разрушению ее чувства собственного достоинства, потому что указала на кружку, а не отправила его своей дорогой.

Драко потер костяшками бровь, в груди росло раздражение.

– Слушай, Грейнджер, могу тебя только пожалеть, если ты по выходным сидишь в библиотеке и тебе немного одиноко, но я не…

– Я занимаюсь важным делом, и мне не одиноко…

– Что-то я не заметил, чтобы твой кот мотался между стеллажами, так что компания у тебя… – он отошел на шаг, увидев – пока она не успела отвернуться, – как ее глаза заволокло слезами. С опозданием вспомнил, что с ней невыносимо было находиться в одной комнате целых две недели после смерти кота. Прошло уже три месяца – сколько нужно, чтобы смириться со смертью животного?

Грейнджер воспринимала близко к сердцу абсолютно все. Каждый диалог с ней походил на бег по лабиринту дьявольских силков. Лучше было вообще не вляпываться, но уж если попался, приходилось ступать аккуратно, быстро, ловко и никогда не оглядываться.

Драко подцепил кружку и глотнул кофе, давая ей время прийти в себя. Эмоциональные всплески Грейнджер вызывали в нем непонятное беспокойство. Он бы посчитал ее слабой, если бы не знал, что к чему. Стоило воспользоваться возможностью и уйти, но отголосок какого-то чувства, которое он отказывался называть, вынудил остаться.

– Дело в том, что Бинни сейчас в Мунго лечат после побоев. Он не мог ходить, дышать, видеть. И на это мне не жалко потратить вечер пятницы, Малфой. Уж извини, если тебе больше хочется пойти напиться…

– Черт. Тебя плохо слышно с этого пьедестала добродетели и самомнения, куда ты себя возвела, – процедил Драко, метнув недобрый взгляд.

Грейнджер ответила не менее хмурым, разгладила лежащие перед ней бумаги.

– Три недели назад ты проводил интервью и расследование…

– Так теперь я винова…

– Нет. Господи, вот ты параноик. Не всем охота тебя извести. Ты знаешь это дело, расскажи мне все. Затем и позвала.

Он недовольно вздохнул и подтащил себе стул.

– Тогда в понедельник я приду на час позже, пойдет?

– Вряд ли. Почему ты спрашиваешь меня? Не я тут начальник.

Драко медленно кивнул.

– Молодец, Грейнджер. Начинаешь осознавать реальность. Еще поработай над поведением и… Что-что?

– Я сказала: брошу в тебя пером. Мимо цели я не мажу.

– Конечно, – внимательно разглядывая ее, Драко подтянул к себе дело, раскрыл. – Ходила на свидание с тем парнем из финансов?

Грейнджер растерянно подняла голову.

– Откуда ты знаешь?

– Ты упоминала на неделе, – он едва ли слушал. У нее была привычка болтать не замолкая, только лишь найдется тема.

– Я сказала, что он предложил, а не что я согласилась.

– Из-за волос, – пробормотал Драко. – В выходные ты обычно, – оглядел ее рубашку, припоминая, что, подходя к столу, заметил джинсы, – как сейчас, а волосы у тебя такие… Ты же уже поняла.

– То есть о свидании ты догадался по волосам? – Он в ответ хмыкнул, перелистывая папку. – Ты что, детектив Малфой? Уже вижу девиз: «Выявляя бесполезное – полезное для вас». Да, я ходила на свидание с тем парнем из финансов.

Драко хотел уже ответить на замечание о детективе, но ухмыльнулся, услышав, что прав. Все вокруг знали, что парень наводит скуку смертную, да еще и фетишист – любит наблюдать, как женщины едят, что обычно заканчивается его попыткой пропихнуть ногу спутнице между бедер. На свою беду, Грейнджер не уделяла внимания слухам – Драко же давным-давно принимал их за ценный источник информации.

Что-то врезалось ему в лоб, заставив дернуться. Он потер ушиб, отвечая Грейнджер убийственным взглядом на такой же взгляд.

– Ты знал! – возмутилась она. – Знал и не рассказал!

– Понятия не имею, о чем ты болтаешь, психичка.

– Я ведь даже предупредила тебя насчет Битси…

– Бетси, – та встреча обернулась кошмаром.

– Вообще, она вроде Бётси, но…

– А, ну да. Припоминаю твое карканье вместо предупреждения.

– …отблагодарить… Я шумела, потому что ее называют стервятницей. Она выслеживает тебя, а потом… Сказать по правде, это не очень-то вежливо.

– Зато в тему. Эта курица следила за мной еще три недели.

– Странно. Обычно она останавливается раньше. Я…

Дернув плечом, Драко самодовольно ухмыльнулся.

– Трудно осуждать за то, что она хотела большего, но…

– Конечно, после короткого-то выступления, – она мило улыбнулась, что подействовало на нервы не меньше самого заявления.

– Здесь нет ничего короткого, Грейнджер, – он смерил ее взглядом.

Грейнджер открыла рот, но опустила глаза на папку. Кончики ушей у нее покраснели.

– В общем… надо было меня предупредить. Ты должен был.

– Я что-то не слышу, чтобы ты предупреждала нас, когда входишь в кабинет. Не оставляешь даже шанса на побег…

– Верни скрепку.

– Чтобы прицелиться в глаза?

– Смотри-ка, мы сближаемся. Уже предугадываешь мои поступки.

Драко нахмурился, выхватил у нее папку, бросив ей ту, что уже просмотрел.

– Я бы предугадывал твои поступки, даже если был бы недоразвитой обезьяной.

– «Недоразвитый» – это оскорбительное выражение, и отдай мне пап…

– Прости, прости. А как ты себя называешь? Умственно отсталой?

Следующую скрепку он поймал с ухмылкой.

Два

Первые годы жизни похожи на тяжелую ночку в пабе. Человек знает: эти годы существовали, он получал опыт, учился и открывал новое, но все это – ни о чем. Пространство, заполненное под завязку, но без воспоминаний. Но в те, первые, годы жизни у нас режутся зубы, мы учимся двигаться, учимся манипулировать через плач, учимся ходить. Самые что ни на есть основы, сопутствующие нам на протяжении всей жизни, настолько укореняются в натуре, что о том, как они появились, помнит кто-то другой, но не мы.

Голова раскалывалась. Ее словно сжали тисками, мозги кипятил обжигающий воздух, пытающийся вырваться из черепа. Будильник распищался незамолкающим «бип, бип, бип», отчего пульсация в голове ощущалась сильнее ударов сердца.

Черт.

– Черт, – прохрипел Драко, торопясь выключить будильник. Рука запуталась в покрывале, по полу покатились вещи, сбитые с тумбочки. Он замер, надеясь, что будильник разобьется вдребезги, но тот запиликал откуда-то из-под кровати.

Протяжно и хрипло застонав, Драко сорвал с головы одеяло и перекатился на бок, открыв осоловелые глаза. Мир взорвался белой вспышкой, и Драко выругался, шаря по полу. Часы, пергамент, книга, палочка. Сжал непослушными пальцами древко из боярышника и прицелился примерно в направлении окна, взмахом палочки закрывая шторы. Огненная краснота за веками поблекла до кирпичного оттенка, Драко медленно выдохнул и схватился за голову.

Сколько он вчера выпил? У всех на виду он обычно так не напивался, предпочитая убираться восвояси, как только пол под ногами начинал качаться. Блейз, Грег да и Панси не преминут напомнить, если он опозорился или переспал с…

Драко с опаской открыл глаза, не без труда оглянувшись через плечо на другую сторону кровати. Пусто, слава богу. Ни белья, ни… Пальцы, до того сжимавшие вопящий будильник, ослабили хватку, часы снова стукнулись об пол, а взгляд пробежался по кровати. Глаза тут же округлились, в груди замерло дыхание, Драко потянулся, намереваясь ткнуть палочкой в складку на одеяле, чтобы одернуть ее. Слабый свет, проникающий в комнату, упал на кожу, и дыхание вырвалось с дрожью и хрипом.

Еще пару минут назад не подозревая в себе таких сил, Драко рванул с постели. Безрассудный рывок и перекрученное одеяло вынудили с громким стуком свалиться на пол, но вспышка боли, стрельнувшая в спину, осталась незамеченной. Он шарахнулся от кровати, дальше и дальше от одеяла и крови.

– Какого хера, какого… – на выдохе раз за разом вырывались слова. Драко вскочил на ноги, суматошными движениями отбрасывая простынь и остальное. Бип, бип, бип.

Правая рука была забрызгана кровью, от кожи отслаивались засохшие дорожки. Еще больше следов на рубашке, штанине и даже на носке все еще не снятого кроссовка. Перед глазами мелькнуло воспоминание, прошила дикая боль, и с громким стоном Драко согнулся, хватаясь за голову.

Темнота, рассеянная лишь бледно-желтыми огнями, узкий переулок. Драко на глаза спадали волосы, тело заваливалось на бок, и с каждым злым взмахом палочки на него проливалась кровь. Побледневший мужчина напротив, весь заляпанный красным, широко раскрытыми глазами смотрел точно на Драко. Почерневшими, распахнутыми, блестящими, испуганными глазами. Мужчина кричал, заклинание вспарывало кожу, забрызгивая самого Драко, пока человек напротив не упал, бездыханный и безучастный. Все виделось через дымку опьянения, но произошедшее не вызывало сомнений. Сомнений в том, что случилось.

– Нет. Нет. Нет, нет, нет, – Драко неистово замотал головой, как в дурмане отшатнувшись и врезавшись в стену.

Невозможно. Это ни за что не могло произойти. Никогда. Он… самозащита. Только самозащита. Мужчина наверняка… напал. Пытался убить. Драко убивать не мог. Он знал, что не мог, настолько же ясно, насколько помнил все те разы, когда должен был. Неспособность убить стала основополагающей его существования.

Он бы поверил, что ему просто приснилось, если бы не кровь. Бордовая, но каким-то образом слепящая глаза не хуже солнца. Драко смял в кулаке рубашку, выдыхая быстро и неровно. Паника. Будильник кричал подобно городской сирене, которую включали при появлении Пожирателей. «Ставьте охранные чары, прячьте детей, хватайте палочки, уии-у, уии-у, уии-у». Внутренности скрутило, рубашка полетела на пол, и холодный воздух обжег плечи. Споткнувшись о будильник, Драко едва устоял на ногах, неловко потянув за ремень.

Нужно раздеться. Раздеться и избавиться от вещей – поверить, что все не по-настоящему, не взаправду. У него не такая жизнь. Он проснулся в чужом теле. Того переулка никогда не было. Подцепив пальцами пояс штанов и трусов, Драко резким движением спустил их до конца, скинул кроссовки. Едва ли поглядев – видеть их было невыносимо, – направил палочку на кучу грязной одежды и в один удар сердца стер ее с лица земли.

Поймал в зеркале свое отражение: растрепанные волосы, половина лица и шеи в брызгах красного. Драко сделал вид, что не заметил; что просто так причудливо падает свет из ванной. Все это не по-настоящему, потому что этого не может быть. Ему все еще снился сон – кошмар, преследующий месяц за месяцем.

Не потрудившись отрегулировать температуру, Драко залетел под струи воды, кривясь от вспышек боли в голове. Еще чуть-чуть – и мозг с грудью взорвутся, замарав стенки душа. Дрожащими пальцами он впился в кожу, оттирая и скребя ее до натуральной красноты. Что ему делать? «Что мне, мать вашу, делать?»

Три

Говорят, в детстве легче всего учиться. Тогда ты – пустой пергамент, который нужно заполнить, раскрасить, придать форму и очеловечить. Драко видел колдографии, где ему три года: стоит на фоне дорогих, но бесполезных украшений, волосы мягкие, щеки красные от веселья и юности. Пухлые влажные пальцы сжимают кубики с выгравированными буквами, форму и произношение которых он только начал узнавать. Знания постоянно пополняются, формируя словарный запас: ты узнаешь звучание, но едва ли догадываешься о смысле понятий. Гостиная, чары, бладжер, огневиски, Азкабан, черт, торжество, официальный, грязнокровка, грязнокровка, грязнокровка.

Драко трижды провел ладонью по волосам, приглаживая непослушные пряди. Другой рукой скользнул по пуговицам на мантии, перетянутой на поясе, ткань которой скрывала мятую рубашку не первой свежести. Лицо оставалось бесстрастным, насколько хватало сил, взгляд прилип к коридору. Глаза вбирали каждую деталь, внимая малейшему движению. Напряжение за зрачками не отступало, сердце билось с удвоенной силой, заглушая слух. Нельзя было пропустить ни звука шагов, ни топота бегущих ног в трех десятках кабинетов от него.

Драко не знал, сколько им известно и известно ли что-нибудь вообще, но рисковать не собирался. Ни о чем не подозревающие Блейз с Грегом прислали ему вчера по сове, и он не понимал, что и думать. Значит, они ничего не видели и никто не сможет выяснить у них информацию, что сулило удачу, если копать под Драко станет не тот человек, и неудачу, если произошедшее все-таки было самозащитой. Самозащита – и никак иначе. Он просто не мог… этого совершить. И не мог вспомнить. Вспомнить что-то помимо пяти секунд взрыва мозга, а теперь кто-то умер, и никто не поверит ни единому его слову.

Пожиратели смерти не бывают невиновными. Даже в случае самозащиты его постараются упечь за решетку. Доказать невиновность не получится ни веритасерумом, ни легилименцией, ни пыткой. Потому что он не знал, и пять секунд воспоминаний выжгут слово «виновен» на и так замаранном имени. Он и Азкабана едва избежал, когда чуть не…

Драко глубоко вдохнул, проясняя мысли. Нужно зайти в офис, схватить папку и свалить. Быстро, безболезненно и… Он остановился в двух шагах от двери, уткнувшись взглядом в пол, рука замерла в воздухе. Из-под двери в тусклый коридор проникала тонкая полоска света – кабинет не пустовал.

Грейнджер. Он бы поставил все галлеоны, сваленные сейчас на кровати, что внутри была Грейнджер. Драко замешкался, перебирая варианты, но вспомнил, что прогулял сегодня работу. Сдержав стон, быстро развернулся, направившись по коридору. Придется подождать. В офисе? Нет, не станет он прятаться в туалете как третьекурсник от Снейпа. И совершенно точно он не прятался от Грейнджер – просто держался подальше от ее надоедливого… «Вот дерьмо».

Услышав, как за спиной распахнулась дверь, Драко ускорил шаг. Еще восемь, и он скроется за поворотом, оказавшись вне зоны видимости. Стоило надеть что-нибудь с капюшоном. Вот же…

– Малфой.

«Нет».

– Малфой.

«Нет. Пять, четыре, три».

– Малфой!

Выругавшись, Драко резко затормозил и повернулся к ней лицом. В ответ она вздернула подбородок, но раздражение схлынуло, оставляя после себя нерешительность, когда он с уверенным видом направился обратно. Руки у нее замерли в воздухе и опустились, так и не сложившись на груди, и голова снова склонилась. «Хорошо. Заткни рот, давай».

– Где ты был? – голос с каждым словом, с каждым стуком его каблуков звучал все явственнее. – Все иногда болеют, Малфой, но ты даже записки не прислал ни совой, ни через камин, не сказал, что не придешь!

Взгляд Драко метнулся вдоль по коридору и до конца, будто из соседних кабинетов вот-вот должны были вылететь припозднившиеся работники с палочками наперевес, выкрикивая обвинения вперемешку с заклинаниями. Грейнджер вела себя слишком громко и портила все к чертям. Драко отвел руку, готовясь быстро и легко достать палочку, и движение не осталось незамеченным.

Грейнджер нахмурилась, оглядывая помятые штаны, мелькнувшие под полами мантии.

– Ты был в больнице? Не вижу никаких травм, – ее голос повышался, приобретая нотку визгливости, и будто когтями впивался в мозг. В любую секунду. Они появятся в любую секунду. – Крови нет, синяков тоже, переломов… так что объясни мне, Мал…

Грейнджер пискнула ему куда-то в шею, когда он схватил ее одной рукой, другой – ручку двери и шагнул прямо на нее. Вынудил попятиться в открытый проем и тоже вошел. Грейнджер с силой дернула руку, Драко сжимал ее так крепко, что под вцепившимися пальцами чувствовал кость.

Она дернула еще раз, ударив его в плечо кулаком, как только захлопнулась дверь.

– Замолкни, – прошипел Драко, и Грейнджер замерла.

Подняла голову, но он не смотрел на нее, взгляд прилип к серебристому шкафчику за ее столом. Она была помехой, отвлекающим фактором, ступенькой, которую нужно перешагнуть. Ему нужна была та папка, но достать ее было невозможно, не выпроводив лишних из кабинета.

Грейнджер обхватила Драко за запястье, нежно в сравнении с его нажимом, и это заставило его поднять глаза. Теплая и мягкая ладонь почему-то вызывала беспокойство, так что Драко отдернул руку, все еще чувствуя проникший под кожу жар.

– Что такое? Что-то случилось?

Она стояла слишком близко, но дверь за спиной мешала отступить. Личное пространство трещало по швам, усугубляя состояние уязвимости, что не оставляло его с самого входа в Министерство. Драко сглотнул, не отрывая от нее взгляда, чтобы случайно не посмотреть в сторону шкафчика и все не испортить. В голове друг за другом мелькали варианты: соврать, сказать, что что-то случилось на другом этаже (зелье взорвалось, незарегистрированная палочка, что, что еще?), но Грейнджер хоть и уйдет сама, но приведет охрану, чего он отнюдь не желал – хотя бы пока не окажется отсюда за много-много миль, где его не найдут.

– Плохой день, Грейнджер, – три плохих дня. Да вся чертова жизнь – он как будто только что сделал преуменьшение века. – Хватит дырявить мне барабанные перепонки.

Эмоции на ее лице менялись явно. В Хогвартсе он видел лишь конечный результат, но, проработав с ней семь месяцев, Драко научился различать, когда происходит изменение. Взгляд метался по его лицу, убеждаясь, серьезно ли он это, брови медленно сходились к переносице, нос сморщился, и ноздри раздулись. Глаза машинально опустились на ее рот, отмечая сжатые губы. Грейнджер отступила, разозленная, но не взбешенная.

– Плохой день? Ты хоть представляешь, сколько на нас сваливается работы, когда тебя нет? – «Хорошо». Хотя бы поймет, какую кучу фигни ему приходится разбирать каждый день. – Работа тут даже ни при чем… а вот твои организаторские навыки – при чем. Полное их отсутствие!

– Хватит орать, – поспешно зашептал он, едва удерживаясь, чтобы не заткнуть ей рот ладонью, заглушая надоедливый голос.

– А эти твои странные записки на каждом деле… и кстати, Гаппи не «бельевой садист»! У нее… у нее некоторые проблемы с переодеванием в…

– Грейнджер…

– …белье, а потом она наказывает себя, потому что это против ее же правил, – выпалила она.

Он чуть было не спросил, понравилось бы ей, надень эльф ее белье, но понял, что эта добросердечная скорее бы купила Гаппи собственную коллекцию.

– У меня были личные проблемы.

– У тебя куча проблем! – прокричала Грейнджер, но вид сразу приняла какой-то совестливый и неуверенный. Вариться в вине ей нужно как можно дольше. Виноватая Грейнджер – тихая Грейнджер. – Я… я надеюсь, никто не умер.

Впору было расхохотаться тем самым смехом, который сопровождает тебя в случаях, когда жизнь безостановочно рушится. Смехом, за которым следуют эмоции сильнее и глубже: ярость, скорбь, безнадежность. Драко смотрел на нее в упор, с холодком и не мигая, сверля взглядом, впиваясь, пока она не отвела глаза.

– Завтра я приду.

Если повезет, завтра он будет бесконечно далеко.

Грейнджер отступила еще на шаг, разгладила рубашку. Она в чем-то сомневалась, и было интересно, сильно ли надавит.