Текст книги "По уши (ЛП)"

Автор книги: Ever_So_Reylo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Я не ем жареный рис, – говорит Бен.

– Тогда можешь грызть сырой бамбук, а мы будем есть жареный рис. Но сейчас мой бойфренд думает, что бойфренд его ЛД и мой собственный ЛД к нему прикапывается, и это как бы меня напрягает. Так что, пожалуйста.

Бен снова хлопает глазами, но уже медленнее.

– … ЛД?

– Ты знаешь, как это расшифровывается, и тебе такое по душе. – По показывает большим пальцем на сконфуженного Финна. – Прошу тебя.

Бен тяжело вздыхает, но кивает и поворачивается к Финну.

– Что бы я ни сказал или ни сделал, я точно не переходил на личности. Мне говорили, что я могу быть излишне враждебным. И неприступным.

Рей не видит реакции Финна, ведь вся поглощена Беном, его лёгким изгибом губ, который превращается в подобие улыбки, когда он переводит взгляд на Рей. В конце концов она тоже улыбается, хотя на самом деле у неё нет для этого причин, и на секунду, лишь на долю секунды, она удерживает взгляд Бена, прежде чем тот отворачивается. Сейчас есть только они. Их общее прошлое, их глупые шутки, то, как они поддразнивали друг друга в лучах позднего летнего солнца.

– Отлично! – громко хлопает в ладоши По, отвлекая на себя внимание. – Закажем спринг-роллы на закусь, ага?

Рей и правда не испытывает ненависти: ни к этому вечеру, ни к столику, ни к самой ситуации. Ни к чему. Всё это могло казаться нелепым, неприятным, болезненным, и… Возможно, все перечисленные эмоции накроют её по окончании вечера, и она возненавидит всю эту затею. Но пока что между ней и Беном всё по-прежнему. Это как влезть в своё старое платье, которое годами валялось на дне шкафа, и обнаружить, что оно всё так же идеально сидит на тебе. И пусть Рей не может протянуть руку и пригладить пряди Бена – его волосы снова слишком длинные и чересчур густые, – или коснуться кончиком пальца капелек на его футболке, или прижаться к нему коленом под столом. В конце концов, ничего нового.

– Я не против спринг-роллов, – говорит она. – А ты, Финн?

– Пожалуй, – бормочет он, всё ещё слегка пришибленный.

Рей поворачивается к Бену.

– Дай-ка угадаю, ты терпеть не можешь спринг-роллы, как и всё самое классное в этом мире.

Он вскидывает бровь и одними губами произносит «засранка» как раз в тот момент, когда официантка приносит им воду и кладёт на столик меню. А точнее, три штуки. По с Финном берут себе по меню, а Рей и Бен обмениваются напряжённо-удивлёнными взглядами и делят оставшийся на двоих.

На самом деле лучше и быть не может. Бен наклоняет меню так, чтобы овощной раздел был на его стороне, а всевозможные жареные блюда – на её, что является вполне удачным решением, и Рей не может удержаться от смеха.

– Что? – спрашивает По.

– А, да ничего.

Бен постукивает указательным пальцем по разделу с напитками.

– Посмотри на эту гадость, – шепчет он. Его губы совсем близко к её уху, и она чувствует, как в потоки обдувающего кондиционера врывается его горячее дыхание, касающееся её волос, такое интимное и приятное.

– Да неужели? – усмехается Рей.

– Омерзительно.

– То есть огонь, да?

– На самом деле нет.

– Теперь это мой любимый ресторан.

– Рей, ты даже ещё ничего не пробовала.

– Это будет круто.

– Не уверен.

– Я буду приходить сюда каждый день.

– М-м-м. Возможно, они дадут тебе подработку.

– Может я вообще брошу эту аспирантуру. Буду работать на полную ставку и получу скидку для сотрудников.

– Планы на жизнь просто грандиозные.

– Ага, ну спасибо…

Кто-то прочищает горло, и они с Беном моментально отворачиваются друг от друга.

Точно. Они же не одни. Финн и По пялятся на них: Финн с проницательным, подозрительным выражением лица, а По с понимающей улыбкой.

– Ну и о чём это вы?

– Ой. – Щёки Рей начинают пылать. – Ни о чём. Просто у них есть тыквенный чай-бабл со специями.

Финн делает вид, что его сейчас стошнит.

– Фу, Кнопка. Это отстой.

– Заткнись. Это должно быть прикольно.

– Думаю, звучит здорово. – По улыбается и наклоняется к Финну. – Закажем один на двоих.

– Прощу прощения?

Рей пытается не рассмеяться, глядя на испуганное выражение лица Финна.

– Не заставляй Финна пить бабл, – обращается она к По с наигранным шёпотом.

– Какой кошмар. – По в притворном ужасе хватается за грудь.

– Это вам не хухры-мухры. – Финн бросает меню на стол. – Шарики тапиоки – это дьявольские яйца Сатаны, предвестники апокалипсиса, и на вкус они, как задница – в самом плохом смысле этого слова.

Бен медленно кивает, сидя рядом с Рей, как будто его тирада производит на него неизгладимое впечатление.

– Точно, – говорит он себе под нос.

– В них содержатся канцерогенные вещества – есть авторитетные научные исследования на эту тему, сами почитайте.

Бен продолжает смотреть на Финна с неким восхищением. По встречается взглядом с Рей и заговорщически произносит:

– У наших парней так много общего.

– Абсолютно. – Рей игнорирует боль в сердце.

– Надо их заставить пройти тест на тип личности, который с несколькими шкалами. Наверняка они оба окажутся INTP*.

– Это тот тип, чья главная черта характера – свежевыжатый сок? И внутренняя ненависть ко всей категории безобидных продуктов?

Финн указывает пальцем на Рей.

– Типологический индикатор Майерса-Бриггса не является верным, надёжным или научно обоснованным. И шарики тапиоки не безвредны, они представляют опасность своими токсичными веществами, и как мы все знаем, застревают в кишечнике китов. А ты… – он тычет пальцем в По, – … ходишь по тонкому льду.

– Что? А чё я-то?

– Я не могу встречаться с тем, кто не уважает мою позицию по поводу шариков тапиоки.

– Ладно, но если по-чесноку, позиция не сильно внушительная… – По замечает, что Финн смотрит на него волком, и резко замолкает, поднимая руки в защитном жесте. – Малыш, ну я понятия не имел.

– А следовало бы.

Бен задорно цокает языком.

– Да, По. Исправляйся. – Он откидывается на спинку дивана и касается плечом Рей.

По показывает ему средний палец.

– Слушай, если Бен знает и уважает позицию Рей насчёт гамбургеров, а они даже не… – что бы Финн ни собирается сказать, у него хватает ума остановиться. – Короче, если Бен знает, то ты должен знать про шарики тапиоки.

– Бен же, вроде как, двенадцать минут назад был мудаком?

– Время отыграться, – шепчет Бен. Рей протягивает руку, чтобы ущипнуть его за бок, но он останавливает её, схватив за запястье.

– Злодей, – одними губами произносит она. Бен лишь улыбается, наблюдая за Финном с По с неприкрытым ликованием.

– Да ну хорош! Сравнил жопу с пальцем, – говорит По.

– А что такого?

– Но Рей с Беном уже столько лет вместе, а мы познакомились всего-то недели четыре назад.

Направление, в котором идёт беседа, может быстро свернуть не туда, думает Рей. По многим причинам. Поэтому она пытается этого не допустить.

– Ребят, может нам просто договориться не обсуждать шарики тапиоки до конца…

– Это не так, – говорит Финн, и Рей уже знает это выражение на его лице. Это тот самый принципиальный взгляд, когда Рей доказывает – если капелюшечка зубной пасты оказалась на зеркале в ванной, это ещё не конец света. Тот самый взгляд, который кричит, что он не отступит, ни сейчас, ни когда-либо вообще. Поэтому она просто откидывается назад и бросает взгляд на Бена, который, судя по всему, заинтригован и, наверное, немного очарован.

Его пальцы по-прежнему обхватывают запястье Рей.

– Нет так.

– Лишь на пару месяцев больше, чем мы.

– Ребят, может решим, что закажем и…

– Но они знают друг друга много лет, – не унимается По. – Бен влюблён в неё уже целую вечность, так что наверняка втайне изучил все её пищевые привычки, создал семнадцать баз данных и построил алгоритмы машинного обучения, чтобы вычислить её кулинарные предпочтения…

Рей разражается смехом.

– Да ну нет. – Она делает глоток воды, по-прежнему улыбаясь. – Мы только начали встречаться. С начала осени.

– Да, но вы уже знали друг друга раньше. – По упрямо хмурится. – Вы познакомились за год до того, как ты начала учиться в аспирантуре, приехав в выходные на собеседование. Разве нет?

Рей качает головой и смеётся, поворачиваясь к Бену, чтобы разделить с ним веселье. Только вот…

Бен смотрит на неё, и всё это его определённо не забавляет. В нём есть… что-то иное. Что-то, что Рей никогда не замечала – возможно, беспокойство, ощущение вины, смирение, или…

Прямо сейчас в ресторане вдруг становится тихо. Стук дождя по окнам, болтовня людей, звон столовых приборов – всё это уходит на второй план; пол как будто наклоняется, слегка трясётся, и от кондиционера внезапно становится слишком холодно. В конце концов пальцы Бена отпускают её запястье.

И Рей… Рей вспоминает.

– Да, – произносит она, больше не улыбаясь. Но Бен всё ещё смотрит ей в глаза. – Да. Так и есть.

***

Два года, одиннадцать месяцев ранее.

По её лицу градом текут солёные слёзы, которые всё никак не хотят прекращаться, и, что ещё хуже, именно в этот момент в дурацкую уборную кто-то входит.

Её жизнь – сплошная какашка.

Рей выпрямляется и пытается хоть немного вытереть щёки, но материал её платья с запáхом – дешёвая синтетика и не так хорошо впитывает, как настоящий хлопок, или блейзер, который она купила в прошлом месяце в комиссионке рядом с закусочной, где работает официанткой… кто знает, где его посеяла? Наверное, на кафедре в комнате отдыха.

Ну и ладно. Пофиг. Рей нашла дальний туалет, чтобы никто из абитуриентов не мельтешил перед глазами, и надеется, что какая-то вошедшая чикса проигнорирует её и направится в одну из кабинок, или подправит мейкап, или что там ей надо сделать…

– Ты в порядке?

Из Рей вырывается писк. Она подпрыгивает, бросается обратно к стене и… гадает, какое подходящее слово здесь можно подобрать, чтобы описать звук, который вырывается из её рта. Просто писк. Пронзительный и в каком-то смысле унизительный. Хотя в этом нет её вины, потому что человек, который только что заговорил…

– Ты что, парень? – Она поворачивается на голос и пытается разлепить глаза. С трудом, но ей это удаётся, хотя, судя по всему, толку никакого. В глазах плывёт, и всё, что она может видеть, это размытые очертания кого-то очень высокого, темноволосого, одетого в чёрное и… всё. Реально всё, что Рей может разглядеть, прежде чем снова закрыть глаза от жжения в роговице. – Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно… – Он замолкает. – А ты что здесь делаешь?

У него низкий голос. Очень низкий. И это точно мужик. Если только… чёрт.

Чёрт.

Если только нет. Рей понимает, что это плохо и весьма грубо, она срывалась на людей за такое и…

Какашка.

– Прости, я… эм, это женский туалет?

Наступает пауза. Тишина. А затем…

– Не думаю.

– Но здесь была девушка. Когда я вошла.

– Это… гендерно-нейтральный туалет.

– Оу. – Оу. – Ты уверен?

– Да.

– Серьёзно?

– Совершенно.

– Но на двери ничего не было написано. – Хотя, если честно, способности Рей к чтению сейчас весьма сомнительны.

– Да. И тем не менее.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что это уборная моей лаборатории.

Опа… она в его лаборатории.

– Оу… тебе нужно… – Она указывает на кабинку. Или… где они там находятся. Рей уже давно ничего не видит. Глаза щиплет, даже когда они закрыты, и ей приходится зажмуриваться, чтобы хоть немного притупить жжение.

– Нет, мне просто нужно вылить реактив. – Наступает пауза, но Рей не слышит, как он двигается. Хотя, возможно, это из-за того, что она загораживает проход к раковине. Или он просто стоит там, смотрит на неё и думает, что она жуткая чудила, и ему наверняка стоит вызвать полицию кампуса. И тогда все стремления Рей получить докторскую степень быстро накроются медным тазом, не так ли? – Обычно мы не используем эту уборную в качестве туалета. В основном, чтобы утилизировать отходы.

О божечки.

– Прости. Я подумала…

Плохо. Опять плохо подумала, прежде чем что-то сделать – это её проклятая привычка. Рей вздыхает.

– Что-то случилось? – Должно быть, он высокий. Просто высоченный. Потому что его голос звучит так, будто доносится с трёхметровой высоты.

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты плачешь. В моей уборной.

В его уборной. Рей возвела бы к потолку глаза, если бы они сейчас не адски горели. Она больше похожа на уборную твоего частного детектива.

– Я не плачу. Ну, может, немного, но… это просто слёзы. Ясно?

Пауза.

– Нет. Неясно.

Рей вздыхает и прислоняется к кафельной стене, принимаясь массировать веки.

– Это всё мои линзы. Срок их годности уже истёк, да и не стоило вообще их носить. Глазам от них совсем паршиво. Я их сняла, но… – Она пожимает плечами, надеясь, что хотя бы стоит лицом к нему. – Нужно время, пока зрение восстановится.

– … что?

Походу этот чувак слегка тугой.

– Ну, срок годности моих контактных линз истёк, но я всё ещё…

– Ты носишь просроченные линзы? – Он словно получил личное оскорбление.

– Ага. Но они совсем чуть-чуть просрочены.

– Что значит «совсем чуть-чуть»?

– Ой, ну не знаю. Несколько лет.

– Что? – Согласные звуки резкие и чёткие. Словно чеканные. Музыка для ушей.

– Думаю, пару. Я не уверена.

– Пару лет?!

– Но всё норм! Срок годности – для слабаков.

Слышится резкий звук – что-то типа фырканья. Возможно, насмешливое – Рей трудно разобрать.

– Если бы срок годности был для слабаков, я бы не нашёл тебя в слезах в углу моей уборной.

Его уборная. Ну конечно.

– Ой, да всё в порядке, – произносит она отмахиваясь. – Жжение обычно проходит через несколько минут.

– Обычно?

– Ага. Потом глазам становится лучше и…

– То есть ты и раньше это делала?

Рей начинает хмуриться.

– Делала что?

– Носила просроченные линзы.

– Конечно. Слушай, линзы, вообще-то, недешёвые.

– Глаза тоже. – В его тоне что-то есть, хотя трудно сказать, что именно, не видя его лица. Рей пытается взглянуть на него, но глаза протестуют и начинают слезиться ещё больше. – Ты учишься на последнем курсе?

– Нет, – возмущённо отвечает она. – В магистратуре.

– А… ну ясно. – Он произносит это с лёгким оттенком снисходительности, словно разницы между последним курсом и магистратурой никакой нет. Наверняка он аспирант и думает, что лучше всех только потому, что у него есть сомнительная привилегия работать восемьдесят часов в неделю взамен дерьмовой медицинской страховки и сказанных невзначай оскорблений от своего научного руководителя. Все они так себя ведут. Однако Рей не собирается таковой становиться, когда – ладно, если – будет учиться в аспирантуре. Мериться письками она не станет и гнобить магистрантов тоже, чтобы повысить чувство собственного превосходства, и уж точно не будет называть уборную лаборатории своей.

Хотя, кто знает. Она просто не может устоять и добавляет:

– Не здесь, конечно же. Вообще-то, я тут на собеседовании. В аспирантский набор следующего года. Биология. – Она попала на собеседование в кампусе одной из самых престижных программ в стране. За это она должна заработать несколько баллов, верно? Боже, глаза всё ещё жжёт. – Ну, а ты? – спрашивает она, прижимая ладони к глазницам.

– Я?

– Сколько ты уже здесь?

– Здесь? – Пауза. – Шесть лет. Плюс-минус.

– Оу. Значит, ты в этом году выпускаешься?

– Я…

Рей улавливает его колебания и сразу же чувствует себя виноватой.

– Постой… извини. Ты не обязан мне ничего говорить. Я знаю, что первое правило аспирантуры: не расспрашивать о диссертации.

Удар сердца. Ещё один.

– Верно.

– Прости. – Боже, как бы ей хотелось его увидеть. Её способность к общению явно хромает на обе ноги, и последнее, в чём она нуждается, – это намёки, что ей пора проваливать. – Я, эм, не имела в виду подослать твоего дядюшку-злодея на День благодарения**. Или ещё что-нибудь.

Он вздыхает и… смеётся. Хоть и тихо.

– Тебе бы и не удалось.

– Ладно, у тебя действительно был плохой дядюшка?

– И кошмарные Дни благодарения.

– Вот поэтому у вас, американцев, всё не так, как у нас в Великобритании. – Она протягивает руку, надеясь, что в его сторону. – Кстати, я Рей. Пишется через «е». Рей Сандерс.

Она начинает сомневаться, а не представилась ли водосточной трубе, когда слышит, как он переминается с ноги на ногу и подходит чуть ближе. Ладонь, которая сжимает её руку, сухая, тёплая и… настолько большая, что она, наверное, могла бы обхватить весь её кулак. Наверняка всё в нём необъятных габаритов: рост, пальцы, голос.

И это… создаёт приятное впечатление.

– Бен.

– Бен. – Милое имя. И он тоже кажется милым. Хоть и слегка самоуверенный. Но, наверное, это связано с тем, где именно они находятся. – Мы не встречались вчера вечером? На приёме?

– Нет.

– Ты не ходил?

– Нет. Не люблю подобные сборища. – Он отпускает её, и Рей понимает, что до этого момента сжимала его руку. Блин.

– А как же бесплатная еда?

– М-м, это не стоит всякой болтовни.

Как же он ошибается! Но Рей не станет ему этого говорить.

– Слушай, если ты вдруг будешь с кем-нибудь общаться из приёмной комиссии, не рассказывай о моём позоре с линзами. Чую, из-за этого я не покажусь им столь звёздным кандидатом.

– Ты так думаешь? – спрашивает он с невозмутимым видом.

Она бы одарила его пристальным взглядом. Если бы могла. Но, видимо, у неё получилось, потому что он снова смеётся – это похоже на раздражающее фырканье, и Рей это понимает, но ей как будто бы нравится, – и спрашивает:

– С кем у тебя было собеседование?

– С доктором Холдо. Она клёвая.

– Она хороший учёный, – говорит он так, будто делает одолжение, что явно перебор для аспиранта шестого года обучения, который, судя по всему, на стадии сбора данных для своей диссертации. Да уж, этот Бен много на себя берёт. Но, наверное, это не так уж и плохо. – Думаешь, тебя возьмут?

Рей пожимает плечами.

– Даже не знаю. – Но во время собеседования они с Холдо нашли общий язык. А результаты теста GRE почти идеальные. У неё есть исследовательский опыт и одна публикация на стадии рассмотрения, а также четыре балла за старший курс и магистратуру. – Думаю, да. Наверное. Я надеюсь.

– Ты будешь записываться, если тебя примут?

Да. Конечно. Надо быть совсем дурой, чтобы этого не сделать. Это же престижная программа – однозначно лучшая кафедра биологии. Но вопрос немного странный. Каждый, с кем Рей разговаривала последние пару дней, вёл себя так, словно это и ежу понятно, что она согласится, если ей предложат место. И вопрос о выборе даже сбивает слегка с толку. Потому что аспирантура – это то, чем она должна заниматься. Все так говорят.

– Наверное. – Она прикусывает губу. Зрение постепенно восстанавливается. По крайней мере слёзы больше не застилают глаза. – А что? Разве ты бы не посоветовал?

Кажется, он колеблется.

– Это как посмотреть. Зачем тебе докторская степень?

– Ну, у меня всегда был острый проницательный ум, и я думаю, что аспирантура – идеальное место для ещё большего развития. Это даст мне профессиональные навыки и…

Он слегка фыркает, и Рей замолкает.

– Что?

– Только давай не по сценарию, который ты нашла в учебнике по подготовке к GRE и продемонстрировала Эмилин Холдо, или ещё кому-то, где ты проходила собеседования. Зачем тебе докторская степень?

– Но это правда, – утверждает она. И, видимо, не столь убедительно. – Я хочу отточить свои исследовательские способности…

– Это потому что ты не знаешь, чем ещё заняться?

– Нет!

– Уверена?

Да. Вроде как.

– Я могла бы выбрать производство, кое-кто из моего выпуска так и сделал, но это совсем другое.

– Да, но ты можешь отточить свои исследовательские способности, а также приобрести профессиональные навыки и на производстве. И с гораздо большей финансовой поддержкой в своём распоряжении.

Рей заливается румянцем от того, как непринуждённо он повторяет её же слова. И поэтому она пытается придумать достойный ответ, хотя это не так-то просто, как ей хотелось бы.

Бен встаёт рядом с ней, чтобы вылить что-то в раковину, и Рей чувствует запах эвгенола, стирального порошка и аромат чистой мужской кожи.

Как ни странно, но сочетание весьма приятное.

– Зато свободы гораздо меньше. На производстве.

– Занимаясь наукой, особой свободы у тебя тоже не будет. – Его голос слышится совсем близко, как будто он не вернулся на прежнее место. – Поскольку оплата твоей работы будет за счёт смехотворных грантов на конкурсной основе, зачем тебе докторская степень, зачем аспирантура? Почему бы не выбрать заработок побольше на работе с девяти до пяти, которая к тому же позволит развлекаться в выходные?

Рей начинает хмуриться.

– Ты пытаешься заставить меня отказаться от предложения? Это что, какая-то акция против тех, кто носит просроченные линзы? Потому что…

– Да ну нет. – Она чувствует, как Бен улыбается. – Смею надеяться и верить, что вся эта история с просроченными линзами – просто недоразумение.

– Я ношу их всё время, и они почти никогда…

– Очевидно, это лишь один из эпизодов в списке недоразумений. Так зачем тебе докторская степень, Рей? – снова спрашивает он, и так необычно слышать то, как Бен произносит её имя.

Хотя чего тут необычного?

– Потому что все мои руководители, профессора и друзья тоже – все они говорили мне, что я хороша. – И точка. Таков её ответ. – Это единственное, что у меня хорошо получается.

– Что?

– Учёба. Исследовательская деятельность.

– «Единственное». – Она чувствует, как колеблется воздух, и понимает, что теперь он стоит, прислонившись к раковине.

– Да. – Во рту слегка пересохло, и голос звучит слабо. – В этом смысл моей жизни.

– «Смысл твоей жизни», – снова повторяет он. – Неужели это так?

Да. Наверное. А что же ещё? Господи… Ох уж эти пугающие вопросы, опасные мысли, которые возникают в присутствии чужих людей в темноте закрытых глаз. Рей разлепляет их; зрение всё ещё расплывчато, но жжение почти исчезло.

Бен смотрит на неё. Его образ не совсем чёткий, но он близко, терпеливо ждёт ответа.

У него красивые тёмные глаза.

– Это… то, что у меня хорошо получается. То, за что меня замечают. – Единственное, что в ней неизменно. У Рей нет ни настоящей фамилии, ни дня рождения, который не был бы выдуман каким-нибудь перегруженным социальным работником в британской системе защиты детей, ни каких-либо воспоминаний о первых десяти годах её жизни. Ей не нужны ни выходные, ни приличная зарплата. Она просто хочет… чтобы у неё было своё предназначение. Принадлежность. – Да. Да, это так.

Плечи Бена опускаются с выдохом; он кивает, но не говорит ни слова, а потом выпрямляется и идёт к двери.

– Это достаточно веская причина? – спрашивает Рей вдогонку, ненавидя себя за то, как страстно жаждет чьего-то одобрения. Наверное, она ещё не готова его отпустить.

– Я не знаю. – Он пожимает плечами и снова смотрит на неё. – Я всё ещё пытаюсь это понять. – Наверняка он улыбается, или ещё что-то в этом роде. Хотя она знает, что ему невесело. – Удачи на собеседовании, Рей.

– Спасибо. – Он уже почти вышел за дверь. – Может быть, увидимся в следующем году, – выпаливает она. – Если я поступлю. И если ты ещё не выпустишься.

– Может быть, – слышит она в ответ.

И он уходит.

____________________________________

*INTP – тип личности. Интуитивно-логический интроверт, критик.

*Вероятно, имеется в виду следующее: существует такое понятие, как «bad uncle» (дословный перевод: «плохой дядя», который является родственником). В Соединённых Штатах на праздники такой вот дядюшка имеет весьма скверную репутацию. А всё потому, что горячо любимые племянники проказничают в доме за спиной у родителей, а добрый дядюшка покрывает все их милые шалости. Для родителей, естественно, праздник превращается в сплошную суматоху и заботы.

Скорее всего, здесь идёт очень тонкое перекликание о запрете на расспрос о диссертации аспиранта и тайных проказах племянников, которые покрывает любимый дядюшка.

========== Глава 20 ==========

Комментарий к Глава 20

Эстет от Anna Gelman

https://tinyurl.com/yybswv5c

или

https://cutt.ly/jhdnFJq

You’ve already won me over, in spite of me

And don’t be alarmed if I fall head over feet

And don’t be surprised if I love you for all that you are

I couldn’t help it

It’s all your fault

Когда медлительная официантка подходит к их столику, По увлечённо рассказывает приукрашенную историю о том, как однажды в августе они с Беном отправились с ночёвкой в детский лагерь недалеко от Гента, где проводились убийственные тренировки по выживанию и интенсивные курсы лидерства аж на трёх языках.

– … и я просыпаюсь от этого… стекающего на меня водопада…

– Это была всего лишь капля.

– … и такой спрашиваю себя: какого хрена в домике идёт дождь? И тут я понимаю – льёт-то с верхней полки, и что Бен, которому тогда было тринадцать…

– Шесть! Мне было шесть. А тебе восемь.

– … обоссал кровать, и теперь моча просачивается сквозь матрас на меня.

Рей резко закрывает рот руками. Если она и хочет скрыть свой смех, ей не удаётся, а может это и не входило в её планы. Это далеко не первая неприятная для Бена история об их детстве, которую за вечер поведал По, и Рей очень эмоционально реагировала на каждую из них.

Наверное, он раздосадован. Или смущён. Возможно даже откровенно унижен, – но смех Рей того стоит. По крайней мере пусть лучше слушает о том, как щенок далматинца схватил его за задницу, прокусив джинсы, или о том, что в выпускном альбоме он был признан «мистером-заставь-людей-рыдать»; лучше, чем наблюдать за её ошеломлённым выражением лица, когда По открыл свою варежку и напомнил об их первой встрече.

Рей тут же извиняется, изобразив наигранную улыбку, пока По и Финн спорят о корнях маниока, и легонько касается руки Бена. Он чувствует её тепло и мягкость сквозь хлопок футболки, и слышит, как она тихо просит позволить ей выскользнуть из кабинки.

– Мне нужно в туалет.

Спустя десять минут, приведя себя в порядок, Рей возвращается в разгар жаркого обсуждения компьютерной томографии и непроницаемости для рентгеновского излучения шариков чая-бабл. На её лице сияет немного неуверенная, но искренняя улыбка; она шутит с Финном и По, и даже с ним, как всегда жадно уплетая лапшу. А Бен заворожённо наблюдает за ней с неизменным желанием поставить перед ней как можно больше еды и…

Просто хочет, чтобы её бедро не касалось его. Ну, хотя бы не так часто.

– Охренеть, шесть лет. – Финн качает головой и трёт глаза.

– Я болел.

– И тем не менее. Чувак, мне кажется, ты был уже здоровым детиной, чтобы попасть в такой просак, разве нет?

Бен просто смотрит на него, пока Финн не опускает взгляд и не откашливается.

– Ну может, не таким уж и здоровым, – бормочет тот.

– Не хочу вас выгонять, но мы закрываемся через десять минут. – До жути знакомая и пугающе безликая официантка, как это часто бывает у людей чуть старше двадцати лет, неуверенно им улыбается. – Может вы… – Она машет чеком и оглядывает столик, пока По не указывает на Бена пальцем.

– Платит он.

– Малыш, разве не ты собирался оплатить ужин? – склонив голову, спрашивает Финн.

– Да.

– … и?

– Но потом кое-кто при бабле решил пойти с нами.

Бен закатывает глаза и щиплет себя за переносицу.

– По.

– Не, ну серьёзно. Университетский трастовый фонд этого чувака мог бы с потрохами купить ВУЗ, в котором он получил свою степень. И там ещё херова туча осталась бы. Я никогда не плачу, когда хожу с Беном, и ты не должен.

Бен снова закатывает глаза, кивает официантке и протягивает ей свою кредитку. Он чувствует, как Рей смотрит на него, пока По и Финн спорят, возможно ли в теории купить «Лигу плюща»*. Но разумнее всего игнорировать её, игнорировать их всех и просто допить свой последний глоток пива.

В задней части ресторана кто-то уже моет пол, поэтому они уходят, как только Бен выписывает пятьдесят процентов чаевых в качестве безмолвного извинения за идиотизм По и за то, что тот трижды передумал насчёт закусок. Когда они оказываются у выхода, Финн тянет Рей за руку и притягивает к себе за плечи. Бен наблюдает за ними, за тем, как беззаботно они обнимаются и тихо смеются. Вот она – настоящая близость, дружеские отношения, которые…

Не сказать, что это ревность. Не совсем так. Всего лишь острая боль, которую он так давно пытается унять. Сегодня вечером было даже приятно снова притвориться, что она рядом, слышать её голос и вдыхать аромат её кожи, – господи, как же он жалок и неуместен! – но вечер подходит к концу. Бен вернётся домой и займётся кое-чем, – и это будет отнюдь не сон – что совершенствует с самого Бостона. Он убедил себя, что расстояние помогает. Немного.

По крайней мере, надеется, что всё-таки поможет.

– Я чё, облажался? – шёпотом спрашивает По, что для него весьма несвойственно. Рей и Финн на несколько шагов впереди.

– Уж не знаю, что ты имеешь в виду, но, скорее всего, да.

– Рей… она такая… – почти виновато произносит По, будто сожалеет. Наверное, впервые в своей жизни. – Будто не знала, что ты уже давно собирался пригласить её на свидание, и…

– Да не собирался я приглашать её на свидание. Ты выпытал из меня всю эту историю по пьяни, а потом попытался заставить…

– О боже, ребята! – Рей отпускает Финна и разворачивается на каблуках с широкой улыбкой на губах.

Сердце Бена замирает. Когда-то он целовал эти губы. А ещё они целовали его там, где…

– Печенья с предсказаниями! – Рей опускает руку в огромную вазу у кассы и выуживает четыре штуки в полиэтиленовых обёртках. – Обожаю печенье с предсказаниями. – Она раздаёт по одному Финну с По и протягивает печенье Бену. Когда их взгляды встречаются, в глазах Рей появляется озорная искорка. – Их ты тоже ненавидишь, да?

Бен пожимает плечами, но берёт печенье.

– Я такого не говорил. – Хотя очевидно, что да. Всё равно, что пенопласт жевать – вкус одинаковый, и наверняка питательные свойства у них на одном уровне.

– По тебе и так всё ясно. – Рей снова улыбается ему и выскальзывает за дверь в прохладу позднего вечера.

Дождь закончился, но оставил за собой на дорогах скользкую гладь, переливающуюся в свете фонарных столбов. Лёгкий ветерок шелестит листьями, а с неба по-прежнему то и дело падают редкие капельки. Для ноября совсем даже не холодно, и после душного ресторана воздух наполняет лёгкие приятной свежестью. Рей достаёт из велосипедного шлема мятый зелёный кардиган и, изящно изогнув плечи, надевает его, прикрыв футболку для полумарафона с надписью «Zoo Run Run». Бен даже собирался о ней расспросить. Когда Рей поднимает рукав, её рука касается его накаченного живота, отчего она улыбается ему, игриво извиняясь.

Бен отводит взгляд.

– «У того, кто может над собой посмеяться, всегда есть повод для веселья». – По отправляет в рот печенье и недоумённо смотрит на послание. – Это чё за намёк? – Он с негодованием оглядывается по сторонам. – Это печенье решило меня скомпрометировать, что ли?

– Ага, – одновременно отвечают Финн и Рей. А после, хихикая, обмениваются взглядами.

– Какая-то хреновая партия печений.

– А по-моему, что надо, – бормочет Бен. Рей слегка толкает его локтем, а По начинает хмуриться.

– Несомненно, хреновая. Финн, а у тебя что?